Происшествие на Невском

      - Обследован временной интервал до начала сороковых годов прошлого века включительно. Качество динамического стереоизображения и звука до уровня семидесятых годов - хорошее, до уровня шестидесятых годов удовлетворительное. Далее система не обеспечивает устойчивой работы, поэтому внесены изменения в,блок реконструкции. Старый вариант временно перезаписан на резервное поле памяти. Особое внимание пользователей системы обращено на эффект присутствия оператора в исследуемом временном диапазоне. Причины этого явления предположительно могут лежать либо в особой области человеческого сознания, изучения парапсихологией, либо в области информационной деформации времени.
      Холмов подумал и добавил:
      - Либо указанный эффект может являться результатом взаимодействия психологических и машинно-информационных факторов.
      Сердце его начало вдруг бешено колотиться, а голос срываться, когда "каппа" доложила о полной готовности. Он, будто бросаясь в ледяную воду, запросил сразу год постройки дома - самый ранний временной слой и тут же почувствовал, что сознание гаснет. Спустя не более секунды глаза Холмова резанула белизна свежекрашеных стен и потолка. Оконные стекла сияли хрустальным блеском. Оранжевый луч солнца играл на стрельчатом переплете книжного шкафа. На столе перед Холмовым вместо терминала стояли ему неизвестные приборы.
      Ростислав быстро освоился: склонился над столом, пытаясь понять принцип действия установки, и не понял.
      - Как вы сюда попали и что вам угодно? - раздался голос за его спиной.
      Холмов вскочил, повернулся и увидел перед собой стройного шатена в светло-серой суконной тужурке и черных отутюженных брюках. На плечах золотыми пятнами лежали студенческие вензеля. Судя по фотографии из "Нивы", это и был сам П. Н. Линдберг.
      - Как я сюда попал - длинная история, - усмехнулся Холмов.
      - А вы покороче, любезнейший, - с довольно настойчивыми интонациями сказал изобретатель.
      Ростислав приуныл. Как и на каком уровне объясняться с человеком другой эпохи? Да еще коротко!
      - Если я вам скажу, что пришел сюда не с улицы, а из другого века, поверите? Нет, не думайте-с психикой у меня все в порядке. Могу перечислить достижения моего времени, - нащупав эту, как ему казалось, верную тропу, Холмов оживился и заспешил: -Например: в космическом пространстве мы летаем, уже на Луне и на Марсе побывали; энергией атомных ядер овладели, наши ледоколы годами крушат полярный лед без грамма угля или нефти...
      Глаза Линдберга заметно расширились, хотя в остальном он сохранил холодную сдержанность.
      - Даже обычную воду мы умеем превращать в топливо, - продолжал нажимать Ростислав, - вот с помощью такой штуки. Разве это не вещественное доказательство?
      Холмов поспешно достал из нагрудного кармана преобразователь - "боб", а заодно - старинный японский шахматный автомат "Каспаров". Машинка эта скрашивала ему нудные лекции Федорова. Линдберг почему-то обратил внимание не на преобразователь, а на электронную игрушку, хотя внешне она почти ничем не отличалась от обычного блокнотика.
      - Играет с начинающими, но может сразиться и с мастером, - пояснил Ростислав, - тут восемь классов. Для сильной игры автомат требует времени. Я обычно устанавливаю третий класс и играю блиц. Миниатюрная машина отвечает практически мгновенно. Хорошая тренировка! Не желаете?
      Холмов снял крышку и показал фигурки, вставленные в отверстия шахматной доски.
      - Не сейчас, - рука студента потянулась к преобразователю, - а это что такое?
      - А это расщепляет молекулы воды. Надеюсь, - Ростислав вынул из пластмассового цилиндрического контейнера "боб" и повертел им перед носом Линдберга, - этого будет достаточно?
      - Ах, вот оно что, - студент сел, аккуратно подтянул брюки, - но все же...
      Не давая собеседнику опомниться, Холмов продолжал наседать:
      - Неужели вы думаете, что для представителя цивилизации нашего уровня попасть сюда, на чердак, сложнее, чем, скажем, на Марс? Просто я не сумею вам объяснить информационную относительность времени. И вообще молчу о достижениях в области переработки информации.
      - Информации? Такого слова в нашем обиходе нет, - поджал губы Линдберг, - значит, вы из...
      - Очередного тысячелетия, - любезно подсказал Холмов, - временно, разумеется, временно. Меня, если быть откровенным, заинтересовали ваши опыты. И вот я здесь...
      - Извините, я перебью. Неужели все-таки Марс? Аи да Синичка, он меня обошел! Синицей я зову моего приятеля студента Сикорского: он бредит воздухоплаванием. Кстати, немалого достиг.
      Теперь вклинился Холмов:
      - Воздухоплавание и Сикорский здесь ни при чем. Освоение космоса пошло другими путями. Реактивное движение, слыхали? Космические поезда, управляемые компьютерами?
      Студент покачал головой.
      - Н-да, мы действительно люди разных миров - Он с достоинством представился: - Павел Николаевич Линдберг, студент-политехник.
      Холмов назвал себя, и они скрепили знакомство рукопожатием.
      - Цель моего... так сказать, визита - ознакомление с этим устройством в порядке, что ли, обмена опытом; в "Ниве" я увидел фотографию, вдохновенно начал Ростислав, а студент будто про себя подтвердил: "Был у меня на днях проныра-корреспондент" и усмехнулся, - увидел фотографию и не сумел понять хотя бы принципа действия приборов...
      Линдберг весело закончил за него:
      - И захотели посмотреть на человека, который опередил развитие науки более, чем на столетие. Извините, но принцип своей установки я обязан держать в строгом секрете. Да-с, есть на то высшие соображения, и посвящать вас в них я не имею права. Если желаете, покажу портативный вариант в действии. Но не здесь.
      Холмов кивком дал согласие.
      - Только вам придется переодеться, иначе первый же полицейский сволочет такого красавца под белы руки в участок, а то и в городовую часть. Там вам покажут двадцать первый век. Вы ведь обычный человек из того же теста, что и все мы?
      - Из мяса и костей. Просто совокупность атомов, составляющих мое "я", рекомбинирована для данного отрезка времени. В этом, грубо предположительно, суть информационного путешествия.
      Линдберг нырнул в нишу и поманил за собой Холмова.
      - Мы одного роста. Переоденьтесь в мое запасное платье. Здесь есть и рубашка и галстук, - показал он на вешалку.
      Холмов снял с себя серебристый функциональный костюм с прессованными гофр-складками на коленных и локтевых сгибах, содержание карманов быстро переложил в новое одеяние. Через две минуты Линдберг осматривал его в студенческой форме, удивленно цедя:
      - Оказывается, одежда сильно меняет внешность. Мы похожи друг на друга, как близнецы. Скажите по чести - у вас в роду не было случаем Линдбергов?
      Холмов, к своему стыду, родословной своей дальше деда не знал и пробормотал что-то уклончиво. Линдберг тем временем совал в портфель какие-то свертки и детали установки, лежавшие на столе. После этого он решительным тоном объявил, что готов ехать, и предложил спуститься на Невский. Холмов, выйдя на проспект, отметил, что он за сто лет изменился, но не кардинально. Пока Линдберг на мостовой высматривал свободного извозчика, мимо Ростислава прошел господин в черной пиджачной паре и котелке, с черным же зонтом в руках и со странно изуродованным носом треугольным, сплющенным, с одной заросшей ноздрей. Вообще все петербуржцы, казалось, одевались исключительно в темное платье, но этот прохожий запомнился Холмову. И еще плавно прошли две очень красивые дамы, тоже в темных и длинных юбках. Они отвлекли внимание Ростислава.
      Линдберг уже махал рукой из закрытой пролетки:
      - Садитесь же, Холмов!
      Рысачок бодро зацокал копытами, пролетка заколыхалась на мягких рессорах. Линдберг велел извозчику ехать на Петроградскую и далее по Приморскому шоссе за город. Отвалившись на пухлую кожаную обивку, Линдберг несколько минут молчал, изучая лицо Холмова.
      - Я не хочу спрашивать об известном вам, очевидно, ближайшем будущем России и мира, - заговорил он неполным голосом, на что Холмов лишь молча кивнул, - это, знаете ли, отняло бы у жизни ее главную прелесть непредсказуемость. Я понимаю, как марксист, всю заданность революционного катарсиса, в очищающем пламене которого непременно должна сгинуть без следа власть мирового денежного мешка. Тут все ясно без оракулов. Девятьсот пятый год был лишь прелюдией.
      Пролетка ехала по самой середине Дворцового моста; золотой змейкой плясал в неспокойной Неве шпиль Петропавловки, высота и положение этой точки позволяли обозревать все самые изысканные архитектурные ансамбли города, его всезахватывающую прелесть.
      - Но просто как русский человек, - с тревогой в глазах продолжал Линдберг, - заклинаю: скажите, все это сохранилось?
      - Сохранилось, хотя в трудные времена не просто это было.
      - Слава богу, - облегченно выдохнул студент, - значит, Петербург стоит. И помирать-то не страшно.
      - Да, только он переименован.
      - Вот это напрасно, - живо возразил Линдберг, - города, как и люди, должны всю жизнь носить имена, данные при рождении. Неужели же не построены, при ваших-то великих достижениях, новые города по законам иной красоты, достойные имен вождей и героев своей эпохи?
      - Да, это есть тоже.
      - А позвольте еще пару вопросов. Изжиты ли голод и нищета, истерзавшие несчастный наш народ?
      - Голода, повальных пандемий и эпидемий давно нет и в помине.
      - Стало быть, исчезло воровство и пьянство, прекратилась проституция?
      Холмов кашлянул в кулак:
      - Видишь ли, Паша, не так все оказалось элементарно... Взгляни-ка лучше туда: по-моему, этот экипаж увязался за нами еще на Невском.
      Линдберг посмотрел в маленькое оконце, сказал сквозь зубы:
      - Сейчас проверим. Извозчик! Гони, дам полтинник на овес.
      - Слушаюсь, барин. Ну-у, дракон! Пошел!
      Хлопнули вожжи, пролетка шумно запрыгала по камням. Хватаясь за что попало, чтобы не вылететь на мостовую, Линдберг прокричал:
      - Похоже, вы правы, Холмов, не отстают. С тех пор как этот журналистишка вломился ко мне в лабораторию, житья нет.
      - Я, положим, скоро вас покину, - обиделся Холмов, вновь переходя на "вы", - вы же меня сами пригласили на испытания.
      - Сейчас приедем. Мы уже на Приморском.
      Серая вода залива лизала головки гранитных валунов. Справа от дороги зеленой сплошной стеной стояли молодые сосны. Пахло хвоей и горячим конским телом. Линдберг остановил экипаж у начала лесной тропы и велел извозчику ждать. Преследователи, если они были ими, остались у городской черты, не желая обнаруживать себя слишком явно на пустынном шоссе. Чайки с ребячьими криками кружились над прибрежными, с гребешками, волнами.
      Линдберг, захватив с собой портфель, повел Холмова вверх от моря через глухую чащу. Минут через пять у оврага лес кончился. Противоположная сторона желтела скальными выходами. На дне скакал с камня на камень жиденький ручеек. Место было дикое, нехоженое.
      - Здесь, - объявил изобретатель, доставая из портфеля металлическую трубку, похожую по размерам на детский калейдоскоп, и пригоршню разнокалиберных пистолетных патронов.
      Трубку Линдберг вставил в какую-то толстую катушку с рукояткой, а патроны широким взмахом руки обратил в латунный град, глухо простучавший по каменным стенкам.
      - Внимание, - сказал он напряженно, как и всякий экспериментатор при демонстрации своего детища, и повел трубкой в ту сторону, куда забросил патроны. Ущелье тут же отозвалось треском выстрелов. Холмов видел, как фонтанчиком взметнулась вода, полетела гранитная пыль. Одна из пуль майским жуком фыркнула около исследователей.
      - Фортуна нам улыбнулась. - Линдберг достал из портфеля сверток с брикетами взрывчатки. - Видите: никаких капсюлей, никаких датчиков.
      Взрывчатое вещество как таковое. Его можно бить молотком, кромсать, даже плавить. Без детонатора оно инертно. Сейчас мы попробуем на нем этот дистанционный взрыватель.
      Холмов воспротивился:
      - Все-то шашки не бросайте. Достаточно одной. А что, если она попадет в глубокую трещину Или под валун - прибор достанет?
      - Абсолютно уверен -Линдберг далеко забросил брикет и рукой отодвинул Холмова подальше от края оврага.
      Другой рукой он направил трубку вслед за взрывчаткой. Ухнул, сотрясая скалы, взрыв, и многократное эхо разнеслось по лесам и болотам перешейка. С дерева на дерево метались испуганные сороки. Остро пахнуло газами, химией.
      - Ну, как? - спросил бледный от гордости Линдберг.
      - Потрясающе. А каков радиус действия прибора?
      - Это зависит от мощности. Пока уверенно десятки и в лучшем случае -сотни шагов. Но уже через год я надеюсь создать установку с исключительными возможностями.
      Линдберг приблизился к Холмову и взял его за лацканы студенческой куртки.
      - Вы осознаете? Земной шар не знал ничего подобного. Войны между народами отныне будут невозможны. Мои установки обратят в пыль арсеналы, поднимут на воздух броненосцы, обезвредят и превратят в детские игрушки пулеметы. Желающим драться останется разве что размахивать секирами. Мир без оружия - вот что грядет, Холмов!
      Глаза Линдберга лихорадочно сияли. Это была его минута. Холмов не имел права ее красть, тем более что ядерное и лазерное оружие, или хотя бы электромагнитные пушки были делом далекого будущего. О них не стоило и толковать. Вслух он сказал:
      - Да, это грандиозно..
      На обратном пути оба молчали, хотя упорно думали об одном и том же: почему эпохальное открытие не стало достоянием всего мира, общедоступным средством разоружения человечества. Однако, зная о надвигающейся войне, Холмов догадывался, на каком примерно отрезке времени открытие Линдберга было похоронено, но сам Линдберг этого знать не мог.
      Глава 5
      В лаборатории на Невском Холмов хотел уже переодеваться и даже достал из кармана коробочку, Христофором утром под расписку выданную. Он стал прощаться. Неожиданно Линдберг заявил, что обдумад положение и, решившись, приоткроет идею своего изобретения. Но в этот момент задребезжал звонок.
      Линдберг залился розовой краской.
      - Это ко мне. Я жду посетительницу, - заикаясь сказал он, - важное дело Подождите, пожалуйста, в соседней комнате, а потом мы с вами закончим. Прошу обязательно.
      - Понимаю, святое дело, - Холмов, старательно скрывший улыбку, через неприметную дверь в торцевой стене был выпущен Линдбергом в следующий отсек чердака.
      Помещение имело точно такой же вид, как и лаборатория, только было поменьше. Линдберг оборудовал здесь силовую часть: машинный преобразователь частоты, ртутный выпрямитель, распределительный шкаф с амперметрами, вольтметрами и рубильниками. Из отсека вели две обитые войлоком двери - для шумоизоляции. Ртутный выпрямитель Холмов видел только на картинках книжек по истории техники, он подошел к стоящему в нише прибору и начал его разглядывать. И отчетливо услышал голоса из только что покинутой лаборатории. Резонатором и проводником звука оказался проложенный под полом короб -канал для силовых кабелей, питающих научную аппаратуру.
      - Не понимаю, чем обязан вашему визиту, - раздраженно говорил Линдберг, - ведь я уже ответил: не поеду.
      Ему отвечал отнюдь не женский голос, а голос зрелого мужчины с легким иностранным акцентом:
      - Но, господин Линдберг, я просил вас подумать еще Серьезно И, надеюсь, что вы все же примете наше предложение.
      После довольно длинной паузы голос продолжал настаивать:
      - Не понимаю, что может делать крупный изобретатель в этой бедной стране. Какая тут может быть наука, если все моторы скрежещут, краны безобразно текут, а все стены кривые, как пропеллер.
      - Господин Макферсон, - резко перебил его Линдберг, - вы забываете, что я русский, и позволяете себе в оскорбительном тоне отзываться о моей стране. Я этого терпеть не намерен.
      - Извините, я только назвал вещи своими именами. Судя по вашей фамилии...
      Линдберг опять перебил:
      - Со времен Петра Великого кости моих предков лежат в русской земле. Кроме фамилии, ничто шведского во мне нет. И не стоит больше об этом.
      - Вы молоды, и мне искренне вас жаль, - продолжал Макферсон с деланной задушевностью, - в Америке вы не работали бы на чердаке. По одному только знаку вам доставляли бы моментально любое оборудование самого высшего класса. Занятие любимым делом, почет, деньги, комфорт - разве это отвергают? Даже упрямец Сикорский обещал подумать. Не будьте столь безрассудны. Боитесь ностальгии? В любой момент возьмете отпуск!
      - Разговор идет по кругу. Я полагаю, что тема исчерпана.
      Холмов услышал скрежет резко отодвигаемых стульев. Уже невнятно донеслись последние слова враз потерявшего учтивость гостя:
      - Вам придется пожалеть... не было бы поздно...
      Когда Линдберг, рывком открыв плотно подогнанную дверь, появился в силовой, по его лицу еще шли красные пятна.
      - Извините, - отдуваясь, пробормотал он, - это была не дама, а один исключительно назойливый господин.
      Холмов носком ботинка ковырнул металлический настил кабельного канала.
      - Я тоже извиняюсь, - сказал он, - но мне некуда было деться - по этому коробу сюда передается почти каждый шорох. Имейте в виду на будущее. На всякий случай.
      - Так вы все знаете? Тем лучше, - глаза Линдберга блестели и были почти безумны. - Этот господин очень опасен. У таких, как он, за словом идет дело. И эта слежка на протяжении последних дней... Хотя мои бумаги спрятаны и даже заминированы, я боюсь покинуть лабораторию - от этих господ в любую минуту можно ожидать чего угодно. Ростислав Иванович, "помогите! Нужно немедленно переправить бумаги в более надежное место. Вас я прошу об одной невероятно ценной услуге: дойдите до почтамта и вызовите по телефону Сикорского. Вот карточка с его номером. В правом боковом кармане тужурки лежит кошелек.
      Отказать Холмов не мог. Он только спросил:
      - А если Сикорского нет на месте?
      Студент на секунду задумался.
      - Тогда звоните по этому телефону, - решительно сказал он, записывая на карточке еще один номер, - спросите Ольгу Вольскую.
      Линдберг поспешно отпер вторую дверь силового отсека.
      - Здесь же и подниметесь - за тем входом, вероятно, наблюдают.
      Скорее, почтамт в двух шагах.
      - Знаю, - буркнул Холмов, надевая на ходу студенческую фуражку Сикорского на месте не оказалось - он уехал за город испытывать мотор для своих новых аэросаней. Холмов назвал телефонной барышне другой номер.
      - Слушаю, - раздалось в трубке. Голос был удивительно похож звонкостью и чистотой на голос его Ольги. Холмов кратко объяснил, в чем дело
      - У тебя, Павел, от волнения даже голос изменился, - отметила трубка, конечно же, беру лихача и еду немедленно.
      Пускаться в объяснения с Ольгой по поводу голоса Холмов не стал.
      Он ощущал угнетение, как бывает обычно перед неприятным происшествием, и, лавируя между прохожими, почти бегом бросился по Невскому к знакомому дому. Около подворотни опять бросился в глаза тип с расплющенным носом.
      В первый момент ему показалось, что лаборатория пуста. Неплотно прикрытая дверь главного входа покачивалась на петлях. В нижней части брандмауэра чернело прямоугольное, размером в два кирпича, отверстие.
      Раньше - в этом Холмов был абсолютно уверен - его не было. В застойном чердачном воздухе чувствовался ни с чем не сравнимый остросладкий запах свежих пороховых газов.
      Холмов сделал еще шаг и за загроможденным приборами столом, в глубокой тени, увидел лежащего ничком Линдберга. Сизый револьвер крепко сжимала вытянутая в сторону правая рука. Небольшое пятно казавшейся почти черной крови расплылось на полу под головой. Какихлибо признаков жизни не обнаруживалось. Ростислав присел на корточки около тела, вернее оценивая ситуацию.
      Он разглядел пулевое отверстие над краем левого глаза. Смерть, вероятно, наступила раньше, чем Линдберг рухнул на пол. Застрелить себя в левую часть головы правой рукой было возможно, но не нужно. Да и видимые причины для самоубийства отсутствовали. Холмов закусил нижнюю губу и встал Происшествие на Невском уводило его слишком далеко от первоначальных задач эксперимента Смущало еще и появившееся в стене отверстие. Полномочий ввязываться в дело с неясными последствиями, осложненное явным убийством, Ростислав не имел решительно никаких И все же не без внутренней борьбы он достал заветный прибор и набрал первых два символа из своего буквенно-цифрового кода.
      С появлением в лаборатории вызванной срочным звонком приятельницы Линдберга Холмов от изумления о приборчике просто забыл. Шурша на стремительном ходу длинным платьем, к нему приближалась изящная девушка в черной плоской шляпке на пышных платиновых волосах. Через редкую вуаль сквозило лицо Ольги - его Ольги. Только выйдя из мгновенного оцепенения, Ростислав заметил: эта Ольга была чуточку полнее и шире в бедрах.
      - Что случилось, Павел? - тревожно спросила она у Холмова и тут же вскрикнула, увидев распростертое на полу тело.
      - Павел Николаевич Линдберг, - как можно строже и тверже сказал Холмов, - мертв И помочь ему уже нельзя.
      Он ждал, что она заплачет, но Ольга не заплакала, а смотрела на него с отвращением. Зрачки ее глаз сузились и кололи через вуаль, как иголки.
      - Ах вот оно что, - девушка сделала шаг назад и раскрыла маленькую бисерную сумочку, - вы решили убить Павла и завладеть его именем и секретами Двойник-убийца!
      В ее руке плясал маленький никелированный браунинг.
      Холмов успел свободной рукой (в другой он держал прибор) перехватить и вырвать оружие.
      - Напрасно вы это, - мрачно сказал он, - не сходите с ума. Я не убивал Линдберга. Убийство произошло в мое отсутствие -я как раз по просьбе Павла звонил вам по телефону. Он опасался слежки и даже нападения и послал меня запасным ходом. Я сам не понял как следует, что случилось. И с Линдбергом познакомился только два часа назад.
      Ольга откинула вуаль. Ее потемневшие голубые глаза казались стеклянными от непролитых слез.
      - Во время вашего звонка я почувствовала странность: с ним был разговор -и не с ним. Боже, и в эти секунды его убивали... Сердце мне подсказало: мертв.. - Она опустила голову и достала из сумочки платок
      - У меня была мысль о самоубийстве, - начал было Холмов, - когда я увидел наган...
      Но Ольга отрицательно качнула головой и показала на браунинг.
      - Вот его оружие. Он ходил с ним на баррикады в пятом году. Еще гимназистом. А когда начались обыски и аресты, он сперва ни за что не хотел с ним расстаться. Я насилу уговорила его отдать мне пистолет под честное слово возвратить в минуту опасности. А в руке Павла револьвер чужой, его подсунули эти подлецы, чтобы сошло за самоубийство.
      Девушка переносила испытание стойко и в истерику впадать не собиралась.
      - Вчера он оповестил друзей о своих опасениях, - продолжала она медленно, - и просил по первому звонку принять и перепрятать его бумаги.
      Холмов глазами указал на стену:
      - Здесь что-то выломано
      - Там была металлическая шкатулка. В ней Павел держал свои тетради; а ключ носил в кармане на цепочке такой, чтоб не потерять.
      - На этой? -Холмов поднял с пола обрывок черненой стальной цепочки от дешевых карманных часов
      - Да Они обобрали его дочиста. Послушайте, нужно немедленно разыскать преступников.
      Голос его зазвенел, в глазах загорелось упорство.
      - Павел сделал открытие мирового значения, - сказала она. - Если оно попадет в руки безответственных или спятивших людей, может случиться непоправимое, понимаете?
      Холмов замялся, он чувствовал двойственность своего положения, всю его эфемерность - словом, разрывался на части.
      - Есть некая необыкновенность в моем присутствии здесь. Я все понимаю, но... не все в моей власти. У меня есть другие тоже обязательства, извиняющимся тоном произнес он
      При этих словах Ольгу все-таки прорвало потоком слез, но она быстро взяла себя в руки и метнула в Ростислава две убийственные молнии:
      - Убит человек, выкраден государственный секрет. Следы преступников еще не остыли. В таком положении может не подать помощи только мерзавец. Или просто-напросто жалкий трус!
      Быстрее всяких электронных импульсов в Холмове взметнулась кровь его предков, штурмовавших Перекоп, бесстрашно шедших на пулеметы вермахта, отважных холмовских партизан... Он забыл обо всем, и кулак его сжался с такой силой, что спасательная коробочка хрустнула и превратилась в бесформенный комок из пластика, микросхем и проводов. Так или иначе, а выбор был сделан.
      - Хорошо, я остаюсь. Но как и где искать преступников, не представляю. Случайно мне стала известна фамилия человека, с которым недавно разговаривал Линдберг здесь, в лаборатории.
      Ольга опять была хладнокровна и вся подобралась по-боевому, ее образ совершенно слился с образом той Ольги, из другого и теперь уже закрытого целым веком времени.
      - Если обратиться в участок, тупые полицейские чины немедленно сунут нас в каталажку как подозрительных, - чуть помедлив, заявила Вольская, но без властей мы убийц действительно не найдем. Вот если вы пойдете к министру внутренних дел и представитесь Линдбергом, чтобы не запутывать дело..
      Холмов перебил:
      - Понял вас, но пробьюсь ли я к министру?
      - По срочному-то делу особой государственной важности? - переспросила Ольга. - Не может не принять. Баррикады пятого года коечему научили царскую бюрократию. Но умоляю, быстрее, быстрее, быстрее!
      Только сбегая по лестнице, Холмов сообразил сунуть во внутренний карман тужурки браунинг. Его рука наткнулась на книжку в твердом переплете. Книжка оказалась студенческим билетом Линдберга.
      Глава 6
      Серое здание министерства внутренних дел двумя фасадами выходило на Гороховую улицу и к Адмиралтейству. Бородатый старик в галунах и с плевненской медалью на груди распахнул дубовую дверь перед Холмовым. В вестибюле ему преградил путь господин в штатском, с фигурой и повадками циркового борца:
      - Что вам угодно?
      - Мне угодно видеть господина министра по совершенно безотлагательному делу, - отчетливо выговорил Холмов.
      - Иван! - Голова, лежащая прямо на широком крахмальном воротничке, повернулась к швейцару - Проводи господина студента в приемную.
      Приемная лежала двумя маршами лестницы выше. В цельные, без переплетов стекла виднелись желтеющие, роняющие уже листья деревья адмиралтейского сквера.
      Навстречу Холмову учтиво поднялся элегантный брюнет с маленькими усиками и лакированным прямым пробором.
      - Чем могу быть вам полезным? - спросил франт, дружески пожимая Холмову руку.
      - Только одним. Я изобретатель Линдберг. Мне необходимо немедленно переговорить с министром. Дело особой важности, - подчеркнул Ростислав.
      - Читал о ваших трудах в "Ниве". Как же! Однако его превосходительство сейчас на докладе вне стен министерства. Угодно подождать или вас удовлетворит беседа с товарищем министра?
      Терять времени было нельзя, и Холмов угрюмо дал согласие. Секретарь исчез за одной из высоких импозантных дверей и, выйдя оттуда, просиял:
      - Князь Святополк-Мирский примет вас.
      Потом тихо и доверительно спросил:
      - Скажите по чести -оружие есть?
      Холмов достал браунинг. Секретарь оскалился еще шире:
      - Из таких игрушек гимназисты пытались стрелять в семенрвцев. На расстоянии двадцать шагов пули отскакивали от шинелей. Но пока, с вашего разрешения, я оставлю его у себя. Порядок-с!
      Говоря это, франт ловко притирался к Холмову, похлопывал, щупал взглядом - проверял, нет ли настоящего ствола, пригодного для результативного покушения.
      - Я не террорист, - теряя терпение, заверил Холмов и был впущен по пышным бесшумным коврам в кабинет
      Александр Александрович Святополк-Мирский оказался очень молодым человеком с бледным и измученным лицом. Он выслушал Холмова, не перебивая и не задавая вопросов. Потом подбил итог двумя фразами:
      - Мне кажется, вы несколько преувеличиваете значение пропавшего секрета. Но я доложу министру непременно, мы все тщательнейше проверим и подумаем, как быть, какие принять меры.
      - А время, время! - пошел было в атаку Холмов, но князь уже встал с выражением свинцовой непроницаемости на лице.
      "Спихотехника и отфутболивание на высочайшем уровне, - негодовал про себя Ростислав, - нет, с министерством каши не сваришь".
      В приемной его осенило что-то всплывшее в памяти, и он спросил у секретаря:
      - Нужно на секунду заглянуть в справочник "Весь Петербург". У вас есть?
      Секретарь выдвинул ящик стола.
      - Разумеется, вот свежий.
      На 410-й странице Холмов нашел то, что искал: "Макферсон Реджинальд, главный представитель фирмы "Америкэн Сайенс энд Текнолоджи Компани" (АМСТЕК) в Санкт-Петербурге. Адрес конторы: Невский, 19. Телефон 8-00-16. Склад там же".
      Забрав свой пистолет, Холмов вылетел на улицу. По Невскому свистел ветер, кропя прохожих водяною пылью. Через десять минут он уже стоял перед матовой стеклянной дверью с серебряным фирменным знаком из корон, зубчатых колес, виноградных лоз, молний и лент. Черная табличка рядом с дверью гласила: АМСТЕК.
      Единственный конторский служащий - енотовидный старикан в сюртуке с нарукавниками - оказался страшным тянульщиком и выжигой, крутил и вертел, якобы ничего не зная. Холмов догадался: надо дать К счастью, в линдберговском кошельке оказалось несколько введенных в обращение Витте монет десятирублевого достоинства. Две золотых десятки - месячное жалованье конторщика - развязали ему язык. Как и предполагалось, господин Макферсон в этот момент уже находился на борту вот-вот отплывающего в Америку парохода.
      Поминутно поглядывая на часы и кляня медлительность конной тяги, Холмов на извозчике поспешил в гавань. Он ловил себя на мысли, что все это происходит не с ним, а с другим человеком -и горячий конский круп, прыгающий перед глазами, и синяя, мокрая к плечам, спина извозчика, и никелированный браунинг в кармане чужой тужурки.
      Только набережная Невы своей успокоительной вневременной данностью и опрокинутые в небо золотые чаши Исаакия поддерживали относительное равновесие духа, необходимое для предстоящей борьбы.
      Пролетка разбрызгала последнюю лужу и остановилась. Лошадь устало махнула головой. Холмов щедро расплатился и стал соображать, как пробраться на пароход.