Конец света - Апокалипсис Welcome

Zotov

Апокалипсис Welcome

Часть 1 Кладезь бездны

Я хочу разрыть могилу – и закрыть твои глаза,

Милого лица коснуться: там лежит твоя душа.

Слышишь, тишина вокруг? Я пришел к тебе, мой друг…

Grave Digger. Silence

Пролог

Темные воды глубокой реки хранили мрачное и в то же время величественное спокойствие… они еле двигались – словно боялись запачкаться, брезгливо соприкасаясь с грязным песком дикого пляжа. Плотная жидкость напоминала подсолнечное масло: она текла жирно, лениво и отчасти даже сонно – продолжая дремать на ходу. Мутные волны облизывали скорлупу засохших кокосов, в изобилии валявшуюся на берегу. Над водой, как робкие пловцы, выгнулись кривые стволы облезших пальм. Белеющие во тьме тушки мертвых рыб, перевернувшиеся кверху брюхом в окружении каши из черных водорослей, смешивались с отвратительной бурой пеной, собравшейся на поверхности воды. Душное пространство онемело: не было слышно даже противного писка малярийных москитов, еще недавно целыми стаями быстро носившихся над маслянистыми волнами. Река умерла, как и все живое, что находилось внутри нее. Колыхаясь, мертвые воды продолжали шевелиться, и философ узрел бы в этом нечто мистическое: так обвешанных фотокамерами туристов, плывущих на лодке через священный Ганг, шокирует последний танец трупа на погребальном костре у храма Кришны.

Опрокинутая серебряная чаша – с краями, облепленными мокрым песком, зарывшись в тину на самом краю пляжа, не выделялась из общего мертвого спокойствия. Почерневший металл тускло отсвечивал во мраке. Внутренние стенки сосуда отражали высушенную пустоту: на дне не осталось ни единой капли жидкости – чаша уже сутки покоилась на берегу, п о д в я л и в а я с ь под палящими лучами беспощадного солнца. Любой прохожий, даже не будучи профессором археологии, запросто признал бы в чаше ровесницу древних цивилизаций Востока. Похоже, ее отчеканили во времена фараонов, а то и более ранних мировых владык: чьи призрачные царства забылись, превратившись в пыль на подошвах солдатских сандалий. Сцены, выбитые на стенках чаши опытной рукой чеканщика, изображали толпу людей, склонившихся перед Солнцем. Это светило спокон веку обладало статусом божества, и ему не требовалось прилагать для своей популярности особых усилий. Земным народам издавна свойственно обожествлять то непонятное, до чего они не могут дотронуться пальцем. Фаэтон греческого бога Гелиоса, несущий огненные колеса по раскаленным облакам, возможно, не раз сталкивался с желтой повозкой норвежки Сунны, объезжая золотую колесницу египетянина Ра, навстречу обозу капризного славянского божества Ярилы. А за дорожными инцидентами злорадно наблюдал индуистский бог Сурия, придерживая поводья семи своих лошадей, сверкающих солнечным светом.

Три вертикальные линии, второпях нацарапанные на дне сосуда, представлялись как удар когтей дикого зверя. Однако на самом деле они всего лишь означали III – стандартную римскую тройку. Потемневший вокруг чаши песок трепещущим ковром устилали тельца бабочек, судорожно распростерших теряющие краски крылья в последнем желании – улететь из жуткого царства смерти. Черная вода мягким ударом коснулась чаши, и та покорно устремилась в сторону, перекатившись на другой бок.

Джунгли пронизывали ночь будоражащим запахом ледяного молчания: и это было даже страшнее мертвой реки с качающейся на волнах дохлой рыбой и черным песком, усыпанным раздувшимися лягушками. Дождевой лес – организм, живущий в ритме ночного клуба: он способен задавать потрясающие концерты до самого утра. Среди стволов огромных деревьев, закутанных в лианы, непременно услышишь и хохот, и визг, и леденящий душу вой – какофония звуков не прекращается ни на секунду, вытягивая из мозга по капле остатки разума. Даже спецназовцы отказываются от ночевок в джунглях: люди с опытом и крепкими нервами рискуют сойти с ума в «зеленом отеле». Пугающую тишину тропического леса, слившегося в любовных объятиях с извилистой рекой, можно было без преувеличения назвать МЕРТВОЙ. Да в принципе – так ведь оно и было.

Человек, явившийся из джунглей, походил на отпускника-неудачника, по вине жуликоватой турфирмы оказавшегося на отдыхе в гиблом месте. Цветастая гавайская рубашка (зеленые и желтые пальмы на белом фоне), обросшие светлыми волосами тонкие руки, засунутые в карманы шорт-«бермуд», на загорелых ногах – шлепанцы, вырезанные умельцами из старых автомобильных покрышек. Выцветшие волосы на затылке завязаны в «хвостик», худое лицо покрыто веснушками, губы припухли, как у обиженного ребенка. Обычный курортник-бэкпекер: из тех, что тысячами ошиваются на улицах Бангкока или Куала-Лумпура, – сходство довершал потрепанный голубой рюкзак, болтавшийся на тощих плечах. Беззаботно шлепая по песку, курортник вразвалочку подошел к реке. Присев на корточки, он по локоть погрузил руку в глубь темных и маслянистых волн.

Вода слабо булькнула, перевернув трупы рыбешек.

Курортник извлек руку – сдвигая пальцы, на манер ножниц, он пристально осмотрел ладонь. Фаланги липли друг к другу, с костяшек тягуче стекали густые, как свежий мед, черно-багровые капли.

Рыжий рассвет полыхнул над джунглями – внезапно, как взрыв напалмовой бомбы, это заставило курортника зажмуриться. Река, переливаясь под солнечными лучами, неохотно меняла цвет – черные оттенки исчезали, сопротивляясь резкими бликами. Поверхность воды сделалась яркой, тяжело-красной, потрясающе гармонируя с шевелящейся зеленью джунглей. Парень в «гавайке», вытерев запачканную руку прямо о шорты, опустился на песок, любуясь красочной картиной. Практически райскую идиллию портил разве что резкий запах – от речных волн несло сладящей вонью: той самой, которой свойственно приводить в безумство голодных уличных псов, обитающих под стенами городской свинобойни.

Вода реки превратилась в к р о в ь — самую настоящую венозную кровь. Сверху казалось, что неведомый маньяк вспорол долине живот: грубо, неумело, орудуя тупым сапожным ножом, разбросав ошметки зеленой плоти, – через тело джунглей тянулась сплошная красная рана. Наверное, именно таким в представлении греков и был древний Стикс – мрачная река подземного царства, по волнам которой переправлялись в загробный мир души мертвецов. Кровь убила все живое в этой заводи: рыбы погибли сразу, лягушки уснули отравленным сном, крокодилы уползли подальше от страшных кровавых вод. Да и вся остальная живность в окрестных дождевых лесах, похоже, поступила аналогично: это место больше не выглядело пригодным для обитания живых существ.

Отныне здесь можно было только умирать.

Курортник, сунув другую руку в карман, выудил странное приспособление – вроде мобильного телефона, но с одной-единственной кнопкой на панели. Нажав ее, он подождал вспышки сигнала.

– Слушаю, – с дребезжанием прозвучало из недр динамика.

– Это номер три, – деловито произнес курортник. – Только что завершил задание. Сейчас сниму на камеру и передам доказательство по спутниковому Интернету. Надо пользоваться – пока существует связь. Осталось недолго.

– Волшебно, – согласился невидимый собеседник. – Как отправишь фото, побудь на месте пару-тройку минут. Появится знак – можешь идти.

Скинув рюкзак прямо на мокрый песок, турист извлек из его недр зачехленную фотокамеру: черный «кэнон» с профессиональной оптикой. Порывшись внутри сумки, он вытащил дополнительный объектив, ловко привинтив его сверху – словно щупальце. Наведя трубу объектива на струящиеся под стволами пальм потоки крови, нажал на затвор. Камера тихо застрекотала: снимки делались быстро – два десятка фотографий отщелкались сплошной очередью, как из пулемета. В окошке «кэнона» послушно отпечаталось: мертвые рыбы, бурая пена, трупики бабочек на песке. Следом из рюкзака на свет появился компьютер-ноутбук: подсоединив шнур к фотокамере, курортник аккуратно перекачал снимки на жесткий диск. Прошла еще минута – и он легко вышел в Интернет через спутник, набрав в командной строке хорошо знакомый адрес электронной почты. «Зацепив» первый снимок, он начал прикреплять его к посланию…

Связь барахлила, временами прерывалась, но у туриста хватало как времени, так и терпения. Окончив сеанс, он убрал сначала ноутбук, а затем и фотокамеру обратно. Подойдя к лежащей на песке чаше, курортник поднял ее, осторожно повернув: он с любопытством склонил голову, всматриваясь в сценку с людьми, на коленях ожидающих появления Солнца. Особенно хорошо вышла у чеканщика женщина ближе к краю – молодая, с распущенными волосами, она радостно простирала руки навстречу божественному свету. Турист, улыбаясь, поднес чашу ближе к глазам – надеясь внимательно рассмотреть черты лица молящейся.

Солнце на небе померкло так быстро, что он не успел этого сделать.

Стоя в кромешной тьме, курортник уяснил – это и есть знак. Его задача выполнена – руководитель разрешает ему у й т и. Чаша со стуком легла в рюкзак, он тщательно перетянул шнуры на сумке сложнейшим узлом.

Мертвые джунгли поглотили его – так же безмолвно, как и выпустили.

Глава I. Пробуждение

(День № 1 – понедельник, Москва)

Интересно, а что я сейчас делаю? Откровенно говоря, на редкость глупейший вопрос. И так ясно – сижу на краю обрыва, бесцельно болтая свесившимися вниз ногами. В мозгах сплошной звон, я ничего не думаю, поскольку мысли свернулись тугим кольцом и сдохли – изображая робота, я механически верчу головой по сторонам. Окрестная панорама не заставляет открыть рот в восторге и восхищенно произнести «Вау!». Абсолютно ничего интересного. Серая и дождливая погода – скорее всего, начало осени: период затяжных простуд и кислых депрессий. Тяжелое, измятое небо нависло над деревьями так, что почти цепляется за сучья – того и гляди, ему не удержаться: плюхнется, подмяв под себя желтые нити сухой травы. В ушах раздражающий шум – тонкие голоса, женское хоровое пение и скрежет от радиопомех. Напрягая губы до боли, я улыбаюсь. Зачем я это делаю? Наверное, сугубо из вежливости. Строгая мама, не жалея времени, наставляла в детстве – даже незнакомым людям следует улыбаться. А незнакомых людей вокруг очень-очень много. Человек сто. Или двести. Правда, ведут они себя странновато – скаль зубы хоть до посинения, никто и не подумает улыбнуться в ответ: хотя бы из чувства формальной любезности. С бесцельным видом они бродят от столбика к столбику, сталкиваясь друг с другом и безжалостно давя каблуками головки превосходных к р а с н ы х цветов. Лица бледные, грязные, измятые – выражение глаз выдает глубокую растерянность. Трогают себя за рукава, пристально рассматривают пальцы рук, часто поднимают по очереди то левую, то правую ногу – вскрикивая, издавая нервные восклицания. Женщина, прижимающая к груди пятилетнюю девочку, – косичка перехвачена розовым бантиком. Мрачный, сухощавый старик в строгом костюме. Лысый мужик с наколками «Витя Superbad». Десантник, одетый в форму с парадными аксельбантами. Жеманная дама, ступающая мелкими шажками, – она зачем-то напялила на себя длинную узкую юбку, держит над головой кружевной зонтик. Все перепачканы землей. Земля в одежде, уголках губ и волосах. Мальчик в матросской шапочке открывает рот: сыплется мокрая земля вперемешку с дождевыми червями. Я тоже поддаюсь позывам в горле – кашляю, сплевывая невкусную массу, забившую гортань. Какая несусветная гадость. Зачем же тогда они ее едят? Ненормальные.

– Мама, а что это такое? – спрашивает у женщины та самая девочка.

Женщина молчит, стискивая руку ребенка. Она не может ей ответить. Девочка плачет: заходится криком. Мать смотрит на нее пустыми глазами.

У меня конвульсивно дергаются пальцы. Левый уголок рта. Правое веко. Все тело начинает бить частыми, сильными сгустками нервной дрожи. Я поочередно скашиваю глаза на оба своих плеча – их покрывает материя, по цвету напоминающая снег. Я одета в пышное платье – белое-белое, как идеально взбитые сливки. Большущая юбка-колокол, все в гламурненьких кружевах и рюшечках, на груди – прозрачный тюль. Какое симпатичное. Разминаю онемевшие лодыжки, удивляясь: мои ноги обуты в шикарные кремовые туфли. Неужели я работаю рекламным агентом бродячего цирка? Похоже, что да. Облачилась в модельное платье и сижу на краю измазанной глиной сырой ямы – как городская сумасшедшая. С любопытством щупаю материю. Интересное платьице. Сшито явно на заказ. Я про такие уже слышала. Как их вообще называют-то, Господи? Ах да… подвенечные.

Я звонко хихикаю – так кудахчет курица: мелко-мелко, булькая тонкими горловыми звуками. Сжимаю пальцами виски, уподобляясь барышне из дешевой мелодрамы – кончики ногтей глубоко врезаются в кожу. Ох, как клево. Оказывается, я – невеста, которая сбежала со свадьбы в неизвестном направлении. А теперь, видимо, колбасится, приехав на бал-маскарад извращенцев – поедателей земли. Высунув дрожащий язык, я прикасаюсь им к ладони: она холодная и мертвенно-белая, как подвенечное платье. Не видно ни одной голубенькой прожилки. Мое истерическое хихиканье становится громче – даже вороны слетают с веток, но окружающие не спешат вызывать мне «неотложку» или любезно предложить успокоительное. Все заняты делом. Кто-то смеется. Кто-то плачет. Кто-то молится, обращая ладони к небу, где спрятался за тучами объект их поклонения. Каждый счищает с себя землю – ох, как же много тут земли… Не прекращая хихикать, я перехожу на рыдания: плачу навзрыд – закрыв зареванное лицо руками. Меня никто не утешает. Но это и неважно.

Ведь я вспомнила. Я же ВСЕ вспомнила…

Классическая музыка… лаковый паркет… стены с пошлыми розочками на обоях, только что от евроремонта… заспанные после бурного девичника подружки мучительно улыбаются мне накрашенными ртами… Олег… он такой смешной и серьезный – и даже при галстуке, который никогда не носил… толстая тетка с красной лентой через плечо, затаив корыстную надежду, спрашивает: «Фотографа нашего возьмете?» Кольца на бархатной подушечке. Тяжелый холод золота, надетого на палец. Торопливый поцелуй сонными, вялыми губами. Шампанское в пластиковых стаканчиках на выходе из ЗАГСа и пена, неудержимо бьющая через край…

Я провожу рукой по волосам. Они тоже в земле: свалялись, потускнели. Сверху прямо на нос мне падает мокрица – одним щелчком отправляю ее в воздушное путешествие. Значит, я была на свадьбе. На своей свадьбе. Но как же тогда я оказалась ЗДЕСЬ? Я поднимаюсь, отхожу подальше от краев ямы. Меня грубо толкают – дед в полосатой больничной пижаме. Он идет как бы сквозь пространство, не видя никого вокруг, что-то шепча бескровными губами – протянув перед собой руки. Старик явно безумен. Подождите-подождите. Неужели я рехнулась от счастья и сразу со свадьбы меня отвезли в психушку? Обшариваю платье руками, не забыв оценить идеальный маникюр. Лезу в лифчик. Не стесняясь посторонних, задираю пышную юбку, осматривая чулки. Нет, мобильника, видимо, мне не положено. И куда, собственно, я собиралась позвонить? По какому номеру?

Ууууууууууу. Аааааааа. Ясно-ясно-ясно. Шизофрения. А что еще?

Возвращаюсь. Безвольно присаживаюсь – яма тянет меня, как магнитом. Запрокидываю голову. Небо, делая одолжение, выдавливает пучок хилых молний. Черные облака нехотя подрумяниваются – на горизонте встает огненное зарево. Я чувствую горький запах дыма… и снова, в который раз, сплевываю землю – беспомощно высовывая язык и отвратительно громко кашляя. Прямо под ногами внезапно раздается деревянный стук.

Чья-то ледяная рука обхватила мою лодыжку.

Я дико визжу. Ошарашенно вскакиваю. Смотрю вниз.

Человек на дне ямы нисколько не смущен моей реакцией. Напротив – пользуясь освободившимся местом, он сноровисто вылезает наружу. Молодой парень с щегольскими усиками, в совершенно клоунской одежде: не то парадная форма, не то ливрея швейцара… грубое сукно сине-красного цвета, высокие ботфорты – с раструбом, заканчивающимся выше колена. На голове – шляпа, похожая на длинную трубу, с лаковым козырьком; рука вцепилась в эфес изогнутой сабли.

– Мадмуазель, – с ярко выраженным акцентом говорит человек, придерживая саблю и расшаркиваясь с ленивой церемонностью. – Pardon moi, но для чего же так орать? Ну да, вас положили сверху, прямо на меня. Разве плохая поза? Я и без того вами изрядно стеснен. Почитай, уже двести лет здесь лежу. Отойдите, сильвупле. Cейчас наверняка кто-нибудь еще оттуда полезет.

Словно в подтверждение его слов, со дна ямы слышится заливистое конское ржание. Ничего не понимаю. В глазах – карусель: с визгом, хохотом, свистом. Серый овальный камень, наполовину зарывшийся в землю. Я приняла его за столбик. Такие же камни повсюду, да и не только они. Слева – элегантная беседка с крышей-луковкой, а справа – грустная мраморная скульптура сложившего крылья ангела. Земля устлана обломками досок. Подол платья испачкался в белой глине. Пахнет затхлостью и мокрым мхом: запах земляного нутра, чьи кишки бесцеремонно вытащили наружу.

Я вглядываюсь в лицо девушки, вставленное в полированный серый камень у края ямы. Печальное, в чем-то наивное. Большие глаза, косы, закрученные вокруг головы, ямочки на щеках… надо же, симпатичная девица. Губы сурово сжаты – есть такой тип людей: нормальные в общении, они не могут заставить себя улыбнуться на снимках и всегда получаются чересчур серьезными. «Свет-ла-на» – читаю я по слогам литые буквы из белого металла, касаюсь пальцем цифр на камне – «1981–2009».

Знакомая девушка. Кажется, я ее видела. Она моя подруга? Сестра? Племянница? Пульсирующий болью комок разума, обледенев от ужаса, с шумом взрывается, расцветая внутри головы восхитительным, кроваво-малиновым фейерверком. Ноги подламываются… – я неловко, боком, опрокидываюсь в грязь, не думая о последствиях для шикарного платья.

СЛОВНО НАЯВУ, Я ВНОВЬ ВИЖУ И СЛЫШУ…

Звук и картинка выше всех похвал – как в современном кинотеатре. Рев мотора надвигающегося грузовика. Громкие крики в ушах. Сильнейший удар – сломанные ребра с хрустом цепляются за сердце, пытаясь спасти мне жизнь. Острый, плоский и длинный осколок автомобильного зеркальца, разрезая фату, входит в глазницу – моя голова откидывается назад, как у куклы. Один глаз открыт, второй отчаянно брызжет красным, напоминая раздавленный помидор… светлые волосы превращаются в тяжелые, кровавые сосульки. Включились «дворники», бездушно щелкая по лобовому стеклу. Пятна м о е й крови, расплывающиеся на свежей рубашке Олега.

К л а д б и щ е. Вот почему здесь серые надгробия с фотографиями умерших, мрачные склепы с толстыми стенами, безвкусные и дорогие памятники в виде ангелов. И венки из темно-красных цветов, которые никогда не пахнут, – их запах забирает к себе смерть. Призрачные фигуры, окружающие меня, – французский офицер, чокнутый старик, девочка с розовым бантом… это мертвецы, вставшие из своих могил. Они разделяют мои чувства: испуг, неспособность понять происходящее. Все люди ожили в один и тот же момент, по незримой команде. На мертвых лицах нет ни малейших следов разложения. Кожа дышит свежестью, будто обитатели кладбища обрели статус покойников не более часа назад. Мои ладони вновь наливаются горячей кровью. Никаких червей, запаха, плесени. Как огурчик.

Вот почему на мне настолько красивое и белое подвенечное платье.

Согласно старой традиции, так принято обряжать на похороны невесту.

Мертвую невесту.

Глава II. Черновик Эсфигмена

(Проспект Мира – через час)

Здесь на бумагу так и просится заштампованная фраза «жили-были». Но это совершенно ни к чему. То, что они «были», и без того подтверждается многими источниками, ну а «жили» – так это вообще отдельный разговор. Начнем с интересного факта: редкие гости, удостоившиеся посещения той самой квартиры на проспекте Мира, уже с порога не скупились на восторженные восклицания – поражаясь тонкому вкусу хозяина. Это своеобразный закон бытия: едва у человека появляются деньги, он начинает воспитывать вкус, иногда даже против собственной воли. Меняет отдых в Хургаде на Ниццу, выбрасывает «москвич» и покупает «порше», продает дачу в Подмосковье и строит виллу на Бали. Именно по причине наличия у хозяина достойной суммы денег квартира напоминала скорее музей, чем жилище. В каждой из шести комнат (а в особенности в той, что была искусно обставлена дорогим и штучным антиквариатом) хотелось зависнуть в воздухе, дабы без помех обозреть каждую деталь. Стильная гостиная, выполненная в лимонных тонах, с желтым диваном, столиком-баром и плазменными ТВ-экранами на всех четырех стенах, дарила впечатление детского счастья. Свет хрустальной люстры был намеренно притушен, отбрасывая шпионские тени, но собравшиеся в гостиной в освещении не нуждались. Да, они познакомились не так уж и давно. Однако при желании смогли бы узнать лица друг друга даже в кромешной тьме. Каждый жалел, что они не встретились раньше, но в то же время не уставал благодарить обстоятельства за то, что каприз судьбы, совершив настоящее чудо, собрал их десять лет назад – именно в этом городе…

Хозяин квартиры (к слову сказать, ее обширные комнаты занимали весь последний этаж – «пентхаус» элитного дома с вертолетной площадкой) – обладатель купеческой бороды, сгорбленный человек лет сорока, ловким жестом бармена виртуозно выбил дубовую пробку из бутылки старого французского коньяка. Наморщив покатый, высокий лоб, он плеснул гостям приличную порцию темно-янтарной жидкости. Не удовлетворившись результатом, сразу же долил еще столько же – практически до краев.

Все молча залпом выпили – до дна, как привыкли в этой стране.

Хозяин и один из двух гостей потянулись к нарезанным цитрусам. Они тоже олицетворяли определенный стиль: аккуратные кружочки лимонов в центре лимонной гостиной, чудесно гармонировавшие с обоями из китайского шелка. Бородач всегда лично занимался дизайном квартиры, не доверяя это душевное дело посторонним, – он с давних пор любил самостоятельно украшать стены. Каждый закусывал по-своему, выдавая поведением давнюю привычку. Владелец квартиры проглотил цитрус вместе с коркой, разжевав в месиво. Второй человек – крепыш с выбритой головой, горбатым носом и накачанными бицепсами, помогая языком, вырвал желтую мякоть зубами – сок брызнул на столик. Третий собутыльник – молодой человек лет двадцати, с длинными черными кудрями, прикрывавшими тонкий, еле различимый шрам у мочки левого уха, побрезговал лимонами. Он лишь крякнул, уважительно покрутив головой.

– Послушай, – чеканным голосом произнес горбоносый, сглатывая остатки лимонной дольки. – Ты уверен, что на этот раз приметы действительно совпали? В Москве газетчики обожают выпускать пар впустую. Еще год назад был у меня случай – сломалась машина, ехал в метро. Час пик, стиснули меня со всех сторон: стою, держусь за поручень, трясусь. Вижу, девушка разворачивает газету, а на первой странице аршинный заголовок: «Завтра – конец света!». Сердце обледенело. Прыгнул, как обезьяна, через весь вагон, пассажиров кругом насмерть перепугал. Ну и что? Оказалось, водка подорожала на двадцать рублей. И не поспоришь ведь – для России это действительно Апокалипсис. Про толпу дурацких сектантов, которые в ожидании светопреставления дружно забрались под землю, я вообще молчу. Лично откопал бы каждого, чтобы персонально съездить по роже. Наперсточники. Объявили Апокалипсис – уж будьте добры, держите марку!

Паренек заранее подготовился к беседе. Сунув руку за спину, он вытащил из-за ремня джинсов свернутую трубкой пачку свежих газет.

– Вот, погляди, – профессорским тоном заметил он, разворачивая газетный лист на останках лимона. – Видишь заметочку? Да нет, не эту. Смотри внизу, сразу под рекламой телефонного секса – рядом с новостью о Пугачевой…

«Двести человек в Либерии поражены загадочной болезнью».

Здоровяк по-лошадиному фыркнул, не скрывая раздражения.

– Обалдеть, как гениально! – с издевкой произнес он. – Разумеется, эта сенсационная новость – стопроцентный признак грядущего Апокалипсиса. Откуда же в Африке и вдруг взяться болезням? Чистейший, стерильный, пышущий здоровьем континент: ни вируса эбола, ни желтой лихорадки, ни тропической малярии. Только глупые скептики говорят, что там лишь присядешь на землю, так будешь потом всю жизнь на лекарства работать. Поздравляю, Малик. Как-то раз в пылу спора я несправедливо назвал тебя мудаком. Беру свои слова обратно. Ты – полный мудак.

Кудрявый юноша и не подумал обижаться.

– А ты, Кар – просто образец офицера, – хихикнул он. – Я отчего-то не удивлен, почему в любой армии ты не поднимаешься по чину выше лейтенанта. Дослушай сначала, а потом уже лепи высокоумные комментарии. В с е люди, пораженные неведомой болезнью, служили в личной охране африканского диктатора-людоеда Чарльза Тейлора. Ребятки принимали участие в каннибальских пиршествах, где повара подавали жареных на гриле врагов в томатном соусе и с перцем чили. И вот, буквально в течение суток, происходит нечто из ряда вон выходящее. Каждый телохранитель в одночасье с ног до головы покрывается смрадными язвами, источающими белую слизь. Самое удивительное – они никак не контактировали, находясь в разных странах. Врачи не могут понять, откуда взялась инфекция. А вот тебе и распечаточка из Интернета. Видишь эмблему на берете и рукаве охраны? Череп с рогами.

Рука бородача дрогнула – коньяк пролился на рубашку от Prada.

– Первая чаша… – прохрипел он с оттенком безумия.

– А вот ты определенно не дурак, Ферри, – кивнул Малик. – Соображаешь, что к чему. Именно. Большинство не отреагировало: пропустили новость мимо ушей. А им это только на руку. Похоже, наши добрые знакомцы все же собрались ввести в действие свой план, и без лишней огласки.

Ферри отошел от стола. Теряя силы, опустился в лимонное кресло. Прошло не меньше минуты, прежде чем к нему вернулся дар речи.

– И сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание Зверя и поклоняющихся образу его, – безжизненным, механическим голосом сказал бородач. – Точнее не бывает. Охрана Тейлора делала себе татуировки с ликом вождя-каннибала. Зверю не обязательно быть одиночкой – он может стать и коллективным, воплотить свою сущность в сотне земных тиранов. Под его образ при желании легко подверстать кучу персонажей. Учитывая общее развитие атеизма в XXI веке, Небесам нужно сильно постараться, чтобы напугать людей Дьяволом. А тут – просто и понятно. Этим миром правит столько реальных монстров, что по сравнению с ними князь тьмы – сопливая мелюзга в коротких штанишках.

Малик вытащил из пачки вторую газету, присев на желтый валик кресла.

– Ты не даром заработал свои миллионы, Ферри, – восторженно похвалил он приятеля. – Да, они нас переиграли. Мы были уверены, что успеем подготовиться – конец света произойдет в строгом соответствии с «Откровением» от Иоанна. Однако они по загадочной причине предпочли вариант, незаметный широкой публике…

Газетные страницы зловеще шелестели у Ферри на коленях.

– Забавненько, – с увлечением тыкал пальцем Малик. – Опять в самом низу… информашечка… Из стиля – «пролистнул и забыл». Читай-читай. «Приток реки Литани, текущей в джунглях на границе Суринама и Гвианы, полностью превратился в кровь». Все живое умерло. Власти вяло расследуют случившееся, предполагая нашествие непонятных микроорганизмов либо экологическое преступление, – кто-то из мясных королей слил в речку отходы с полусотни свинобоен. Смешно, правда?

– Третья чаша… — выдохнул бородач. – Мать вашу… одна за другой…

От прежнего спокойствия Кара не осталось и следа. Поддавшись всеобщему волнению, он нервно вытер платком блестящий от пота лысый череп.

– Но позвольте, друзья, а как же все остальное? – воскликнул Кар. – Наблюдается несоответствие их первоначальному плану. У меня от зубов отскакивает, заучил наизусть. Перед тем как на Землю прольются семь чаш гнева Божьего, с книги Апокалипсиса снимут семь печатей, а уж после этого все и появится – и четыре всадника, и семь ангелов, – они вострубят, предвещая приближение конца света. Но вместо всего – полный сумбур. Смысл Апокалипсиса в следующем: он обязан двигаться неспешной поступью, сжирая планету постепенно, и от него не будет спасения. Тут же исчезли целые текстовые фрагменты, словно их вырезала рука безжалостного редактора. «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала в третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки». Но что-то пока никто в целом мире не жаловался на горечь вод.

Юноша по прошлому опыту знал: убеждать Кара – дело тяжелое.

– Я каждый раз забываю, что ты военный, – обреченно ответил он. – Хорошо, нет проблем. Чтобы дошло, я тебе три раза расскажу. Они решили сделать все по-тихому. В «Откровении» от Иоанна черным по белому начертано: «Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь». Но нет ни е д и н о г о слова, что это событие должно происходить в водах по всей Земле. Одна река в Суринаме, вторая – где-нибудь глубоко в джунглях Конго, третья – на необитаемом острове в Микронезии, подальше от человеческих глаз. И все, дело сделано, условия соблюдены. Горькие воды? Миллион вариантов. Не сказано же, третья часть к а к и х именно вод обрела вкус полыни: тут можно, по сути, и тремя ведрами обойтись. Несложно пойти на подмену смысла, оставшись точным стилистически. Например, недавний скандал в Китае, когда младенцев напоили молоком, отравленным меламином. Чем не звезда «полынь»? Четыре всадника Апокалипсиса? Отлично. А ты способен сообразить, что они у ж е появлялись? Представь себе въезд конной четверки на площадь в Новом Орлеане во время карнавала или их возникновение перед парламентом в Лондоне. Да никто не испугается – их примут за уличных актеров. Людям и в голову не придет, что пришел конец света. Ты видел, у нас на Сухаревке мужик на рыжем пони катается, мобильники рекламирует? Они зарядят его, как всадника Апокалипсиса… а ты и знать ни о чем не будешь.

На бугристом лице Кара отразилась тень понимания.

– Так вот откуда взялось глобальное потепление, – потирая затылок и стараясь не смотреть в глаза Малику, промычал Кар. – Надо же. Хитрые твари. И верно, ни с того ни с сего – температура плюс сорок пять градусов. «Он вылил чашу на солнце, и было дано ему жечь огнем людей». А перед жарой – затмение состоялось. Народ обрадовался – толпой на пляж в Серебряном бору повалил. Никто не понял, что его типа жгут, – у всех в рюкзаках лосьоны от солнечных лучей с фактором защиты 45. Одно беспокоит – как это мы умудрились пропустить с а м о г о Зверя?

Лимонный кондиционер тихо зажужжал, охлаждая комнату.

– Ты думаешь, он реально был? – прыснул смехом Малик. – «И увидел я выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами, был он подобен барсу, ноги у него – как у медведя, а пасть – как пасть у льва». Будь уверен, о таком чудовище все газеты разом бы отписались. Полагаю, есть два пути развития событий. Первый – этот Зверь вышел из моря в такой несусветной глуши, что на него никто не обратил внимания, специалисты между тем каждый год открывают на нашей планете новые виды животных. Сам недавно по Discovery Channel смотрел – у берегов Мадагаскара нашли якобы вымершую рыбу из каменного века. Второй – Иоанн нигде не указал конкретно размеры этого Зверя: ему показалось самым ужасным его число – шестьсот шестьдесят шесть. Теперь закрой глаза – сидишь ты в шезлонге на Красном море, а тут из волн выбегает малюсенький такой крабик…

– Крабик с пастью, как у льва? – поразился Кар. – Оригинально…

– Да по хрену, какая там пасть, – прервал ход его мысли Малик. – Факт, что мы провафлили начало конца света, нам решили устроить ползучий Апокалипсис. Все приличествующие события из «Откровения» тихой сапой устраивались в отдаленных уголках планеты – без лишнего шума. Болезни? Есть Африка. Кровь? Есть речушки. А уж землетрясения сейчас – и вовсе обыденность. Они отлично все рассчитали. Дьявол не успеет принять меры: у них на руках все козыри. Если ты не заметил один из признаков Апокалипсиса – вовсе не значит, что его не было. Ты же не видишь с балкона Австралию? А между тем она вполне себе существует. Думаю, начало светопреставления – дело ближайших часов. Мертвые встанут из могил.

От жаркого и страстного монолога у Малика пересохло во рту… – метнувшись к коньяку, юноша налил себе полстакана. Бородач вздрогнул, как бы приходя в себя после комы. Его рука слепо зашарила по столу. Секунда – и пальцы клещами вцепились в пульт. Панели на стенах дружно мигнули, послышался хриплый голос диктора: он не владел собой. Слова из дрожащих губ вырывались кусками, словно их резали на ходу:

– Это невероятно… на одном из кладбищ Москвы всего полчаса назад… наш оператор упал в обморок, но его камера продолжает снимать… срочно уберите от экранов детей… прямое включение…

Камера на штативе отобразила толпу людей среди вскрытых могил, разломанные гробы и опрокинутые надгробия. Земля, подобно куску сыра, была усеяна множеством дырок, лабиринты которых методично выплевывали все новых и новых пришельцев. В царских вицмундирах, меховых малахаях, железных кольчугах, а то и вовсе замотанных в изорванные звериные шкуры, с дубинами в руках. Кар и Ферри обмякли, едва не слившись с креслами: они сделались похожими на надувные матрасы, разом потерявшие весь воздух. Малик напряженно вглядывался в происходящее на плазменных экранах, ни на секунду не спуская с них глаз.

– Если бы вы только слушали меня, – напомнил он, не отрываясь от репортажа, – то сейчас все было бы по-другому. Теперь вникайте. Мы забыли: существует одна помеха – очень значительная и досадная. Маловероятно, что у н е е получится, но мы просто обязаны принять меры…

– О чем ты? – не понял Кар.

Малик, отклеившись от экрана, одарил его усмешкой.

– Последняя невеста… – отчетливо произнес он, и Ферри с Каром разом дернулись. – Слова из черновика. Это п е р в о е кладбище, где восстали мертвые, там обязана быть и п о с л е д н я я невеста. Та, которая…

Его собеседники быстро переглянулись.

– Ни слова больше, – простер руку Ферри. – Да, я ее вспомнил.

– И я тоже, – эхом отозвался Кар. – Просто удивительно, как я смог это забыть. Наверное, все потому, что мы давно устали ждать: никто не верил в настоящий Апокалипсис – церковь пугала им слишком часто и много. И вот, так и случилось… он пришел в тот момент, когда мы к нему совсем не готовы. Если бы не обгоревший обрывок страницы из черновика, что я успел выдернуть из пожара на горе Афон… мы до сих пор пребывали бы в неведении относительно опасности, таящейся в проблеме невесты. Однако, на наше счастье, мы з н а е м. Нельзя медлить. Ее надо остановить.

Ферри дернул воротник рубашки: несмотря на кондиционер, ему стало душно. На пол посыпались пуговицы: дряблая шея выглянула наружу, на коже налились кровью вены. Он всегда реагировал флегматично, когда Кар в сотый раз в красках рассказывал о своей поездке в Грецию, сияя, как алхимик, открывший секрет превращения свинца в золото. Подумаешь, раздобыл обгоревший клочок бумаги. Да и то – полфразы: а о другой половине можно лишь строить догадки. Смутное упоминание о последней невесте, которая способна разрушить дело всей их жизни. Тогда Ферри не испугался – ему показалось это смешным. Страх пришел сейчас: «Откровение» творилось у него на глазах. И один человек способен им помешать. Невеста.

А ЕСЛИ ИМ ИЗВЕСТНО ПРО НЕЕ… МОЖЕТ, ЗНАЮТ И ДРУГИЕ?

– Дохлый номер, – уныло проскрипел бородач. – Допустим, мы найдем ее. И что с ней делать? Запереть в комнате, подвале, вывезти на дачу? Но если за ней придут и те и другие — мы не сможем им противостоять. Убить – не убьешь, невеста уже и так мертва: что называется, раскройте объятия, для вас сюрприз от Страшного Суда. Покойники воскресли, и теперь смерти не существует. Больше никто в мире не умрет – разве что, как в детской игре, «понарошку», на несколько секунд. Остается лишь надеяться на лучшее…

Он хотел добавить, что не все так плохо – возможно, именно на этом кладбище никого и нет, но все его предположения разбились вдребезги, похоронив зачатки оптимизма. Перед глазом камеры медленно прошла девушка – светленькая (явно крашеная блондинка), с красиво уложенными волосами и бледным лицом. Ее одежда, как магнитом, притянула взгляды мужчин из разных углов комнаты – они, будто по четкому приказу, подались вперед, лихорадочно всматриваясь в платье.

Белое… красивое… кружевное… п о д в е н е ч н о е…

Стакан, выпав из рук Малика на пол, разбился вдребезги. Ферри широко открывал и закрывал рот – как рыба, вытащенная на сушу. Хладнокровие сохранил только Кар, быстро нажавший на кнопку записи, – внизу ТВ мигнул красным огонек включившегося видеомагнитофона.

– По крайней мере, теперь мы знаем ее в лицо, – спокойно заметил он. – Она уже здесь, и у нас есть шансы перехватить ее – до того момента, пока к невесте успеют приблизиться наши возможные противники. Малик, очухайся. Влезай в Интернет, достань мобилу – звони по справочным, вычисляй, кого из баб хоронили на Ваганьковском за последние три дня. Имя, адрес, родственники. Любые подробности. И как можно точнее.

Малик кивнул – на помертвевшие щеки вернулись розовые пятна. Кар, подойдя к сумке-«ягдташу» в прихожей, отстегнул один из карманов. В его руках оказалась записная книжка в обложке из мягкой черной кожи. Подкинув ее на ладони, он задумчиво заговорил, разглядывая потолок…

Монолог Кара, чье происхождение покрыто мраком

«Ты абсолютно прав, Ферри. Ее не убить. И, наверное, не спрятать. Иногда я думаю – лучше бы мне этого и не знать. Но черновик интересовал меня всегда: хотя бы из чистого любопытства. Сначала я не верил в его существование – в мире религии слишком много фальшивок, если уж подлинность туринской плащаницы регулярно подвергается сомнению, о чем тут говорить… Но потом я убедился, что черновик — это настоящая реальность. От всей книги сохранилась лишь последняя страница: папирусный футляр с ней больше тысячи лет содержался в Церкви святых апостолов в Константинополе. Он был вделан в основание гробницы императора Константина – первого из римских августов, принявших христианство. После падения Константинополя перед ордами Мехмеда Завоевателя и разрушения церкви вместе с гробницей футляр с помощью греческих схимников перекочевал на гору Афон. Там его поместили в особый тайник, и ни одной живой душе, кроме настоятелей монастыря Эсфигмен, не разрешалось заглядывать внутрь. В 1829 году Греция обрела свободу, изгнав турок после их четырехсотлетнего владычества; Эсфигмен в качестве награды получил от короля специальный статус х р а н и т е л я футляра. С тех пор раз в год, во время особо торжественного богослужения, реликвию выносят к верующим – для поклонения и поцелуев. Однако открывать футляр запрещается. Надо заметить, я особо не рвался туда. Нужные строки, каждая буква не то что заучены наизусть, давно отпечатались в сердце. Мне было лишь любопытно узнать: что же такого он написал в первоначальном варианте, возжелав потом вычеркнуть ничтожную пару строк? Сугубо охотничий интерес. В общем, остальное вы знаете – я оказался в Греции задолго до нашего общего знакомства, и мой визит вряд ли можно определить как туристическую поездку. До сих пор отлично помню тот вечер. Конец апреля, но уже довольно жарко – а еще жарче от пожаров, охвативших афонские монастыри. Их грабили, растаскивали все, что можно, не брезговали ничем – даже посудой. Я прикинул – как специалисту мне обязательно надо воспользоваться ситуацией. Неужели черновик сгорит или попадет в руки мародерам – а я так и не узнаю, что за слова содержатся внутри футляра? Добрался до Эсфигмена: монахи разбежались, в монастырском дворе сидит старый дедушка-хранитель – кажется, болгарин, с ружьем. Ну, отнял у него ружье, говорю – давай, разворачивай свиток. Старик зверем смотрит, но делать ему нечего – саркофаг с черновиком на самом видном месте, у золотого алтаря. Отодвинул он крышку, свиток вытащил – сделал вид, сволочь, что дает мне в руки: а сам бросил в огонь. Застрелил я его, конечно, и полез голыми руками в пламя. Вырвал, достал…всего лишь клочок… обрывается на слове «кладбище». Но для сноса крыши хватило и этого. Узнал про невесту — аж в глазах у меня помутилось. Даже если она не ведает про свою тайную силу, по-любому эта девушка для нас чудовищно опасна. Да-да, так и вижу по вашим кислым рожам, что вам страшно хочется сказать: «Кар, мы эти твои речи уже слышали сто раз на добрых застольях за кружкой вина». Все правильно…но я никогда не говорил вам: что же случилось дальше? Ага, насторожились? Слушайте. Черновик так зажег меня идеей, словно Апокалипсис назначен на завтра. Я ушел с работы (если можно так выразиться, а точнее – сбежал), скрылся из Греции и тайно приехал в Александрию. Почти год провел, изучая архивы в коптских[1] библиотеках – это я-то! Однако решение так и не нашлось – постепенно я утратил интерес к проблеме невесты. Прошло целых 16 лет – пока однажды, читая за утренним кофе свежую газету, я случайно не наткнулся на очень интересный факт. Американские археологи из штата Пенсильвания обнаружили на западе Турции объект, документально подтверждающий существование одной легендарной личности. Меня как кузнечным молотом по голове ударило. Я всегда полагал, что этот человек – сказочный, мифический персонаж, обладавший, по древней легенде, уникальными умениями. Но оказалось, что он жил на самом деле! Я бросил все дела и улетел в Стамбул, арендовав в аэропорту машину. Как только я добрался до места, то получил новые, неопровержимые доказательства. Археологов привели в сильное замешательство предметы, обнаруженные внутри объекта, а также пугающие, загадочные следы на запертой двери – иллюстрация тому, что популярная история имела крайне жестокий финал. Доклад американцев, впрочем, не произвел никакого фурора в научном мире. Результаты раскопок положили под сукно. А я вернулся, успокоился и снова благополучно забыл – и про невесту, и про объект. Последние пять лет мы, скрупулезно просчитывая земные события, уверяли самих себя в скором приходе Апокалипсиса. Но точной даты не ведал никто. Так вот, Ферри, не стоит заранее паниковать. Да, как и ты, я более чем уверен – многие заинтересованные стороны попытаются использовать дар невесты. Нападения следует ждать как с одной, так и с другой стороны. Но есть человек, который с минуты на минуту воскреснет из мертвых… хотя пока я даже не знаю, можно ли называть его человеком… скорее так – некое существо, способное разрулить нашу проблему с невестой буквально за один миг. Я найду его и постараюсь договориться. Ты предоставишь мне свой самолет, Ферри?»

Бритоголовый выжидательно смотрел на бородача, тот, сделав усилие, покачал головой – плавно, словно космонавт, находящийся в невесомости.

– Сожалею, Кар. Я распустил команду до вторника. Мне понадобится день-два, чтобы собрать всех и подвезти топливо. Я прикажу забрать тебя на обратном пути: из того места, где ты будешь находиться.

– Некритично, – махнул волосатой рукой Кар. – Апокалипсису всего час от роду, человечество не успело проникнуться концом света. Самолеты еще летают. Люди тупы, и ощущение безысходности придет к ним нескоро.

Найдя нужный номер, он подошел к желтому телефону, висящему на стене.

– Алло? Мне срочно нужен билет – ближайший рейс на Стамбул.

Сидя у компьютера, Малик лихорадочно соображал – сказать или нет?

Но, оглянувшись на Кара, решил не говорить ничего…

На плазменных панелях Высоцкий, обняв гитару у подножия своего памятника, задушевной хрипотцой пел ожившему Есенину про любовь – ту, что «растворилась в воздухе до срока». Поэт печально кивал, подперев кулаком белый подбородок[2]. Невеста вплотную подошла к камере, дотронувшись до экрана. Ее глаза заполняли прозрачные слезы…

Отступление № 1 – Дьявол/Агарес

Пиар-директор, щелкнув ножницами, с деликатностью подправил крашеную прядь на лбу подопечного. Восторженно осмотрев творение рук своих, он цирковым жестом сорвал с плеч клиента черную накидку. Круговое движение – и парикмахерское кресло развернулось к зеркалу, занимающему всю стену. Холодный взор клиента зацепился за отражение монстра с двумя полукруглыми рогами. Склонив голову набок, Дьявол молча рассматривал черные брови, слегка припудренные щеки и новую, пышно взбитую прическу.

– Ну, и как вообще я выгляжу? – с сомнением спросил он.

– Офигительно, – захлебнулся пиар-директор.

Дьявол еще раз бросил любопытный взгляд в зеркало.

– У меня странное ощущение, что я похож на Сергея Зверева, – вынес вердикт князь тьмы. – Мои сторонники ожидают увидеть именно его?

– Для многих Зверев, собственно, и есть Сатана. – Главу адского «паблик рилейшнз» было трудно застать врасплох. – Да вы хотя бы церковь спросите. Они подтвердят.

– Они что хочешь подтвердят, – поморщился Дьявол. – У них после зевка рот не перекрестил – уже воплощение Ада. В принципе я рассчитывал на нечто другое – такое стильное, мрачное, готичное зло в стиле вокалиста «Лакримозы». Ну ладно… на крайняк уж и так сойдет.

Дьявол встал с сиденья, откровенно пахнущего серой.

– Значит, мне надо явиться перед своими сторонниками и воодушевить их, официально объявив приход на Землю царства Антихриста?

– Примерно так, – кивнул пиар-директор. – Речь уже заготовлена. Краткое, но бурное объяснение, что все мировые религии давно себя исчерпали: ханжеством, тупостью, однообразием и запретами – поэтому во время финальной битвы Ада и Рая требуется правильный выбор. Отпечатали листовки, планируем разбрасывать с воздушных шариков. На них – вы на фоне горящей церкви и лозунг – «Зажигай с Дьяволом!». После речи адский фуршет, включающий употребление галлюциногенных грибов, оргию в джакузи, обсыпание кокаином. С последним временно напряженка: наркомафия в Колумбии затаилась, пока ничего не продает. Я объяснил, кто клиент, а они – нам требуется спасать души, не за горами Страшный Суд. Пришлось кокаин вульгарно разбодяжить мукой, чтобы на всех приглашенных хватило.

– Амигос кокаинос надеются попасть в Рай, – повеселел Дьявол. – О, как превосходно эти парни там будут смотреться! Знали бы они, что такое Рай… Одобряю, но не переборщи с мукой: получится пикантная неловкость, что гости на балу у Сатаны обширялись выпечкой. Дела у нас на данный момент идут ужасно. Но сторонники сатанизма, а также рекламные спонсоры не должны об этом знать. Хорошая мина при плохой игре, демонстрация уверенности в победе – примерно так, как делали Хиллари Клинтон, а также СПС и «Яблоко» на последних выборах. Никто не должен заподозрить, что мы проиграем.

– А мы проиграем? – огорчился пиар-директор.

– Конечно, идиот, – холодно ответил Дьявол. – Ты что, «Откровение» от Иоанна не читал? В скором будущем грядет сражение на небесах: я двину свою армию падших ангелов против войск архангела Михаила. Трагический результат великого небесного сражения подлец Иоанн определяет так: «С неба на землю низвергнут будет великий дракон, древний змий, называемый Диаволом и Сатаною». Заметь, без малейшего привкуса жалости к моей судьбе! Не совсем понятно, зачем именно мне лезть на небо, чтобы сражаться, – но против пророчества не попрешь. Я так полагаю, что это будет битва с применением штурмовой авиации. Сложно вдвойне! Мало подбить самолет с ангелом – даже если иссякло горючее, эта тварь дотянет до аэродрома на собственных крыльях. На всякий случай, я озаботился приобретением МиГ-31 и F-16, дабы обеспечить временное господство в воздухе. Хотя все это – лишь попытки оттянуть время. «Откровение» съедает мой шанс на успех. «Он взял дракона, змия древнего, который есть Диавол и Сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет». Сплошные повторы, тяжелейшие речевые обороты, корректор и рядом не лежал: обычная графомания. Но какой критик осмелится разбирать творчество апостола? Еще недавно за это сжигали. Наверное, ты меня осуждаешь за пессимизм. Однако любой впадет в уныние, если на него наденут наручники, впаяют десятивековое заключение, а в довершение еще и сверху п о л о ж а т. По-моему, это просто пиздец.

– Не то слово, – согласился пиар-директор.

– Как раз то, – печально возразил Дьявол. – Но, в общем и целом, оно лишь частично отражает весь ужас ситуации. Дальше «Откровение» подманивает тульским пряником: дескать, отсидев срок от звонка до звонка, я выберусь из бездны, и полетят клочки по закоулочкам… но извините меня… ТЫСЯЧУ ЛЕТ в каталажке! И ни единого слова о качестве тюремной еды, возможности прогулок, продуктовых передач и встреч с родственниками. Райская тюрьма? Да это хуже, чем гестапо!

Получается, Небеса не оставляют мне другого выбора, кроме как действовать не вполне легально. Я собираюсь изменить правила игры.

Шулерство? Пожалуй. Угрызений совести я не испытываю. Во-первых, в принципе не могу, а во-вторых, есть суровая правда жизни. Даже бывалый игрок рискнет смухлевать, чтобы выиграть решающую партию в покер. Рай не признает черновик, но я-то своими глазами видел его копию. Есть только два пути выхода из ситуации, и я задействую оба. Первый – массированная реклама по ТВ, второй – некая секретная операция втайне от Небес. Ладно, давай отвлечемся на минуту. Что происходит на Земле после оживления первого кладбища?

– О, там такое шоу – Джордж Ромеро[3] отдыхает, – всплеснул руками пиар-директор. – Миллиарды мертвецов поднялись из могил. Вот это я реально понимаю – Апокалипсис! Никто не въезжает, что происходит. Американцы с вертолетов мочат в Афгане талибов – а те через минуту воскресают, и все по новой. Неандертальцы сбиваются в группы, нападают на встречных толстяков, принимая за мамонтов. В Китае, Египте, Иране воскресли сразу ВСЕ древние захоронения – расступается земля, встают воины с копьями, знатные люди в доспехах, слуги, рабыни с кувшинами – ужас, короче. В Крыму раскопали скифские курганы, принцессы-мумии пошли по музеям – скандалить и забирать свое золото. Из океанов на пляжи выходят миллионы утопленников, всплыли «Титаник» и «Лузитания», тысячи обросших ракушками пиратских каравелл берут на абордаж пассажирские лайнеры с богатыми туристами. Под Москвой из оврагов выползли мертвые германские дивизии с танками, пулеметами, в полном боевом оснащении и только схватились с воскресшими частями красноармейцев, как на них волной налетели монголы Тохтамыша. Получилась игра «замри-умри-воскресни». Три часа с лишним без передыху сражались, пока разобрались, что к чему.

– Представляю, что творится у Бородино, – рассмеялся Дьявол. – Сто тысяч покойников, смертельно устав от взаимных убийств, мирно жарят шашлыки, превратив Бородинское поле в подобие кафе «У Багратиона». Очень хорошо, что мой тайный агент в окружении Иоанна сумел снять копии черновика «Откровения» перед финальной правкой. Благодаря ему мы узнали – предпоследняя фраза в «Апокалипсисе» была сначала изменена, а после – и вовсе вычеркнута напрочь. На Небесах обожают подстраховываться. Однако, введя в действие ползучий Апокалипсис, райские кущи застали меня врасплох. Все козыри у них на руках, и думаю, в данный момент мои акции на загробной бирже сильно теряют в цене. Главный объект в грядущей секретной операции – последняя невеста, чье появление предсказано черновой версией «Апокалипсиса». Девушка, успевшая выйти замуж, но не сумевшая провести брачную ночь с законным мужем, прежде чем ее забрала Смерть. Согласно черновику, она воскреснет на самом первом ожившем кладбище. В ней-то, родимой, и состоит наша спасительная загвоздка.

Пиар-директор замер с отвисшей челюстью.

– Вам надо ее трахнуть? – наугад предположил он.

– Мне? – удивился Дьявол. – Невесту? Я что, по-твоему, некрофил?

– Во многих фильмах по сюжету вы именно так и делаете, – осторожно ответил пиар-директор. – Взять хотя бы «Ребенка Розмари» или «Конец света». Я полагал, тут то же самое. А вообще – все мы теперь некрофилы, вольно или невольно. Сейчас же и не разберешь – живая телка либо мертвая. Снимешь вот так в баре, а под утро окажется, что она буквально вчера из земли выкопалась. Специфика Апокалипсиса. Секс с зомби больше не извращение, а будничная реальность.

– В своих предположениях ты недалек от истины, – щелкнул хвостом Дьявол. – Но не стоит сейчас это обсуждать. Все, что требуется, – вовремя использовать способности невесты. Не исключено, что Рай захочет нейтрализовать эту девушку, надеюсь, мы доберемся до нее раньше, чем ангелы. Очень важно, чтобы с невестой до воскресенья не произошло ничего плохого.

– Да что с ней случится, босс, – улыбнулся пиарщик. – Она же труп.

– С трупами свои сложности, – поправил его Дьявол. – Поэтому надо скорее доставить невесту ко мне. Когда она окажется здесь, можно перевести дух и мирно подумать – как нам реализовать ее разрушительную силу. В таких вопросах лучше не мелочиться. Я планирую отправить на операцию Агареса.

– Падший ангел, управляющий восточным сектором Ада? – поднял брови пиар-директор. – Тот самый, который ездит верхом на крокодиле, с ястребом в руке, а в его подчинении находится 31 легион – спецназ из отборнейших бесов? Да, видать, крутая девка – эта мертвая невеста. Но разве от Агареса будет толк? Он хорошо владеет магией, однако с первой же минуты Апокалипсиса способности демонических существ исчезают: они уже не могут летать, читать мысли или перемещаться во времени. Ангелам – и тем легче, с их правом на один акт белой магии в целях самозащиты без санкции с Небес.

– Засунь в задницу свои комментарии, – вызверился Дьявол. – Тебе-то что беспокоиться? Пиарщики себе хозяина всегда найдут, а вот мне без малого тысячу лет на нарах куковать. Чего там у нас по плану?

Пиар-директор полез в органайзер.

– Сначала встреча с голливудскими актерами, воплотившими образ Сатаны на большом экране, – сухо сообщил он. – Далее конференция представителей религиозных конфессий и мозговой штурм по рекламе.

– Прекрасно, – царапнул Дьявол когтем стол. – Пока ты свободен.

Проследив, как за пиар-директором закрылась дверь, Сатана выдвинул ящик стола, взяв в руки плоское, как лист, электронное приспособление с парой десятков сенсорных кнопок на панели. Каждый демон имел код срочного вызова, получив сигнал, он был обязан незамедлительно явиться к Дьяволу. Не прошло и четверти часа, как в прихожей послышались шаги, сопровождаемые скрипом когтей, и шлепки по полу крокодильего хвоста. На правах давнего фаворита Агарес не стал дожидаться приглашения: он вошел властно, не постучавшись. Двери услужливо раскрылись, пропустив высокого альбиноса с наглым лицом, обрамленным стильной бородкой в мексиканском стиле. Длинные и белые, как снег, волосы были схвачены сзади в узел – вроде «конского хвоста». Агарес являлся обычным демоном гуманоидного типа, каких в Аду работали тысячи. И хотя его анкета имела один существенный изъян, часто подвергавшийся критике недоброжелателей, Дьявол предпочитал закрывать на это глаза. Агарес относился к тем, кто служил не за страх, а за совесть.

Если, конечно, у демонов вообще была совесть.

– Садись, – предложил Дьявол. – Надо провести спецоперацию в Москве. Экипировка – согласно стандарту. Дело – сложное.

– Как всегда, – моргнув красными глазами, усмехнулся Агарес. – Хорошо, мне не привыкать. Но перед разговором придется привязать крокодила в приемной – он у меня чересчур любопытный.

Тщетные попытки крокодила отвязаться не увенчались успехом. Свернувшись вокруг ножки стола, он грустно задремал, приоткрыв один глаз. Из закрытого кабинета Дьявола доносился ровный гул голосов.

Глава III. Corpse Bride[4]

(День № 3 – среда, Москва)

По идее, если человек сначала умер, а потом воскрес – лишь от осознания одного этого факта у него обязана лопнуть голова. Я могу похвастаться своей выдержкой. После воскрешения не чувствую ничего. Ни удивления, ни шока, ни боли. Наверное, все перекрыла обида на судьбу. Умереть на своей же собственной свадьбе – верх глупости. По улицам сейчас шляется полным-полно живых трупов… но кому из бывших мертвецов такое расскажи, поднимут на смех: ситуация в стиле черной комедии. Подумать только, погибла по пути из ЗАГСа, когда ехала праздновать свое замужество в ресторан! Я уже не хочу ничего вспоминать, но события жестко прессуют мозг, проносясь через голову с бездушным стальным грохотом, как вереница поездов в метро. Ослепляющая блеском узкая полоска стекла: осколок зеркальца торчит из м о е г о глаза. Лицо Олега, забрызганное м о е й кровью. Ужасный мрак, черной волной захлестнувший кабину. Слушайте, а когда меня похоронили? Вроде положено на третий день. Чертовски жаль, что я не увидела свои собственные похороны! С подросткового возраста об этом мечтала, и на тебе. Лет пятнадцать назад, во время самой жестокой депрессии (мальчик на дискотеке не пригласил), я обливалась горькими слезами, представляя, как наглотаюсь таблеток и буду лежать в гробу – мертвая и прекрасная. Все вокруг обрыдаются, заламывая руки, сожалея о том, что они наделали, и в первую очередь тот свинский мальчик. Я же воспарю вверх, в качестве невидимого, бледного ангела с прозрачными крыльями, безмолвно наслаждаясь всеобщей печалью и горестью. Обломилась мечта, получается. Самолюбие тешит, что денег на мои похороны явно не пожалели. Это заметно по макияжу, одежде и прическе – экипировали так, что хоть сейчас езжай обратно в ЗАГС. Меня сильно напрягает провал в памяти: я не помню н и ч е г о из событий, происходивших со мной после смерти. И ведь не я одна такая – аналогичная проблема волнует и других воскресших мертвецов. Некая сильно болтливая, но добрая старушка на кладбище – в шиньоне и старомодной кофте, из дореволюционных дворян, выдвинула версию: при Апокалипсисе у мертвых обнуляется потусторонняя память – из головы стираются Рай, Ад и Чистилище. Обидно, если так. Вот и гадай теперь: ела ли я райские яблочки, сидя под деревом в прозрачной рубашонке, или вертелась на скороводе, шипя, как венская колбаса? Ничего, на Страшном Суде все расскажут. Он должен начаться в воскресенье. Уже через три дня.

Говорят, там покажут человеку ВСЕ его грехи. Секс в подъезде с Олегом, получается, тоже увидят? Кошмар… да я второй раз умру – со стыда.

Проведя на кладбище сутки, я уж было решила, что не доберусь оттуда домой. На улицах – полный хаос. Мертвые и живые Москвы смешались, как винегрет. Зато обстановка намного спокойнее. Первые минуты, когда треснул асфальт, разверзлись парки, отхлынула речная вода и отовсюду начали подниматься бывшие трупы, – разразилась небывалая паника. Люди бежали толпами – кто куда, не разбирая дороги: рыдали женщины, кричали дети, лаяли собаки. Не хватало только рева динозавров с мамонтами, но они почему-то не воскресли, по совсем непонятной причине ожили только мертвые лошади – вместе с наполеоновской кавалерией и буденовцами. Но не прошло и часа, как крики и визг разбавил звон разбитых стекол. Часть граждан с природной коммерческой жилкой, не испугавшись шествия живых трупов, решила грамотно воспользоваться концом света. Первым делом «под раздачу» попали универсальные магазины, оставшиеся без продавцов. Довольный народ выбегал из супермаркетов, затаренный нарезками семги, пивом, чипсами, – запомнилась очумевшая от счастья пожилая женщина, прижимающая к объемистой груди коробку с халявными прокладками.

Похоже, никто не верит, что конец света – это реальность. Я тоже.

Апокалипсис кажется неестественной и забавной вещью – мультяшным, волокнистым видением, туманящим разум после косячка с крепкой травой. Не верится, что нарядные люди на бульварах – ожившие мертвецы: ведь хоронят всегда в самом лучшем, даже старушки откладывают праздничную одежку «на похороны». Впрочем, есть исключения – по бульварам шагают, завернувшись в обгоревшие лохмотья, мастеровые из братских могил времен эпидемии, случившейся в конце XVIII века… проходили в школе про «чумной бунт»? Купцы и интеллигенция, расстрелянные чекистами на Лубянке, восстали в одном исподнем, жертвы немецких бомбардировок 41-го – и вовсе без него. Эйфория безнаказанного грабежа объединила и живых, и мертвых. Больше всех радуются революционные матросы с красными бантами, кричащие: «Отнять и поделить!» Отнимают и делят. Пустые медиамаркеты усыпаны осколками разбитых витрин – прохожие сноровисто выгрузили оттуда ЖК-телевизоры. Те, кому не хватило, в бессильной ярости поджигают разграбленные магазины – над Москвой ленивым зевом встает багровое зарево пожарищ. Город скалится остовами обугленных зданий, как Сталинград, оконные провалы давятся языками пламени, большая часть офисов и торговых центров сгорела дотла. С неба сыплются жирные хлопья серого пепла: на измазанных лицах людей, обнявших краденые ТВ, бешеным оскалом застыла радость. Ветер крутит по асфальту голубенькие полтинники из раскуроченных на куски банкоматов, более крупные купюры давно уже расхватали. Разграбили даже Центробанк на Октябрьской, охрана помочь не смогла – какой смысл стрелять в грабителей, если они не умирают?

Я с обреченностью стряхиваю с волос пепел и плетусь по горячему, оплавленному асфальту босиком – кремовые туфли остались на кладбище. Останавливается водитель, управляющий настолько убитым «жигуленком», что кажется – тачка воскресла из мертвых вместе с хозяином. Радушно предлагает подвезти. Я автоматически отвечаю ему – денег нет. Водила смеется во весь голос: а кому теперь нужны деньги? Он ошибается. Уже на следующий день, когда прошел первый шок, уцелевшие магазины заработали в полном объеме. Механически, как привыкли делать годами, многие хозяева даже цены повысили, вот прикол-то! Рассчитывают на наплыв клиентов из мертвецов – продают то, что удалось сберечь на складах. Непонятно, зачем. Потребность в еде у людей есть, но с голоду умереть уже нельзя. Вкуса пищи совсем не чувствуешь – только тлен, паутина, затхлость. Однако расчет оправдался – в покупателях недостатка нет. Наши люди так приучены. Война, экономический кризис, стихийное бедствие, Апокалипсис – надо бежать и запасаться мылом, спичками, солью. Логика убойная – если с неба на днях спустится Христос, значит, это признак: из продажи скоро пропадет соль.

Сбежавшие гаишники втихую вернулись на посты, пытаясь регулировать хаотичное уличное движение при погасших светофорах. Бедняги просто не знают, чем себя занять. Они-то уж точно не попадут в царство небесное – хоть весь лоб разбей в молитвах. Я вижу их лица через мутное стекло «жигуленка». Растерянные, злые, стоят, трясут жезлами, а остановить машину боятся – не говоря уж о том, чтобы денег попросить. Опытный водитель ехал дворами: от Химок до Тушина Москва встала в жесточайших пробках. Автомобильное движение отныне – фикция: большинство мертвецов в глаза не видели машин и не знают, что по шоссе нельзя ходить. Автокатастроф больше никто не боится. Подумаешь, в тебя врежутся: умереть-то все равно нельзя. Троллейбусы и автобусы брошены поперек трассы, напоминая музейные скелеты диковинных зверей: пустые, мертвые, без единого пассажира. Около метро «Отрадное» группа укуренных в хлам панков, обступив парочку бородатых витязей времен Долгорукого, с конским ржаньем предлагает бухнуть. Витязи не отказываются… они же русские.

Примечания

1

Копты – название общины египетских христиан.

2

Оба поэта похоронены на Ваганьковском кладбище.

3

Культовый режиссер фильмов ужасов о восставших зомби – таких, как «Ночь живых трупов», «День мертвецов», «Дневники мертвецов».

4

«Труп невесты» (англ.) – мультфильм Тима Бертона.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.