Подойдя к избе Петровича, Евфросинья сразу заметила, что дверь в дом открыта сквозняком – утренний ветер пошатывал ее взад-вперед, дерево натужно скрипело. Так и есть – допился, старый мерин, весь дом нараспашку: заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. А времена нынче лихие – запросто и зайдут, и заберут. Старуха осторожно взгромоздилась на обледеневшее крыльцо, с трудом сохраняя равновесие. Проведать соседа-бобыля, жившего на самом отшибе их деревеньки, бабка Фрося собралась из шкурных соображений. Вот уже почти неделю тот не являлся к ней за очередным литром самогона, чем проделал огромнейшую дыру в скромном бабкином бюджете. Видать, где-то уже запасся, алкаш чертов. Ходили слухи, что щас народ чего только не пьет – гуталин на хлеб мажет, спирт из него вытапливает, а потом эдакую бодягу продают по десяти рублев, а то и меньше. При такой жесткой конкуренции ей вскорости прямая дорога на погост, особенно после того, что приключилось с деревней недавно.
      – Дед, ты живой? – крикнула она, вразвалку проходя внутрь комнаты.
      Завидев огромную кучу бутылок, одна часть из которых просто валялась на полу, а другая была сложена в своеобразную «поленницу», она поняла, что ее худшие предположения подтвердились. Но через секунду в старушечьем сердце полыхнула искра нежданной радости: среди бутылок не было ни одной, заполненной хотя бы на четверть, из чего Ефросинья сделала вывод, что явилась как раз вовре­мя. Скорее всего, старик допился до чертиков и лежит где-нибудь в глубине избы, не в силах подняться. Ничего, сейчас она его похмелит, недаром «мерзавчик» взяла.
      – Петрович! Подымайся, к тебе девчонка пришла! – весело закричала бабка Фрося, но опять-таки ничего в ответ не услышала. Тулупа и валенок Петровича в прихожей не было – уж не ушел ли куда пьяным, да не замерз ли по дороге? С него станется. Встревожившись, она двинулась на выход, но тут же остановилась… погреб! Чуть не забыла. У Петровича был погреб, она это точно знала – дед хвалился по пьяни, что погреб «особый», сразу и не заметишь: если что, там можно спрятаться. От кого именно дед собирался прятаться, неизвестно – до их деревни даже немцы не до­шли. Видно, от зеленых чертей, которые посещали его особенно часто после трехмесячных запоев.
      …Так-то оно так, но где ж этот погреб искать-то? Цепким взглядом окинув избу, старуха углядела ветхий коврик, который находился вовсе не в том месте, в каком положено, – уж верно, она бы передвинула чуть-чуть полевее, потому что так будет покрасивше. Женщины сразу подмечают подобные вещи, на первый взгляд кажущиеся мужикам невзрачной мелочью. Подойдя к коврику, бабка Фрося отшвырнула его ногой. Ага… так оно и есть – люк. Но почему Петрович молчит? Полез зачем-то в погреб, да спьяну упал с лестницы, сломал чего-нибудь? Всяко бывает. Испуг за здоровье выгодного клиента придал Ефросинье сил. Кряхтя, пусть не с первого, однако с третьего раза она подняла тяжелую крышку за кольцо, откинула ее и заглянула в непонятный, колеблющийся мрак:
      – Дед! Где ты? С тобой случилось чего?
      Как и в предыдущие два раза, ее обращение пришлось в никуда гулким эхом. Окончательно занервничав, бабка сделала несколько шагов вниз по шаткой лестнице – сверху из комнаты на нее падал тусклый, но все-таки свет. Спустившись, она чуть постояла, пока глаза не привыкнут к сумраку, и вздрогнула, пальцы инстинктивно сжались для крестного знамения. В дальнем углу, возле кадушки и разломанных прутьев, на боку неподвижно лежал Петрович. Он смотрел прямо на нее, и глаза его ярко блестели.
      «Бедняга. Видать, в стельку пьяный – сам встать не может», – подумала Ефросинья и заковыляла к деду, чтобы помочь подняться.
      Приблизившись к телу, она обмерла – на раскрытых губах замер крик, превратившийся в слабый свист. Петрович был мертв, мертвее не бывает – непонятно, как только она не разобрала это сразу. В голове между бровей – аккуратная круглая дырка со следом замерзшей крови: то, что она приняла изначально за блеск – это лед в открытых глазницах трупа. Возле груди – огромная темная лужа, покрывшаяся сплошной льдинкой. Пальцы беспомощно откинувшейся руки Петровича, тоже багровые – к одному из них пристало несколько легких, невесомых перьев. «Кровь», – пронеслось в мозгу бабы Фроси, и тогда она закричала – так, что задрожали, казалось, стены избы. «Мерзавчик» выпал из рук и разбился – самогон смешался с кровавым льдом.
      Старожилы деревни, приникнув к окнам, с удивлением смотрели на Ефросинью, которая неслась по улице, словно реактивный истребитель – невзирая на семьдесят пять лет возраста и больные ноги. Крича на возрастающей ноте «Караууууууууул!» с такой мощностью, что ей черной завистью позавидовал бы любой вокалист пауэр-метал, она на всех парах влетела в помещение сельсовета, насмерть перепугав беседующую по телефону председателеву секретаршу. Не прекращая крика, старуха вырвала у нее из рук телефонный аппарат и начала набирать номер участкового…

       Архангел Елевферий потянулся, с мучением расправляя затекшие во сне крылья. Пробуждение отнюдь не было прият-ным – еще вчера вечером он почувствовал себя крайне неважно, а сейчас ситуация только ухудшилась. Суставы болели, как будто он участвовал в соревновании комбайнеров, голова раскалывалась, глаза слезились – налицо симптомы сильной простуды. Казалось бы, он принял меры предосторожности – вчера перед сном принял тибетскую precious pill , которую раздают работникам Небесной Канцелярии. И поди ж ты, наутро – никакого результата. Со звуком плачущей флейты он обширно высморкался в носовой платок, приложил руку ко лбу – тот был горячий, словно сковородка на плите. С чего все это? Вчера с приятелем навещали японский суши-бар L‘Itsu, поели там роллов с огурцом, попили чайку – ну так чаем-то пока еще никто не травился.
      Простые люди на Земле уверены, что в Раю не болеют – дескать, это попросту невозможно в столь идеальном обществе. Наивные, они даже не предполагают, какиетут условия. Праведники и верно отдыхают, а у ангелов и архангелов есть каторжная работа, из-за которой приходится постоянно рисковать здоровьем. Из командировок на Землю, где со времени ее основания Голосом побывали, наверное, все сотрудники Рая, на небо завезена масса инфекционных болезней типа ОРЗ или чесотки. Кроме того, блохи весьма охотно селились в перьях крыльев. Конечно, рак или что-то ужасное в виде опухоли никому не грозит, но все равно неприятно. Так, наверное, чувствовали себя испанские конкистадоры, напоровшись в джунглях Южной Америки на неведомую тропическую малярию с желтой лихорадкой. Другое дело: лечится все это мгновенно, а тут почему-то не помогло. Игра не стоит свеч, он примет еще одну тибетскую пилюлю, а пока позвонит Габриэлю – объяснит, что не сможет прийти на обязательное утреннее совещание. Честно говоря, он вообще не понимал, для чего нужны все эти бюрократические процедуры. Кроме нелегальной иммиграции в Рай, с которой все для видаборолись, но знали, что без нее не обойтись, по сути, никаких проблем не было. Если Шеф как-то руководит десятками миллиардов грешников, то с парой сотен тысяч праведников управиться можно совершенно спокойно – тут и к гадалке не ходи. Если бы от него зависело, то он закрыл бы глаза на эту проблему: пусть за неделю без вести пропали три ангела, но не стоило устраивать такой хай и уж тем более обращаться к Шефу. При том, что в Небесной Канцелярии отсутствовала система наказаний, а Голос отбыл в отпуск – эти ангелы могли наплевать на текущие дела и умотать на один из земных курортов.
      Архангел потянулся за служебным телефоном. Ох ты… кажется, он оставил его на кухне, когда болтал с приятелем после вчерашнего прихода с работы. Придется подняться с постели, как бы плохо ему ни было. Давно он так не простужался – еще с визита на остров Шпицберген, где, плывя на льдине, попал в сильнейшую метель. Превозмогая боль, Елевферий спустил одеревеневшие ноги на бамбуковый пол, показавшийся ему чудовищно холодным. Крылья бессильно волочились за спиной и мускулы сводило судорогой. Он оглянулся – влажная от пота подушка была сплошь усыпана полузасохшими перьями. Да уж, какое тут совещание. Определенно будет великим подвигом, если он сможет просто-напросто дойти до кухни и вернуться обратно. В его нынешнем состоянии это тоже не так-то легко.
      Мобильник лежал именно там, где он его оставил. Елевферия шатало от слабости. Он протянул к телефону руку, но внезапно услышал за спиной легкий, царапающий звук. Превозмогая боль, он поднял голову и повернулся. Увиденное повергло архангела в крайнее изумление: прямо в оконный проем влезал человек в черной ковбойской шляпе и шелковом плаще. Его лицо было закрыто белой маской – что-то на манер той, что была в фильме «“V” значит “Вендетта”». Маска улыбалась искусственной улыбкой.
      Елевферий инстинктивно попятился – боком он задел мобильный телефон, который свалился со стола, от удара об пол со звоном отлетела в сторону «вечная» батарейка. Незваный гость, ничуть не смутившись тем фактом, что его заметили, не спеша протиснулся в окно. Выпрямившись, он отряхнул руками в лайковых перчатках соринки со своего идеально черного костюма. Устремленный на архангела взгляд подкрашенных глаз не отражал никаких эмоций – незнакомец по-птичьи наклонил голову вбок, явно наслаждаясь замешательством хозяина.
      «Меч! В спальне на стене висит мой меч» – ошпарило мыслью Елевферия, но ноги уже не повиновались ему – кухня расплывалась, дергаясь и качаясь, глумливо подмигивая ему яркими пятнами. Он открыл потрескавшийся рот, склеенный горячей слюной, но сказать ничего не успел – скользнув к Елевферию крадущейся походкой, незнакомец железной рукой в перчатке схватил его за горло. Обрушилась тьма… в последнюю секунду архангел почувствовал, что лежит на полу, а гость неожиданно исчез. Вместо слов слышался хрип, изо рта и носа лилась какая-то жидкость. Внезапно пространство начало вертеться с бешеной скоростью – все краски слились в сплошной калейдоскоп, лопнувший разноцветными брызгами.
      …На пляже, куда ниспадали ступени виллы архангела, два краба лениво ползали вокруг желтого кокоса и никак не могли решить, с какой стороны просверлить клешней дырочку, дабы добраться до ароматного молока. Теплый ветер дул в раскрытое окно, и от него колыхались занавески…

       Калашников с Малининым стояли у Райских Врат, часто и нервно оглядываясь по сторонам. Огромные Врата устремлялись прямо в небо – не было видно, где кончаются зубцы толстых кирпичных стен, которые не пробила бы и атомная бомба. Они позвонили в блестящий медный колокол дважды – еще десять минут назад, но никаких признаков жизни по ту сторону Врат не наблюдалось. Малинин (что вполне естественно) психовал больше, ему с самого начала казалось, что в Рай их не пустят. Вся ночь прошла в утомительной дороге: сначала они тряслись несколько часов в грязной, заплеванной электричке, полной скинхэдов, торговцев порнухой и марихуаной – за образец мудрые креативщики Управления наказаниямивзяли подмосковные и таджикские поезда – скрестив и то и другое. Прибыв в Чистилище (естественно, электричка опоздала на пару часов), парочка бегом пронеслась на лощеный перрон, где стоял фирменный райский экспресс. После того как недоверчивый кондуктор в ливрее и голубой фуражке, то и дело поглядывая на пришельцев, изучил их пропуска и пропустил через особую электронную машинку, оба заняли места в просторном купе. Малинин потрясенно молчал. Кондиционеры, кресла, обтянутые индийским шелком, динамики, транслирующие расслабляющую музыку, холодильник с бесплатными напитками. Унтер-офицер, не веря в происходящее, повторял, тряся головой, слов­но пенсионерка перед ценником в модном бутике: «Вот он, вот он, Рай-то, какой, оказывается». Калашников, настроенный более скептически, не разделял восторгов коллеги по поводу райских кущей – по его собственному представлению, это должно быть что-то другое, нежели шикарно оформленный поезд с халявной колой. Приняв из рук вежливой проводницы стакан чая, он задумался, глядя в окно, где проплывали белоснежные облака на фоне сказочно голубого неба. Экспресс несся со скоростью молнии, но это не вызывало головокружения. Все было прянично и как-то уж чересчур замечательно.
      Когда они прошли сквозь раздвижные хрустальные двери, поднялись по роскошной витой лестнице из полупрозрачного агрского мрамора и приблизились к вожделенным Райским Вратам, обнаружилось, что, вопреки обещанию, их никто не встречает. Круглая каменная будка с надписью «Справочная» (на двадцати языках) была пуста, и, судя по слою пыли на стульчике, в ней уже давно не сидели служащие. Бесплатный телефон-автомат не работал, зато фонтаны вокруг разбрызгивали сладкую душистую воду. Малинин вспомнил гигант­скую толпу на входе в Адские Врата, давку, толкотню, полуразложившиеся тела (некоторые со следами ожогов или вообще без голов), пятиэтажный мат и грубых таможенников, потрошащих чемоданы грешников, – и снова умилился. Калашников же, напротив, панически предположил про себя, что Небесная Канцелярия передумала привлекать их к расследованию. Иначе чем можно объяснить такой холодный прием? Он судорожно дернул потертую веревку колокола еще раз, уже ни на что не надеясь. От звона у него едва не лопнула голова и завибрировали уши. Однако дверь Райских Врат вдруг задрожала и упруго отъехала в сторону – совсем как у шкафа-купе. В об-разовавшуюся щель выдвинулся мальчик лет десяти в белом хитоне, стриженный «под горшок», светловолосый и худощавый. Его «орлиный» крючковатый нос существенно портил в целом ангельскую внешность.
      – Ну, чё трезвоните? – осведомился он на понятном обоим языке. – Тут вам не Город– с ночи человека искали, который бы смог по-русски хоть немного объясниться на первых порах. По арамейски-то вы ни фига не талдычите. – Паренек с аппетитом откусил от большого сочного яблока. – Ладно, заходьте, милости просим. Только сначала на таможню – такие правила. Меня Дмитрий зовут, если что – можете называть просто Димон.
      Троица медленно прошла по мощенной блестящим желтым кирпичом дороге к огромному полупрозрачному пятиэтажному комплексу, выполненному в футуристическом стиле. Казалось, вся эта многотонная конструкция сейчас оторвется от фундамента и улетит в космос, как диковинный инопланетный корабль. Повсюду развевались голубые флаги, а из динамиков лилась все та же не­громкая умиротворяющая музыка. Они вошли в ультрасовременную приемную с плазменными телевизорами, скрипящими диванами из искусственной кожи, а также рентгенов­ской установкой и металлоискателем, по обе стороны от которого стояли два человека в голубой форме – высокий, упитанный мужчи­на лет пятидесяти и столь же полненькая де­вушка. Мальчик пожал обоим руки и с важным видом уселся на один из диванов, догрызая яблоко. Таможенники приветствовали гостей дежурными улыбками и вежливо предложили предъявить для осмотра «то, что не положено к ввозу».
      – А что именно не положено? – спросил Калашников.
      Таможенница произнесла что-то по-арамейски. Мальчик кивнул.
      – Порнография есть? – спросил он, уставившись почему-то на Малинина.
      – Даже в купальниках изображения запрещены, учти это, мужик. Хотя, если бы ты был индийским праведником, тебе бы хоть «Кама Сутру» разрешили.
      Малинин с тяжелым выражением лица потянул из кармана колоду карт, где были изображены девушки топлесс. Калашников широко раскрыл глаза.
      – Серег, ты чего, вконец обалдел? – прошептал он, косясь на мальчика. – В Рай голых баб тащишь?! Да еще и на картах? Из тебя же котлету сделают.
      – Я чего-то не подумал, вашбродь, – тоскливо проскулил Малинин, трясущимися руками роняя карты на отполированный стол. – Предполагал, может вечерком время скоротаем после работы? Привык в Городе-то…
      По прошлому опыту Калашников знал: объ­яснять что-либо Малинину с его чудесной деревенской непосредственностью было в принципе бесполезно.
      – Далее – алкогольные напитки, – неумолимо переводил мальчик. – Сдаете на хранение. При возвращении назад вам все вернут. Водку, пиво, коньяк, самогон, кальвадос, вино, даже брагу с собой иметь не дозволяется.
      По щеке Малинина скатилась непрошеная слеза. Его губы задрожали. Калашников не на шутку испугался за подопечного и сжал ему плечо, что означало: «Спокойствие, Серега, только спокойствие». Унтер-офицер рывками отстегнул две объемистые армейские фляжки, подвешенные под мышками справа и слева, и швырнул их прямо перед таможенниками.
      – Подавитесь, – рыдающим голосом сказал он, с откровенной злобой глядя в бесстрастные зрачки крылатых существ, закутанных в отглаженную голубую форму. – Я вообще не пойму, какой же это к матери Рай для русского человека, если здесь даже клюкнуть по-человечески нельзя?! Это не Рай, а…
      В этот момент Калашников, решив, что сжатие плеча не действует, очень сильно ударил Малинина в бок локтем. Сначала один раз, потом второй.
      – Ах, ну ежели такие правила, тогда что ж тут… оно конечно, – Малинин поднял картуз и взял с макушки еще одну, маленькую фляжку. – Однако о подобных вещах предупреждать сразу полагается… если б мне раньше знать, я бы… а прямо тут употребить нельзя? Мы б с его благородием быстренько…
      Таможенник сурово покачал головой, и Малинин окончательно смирился со своей участью. Далее уже без протестов были отобраны сигареты, ДВД-плеер, диски с фильмами и свежие городскиегазеты. Набив конфискованным ящик приличных размеров, служащие предложили обоим расписаться, причем Малинин по привычке начал искать ножик, чтобы порезать руку: в Городевсегда расписывались кровью. После росписи гостям были выданы две крохотные электронные пуговицы – их сразу же приклеили к уху.
      – Это автоматический переводчик-ретран­слятор, – бодро растолковал мальчишка Дмитрий. – Арамейский язык, на котором говорят ангелы и архангелы, для вас будет трансформироваться в русский, а когда вы начнете говорить на великом и могучем, то каждый из них тоже поймет вас. Ну а сейчас сядем в колесницу да и домчимся до главного офиса за полчаса. Поскольку раньше создания из Ада в Рай не попадали, я для вас со своего компа распечатал особую памятку: как себя у нас вести и чего беречься.
      Он сунул Калашникову в карман мятый листок бумаги.
      – Это все? – с ужасом спросил Малинин, наблюдая, как три фляжки, положенные в железный ящик, перекочевали в огромный сейф.
      – Да, дядя, – прыснул Димон. – Считай, таможню вы уже прошли. Хотя прятать тут что-либо бесполезно, это не Город– ребята насквозь видят.
      По другую сторону таможни их ждала изысканная деревянная колесница, в которую были запряжены три коня в яблоках. Одновременно она чем-то напоминала и фаэтон, и королевскую карету. На сиденье кучера находился горбоносый человек в кепке типа «аэродром», засуетившийся при виде маль-чика.
      – Эээээ, ара, слющий, уже заждался тэбя, – произнес кучер, снимая кепку и кланяясь. – Вах-вах, нада било предупредить, чито задэржишься.
      – Да ладно тебе, Сурен, – отмахнулся мальчик, легко вспрыгивая на сиденье. – Видишь, гостей самого Габриэля встречали. Не брюзжи, поехали.
      Кучер причмокнул губами и засучил рукава – взглядам присутствующих открылись волосатые руки в наколках. Кони рванули с места во весь опор. И через пару мгновений вынесли колесницу на сказочно белую курортную набережную, сплошь застроенную симпатичными кафе. Вдали, на чистейших пляжах из кораллового песка виднелись новенькие виллы, построенные в самых различных стилях – от баварского до китайского. Аккуратные крыши были выкрашены в бело-голубой цвет. Праведники вовсю катались в море на «бананах» и скутерах. Над всей набережной парил гигантский воздушный шар с ликом улыбающегося Голоса, положившего руку на шею склонившейся перед ним покорной овцы.
      – Серега, ты погляди, солнышко-то какое красивое! – по-детски улыбался Калашников. Он не мог оторвать взгляда от неба и растущих по обочинам кокосовых пальм. – И греет как! Не жарко и не холодно. Разве не супер?
      Мрачный Малинин восторгов начальства отнюдь не разделял – с тех пор как у него за­брали фляжки с любимым напитком, он впал в крайне раздражительное состояние и был похож на женщину во время наступления пмс – его бесило решительно все.
      – Вашбродь, – шепнул он на ухо Калашникову, – а откель тут энтот кавказец взялся? Что-то он как праведник не выглядит. Почему он в Рай попал?
      Однако в этот роковой момент раздались нежные арфические трели.
      – Алё! – крикнул мальчик, ловко выхватив телефон из складок хитона. – Да, это царевич Дмитрий. – А ты кто? Ой, Гаврюш, не узнал – богатым будешь.
      В ушах Алексея высокими голосами хора зазвучала каноническая фраза из оперы «Борис Годунов», которую они с Алевтиной однажды ходили слушать в Большой театр. «Вели зарезать их, как ты зарезал маленького царевича». Вот, оказывается, куда делся маленький Дмитрий, сын царя Ивана Грозного, после того как он, по версии Годунова, «наткнулся на нож в Угличе». Ага, конечно, наткнулся – как говорилось в анекдоте, и так восемь раз. Ну что ж, немудрено, если он в Раю – где ж еще ему быть?
      Карету слегка тряхнуло на повороте – Сурен гнал лошадей как бешеный.
      – Бибииииип, – сорвался с малининских губ странный металлический звук.
      Калашников дернулся, с ужасом посмотрев на подчиненного. Однако тот и сам выглядел не лучшим образом – рот открылся, а глаза вылезли из орбит.
      – О, извините, – на секунду оторвался от мобильника царевич Дмитрий. – Совершенно забыл предупредить вас, ребята. Все матерные выражения в Раю строго запрещены, поэтому ваша клипса в ухе автоматически их блокирует.
      – Бибиип бииииииип биииииииип, – произнес повернувшийся к Калашникову Малинин. – Бип бип, бибииииип бип бибиииииииип… бибибипбиии…
      – Абсолютно с тобой согласен, братец, – посочувствовал Алексей. – Но что тут поделаешь? Сам знаешь – в чужой монастырь со своим уставом не суйся.
      Малинин печально бибикнул в ответ и тоже уставился на пальмы. Они объезжали здание со сверкающими окнами, выполненное в форме цветка лотоса: каменные лепестки устремлялись в небо. «Лотос» окружали три шикарных небоскреба, поражавших воображение своим ультрасовременным дизайном: все строения были соединены между собой прозрачным хрустальным мостом – очевидно, колесница въехала в деловой район. Над путешест­венниками сделала лихой вираж стая белых голубей. Улицы блистали такой неестественной чистотой, что были похожи на музейные экспонаты. Между тем Дмитрий успел закончить разговор с невидимым абонентом.
      – Габриэль вас ждет, – сказал царевич, за­хлопнув телефонный аппарат. Он больше не улыбался, и его мальчишеское лицо выражало серьезность. – Вы очень кстати приехали. Только что, как оказалось, исчез четвертый ангел, по имени Елевферий. Габриэль хочет просмотреть вместе с вами запись камеры наружного наблюдения, он распорядился установить их по всем островам примерно два дня назад.
      «Надо же, стоило Голосу уехать в отпуск, и во что превратился Рай? – иронически подумал Калашников, глядя на ссутулившегося Малинина. – Видеокамеры повсюду, открытое сотрудничество с враждебной стороной ради собственной выгоды, атмосфера всеобщей подозрительности – что-то мне это напоминает. Прикинуть, в чем-то Серега даже и прав. Выпить нельзя, курить нельзя, карты запрещены – расслабухи никакой. Как-то я раньше немного по-другому себе Рай представлял. И действительно – армянин этот тут откуда взялся? На святого он явно не похож, да и одежка неподходящая, опять же татуировки – как будто из зоны откинулся».
      Кучер остановил карету рядом с играющим голубыми огнями небоскребом, построенным в форме парусника с крыльями и являющим собой резкий контраст по сравнению с закопченными и полуразрушенными офисами Города. У подножия мраморной лестницы стояли две женщины в цветастых халатах, со швабрами, оживленно болтавших на непонятном языке.
      Калашников окончательно перестал что-либо понимать.

       Полусидя на мягкой, кремового цвета кровати с парусиновым голубым балдахином, находящейся в самом центре комнаты, Голос с интересом щелкал пультом гостиничного телевизора, делая звук погромче. Кабельное как раз показывало запрещенный в Небесной Канцелярии фильм «Догма» с Беном Аффлеком и Мэттом Деймоном. Конечно, лично Голосу никто бы не запретил смотреть это кино (да и некому было запретить), однако если все берут с тебя пример, то элементарно следует быть вне подозрений и не держать в кабинете подобный фильмец – потом слухов и обсуждений за спиной не оберешься. Именно «Догма» постоянно прикалывала Голос тем, как люди представляют себе образ своего Покровителя. Кем уж его только не изображали. Сначала – старым дедушкой с седой бородой, в самой «Догме» – длинноволосой женщиной, ревущей, как белуга, а в послед­­нее время появилась упорная и от этого непонятная тенденция показывать его в виде негра. Не то чтобы он особенно протестовал против негров (они тоже его создания), но иногда все-таки следует соблюдать меру. Если этот мир не смогла убить эпидемия чумы, то его определенно добьет политкорректность. Безусловно, во многих смыслах незнание происходит лишь от того, что люди встречаются с ним исключительно либо в видениях, либо и вовсе после смерти, а обратной связи из Небесной Канцелярии не предусмотрено.
      Возможно, сам того не желая, режиссер «Догмы» случайно угадал одну важную вещь из бытия Голоса, именно угадал – Голос ничуть не допускал, что кто-то из доверенных ангелов может анонимно «слить» в Голливуд секретную информацию. Он действительно, хоть и очень редко, все-таки появлялся на Земле под видом совершенно ординарного человека. Сюда он ездил не для того, чтобы вершить высшую справедливость: каждого не покараешь и не вознаградишь персонально – этим занимались специально откомандированные представители Небесной Канцелярии. А вот в качестве места отдыха Земля годилась идеально – чаще всего для тайного визита Голос выбирал удаленный тропический остров в Юго-Восточной Азии. Ему всегда тут нравилось – именно с группы подобных островов он и скопировал впоследствии саму Канцелярию, любовно украсив ее песчаными отмелями из белоснежного кораллового песка, кокосовыми пальмами, разноцветными рыбками у коралловых рифов, тщательно удалив морских ежей с досужими комарами, муссонные дожди и безжа­лостно палящее солнце. Что-что, а дизайнером он всегда был хорошим, и фантазия у него богатая. Создать девять тысяч видов одних мух на Земле – задача не каждому по силам.
      На экране актер Алан Рикман, играющий ангела-посланника, гневно снял штаны перед ошарашенной дамой, демонстрируя полное отсутствие первичных половых признаков. Голос улыбнулся. Любопытно, кто первым решил, что ангелы бесполы, и почему все до сих пор так в этом уверены? Ведь во многих библейских источниках содержится весьма и весьма подробная информация по этому поводу, со всеми сопутствующими разъяснениями. Но кто в XXI веке, скажите на милость, читает Библию? Все только усиленно бравируют фальшивыми цитатами из нее, разученными в Интернете, потому что это стало модно. Мода в принципе ужасно вредная вещь, если всерьез разо­браться. Вот, например, в этой России… ( Голос тихо вздохнул)… как только спустя десятилетия он снова вошел в общественную моду, обстановка просто встала с ног на голову. Все, кто верил и не верил в его существование, от коммунистов до лесбиянок, дружно выстроились в ряд со скорбными лицами и пылающими свечками: потому что не верить в условиях моды было ну как-то совершенно неприлично. Те, кто много лет опровергал само его существование научными методами в блестящих дискуссиях, вдруг в один голос закричали: время было такое, а в глубине души-то мы никогда и не сомневались. Дошло до сюрреалистического абсурда в стиле Пикассо – киллер, идя на дело, ставит ему свечку, чтобы «ничего не сорвалось». Забавная, интересная страна. Надо будет в следующий раз туда поехать, проверить – изменилось ли что-нибудь со времен князя Владимира. Исключительно смешные люди – сначала камня на камне не оставляют от храмов в его честь, а потом восстанавливают их с детским усердием. Ходят на атеистические демонстрации с красными флагами, а потом громят выставки тех, кто пытается над ним подшутить. Теперь у них даже в дешевой рекламе показывают, что Голос помогает женщине в ванной, присылая ей с небес шампунь нужной марки. Да, с такими никогда не будет скучно…
      Вышколенный официант в белом костюме осторожно постучал в дверь: «Вы заказывали фруктовый нектар, сэр?» «Да-да, поставьте здесь, пожалуйста». Все-таки хорошее это изобретение – пластиковая карточка. До этого приходилось ездить в отпуск с сопровождающим, который везде за него расплачивался: по неписаным правилам, Голос не мог прикасаться к наличным деньгам. Габриэль считает это отжившим анахронизмом. Да, возможно – древние традиции сейчас выглядят смешными, но все забывают, что именно они заложили основу современного общества. Людям попросту вредно давать технологические новшества: специфика в том, что они ВСЕГДА используют их не в том направлении. Нет, он вовсе не выступает за то, чтобы на Земле до сих пор бегали в звериных шкурах и с топорами, но… вот пожалуйста, даровал он людям Интернет для быстроты общения. И что? Самые посещаемые сайты в сети – бесплатная порнуха. А когда даруешь изобретение бензина, чтобы он помогал ездить, тоже не представляешь изначально: найдутся тысячи людей, которые наденут на головы пакеты и будут дышать этим бензином до появления сногсшибательных глюков.
      Голос пригубил прохладный нектар. Остается надеяться, что на этот раз он выбрал нормальное время для отпуска.