Человек Точка

– Что это, Раиса Николаевна?

– Бубен.

– А мех на кой?

– А шаман его знает.

Ведущий не растерялся, пустил странный лот, с лапками чернобурки в придачу с молотка. Версия, что бубен привезен с Байкала и принадлежит настоящему шаману, провинциальная публика восприняла «на ура». До официального окончания благотворительного бала старый подслеповатый музыкант, прихрамывая, ковылял за Раисой Николаевной, как Санчо Панса, за героем-победителем ветряных мельниц, и умолял возвратить ему музыкальный инструмент. Раиса Гавкало, от природы обделенная добротой Дон Кихота, приказала музыканту по пустякам ее не тревожить, после бала ему возвратят бубен. Она же не плачет по поводу чернобурки, которую дети Борис Борисыча без согласования с ней разорвали на две части и украсили лисьим мехом свои дорогие дизайнерские костюмы.

На третий лот выставили детские рисунки, которые за символические деньги купили горожане. Понимая, что аукцион грандиозного впечатления на гостей бала не произвел, Раиса Николаевна попросила ведущих срочно объявить танцы и сама вместе с Всеволодом Задунайским закружила в вальсе, вспоминая их совместное комсомольское прошлое.

Таня Большая и Наташа Зотова работали на износ, они суетились, бегали как белки в колесе, и колесо с большим скрипом, но вращалось. Задорожцы вальсировали плохо, опыта никакого, но зато много и с азартом пили «Райское» шампанское и радовались, как дети, что они, простые смертные, стали главными героями светской хроники. Не каждый день себя в телевизоре увидишь, а здесь посчастливилось стать участником настоящего бала.

Фея-буфетчица, женщина одинокая и некрасивая, после литра шампанского, шибанувшего ей хмельным кулаком в голову, выбежала на средину зала. Она предварительно завязала себе блузку под обвисшей грудью и, оголив поросячий, в три жирных складки, живот, вошла в полное противоречие с утвержденным самим Александром Евгеньевичем сценарием. Главная фея благотворительного бала под общие аплодисменты вспотевшей и возбужденной толпы изображала турецкую наложницу. Только буфетчице могло прийти в голову исполнить восточные танцы под классическую музыку. Неполный состав симфонического оркестра, обслуживавший светское мероприятие, встрепенулся от ужаса, когда после восточных танцев пьяная женщина под музыку великого Глинки перешла к исполнению пролетарского гопака. Репортеры навострили объективы фото– и видеокамер.

Жанна, делая вид, что тоже танцует, выбежала под обстрелом фотовспышек в центр танцевального зала, крепко взяла под локоть разбушевавшуюся буфетчицу и талантливо исполнила роль Змия искусителя.

– Пошли, у меня есть классный коньяк, тяпнем за праздник!

Фея мгновенно прореагировала на слова пиарщицы:

– Девочка, дэ ты раньше була? Щаз, тяпнем, та я такое вам спляшу!

Элитарностью на балу не пахло, зато пахло дешевыми, сладкими духами и вспотевшими телами. Жарко, кондиционеры в городском дворце не предусмотрены…

«Не для того здание строили, чтобы балы в стенах, где звучит музыка Баха и Бетховена, проводить», – повторял организаторам мероприятия директор концертного зала. Но даже он, бывший партийный функционер, в страшном сне не мог представить, чтобы на первом городском балу Задорожья престарелая фея, она же буфетчица по совместительству, изображала гопак с оголенным животом.

Директор хотел подзаработать, теперь-то он понял, что на балах экономить ни в коем случае нельзя. Простая, неотесанная буфетчица, переодевшись феей, никогда за оную не сойдет. Ему заплатили за фей, которых он обещал Раисе Николаевне нанять в драматическом театре, но слова директорского не сдержал. И вот, случился конфуз городского масштаба!

Поймав за руку, пробегающую на большой скорости Таню Большую, Александр Чертков прошипел ей на ухо, как змей Горыныч:

– Завтра вы мне ответите за этот цирк, который вы здесь устроили, а сейчас пусть Коля поет, хватит плясать!!! Звезду запускайте, это бал, а не банальная попойка!!! Давайте, я хочу видеть Баскова!

– Ага, – машинально ответила Таня, перебегая галопом к Раисе Николаевне.

Директриса в образе удава, заглотнувшего кролика, снизошла до Тани, небрежно выслушала ее птичью трескотню и с гордо поднятой головой отдала приказ.

– Задунайского на сцену!

– Он Колю Баскова хочет, вы говорили «все согласовано», – не унималась Таня Большая.

– Татьяна, идите и работайте. Я вам сказала, Задунайского на сцену.

Таня Большая догадалась, пахнет грандиозным скандалом. Ей нужна помощь, она судорожно искала Жанну и нашла ее в буфете. Пиарщица спаивала коньяком фею. Поклонница восточных танцев и гопака еще стояла на ногах и активно рвалась в зал, где звучала ее любимая классическая музыка.

– Жанна, ты представляешь, Гавкало, нас подставила, по полной программе. Чертков требует Колю Баскова, а она говорит – выпускай Задунайского. Рая с шефом ничего не согласовала. Ты понимаешь, что сейчас будет?

– Девочки, давайте выпьем! – предложила добродушно фея.

– Та помолчите вы, вы свое уже отговорили и оттанцевали! – разозлилась Таня.

– Не поняла?

Жанна налила фее очередную стопку коньяка и вручила ей соленый огурец в надежде, что буфетчица займет свой рот.

– Таня, выхода нет! Выпускай Задунайского на сцену и к Черту близко не подходи, иначе он тебя уволит под горячую руку. А завтра мы скажем, что Задунайский – это инициатива Раисы Николаевны. Поняла? Можешь рассчитывать на мою поддержку.

– Спасибо, Жанна. Ты – настоящий друг.

– Предлагаю снова выпить! – отозвалась фея.

– Слушай, Жанна, у тебя зарплаты не хватит, она ж пьет коньяк, как африканский слон, ведрами, – сказала Таня Большая и умчалась выпускать Задунайского на сцену.

Он вышел на большую, декорированную живыми цветами, сцену городского концертного зала с высоко поднятой головой, как Николай Басков. Деловито откашлялся, протянул к публике длинные, ухоженные руки, тонко намекая местным любителям высокого искусства, что пора артиста поприветствовать. Горожане, опьяневшие от «Райского», бурными аплодисментами поддержали человека в отутюженном зеленом пиджаке с черной бабочкой, туго завязанной на шее.

Чертков стоял спиной к сцене и мирно беседовал с Борисом о курсе доллара, валютное настроение которого, подобно капризной женщине, скачет то вверх, то вниз. Стабильности нет, нервы натянуты, как тетива тугого лука, так и хочется выстрелить острым словцом в правительство, а попасть в самого гаранта конституции. Борис Борисович краем глаза глянул на сцену.

– Щаз-з-з споет, – прокомментировал он мужика, купающегося в море аплодисментов.

– Басков порвет задорожцев на куски, Коля петь умеет.

На реплику Черткова Борис Борисович отреагировал неадекватно.

– И у этого фамилия Басков, надо же какое совпадение!

Александр Евгеньевич мило улыбнулся бизнес партнеру чертовски очаровательной улыбкой, без единой пломбы и намека на кариес. «Зубы свои или фарфоровые?»– подумал Борис Борисович. Коммерческая тайна. Все равно, главное эстетически красиво. Черту всегда есть что показать!

Он запел жалобно и протяжно: «Гори, гори, моя звезда-а-а». Чертков побагровел, Александр Евгеньевич обернулся, на сцене стояло жалкое подобие Баскова, тот самый худший из Хуанов, родившихся на задорожской земле – Всеволод Задунайский.

– Твою мать… – дальше последовала непереводимая, пулеметная очередь нецензурных слов и словосочетаний, Черткова лихорадило.

– Не Басков, – подлил масла в огонь Борис Борисович.

– Всех уволю, уроды, уроды конченные, – бушевал Черт.

Уроды, они же сотрудники благотворительного фонда «Родня Задорожья» забились в дальние углы концертного зала, так как понимали – после выхода Задунайского на сцену культурно с ними шеф разговаривать не будет.

«Гори, гори, моя звезда-а-а, звезда любви, приветная, умру ли я… и над могилою, гори, гори, моя звезда». Тишина, в зале погас свет. Феи, одна из которых еле держалась на ногах, поднесли свечи к сцене, нервные язычки пламени осветили страдающее лицо певца. Дон Хуан погрузился в пучину нечеловеческой тоски, его сердце билось в ритме музыкального такта. И только близкие, к которым причисляла себя и Раиса Николаевна, понимали, по ком трепещут голосовые связки Задунайского, так и не познавшего славы Вертинского, или на худой конец – Коли Баскова.

В момент кульминации песни под куполом дворца, где крепилась тяжелая хрустальная люстра, запорхало неземное создание. Серая, невзрачная пыль, сдуваемая крыльями бабочки с хрустальных сережек люстры, пеплом посыпала голову Всеволода Задунайского. Он закрыл глаза, вытянул правую руку вперед и почувствовал прикосновение, еле уловимое, как поцелуй солнечного луча в пасмурный, хмурый день. Задунайский осилил ноту «си» и наконец-то открыл глаза. На влажной от пота ладони сидела она, большая белая бабочка. Чудо, подумал певец, такой красивой бабочки я в жизни не видел. Ее крылья, как у птички колибри, завораживающе вибрировали на ладони. Задунайский вспомнил родную дочь, маленькой она любила ловить бабочек сачком.

– Зачем ты их ловишь и опять отпускаешь? – вспомнил разговор с дочкой Всеволод.

– У бабочек есть детки, я не хочу, чтобы они осиротели, – отвечала девочка.

Из глаз провинциального Дона Хуана, не контролирующего бурю собственных эмоций, брызнули слезы. Он запел так, как не пел никогда, он посвящал эту песню любимой дочери Наде, которая погибла в автомобильной катастрофе. Рана свежа, она кровоточит. Его любимая девочка, работавшая медицинской сестрой, больше никогда не придет ему на помощь. Больное сердце Всеволод Задунайский доверял только ей.

Александр Евгеньевич ускоренно перетирал в жерновах сознания варианты, кто и зачем пригласил отца погибшей медсестры на бал. «Индусы шантажируют! Задунайский на сцене – это намек, они все знают. Или просто старая Рая ослушалась… Да, первый бал комом», – расстроено подумал Черт.

Завершающие аккорды песни, пауза, аплодисменты. Буря аплодисментов спугнула бабочку, та взмыла под купол. Задунайский поклонился публике, вытер рукой остатки слез с лица и почувствовал еле уловимый запах ладана.

Благотворительный бал подходил к концу. Александр Чертков торжественно объявил присутствующим о вступлении в фонд «Родня Задорожья» Бориса Борисовича Шарапова, но горожане настолько устали, что появлению нового учредителя аплодировали только Раиса Николаевна, Таня Большая, Наташа Зотова и Жанна Громовик. Почти благотворительная «Виагра», если бы не Раиса Николаевна Гавкало с ее врожденным талантом испортить любой проект.

Черт покинул бал, не дождавшись сладкого, так и не оценив двухъярусный торт, что удался на славу кондитерам Задорожья. Александр Евгеньевич вышел на улицу, где его ожидала охрана и авто. Жара, духота, плохое настроение. Неожиданно жирной струей в его сторону брызнул искусственный снег, забрызгав дорогой костюм олигарха. «Кончили быстро и некрасиво, завтра всех уволю», – поклялся Черт и, как фокусник, спрятался в черном автомобиле, который увез его в ночной клуб. Главный идеолог фонда «Родня Задорожья» неистово жаждал с новой девкой, собственной водкой, отключиться от благотворительных проблем и забыться.

Раиса Николаевна довольная вышла из укрытия и командным тоном сказала Наташе Зотовой, руководившей запуском аппарата, создающим искусственный снег:

– Успели Александру Евгеньевичу угодить. Он хотел снег летом, пожалуйста! Креативненько получилось!

Украинские индусы

В сауне спортивного клуба «Финиш» индусы собирались строго по пятницам, на протяжении пятнадцати лет. «Фотограф», по паспорту Олег Качалов, «Граф», в миру Игорь Графский, и «Зверь», он же Родион Павлович Хомяк. Их троицу в Задорожье прозвали «Святой». В 2006 году мафиозный клан индусов пребывает в зените власти. Каждый из них контролирует определенный сектор большой системы по выкачке денег из закромов города. Граф руководит крупным банком, Фотограф создает липовые коммерческие фирмы, через которые отмываются финансовые бюджетные потоки, он официально работает в горисполкоме, а Зверь возглавляет Областное Управление Министерства Внутренних дел Задорожья. Цепочка крепкая, не разорвешь.

В белых простынях, прикрывающих нагие тела и мятых шапочках, спасающих головы от перегрева, они казались милыми отцами семейств, для которых бокал холодного пива – верх блаженства.

– Слышал, Граф, в Задорожье появились новые благотворители, – констатировал Родион Павлович Хомяк.

– Зверь, не нравится мне все это. Я Черта знаю, он просто так ничего не делает, задумал что-то малец. Но пока не пойму что. Он весь в кредитах, а деньги по ветру пускает. Не логично! Копейка вчера позвонил, спрашивал разрешение пойти на бал, я отказал. Губернатор пошел, надо было и ему позвонить, чтобы он мероприятие проигнорировал.

– Думаю, Чертков к власти рвется, хочет, чтобы его уважали, – поддержал разговор Фотограф.

– К власти… Пусть молоко на губах обсохнет. Власть в этом городе – это мы. Через тебя, Фотограф, в горисполкоме не перепрыгнешь, городские финансы контролирует Граф, а мне вся милиция в регионе подконтрольна, так кто здесь власть? – завелся Зверь, главный милиционер области эмоции не привык сдерживать.

– Шарапов в благотворительный фонд уже вступил, – сообщил подельникам Фотограф.

– Вот именно, но во ЧТО вступил, Борюся не подумал, – ухмыльнулся зло Зверь.

Родион Павлович знал, что Борис Шарапов приторговывает наркотой в ночном клубе «Филин». Не активно, но пробует торговать. Чуть что – Зверь знает, как приструнить Борю.

– Надо будет своего человечка в фонд запустить, посмотреть изнутри, что Черт затевает. Может, через фонд он собирается прокачивать денежные потоки? – предположил Игорь Графский.

– Граф, ты как всегда прав, причина резкого увлечения Черта благотворительностью – это деньги. Несомненно! Но мы пока не понимаем мотива, для чего создан фонд, и схемы прокачки денег. Не знаем, но узнаем, – деловито заявил Зверь.

Погоны, как волшебная банковская карточка, осуществляют любое желание хозяина. Получать информацию по первому требованию и жестко контролировать процессы, влияющие на жизнедеятельность родного города.

Дверь сауны со скрипом приоткрылась, только одному человеку в Задорожье позволено врываться без стука и приглашения в логово к индусам. Банщик просунул в щель часть своей лисьей мордочки, заскулил, демонстрируя холуйскую улыбку, в которой недоставало двух передних зубов. В прошлый раз Зверь, недовольный качеством обслуживания, проучил холопа, а потом дал денег на новые зубы. Банщик их вставить еще не успел.

– Девочки прибыли! Сюда вести?

– Дурья твоя голова, они что, париться сюда пришли?! Пусть ждут, – возмутился Фотограф.

– Понял.

Голова банщика исчезла. Через полчаса Зверь с Фотографом продолжили процедуру расслабления, но уже вместе с девочками, Граф услышал характерный смешок за дверью. Его всегда раздражал дешевый смех проституток. Он остался париться, ибо любил баню больше, чем девок – первые слабые проявления надвигающейся мужской зрелости.

Сильный пар выедал глаза, Игорь Графский выпаривал свои негативные эмоции, которые до банной пятницы грызли изнутри его сильный организм. Теперь и в бане отдыха нет, сердился Граф, мыслительные шестеренки вращались с бешеной скоростью. Он думал о Черте…Отец Черткова, директор крупного металлургического предприятия, десять лет назад привел сюда в сауну своего сына. Мода париться с нужными людьми ушла в прошлое, а раньше все вопросы решались здесь, в бане, открыто, под белыми простынями скрывать нечего. Молодой Черт парился с большими, влиятельными людьми города, обзавелся нужными знакомствами, взял крупный кредит в «Indust»-банке и построил за городом завод по производству «Родненькой». Креативный, хитрый, умный, и без тормозов, совершенно без тормозов.

Дверь парилки открылась, кучерявая блондинка с наклеенными ресницами и силиконовыми губами назойливо промяукала:

– Дорогой, можно к тебе?

– Дверь закрой с той стороны, дура, – прорычал Игорь Графский.

Блондинка дверь закрыла и с грустью подумала: и время потеряла, и денег не заработала, клиент богатый, но злой, а еще говорили – Граф…

Игорь Графский вышел из парилки, снял простынь, и в чем мать родила, плюхнулся в бассейн с холодной водой. Графу не стало легче, он снова думал о Черте, наваждение, какое-то. Главный финансовый гуру региона надел махровый красный халат, переступил через сексуально раскинувшуюся на полу блондинку и пошел в комнату отдыха. Девушка по вызову расстроилась, с ней происходило такое впервые, ее проигнорировал мужчина. Необходимо срочно подкачать губы, покрасить на два тона светлее волосы, похудеть. «Может, я старею», – терзали сомнения валютную проститутку.

Граф выпил коньяка, закурил, набрал знакомый номер телефона.

– Ты где? – спросил он абонента без лишних предисловий.

– У себя, как всегда, работаю.

– Касторкой торгуешь?

– Почему касторкой? Разрешенным в Украине перечнем фармацевтических препаратов, – казенно, как перед налоговой службой, отчеканил собеседник.

– Складно поешь! Через десять минут, нет, через двадцать жду тебя в сауне.

– С собой что-то захватить действенное? Я тут новый препарат достал, классное средство.

– Не дури, ты мне сам нужен.

– Лечу.

– Смотри, пропеллер не сломай. Через двадцать минут.

Граф вышел из комнаты отдыха, жестом позвал блондинку. Она быстро скинула подобие одежды, прозрачную накидку, напоминающую домашний короткий халатик.

– Минет.

– А может? Давай попробуем…

– Я два раза не повторяю!

Блондинка расстроилась, хороших денег сегодня точно не заработаешь. Если не везет, то не везет…

Анатолий Птаха летел на встречу, суетливо взмахивая крыльями. Точнее, жирными короткими ручонками, которые без учета дорожных правил управляли новенькой машиной, ловко прыгающей по дорожным кочкам. Еще бы, сам Граф вызывает. Наконец-то, а вот и знаменитый спортивный клуб «Финиш». Анатолий потоптался возле двери сауны пять минут, прилетел раньше времени. Отдышался и тактично постучал. Банщик открыл дверь, улыбнулся.

– Привет, Павлович, где зубы потерял?

– Да, было дело под Смоленском!

– Так ты за дело пострадал или на орехи перепало?

– Зверь в прошлую пятницу меня воспитывал, я ему теплое пиво подал, ящики поздно в сауну привезли, не успел в холодильник бутылки поставить. Знал, что получу по морде, но выбора не было, поставил пиво на стол теплым.

– Зато стоматологу радость, заработает, – пошутил Птаха.

– А я в минусах, получается.

– Получается, что так. Слушай Павлович, а Граф сегодня в хорошем настроении?

– Двадцать минут назад он сердитый ходил, а сейчас его величеству полегчало маленько. Иди прямо в комнату отдыха, он там тебя ожидает.

Птаха впорхнул в индусское логово, здесь пахло роскошью, деньгами и похотью. Мне бы так пожить, хотя бы денек один, подумал фармацевт. Графа он застал в деловом расположении духа. Игорь Графский сидел на роскошном светлом диване в красном махровом халате. В правой руке он держал хрустальный дизайнерский снифтер, специальный пузатый бокал для коньяка. В левой у Графа дымилась гаванская сигара марки «Лансероз», которую обожал известный команданте Фидель.

– Приветствую вас, Игорь Федорович!

– И тебе не хворать! Слушай меня внимательно, Птаха, завтра ты пойдешь к Черткову и попросишься в благотворительный фонд. Станешь его соучредителем.

– Так я не по этому делу. Я деньги зарабатываю, а не раздаю. Игорь Федорович, помилуйте!

– Повторяю, для особо одаренных. Ты пойдешь, мать твою, станешь учредителем благотворительного фонда и будешь раздавать по двадцать тысяч гривен в месяц бедным и убогим. Понятно?!

– Я разорюсь… Бизнес, а как же мой бизнес? – затрепетал Анатолий Птаха, – По миру меня пустить хотите с протянутой рукой?

– Не прибедняйся, я о твоих доходах знаю. Сеть аптек по всему городу, а тебе двадцать тысяч на сирот потратить жалко?

– Жалко, пусть каждый о своих детях сам думает, а то наплодят на пьяную голову, а ты им помогай. Хоть убейте, Игорь Федорович, а я в фонд вступать не буду.

– Название у фонда хорошее – «Родня Задорожья»! Нравится?

– Издеваетесь? Что я вам сделал плохого, Игорь Федорович? Мне чужая родня не нужна, у меня своя семья есть.

– Ладно, дурья твоя башка, затраты мы тебе компенсируем. А ты пиариться в фонде будешь за наш счет. Я хочу, Птаха, чтобы ты по низким ценам лекарства горожанам продавал. Социальная ответственность бизнеса, слышал про такое?

– Как, по низким ценам? Не понял? Вот сейчас, Игорь Федорович, не понял.

– Сделаешь перечень лекарств по низким ценам. Черткову скажешь, что у тебя есть уникальный социальный проект. Мол, хочешь пенсионерам, ветеранам помогать.

– Да никому, Игорь Федорович, помогать я не хочу. За перечень лекарств по низким ценам компенсация будет?

– Мы компенсируем только затраты на взносы в благотворительный фонд.

– Да как же? Я опять в проигрыше?

– Птаха, да не петушись ты попусту. Сделаешь небольшой перечень лекарств по низким ценам, а на остальные медицинские препараты поднимешь расценки. И никаких финансовых потерь, чистая математика. Реклама твоим аптекам хорошая будет. Так и напишешь на вывесках в своих аптеках – «Лекарства по СУПЕР низким ценам!».

– Вот это мне нравится. Это другое дело. Получается, я даже в выигрыше буду?

– А то, – Граф протянул Анатолию Птахе армянский коньяк десятилетней выдержки, гость с удовольствием выпил, лицо его неприлично раскраснелось.

Жадный от природы фармацевт пил дармовой коньяк большими глотками, не чувствуя букета. Мечта пожить хотя бы день, как задорожские индусы, сбывалась. Еще бы девку для полного счастья, размечтался Птаха.

– Телку хочешь? – спросил Граф, как будто прочитал мысли Анатолия.

– Дорого?

– За все заплачено, бери и пользуйся, пока я добрый.

– Я всегда говорил, Игорь Федорович, вы человечище!

Похмелье, как прозрение

Утром Веня Зюскинд первым из подчиненных Черта получил жесткий, дорогой пендель от шефа в размере штрафа на тысячу долларов. Крик, мат, истерика. Чертков обвинил помощника в том, что тот не контролировал подготовку благотворительного бала, а выжившая из ума Раиса Николаевна погубила не только мероприятие года, но и его дизайнерский костюм запредельной стоимости. Искусственный снег оказался своеобразным детонатором в веренице неприятностей, возникших на благотворительном мероприятии. После бала расстроенный Александр Чертков ночью буйствовал в клубе «Филин», охрана рассказала по секрету Зюскинду, что босс в ночном клубе с большим азартом подрался. Его охранник сидит в отделении милиции, так как взял вину на себя.

Утро хмурое, пасмурное и недоброе для Александра Евгеньевича. Секретарша принесла ему таблетку от головной боли и лед в прозрачной грелке, чтобы он приложил его ко лбу.

– Башка разваливается, твою мать!

– Может, вы отдохнете, Александр Евгеньевич? – суетился оштрафованный Зюскинд.

– От чего? От жизни? Проследи, чтобы история с ночным клубом не имела продолжения. Бал – полное гавно! Передай Громовик, что теперь вся ответственность за освещение бала возложена на нее. Провели плохо, так пусть хоть журналисты постараются. Такое масштабное мероприятие никто в Задорожье еще не проводил, мы помогли детям … и тому подобное. Ну, ты понял!

– Александр Евгеньевич, я лично все проконтролирую.

– Контролер из тебя, Веник, как из меня мать Тереза. Бля, как голова раскалывается! Я хочу пару человек завести в фонд. Вот список людей, организуй мне через час встречи, чтобы я с ними мог по очереди повидаться.

– Может завтра лучше?

– Сегодня!

– Понял, записываю.

– Ты дебил или имбецил? Что ты записываешь, список на столе! Что ты тут выслуживаешься, как вшивая собачонка? – перешел на фальцет Черт.

Голова у Черткова болела невыносимо, и этой болью он хотел поделиться со своим помощником.

– Простите.

– Бог простит, это не ко мне, – злился Черт.

Секретарша, пышногрудая Глафира, принесла Черткову завтрак – кофе, теплые рогалики, йогурт, фрукты. Греческое имя Глафира означает «стройная, утонченная». К секретарше Черткова, чья фигура напоминала загорелую гитару, это имя явно не клеилось. Секретарша регулярно сидела на диетах, чтобы гитара не разрослась до размеров контрабаса. Глаша, деловито двигая бедрами, покидала с пустым подносом кабинет шефа, на секунду она остановилась, задумалась и рискнула спросить.

– Простите, Александр Евгеньевич, снова звонила Елена, говорит вопрос жизни и смерти, она хочет встретиться с вами.

– Я занят, – отрезал Черт.

– Может, завтра?

– И завтра я не свободен.

– Поняла, Александр Евгеньевич.

Елена Дашкова – школьная пассия Черткова, его первая любовь. Он любил ее в школе, добивался взаимности в институте, но Лена, в постоянном окружении толпы поклонников, к Черткову проявляла равнодушие, как друга она его воспринимала, как сексуального партнера – нет.

Как это ни странно звучит, но своим богатством и высоким социальным статусом Чертков обязан Елене Дашковой, ради нее он работал как проклятый, по четырнадцать часов в сутки. Ради Лены он брал кредиты, строил завод, воевал с конкурентами. Он хотел быть большим, значимым, успешным, чтобы женщина, которую он любил, его заметила и полюбила. К тридцати шести годам Александр Чертков стал олигархом, депутатом, светским львом, за которым бегают незамужние девушки в надежде заполучить сердце неприступного холостяка.

У Лены все наоборот, она дважды неудачно побывала замужем, одноклассники утверждают, что Дашкова родила ребенка, располнела, сидит дома и теперь никому не нужна. Этой информации Чертков несказанно рад, так ей и надо, сколько лет она мучила меня, злорадствовал олигарх. Заработал закон «обратки», который гласит: «хорошее, равно как и плохое, возвращается адресату». Этот закон Александр Евгеньевич придумал сам, он любит повторять его сотрудникам, при каждом уместном случае.

В жизни Черткова окружали одни враги, он так искренне считал. Им, врагам и недругам, все возвращалось сполна. Ленка его не любила, вот и получила по заслугам. Пусть завидует, у него теперь семнадцатилетние девчонки в почете. Ленка – пройденный этап. Пройденный!

Три года назад они встретились в ресторане, Дашкова праздновала свой день рождения. Они случайно столкнулись, много выпили за ее здоровье и провели три прекрасных месяца вдвоем. Черт никогда и не с кем так долго не просыпался в одной постели. Потом они поссорились, Лена ушла. Ушла, громко хлопнув дверью, Чертков не мальчик, он не простил, назад не позвал. Через месяц она настойчиво искала встречи, но он сменил номер телефона. И перестал посещать злачные места в городе, где Дашкова могла появиться. Умерла, так умерла. И вот опять звонит. Три года спустя! Что ей надо? Вспомнила. Да пошла она…

– Александр Евгеньевич, я вот тут список посмотрел, который вы мне дали. Может, всех собрать в ресторане, например, на обед. Мужики, когда хорошо поедят и выпьют, быстро принимают решения, позитивные решения, – прервал грустные воспоминания Черта его помощник.

– Мужики… Откуда ты знаешь, как ведут себя настоящие мужики?

Черт злобно посмотрел на помощника испепеляющим взглядом, у Вени Зюскинда задрожали руки, заморгали глаза, как будто его только что задержали на таможне, а у него в сумке находится контрабанда. Пронесет, не пронесет… Пауза томительная, длинная.

– Ладно, уговорил. Назначай встречу через час в «Филине». Шарапова предупреди, чтобы хорошую закуску поставил и «Родненькой» пару бутылок, обязательно холодной.

– Хорошо, – ответил помощник. Он не стал объяснять шефу, что будущие учредители фонда – бизнесмены, у них такой же дефицит времени, как и у него самого.

Собрать через час всех участников грандиозного благотворительного заговора в «Филине» это из серии «Фантастические приключения Веника в Задорожье». Помощник бессовестно врал потенциальным кандидатам на роль учредителей благотворительного фонда, уговаривал, грозился покончить жизнь самоубийством в рассвете лет, если те отказывались от важной встречи, обещал манну небесную, но таки добился своего.

Через час в «Филине» за большим стеклянным столом на открытой площадке сидели: сам хозяин ночного клуба Борис Шарапов, собственник завода драгоценных металлов «Блеск» Роман Александрович Громыко, владелец швейной фабрики «Портняжка» Владимир Петрович Сушко, собственник сети автосалонов «Дрынь-Брынь» Олег Валерьевич Томилов, владелец сети городских аптек Геннадий Петрович Сивка.

Александр Евгеньевич Чертков пришел на встречу последним, когда задорожские бизнесмены громко обсуждали главное событие текущего дня, зачем их так срочно собрал вместе Черт. Александр Евгеньевич окинул взором стол. Как заказывали – первоклассная закуска, в центре стояла она, любимая, родная, единственная и неповторимая «Родненькая», несколько литровых бутылок, покрытых изморозью в жаркий летний полдень. Красиво! Шарапов приказал официантам убрать посторонних с площадки, ими оказались случайные посетители клуба, им предложили перейти в зал, где работает кондиционер. Посетители не сопротивлялись, хотя на площадке веяло естественной прохладой от Днепра, а в помещении царил искусственный, бездушный холод. Затем Борис Борисович попросил покинуть летнюю площадку и своих официантов. Полная, безоговорочная конспирация.

– Господа, товарищи, пацаны… – у собравшихся перехватило дыхание. – Я собрал вас всех с одной благой целью. Пора брать город. Наши предприятия ключевые в регионе, мы пашем на бюджет, нас обдирает налоговая, а индусы жиреют. Они не дают развиваться нашему бизнесу, новому, прогрессивному. Хочешь открыть кафе, необходимо идти к индусам на поклон, построить завод – приползи на коленях, провести мероприятие – согласуй с ними. У них все схвачено, за все уплачено. Индусы, одним словом, не хохлы.

– Александр, слезай с трибуны! Ты хочешь передела, войны в городе? – занервничал Олег Тамилов, у которого индусы раз в год меняли машины на более дорогие. Ссориться с ними он не хотел.