– Здравствуй, мама, – тихо проговорил сын. Нина вздрогнула, как от удара, и от неожиданности широко открыла глаза. Вот так, только вчера жили под одной крышей, деля радости и невзгоды (так, по крайней полагала она), а теперь встретились, словно двое прохожих.

– У нас была? – Ростик смотрел настороженно.

Нина Григорьевна кивнула.

– Зачем?

– Познакомиться хотела, – мрачно сказала Нина, здорово огорченная этим «у нас».

– Познакомились? – даже не с тревогой, а скорее с усталостью спросил Ростик, и погасшая, было, ярость вспыхнула с новой силой. Щеки, по обыкновению, пошли пятнами. Нина глотнула побольше воздуха, собираясь выложить Ростиславу все: помянуть его непутевого бессовестного отца, породившего не менее бестолкового сына, покупающегося на первую же встречную юбку. Досталось бы, естественно, и Ольге, но Ростик взял ее под руку и сказал тихо, но твердо:

– Не говори ничего такого, о чем потом придется жалеть.

– Какого такого? – она опешила:

– Ты сама знаешь.

Нина отступила на шаг:

– На что же вы жить собираетесь? – спросила она уже без вызова, не то, чтобы капитулировав, а, скорее, поменяв тактику.

– На стипендии…

Нина поджала губы.

– …и, я буду подрабатывать.

– Интересно, кем?

– Грузчиком на овощной базе. Там за тонну до рубля платят.

– Грузчиком?! С твоим-то здоровьем?!

– Мама, прекрати.

– Что прекрати?! – взвилась Нина, но сразу осеклась. – «И что мне прикажете предпринять? Кормить его дурацкую семью, которая развалится не сегодня, так завтра? Это какое-то безумие!»

– Я справлюсь, – обнадежил Ростик.

«Если надумаешь эту блажь поддерживать, так уж будь последовательной – посели их в своей квартире. Тем более, что она, между прочим, и его».

«Вот! – вспыхнуло у нее. – Дура я дура! Сразу не сообразила! Каланча чертова к прописке подбирается. Нашла тютю с квартирой на Прорезной, и вперед! Ну уж нет, дудки. Только через мой труп». – Решение было окончательным и обжалованию не подлежало.

– Ну, я пойду? – спросил Ростик, выведя Нину Григорьевну из задумчивости и больно ранив в самое сердце. Она стиснула зубы.

– Тогда, пока?

Глядя, как сын уходит, она запаниковала, как же остановить, и выкрикнула совсем неподходящее:

– А как ты в глаза ее мужу посмотришь, когда он из армии воротится?

Ростик прибавил шагу. Очевидно, у него не было ответа. Или он не хотел продолжать.

– Он тебя прибьет! – крикнула напоследок Нина.

Ростик так и не оглянулся. Дождавшись, чтобы он скрылся в дверях, Нина поплелась восвояси.

«И месяца вместе не проживут», – как заклинание твердила она, и, пока добиралась домой, почти успокоилась.

Надежды Нины на скорое возвращение сына не оправдались. Как и расчеты Ростика на мирный диалог с обманутым супругом, который возжелал сатисфакции. Противопоставить ему оставалось только мужество. Силы были несопоставимы. По рассказам Ольги Ростик знал, что бывший муж здоровяк, каких мало. Только одно дело услышать, второе увидеть, и, наконец, третье, почувствовать на шкуре. Не успел Ростик подумать «Ой-ой-ой», как уже летел в окно, которое вывалил вместе с рамой. Дальнейшее хорошо известно. Ольгу выставили из общежития, Протасова посадили на нары. Прилетев к сыну в больницу, Нина грешным делом подумала, что с тандемом Ростик-Дылда покончено раз и навсегда. Но, не тут-то было. Изгнанные из общежития, словно Адам и Ева из рая, они сняли квартиру на окраине. Ростик изредка навещал мать. Ольга не появилась ни разу. В конце четвертого курса Ростик объявил Нине, что они расписались.

– Что сделали? – поперхнулась Нина.

– Расписались.

– И ты мне даже не сказал?!

– Вот теперь говорю. – Ростик не думал оправдываться. – Мы никому не сообщали. Как только Оля получила развод, поехали в ЗАГС и зарегистрировали брак. Канцелярская процедура, не более.

– Маме бы мог все же сказать, – упрекнула Нина, чувствуя, что свадьбу сына у нее украли. Впрочем, она толком не знала, огорчаться ли по этому поводу. С тех самых пор, как Олег Капонир оставил семью, в мозгу Нины поселилась унылая и навязчивая мысль: теперь она вечно одна, как та медведица из мюзикла Добрынина. Сыну и за папу, и за маму. С годами тоскливое ощущение семейного дисбаланса несколько притупилось, но не исчезло, как протекающая хронически болезнь.