Мы сговорились встретиться в полдень, из Тулы на личном вертолете вылетел Малыш, а мы попытались подремать. Удалось нам это с переменным успехом. Полежав пять минут с закрытыми глазами, мы повскакивали с постелей, сошлись на кухне и принялись обсуждать свою дальнейшую судьбу.
      Честно говоря, обсудить было что. В пылу событий последних суток мы как-то не заметили, что с легкой душой и чистым сердцем оставили на потом решение одной небольшой проблемы - кому возвратить картон. Никому из нас не хотелось оказаться между молотом и наковальней, однако путей разрешения нашего вопроса было всего два. Следуя по первому, мы отдавали картон бандитам, а направляясь по второму - истинному владельцу-депутату.
      Правда, бабуля предложила третий выход - взять картон и уехать в Тимбукту, но этот план был отвергнут сразу же и с негодованием. Во-первых, мы слабо представляли себе, где находится эта самая Тимбукту. Во-вторых, ни у кого не было гарантии, что там нас не достанут страстные почитатели искусства, итальянского Возрождения и Леонардо да Винчи в частности.
      Все проголосовали за бандитов. Хотя бы потому, что они обложили нас плотным кольцом и натиск с их стороны был неизмеримо больше, чем со стороны таинственного владельца картона. К тому же, с бандитским Ивановым мы держали телефонную связь и были просто обязаны отстоять перед ним свое доброе имя. Поверьте, никаких тщеславных намерений мы не преследовали, в принципе, наша совесть была чиста и нам было глубоко плевать, что о нашем семействе думает какой-то Папа. Скажем так, это был вопрос выживания.
      На бурные дебаты у нас ушло два часа - за построением кошмарных картин бандитского гнева, обрушивающегося на наши головы, время летело незаметно.
      Отправив Евгения Карловича за настоящим картоном, мы закрылись в ванной, притащив туда весь мой скудный арсенал косметики. Следующие полтора часа ушли на то, чтобы придать мне удобоваримый вид. В ход пошли всевозможные ухищрения. После получасовых попыток завесить челкой мою непотребную физиономию, бабуля предложила надеть на меня маску. Эта мысль у меня восторга не вызвала, и мы обошлись малой кровью - прикрыли волосами исцарапанную щеку и замазали синяк под глазом с другой стороны сантиметровым слоем тонального крема. Получилось вполне сносно, если смотреть издалека. Ну, и, конечно, в темноте. Желательно, без очков.
      К скромному четырехэтажному особняку, находящемуся за МКАДом, мы подъехали без четверти полдень. Кроме нашей машины, во дворе этого дома помещалось еще несколько блестящих, как карамельки, джипов. Вокруг них толпились охранники, застывшие в статичных, но очень живописных позах - Нотр-Дамские грифоны, да и только.
      Пока мы с Катериной ахали и восторженно рассматривали Папин особняк, это вдохновенное произведение безумного полета мысли неизвестного архитектора, сверкавшее зеркальными витражами, вившееся коваными лесенками и венчавшееся скромными башенками различной высоты, бабуля с Евгением Карловичем закрыли нас в машине и отбыли под конвоем двух охранников к Папе, наказав нам посидеть тихо пять минут.
      Однако эти пять минут растянулись необычайно. Уже битых полчаса торчали мы на заднем сиденье мерседеса Евгения Карловича и изводили себя томительным ожиданием. Бравые двухметровые парни, организованной толпой стоявшие у машин своих хозяев, смотрели на нас с бесстрастными лицами, хотя и не спускали с нас глаз. Судя по всему, мое милое девичье личико не внушало им доверия. Впрочем, не могу их в этом упрекнуть - сложно было найти в тот день человека, которому приглянулся бы мой гордый профиль. Парни уже начинали слегка напрягаться.
      Дрожащими руками мы с Катериной подняли стекла и сидели тихо, изредка переговариваясь шепотом.
      - А что, -свистела мне на ухо Катерина, - если там у них все пошло не так, как мы планировали?
      - Кердык нам, -отвечала я печально, - вот что.
      - Ты умеешь водить машину? -нервно интересовалась моя подруга, по лицу которой медленно разливалась мертвенная бледность.
      - Умею, -мрачно кивала я, - вперед и назад. Рулить не пробовала ни разу. Самое время научиться, как думаешь?
      Почему- то мои слова не вызвали в Катерине никакого восторга, и она тоскливо уставилась в окно. Там охранники молча сверлили нас взглядами. Катерину передернуло и она принялась рассматривать свои руки.
      - Я сейчас сойду с ума, -сообщила мне она с нехорошей улыбкой, - хоть это ты понимаешь?
      - Понимаю, -пожала плечами я, - отчего бы не понять? Я уже давно сошла с ума, просто переживаю пока небуйную стадию.
      Тут один из охранников приложил руку к наушнику, который украшал его коротко стриженую голову и некоторое время с готовностью покивал. На его челе отразился сложный мыслительный процесс, и он бодрым шагом направился к нашей машине.
      - Вот-вот, -мрачно покивала Катерина, - убивать нас идет.
      Охранник наклонился к нам и осторожно постучал в стекло согнутым в крючок пальцем. Я обреченно опустила стекло - птичьи голоса стали громче и в салон хлынула волна терпких запахов: распаренной на солнце зелени и дорогого мужского одеколона.
      - Это… -охранник мучительно сморщился, подбирая нужные слова, - вас это… зовут.
      - Куда? -дрожащим голосом пролепетала Катерина, обалдевшая от размеров нашего блестящего собеседника.
      - Туда, -кивнул тот на особняк, - выходите.
      - Кто зовет? -спросила я странным, надтреснутым голосом.
      - Ваши зовут, выходите, -охранник аж побагровел от такой напряженной беседы. - Не бойтесь, - добавил он, немного подумав.
      - Вот еще глупости, -вспыхнула я, - когда это мы чего боялись…
      Стараясь как можно дольше потянуть время, вывалились мы из машины и принялись неуверенно топтаться на мелкой гранитной крошке.
      - Куда идти-то? -спросила Катерина, слегка осмелев.
      - За мной, -ответил охранник, и, не оглядываясь, направился ко входу Папиного логова. Мы последовали за ним.
      Внутри скромный Папин домик являл собой точную копию квартиры Косого - похоже, и там, и здесь над интерьером поработал один и тот же сумасшедший дизайнер. Странная все-таки у бандитов мода: те же белые, холодные стены, уходящие далеко ввысь, неведомые предметы мебели и жуткие, фантасмагорические скульптуры, изображающие движение галактик и детство человечества. И даже разлапистое неизвестное растение, похожее на осьминога, которому мы дивились у Косого, было младшим братом того монстра, который огромным пуком торчал из стены у Папы.
      Катерина скромно прокашлялась. Эхо многократно повторило негромкий звук, и вернуло нам его громоподобным ревом. Катерина снова начала бледнеть.
      Тем временем наш проводник довольно резво взбирался по витой лестнице. Мы плелись за ним, спотыкаясь на каждой ступени.
      Поднявшись, мы уперлись в маленький темный закуток, а когда вырулили из него, на наши головы хлынул мощный поток света. Мы с Катериной оказались в огромном зале, потолок которого напоминал купол цирка.
      В центре зала стоял грандиозный круглый стол со множеством стульев. Во главе этого стола сидел невысокий старичок с клочковатой бородой и кустистыми бровями, а напротив него расположились в несколько напряженных позах бабуля с Евгением Карловичем. Бабуля держала на коленях сверток с картоном. Чуть поодаль размещался мужчина в строгом черном костюме со скорбным выражением лица, чем-то смахивающий на похоронного агента.
      - Прямо Камелот со всеми рыцарями круглого стола, -пробурчала я себе под нос.
      - Рыцарями чего? -зашептала мне в ухо Катерина.
      - Забудь, -отмахнулась я от нее и брякнула, - Здрасте.
      Мой голос заметался под высокими сводами и потерялся где-то в сияющих глубинах огромного зала.
      - Пришли, уважили старика, -отечески улыбнулся обладатель бороденки, и бабуля с Евгением Карловичем сдержанно хмыкнули. Тут до меня дошло, что этот старикашка в коричневой кофте на пуговицах и есть грозный всевидящий Папа. Стало как-то не по себе.
      - Вы проходите, располагайтесь, -как ни в чем ни бывало продолжал тот, - прямо за стол и садитесь, тут у нас все по-простому, без церемоний.
      Бабуля с Евгением Карловичем вежливо покачали головами. Мы с Катериной сели за стол и попытались надеть на лица милые улыбки. Уж не знаю, насколько милой получилась улыбка на моей похабной физиономии, но факт остается фактом - я очень старалась.
      - Итак, -медовым голоском, глядя мне прямо в переносицу, обратился к нам Папа, - теперь вы расскажите все по порядку.
      - Кто, я? -умно спросила я.
      - Ты, красавица, ты, -тепло заулыбался Папа, да так, что мороз побежал по коже.
      Следующие пять минут были для меня пыткой. Под ласковым Папиным взглядом я вдруг перезабыла все слова, и мысли свои начала формулировать ничуть не изящнее того охранника, что провожал нас в зал.
      - Это… -бормотала я, - как его… в общем так… я это… в парк пошла, а там Прохор бежал… э-э-э… и упал. Споткнулся. А я это… удивилась так, он там еще ключи уронил…
      Бабуля глухо застонала и, оперевшись на локоть, прикрыла ладонью глаза.
      - Как его там… -продолжала я, - ключи у меня, в общем, остались, а Серега на меня в подъезде напал… Ну и ключи отобрать не смог… Я удивилась так… А бабуля и говорит: ключи-то, это… от ячейки, да? Э-э-э… Ну мы и поехали… смотрим - картон… Ну это… удивились жутко, просто очень удивились…
      Папа продолжал ласково улыбаться и смотреть на меня, как на родную дочь. Бабуля начинала потихоньку багроветь.
      - У девочки шок, -простонала она, - не обращайте на нее внимания, вообще-то обычно она соображает неплохо. Иногда…
      - Пусть она сама расскажет, -остановил одним движением руки бабулю Папа, - продолжай, милая.
      И я продолжила. Что называется: спрашивали - отвечаем. С чудовищными купюрами и странными междометиями, сбиваясь на каждом слове, запинаясь, городила я такую чушь, которую здравомыслящий человек даже слушать бы не стал. Папа же не перебивал мой сбивчатый рассказ, а лишь смотрел мне прямо в переносицу и улыбался так, что меня бросало то в жар, то в холод. Время тянулось нескончаемо долго, но все же с грехом пополам я как-то добралась до конца.
      - В общем, да… бабуля прямо монтировкой как долбанет Сереге по голове… Ну… Серега, конечно, не ждал, удивился так… И мы пое-е-ехали… Вот.
      На этих словах мой захватывающий рассказ оборвался сам собой, так как кончились описываемые события. Все присутствующие вздохнули с облегчением. Я перевела дух. Ей-богу, куда легче было еженедельно по два часа вести на радио передачу, чем тут перед Папой исходить риторическим красноречием.
      - Интересная история, -задумчиво поскреб свою бороденку Папа, - а теперь ты, чаровница, - повернулся он к Катерине.
      Как ни странно, Катерина ни капли не смутилась. Она обворожительно заулыбалась и подалась вперед своим внушительным бюстом. Папа нервно сглотнул и сложил руки на груди. Катерина плавно повела белыми плечами и небрежно погладила рукой свою лебединую шею. Папа поднял одну бровь и подвигал усами. Катерина чуть прогнулась и томно изрекла:
      - Я, в принципе, ничего не добавлю… -пела Катерина. Папа выпятил грудь и расправил плечи, - разве что чуть менее эмоционально говорить буду… - Катерина засмеялась низким, грудным смехом и ее пышная грудь волнующе заколыхалась.
      Я грустно вздохнула и скучающим взглядом уставилась в потолок. Бабуля громко прокашлялась и заявила:
      - Признание Сергея записано. Любая экспертиза определит подлинность голоса на пленке.
      Катерина и Папа обернулись на звук ее голоса, словно застигнутые врасплох. Катерина вернула своему роскошному телу нормальное положение, а Папа смущенно засунул руки в карманы своей кофты. Я поймала Катеринин взгляд и при помощи простых мимических средств выразила свое глубокое восхищение ее секретарской закалкой. Катерина томно пожала плечом.
      - Э-э-э… -голос Папы звучал менее уверенно, - насколько я понял, - продолжал он после долгого прокашливания, - на сегодня наши разборки закончены. Теперь, я думаю, пора позвать Малыша, которому вы передадите его картинку.
      - А я ее посмотрю, -крякнул служащий похоронной конторы, сложив руки на животе и опустив скорбный взгляд в пол, - чтобы не было, как тогда…
      Папа достал из кармана своей кофты крошечный мобильник и набрал номер.
      - Порешали, -сказал он в трубку после того, как звонок соединился, - заходи, меняться будем.
      Бабуля с Евгением Карловичем вежливо захихикали. Я попыталась придать своему лицу достойное выражение. Некоторое время мы сидели молча. Папа отечески улыбался нам и пожирал глазами Катерину, та многозначительно улыбалась ему, бабуля задумчиво поглаживала картон, покоящийся у нее на коленях, Евгений Карлович нервно сцеплял и расцеплял пальцы, а я титаническим усилием воли удерживала милую улыбку на немеющем лице.
      «Сейчас мы отдадим Малышу картон, - думала и с меланхоличным восторгом, - и пойдем ко всем чертям, потому что сил уже на всю эту историю нет. А за Серегу я рада… И за братца его поганого… И за мамашу премерзкую их, тоже мне, похитители…». Я поежилась, вспоминая канаву на пустыре, в которой провела столько чудесных минут - глины потом на мне было столько, словно я решила слепить Гомункула - свое точное подобие.
      В тот момент, когда я уже всерьез начала обдумывать эту мысль (ну, насчет Гомункула, а что - посуду помоет, за сигаретами сгоняет…) двери зала, где мы сидели, распахнулись, и перед нашими светлыми очами предстал человек-гора. Затаив дыхание, смотрела я на эту массу жира, облаченную в светлый шелковый костюм размера восьмидесятого, и погружалась в тихий восторг. Визитер плавно проплыл к Папе, тревожа свои колышущиеся жиры, и горячо с ним побратался.
      - Как твои дела, дорогой? -нежно спросил его папа, топорща свою бороденку.
      - Потихоньку, -ответил объемный товарищ звонким пионерским голосом, а гулкое эхо уносило его слова далеко под высокие своды зала, - как у всех Малышей - дела маленькие, обиды тихие, зато радость большая и всеобщая.
      - Ты про обиды тут особенно-то не говори, -вкрадчиво сказал Папа таким голосом, что жутко сделалось, - у нас тут тоже огорчения вышли, а мы мирно сидим, ровно.
      - Кто тут старое помянет, тому тошно станет, -пошел на попятную Малыш. Нежный румянец начал разливаться по его жирным щекам.
      «Хорошо в Туле кушают», - подумала я, разглядывая фаната мастера Леонардо.
      - Рад, -медленно проговорил Папа, - что мы это понимаем.
      Бабуля, молчавшая до этого момента, громко прокашлялась и заявила:
      - Насколько я поняла, здесь собрались искренние почитатели итальянского высокого Возрождения?
      - Че? -осоловело уставился на бабулю Малыш.
      - Картинку тебе принесли, милый, -грустно вздохнул Папа, - последняя воля Косого - закон. Получай товар, -Папа кивнул бабуле. Та широким жестом разорвала свой сверток, извлекла картон на свет и шваркнула его на стол. Евгений Карлович болезненно поморщился, так, словно об полированную крышку приложили его.
      Увидев картон, Малыш застыл, как каменное изваяние. Не в силах вымолвить ни слова, он протянул к нему жирные пальцы, да так и замер на полпути. Глаза его увлажнились, и по сытым румяным щекам потекли предательские слезы.
      Все присутствующие тактично отвернулись, давая ему время совладать с собой.
      Некоторое время Малыш сидел неподвижно, а потом схватил картон и принялся водить по нему пальцами, жадно вглядываясь в причудливое переплетение линий. К обезумевшему от счастья Малышу подошел оценщик и тактично заглянул ему через плечо, не решаясь отобрать у него произведение боготворимого Леонардо. Он рассматривал картон, поменял две пары очков, изучил края, придирчиво сверлил взглядом какие-то детали, а потом выпрямился, коротко кивнул Папе и удалился из зала. Казалось, что Малыш даже не заметил всех этих манипуляций. Его внимание всецело было поглощено картоном.
      - Деньги людям передай, -тактично напомнил ему Папа. Малыш оторвался от картона, обводя нас таким взглядом, словно не очень хорошо понимал, где находится.
      - День-ги, -по слогам проговорила бабуля, медленно покачивая рукой перед помутнившимися глазами Малыша, - бумажки такие.
      - А… -Малыш достал из-за пазухи пухлый конверт такого объема, что я радостно взвыла, и небрежно выложил его перед нами с Катериной. Я заграбастала конверт и вцепилась в него бульдожьей хваткой.
      Воцарилась гнетущая тишина.
      Некоторое время мы вежливо улыбались друг другу, кивали и пожимали плечами. Когда набор невербальных средств общения иссяк, бабуля, помявшись недолго, как перед прыжком в холодную воду, проговорила:
      - Ну… мы пойдем?
      - Вам уже пора? -вскинул бороденку Папа.
      - К сожаленью, не смеем вас задерживать, -галантно вывернулся Евгений Карлович.
      - Ну что ж, -Папа с грустью посмотрел на Катерину, - наше вам…
      - Всегда к вашим услугам, -очаровательно заулыбалась бабуля, поднимаясь первой. За ней повскакивала вся наша нестройная команда-ураган и принялась нестройно прощаться.
      - У нас было очень мало времени, -мурлыкала Катерина.
      - Всего вам самого наилучшего, -щебетала я, поправляя челку, коварно открывшую расцарапанную щеку.
      - Был рад с вами познакомиться, -кивал Евгений Карлович, как всегда расслабленный и до жути спокойный внешне.
      - Мы выходим, да? -бабуля шагнула к двери.
      - Выходите, -пожал плечами Папа, - до свидания.
      «Прощайте», - подумала я, пулей вылетая за дверь.
      С тех пор прошло довольно много времени, но по сей день, вспоминая эту историю, мы четверо сходимся на одной детали единодушно - никогда, ни в одном доме не преодолевали мы путь от второго этажа до входной двери за такой короткий промежуток времени. Нашей скорости могли бы позавидовать величайшие иллюзионисты современности. Дэвид Коперфилд рыдал бы у нас на груди, умоляя нас выдать свой секрет, а потом оставил бы сцену и посвятил бы остаток своей жизни изучению нашего феномена. Ученых мы тоже заинтересовали бы весьма.
      Впрочем, в тот момент это нас не очень заботило. В три секунды выскочили мы из Папиного гостеприимного дома и через пару огромных прыжков оказались в машине Евгения Карловича. Он завел мотор и рванул с места так, что нас вдавило в сидения.
      Вырулив на шоссе, он слегка поуспокоился, сбавил скорость, а к нам потихоньку начал возвращаться дар речи.
      - Итак, -подала голос я, - мы отдали картон бандитам. Очень жаль, я как-то к нему привыкла.
      Бабуля издала неестественный смешок и отвернулась к окну, за которым лениво плыли коттеджные поселки, утопающие в нежной зелени.
      - И что теперь с владельцем картона делать? -сдержанно поинтересовалась Катерина.
      Ответ на ее вопрос не успел последовать, потому что Евгений Карлович вдруг резко затормозил. Мы с Катериной полетели вперед и ткнулись в спинки передних сидений.
      - Вы что? -собралась возмутиться я, да не успела, потому что бабуля открыла свою дверь и выскочила из машины так поспешно, что пятки засверкали. Я со сдержанным любопытством выглянула в окно.
      У обочины дороги, рядом с нашим мерседесом (да простит мне Бог, что мерседес Евгения Карловича я называю нашим), была припаркована новенькая блестящая шкода. Приглядевшись, я с изумлением увидела, что за рулем ее сидит наш недавний знакомец - оценщик, смахивающий на похоронного агента. Бабуля некоторое время бурно беседовала с ним, размахивая руками и возбужденно что-то обсуждая. Потом бабуля яростно хлопнула себя по лбу и бегом рванула к нам.
      - Детка, -она влезла в мое окно почти по пояс, - гони деньги.
      - Какие деньги? -поинтересовалась я бесцветным голосом.
      - Такие деньги, -взбесилась бабуля, - детка, не валяй дурака, те, что тебе дал Малыш.
      - Ах, деньги, -натянуто засмеялась я, - а зачем?
      - Гони конверт! -взорвалась бабуля, - не время сейчас прикидываться неизвестно кем!!!
      Со вздохом протянула я бабуле конверт, и некоторое время мы с ней перетягивали его каждая на себя. Я широко улыбалась, но конверт отпускать не спешила. Бабуля побагровела, вены на ее королевском лбу вздулись. Я продолжала улыбаться.
      - Приедем домой, -прошипела бабуля, с силой вырывая у меня конверт, - я тебя выпорю. Поняла?
      Со вздохом я кротко кивнула. Жестокий мир, жестокие сердца… Бабуля тем временем побежала обратно к оценщику и вручила ему наши денежки. Они долго жали друг другу руки, весело смеялись, а я понимала, что ничего не понимаю.
      - Чего это они? -озадаченно просвистела мне на ухо Катерина.
      - Не знаю, -честно ответила я, - Евгений Карлович, - повернулась я к нашему храброму искусствоведу, сидевшему за рулем тихо, как мышка, - что тут происходит?
      - Ничего особенного, -примирительно, как душевнобольной, заулыбался мне Евгений Карлович, - сейчас все станет ясно, как день.
      - Хотелось бы, -жалобно проговорила Катерина, - а то я совсем-совсем ничего не понимаю.
      - Терпение, красавицы, -ответил Евгений Карлович и погрузился в молчание.
      Упоминание о красоте я восприняла как выпад в адрес собственной неотразимой физиономии и надулась, как индюк. Впрочем, длилось это недолго.
      Бабуля ворвалась в машину, как ураган, плюхнулась на сидение рядом с Евгением Карловичем, достала папиросы и блаженно закурила.
      - Бабуля!!! -не выдержала я, - зачем ты отдала ему наши деньги?
      - Для того, детка, -повернулась ко мне бабуля, - чтобы он поступился некоторыми принципами.
      - Не поняла, -опешила я, - какими принципами?
      - Профессиональными, конечно, -бабуля выпустила дым в потолок, - да не дрейфь, детка, это разве деньги были?
      - Для кого как, -буркнула я, все еще не понимая, что происходит.
      - Вот сейчас будут деньги, -веселилась бабуля.
      - И откуда же, интересно? -тоскливо спросила я.
      - От настоящего владельца картона, -просияла бабуля.
      - За что? -замороченно выдохнула я, но страшное подозрение уже стало закрадываться в мою душу.
      - За то, -принялась терпеливо, как дебильному ребенку, объяснять мне бабуля, - что мы ему подлинный картон вернем.
      - А Папа? -с тихим трепетом спросила я.
      - Папа эту рокировку и предложил. Ему так удобнее. Волки сыты, и овцы целы, -обернулся к нам Евгений Карлович. - Мы не возражали.
      - Согласись, детка, -пробасила бабуля, попыхивая папиросой, - все довольны.
      Осознание того, что сейчас произошло, обрушилось на меня всей тяжестью. Катерина рядом со мной истерически захихикала.
      Я же откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза.
      Старые авантюристы. Ни стыда ни совести. Креста на них нет. Изверги рода человеческого.
      Нет, ну кто в эту историю поверит?!
 
       Эпилог на фоне морского пейзажа
      Светило ослепительное утреннее солнце, а шум набегающих друг на друга волн ласкал слух. Пахло морем, цветами и свежей сдобой.
      Мы с Катериной сидели на открытой террасе небольшого домика, в который въехали вчера, благостно пили кофе и поедали горячие булки.
      - Красота, -проговорила Катерина с набитым ртом.
      - Ну вот, а ты ныла: «Не хочу вставать», «Рано», «Дай поспать», -усмехнулась я, - а вот оно - счастье-то.
      - Что-то муженька твоего не видно, -покачала головой Катерина, - небось дрыхнет в мягонькой постельке. Вечно подругам достается все самое трудное, - Катерина хлебнула кофе и запихнула в рот еще одну булку, - мужьям - все радости мира, а подругам - тяжелый труд…
      - Мир и май, -торжественно закончила я за страдалицу, уничтожающую завтрак с пугающей быстротой. Поудобней развалившись в шезлонге, я закинула ногу на ногу и принялась чистить апельсин.
      - Как мы вчера танцевали, -закатила глаза Катерина, - просто с ума можно сойти. Какие мужчины водятся здесь на дискотеках…
      - Ты поаккуратней, -я протянула Катерина половину апельсина, а вторую засунула себе в рот. Получилось неудобно, но очень вкусно, - что Папа на все это скажет?
      - Да ну тебя, -отмахнулась от меня Катерина, - Во-первых, он никакой не Папа, а Семен Алексеевич. Во-вторых, наши отношения принадлежат к области нежной и неподдельной дружбы.
      - Ага, -покивала я, - то-то он вслед за тобой срывается, бросив все дела и завтра тут будет.
      - А что, -просияла Катерина, - я очень интересный собеседник. Ему страшно не хватает моего безграничного ума и толкового совета.
      Ответ на Катеринины слова уже крутился у меня на языке, но тут на террасе появился заспанный и взлохмаченный Пашка, завернутый в простыню. При одном взгляде на своего супруга в таком волнующем одеянии я пришла в благостное и размягченное состояние духа.
      - Мне там скучно одному валяться, -сонно проговорил супруг, закидывая на плечо край простыни.
      - По-моему, ты спал? -подозрительно воззрилась я на свою лучшую половину.
      - А потом проснулся, -заявил Пашка, пристраиваясь рядом со мной и отхлебывая моего кофе, - и мне стало очень скучно одному.
      - Скажите пожалуйста, -пробасила бабуля, появляясь в дверях. На ней было шикарное кимоно с золотыми драконами и солнечные очки, - какие нежности на втором году супружеской жизни.
      - Пионеры, -кивнула Катерина, наблюдая, как мы с Пашкой уютно расположились в одноместном шезлонге, - сумасшедшие тинэйджеры.
      Бабуля пристроилась рядом с нами и хлебнула моего кофе. Я пребывала в таком благостном состоянии духа, что никак не прокомментировала то, что сегодня все предпочитают пить из моей чашки. Вместо этого я потянулась и пропела:
      - Какой счастливый день!
      - Какой чудесный пень! -вторила мне Катерина.
      - Кстати, о пнях, -вдруг посерьезнела бабуля, - сейчас Евгюша выйдет из душа и сообщит вам довольно странное известие.
      - Какое? -необыкновенно оживилась Катерина, даже жевать перестала.
      - Странное, -бабуля достала из кармана кимоно папиросы и нервно закурила.
      - Что-то случилось? -тревожно прошептала я, - это серьезно?
      - Очень серьезно, детка, -бабуля потерла лоб рукой и крепко затянулась.
      Меня прошиб холодный пот. Последние две недели я пребывала в благостном спокойствии, лечила синяки и покупала волнующие обновки, пропадая с Катериной во многочасовом шопинге. Все шло хорошо - Пашка вернулся на неделю раньше, к переменам, постигшим нашу квартиру, отнесся философски, привез мне ужасающие серьги и подарочное издание «Мастера и Маргариты».
      Мы с Пашкой вызвали сантехников, и они залатали трубы на нашем участке стояка, а потому мы завязали нежную дружбу с соседкой снизу. Оказалось, что ее образ был несколько демонизирован мной. Теперь она разрешает мне звать ее бабой Нюрой, охотно одалживает сахар и угощает вкуснейшими пирогами.
      Как только Пашка возвратился, ко мне вернулось вдохновение, и я написала статью про настоящую любовь. Светку та слащавая дрянь, что вышла из-под моего пера, привела в восторг, она запихнула ее в уже практически сверстанный номер, а Николай Апполинариевич пересказал ей продукт парения моей мысли через два дня после выхода журнала в свет. Светка изобрела специальный способ вызова охраны, благодаря которому ребята появлялись в ее кабинете не через две минуты после сигнала СОС, а через полторы.
      Катерина продолжила тесное общение с Папой (пардон, Семеном Алексеевичем), вложила свою часть денег, полученных за картон, в ремонт своей квартиры и уволилась с работы. Благодаря тому, что она держала связь с самым страшным и могущественным бандитом, мы узнали, что гадское семейство Кашевых нашли через четыре часа после того, как мы покинула Папин дом. Дальнейшая их судьба теряется во мраке, ныряет в Лету и порастает быльем. Впрочем, мы не особенно настаивали на продолжении истории.
      Судя по отдаленным слухам, Малыш счастлив и доволен. Обретение вожделенного картона сподвигло его к прохождению курса лечения от ожирения, он уже сбросил четыре килограмма и на том решил завязать. Тем более, что его будущая жена категорически против того, чтобы наш Малыш худел. Ей виднее.
      Оправившись от безумия, закрутившегося вокруг бессмертного произведения великого Леонардо, я постаралась забыть все как можно быстрее и почти поверила в то, что наше семейство настигла полоса спокойствия.
      Именно поэтому выражение лица бабули повергло меня в кромешный ужас. Мое богатое воображение услужливо принялось поставлять мне различные картины будущих событий - одна кошмарней другой.
      Бабуля нервно курила. Катерина отложила в сторону манго и с немой мольбой смотрела то на нас с Пашкой, то - на нашего матриарха. Та безмолвствовала. Я начинала нервничать.
      Когда молчаливый накал страстей на террасе достиг наивысшей точки кипения, перед нами предстал Евгений Карлович - свежий, подтянутый, словно и не отплясывал полночи зажигательную латинскую мамбу.
      - Что случилось? -завопили мы с Катериной в один голос.
      - Мария еще не оповестила вас? -изумился Евгений Карлович.
      - Скажи им сам, -простонала бабуля, закуривая вторую папиросу, - у меня язык не поворачивается.
      - Хватит тянуть душу! -рявкнула я, - говорите!
      - Дело в том… Так сразу сложно, -замямлил слегка опешивший Евгений Карлович, - суть вопроса заключается в том…
      - Что твоя старая бабка, -не выдержала бабуля, - совсем сдурела.
      - Мария, -взял себя в руки Евгений Карлович, - ответила согласием на мое предложение руки и сердца, чем перевела меня в разряд счастливейших людей на земле.
      На террасе воцарилось молчание. Где-то вдалеке кричали чайки и грохотал прибой, а мы сидели, как громом пораженные. Бабуля нервно хихикнула.
      Первым нашелся Пашка.
      - Ну что, ребят, -неуверенно улыбнулся он, - значит, горько?
      Евгений Карлович торжественно запечатлел на бабулиных устах целомудренный поцелуй.
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

01.03.2008