Шеф молча стоял у стеклянной стены, стилизованной под языки пламени. Несмотря на бронзовую люстру, в огромной комнате царил искрящийся полумрак: так было задумано итальянским дизайнером, недавно сделавшим перепланировку кабинета. Калашников как бы невзначай постучал по столу, но босс не сделал никакой попытки обернуться.
      – Какие новости? – пробубнил он, водя длинным когтем по поверхности зеркального венецианского стекла и извлекая из этого занятия противный, острорежущий ухо звук.
      Алексей слегка поколебался, но подумал, что лучше ответить откровенно.
      – Никаких, – сказал он, по привычке зажмурив один глаз.
      Режущий звук усилился до совершенно невыносимой ноты.
      – Это плохо.
      Шеф развернулся на сто восемьдесят градусов, посмотрел на Алексея все тем же немигающим взглядом. Как всегда, по спине штабс-капитана невольно пробежала дрожь.
      – Я назначил тебя сюда, потому что ты лучший, – тихо и злобно сказал Шеф, переключив внимание на поцарапанный коготь. – Последние двадцать лет у тебя были шикарные показатели. Ты за семь дней вскрыл сеть торговли кокаином, которую организовали колумбийцы. А сушеная кровь для вампиров? По-моему, просто блеск. Остался всего один нелегальный канал для ее доставки, но рано или поздно мы доберемся и до него. И что я вижу сейчас? Заметь – ведь ты не паришься на работах в канализации, хотя это самое легкое наказание для убийц. Видимо, мне следовало тебя туда отправить.
      – Эскобар сам подставился, – нехотя ответил Калашников. – Он новенький у нас – забыл, что находится в городе, а не дома в родных джунглях. Иначе сразу бы сообразил – незачем продавать товар Геббельсу. Если у человека должность называлась «министр пропаганды», то через неделю о том, где купить марафета, только идиот не будет знать.
      В тишине было слышно, как с треском сгорают корни подземных деревьев в гранитном камине, украшенном головами раскрывших пасти химер. Секунда – и Шеф недобро оскалился.
      – Скромничать на Земле надо было, – из его рта взвились струйки дыма. – Ты не для того здесь поставлен начальником отдела оперативных расследований, дабы пропадать весь день, а потом явиться для того, чтобы произнести чудесное слово «никаких».
      Калашников, как и в случае со Склифосовским, автоматически отметил в мозгу некорректное слово – «день». Время суток было в Аду весьма условным понятием. Поскольку, разумеется, солнца в городене существовало, он освещался пламенем факелов и электрическими лампочками, три четверти которых полагалось гасить вечером, чтобы создать иллюзию повсеместного наступления темноты. Шеф сидит в городес самого его основания и невольно перенял жаргон его обитателей.
      Алексей с трудом проглотил подступивший к горлу комок раздражения.
      – Я могу рассказать, что мы имеем на данный момент, – сообщил он, в глубине души понимая взвинченное состояние Шефа. – Один превратившийся в пепел труп, пятьсот миллионов желающих его убить, непонятное вещество, при помощи которого грохнули жертву, полсотни глухих соседей, спящих ночью, как сурки. Склифосовский забрал пепел в лабораторию, но пока не перезвонил. Я отношусь к вашему приказу с глубочайшим уважением, дорогой Шеф, но не совсем понимаю, почему вы поручили это дело мне. В городекак минимум миллион превосходных криминалистов с мировым именем, можно вызвать хотя бы Агату Кристи, я уверен – она бы раскрутила все в пять минут.
      Шеф, отвлекшись на японскую плазменную панель под потолком, сосредоточенно слушал новости. Он как будто не слышал последних слов Калашникова – его остроконечные уши подрагивали на манер локаторов, улавливая доносившиеся с экрана слова.
      – Без сомнения, главной сенсацией тысячелетия стало сегодняшнее ЧП в еврейском квартале города, – размеренно произносил слова телеведущий в очках, его напыщенное лицо показалось Алексею знакомым. – Как нам удалось узнать из конфиденциальных источников, произошло первое за всю историю городапокушение на убийство, которое увенчалось успехом. Жертвой неизвестного киллера стал бывший глава Германии Адольф Гитлер, с 1945 года отбывавший наказание за соучастие в убийстве и нанесение тяжких телесных повреждений примерно ста миллионам человек. Отдел оперативных расследований Учрежденияпока отказывается от любых комментариев относительно обстоятельств смерти Гитлера. Однако уже сейчас со всей уверенностью можно сказать, что убийство является заказным. Смотрите «Сто первый канал», с вами был Влад Кистьев.
      Калашников неожиданно вспомнил этого человека. Вот уже двенадцать лет, каждое первое марта, он обязательно приходил к ним в отдел, чтобы просмотреть компьютерный архив – не появились ли за прошедшие триста шестьдесят пять дней в городеего убийцы. Непонятно почему, но он очень хотел посмотреть им в глаза – ему стреляли сзади в голову, он не успел увидеть лиц исполнителей. Заказчик его смерти до сих пор был жив, но в городедовольно много народу с нетерпением ожидали его прибытия.
      Алексей не без основания полагал, что многие новички в Аду чересчур романтизированы. Создавалось впечатление, будто они всю жизнь только и делали, что читали дамские романы в мягкой обложке. Ну, появятся киллеры, ну посмотрит он им в глаза полчаса или час – так дальше-то что? Совесть этих людей прошибает исключительно редко. По опыту Калашников знал, что самых безжалостных палачей, оказавшихся в городе, больше всего шокирует новость: Ад, оказывается, существует на самом деле. Раскаяние терзает души очень и очень немногих. А вот их жертвы после первых минут злорадства скоро начинают понимать: теперь им придется смотреть на своих убийц каждый день на протяжении сотен тысяч лет. Необходимы воистину железные нервы, чтобы выдержать подобную «радость» – но не у всех они есть. Немудрено, что кому-то в результате захотелось прикончить Гитлера.
      Шеф нажал на красную кнопку на пульте с рогатой головой – экран телевизора померк.
      – Ну, приглашу я Кристи, – продолжая разговор, бесцветным тоном сказал он. – Знаешь, что случится через неделю? Она напишет мне подробный отчет на семистах страницах, что убийство совершил дворецкий, потому что фюрер в юном возрасте соблазнил его племянницу. Ты просто никогда не работал со звездами и не знаешь, как это тяжело – толку с гулькин нос, зато обижаются на любую мелочь. По мне, лучше взять на работу человека без громкого имени, но пусть это будет настоящий профессионал. Исключение составляет разве что доктор Склифосовский. Он не звонил тебе, говоришь? Жаль. А вот мне позвонил.
      По интонации Шефа было более чем ясно – врач вряд ли сообщил что-то хорошее.
      – Профессор провозился с пеплом больше двух часов, – проговорил он, подцепив когтем со стола тонкие прозрачные листки бумаги. – Но все тесты показали один и тот же результат. Ты знаешь мой характер – я попросил его повторить анализ пять раз. Николай Васильевич честно объяснил – он это ужесделал, однако итог остался неизменным.
      – Склифосовский с самого начала подозревал, что вещество– сильнейшая кислота, возможно, какой-то новой концентрации, пока еще неизвестной нам, – согласно кивнул Калашников. – Может, допросить американцев, не случалось ли в последнюю неделю в Пентагоне новых химических разработок? Час назад в транзитный залпара подполковников прибыла с джипом «Хюмви» – наскочили в Багдаде на мину.
      Шеф мучительно потер виски, покачал головой. Пламя в камине ярко вспыхнуло, оранжевые языки лизнули пасти химер: сверху бросили новую порцию сучьев.
      – Нет, они нам не понадобятся. К сожалению, дело обстоит гораздо хуже.
      Малинин, пользуясь временным отсутствием секретарши, пристально наблюдал за беседой через приоткрытую дверь приемной. Он увидел, как Шеф сказал что-то на ухо Калашникову. Даже в полумраке было заметно – тот побледнел, словно бумага.
      – Не может быть…– прохрипел он враз севшим голосом.
      – Я тебе говорю! – Шеф сломал в руках карандаш. – И не надо тут делать круглые глаза. Кто из нас мог бы ожидать подобное? Ты вообще что-нибудь понимаешь?
      – Нет, – объективно ответил Алексей.
      Шеф вздохнул.
      – Знаешь, это еще не самое плохое. Гораздо хуже то, что даже я этого не понимаю.
      «Я тоже без стакана не разберусь» – тревожно подумал Малинин. Две головы моментально повернулись в его сторону, и он понял, что сказал это вслух.

      Поджав стройные ноги, роскошная блондинка в заштопанном нижнем белье сидела на обшарпанном диванчике в убогой гримерке. Вид у нее был настолько печальный, что если бы в этот момент рядом с ней оказался Петрарка, то поэт воспел бы грустную розу, одиноко растущую на развалинах.
      В одной руке женщина держала дешевое пластмассовое зеркальце, другой подкрашивала длинные ресницы, обрамляющие голубые глаза. Со спинки стула свешивалось бордовое платье. Она не любила одевать белое с тех пор как загремела СЮДА – пятна от гнилых помидоров хорошо видны на светлой ткани, их чертовски трудно отстирать. Когда она предстала перед Главным Судом, жюри, изучив предложение Управления наказаниями, постановило низвергнуть ее на вечное поселение в Ад по двум причинам – сладострастие и тщеславие. Горячих оправданий, что тщеславны все люди ее профессии, а понятие «сладострастие» в XX веке подменило собой любовь, никто не услышал.
      Она вздохнула так, что зеркальце слегка запотело. Ну почему эти закомплексованные люди мыслят замшелыми критериями средних веков? Никому в городеи в голову не пришло провести хотя бы парочку изменений в суровых законах, чтобы они соответствовали новой реальности. В Аду горит столько специалистов по пиару – почему бы не поручить им произвести ребрендинг? Один из ее многочисленных бывших любовников, услышав такое предложение, прыснул и насмешливо покрутил пальцем у виска. Какое хамство. Да, она согласна, что не хватает звезд с неба. Но разве не глупо судить людей из мира «кадиллаков», стрип-клубов и небоскребов по заповедям, утвержденным неизвестно кем семь тысяч лет назад?
      Праведникам из Рая регулярно устраивают сюда организованные туры, чтобы те видели, чего избежали благодаря своей выхолощенной жизни на Земле, из которой были исключены все запретные сладости. Однако кое-кому из руководства городасамому не помешало бы съездить в тур на эту самую Землю, дабы заметить, как сверкающее неоновыми огнями бытие Лас-Вегаса отличается от того, что они наблюдали в своем трухлявом древнем Вавилоне. Секс между еле знакомыми (а то и вовсе незнакомыми) людьми уже не прелюбодеяние, а такая же скучная норма, как утренняя чистка зубов, марихуану употребляют даже в школах, голые девушки не танцуют у шеста разве что на детсадовских капустниках.
      Конечно, если бы ей дали пожить на Земле побольше… Возможно, в этом случае она стала бы другой. А почему нет? Начала бы ходить в церковь, потом прочитала Библию – а может быть, в результате вовсе заделалась патроном сиротского приюта. Но кто дал ей такой шанс?
      …Женщина через голову натянула тесное платье, в котором еле виднелась ее крохотная грудь нулевого размера – не помогал даже китайский бюстгальтер с силиконовым наполнителем, купленный на черном рынке. Она повернулась к зеркальцу и посмотрела на себя с откровенной ненавистью. Каждый вечер она выступает в этом пропахшим кислым пивом кабаре, и всякий раз пьяные потные зрители с бычьими шеями и налитыми кровью глазами освистывают ее, закидывая томатами. Миллионы мужчин не смотрят на ее тело влюбленными глазами, как было на Земле, юные мальчики не готовы отдать жизнь за один ее поцелуй, журналисты не преследуют ее в туалете с просьбами об интервью. В этом городеона – лишь безголосая певичка, у которой за сорок лет ни одна собака не спросила автограф.
      А ведь когда-то она, подобно ледоколу, гордо рассекала толпу алчущих, с мольбой протягивающих ей листочки через шеренгу дюжих телохранителей. Хоть бы один человек сейчас попросил ее расписаться! Хоть бы кто-то подарил один-единственный, пусть даже изрядно увядший цветок! Тогда ей казалось, что повсеместное обожание толпы никогда не кончится… Какой же она была наивной. Здесь она никто, статистическая единица серой массы, влачащая жалкое существование: у нее отняли даже ее превосходный бюст! Ублюдки! Да какое они имели на это право!
      Пластмассовое зеркальце полетело в угол и разбилось с жалобным звоном. Блондинка истерически всхлипнула и закрыла напудренное лицо руками. Нет, плакать нельзя. Ей же сейчас на сцену, а иначе придется заново накладывать на ресницы потекшую тушь.
      В дверь робко, но в то же время настойчиво постучали.
      – Да-да! – поспешно откликнулась женщина. – Я знаю, мой выход. Одну секундочку!
      В приоткрывшейся створке неожиданно показался букет цветов. Розы с крупными лепестками, одна другой краше – совсем свежие, как будто их только что срезали с куста.
      Она захлопала глазами, как пластмассовая кукла. Наверное, ей все это снится. Устала, слишком много работает. Как жаль, что здесь нигде не купишь хорошего снотворного!
      Человек у двери галантно поклонился, его лицо еле виднелось из-за бутонов белых роз.
      Он заговорил, и его голос дрожал – как ей показалось, от крайнего благоговения.
      – Я буквально на секунду… Шел мимо вашего кабаре и не смог побороть желание заглянуть… Простите за дерзость, ужасно рад нашей встрече… Даже не представлял себе, что такое может со мной случиться. Вы мой кумир с детства. Позвольте вашу ручку.
      Банальные слова прозвучали в ее ушах сладкой музыкой. О, сколько лет она не слышала подобных слов! Зардевшись, женщина стянула шелковую перчатку, разминая пальцы.
      Незваный гость шагнул вперед, левой рукой протягивая букет. В правой тускло блеснул маленький старомодный флакончик с изящной, сделанной вручную крышечкой.
      «Надо же… духи, – зарделась блондинка, предвкушая удовольствие. – Как прекрасно».
      Но она ошибалась.

      Подошедшая официантка не осведомилась о заказе – какая разница, если в меню всегда одно и то же. Дважды крутанув колесико поддельной зажигалки «Зиппо», она лениво воспламенила фитилек оплывшей свечи на покрытой жирными пятнами скатерти.
      – Добрый вечер, господа. Продуктовые талоны у вас в наличии?
      Вместо ответа Калашников протянул черную пластиковую карту с рогатой голограммой в левом углу, небрежно держа ее за уголок двумя пальцами.
      Официантка моргнула и выпрямилась, теребя оборки на застиранном переднике.
      – Сейчас будет другая скатерть. Кроме того, по статусу вам полагается неограниченное количество «Хеллтики», подождите секундочку, мне нужно сбегать в VIP-подсобку.
      Охлажденное пиво на адской жаре считалось небывалой роскошью. Алексей небрежно кивнул – привыкал к роли баловня судьбы. Рядом, сняв фуражку, изнывал от духоты и любопытства Малинин, однако корректно не задавал вопросов начальству.
      У столика возник холеный метрдотель, явно из бывших миллиардеров. На стол легла хрустнувшая крахмалом скатерть, появились, играя золотистыми тенями, две кружки ледяного пива «Хеллтика». Изогнувшись, метр поставил между коллегами тарелку с прогорклым запахом позавчерашнего масла: стандартные fish and chips. К сожалению, на качество местного продовольствия условия VIP-снабжения не распространялись.
      Калашников с неохотой ковырнул вилкой пережаренную сухую треску. Можно было бы, конечно, поехать в подпольный ресторан Вонга и навернуть там цыпленка в лимонном соусе, но кто знает, не обязал ли Шеф контролировать их передвижение по городу. В любом случае Вонга сейчас подставлять было нежелательно, замучаешься потом искать в Чайнатауне хорошее нелегальное кафе.
      Малинин на момент отвлекся от терзавших его сомнений – глотнув ледяного пива, он испытал ощущение, приближающееся к оргазму, чувствуя, как блаженный холодок льется вниз по пищеводу. Еще полминуты, и он бы впал в состояние анабиоза, словно лягушка.
      Калашников задумчиво вертел в пальцах вилку. И икра не лезет в горло, и компот не льется в рот, вспомнил он фразу из книги одного драматурга, которую год назад выменял на что-то на черном рынке. Драматург тоже жил в городес недавних времен, но куда конкретно его направило Управление наказаниями, Алексей не знал.
      – Вода, – внятно прошептал он, наконец проткнув треску зубцами вилки. – Это была вода.
      Унтер-офицер не подавился пивом, но замер с кружкой, уже поднесенной ко рту. Янтарные струйки потекли по покрытому рыжей щетиной подбородку.
      – В общем, я отреагировал примерно так же, – наблюдая залитого пивом Малинина, скучно произнес Калашников, и оставил в покое треску. – Короче, проведенные Склифосовским анализы подтвердили: вещество, спалившее Гитлера, – пять граммов обычной дистиллированной воды, хотя, возможно, и с какими-то примесями. Мы такую воду пьем каждый день. Осталась сущая мелочь – разобраться, каким образом ей удалось превратиться в жидкость, по сравнению с которой серная кислота – апельсиновый сок.
      К Малинину постепенно возвращался дар речи. Правда, первые слова он произнес, не отрываясь от кружки, за столом раздалось невнятное бульканье.
      – Ошефыбокаса… тьфу ты, мать вашу… Извиняюсь, вашбродь. А Шеф что сказал?
      – А что ему говорить? – горько усмехнулся Калашников. – Он попросту в шоке. Срочно послал бригаду специалистов брать пробы в водопроводе, артезианских скважинах и даже в канализации. Последнее им особенно не понравилось, но ты же знаешь босса – если ему что-то позарез понадобится, он человека с головой в дерьмо загонит.
      – Неужели Ван Ли и Краузе тоже ничего не добыли? – одним глотком уничтожил оставшееся пиво Малинин. – Они специально всю богадельню облазили, где фюрер работал.
      Калашников отодвинул тарелку, будучи не в состоянии пересилить себя и съесть хоть кусочек чудовищно надоевшего блюда. Он также хлебнул ледяной жидкости и от восторга слегка зажмурился. Половина зала смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
      – Как и ожидалось, ничего, – облизнувшись, подвел итоги Алексей. – Самому молодому престарелому еврею в этом веселом заведении – девяносто восемь лет. Они даже толком не знали, кто именно к празднику мацу выпекает: все полуслепые, зубов во рту нет, пускают слюни в постели с утра до вечера – такой у них нежный возраст. Сам никогда не радовался, что попал в Ад молодым, а сейчас думаю – в принципе, не так уж это и плохо.
      В углу послышался разочарованный свист и проклятия: на чемпионате мира по футболу российская сборная опять пролетела. Калашников не знал, что происходит на Земле в реальности. В русском квартале городатакие штуки могли показывать специально, дабы портить настроение болельщикам. Вполне возможно, что это подтасовка – ну не может такого быть, чтобы нашипроигрывали с таким завидным постоянством. Однако большинство русских в Аду, особенно из тех, кто прибыл в городнедавно, считали, что трансляция все-таки настоящая, а потому с садистским нетерпением ждали «в гости» парочку тренеров национальной сборной России.
      Не успел гвалт возмущения стихнуть, как на экране огромного телевизора погасло изображение мяча и снова появился взлохмаченный ведущий новостей. Теперь он был в очках и уже не выглядел вальяжным.
      – Добрый вечер, в эфире Влад Кистьев. Мы прерываем прямую трансляцию чемпионата мира, чтобы выйти в эфир с сообщением о чрезвычайном происшествии.
      В кармане у Калашникова настойчиво звонил мобильный телефон.

      Ему удалось выскользнуть из кабаре незамеченным, бесшумно закрыв дверь гримерки на ключ, лежавший у покойницы на столе. Все произошло еще легче, чем он рассчитывал. Женщина даже не успела вскрикнуть, через брешь в букете он молниеносно выплеснул флакончик ей в лицо. Объект номер один был мужского пола и мог оказать серьезное сопротивление, поэтому пришлось применить удавку. Главное, что он импровизировал, а не опустился до банальных повторов. Эликсир,как и в прошлый раз, подействовал мгновенно: яркие искры, несколько граммов пепла на полу и прекрасные голубые глаза, превратившиеся в потухшие угольки.
      Что ж, новая смерть прибавит забот болванам из отдела оперативных расследований. Два трупа за одни сутки – да они попросту на уши встанут, кусая локти от собственной тупости. Все по-прежнему выполнено стерильно – никаких отпечатков, отсутствие следов, ни единого волоска – вычислить по ДНК его не смогут самые лучшие специалисты. Объект номер два жил подальше от его дома, поэтому пришлось использовать старый любимый кеттлеровский велосипед. Большую часть уличных фонарей уже потушили, и спасительная темнота без проблем позволила ему добраться до спрятанного в укромном месте велика.
      Он без труда вспрыгнул на жесткое ободранное сиденье, привычно крутанул упругие педали, и теплый ветер ударил ему в лицо. Быстро проехав мимо установленного возле дороги рекламного щита фильма ужасов «Рассвет мертвецов» (комедий и любого кино с хэппи-эндом в городене показывали), убийца свернул в узкий переулок. До нужной улицы оставалось ехать еще минут двадцать – скоро включится очередная программа радионаказания, и за грохотом «хэви метал» чуткая фрау Браунштайнер не услышит, как он проберется по ступеням на лестничную клетку. Входные двери, конечно, будут заблокированы, но он подождет у стены на лестнице. Сразу после окончания программы незаметно пробраться в комнату не составит особых усилий.
      Человек с мертвенно-бледным лицом возник на его пути так неожиданно, что убийца резко подпрыгнул на сиденье. Крутанув руль, он повернул налево, однако колесо жалобно взвизгнуло лопнувшей шиной – схватившись растопыренными пальцами за воздух, он вылетел из седла. Упавший велосипед заскрежетал по асфальту, а он сам откатился в сторону, держась за ушибленную ногу.
      Бледнолицый бросился к нему. Его лицо было искажено неподдельным страхом.
      – О… простите, простите… господин, прошу извинить меня. С вами все в порядке?
      Путем невероятного усилия он изобразил улыбку, хотя нога просто разрывалась от боли.
      – Вы напугали меня. Что-то случилось? Мы же расстались всего два часа назад.
      Человек подобострастно склонил лысую голову и ссутулился, став еще ниже ростом.
      – Я вижу, что причинил вам боль. Мне нет прощения, господин.
      – Ничего страшного, обычный ушиб, – отмахнулся киллер. – Я планировал встретиться с вами ближе к утру, когда ваш квартал уснет. Совершенно не ожидал, что вы уже подкарауливаете меня на дороге к дому. Если несложно, помогите встать.
      Опираясь на локоть человека с бледной кожей, убийца поднялся на ноги, отряхивая джинсы от налипшей пыли. Бледнолицый, суетясь вокруг, помогал чистить одежду, заискивающе улыбаясь. Киллер поймал себя на мысли, что на Земле улыбка такой твари, встреченной в безлунную ночь, навряд ли показалась бы дружелюбной. Ночной собеседник был достаточно тепло одет, но постоянно прятал руки в карманы. Даже при температуре плюс тридцать он никак не мог согреться.
      – На улице слишком темно, а я должен был привлечь к себе внимание, иначе вы могли проехать мимо, – все тем же подобострастным голосом протянуло загадочное существо. – Ко мне поступило срочное сообщение от связного, поэтому пришлось вернуться. В любом другом случае я не решился бы беспокоить вас так поздно.
      В груди убийцы сладко заныло приятное ощущение.
      – Привезли эликсир?– спросил он с тайной надеждой.
      – Вы как в воду смотрите, господин, – хихикнуло чудовище. – Прибыл курьер со свежей партией. Вам нужно встретиться с ним, потому что я не рискую хранить эликсиру себя. Это может вызвать подозрения сослуживцев. Прошу – следуйте за мной.
      Он отрицательно замотал головой.
      – Я не могу. С минуты на минуту псы из Управления наказаниямиобнаружат, что я ликвидировал второй объект. Мне надо обязательно быть дома, чтобы соседи в случае допроса подтвердили мое алиби. Поймите, – назидательно поднял он вверх указательный палец. – В отличие от вас, meine lieber, я рискую очень и очень многим.
      Бледнолицего эта новость абсолютно не впечатлила – подняв воротник дешевого зимнего пальто, он зябко поежился, о чем-то раздумывая.
      – Может быть, у меня паранойя, но я испытываю ощущения, что за мной установлена слежка, – прошипел монстр, не вынимая рук из карманов. – Я просто хочу на всякий случай избавиться от эликсиракак можно быстрее. Господин, мне пришла в голову одна интересная мысль, как нам следует поступить, – возможно, это устроит нас обоих…
      Жестом попросив убийцу наклонить голову, человек с мертвенно-бледным лицом отрывисто зашептал тому в ухо. Спустя пару минут киллер уверенно кивнул.
      …Вернувшись спустя некоторое время домой – проникнуть в квартиру после радионаказания, как он и планировал, не составило особого труда, – он с удовольствием развалился на жесткой кровати. Впервые за сутки ему ужасно захотелось спать, но он не мог себе этого позволить – сегодня у него появится сверхурочная работа. Перед глазами, колеблясь и искажаясь, поплыло напудренное лицо женщины, широко распахнувшей глаза, когда он протянул ей охапку белых роз с крохотными красными прожилками…
      Вздрогнув, убийца сел на постели. Цветы… Он забыл про цветы!

      – …У-у-у…Мать вашу через семь гробов… в мертвый глаз, да за ногу и об угол!
      Это было уже двадцать седьмое выражение Малинина с тех пор как они уехали из ресторана, и надо отдать должное его профессионализму – он не повторялся. Крепко держась за обитый железом руль, унтер-офицер ругался как заведенный, выдавая столь удачные словосочетания, что от них завяли бы уши и у портового грузчика. Больше всего его ранимую душу травмировало то, что на столе осталась недопитая кружка с ледяным пивом. Хуже, наверное, он себя чувствовал только в день смерти.
      Калашников молчал, хотя пива ему тоже было жалко. Не слишком ли много событий для одного заурядного рабочего дня? Хорошая новость пока что была одна. Стало ясно, что убийство Гитлера – вовсе не месть фанатика-одиночки, как он предполагал изначально: погибшей в кабаре женщине некому было мстить. А если уж и было, то явно не такими изощренными методами.
      Плохими новостями представлялось все остальное: не успев начаться, расследование на глазах рассыпалось в прах. Гадать дальше было нечего, они имеют дело с классическим серийным убийцей. Каким образом он появился в городе, кто будет следующей жертвой, почему дистиллированная вода сжигает людей, словно напалм… Обо всем этом он и понятия не имел.
      Нарушая профессиональную этику, Калашников мысленно признался себе, что на Земле думал о возможностях Шефа намного лучше. Там всем казалось, что Шеф всесилен, что он может проникнуть в мозг любого человека и заставить его выполнять свою волю. На деле все это оказалось красивыми сказками: слуги Шефа на Земле просто обеспечивали ему достойный пиар. За долгое существование человеческой цивилизации Ад оказался перенаселен так, что здесь стало тесно даже китайцам, – начиная с каменного века в пекло прибыли десятки миллиардов покойников. Это породило то, что город, и без того непомерно раздутый, ежедневно продолжал застраиваться панельными пятисотэтажками.