В 1918 году закончилась Первая мировая война – разгромленная Германия была возвращена к состоянию 1864 года и разделена на 38 государств: королевства Пруссию, Вюртемберг, Баварию, Ганновер и множество мелких княжеств. По условиям Московского договора Россия получила турецкий город Стамбул, переименованный обратно в Константинополь, а также бывшую германскую колонию в Африке – Намибию. 7 ноября 1918 года российские ссыльные, устроив революцию в Женеве и Лозанне, захватили власть в Швейцарии, объявив ее «социалистической республикой». В 1927 году Государь Император трагически погиб во время охоты в Намибии – его задавило упавшим жирафом: вскоре Федор Шаляпин был коронован в Успенском соборе(точнее сказать, к власти в империи пришла генеральская хунта в составе Корнилова, Юденича, Колчака и Деникина).
Народ искренне полюбил доброго Царя Федора(ему присвоили звание «супер-обер-генералиссимуса» и дали столько орденов, что приходилось надевать их даже на спину).
Спустя 30 лет после начала мудрого правления здоровье Императора ухудшилось(таская на себе тяжесть орденов, Шаляпин потерял голос и уже не мог исполнять знаменитую «Дубинушка, ухнем!»),
и
он отошел к Престолу Отца Небесного.
Его тело решили сохранить для потомков, похоронив в хрустальном кубе на Красной площади: выполненное из стекла здание с куполом, греческими колоннами и церковнославянскими буквами «ФЕОДОРЪ». К сожалению,
Государь умер внезапно, не оставив наследников, вследствие чего возник деликатный спор между его приближенными(кровавая разборка генералов – престарелый Корнилов и дряхлый Деникин были убиты в перестрелке, дошло до ввода в Москву тяжелых танков обер-егермейстера Багова).
В результате компромисса Дворянского собрания, святейшего Синода, Государственной думы и Шестого гусарского эскадрона в 1957 году на трон был возведен Император Тарас Поповских(остальные претенденты на корону погибли в уличных боях – митрополит Москов-ский короновал толстяка-подхорунжего из запорожских казаков).
Через десять лет Государь отрекся от престола по болезни(произошла дворцовая революция),
и в Кремль на санях прибыл Божией милостию Император Илья Волкобоев, избранный на Царство Семеновским полком – при изучении архивов выяснилось, что Илья – прямой потомок служанки Ярослава Мудрого и имеет права на корону… Ну а дальше пророком быть не надо – Россия пошла по пути поздней Римской империи. В чертогах античных государей власть переходила не от отца-августа к сыну-цезарю, а захватывалась дворцовой стражей – либо император усыновлял понравившегося ему офицера. Империя погрузилась в пучину переворотов: окраины сотрясали мятежи инородцев, а кандидатов в императоры развелось больше, нежели бродячих собак. Закончилось плохо: в 1995 году популярный претендент с Урала, вооружив отряд обедневших дворян вилами и лопатами, клятвенно пообещал: в стране будет установлена республика. Его ополчение триумфально заняло Москву, а империя распалась – отложились Украина, Прибалтика, Польша и Финляндия, Константинополь вновь стал Стамбулом и радостно присоединился к Багдадскому халифату. Новый правитель по имени Николай Борисович торжественно въехал в Кремль на белом пони, которого держал под уздцы его верный лакей – генерал-аншеф Пирожков. Через день Николай Борисович, опохмелившись, рассудил: республику он объявлять не собирается, а стоит за конституционную монархию по британскому образцу. Должности при царском дворе получали те, кто умел быстрее наливать выпивку и ловчее подавать закуски. Один прощелыга из Екатеринодара, утром приехав в Москву в звании сенатского регистратора, к вечеру был назначен титулярным камергером с золотым ключом – царя развеселило, как тот умеет глазом открывать пивные бутылки. Девять лет назад, после очередного похмелья, гуляя на пиру среди шутов и карлиц, государь вызвал нынешнего императора к себе и… подписал указ об его усыновлении, объявив наследником. Первыми взбунтовались ура-патриоты, ибо новый кандидат в цари происходил из саксонских переселенцев, в XVIII веке прибывших на Русь из Дрездена: «С какого бодуна на русский престол немчуру коронуем?» Впрочем, все удалось замять – Главный канал ТВ, контролируемый тогда купцом первой гильдии Платоном Ивушкиным, в темпе сделал с десяток передач и ток-шоу о потрясающей пользе, которую принесли империи цари с немецкой кровью. Рейтинг вырос как на дрожжах: старый царь, похлопав «сыночка» по плечу, отрекся и отправился в new-Царское Село отмечать масленицу, а свежеиспеченный император приступил к формированию правительства из дрезденских баронов. Давая интервью прессе, новые министры постоянно сбивались на родной немецкий, с отвращением жевали кулебяку вместо сосисок, а из самоваров по утрам пили кофе. Чиновники начали срочно стричь бороды для быстрой карьеры при императорском дворе, но в этом отношении им не повезло. Царь поощрял «возврат к корням», для чего показательно раз в год ездил в деревню пахать поле под телекамерами – разумеется, одноразовым надувным плугом.
– Ваше величество, – раздался вкрадчивый, как дуновение ветерка, шепот – император вскинул голову, поняв, что отвлекся. Перед ним, согнувшись в раболепном поклоне, стоял лакей в расшитой орлами ливрее. – В приемной ожидает сиятельный граф Шкуро. Прикажете пригласить?
– Да-да, – щелкнул пальцами царь. – Конечно, братец.
– Слушаю, ваше величество, – степенным шагом подойдя к дверям, лакей обеими руками распахнул створки, зычно крикнув дьяконовским басом:
– Министр двора (троекратный стук серебряным жезлом в пол) его сиятельство, граф Шкуро… (набрав воздух в легкие) К ГОСУДАРЮ!
…Шкуро с такой ловкостью скользнул в проем, что лакею сначала показалось – граф рысью пробежал у него под локтем. Приблизившись к императору, Шкуро с музыкальным звоном соединил подкованные серебром каблуки туфель от Gucci. Не мудрствуя лукаво граф поцеловал государя в плечико – подобное обращение с царственной особой он наблюдал на приеме у халифа в Багдаде. С придворным этикетом во дворце была беда – никто не мог определиться, как в соответствии с современностью вести себя при появлении императора. Служба протокола Кремля на данный момент разрабатывала удобный вариант, допускающий пожатие руки государя: посол в Лондоне уверял – подобную фамильярность позволяет себе даже консервативная британская королева. Пока же в присутствии монарха мужчины кланялись, а дамы делали старомодный книксен. Дискуссия тем временем продолжалась – вчера на «Имперiя-ТВ» выступил гласный
Госдумы с предложением: не копировать Запад, а ввести поясной поклон с прикладыванием правой руки к сердцу, как было принято в Киевской Руси. …«М-да, вот и развивай у нас британскую демократию, – скучно подумал император. – Это уже в крови – каждый чиновник, хоть с тремя высшими образованиями, при виде царя обязательно норовит пасть в ноги». Обновления этикета в империи приживались с трудом – если не сказать хуже. Когда государь в первый год царствования возжелал поговорить с народом по телемосту, толпа мужиков и баб, завидев на экране живого царя-батюшку, хором бухнулась на колени прямо в грязь – в прямом-то эфире! Разумеется, всякие ультрамодные телемосты пришлось отменить раз и навсегда: их заменили регулярным выходом царя на Красную площадь – толпе бросали сладости в виде зефира и конфет «Мишка».
– Ваше величество, – растягивая слова, произнес Шкуро – его голос вполз в императорские уши, словно змея. – Боюсь, у меня для вас плохие новости.
– Рассказывайте, Иннокентий Порфирьич, – кивнул головой царь. – Опять по поводу сегодняшней смерти Маши Колчак? Я готов к самому худшему.
– Я только что получил шокирующие сведения от шефа жандармов, – продолжил Шкуро. – Специалисты МВД сошлись в уверенности: убийца – из тех, коих в криминологии принято называть «имитаторами». Ужасная смерть бедной Машеньки обставлена по тому же сценарию, что и 120 лет назад в лондонском Ист-Энде. Маньяк пытается копировать Джека Потрошителя.
Сидящий в золотой клетке под потолком соловей защелкал, выдавая удивительную по своей мелодичности трель. К окну со стороны парка стремительно спикировал породистый сокол – этих птиц разводили для «битья» ворон над Кремлем. Безрезультатно долбанув крючковатым клювом пуленепробиваемое стекло, пернатый хищник расправил крылья и исчез в ясном, не по-зимнему солнечном небе. «Эх, и хорошо же во дворце, – философ-ски взгрустнул граф. – Прямо как соловью – тепло да светло. А царю пофиг – берет и отрекается. Что ж мне делать с ним, окаянным?»
– Печально, – нахмурился император, и Шкуро почувствовал дрожь в коленях, как будто патрон прочитал его мысли. – Насколько я помню детективы, это означает – по сюжету произойдет еще четыре убийства. А то и больше – какой же триллер без крови? Допустим, Маша явилась случайной жертвой – оно еще ничего. Но если маньяк начнет планомерно резать барышень высшего света, то мы получим дикий скандал. Представьте себе, граф, – каждый день трупы: трио «Вибраторъ», Мина Кидалаки, реалити-шоу «Завод кумиров». Да нам по телевизору показывать станет некого.
Оба собеседника постучали по дереву, нервно сплюнув через левое плечо.
– Историки приписывают Потрошителю десять–двенадцать убийств, а то и больше, – вновь склонился в поклоне Шкуро. – Дело в том, что его причастность к некоторым смертям в районе Ист-Энда Скотланд-Ярд не смог доказать – хотя почерк был весьма схожим. Городовые взяли под арест кавалера госпожи Колчак, кабардинского князя Диму Иблана: как показали свидетели, девушка поскандалила с ним в клубе незадолго до своей гибели. Департаментом полиции принято оперативное решение: выставить переодетых в штатское филеров у престижных ночных заведений столицы, а также пустить по центральным улицам казачьи патрули из Донского войска.
– Логично, – одобрил император и задумчиво повертел в руке сверкающий бриллиантами скипетр, сработанный по заказу ювелирами Tiffany. – Хорошо, о самых свежих новостях докладывайте мне в любое время дня и ночи. Телеобращение я пока считаю излишним. Единственное, что можете указать – расследование шокирующего убийства на личном контроле у государя.
– Разумеется, – Шкуро, казалось, стал ниже ростом. – Что-нибудь еще?
– Ничего, граф, – покачал головой государь. – Всего вам хорошего.
– Храни вас Бог, ваше величество, – произнес тот, плавно скользя к выходу.
Двери с грохотом закрылись, и император вновь остался в одиночестве. Взгромоздившись на бархатные подушки трона, он нажал кнопку на короне – кондиционер утих. «А может, все-таки не уходить? – с тоской подумал царь. – Вон, отовсюду петиции пишут – ткачихи, адвокаты разные умоляют остаться. Поповна молоденькая из Валдая телеграмму прислала – грозится раздеться догола на площади и сжечь себя, если отрекусь. Надеюсь, она сдержит первую часть обещания – по крайне мере, будет прикольно. А уходить придется: просвещенная Европа смотрит. В Люксембурге герцог опять отрекся, не положено сейчас монархам долго на троне штаны протирать. Вот королева Англии молодец – 80 лет уже тетке, а она все не отрекается. Принц Чарльз рыдает, в ногах валяется, говорит: маменька, мне шестьдесят стукнуло, я помру скоро, дай уж хоть на краешке трона посидеть – а она как будто его и не слышит. Так и надо поступать».
Взяв обтравленный золотом пульт, он включил плазменный экран, дожидаясь выпуска новостей. На экране появилась реклама водки «Госдума», которая, как уверяла голая девушка со стопкой, очищена свежим кефиром.
– Интересно, – пробормотал вслух государь. – Сколько на белом свете есть ненужных вещей. Зачем в России, например, существует реклама водки?
…Разумеется, ему на этот вопрос никто не ответил.
Вспышка №1: Подземелье (17 августа, 738 лет назад).
…Винченцо, занеся над головой кирку, ударил по огромной мраморной глыбе, загораживающей вход в штольню. Искры и осколки камня брызнули в разные стороны, валун пронизала трещина. Рыцарь поежился – несмотря на то, что пот лил с него градом, Винченцо чувствовал сильный озноб. Не страна, а настоящая глотка дьявола – днем стоит сатанинская жара, ночью – лютый холод, пробирающий до костей, и к тому же слышно, как воют в пустыне голодные шакалы. Да если бы только это. Неделю назад невесть откуда среди рыцарей появился страшный мор: у тысяч людей вспухают за ушами какие-то шишки и, они умирают за несколько часов, корчась в крови и блевотине. Солдаты молят Господа образумить короля, чтобы тот отдал приказ погрузиться на корабли и спасти тем самым остатки заживо гниющей армии. Но, похоже, из этого ничего не выйдет – Лодовико совсем обезумел. Ну и черт с ними, пусть подыхают здесь, он завтра же отплывет – шхуна контрабандистов с подкупленным капитаном уже под парусами. Осталось только выполнить приказ
своегокороля – и дело сделано.
– Винченцо! Ты уверен, что это здесь? – услышал он хриплый голос.
Слабый огонь смоляного факела осветил заросшее бородой лицо в железном шлеме, выражавшее откровенную усталость и злость, – Гильермо был в таком же настроении, как и все остальные. Винченцо ласково улыбнулся, положив руку на плечо товарища.
– Вне всякого сомнения, друг мой, – заверил он, – папирус у меня, и он точно указывает расположение: если ты не веришь ему, то старый сарацин, которого пытал Джованни, перед смертью тоже показал это место. Храм находится в подземелье прямо под песчаным курганом – ты сам видишь, что сохранились даже остатки мраморных колонн. Кроме того, мы уже наткнулись на обугленные кости… в том месте, где…
– Это место… проклято, – прохрипел Гильермо, пытаясь унять дрожь. – Лучше бы я оказался в гуще сарацин, нежели здесь, да еще ночью…
…Винченцо устало закатил глаза – набожный Гильермо боялся всего, и это изрядно утомляло. Но ссориться нельзя. Отряд рыцарей подчиняется именно ему, а без посторонней помощи подземелье не раскопаешь.
– Дорогой синьор, – сладко пропел Винченцо, приобнимая командора рыцарей. – Я понимаю – кругом ночь, твои люди волнуются, они очень утомились. Но если мы примемся раскапывать курган днем, это увидят из нашего лагеря. Тут же прибегут французы и потребуют свою долю: если не дать ее добром, заберут силой. Да и сарацины могут объявиться.
Внутри подземелья слышались удары кирок, тоскливые ругательства и шорох сыплющейся на землю мраморной пыли. Понять настроение рыцарей будет нетрудно. Они уже три часа как забрались в шахту, ползут на карачках, а результатов не видно. Вернуться с пустыми руками к королевскому двору, конечно, можно – но крайне нежелательно. Ибо король запомнит, что он не выполнил его
ненавязчивуюпросьбу: тогда о последствиях лучше не думать. Поэтому придется поработать еще.
– Ты разве не видишь – все эти ходы раскопаны до нас? – недовольно пробурчал Гильермо, сбрасывая его руку. – Да, тоннели заложены кусками мрамора, но кто знает – может быть, грабители, побывавшие тут в разное время, успели вынести все ценное. Ты не думал об этом? У меня такое подозрение, что, кроме черепов и костей, мы в этом подземелье абсолютно ничего не найдем. Надо выбираться отсюда.
– О, раз так, я готов тебя послушаться, – мирно кивнул Винченцо. – При одном условии – ты будешь лично объяснять королю в Неаполе: мы покинули курган по причине твоих страхов – здесь что-то такое проклято. Несомненно, Карл с интересом послушает о твоих видениях.
Удар пришелся точно в цель – Гильермо крякнул и, не найдясь с ответом, вернулся на прежнее место, начав с таким ожесточением колотить по камню, что его лицо в проеме шлема за минуту покрылось мраморной крошкой.
– Есть! – раздался внезапно крик впереди, из еле освещенного тоннеля, а потом страшный грохот, как будто на пол свалилась целая глыба. – Здесь какая-то комната… синьоры, идите скорее сюда.
Продравшись по тесному проходу среди острых камней, оставлявших на металле кирасы глубокие царапины, Винченцо с трудом протиснулся в маленькое тесное помещение в виде овала: чтобы влезть туда, ему понадобилось встать на четвереньки. Грязные и замерзшие рыцари вкупе с Гильермо уже были внутри, с суеверным страхом оглядываясь по сторонам и держа мечи наготове. Свет пылающих факелов выхватывал из темноты изломанные скульптуры с искаженными лицами, а стены… Их поверхность была покрыта ТАКИМИ чудовищными рисунками, красочно изображавшими
событиявокруг алтаря, что люди, не сговариваясь, хором зашептали:
– Credo in Deum, Patrem omnipotentem
…
Винченцо не интересовали изображения на стенах. Шагнув к плоскому алтарю, среди каменных обломков и человеческих костей он увидел то, что искал. На одном из лежавших на полу черных черепов была изрядно поврежденная, оплавившаяся золотая маска: в ее «щечки» намертво въелась копоть. Да, король не будет разочарован.
Он протянул к маске руку, но ее цепко перехватила длань Гильермо.
– Не надо…– прошептал рыцарь, вращая глазами. – Не бери. Клянусь святой Девой, я всем сердцем чувствую – эта вещь проклята…
Винченцо дернулся, вырывая назад руку из его ладони.
– Да сколько можно? – с плохо скрываемым раздражением сказал он. – Что ты вообще за человек такой? Куда не зайди, всегда одно и то же – это у тебя проклято, то проклято. Степных сусликов еще не боишься? Именем короля, я приказываю – отойди. Синьоры, подайте мне плащ.
…Хмурясь, Гильермо отодвинулся в сторону. Взяв материю, Винченцо обмотал ею маску и сильно потянул, отдирая от обгоревшей головы. Маска не поддавалась. Он уперся ногой в мраморную плиту на полу, и… Дальнейшее произошло буквально за секунду. Плита, словно в цирковом фокусе, встала на дыбы и перевернулась, в показавшемся темном проеме мгновенно исчез Винченцо вместе с маской и черным от копоти черепом. Кусок камня тут же встал на место, захлопнув хитроумную древнюю ловушку, словно ничего и не произошло. До рыцарей донесся короткий крик и шум падения тела. Затем все стихло.
Гильермо с облегчением вздохнул.
– Так я и думал, – сказал он замершим от страха рыцарям. – Знавал я подобный случай в Аккре, на святой земле. Не надо было сразу лезть к золоту, как сделал этот идиот – древние ставили «немых стражей» против грабителей. Даже придя в храм ночью и обманув охрану, вор рисковал жизнью – ловушки стояли на боевом взводе, как арбалет. Два моих друга погибли точно так же, пытаясь взять золотого божка – на них обвалилась стена. Нам тут больше делать нечего. Пойдемте обратно.
Впечатленные смертью Винченцо рыцари были с ним полностью согласны. Однако один из них, русоволосый Гуго, запротестовал:
– Но как же король? Мы должны что-то принести ему отсюда… Ты ведь знаешь характер Карла… он решит, что мы сами убили Винченцо, а золото присвоили себе… и тогда мы окажемся в другом подземелье.
Гильермо тряхнул головой – действительно, с Карлом шутки плохи.
– Хорошо, – бросил он. – Король хочет новых древностей в свою коллекцию? Он их получит. Соберите вот это, только осторожно.
Он показал на разбросанные по полу вперемешку с костями плоские каменные таблички, где на гладкой поверхности были вырезаны непонятные письмена вместе с рисунками в виде рыб и сердец.
– Чем не сюрприз? Бьюсь об заклад, ни у одного из королей нет подобных сокровищ. И один из черепов тоже возьмите – вот этот, с полумесяцем на лбу, – добавил Гильермо, показывая в угол комнаты. – Такие вещи впечатляют. Да не тряситесь вы, – усмехнулся он, глядя на смятение рыцарей. – Ничего больше не случится, я же сказал – ловушки бывают только там, где находится золото. Этот урод в маске, кем бы он ни был, перед смертью специально встал на плиту с «секретом» – чтобы впечатлить грабителей. И забери меня Сатана, ему это удалось.
Прочищая носы от мраморной пыли, рыцари выбрались на поверхность – впереди шествовал Гильермо, держа перед собой большой сверток из мешковины. Барханы пустыни были озарены голубым лунным светом, в отдалении слышался вой десятка шакалов.
– Это место проклято, – привычно заключил Гильермо.
…Желающих возразить ему не нашлось.
Глава шестая
Король-сайгак
(21 февраля, понедельник, почти полдень)
Двухметровый, написанный маслом парадный портрет изображал государя императора в полный рост – при золотых эполетах, с голубой лентой ордена Андрея Первозванного через плечо, рука лежит на эфесе серебряной кавказской сабли, подаренной дагестанским эмиром. Взирая на людей с мягкой джокондовской улыбкой, император как бы лично наблюдал за каждым посетителем кабинета, выдержанного в модном китайском стиле: лаковые ширмы с вышитыми драконами непривычно смотрелись на фоне стандартных патриотических обоев с двуглавым орлом.
– Гешафтен
, у нас эфир через десять минут, – одетый в бархатный кафтан со спущенными на пол длинными рукавами первый продюсер Главного канала дрезденский барон Леопольд фон Браун не улыбался: его губы были плотно сжаты. – Дамы и господа, какие будут предложения? Текущая ситуация далека от ординарной: нам надо восемь раз померить, а двадцать пять зарезать… именно так, кажется, говорится в одной русской пословице.
Сидевшие вокруг стола редакторы программ не отреагировали на сделанную бароном ошибку: они пребывали в похоронном настроении. Многие знали Машу Колчак лично и еще не отошли от шока, вы-званного смертью звезды гламура, поставлявшей взрывные скандалы на ТВ со скоростью конвейера. По настоятельному предложению министерства двора тему в новостях следовало озвучить мягко – но никто не знал, как именно.
– Леопольд Иоганнович, – подала голос молодая черноволосая редакторша Юля, последние пять лет усиленно делавшая карьеру телезвезды. – А может быть, обозначить – это убийство спланировано
определенными личностямиза границей для того, чтобы опорочить светлый имидж нашего государя?
– Фройляйн, не могу назвать мысль хорошей, – отреагировал фон Браун. – Северо-Американские Соединенные Штаты и подлый купец Платон Ивушкин у нас и без того виноваты во всех проблемах империи, включая плохую погоду и испорченную сантехнику. Когда в Тихвине у одной коллежской ассесорши в уборной трубу прорвало, тамошнее телевидение объяснило это событие атакой заговорщиков из Лондона, финансируемой Ивушкиным. Надо не просто поднимать идеи с пола, а креативить иногда.
Юля замолчала, сосредоточенно глядя в потолок – на «пятачке» между люстрами нарисованный синими красками извивающийся чешуйчатый дракон за-глатывал большое красное солнце. Начальству нельзя противоречить на людях – это за время работы она усвоила твердо.
– От великого государя какой-нибудь комментарий ждать? – с ярко выраженным южным «хэ» спросила густо намазанная косметикой «Лореаль» деревенская простушка Аксинья, после окончания университета работавшая на Главном канале: она и Юля отчаянно интриговали друг против друга.
– Ага, – усмехнулся фон Браун. – Прям как что, так сразу наш милый кайзер. Он каждую смерть в империи тебе должен комментировать? Дворник твой если помрет – может, тоже царю-батюшке среди ночи позвоним?
…– Вот-вот, – поправив желтый галстук, поддакнул фаворит начальства, ведущий передачи Alles Schprechen Алексей Малахитов. – «Величество должны мы уберечь от всяческих ему ненужных встреч», как пелось в одном мульфильме. Если помните, «Бременских музыкантов» пришлось снять с трансляции: оказалось, там в невыгодном свете показан король – придурок в трясущемся парике, комично бегающий с яйцом в рюмочке. Жандармы сочли это прямой дискредитацией монархии и политическим заказом. Я было вякнул против, так мне шеф корпуса Антипов лично пообещал, что в следующий раз уже я с яйцом забегаю – только не с куриным. Полиции и жандармам, знаете ли, юмор вообще неведом, они за царя порвут любого: это символ, при котором в империю стало притекать медовое бабло. Недаром все дупла и улья в стране объявлены достоянием государства.
Аксинья по-деревенски прыснула в кулак, представив выкрутасы Малахитова с яйцом, но тут же подавила приступ смеха. Поправив деловой сарафан, из выреза которого выглядывал край лифчика с поролоном, она взялась за авторучку, собравшись записывать приказания руководства.
– «Бременские музыканты» что, – махнул рукой фон Браун. – А когда «Король-олень» сняли с эфира? Я
имговорю – это же классика! Так мне аж из канцелярии министерства двора позвонили, доннерветтер. Спрашивают: а нельзя ли переименовать как-нибудь? Я в ответ: каким образом? «Король-сайгак», что ли? Господа, вы даже не подозреваете, что я услышал… я даже не подозревал, что светлейший князь из рода Рюриковичей может знать такие заковыристые и, главное, многоступенчатые выражения…
– Да жандармам и фильм «Король-рыбак» не нравится, – вновь ожила Юля. – Получили анонс телепрограммы, помялись и спрашивают: а чего он ловит-то? Мелких каких-нибудь рыбешек или престижных акул и тунцов? Я объясняю, что мне неизвестно. Они отвечают: а нет ли фильма «Король – замечательный благодетель, батюшка и милостивец для всех нас, сирых и убогих»? Смеюсь: нету. Они мне серьезно: а зря, давно пора снимать.
Фон Браун хлопнул рукой по столу.
– Тары-бары-растабары, – мрачно заметил он. – И толку от нашего трепа? Мы на государевой службе и должны исполнять ее предписания. Вон как в Британии пресса распустилась! Полощет королеву не приведи Господь, а уж фотографии эдакие ставит: как кронпринц Гарри в пьяном виде, весь в губной помаде из клуба вываливается и по асфальту ползет в состоянии нестояния. Престиж монархии в результате упал ниже плинтуса. Они нам благодарны должны быть по гроб жизни: мы их зажравшуюся Европу от большевиков спасли – да как же, от них дождешься. А то жили бы сейчас эти сучьи принцы при «товарищах», стояли в очередях да карточки на ржавую селедку отоваривали – совсем как в нищей Швейцарии. Давеча побывал в этом бывшем коммунистическом раю в командировке – это ужас, господа. Пиво, и то в уличных палатках разбавленное – вот до чего дошли!
Люди за столом замерли от ужаса. Кто-то непроизвольно перекрестился. Фон Браун, как образцовый лютеранин, немедленно последовал его примеру.
– Святым крестом клянусь, гешафтен, сам видел! – выпучив глаза, заявил он. – Вот сели бы у нас большевички-с в Кремле да Ленина своего в мавзолей поместили – узнала бы тогда эта гнилая Европа, почем пуд урюку.
Несмотря на дрезденское происхождение, фон Браун очень гордился знанием исконно русских пословиц. Поговаривали, будто он настолько большой патриот империи, что по праздникам в узком кругу семьи и гостей из высшего аристократического круга показательно хлебает лаптем щи. Хотя это и доставляло существенные неудобства, особенно долгое выковыривание капусты из носка лаптя. Политическое чутье у фон Брауна было превосходное – раньше Леопольд считался человеком Ивушкина, республиканцем и западником (особенно он обожал костюмы с «искрой» от Черрути). Но после коронации нового царя барон показал себя как преданнейший монархист и с тех пор не расставался со стилизованным боярским кафтаном лионского бархата, ношение которого сделалось модным в кругах высших чиновников. Шил он его, конечно же, тоже у Черрути.
– Короче говоря, – резюмировал барон, – пора нам закругляться, но пока я не услышал от вас, как подавать в эфире столь кошмарную новость. У нас задача – создание позитива, а тут такие, позволю себе заметить, ужасы. Это определенно повлияет на рейтинг государя. Вы же знаете нашего обывателя – насмотрится на мертвую девушку, и сразу в голове щелкает: «А куда царь-то смотрит?» Вот это и опасно, господа. Надо ставить плохое сообщение, а рядом сразу же позитивное, чтобы людей порадовать. Одной чернухой эфир забивать ни к чему. Скажем, для примера: первая новость идет, что произошло убийство, а вторая – завтра собираются снизить цены на водку.
– Я предлагаю следующее, – перехватила инициативу Юля. – Обычно мы начинаем новости с освещения рабочей поездки государя, где он высочайше посещает либо свинарник, либо подводную лодку. На этот раз придется поступить по-другому. Информируем об убийстве Машеньки Колчак, а потом сразу же говорим, что подозреваемый задержан – парня-то ее, этого Иблана, арестовали. Таким образом, мы не только донесем до зрителя негативную инфу, но и вклиним в мозг положительную установку: да, убийства случаются, однако городовые всегда начеку, так же как приставы и околоточные. Кроме того, Диму Иблана в народе сильно не любят – этот захудалый дворянин в каждой бочке затычка, особенно после того, как с Зоsiмъ на дуэли стрелялся. Покажем клуб поклонников хэви-метал: там толпа, узнав новость об аресте Иблана, пьет водку из горла и поет «Боже, царя храни». А далее скажем: неужели возможно, чтобы этот милый паренек оказался жестоким убийцей? После чего (
щелчок пальцами) ударно запускаем клип Иблана «Я знаю точно,
невозможное возможно!»
– Гениально, фройляйн, – восхитился фон Браун. – Объясните это сейчас в наушник ведущему, эфир начинается с минуты на минуту. Все свободны, а вы получаете премию в 500 золотых. Учитесь, господа, как надо работать.
Народ дружно поднялся из-за стола. Гордая Юля, удостоившаяся публичной похвалы руководства, упорно старалась ни на кого не смотреть. Ей и так было понятно, что коллеги бросают на нее завистливые и даже злобные взгляды. В этом она не ошиблась – Аксинья с трудом удержалась, чтобы не плюнуть ей на спину. Надо же, опять эта стерва ее обошла – идет довольная, нос задрала, распальцовка такая – рядом не стой. И добро бы еще сама происходила из потомственных дворян – так нет, ее мать работала официанткой в какой-то провинциальной дыре, а Юля обрела дворянство после университета, как и сама Аксинья. Казалось бы – они обе из народа, должны держаться вместе – но ничего подобного. Это разным графьям жизнь малина: сразу при рождении и титул, и герб на тачке. А тут родись в далекой деревне, коровам хвосты покрути, навоз поубирай, пока выбьешься на столичное телевидение – для того, чтобы потом всякие сучки тебе карьеру портили.
Закрыв стеклянную дверь «аквариума», предназначенного для курения, Аксинья прикурила тонкую и длинную сигарету с ментолом, нервно выпустив дым из побелевших ноздрей. В ее глазах стояли слезы злости.
Ничего. Они еще посчитаются.
Глава седьмая
Художник
(21 февраля, понедельник, поздний вечер)
Я не устаю искренне удивляться предсказуемости полицейских следователей.