Когда я был маленький, я очень любил ужинать со взрослыми. И моя сестренка Леля тоже любила такие ужины не меньше, чем я.
      Во-первых, на стол ставилась разнообразная еда. И эта сторона дела нас с Лелей в особенности прельщала.
      Во-вторых, взрослые всякий раз рассказывали интересные факты из своей жизни. И это нас с Лелей забавляло.
      Конечно, первые разы мы вели себя за столом тихо. Но потом осмелели. Леля стала вмешиваться в разговоры. Тараторила без конца. И я тоже иной раз вставлял свои замечания.
      Наши замечания смешили гостей. И мама с папой сначала были даже довольны, что гости видят такой наш ум и такое наше развитие.
      Но потом вот что произошло на одном ужине.
      Папин начальник начал рассказывать какую-то невероятную историю о том, как он спас пожарного. Этот пожарный будто бы угорел на пожаре. И папин начальник вытащил его из огня.
      Возможно, что был такой факт, но только нам с Лелей этот рассказ не понравился.
      И Леля сидела как на иголках. Она вдобавок вспомнила одну историю вроде этой, но только еще более интересную. И ей поскорее хотелось рассказать эту историю, чтоб ее не забыть.
      Но папин начальник, как назло, рассказывал крайне медленно. И Леля не могла более терпеть.
      Махнув рукой в его сторону, она сказала:
      — Это что! Вот у нас во дворе одна девочка…
      Леля не закончила свою мысль, потому что мама на нее шикнула. И папа на нее строго посмотрел.
      Папин начальник покраснел от гнева. Ему неприятно стало, что про его рассказ Леля сказала: "Это что!"
      Обратившись к нашим родителям, он сказал:
      — Я не понимаю, зачем вы сажаете детей со взрослыми. Они меня перебивают. И вот я теперь потерял нить моего рассказа. На чем я остановился?
      Леля, желая загладить происшествие, сказала:
      — Вы остановились на том, как угоревший пожарный сказал вам "мерси". Но только странно, что он вообще что-нибудь мог сказать, раз он был угоревший и лежал без сознания… Вот у нас одна девочка во дворе…
      Леля снова не закончила свои воспоминания, потому что получила от мамы шлепок.
      Гости заулыбались. И папин начальник еще более покраснел от гнева.
      Видя, что дело плохо, я решил поправить положение. Я сказал Леле.
      — Ничего странного нету в том, что сказал папин начальник. Смотря какие угоревшие, Леля. Другие угоревшие пожарные хотя и лежат в обмороке, но все-таки они говорить могут. Они бредят. И говорят, сами не зная что. Вот он и сказал — "мерси". А сам, может, хотел сказать — "караул".
      Гости засмеялись. А папин начальник, затрясшись от гнева, сказал моим родителям:
      — Вы плохо воспитываете ваших детей. Они мне буквально пикнуть не дают — все время перебивают глупыми замечаниями.
      Бабушка, которая сидела в конце стола у самовара, сердито сказала, поглядывая на Лелю:
      — Глядите, вместо того чтобы раскаяться в своем поведении, эта особа снова принялась за еду. Глядите, она даже аппетита не потеряла — кушает за двоих…
      — На сердитых воду возят.
      Бабушка не расслышала этих слов. Но папин начальник, который сидел рядом с Лелей, принял эти слова на свой счет.
      Он прямо ахнул от удивления, когда это услышал.
      Обратившись к нашим родителям, он так сказал:
      — Всякий раз, когда я собираюсь к вам в гости и вспоминаю про ваших детей, мне прямо неохота к вам идти.
      Папа сказал:
      — Ввиду того что дети действительно вели себя крайне развязно и тем самым они не оправдали наших надежд, я запрещаю им с этого дня ужинать со взрослыми. Пусть они допьют свой чай и уходят в свою комнату.
      Доев сардинки, мы с Лелей удалились под веселый смех и шутки гостей.
      И с тех пор два месяца не садились вместе со взрослыми.
      А спустя два месяца мы с Лелей стали упрашивать нашего отца, чтобы он нам снова разрешил ужинать со взрослыми. И наш отец, который был в тот день в прекрасном настроении, сказал:
      — Хорошо, я вам это разрешу, но только я категорически запрещаю вам что-либо говорить за столом. Одно ваше слово, сказанное вслух, — и более вы за стол не сядете.
      И вот, в один прекрасный день мы снова за столом, ужинаем со взрослыми.
      На этот раз мы сидим тихо и молчаливо. Мы знаем папин характер. Мы знаем, что если мы скажем хоть полслова, наш отец никогда более не разрешит нам сесть со взрослыми.
      Но от этого запрещения говорить мы с Лелей пока не очень страдаем. Мы с Лелей едим за четверых и между собой пересмеиваемся. Мы считаем, что взрослые даже прогадали, не позволив нам говорить. Наши рты, свободные от разговоров, целиком заняты едой.
      Мы с Лелей съели все, что возможно, и перешли на сладкое.
      Съев сладкое и выпив чай, мы с Лелей решили пройтись по второму кругу — мы решили повторить еду с самого начала, тем более что наша мать, увидав, что на столе почти что чисто, принесла новую еду.
      Я взял булку и отрезал кусок масла. А масло было совершенно замерзшее — его только вынули из-за окна.
      Это замерзшее масло я хотел намазать на булку. Но мне это не удавалось сделать. Оно было как каменное.
      И тогда я положил масло на кончик ножа и стал его греть над чаем.
      А так как свой чай я давно выпил, то я стал греть это масло над стаканом папиного начальника, с которым я сидел рядом.
      Папин начальник что-то рассказывал и не обращал на меня внимания.
      Между тем нож согрелся над чаем. Масло немножко подтаяло. Я хотел его намазать на булку и уже стал отводить руку от стакана. Но тут мое масло неожиданно соскользнуло с ножа и упало прямо в чай.
      Я обмер от страха.
      Я вытаращенными глазами смотрел на масло, которое плюхнулось в горячий чай.
      Потом я оглянулся по сторонам. Но никто из гостей не заметил происшествия.
      Только одна Леля увидела, что случилось.
      Она стала смеяться, поглядывая то на меня, то на стакан с чаем.
      Но она еще больше засмеялась, когда папин начальник, что-то рассказывая, стал ложечкой помешивать свой чай.
      Он мешал его долго, так что все масло растаяло без остатка. И теперь чай был похож на куриный бульон.
      Папин начальник взял стакан в руку и стал подносить его к своему рту.
      И хотя Леля была чрезвычайно заинтересована, что произойдет дальше и что будет делать папин начальник, когда он глотнет эту бурду, но все-таки она немножко испугалась. И даже уже раскрыла рот, чтобы крикнуть папиному начальнику: "Не пейте!"
      Но, посмотрев на папу и вспомнив, что нельзя говорить, смолчала.
      И я тоже ничего не сказал. Я только взмахнул руками и, не отрываясь, стал смотреть в рот папиному начальнику.
      Между тем папин начальник поднес стакан к своему рту и сделал большой глоток.
      Но тут глаза его стали круглыми от удивления. Он охнул, подпрыгнул на своем стуле, открыл рот и, схватив салфетку, стал кашлять и плеваться.
      Наши родители спросили его:
      — Что с вами произошло?
      Папин начальник от испуга не мог ничего произнести.
      Он показывал пальцами на свой рот, мычал и не без страха поглядывал на свой стакан.
      Тут все присутствующие стали с интересом рассматривать чай, оставшийся в стакане.
      Мама, попробовав этот чай, сказала:
      — Не бойтесь, тут плавает обыкновенное сливочное масло, которое растопилось в горячем чае.
      Папа сказал:
      — Да, но интересно знать, как оно попало в чай. Нука, дети, поделитесь с нами вашими наблюдениями.
      Получив разрешение говорить, Леля сказала:
      — Минька грел масло над стаканом, и оно упало.
      Тут Леля, не выдержав, громко засмеялась.
      Некоторые из гостей тоже засмеялись. А некоторые с серьезным и озабоченным видом стали рассматривать свои стаканы.
      Папин начальник сказал:
      — Еще спасибо, что они мне в чай масло положили. Они могли бы дегтю влить. Интересно, как бы я себя чувствовал, если бы это был деготь… Ну, эти дети доведут меня до сумасшествия.
      Один из гостей сказал:
      — Меня другое интересует. Дети видели, что масло упало в чай. Тем не менее они никому не сказали об этом. И допустили выпить такой чай. И вот в чем их главное преступление.
      Услышав эти слова, папин начальник воскликнул:
      — Ах, в самом деле, гадкие дети, почему вы мне ничего не сказали? Я бы тогда не стал пить этот чай…
      Леля, перестав смеяться, сказала:
      — Нам папа не велел за столом говорить. Вот поэтому мы ничего не сказали.
      Я, вытерев слезы, пробормотал:
      — Ни одного слова нам папа не велел произносить. А то бы мы что-нибудь сказали.
      Папа, улыбнувшись, сказал:
      — Это не гадкие дети, а глупые. Конечно, с одной стороны, хорошо, что они беспрекословно исполняют приказания. Надо и впредь так же поступать — исполнять приказания и придерживаться правил, которые существуют. Но все это надо делать с умом. Если б ничего не случилось — у вас была священная обязанность молчать. Масло попало в чай или бабушка забыла закрыть кран у самовара — вам надо крикнуть. И вместо наказания вы получили бы благодарность. Все надо делать с учетом изменившейся обстановки. И эти слова вам надо золотыми буквами записать в своем сердце. Иначе получится абсурд.
      Мама сказала:
      — Или, например, я не велю вам выходить из квартиры. Вдруг пожар. Что же вы, дурацкие дети, так и будете торчать в квартире, пока не сгорите. Наоборот, вам надо выскочить из квартиры и поднять переполох.
      Бабушка сказала:
      — Или, например, я всем налила по второму стакану чаю. А Леле я не налила. Значит, я поступила правильно?
      Тут все, кроме Лели, засмеялись. А папа сказал:
      — Вы не совсем правильно поступили, потому что обстановка снова изменилась. Выяснилось, что дети не виноваты. А если и виноваты, то в глупости. Ну, а за глупость наказывать не полагается. Попросим вас, бабушка, налить Леле чаю.
      Все гости засмеялись. А мы с Лелей зааплодировали.
      Но папины слова я, пожалуй, не сразу понял. Зато впоследствии я понял и оценил эти золотые слова.
      И этих слов, уважаемые дети, я всегда придерживался во всех случаях жизни. И в личных своих делах. И на войне. И даже, представьте себе, в моей работе.
      В моей работе я, например, учился у старых великолепных мастеров. И у меня был большой соблазн писать по тем правилам, по которым они писали.
      Но я увидал, что обстановка изменилась. Жизнь и публика уже не те, что были при них. И поэтому я не стал подражать их правилам.
      И, может быть, поэтому я принес людям не так уж много огорчений. И был до некоторой степени счастливым.
      Впрочем, еще в древние времена один мудрый человек (которого вели на казнь) сказал: "Никого нельзя назвать счастливым раньше его смерти".
      Это были тоже золотые слова.
      1939

      Эти рассказы написаны мною для детей дошкольного возраста.

      Когда Ленину было восемь лет, с ним случилась одна маленькая история, о которой впоследствии, много лет спустя, рассказала его сестра, Анна Ильинична.
      Анна Ильинична говорила про своего брата, что он был большой шалун. Но вместе с тем он был очень правдивый мальчик. Он никогда не врал и всегда признавался в своих шалостях.
      Но однажды с ним случилось такое происшествие.
      Вместе с отцом и со своими сестрами маленький Володя поехал в Казань.
      Там, в Казани, проживала их родственница, тетя Аня. И вот они к ней поехали.
      А у тети Ани тоже были дети — двоюродные братья и двоюродные сестры Ленина.
      Встреча была интересная. Дети много шалили, бегали, играли в разные игры.
      И однажды до того расшалились, что опрокинули на пол графин, который стоял на столике.
      Это у них была какая-то веселая игра. Они друг от друга бегали. И Володя, бегая по комнате, наткнулся на этот столик. Столик покачнулся, и красивый хрустальный графин упал на пол и разбился вдребезги.
      Дети даже не заметили, кто именно разбил графин. Все бегали и все носились по комнате.
      И только когда разбился графин, дети присмирели.
      Вдруг открывается дверь, и в комнату входит тетя Аня. Она услышала звон и шум и вот пришла посмотреть, что случилось.
      И, увидев на полу разбитый графин, тетя Аня спросила:
      — Дети, кто из вас разбил графин?
      И все дети стали говорить: "Это не я". И маленький Володя тоже сказал: "Это не я". И сказал он это так тихо, что еле можно было услышать его.
      Он сказал неправду, потому что он в первый момент испугался. Все-таки чужой дом, чужая квартира, малознакомая тетя Аня. И, кроме того, он из всех был самый маленький. И у него не повернулся язычок сказать: "Это я".
      Тогда тетя Аня говорит:
      — В таком случае выходит, что графин сам разбился. Наверное, ему скучно стало на столе стоять — вот он и упал.
      Дети засмеялись и говорят:
      — Наверно, он хотел с нами побегать. И вот поэтому он прыгнул со столика на пол. Но он, бедненький, забыл, что он стеклянный, и разбился.
      И дети опять засмеялись. Только один маленький Володя не засмеялся. Он ушел в другую комнату и сел у окна. И долго там сидел и о чем-то думал. И только к вечеру он снова стал шалить с ребятами.
      Но вот прошло два месяца.
      Уже из Казани они давно уехали. И снова жили в своем городе Симбирске.
      И вот как-то вечером, когда дети ложились спать, мать подошла к Володиной кроватке и видит, что мальчик о чем-то горько плачет.
      Мать спросила:
      — О чем ты плачешь?
      И мальчик, всхлипывая, сказал:
      — Мама, когда мы были в Казани, я обманул тетю Аню. Я сказал, что это не я разбил графин, а это я разбил графин.
      Мама стала утешать мальчика. Она сказала:
      — Ну, это ничего! Не плачь! Я напишу тете Ане письмо. И она, наверно, тебя простит.
      Мальчик, всхлипывая, сказал:
      — Ты непременно напиши письмо тете Ане! Напиши, что это я разбил.
      Мама снова стала утешать его. И тогда мальчик успокоился и заснул.
      Целуя и закрывая одеялом своего маленького сына, мать подумала: "Какой он удивительный ребенок он два месяца помнил об этой истоии и два месяца огорчался, что случайно сказал неправду! Но теперь, когда он признался — ему стало легко, и вот он даже с улыбкой заснул".
      На другой день мама написала тете Ане письмо. И вскоре тетя Аня ответила, что она вовсе не сердится на своего милого племянника и снова ждет его к себе в гости.

      Когда Ленин был маленький, он почти ничего не боялся.
      Он смело входил в темную комнату. Не плакал, когда рассказывали страшные сказки. И вообще он почти никогда не плакал.
      А его младший брат Митя был очень хороший и добрый мальчик. Но только он был очень уж жалостливый.
      Кто-нибудь запоет грустную песню, и Митя в три ручья плачет.
      Особенно он горько плакал, когда дети пели "Козлика".
      Многие дети знают эту песенку — о том, как у бабушки жил серенький козлик.
      В этой песенке говорится, что бабушка очень любила этого серенького козлика. И не велела ему в лес ходить. Но козлик не послушался бабушку пошел в лес погулять. А там на него напали серые волки, растерзали его, съели. И оставили бабушке рожки да ножки.
      Несомненно, песенка грустная. Но плакать, конечно, не надо было. Ведь это песня. Это нарочно, а не на самом деле.
      Безусловно, козлика жалко. Но только он отчасти сам виноват: зачем без спросу пошел в лес гулять.
      В общем, у Мити всегда дрожал голосок и дергались губенки, когда он вместе с детьми пел эту песню.
      А когда Митя доходил до грустных слов: "Напали на козлика серые волки", — он всякий раз заливался в три ручья.
      И вот однажды дети собрались у рояля и запели эту песню.
      Они благополучно спели две строчки. Но когда дошли до грустного места о том, как козлик пошел в лес, Митя начал всхлипывать.
      Маленький Володя, увидев это, обернулся к Мите сделал страшное лицо и нарочно ужасным и громким голосом запел:
      "На-па-али на-а коз-ли-ка серые вол-ки…"
      Тут Митя, конечно, не выдержал и зарыдал еще больше.
      Старшая сестра сделала брату замечание, зачем он дразнит Митю.
      И на это маленький Володя ответил:
      — А зачем он боится? Я не хочу, чтоб он плакал и боялся. Дети должны быть храбрыми.
      Митя сказал:
      — Тогда я не буду больше бояться.
      Дети снова запели эту песенку. И Митя храбро спел ее до конца. И только одна слезинка потекла у него по щеке, когда дети заканчивали песенку: "Оставили бабушке рожки да ножки".
      Маленький Володя поцеловал своего младшего братишку и сказал ему:
      — Вот теперь молодец.

      Ленин учился очень хорошо, даже замечательно. Он получил золотую медаль за окончание гимназии.
      И в высшем учебном заведении он тоже, наверно, очень бы хорошо учился. Но, к сожалению, начальники исключили его из университета, потому что он был революционер. А этого начальство не терпело. И царь тоже не позволял революционерам учиться.
      В общем, Ленину не позволили учиться в университете.
      Другой человек на месте Ленина так бы и остался без высшего образования. Но Ленин этого не захотел.
      Он сказал матери:
      — Я непременно кончу высшую школу.
      А уже проходило время. И прошло два года после исключения.
      Наконец Ленин подал заявление министру. Он попросил разрешение сдать экзамены за всю высшую школу сразу.
      Министр удивился и подумал:
      "Как он может сдать экзамены сразу? Ведь он в высшей школе не учился. Хорошо. Я ему разрешу, но только он вряд ли сдаст экзамены".
      Получив разрешение министра, Ленин стал усиленно заниматься.
      Он целые дни сидел за книгами, читал, писал, изучал языки, переводил и так далее.
      Он летом устроил в саду кабинет, в густой липовой аллее. Он там вкопал в землю стол и скамейку. И каждое утро уходил туда. И там в полном одиночестве занимался до обеда.
      После отдыха и купанья он снова шел к своему столу и снова работал три или четыре часа.
      А вечером, после прогулки и купанья, родные опять видели его за книгами.
      Родные поразились, как он так много может заниматься. И даже стали бояться за его здоровье.
      Но Ленин им сказал:
      — Человек может удивительно много учиться и работать, если он правильно отдыхает.
      И действительно, Ленин правильно отдыхал. Он час работал. Потом делал гимнастику. Потом снова час или два писал, после этого бежал к реке купаться.
      Потом, отдохнув или погуляв в лесу, возвращался к книгам и опять учился.
      В своем летнем кабинете он устроил себе турник недалеко от столика. И время от времени делал на нем упражнения.
      В хорошую погоду он купался два или три раза в день. Он чудно плавал. Он так плавал, что всех приводил в удивление.
      Один его знакомый, вспоминая о прошлом, говорил, что в Швейцарии было очень страшное озеро, где постоянно тонули люди. Это озеро было очень глубокое. Там были холодные течения, омуты и водовороты. Но Ленин бесстрашно плавал в этом озере.
      Этот знакомый ему однажды сказал, что надо быть осторожным — тут тонут люди.
      — Тонут, говорите? — спросил Ленин. — Ничего, мыто не потонем.
      И тут же заплыл так далеко, что еле можно было видеть его.
      И вот благодаря купанью и физкультуре, благодаря правильному отдыху Ленин сумел много работать и сумел подготовиться за всю высшую школу сразу.
      Он почти два года так усиленно учился. И за это время успел пройти весь курс университета, то, что другие изучали четыре года.
      Он сдал все экзамены и получил диплом первой степени.
      И все профессора ему сказали:
      — Это поразительно. Вы же не учились в университете и не слушали наших лекций. Как же вы могли так великолепно подготовиться? Наверно, вам кто-нибудь помогал.
      Ленин сказал:
      — Нет, я один занимался.
      И тогда профессора удивились еще больше. И министр от удивления развел руками.
      Но профессора и министр не знали, что, кроме огромного ума и замечательных способностей, Ленин имел еще огромную работоспособность. А эта его работоспособность зависела от физкультуры и правильного отдыха.
      И вот почему с таким прекрасным успехом Ленин закончил свою учебу.

      Когда Ленину было семнадцать лет, он начал курить.
      Он был тогда уже студентом. И в этом не было ничего удивительного, что он стал курить.
      Это когда курит какой-нибудь маленький парнишка лет двенадцати — вот это ужасно. А студенты многие курят. И пусть их курят — они уже взрослые.
      А к Ленину то и дело приходили его товарищи, студенты. И почти все курили. Бывало, закроются в комнате, говорят, спорят, беседуют, а сами дымят, как паровозы.
      Ну, и благодаря этому Ленин тоже стал привыкать к курению.
      Конечно, для здоровья курить очень неполезно. От этого люди кашляют, мало кушают, худеют и хворают. Но которые уже начали курить — тем не так-то легко это бросить.
      А мать Ленина, Мария Александровна, была дочь врача. И она понимала, что курить очень вредно. И она очень огорчалась, что ее любимый сын привык к куренью.