- Пейте чай, - отрешенно попросила меня Раиса Захаровна. Я глотнула из своей кружки еще немного, чтобы сделать ей приятное. Она тоже отпила пару глотков.
      - Давайте по порядку, - попыталась я помочь бедняжке, - вы сказали, что нужны следующие документы: мое свидетельство о рождении, свидетельство о заключении брака, паспорт, выписка из домовой книги и медицинская карта. Из всего вышеперечисленного у меня нет только выписки, - я подняла глаза на Раису Захаровну.
      Та мирно спала, уронив голову на грудь.
      Некоторое время я тактично посидела молча, давая человеку отдохнуть. Однако, прошло минут пять, а Раиса Захаровна продолжала сладко посапывать.
      Я деликатно покашляла. Ноль реакции. Я с грохотом поставила кружку на стол. Дама спала.
      - Извините, пожалуйста! - громко сказала я. На славного работника собеса эти слова не произвели решительно никакого впечатления.
      "Вымоталась, бедолага", - с сочувствием подумала я, - "надо же, целыми днями шляться по чужим квартирам, копаться в бумажках, и все за копейки!" Мне стало до слез жалко несчастную женщину, но не спать же ей весь день на моей кухне! Я подошла к ней и тихонько потрясла ее за плечо. Раиса Захаровна бессильно уронила голову на грудь и стала медленно сползать на пол.
      Это меня напугало, и я решила хоть что-нибудь предпринять для восстановления порядка. Чудовищным усилием (дама была довольно крупная) я приподняла ее и попыталась вкатить на диван. Получилось не очень хорошо - голова бедняжки свесилась под стол, и Раиса возмущенно всхрапнула. Неужели, и правда, отрубилась? С ума сойти! Я нащупала ее пульс. Биение ровное и размеренное, лишь слегка медленней нормы - на сердечный приступ вроде не похоже. Личико умиротворенное, щеки розовеют, а на губах играет улыбка. Черт знает, что происходит!
      Я напрягла мозги. И тут меня осенило: чай!
      Значит, тетенька в игре! Неужели ей тоже только картону не хватает для полного счастья! У мужика не получилось, так они тетку прислали. И чего привязались? Значит, решила угостить меня чайком - интересно, что за снотворное она туда всыпала. То-то она так жаждала, чтобы я отхлебнула хоть глоточек! Спасибо слонику - если бы не он, лежать бы мне сейчас в отключке на собственной кухне.
      Меня пробил озноб. Я взяла Пашкину чашку - чай как чай, ничего особенного. Попробовать я не рискнула, но зачем-то понюхала - ничем, кроме обычного чая, не пахло. Лежащая на диване Раиса Захаровна трагически всхрапнула. Какая прелесть! Я громко хмыкнула.
      Срочно надо было что-то предпринимать. Эта мысль не привела меня в восторг. Я побежала звонить бабуле.
      - Бабуля, - завопила я в трубку, - у меня на кухне тело!!!
      - Чье, если не секрет? - сдержанно поинтересовалась бабуля.
      - Ну, - начала объяснять я, - не совсем тело… Ко мне только что пришла какая-то тетка, сказала, что из собеса и пообещала пенсию. Я за документами в комнату пошла, и пока там рылась, она нам чай заварила, и поставила себе мою любимую чашку. Я чашки незаметно поменяла, она напилась моего чаю и уснула как убитая.
      - Детка, - пробасила бабуля, - какого хрена ты ее в квартиру пустила?
      - Ну, бабуль, я ж не знала, что она от них, к тому же она меня из постели вытащила, я не успела сориентироваться. Бабуль, - проныла я, - что с ней делать, она дрыхнет на моем кухонном диване.
      Бабуля некоторое время подумала, а потом заявила:
      - Вызывай скорую и жди меня.
      - Зачем скорую? - опешила я, - скорую-то зачем?
      - Кто знает, какую дозу снотворного она тебе подсыпала?
      - Мама, - ужаснулась я, - а что скорой скажем?
      - Придумаем, все равно они раньше меня не приедут, - заверила меня бабуля.
      - Мне страшно, - для приличия вставила я.
      - Какие нежности. Не бойся. Все, я выезжаю, - захохотала бабуля и положила трубку. Я принялась вызывать скорую. Четырнадцать минут там было занято, на пятнадцатой сонная усталая женщина сняла трубку и тихо проговорила:
      - Скорая.
      - Ой! - всполошилась я, обрадованная тем, что до меня наконец снизошли, - тут у нас передозировка снотворного у женщины, - я критически осмотрела Раису Захаровну, - пятидесяти лет.
      - Адрес, - грустно попросила женщина. Я продиктовала ей свой адрес.
      - Ждите, бригада едет. Если ей захочется очистить желудок, - ласково посоветовала мне женщина, - пусть ее рвет. Ждите.
      Я положила трубку и подозрительно посмотрела на Раису Захаровну. Та безмятежно спала, лишь румянец перестал цвести розами на ее щеках. Да, похоже, бедной женщине не скоро захочется очистить желудок. На всякий случай я сбегала в ванную за тазиком и поставила его у дивана.
      Несколько мучительно долгих минут я постояла у окна, но потом поняла, что пустое ожидание нервы мочалит будь здоров, и судорожно принялась осматривать сумку Раисы Захаровны.
      Перед походом на дело эта особа чувствовала себя настолько вольготно и комфортно, что даже не вытащила из своей сумки документы, аж страховой полис гордо красовался за обложкой паспорта. Оказалось, что Раису Захаровну на самом деле зовут Ольга Семеновна Кашевая. Естественно, ни на какой собес нигде не было даже намека. В бумажнике у нее я нашла несколько пятисотенных купюр и две фотографии улыбающихся мальчиков, по возрасту годящихся ей разве что во внуки. Некоторое время я покопалась в вещах гражданки Кашевой, вспоминая, как ведут себя при обыске заправские сыщики. Пришлось записать ее паспортные данные и конфисковать записную книжку. Больше ничего особо примечательного не было.
      Я продолжила осмотр. Когда я с умным видом рассматривала на свет рентгеновский снимок зуба несчастной самозванки, в дверь затрезвонили. Наконец-то! Так звонить могла только бабуля.
 
       Красота и молодость Раисы Захаровны
      Бабуля, как всегда, была великолепна - стройная, подтянутая, в струящемся брючном костюме, с идеально прямой спиной и стильной стрижкой. Портрет дополняла дымящаяся папироска в зубах (курила моя бабушка исключительно "Казбек").
      - Здравствуй, детка, - мы с бабулей расцеловались, - где твое тело?
      - Мое, слава богу, пока при мне, - я провела бабулю на кухню и молча продемонстрировала ей Раису Захаровну (или как там ее?).
      - У-у-у… - жалостливо протянула бабуля, - что же она у тебя такая бледненькая?
      - Какая получилась, - пожала плечами я. - Заметь, бабуль, очень самостоятельная особа - сама пришла, сама напилась какой-то дряни, сама тут валяется - все без моего участия…
      - Ты еще ей валяться помоги, - усмехнулась бабуля. - Давай, милая, показывай ключи.
      Я со вздохом протянула бабуле связку, она с интересом перебрала ключи, а потом запихнула их в свою сумку.
      - Детка… - бабуля ласково заглянула мне в лицо, - да ты тоже у меня какая-то бледненькая.
      - Станешь тут бледненькой, - буркнула я.
      - Сходи, дорогая, умойся, приведи себя в порядок, сейчас отгрузим эту спящую красавицу и позавтракаем.
      Я поплелась умываться, а скорой все не было.
      - Бабуль! - кричала я, плескаясь в раковине, как буйвол средних размеров в смачной луже, - бабуль, а что скорой скажем?
      - Правду, - категорически ответила бабуля.
      - Какую правду? - всполошилась я. - Как, правду?
      - Ай, Галочка, ну почти правду. Надо что-нибудь слезное. Мол, ходила за молоком, привязалась какая-то ненормальная, начала на жизнь жаловаться, плакать, ты ее пожалела, позвала к себе чай пить, а она торжественным тоном объявила тебе, что жизнь для нее потеряла всякий смысл, но свести с ней счеты у нее не хватало духу без посторонней поддержки. Мол, сейчас она чувствует в себе силы сделать это, в мгновение ока высыпает в свою чашку какой-то порошок и залпом выпивает полчашки. Вторую половину ты не даешь ей выпить, но она уже падает, сраженная препаратом неизвестного происхождения. Ну, как?
      - Гм… - я с сомнением покачала головой, - ужасная бредятина…
      - Эх, детка, сейчас каждый критик, а пусть кто-нибудь сам попробует придумать что-нибудь - ни-фи-га, - обиделась бабуля. - Не переживай, сейчас такого наплетем - все будут рыдать от восторга!
      - Ну, - с сомнением протянула я, выходя из ванной с полотенцем в руках, - наплести, оно конечно, наплетем, только чего?
      Ответить мне бабуля не успела - раздался звонок в дверь. Я красноречиво взглянула на бабулю и отправилась открывать. На пороге стояли очень сосредоточенные врач с медсестрой.
      - Здрас-сте… - замялась я на пороге, - у нас больная на кухне. Отравилась…
      - Так, - бригада скорой проследовала на кухню. Раису Захаровну обнаружили сползшей под стол, подняли и принялись обследовать. Обследовать долго не пришлось.
      - Что она принимала? - деловито поинтересовался врач.
      - Я не знаю, - затараторила я. - Я вообще эту женщину первый раз вижу. Пошла за хлебом, а она плачет на улице. Я спросила, что случилось, а она говорит: муж ушел, к молодой, и куда же ей теперь податься, все такое… Я ее домой к себе привела, налила чаю, успокаиваю сижу, а она как себе в чай какой-то порошок сыпанет, как выхлебает полчашки… И свалилась через минуту, - судя по тому, что я еще не провалилась под землю от своего отвратительного вранья, получалось у меня довольно складно… Бабуля смотрела на меня с уважением.
      Врач, холеный молодой мужик, слушал меня очень внимательно, а порой делал тоненькой светленькой медсестре какие-то знаки глазами. Девушка от этого почему-то краснела, как майская роза.
      - Срочно промываем желудок! - рванулся к своему сундуку врач по окончании моего рассказа, - как же можно, солидная женщина в летах, - приговаривал он, ковыряясь среди ампул и пластов таблеток, - а такие ребяческие выходки. А вы, девушка, зачем ее к себе в дом потащили?
      - Она так убивалась, - пожала плечами я.
      - Теперь отдувайтесь, - улыбнулся врач, - таз найдется?
      Я молча показала на тазик, приготовленный у диванчика.
      Скорая свое дело знала - уже через минуту Раиса Захаровна отбивалась, кашляла и размахивала руками. Я старалась не смотреть. Бабуля же, напротив, пристроилась у косяка и с интересом наблюдала за медицинскими манипуляциями.
      Следующие полчаса Раисе Захаровне промывали желудок. Да… Зрелище не для слабонервных. Судя по всему, отсутствием аппетита бедняжка не страдала - позавтракала перед походом ко мне плотно.
      Раиса Захаровна булькала и плевалась, врач тихо переговаривался с медсестрой, кот путался под ногами и с интересом нюхал содержимое тазика, за что и был выдворен, в общем, все шло прекрасно. Тут к Раисе Захаровне вернулось сознание.
      - Картон… - слабо прошептала она.
      - И эта туда же, - пробормотала я себе под нос, - крыша у всех поехала.
      - Какой картон? - спросил врач.
      Бабуля красноречиво пожала плечами, мол, она тут вообще проездом.
      - Мы забираем ее, - выдохнул врач, кивая на Раису Захаровну, у которой видочек был - краше в гроб кладут, - сейчас она уже может слабо перебирать ногами. У нее есть какие-нибудь документы?
      - Вот ее сумка, - я подняла с пола сумку Раисы Захаровны, достала ее паспорт и протянула доктору. Тот внимательно его изучил, склонился над больной и громко, внятно произнес: - Ольга Семеновна! Вы меня сейчас слышите?
      - Да… - сдавленно проговорила моя утренняя визитерша.
      - Мы вас госпитализируем.
      - Нет… - слабо запротестовала бывшая Раиса Захаровна (она же Ольга Семеновна), - не надо.
      - Хорошо, - потер руки врач, - пишите отказ от госпитализации. Но тогда вы умрете. Слышите? Умрете! Мы обязаны вас госпитализировать.
      - Держите ее, - врач повернулся ко мне.
      Нечеловеческим усилием, на счет три, подняли мы отбивающуюся Раису Захаровну на руки, поставили на пол, обули и повели прочь из квартиры, придерживая со всех сторон.
      В лифте она вдруг жалобно завыла, обреченно встряхивая головой и с опаской поглядывая на меня. Медсестра стала ласково утешать бедняжку.
      - Не плачьте вы, он козел тот еще был, муж ваш, судя по всему. Да вам повезло, отдохнете от него наконец, зачем такие крайние меры? Вы еще молодая, видная, найдете себе хорошего мужчину, что так убиваться…
      С каждым новым словом медсестры лицо Раисы Захаровны вытягивалось все больше и больше, а при упоминании о ее, Раисы Захаровны, молодости, та и вовсе пришла в замешательство, даже рыдать перестала. Некоторое время она еще ошарашенно моргала глазами, а затем, окончательно деморализованная, без чувств уронила голову себе на грудь.
      - Все мужики - сволочи, - категорически заявила медсестра и многозначительно посмотрела на врача. Тот почему-то потупился.
      Лифт приехал на первый этаж, сообща мы выволокли Раису Захаровну из подъезда и запихали в машину скорой помощи.
      - Спасибо, - доктор пожал руку моей бабуле.
      - Не за что, - скромно пожала плечами та. Мне стало обидно. Ко мне приходит злоумышленница, я героически обезвреживаю ее, а все лавры достаются бабуле. Нет в жизни справедливости.
      - Мы везем ее в Первую градскую больницу, - бросил нам через плечо врач, залезая в машину, - это на случай, если вдруг решите справиться о ее здоровье.
      - Иначе и быть не может, - заверила врача бабуля, - до свидания.
      - До свидания, - помахал нам рукой врач и захлопнул дверь. Шофер завел мотор, и вся дружная компания торжественно отбыла.
      Мы с бабулей облегченно вздохнули и еще немного постояли перед подъездом, переводя дух.
      Нещадно парило, и во рту болтался пыльный привкус, ветер тревожно шумел в листве деревьев, тополиный пух коконами катился по тротуарам, а прохожие ускоряли шаг. Темнело. Не сговариваясь, мы задрали головы и уставились куда-то высоко в небо. Над нами собирались черные тучи, грозя пролиться дождем с минуты на минуту.
      - Детка, - приобняла меня за плечи бабуля, - пошли в дом, ты у меня умница сегодня.
      - Умница? - я подозрительно посмотрела на бабулю, - Хороша умница. Вляпалась в какую-то историю, два раза чуть не подставила голову злоумышленникам, во второй раз смертельно рискуя семейным имуществом. Умница - это слишком мягко сказано.
      - Брось, детка, занудничать, - пихнула меня в плечо бабуля, - зато весело-то как. Пошли домой, кажется, сейчас будет ливень.
      Мы шли к подъезду, а ветер лепил одежду к нашим ногам и гнал по мостовой мелкий мусор. Где-то далеко загрохотал гром.
      К тому моменту, когда мы поднялись в мою квартиру, убрали следы пребывания там Раисы Захаровны, наделали бутербродов и уселись их поедать у широко распахнутого окна, первые капли дождя упали на землю.
      - Если честно, - проговорила бабуля, надкусывая свой бутерброд с сыром, - дурака ты валяешь отменно, но как тебе везет!
      Ливень за окном становился все сильнее. Мы с бабулей блаженно жмурились - обе мы обожали такие бури, внезапно накрывающие собой летнюю духоту.
      - А вот мне интересно, что собиралась искать в моей квартире эта самая Раиса Захаровна?
      - Кто? - встрепенулась бабуля. На улице громыхало все неистовей. Черноту бури изредка прорезали резкие всполохи молний.
      - Ну, тетка эта, - нетерпеливо замахала я рукой, - она мне так представилась, - чего она хотела?
      - Судя по всему, - отвечала мне бабуля, подталкивая ко мне бутерброд с карбонатом, - судя по всему, все они ищут ту связку ключей, что сейчас лежит в моей сумке. Но меня просто разбирает от любопытства, - бабуля изящно прикурила папироску, - что же лежит в этой камере хранения? Или, если ничего не лежит, то чем же так привлекательны для всех эти ключи?
      - Картон там лежит, - ляпнула я, и мы с бабулей захохотали, как дикие гамадрилы. Сидели и смеялись на темной кухне. Кот решил, что сегодня мы тут все вообще с ума посходили и презрительно нас покинул.
      Отсмеявшись, бабуля посмотрела на меня серьезно:
      - Насчет картона, кстати, тоже очень интересно. А с ключами все просто - сейчас мы с тобой поедем и посмотрим, за что же все так бьются, - бабулины глаза загорелись нехорошим огнем. - Главный приз, - медленно проговорила она, - достанется самому умному.
      - И когда еще он появится в этой истории… - грустно закончила я.
 

      Переждав дождь, как только сквозь истрепанные и истощенные тучи забрезжили первые лучи чисто умытого солнца, мы отправились выяснять, за какой же добычей так охотились все эти ненормальные.
      Я села рядом с бабулей, пристегнулась, покрепче ухватилась за сидение и мысленно пожелала себе счастливого пути.
      У бабули своеобразная манера вождения - ездит она аккуратно, но стремительно. Непривычный человек, оказавшись в бабулиной волге, когда на скорости 120 километров в час несется она, почти не притормаживая на поворотах, каменеет, не находя в себе сил просто сказать «ах!», не то, чтобы попросить ехать помедленней. Но все, кто знает бабулю хорошо, ездят с ней спокойно, как у Христа за пазухой. За все годы вождения автомобиля (а их минуло уже, ни много, ни мало, сорок), бабуля ни разу не попала в аварию, даже самую мелкую. То ли, и правда, бабуля - ас вождения (во что мне, если честно, верится с трудом, потому как правила она нарушает нещадно), то ли ей просто фантастически везет (что более вероятно). Волга эта ей досталась по наследству от дедули, и если при жизни супругу удавалось хоть как-то сдерживать бешеные водительские замашки бабули (когда дедуля посадил ее на "Москвич", и ни о чем более слышать не хотел, это для нее было равносильно тюремному заключению), то после его кончины бабуля пересела на «Волгу» и принялась отыгрываться за годы тихоходства. Посторонних это пугало.
      - Я вот думаю, бабуль, -сказала я в тот момент, когда дух захватывало не особенно, - про какого Прохора спрашивал меня гадский гад в подъезде?
      - Я тоже думала об этом, -покивала головой бабуля, стряхивая пепел от папироски за окно, где пейзаж превратился в одну сплошную полосу, - и мне кажется, что Прохор - это тот мужик, что ключи эти выронил в парке.
      - Ага, -невесело улыбнулась я, - тогда нас кто-то видел.
      - Ну да, -откинула со лба короткую прядь идеально подстриженных седых волос бабуля, - ведь от кого-то он убегал. Они вас пронаблюдали и решили, что вы в сговоре, и что он передал тебе ключи. Тебя же спросили именно "не встречалась ли ты с Прохором?". Эх, детка, ты у меня теперь как агент 007, вот весело! - бабулины глаза смеялись, но лицо оставалось предельно серьезным. Шутит она, или говорит серьезно - черт его знает.
      - Шон Коннери прямо… - меньше всего на свете мне хотелось играть в агента, веселуха та еще, с ума сойти можно!
      Для начала мы с бабулей решили попытать счастья на Выхинском автовокзале, мухой сгоняли туда, но, к нашему дикому сожалению, ключ с биркой не подходил к ячейке с тем же номером.
      Некоторое время мы постояли, соображая, что делать дальше, затем догадались сравнить бирку от нашего ключа с биркой на ключах обладателей ячеек. Конечно, ничего общего.
      С Выхино мы понеслись на Щелковскую, и, если у бабули азарт только разгорался, то я слегка поостыла - скорей бы эта история подошла к концу. Ужасно - в Москве одних только вокзалов - тьма-тьмущая! Я зевала и смотрела в окно, где все мелькало и мешалось в дикую кашу, потому что бабуля выжимала из своей волги все, на что она способна. А способна она, судя по всему, была на многое - тележка была непростая, пять лет назад дедуле по спецзаказу ее пригнали прямо с завода.
      - Бабуль, -скучно протянула я, - а что, если мы ничего не найдем?
      - Там и придумаем, -легкомысленно махнула рукой бабуля, - притормаживая у "Макавто".
      - Тошни-и-иловка, -ласково протянула бабуля, заказала четыре чизбургера, две гигантские порции картошки, два мороженых, напитки, пирожки, соусы и еще черт его знает чего. Я с ужасом смотрела на всю эту гору снеди, пересыпанную салфетками.
      - Пригодится, -многозначительно подмигнула мне бабуля и покидала всю снедь на заднее сиденье, успев подхватить и смолотить чизбургер.
      - Ужас, -округлила глаза я, - просто кошмар, - гора чистого холестерина, который убивает нас.
      - О, да! -с восторгом покивала бабуля.
      Светило солнце, и мы слегка сбросили скорость (но, судя по всему, до сих пор находились вне пределов досягаемости милицейских радаров).
      - Если на Щелковской ключ не подойдет, -задумчиво проговорила бабуля, - будем искать другие пути.
      - Куда? -я рассеянно взяла с заднего сидения пирожок с вишней.
      - В рай, -безапелляционно заявила бабуля.
      - А… -сложила руки на груди я. В рай пока почему-то не хотелось.
      Тем временем мы припарковались на Щелковском автовокзале, прошлись, не торопясь, до камеры хранения и остановились перед ячейкой с номером 674. На дверце красовалась такая же бирка, что и на наших ключах. Бабуля тихонько взвыла от восторга.
      - Предлагаю пари, -она азартно потерла руки. Отгадываем, что там в ячейке, по очереди. Чей вариант окажется самым верным, ведет проигравшего в Макдональдс.
      Наши голоса терялись в общем гуле, метавшимся под высоким потолком здания автовокзала, приглушенный свет падал на наши головы, а кругом витала атмосфера дальней-дальней дороги. Где-то далеко шумели моторы автобусов. Бабуля выжидающе смотрела на меня.
      - Хорошо, -пожала плечами я, выхватив самое дурацкое предположение, - там лежат брильянты. Куча брильянтов.
      - Глупо, но принимается, -пожала плечами бабуля, - я думаю, что там лежат секретные пленки какой-нибудь иностранной разведки.
      - Что-то лохов много развелось в иностранных разведках, -с сомнением протянула я, - словно при приеме на работу они проходят специальный кастинг - соискатель должен быть похож на стопроцентного осла - ни больше, ни меньше. Там деньги.
      - Деньги -вряд ли, - с сомнение протянула бабуля, - Не для них место… Может, ты и права, там камушки, или драгоценности.
      Я пожала плечами - хрен его знает, что этим людям придет в голову сдать на хранение. Может, там живой удав сидит. Или слон.
      Бабуля достала ключи и принялась открывать ячейку.
      - Да, -напряженно бормотала она, - сейчас там будет какое-нибудь несметное сокровище…
      - Нет, -грустно сказала я, - будет картон.
      Дверца ячейки наконец поддалась.
      Некоторое время мы ошарашенно смотрели на ее содержимое.
      - Ма-ма, -тихо сказала бабуля. - Картон. С меня бутылка.
      Она подалась к ячейке и вытащила из нее небольшой потрепанный лист очень плотной бумаги, аккуратно запаянный в пластик. На нем были нарисованы какие-то головы с развевающимися вокруг них волосами. Переплетение тонких, растушеванных линий, очень лаконичных, и в то же время емких, завораживало.
      - Леонардо… -прошептала бабуля враз севшим голосом, - Леонардо…
      - К-какой Леонардо? -спросила я тупо.
      - Да Винчи, какой же еще? -бабуля посмотрела на меня увлажнившимися глазами так, словно видела впервые, - ты понимаешь, это, - она торжественно потрясла передо мной картоном, - это картон Леонардо да Винчи! Понятно, почему все так за него бьются, ничего удивительного! Да я сама кому хочешь глотку перегрызу за эту вещь!!!
      - Вот этого не надо, -я аккуратно взяла за локоть разбушевавшуюся бабулю. - Не надо никому ничего перегрызать. Он же очень ценный, да?
      - Бесценный, -заламывала руки бабуля, - ему просто нет цены, ты понимаешь?
      - Понимаю, -коротко кивнула я, - понимаю, но что мы с ним будем делать?
      - Что? -бабуля потерла лоб с таким видом, словно не очень понимала, где находится. - Что с ним делать… Сейчас… Так! - бабуля засунула картон обратно, закрыла ячейку на ключ и бросилась бегом куда-то, бросив мне, - посиди тут, детка!
      Я грустно посмотрела вслед бабуле, а затем пристроилась на сидения для ожидающих. Бабули довольно долго не было, я уже подумывала, а не сходить ли мне к нашей машине за остывшим чизбургером, как в камеру хранения ворвалась сияющая бабуля.
      - Вот, детка, -она потрясла передо мной двумя ключами. Номер одного был 674, а другого - 675.
      - Я сняла еще одну ячейку!!!
      - Зачем? -подозрительно вскинула бровь я.
      - Как зачем? -возмутилась бабуля, - Галочка, подумай: все знают (ну, судя по последним событиям - все), что картон хранится в камере с номером 674. Поэтому все ищут ключ с таким номером, охотятся за ним, и вообще. А мы хитро перекладываем картон в ячейку с номером 675, наглухо прячем ключ от нее и можем спокойно в случае чего отдать кому угодно ключ с номером 674. Поняла?
      - Поняла, -кивнула я, - мне только одно не ясно, - с подозрением протянула я, - что нам будет, если раскроется подлог, а раскроется он довольно быстро.
      - Глупости, там разберемся, -заерзала на месте бабуля, - зато интересно-то как!
      - Мне почему-то совсем не интересно, ведь Пашка когда приедет, повезет меня на море, -бормотала я себе под нос, - а если меня за это время укокошат, то везти на море ему будет некого, и это будет очень печально. А Светка меня второй раз убьет, если я статью о настоящей любви не сдам. Разыщет на том свете и убьет.
      - Детка, -бабуля заглянула мне прямо в душу, - детка, бабуля не даст тебя в обиду.
      - Ну… -пожала плечами я, - не знаю.
      - Все, -бабуля подскочила и поволокла меня к ячейкам, - сейчас мы быстренько все поменяем, - она достала картон, и некоторое время мы заворожено разглядывали изящную вязь Leonardo da Vinci. Затем запихнули картон в соседнюю ячейку, закрыли обе дверцы и с легким сердцем отправились к машине. Подойдя к «Волге», мы залезли в нее, бессильно распластались по сидениям и принялись за дары Рональда Макдональда.
      - Да, Галочка, -мечтательно прикрывала глаза бабуля, ковыряя ложечкой раскисшее мороженное, - мы с тобой только что видели произведение великого мастера. Или, - немного сникла она, - великолепную подделку.
      - Что-то мне подсказывает, -медленно проговорила я, - за подделкой не будет охотиться столько народа.
      - Э, нет… -лукаво улыбнулась бабуля, - посмотри, мы только-только вошли в эту игру, а как уже всех заморочили - взяли, поменяли место расположения картона, но оставили себе ключ от пустой ячейки. Представь себе, как там может быть все запутано, если тут участвуют по крайней мере трое, кроме нас.
      - Трое -это кто? - поинтересовалась я.
      - Трое -это: мужик, который выронил ключи, судя по всему, его зовут Прохор. Далее, друг, напавший на тебя в подъезде. И твоя любимая Раиса Захаровна.
      - Никакая она не моя любимая, -я с отвращением вспомнила своего кота, принюхивающегося к тазику, - и потом, они могут действовать сообща.
      - Могут, -кивнула бабуля, - пока все, что мы с тобой здесь говорим - лишь пустые построения ума. А надо действовать. Пока что мы топчемся на месте.
      - Бабуль, -напомнила ей я, - мы полдня мотаемся по городу, отравили какую-то тетку, нашли картон работы Леонардо да Винчи, и это все ты называешь "топчемся на месте". Это даже обидно. По-моему, мы совершили кучу полезных дел.
      - Детка, насчет картона нам пока ничего не известно, надо еще выяснить его подлинность, а тетку ты отравила вполне самостоятельно, без моей помощи.
      - Допустим, -нудила я, - но от работы кони дохнут. К тому же, как ты собираешься определить его подлинность?
      - Как, как, -пробурчала бабуля, доедая картошку, - позвоню Евгению Карловичу, и дело с концом.
      Я улыбнулась. Евгений Карлович - старинный бабулин друг и соратник. Долгое время он считал себя дрянным художником и, по сути, им и являлся. Этот громадный мужик с широченными плечами и пылающим сердцем прославился тем, что сделал карьеру, принеся свой дар в жертву идеологии. Увековечивал он, ни много, ни мало - комсомольские стройки и ударников коммунистического труда.
      Когда- то, в пору беззаботной молодости, ему довелось поучаствовать в очередной глобально-эпохальной выставке, проводившейся под эгидой ЦК ВЛКСМ. Одна из его работ каким-то чудом стала событием той выставки, к тому же приглянулась кому-то из комсомольских вождей и даже была закуплена для Дома приемов в Переделкино. В искусстве тот деятель понимал как свинья в апельсинах, но под шумок, раз пошла такая пьянка, Евгению Карловичу удалось пробить для себя мастерскую на Маяковке.
      Что с тех пор началось! Богемная жизнь обрушилась на честного певца комсомольских свершений всей своей тяжестью. Как истинный выходец из народа, Евгений Карлович тянулся к свету и радости, но проклятая богема засасывала его в декадентскую трясину. Мигом бедный художник обрел кучу друзей, и все они считали своим долгом оттопыриваться в его мастерской, а кое-кто в ней и поселился.
      По натуре человек чистоплотный, Евгений Карлович первое время пытался наводить порядок после дружеских посиделок, и даже пару месяцев прилежно сдавал бутылки. Но вскоре он осознал полную бесполезность этого занятия и свое бессилие перед судьбой, что бросило его в пучину депрессии и запоя. Он привык писать воодушевленные трудовым энтузиазмом румяные лица комсомольских богинь, а среда требовала от него роковых и загадочных женщин с поволокой в глазах, перечеркнутых красными звездами Соломона. Социалистическая Родина ждала от него величественных полотен с башенными кранами на фоне нетронутой, девственной природы, а проклятая богема алкала коней, плавно перетекающих в лимоны. Большое сердце Евгения Карловича разрывалось от идеологических противоречий и портвейна, и неизвестно, что с ним стало бы, если бы фортуна не решила все по-своему. С бабулиной подачи он познакомился с ее институтской подругой, которая стремительно женила его на себе и отшила всю богему. Уже через год после своей удачной женитьбы Евгений Карлович превратился в совершенно счастливого художника-любителя, красящего непритязательные пейзажики с березками и тихими речками, искусствоведа по профессии.
      Именно во ту пору Евгений Карлович на пару с бабулей и замутили свою недолгую, но яркую, как метеор, аферу с подпольной торговлей антиквариатом. Было это в такие времена, когда подобные вещи здравомыслящий человек даже во сне увидеть побоялся бы, однако, опять-таки выручило феноменальное бабулино везение. Совершенно сухими вышли они из воды, вдохновленные сумасшедшей прибылью и спаянные общим делом настолько крепко, что дружба их длится по сей день.
      Сейчас Евгений Карлович почтенный вдовец, владелец сети антикварных магазинов, управление которыми взял на себя пару лет назад его старший внук (кстати, в свое время нас с тем внуком чуть не поженили, но это уже отдельная история).