«Это сколько же времени понадобится, чтобы их все взорвать?!» — потрясенно задумался я.
Сейчас прикинем на глаз. Поле метров двадцать на тридцать — итого шесть соток. На сотке приблизительно два десятка рядков по сорок голов в каждом. Выходит восемьсот огнеопасных кочанов на сотке. На шести получается, за вычетом уже собранных, больше четырех с половиной тысяч. Ой мамочки! При наших темпах — сотня в час, и это со свежими силами, — здесь работы на двое суток.
Возможно, окончи я не академию космической разведки и освоения новых территорий имени Белки и Стрелки, а какой-нибудь сельскохозяйственный институт, я бы и придумал, как загубить урожай голов на корню при помощи удобрений или пестицидов. Но… времени перековывать меч на орало у меня нет, поэтому воспользуемся тем, что есть. И как можно быстрее, пока идущие вереницей головометатели не обнаружили меня и не помешали моей партизанской деятельности.
Осторожно пробравшись в покосившийся сарай сквозь щель между приоткрытыми створами ворот, чтобы скрипом давно не смазанных петель не выдать себя, я быстренько провел ревизию. Выстроенные в ряд косы… Нет, против зарывшихся в землю по самые брови голов это изобретение человеческого гения малопригодно. А вот подвешенная под крышу борона: деревянный каркас с множеством острых металлических колышков с рабочей стороны и парой деревянных колес для транспортировки — это то, что агроном прописал. Надо только проредить зубья, а то потянуть ее силенок у меня не хватит.
Мы ведь, потенциальные спасатели Яичницы, народ какой? Решительный. Раз решили — сделаем непременно… если не передумаем. Но я передумывать не намерен.
— Урра-а-а!!! — От моего крика головы испуганно попытались зарыться обратно в землю, усиленно загребая ушами, но поздно.
Безголовые и те опешили. Не знаю уж, за какое стихийное бедствие они меня приняли, ведь рассмотреть не могли, но тоже поняли, что в этот мир пришла новая сила — сила интеллекта. И она не позволит разбрасываться головами направо и налево.
Мой план удался, так что свидетелей моего подвига не осталось.
Придется поведать все самому.
Значит, так…
Впереди словно ошпаренный несусь я, с легкостью заменяя тройку лошадок. И слышно меня издали, причем не только на слух, но и на запах. За мной, громыхая, словно тачанкаЧапая, с Петькой и Анкой у «максима», и подпрыгивая на кочках, несется борона. У края поля я отпустил веревку, удерживающую ее в приподнятом состоянии, в котором земли она касалась лишь колесами, и ринулся в бой.
Так и просится на бумагу фраза: «Закипел бой кровавый», но кровавого боя не получилось из-за специфики строения голов, которые при сильных повреждениях сгорают в огненной вспышке. Магия, наверное.
Я бегу, спотыкаясь и зарываясь пятками в обильно унавоженную землю, за спиной ухает, словно при артобстреле: в спину барабанят комья земли, пышет жаром, а вокруг такое слаженное многоголосье, что и Пятницкому не снилось. Вот только они все дружно держат одну-единственную ноту, но зато с таким воодушевлением:
— А-а-а!!!
На помощь головам бросились находящиеся рядом безголовые уроды. И спасибо Создателю за то, что они такие безголовые. Догадайся они сперва обзавестись головами, а уж затем бросаться всем скопом ловить меня, то мне пришел бы каюк раньше, чем я первую полосу пробороздил. А так, двигаясь исключительно между рядками, словно боясь наступить на голову, буде уцелела какая счастливица, они гуськом идут за мной, протягивая свои немытые руки и единственный серп.
Заложив на повороте резкий вираж, при этом едва не задев бороной забор, я помчался дальше, миновав нелепо пытающихся двигаться нога в ногу безмозглых преследователей. Наличие спинного мозга не считается, поскольку не он нам строить и жить помогает.
Может, заматерелым дачникам мой личный рекорд боронования шести соток за десять минут и покажется детской забавой, но я старался как мог. Поэтому, когда зубья, закончив последний ряд, загрузли в земле, у меня не осталось сил даже на то, чтобы сбросить опоясывающие меня крест-накрест лямки. Я просто перерезал их мечом и повернулся лицом к преследователям. Последних набралась уже приличная толпа.
— Так вот ты какая, слава? — хрипло рассмеялся я, покачиваясь на ветру.
Чьи-то обломанные ногти заскрежетали по кольчуге, чей-то кулак ударил в забрало, едва не сбив меня с ног.
Динамики разразились предостерегающими предупреждениями и просьбами покинуть агрессивную к человеческому организму зону, а также требованием немедленно связаться со специальными службами.
Пятясь под напором обрушившейся на меня ненависти, воплощаемой в тычки, оплеухи и прочее рукоприкладство, я отступал, пока не оказался в сарае, из которого позаимствовал борону.
Ряд кос навел меня на хорошую мысль. Настолько хорошую, что я приободрился и нашел в себе силы растолкать безмозглую нечисть и снять со стойки сельскохозяйственное орудие косаря.
— Нечисть… осилит… тот… кто… бьет, — бормотал я, проталкиваясь между противниками.
Чей-то кулак ощутимо ударил по шлему, в голове загудело, но я погасил инстинктивное желание ответить на выпад ударом волнообразного клинка. Одного раза хватило, чтобы желания играть с огнем не возникло.
Выпрямив лезвие косы, чтобы оно торчало вперед, словно острие пики, я побрел вдоль забора, выискивая подходящее место. Найдя таковое, я захватил с собой часть расколотого корыта и забился в узкий проем, образованный незначительно отстоящим от забора домом.
Обдирая плечами со стен мох, я пятился до тех пор, пока не стукнулся спиной в сложенные штабелями бревна. Это хорошо. Со спины никто не подступится. Уперев косу рукояткой в бревна, я направил все еще острое, несмотря на обилие червоточин ржавчины, лезвие в грудь первого из желающих добраться до меня безмозглых уродов. Он напоролся на сталь, но его это не остановило. Зато остановила перпендикулярная рукоять, предусмотренная на косе.
Опустившись на выступающий край одного из бревен, я прикрылся половинкой корыта, достававшего до середины груди, и прижал к нему косу. Для устойчивости.
Полыхнув взрывам, безголовый агрессор черными хлопьями сажи осыпался под ноги следующему по его стопам добровольцу.
Еще вспышка.
— Не напирайте, успеете все, — заверил я их и погрузился в полуобморочное состояние. Сознание наблюдает за происходящим, фиксирует его, но проделывает все это очень отстраненно, словно сторонний наблюдатель, которого ничто из творящегося вокруг безобразия не касается.
Когда поток самоуничтожающихся добровольцев иссяк, я не заметил. Из забытья меня вернуло восклицание Оленьки:
— Вот он!
Следом за ним донесся рокочущий голос Улюлюма:
— Пока мы сражались, он тут отсиживался. — После этого кто-то ойкнул.
— Все живы? — прохрипел я, с трудом выталкивая слова через пересохшую глотку.
И, получив утвердительный ответ, заснул. Горящая коса сама выпала из разжавшихся пальцев. Сверху свалилось дымящееся корыто.
А снилось мне теплое синее море, белый горячий песок, ряд заиндевевших бутылочек светлого «Жигулевского» и…
— А-а-а!!!
Да, покой мне только снится. И очень недолго…
ГЛАВА 29
Огромных размеров яйцо
Решил как-то Малевич шахматную доску нарисовать.
Но после первого же квадрата вдохновение ушло.
Вывод: умение вовремя остановиться— это талант.
— А-а-а!!!
От повторного крика Улюлюма, который просто не может вопить тихо, я проснулся окончательно и бесповоротно. В самом деле, богатырь он или кто?
Заснуть крики все равно не позволят, так что придется оставить сладкие грезы на нескорое потом. Вот вернется Великий дракон, тогда уж отоспимся.
Утопая по щиколотку в золе, я выбрался из ниши и полюбопытствовал насчет причины возникшего шума.
— Что, черт побери, случилось?
— Их два, — ответила Ольга, нервно сжимая рукоять меча.
— Кого два?
И тут я увидел двоих Улюлюмов, медленно идущих навстречу друг другу и поочередно испускающих оглушительные вопли. Мне разом стало дурно. И не усталость была тому виной. Просто единственное существо, способное принимать чужой облик, происходит из Обреченного мира и зовется перевертышем. Нашли-таки. И здесь достали…
— Который из них настоящий? — спросил я у валькирии.
— Не знаю… Что будем делать?
— Может, обоих свяжем, а там разберемся? — предложил я.
— Мы и с одним без крови не справились бы, а тут целых два.
— Не убивать же обоих, — неуверенно скривился я, прислонившись к стене в поисках дополнительной опоры. Ноги совсем не держат. Куда уж тут с перевертышем сражаться…
— А почему бы и нет? — обронила Ольга, и, выхватив пару метательных ножей, один за другим с силой бросила их.
Заскрипев кожей и железом, Улюлюмы рухнули на землю.
Я, захлопнув рот, чтобы не вылетело слово, которое назад не поймаешь, на подгибающихся ногах побрел к поверженным богатырям.
— А я смотрю, — подхватив меня под локоть, сообщила Ольга, — настоящий-то в дверях стоит и глазами от растерянности хлопает.
— Кто? — дернулся я, поворачиваясь к ней.
— Улюлюм. Да ты совсем перепачкался! Не видно, поди, ничего? Давай протру.
— Позже, — отмахнулся я, подняв забрало.
Скрипя рассохшимися досками, с крыльца ближайшего дома спустился еще один Улюлюм.
— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — жалобно попросил он, тряся обмотанной куском ткани рукой. — Стоило на миг отлучиться… набежали самозванцы.
Поверженные двойники начали бледнеть, выцветая, словно забытый на пляже журнал, и рассыпаться. Через несколько мгновений на месте их гибели остались две кучки светлого праха, частично притрушенные ими ножи Оленьки и черные кристаллы размером с пальчиковую батарейку.
— Это перевертыши, — сообщил я присутствующим. И с сомнением посмотрел сперва на свой меч, а затем на Улюлюма. — По моему следу таких три должно идти.
— По этим вот камням определил? — спросила зеленоглазая валькирия, убрав метательные ножи на место и указывая на кристаллы.
— Да.
— У Агаты такой же есть.
— Правда?
— Ага, — подтвердила охранница. — В сумке лежит.
— Откуда он у тебя?
— В горах один лучник вот так же распался, — нехотя ответила она.
— Какой лучник?
— Который тебя подстрелил.
— Ты его убила? — спросил я. — Впрочем, вопрос глупый. Иначе кристалл к тебе не попал бы… Но почему ты мне раньше не сказала?
— Я не думала, что кристалл имеет какое-то значение. Мало ли…
— А про то, что случилось у моста… — Я замялся, не зная как выразить словами то, что творится на сердце.
Избавившись от подозрений на ее счет, я испытал облегчение, но вместе с тем и чувство вины за беспочвенную подозрительность.
— А почему они на меня похожи? — вклинился Улюлюм. — Были…
— Они могут принимать любой облик, — ответил я. — Могли.
— А почему мой?
— Ты им показался самым достойным, — предположил я.
— А они ничего, — заметил претендент на роль спасителя Яичницы, — разбираются в людях.
— Ладно, давайте-ка убираться отсюда, а то меня уже воротит от запаха гари.
— Пошли, — поддержали меня валькирии.
И даже имперский князь, против обыкновения, согласился.
Лишь Улюлюм заметил:
— Воняет какой-то кислятиной…
Оставив за спиной поселение с ярко пылающим деревом в центре площади, мы через несколько километров нашли симпатичную лужайку, примостившуюся между речушкой, похожей скорее на ручей, и большим дубом, в густой тени которого было достаточно свежо и пахло приятно.
Выбравшись из прокопченного доспеха, я плашмя рухнул в воду, позволив воде самой смыть с меня грязь и пот. Холодные струи впились в обожженное тело, как клин клином вышибая из него боль от ожогов.
Выбравшись из ручья, я завернулся в покрывало и рухнул на подстилку из листвы.
Заверещав, из-под меня выскочил полосатый поросенок и, воспользовавшись всеобщей растерянностью, проворно умчался прочь.
— Ну вот, шашлыки упустили, — усмехнулась Оленька и, подсев ко мне, предложила: — Скушай кусочек мяса. Не свеженина, но все же…
— Не хочу, спасибо!
— Устал, бедненький. — Она погладила меня по голове. Улюлюм фыркнул.
— Цыц! — Агата отвесила ему затрещину и показала кулак.
— Да я… — Он со смущенным видом начал оправдываться жестами.
Она сунула ему ломоть вяленого мяса и бурдюк вина.
Зайдя со свободной стороны, на листья завалилась Викториния и прижалась ко мне спиной. Я проехался по сухой листве, сгребая ее в кучу, и невольно завалил на спину Ольгу. Она рассмеялась и, поцеловав меня в нос, прошептала на ухо:
— Ты сегодня спас нас всех.
— Так получилось… — смутился я и, зарывшись лицом в ее ладошки, заснул.
Где-то там далеко фрукал Тихон, хрустел Улюлюм и нежно мурлыкала мне на ухо колыбельную рыжеволосая валькирия.
На этот раз мои сновидения находились под надежной охраной.
Проснулся я под вечер, со счастливой улыбкой на устах и назойливым бурчанием в животе.
— В пути поешь, — сказал имперский князь Торригон.
— Хорошо. В путь.
Забравшись на вороного, хотя Викториния и намекнула недвусмысленно на готовность прокатить меня, я тронул поводья и запустил зубы в зажатую между двумя пластинами мяса пресную лепешку.
— Держи, — протягивая мне черный кристалл, сказала Агата. — Для полноты комплекта.
— Благодарю.
— Не за что.
— За все.
Улыбнувшись, она отъехала, оставив меня наедине с Оленькой. Это если не считать единорога женского пола императорских кровей и демона.
— А какое оно, небо твоей звезды?
Если вы думаете, что невозможно наполнить флиртом посвящение в основы мироздания, то вы заблуждаетесь. Я говорил о звездах, каждая из которых чье-то солнце, и рисовал на ее предплечье схемы, скользя пальцем по упругой и горячей коже. Рассказывая о Земле, о ее лесах и реках, дарил сорванный сорный, но красивый цветок. Вспомнив о полном неразгаданных тайн космосе, тонул в загадочной зелени ее бездонных глаз…
Остановившись у придорожного валуна, расписанного неизвестными сторонниками граффити под хохлому, я украдкой нацарапал острием меча на его боку сердце, пронзенное стрелой. Ничего умнее мне в голову не пришло. Но ведь это всего лишь символы — важнее то, что пытаешься
И ими выразить. Кажется, она их смысл поняла…
— Начинаются Дикие пустоши, — сообщила Агата, едва мы преодолели крутой подъем и остановились под яблоней. — На сегодня достаточно. Найдем полянку и разобьем лагерь.
Мне выпало охранять лагерь первым, и я всю свою смену как заведенный ходил дозором вокруг лагеря, взявши меч на плечо и не забывая подбрасывать в костер ветки.
За все время моего дежурства ничего не случилось, если не считать за происшествие визит какого-то оборванца, пытавшегося разжалобить меня историями про то, что он отстал от обоза, а сам-то не местный. Поэтому лучше накормить его, дать ночлег, девушку, чтобы постель согревала, а поутру выделить коня, да порезвее, и денег на обратную дорогу. Несмотря на восхищение его наглостью, я запустил в него комком земли и посоветовал впредь на глаза не попадаться.
Он обиделся и бросился на меня с кулаками. Но, получив в ухо, изменил свое мнение и, поспешно откланявшись, со всех ног бросился прочь от Тихона.
Последующие пять ночей, равно как и дней, прошли на удивление спокойно. А на шестой день мы выехали к скалистой гряде, отделяющей гнездо от всего остального мира.
Откинувшись в седле, я принялся изучать местность, где, если верить местным источникам, находится оплот главного всеяичницевского зла — драконьих паразитов.
— Сейчас посмотрим, — пробормотал я, при помощи способностей костюма подключаясь к орбитальным спутникам слежения. И как я раньше об этом не подумал?
Смотреть на Яичницу с небес мне уже доводилось, только это было ночью, и поэтому зрелище вышло не очень впечатляющим. Словно картинка темной стороны Луны через веб-камеру с орбитальной станции. А днем, при хорошей освещенности, да еще и развалившись на душистой траве… Лучше кинотеатра под открытым небом.
— Приблизить, — командую я компьютеру. Он послушно производит двукратное приближение. — Смести центр вправо. Еще. Вот. Немного вниз… Достаточно! Приблизь. Еще приблизь.
Белеющий в самом центре гнезда предмет увеличивается в размерах, позволяя более подробно рассмотреть себя.
— Это яйцо?! — невольно срывается с моих губ. — Обалдеть!
— Уточните команду.
Игнорируя просьбу компьютерного мозга, я хлопаю глазами, пытаясь прийти в себя. Представшее передо мной зрелище потрясает одновременно нереальностью и величием. Около какой-то многоэтажной постройки возвышается белое в золотую крапинку яйцо, рядом с которым она выглядит словно спичечный домик рядом с яйцом вымерших в доисторические времена динозавров. И оно, в смысле яйцо, действительно… яйцо, а не космический корабль, на что я до последнего момента надеялся.
— Ну и громадина!
— Уточните команду.
— Приблизить.
— Выполняю.
Яйцо сместилось в сторону, по большей части выехав за пределы видимости, зато строение, примостившееся к его крутому боку, стало различимо значительно лучше. Длинный прямоугольник пристройки, незамысловатостью своей конструкции выдающий его хозяйственное назначение. Пятиэтажный квадрат администрации с восьмиэтажными угловыми башенками, на сферической крыше каждой из которых сверкают квадраты солнечных батарей. А что еще может прийти на ум при виде обращенных в небо зеркал?
— Приблизить!
Изображение укрупнилось, и стали различимы бревна, которыми для повышения устойчивости обложено основание яйца.
— Что скажешь? — постучав пальцами по шлему, поинтересовался голос извне.
Бросив последний взгляд на яйцо и удостоверившись в отсутствии какой-либо активной жизнедеятельности, я скомандовал компьютеру: «Отключись!» — и опустил лицевой щиток.
— Ну?
— Оно такое огромное, — произнес я, — что мне даже страшно представить, кто его снес.
— Оно одно? — уточнил Улюлюм. Он, видимо, рассудил, что при наличии двух претендентов на должность Сокрушителя лучше обеспечить фронтом работ обоих.
— Одно.
— А…
— Паразитов я не видел.
— Но…
— Конечно, они могли и прятаться, — не стал я спорить. — Или вообще ведут ночную жизнь.
— Это как? — не понял Улюлюм.
— Кабак, девчонки, водка… — пояснил джинн, высунув свою наглую морду из кувшина.
— Это хорошо, — расплылся в улыбке мой конкурент.
Впрочем, на этой самой конкуренции я не особо настаиваю. Готов уступить славу за сущий бесценок: временный прокат дракона. Слетаю домой, разберусь с тетушкой, дабы более мне не вредила, и… Вернусь? Или останусь? Ведь там все блага цивилизации, работа, а здесь… Оленька.
— Это приятно, — вставил имперский князь. — Но для здоровья вредно.
— Понятно. Минздрав предупредил, — произнес я. — Буду осторожен.
— Так они что, ночью повылезают из своих нор? — уточнила Агата.
— Может быть. А может, они живут под землей, как кроты, и выбираются лишь для того, чтобы вершить свои гнусные дела.
— А какие гнусные дела вершат выползшие кроты? — тотчас заинтересовался Улюлюм.
— А я откуда знаю?
— Мало ли…
— Какие будут предложения? — поинтересовался я.
— По коням! — схватившись за меч, воскликнул Улюлюм.
— Перекусим? — внес лепту в обсуждение дальнейших действий Торригон Багрон.
— Нужно ждать дружину, — заявила Агата.
— Тебе решать, как поступить лучше, — прижавшись к моему боку, произнесла Оленька. Мне это нравится.
— Фрук? — ткнув носом в бок Викторинии, предложил Тихон. — Фрук-фрук-фрук…
— Лучше напасть и разбить яйцо, пока паразиты не подозревают о нашем присутствии, — уперся Улюлюм. — Боитесь? Я сам пойду!
— Подожди. — Я остановил его благородный порыв. — Хорошо. Предположим, ты прорвался к яйцу, разбил его, а дальше?
— А что дальше? Слава, уважение, признательность спасенных людей…
— Я так понимаю, что из яйца должен вылупиться цыпленок, но поскольку это драконье яйцо, то вылупится дракончик. Логично?
— Ну…
— А едва вылупившийся дракончик, пусть он и огромный, как Змей Горыныч в купе с Годзиллой, совершенно беззащитен, как и все новорожденные. А это значит, что некоторое время его нужно будет оберегать от опасностей. Я уж не говорю про то, что надо его кормить, менять подгузники, присыпать тальком попку и… и чего там еще делают с новорожденными драконами?
— Но Великий дракон прилетит уже взрослым, — начал было спорить растерявшийся от обилия доводов Улюлюм. — И все будет хорошо.
— Ага! И всем и вся… Чтобы вернуться из звездных далей — или куда там он улетел? — дракону понадобится время. И боюсь, не день и не два. И все это время нужно заботиться о дракончике. Но даже если из яйца вылупится сам Великий дракон, то, пока он придет в себя после стольких-то веков сна, пройдет довольно много времени, и его охраной нужно будет кому-то заниматься.
— Наверняка, — поддержал меня имперский князь.
— Пожалуй, — слезая с коня, сдался ретивый герой.
— Фрук? — продолжая гнуть свою линию, поинтересовался повзрослевший демон с планеты Ваурия.
— Такие дела, — произнес я, ставя точку в споре.
ГЛАВА 30
Цель близка, но недоступна
А было время, когда я крышу Ватикана держал…
Скульптура атланта из музейного запасникаЯ построил прибывшую к нам на подмогу дружину и, вспомнив учения и нашего ротного старшину, проорал в подражание ему:
— Здравия желаю, орлы! — Но вместо ожидаемого «ав!.. ав!..», в которое сливается ответное приветствие, молодцы замялись и вразнобой ответили в том плане, что здоровьем не обижены и впредь постараются его не подрывать сверх меры.
— Не посрамим отечества? — поинтересовался я, несколько потеряв нить происходящего.
— Уж мы постараемся, — заверили меня.
— Вот и ладно. — Я пожал плечами. — Значит, действовать будем так…
— Исполним все в точности, как повелите, батюшка сокрушительный воевода!
— Да погодите вы… — Я замахал руками, несколько растерявшись.
«И придумали же — „сокрушительный воевода“. Так и до разрушителя дойдут. А там и в историю с этим прозвищем войду. Иван-разрушитель. Да… О чем это я? Какая история?! Но ведь сам виноват. Нечего привередничать было: то мне витязь Триединого дракона не по нутру, то Иван-сокрушитель излишне напыщенно звучит. Вот ребятки и расстарались, придумали прозвище поскромнее, к народу поближе. Ну да уж ладно…»
— Завсегда готовы.
— Ведь я еще не сказал, что делать!
— Ить и не нужно ничего говорить, намекни токмо маленько, а ужо мы расстараемся.
— Хорошо. Намекаю. Будем бить супостата в хвост и в гриву. Но только если сам сунется. А соизволит вести себя тихо, и мы соответственно ответим на мирную инициативу: пройдем тихонько, организуем круговую оборону — но это только ради мира во всем мире, — яйцо расколем, дракончика окружим теплом и лаской и будем дожидаться подхода основных сил.
— Выполним, — пообещали бойцы. — Будем бить так, чтобы хвост к гриве прирастал. Ты главное, батюшка сокрушительный воевода, пальчиком в супостата ткни и скажи, когда начинать эту самую мирную инициативу.
Одного взгляда на их молодые добродушные лица хватит, чтобы понять: если эти сказали, то выполнят. В смысле срастят хвост с гривой.
При первом знакомстве каждый из них представлялся, но я даже не пытался запомнить их имена. Смысл? Я их в лицо не скоро научусь различать, уж больно похожи. Словно братья-близнецы или генетические дубли — клоны. Но представить себе двадцать одного близнеца я не могу даже теоретически. Люди все же не хомячки. А до клонирования наука в этом мире не скоро дойдет, если извне не будет вмешательства. Ей, науке в смысле, еще самой зародиться нужно. Ибо алхимиков-самоучек и знахарей-самородков если и можно отнести к ее предтечам, то очень далеким. И представить два десятка перевертышей сложновато… Так что своей схожестью они обязаны не столько близости генетического кода, сколько искусственному отбору, произведенному ведунами — настоятелями соборов Триединого дракона. Каждый из отобранных в отряд бойцов должен обладать определенными качествами: силой, ловкостью, мастерством владения оружием и сверхчеловеческой выносливостью.
Отсюда и одинаковые поджарые фигуры с широкими плечами (такая мне не снилась и при доступности специальных тренажеров), сильными руками (могу поспорить, они подковы гнут своими руками не хуже, чем я кибернетическим протезом) и крепкими ногами. Остальные индивидуальные черты фигур прекрасно скрываются одинаковыми камуфляжными куртками, штанами из оленьих шкур, высокими сапогами. И лица, как одно заросшие соломенными бородами, постриженными по последней моде. Лоб пересекает кожаная повязка, удерживающая непослушную копну волос в относительном порядке. Лишь глаза разнятся цветом. Единственный, чье имя я запомнил, — Макар. И то это заслуга скорее не его, а его подопечного, которого он повсюду гоняет поперед себя. И не подумайте, кто это теленок. Совсем наоборот, если так можно сказать… Макар в отряде что-то вроде кинолога, только вместо пса у него медведь. Топтыгой кличут. Две вещи могу про него сказать. Во-первых, он огромен. Поднявшись на задние лапы, Топтыга преспокойно положит передние мне на плеши, и дышать мне при этом придется ему в пуп. Во-вторых, Шон совершенно не похож на добродушного Винни-Пуха. Его отношения с Пятачком закончились бы спустя полчаса в желудке первого. Если бы мне понадобилось зачем-то угостить Топтыгу сухариком (сама мысль об этом кажется кошмаром), то иначе чем на лопате с двухметровой ручкой я бы его не протягивал. Вон, стоит… скалит пасть. А клыки-то сантиметров по десять. Таким даже усиленный киберпротез вместо мозговой косточки будет.
— Выдвигаемся!
Мы приблизились к внешней границе гнезда, о запрете на пересечение коей и одновременно о наказании за несоблюдение оного ненавязчиво напоминают человеческие скелеты, прибитые кольями к земле, и железный столбик с предупредительной надписью на неизвестном мне языке. О предупредительном характере пульсирующей желтой надписи я догадался самостоятельно по нарисованному под ней расколотому молнией черепу со светящимися красными глазницами, а компьютер подтвердил мое предположение, озвучив надпись как: «Закрытая зона. Не входи — убьет». Тихон подозрительно обнюхал столбик с предостерегающей надписью и по-собачьи поднял ногу. Это он у соседской болонки научился.
— Ваур! — сообщил Тихон с чувством исполненного долга и смело перепрыгнул через скелет.
Я не патологоанатом, чтобы по останкам установить причину смерти. Впрочем, скелеты — это скорее по части археологов. Но пробитые черепа и поломанные кости говорят сами за себя. Они взывают к отмщению.
Последовав за Тихоном, я обернулся на столбик, из трещин в котором потянуло дымком. Подсветка глаз и надпись мигнули и погасли.
От границы гнезда до драконьего яйца приблизительно десять километров открытой местности, на которой любой чужак будет виден, словно муха на подвенечном платье. С другой стороны, засада может быть в любом месте. На это времени у паразитов было предостаточно, если только они не побрезговали защитой из-за излишней уверенности в своих силах
Как оказалось, не побрезговали. Хотя и излишнего усердия не проявили.
Не прошли мы и двухсот метров, как слой щебенки перед нами зашевелился и из него выполз неизвестный науке монстр. Боюсь, что для науки он так и останется неизвестным, поскольку бравые молодцы из группы поддержки, не успел я моргнуть, разделали монстра под орех. Без суеты и спешки, но и не осторожничая чрезмерно. Я успел только рассмотреть трапециевидную голову с мощными челюстями, усаженными острыми металлическими зубьями, и погнутую бензопилу с частично сохранившейся надписью «Друж…»
Улюлюм разочарованно вздохнул — он не успел поучаствовать в схватке. Пока он опускал забрало и менял копье на меч, она закончилась. Теперь поднять забрало его никакая сила не заставит.
Еще сто метров. Зашелестел осыпающийся гравий, и из открывшегося хода один за другим начали выползать похожие на мертвецов уроды. Подувший ветерок донес их запах, и я понял, что ошибся относительно них. Они не похожи на мертвецов, они мертвецы и есть. Только оживленные черной магией некромантов. Не люблю некромантов! И это не только личное…
Улюлюм прокричал вызов и, наставив копье, пришпорил коня. Нанизав первого мертвяка, словно юный натуралист бабочку, наш герой не остановился на достигнутом, а ринулся на следующего. Когда на копье собралась весело дергающаяся компания из трех упырей, его конь протестующее заржал и остановился, отказываясь нести непосильный груз. Вероятный Сокрушитель оглянулся по сторонам и, не найдя более подходящего места, сунул мертвецов под нос Тихону. Последний брезгливо сморщил нос и попятился от сомнительного подарка, косясь на меня жалобным взглядом.
— Куси их, куси! — настойчиво потребовал Улюлюм. Мой демон пискнул и поспешил укрыться за моей не очень широкой спиной.
— Что это с ним? — удивился конкурирующий герой.
— А ты сам стал бы кусать подобное? — поинтересовался я, взмахом волнообразного лезвия очищая улюлюмовское копье от постороннего присутствия.
Вместо ответа Улюлюм отбросил освободившееся от лишнего груза копье и, выхватив меч, бросился за последним уцелевшим упырем, который проявил несвойственную его породе дальновидность и попытался укрыться в темной норе. Но ее достигла лишь его голова, с гулким звоном покатившаяся по металлическим ступеням.
Взбодренные бескровной победой, мы продолжили путь.
С похожим на черепаху танком — а где вы видели черепаху с навесными плитами брони на боках? — даже не пытавшимся произвести выстрел, а всего-навсего грозно рычашим и кивающим башней, мы возиться не стали. Топтыга походя подцепил его когтями под вислое брюхо и перевернул лапами вверх. Так все-таки это черепаха, похожая на танк?