Он еще раз провел по сланцевой кладке рукой, словно пытаясь по методу экстрасенсов определить, прикасалась ли когда-нибудь к стене рука человека.

Не определил. Либо много веков минуло, либо экстрасенс он хреновый.

Вадим досадливо передернул плечами и тут вдруг увидел пробивающиеся в нескольких местах из рукотворно-нерукотворной кладки чахлые кустики травы.

Охотник мгновенно возобладал над археологом и географом в душе Коробова. Какие, к черту, тайны истории, когда жрать хочется!

Ориентируясь исключительно на чисто охотничий инстинкт, он внимательно осмотрел каждый кустик, потрогал, размял пару травинок между пальцами, даже понюхал. Разве что на зуб не попробовал.

Трава была живой. Мало того, как показалось Вадиму, один из кустиков кто-то недавно глодал. Чего только не подскажет надежда возбужденному сознанию… В эту минуту все клады мира, в том числе и за этой сланцевой кладкой, готов был отдать Коробов за тощего зайца.

Чуть ли не стрелой взлетел он по неизвестно кем сложенной стене – и опять чуть не сорвался вниз, отпрянув от края воронки и прячась за ним, как за бруствером окопа.

Метрах в двадцати боком к Вадиму стоял сайгак.

Стоял неподвижно, отвернув голову в противоположную от ямы сторону.

Медленно, не спеша, стараясь унять дрожь в пальцах, Коробов снял с плеча ружье. И мысли у него не возникло, что придется стрелять в заповедное животное, даже наоборот – досада появилась, что патроны в стволах с заячьей дробью. Заменить бы их на патроны с картечью, да некогда. Сайгак ждать не будет…

Осторожно высунувшись из-за края воронки, Вадим стал целиться сайгаку под лопатку. С такого расстояния, если попадет, и заячья дробь может уложить сайгака на месте. Тем более что целиться из ямы было очень удобно – кроссовки надежно зацепились носками за каменную кладку, локти твердо упирались в естественный бруствер. Как в тире.

И тут неизвестно почему в голову пришел эпизод из «Угрюм-реки» Шишкова, когда Ибрагим последним патроном целился в лося. И настолько навязчиво эпизод крутился в голове, что мешал сосредоточиться на выстреле. Лишний раз Вадим убедился, как плохо в теперешнем мире быть эрудированным.

Сайгак наконец лениво повернул голову, и Вадим выстрелил. Дуплетом, чтоб наверняка. И все же на доли секунды опоздал – сайгак прыгнул. Будто кто красной краской плюнул ему в круп – настолько кучно дробь попала в правую заднюю ляжку. Животное швырнуло наземь, но оно тут же вскочило и галопом понеслось в степь.

Вадим выпрыгнул из ямы, на ходу перезаряжая «тулку». Однако следующий дуплет – уже картечью – прозвучал, когда сайгак отбежал метров на сто. Палить с такого расстояния – все равно что в белый свет.

«Эх, Ибрагим, Ибрагимка… – лихорадочно стучало в голове. – Ты-то на месте лося уложил, а я…» Но особого отчаяния Вадим не испытывал. С такой раной добыча далеко уйти не могла. Это сейчас, в запале, сайгак скачет как невредимый, но вскоре рана даст о себе знать. На трех ногах от охотника не убежишь.

Коробов снова перезарядил ружье картечью, забросил его за плечо и бодро отправился в погоню. Особых навыков следопыта не требовалось – пыль, поднятая копытами животного, ровной, указующей полосой тянулась к горизонту и не собиралась ни опадать, ни рассеиваться. К тому же вдоль нее то тут, то там на белесой кремнистой почве ярко алели бисеринки крови.

Где-то через километр Вадим наткнулся на большое кровавое пятно.

«Ага! – обрадовался он. – Здесь сайгак упал. Недолго мне шагать осталось».

Коробов даже позволил себе остановиться и глотнуть из пластиковой бутылки воды. В азарте погони он сбил дыхание, и пот с него катился градом. Особо экономить воду теперь не стоило, впрочем, и бездумно транжирить тоже не следовало. Целиком убитого сайгака ему не унести, придется свежевать на месте.

Но и тогда потребуются немалые силы – километров пятнадцать тащить на себе около пятидесяти килограммов свежего мяса. Потом умоешься – будь здоров!

Вопреки предположению быстро догнать раненое животное и добить его Вадим все шел и шел, а добычи не видел. Раненого подобным образом зайца он обнаружил бы уже через километр, однако о выносливости сайгака Коробов не имел представления. Первый раз на него охотился.

Местность вокруг не менялась – все та же однообразная голая равнина, вызывавшая тоскливое ощущение, будто топчешься на месте. И все же неприятные для себя отметины на кремнистой почве Вадим увидел. То здесь, то там стали встречаться давние следы от траков армейских ракетных тягачей. А затем след сайгака и вообще вывел на разбитую траками дорогу и пошел по ней.

Но Коробов прекращать погоню не собирался. Во-первых, следы от траков были очень давние, а во-вторых, даже если он ошибается и секретная база по-прежнему функционирует, что с ним там могут сделать? Ну задержат до выяснения личности, а ничего более серьезного инкриминировать не смогут. Зато кормить будут на время задержания. Правда, завершить охоту, конечно, не дадут… Но здесь уж как повезет.

После того места, где сайгак упал, бисеринки крови на земле начали встречаться чаще. Это понятно – устало животное, медленней побежало. Затем кровавые капли стали попадаться все реже и реже. И это тоже было понятно и вселяло надежду, что скоро Вадим наткнется на упавшее животное – сколько-то всего крови у сайгака? А потерял он ее достаточно, пора и обессилеть.

Однако надежда на то, что он обнаружит павшее животное еще до явно обозначенной запретной зоны, рухнула в одно мгновение – когда издалека Коробов увидел поперек выбитой траками дороги шлагбаум.

Шлагбаум был поднят и издалека был похож на допотопную зенитку, наклонно задравшую ствол в небо.

След сайгака вел прямо к нему.

Но и это не остановило Вадима. Угрюмо сдвинув брови и стиснув зубы, он упрямо продолжил преследование. Была не была! Он и нечто вроде оправдания себе нашел на случай задержания – раз шлагбаум поднят, значит, путь свободен.

Так, в общем, вблизи и оказалось. Шлагбаум не опускался, как минимум, лет пять. Краска на нем облупилась, и теперь только с большим трудом можно было догадаться, что когда-то его покрывали оранжево-черные полосы. Посреди шлагбаума красовался металлический круг с предостерегающей надписью:

«Стой! Запретная зона!»

Вадим облегченно перевел дух и улыбнулся. От этой надписи сейчас было столько же толку, как от надписи «Посторонним в» над дверями домика Пятачка из известной сказки Милна. Как в сказке никто не знал, кто такой этот самый «Посторонним в», так и в Каменной степи о существовании здесь некогда запретной зоны напоминал лишь предупреждающий транспарант. Зато след от сверхсекретной военной базы остался, и довольно значительный. Отсюда, от шлагбаума, база открывалась как на ладони. Точнее, ее остатки – остовы взорванных сооружений, периметр из колючей проволоки с кое-где поваленными столбами, пустой створ покосившихся ворот. Входи – не хочу!

Сайгак захотел – его след вел через ворота. И это обрадовало Коробова. Все, конец погони. Через колючую проволоку сайгак не перепрыгнет.

Сняв с плеча ружье, Вадим направился к воротам.

Однако – рано радовался. Найти раненое животное среди развалин, ощетинившихся прутьями покореженной арматуры, заваленных кусками взорванного бетона, металлическим хламом и осколками стекла, представлялось отнюдь не простым делом. И со следами здесь было сложнее – капли крови встречались то тут, то там, а взбитая копытами пыль висела над всей территорией бывшей базы. Вероятно, сайгак беспорядочно метался из стороны в сторону, пытаясь найти выход. И, если ему это не удалось, забился в какой-нибудь угол, где отыскать его весьма проблематично. Но отнюдь не безнадежно.

Оценив ситуацию, Вадим первым делом взобрался на глыбу бетона у ворот и внимательно осмотрел окрестности. База занимала относительно небольшую территорию – чуть больше футбольного поля. В периметре из колючей проволоки прорех не было – на всем протяжении он представлял собой хаотическое сплетение спиралей шириной метра три, чью целостность не смогли нарушить даже поваленные столбы.

Ну и, самое главное, нигде за пределами периметра, разве только от ворот, полоски пыли над степью не висело. Не мог уйти отсюда сайгак, никак не мог.

Вполне удовлетворенный увиденным, Коробов начал методично, метр за метром, прочесывать развалины, уверенный, что не пройдет и часа, как он будет с добычей. У ворот Вадим наткнулся на небольшой – метров десять в диаметре – котлован, засыпанный крупными обломками бетона. Вадим обошел его по кругу, внимательно вглядываясь во все щели, однако вниз спускаться не стал, опасаясь, что это – взорванная ракетная шахта и обломки могут просесть вместе с ним. Далее находился фундамент какого-то, судя по обломкам стен, сферического здания, усеянный длинными узкими полосами ржавого железа вперемешку с кусками силового кабеля, разноцветными пучками монтажных проводов и битым стеклом. Возможно, это были остатки радиолокационной антенны – а может, и нет. Не очень-то Вадим разбирался в технике, хотя поневоле и преподавал физику. А вот то, что увидел дальше, почти возле колючей проволоки, он знал хорошо. Под углом градусов в тридцать к горизонту здесь когда-то стояли большие зеркала солнечных батарей. Правда, от двух зеркал остались только ячеистые рамы да осколки, но зато третье, самое дальнее, чудом сохранилось – лишь пара угольно-черных элементов треснула в своих ячейках.

Коробов на мгновение даже забыл, зачем здесь находится. Восхищенно прищелкнул языком, беспечно шагнул к солнечной батарее… И – провалился.

На этот раз ему повезло гораздо меньше, чем при падении в яму. Летел Коробов метров шесть-семь и, не видя в темноте дна, неуклюже раскорячившись, грохнулся на голый бетонный пол. Который, как известно, не обладает мягкостью перины. Тем не менее костей Вадим не поломал, хотя расшибся здорово.

Первой мыслью была дурацкая: «Не слишком ли много „провалов“ за один день?» Затем ее догнала не менее одиозная: «Как же я теперь мясо сайгака понесу? Меня самого, наверное, тащить надо…»

Вадим пошевелился, и это движение отозвалось болью во всем теле. Болел левый бок, ныла кисть правой руки, саднило оба колена, но больше всех пострадал нос. Кровь из расквашенного носа сбегала на пол веселой струйкой. Коробов со стоном перевернулся на спину и благодаря рюкзаку за плечами смог запрокинуть голову. В таком положении минут через пять кровотечение остановится и можно будет встать и осмотреться. Хорошо, что очки во время падения слетели, а то от их осколков мог и глаз лишиться.

Осмотреться получилось раньше, чем встать Насколько понял Вадим, его угораздило провалиться в подземный бункер, точнее – во входной тамбур бункера. Хотя воздух в провале был насыщен плотными клубами пыли, рассеянный свет из трещины в потолке все же позволил оценить обстановку. Слева находился завал, и по крупным обломкам бетона Коробов догадался, что его первоначальное представление о происхождении котлована у ворот базы было неверным. Нет, не ракетную шахту там взорвали, а вход в подземелье. Вероятно, от взрыва и появилась трещина в своде тамбура, в которую Вадима угораздило провалиться. Справа, в полуметре от Коробова, высилась бетонная стена с будто впечатанным в нее круглым огромным люком, чьи впечатляющие размеры и тускло блестящая металлическая поверхность внушали уверенность в его полной непробиваемости. Даже танком. А две другие стены были глухими. Вот и все помещение. Три метра длины – от завала до люка, пять метров ширины – между глухими стенами, и шесть-семь метров высоты. Каземат, одним словом, поскольку выбраться из него не представлялось возможным. Это не естественная воронка в степи с более-менее пологими склонами…

В пролом в потолке заглядывало солнце, тоненькой струйкой между ощетинившейся острыми зубами порванной арматуры сыпалась пыль. А поперек трещины там, наверху, лежала «тулка». Нет, чтобы наоборот: он – наверху, а «тулка» – внизу…

В общем, веселенькая ситуация. Хоть пляши от радости. Теперь проблему, как тащить на себе тушу сайгака, заменила проблема, как «вытащить» себя из подземелья.

Вадим с кряхтеньем сел, потрогал нос, ощупал всего себя. Вроде бы цел. Кровь из носа прекратила течь, а ушибы для взрослого мужчины почти всегда были чем-то вроде награды. По крайней мере, это стопроцентно верно для нашего дикого времени, которое осталось наверху и в которое, кровь из носу, необходимо вернуться. Кровь из носу он уже «пустил», однако до возвращения было все так же далеко.

Коробов встал на ноги, попробовал ходить. Вроде бы нормально. Дня через два-три о таких ушибах можно и забыть. Просто повезло, что, когда летел в провал, не поранился о торчащие прутья арматуры.

Однако от такого «везения» за три версты тянуло тухлятиной. Как в анекдоте, когда партнер по преферансу рассуждает по поводу смерти своего друга, умершего во время игры от разрыва сердца: «А если бы он пошел не с трефы, а с бубны, было бы еще хуже!»

Первым решением, пришедшим в голову, было – сложить из обломков завала пирамиду и таким образом выбраться наружу. Вадим шагнул к обломкам, под ногами что-то хрустнуло. «Очки», – догадался он, но нагибаться, чтобы посмотреть, не стал. Даже если при падении они не разбились, теперь это не имело значения.

К сожалению, идея насыпать гору обломков и по ним выбраться из подземелья оказалась неосуществимой. Мысль была хорошая и, наверное, единственно правильная в его положении, однако все крупные обломки были намертво соединены друг с другом арматурой, а из мелких пирамиду высотой в пять метров не соорудишь. И все же где-то около часа Вадим, сбросив с плеч рюкзак, пытался насыпать гору из мелких камней и земли под проломом в кровле. Работал исступленно, не замечая ни времени, ни результатов своей работы. Остановился только тогда, когда до мелких камней через переплетение арматуры стало невозможно дотянуться.

Он словно очнулся. Распрямил спину и с замиранием сердца повернулся. Горка получилась всего полметра высотой. Руки у Вадима опустились. Неужели все? Обидно. Обидно ощущать себя мышью в стеклянной бутылке…

Вадим вытер рукавом лицо и чуть не содрал с него кожу. Цементная пыль, смешавшись с потом, превратилась в подобие абразивной пасты. Это сколько же драгоценной воды придется дома потратить, чтобы отмыться? Если, конечно, придется…

– Спокойно, только спокойно, – пробормотал он. – Биться головой о стену ты всегда успеешь…

Вадим достал из рюкзака бутылку, сделал экономный глоток. Бесцельно прошелся по замусоренному полу, увидел слетевшее при падении кепи, машинально поднял, отряхнул, надел на голову. Затем остановился у люка и стал его внимательно рассматривать.

Добротный люк, как в швейцарском банке. Ни ручки, ни замка, ни штурвала на нем не было, лишь с левой стороны на уровне груди находилось три прорези окошка, блестевших темным непрозрачным стеклом.

Никак иначе как пуленепробиваемым. Два окошка были узкими, горизонтальными, а одно – квадратным, чуть побольше ладони.

Именно ладони! Причем – правой, потому что именно ее матовый отпечаток нечетко просматривался на полированном стекле. Понятно теперь, каким образом открывался люк. И делалось это вот так…

Вадим приложил свою ладонь к отпечатку.

Неожиданно окошко осветилось зеленоватым светом, и Коробов испуганно отдернул руку. Однако свечение не пропало – на флюоресцирующем фоне окошка смазанным пятном чернел дактилоскопический отпечаток ладони Вадима, где папиллярные узоры просматривались лишь местами. Все-таки не на грязные руки был рассчитан анализатор.

Секунд десять ничего не происходило, затем зеленое сияние погасло, и красным светом замигало верхнее окошко. Неизвестно откуда послышалось шипение, и механический голос начал медленно, с натугой, будто с заедающего магнитофона, говорить:

– И-ден-ти-фи-ка-ци-я не-воз-мож-на… Про-шу пов-тор-но при-ло-жить ла-донь… В про-тив-ном слу-ча-е че-рез пят-над-цать се-ку-у-ун-н-н…

Звук сошел на нет, красное мигание погасло, и Вадим так и не узнал, что должно было произойти через пятнадцать секунд. Может, и к лучшему. Однако то, что электроника люка работала, поразило его.

Либо где-то в подземелье имелся автономный, изрядно подсевший источник питания, либо зеркало чудом уцелевшей солнечной батареи продолжало снабжать брошенную базу электричеством.

А дальше произошло вообще необъяснимое – вдруг загорелся зеленоватый свет в третьем окошке, и люк начал медленно бесшумно открываться. Миллиметр за миллиметром. Толщина у люка оказалась порядочной – больше полуметра, и Вадим с замиранием сердца гадал, хватит ли на этот раз энергии, чтобы он открылся полностью, или произойдет то же самое, что и с магнитофонной записью? В душе затлел слабый огонек надежды – должна же быть на базе какая-нибудь рухлядь, с помощью которой он сможет выбраться в пролом!

Энергии хватило. Видимо, питание сервомотора осуществлялось по другим сетям, чем его блокировка.

Узким полумесяцем открылась светящаяся щель и стала на глазах расти. Из нее дохнуло неожиданно свежим прохладным воздухом. По всем признакам энергии внутри подземелья «хватало» и на освещение и на вентиляцию. Коробов опасливо заглянул в расширяющуюся щель и увидел черный зев теряющегося в темноте коридора, освещенного лишь у люка светом тусклой, мигающей лампы. В неверных тенях трудно было рассмотреть, сплошные ли стены или в них все-таки есть двери. Вадим напряг зрение – очень уж хотелось, чтобы двери были. Еще одного разочарования он не перенесет.

И в этот момент кто-то дернул его за штанину.

Сердце Вадима екнуло, он отпрянул и увидел, как в открывшийся проем выпала мумифицированная рука трупа, лежавшего по ту сторону люка. Так сказать, привет из склепа – заходи, дорогой, гостем будешь.

Коробов, как завороженный, уставился на высохший труп в армейской форме. При ударе о бетонный пол остатки кожи с руки облетели и косточки фаланг раскатились в разные стороны. Давненько, видимо, мертвец гостей поджидал.

Люк открылся уже наполовину, и когда Вадим наконец смог оторвать взгляд от трупа, то увидел, что на внутренней стороне люка светится идентификационная пластинка с четким отпечатком чужой руки, на котором просматривались все папиллярные узоры.

«Все-таки действительно „привет из склепа“, – понял Коробов. – Вот кто люк мне сейчас открыл, Правда, с опозданием для самого себя лет на пять-десять… Видно, взрывы надземных сооружений базы повредили что-то в электронике, сместив в схеме какие-то элементы, и сколько покойник свою ладонь ни прикладывал к анализатору, система не срабатывала. Так и умер у люка с поднятой рукой. Но вот пришел некто Вадим Коробов, тут-то зафиксированный отпечаток ладони покойника люк и открыл…»

«Да, но что же тогда здесь должно было произойти, чтобы человека на базе живьем замуровали?!» – запоздало поежился Вадим. Еще наверху его удивило, что базу ликвидировали словно в спешке. Обычно подобные сооружения с землей так ровняют, что место бывшего расположения базы от девственной природы не отличишь. Впрочем, если базу ликвидировали в наше паскудное время, тогда все понятно. Подумаешь, человека в бункере забыли! Его можно и на войну в Чечне списать – мало ли там солдат без вести пропало. А землю ровнять – больно уж дело кропотливое и денежное. Лучше штабному генералу дачу в Подмосковье построить, чем в бесплодной степи деньги в землю закапывать.

Люк до конца так и не открылся. До сих пор бесшумно работающий сервомотор вдруг завизжал, заверещал, на поворотной оси затрещали электрические разряды. Затем что-то ухнуло, запахло горелой электропроводкой, и люк замер. Навсегда, как понял Коробов. И – к лучшему. По крайней мере, не придется опасаться, что стоит только войти в бункер, как люк за тобой закроется.

На всякий случай забросив за спину рюкзак, Вадим аккуратно перешагнул через труп – и тут увидел в левой руке покойника пистолет. А вот это вполне может пригодиться. Коробов нагнулся, брезгливо вытащил за ствол из руки мертвеца «АПС», обтер рукоятку о штанину и только тогда проверил обойму. Из двадцати патронов в обойме осталось шесть. Интересно, в кого стрелял покойник? Или он застрелился от отчаяния? Однако в себя четырнадцать пуль даже при огромном желании не выпустишь… Впрочем, над этим лучше подумать на досуге. Сейчас самое главное – найти побыстрее какие-нибудь ящики, столы, стулья и, соорудив из них в тамбуре «этажерку», выбраться из бункера. А если повезет, потом и вернуться можно.

Дня так через три-четыре. Как ни противно называть вещи своими именами, но есть на заброшенной базе повод для мародерства.

К приятному удивлению Вадима, свет в коридоре автоматически зажигался по мере продвижения. В отличие от бетонного пола тамбура коридор был застелен гладкими пластиковыми плитами, шаги по которым отдавались гулким эхом. Шаг – и свет впереди загорается; второй – свет позади гаснет. И эта «светомузыка» радовала, поскольку Коробов не совсем представлял себе, как бы он вслепую шарил в кромешной темноте в поисках подручного материала для сооружения пирамиды.

Дверей в коридоре было предостаточно – через каждые три-пять метров по обе стороны. Однако первые четыре двери оказались заперты на хитрые электронные замки, открывающиеся магнитными карточками. Можно было, конечно, вместо магнитных карточек в качестве универсальной «отмычки» пустить в ход пистолет, но патронов было всего шесть. Поэтому Коробов решил вначале проверить, нет ли где открытых дверей, и лишь в случае неудачи тратить патроны.

Как говорится, мало ли что может случиться.

Первой открытой дверью оказалась где-то пятнадцатая-двадцатая. Вадим толкнул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, свет за ней автоматически включился, и Коробов по инерции влетел в небольшую комнату, половину которой занимала громадная монолитная установка, поражавшая обилием датчиков, кнопок и тумблеров на управляющей панели. Пять мониторов, установленных полукругом сверху, навели Вадима на мысль, что здесь находился либо телевизионный центр слежения за всеми уголками базы, либо пункт запуска баллистических ракет. Однако в это предположение никак не вписывались бинокуляры, намертво вделанные в наклонную панель перед пустым креслом оператора. В микроскоп оператор рассматривал ракеты, что ли? А может, это действительно электронный микроскоп? Но зачем он нужен на военной базе?

Вадим не стал ни гадать, ни включать рубильник на стене, чтобы проверить назначение установки. Не до праздного любопытства, когда есть хочется, а сайгак наверху может убежать. Он только подергал кресло, проверяя, можно ли его вынести в тамбур. Ничего не получилось – оно было наглухо приварено хромированными штангами к станине установки.

Разочарованно вздохнув, Коробов вышел в коридор и толкнул следующую дверь, с удивлением отметив, что на ней электронный замок отсутствует. Это и правильно – зачем в душевой, тем более такой маленькой, рассчитанной на одного человека, ставить столь сложный замок? Достаточно щеколды с обратной стороны.

Заглянув за дверь, Вадим усмехнулся. Щеколда имелась, а над ней красовалась странная надпись:

«Берегите оборотную воду! Старайтесь, чтобы посторонние предметы не попадали в слив системы регенерации!»

Не будь этой надписи, Коробов точно бы уже ломился в следующие двери, поскольку в душевой, кроме голых стен, вентиля воды и легкой стеклянной дверцы, разделявшей душевую на две половины, ничего интересного не было. Но тут словно бес дернул его за руку. А может, предчувствие – говорят, в экстремальных ситуациях оно обостряется и никогда не подводит. Как бы там ни было, но Вадим шагнул вперед и повернул вентиль.

Ничего не случилось. Вода, на что в глубине души он надеялся, из душа не пошла. Вместо этого на одной из дымчатых плиток, ничем не отличающейся от окружающих ее плиток кафеля, зажглась красная надпись: «Закройте дверцу кабинки!»

Вадим послушно закрыл. И тогда гусак душа задрожал, завибрировал, и из рассекателя, чихая и фыркая, хлынула ржавая вода.

Вид льющейся воды произвел на Коробова ошеломляющее действие. Ничто не могло отвлечь его от единственного желания – выбраться из подземелья, разыскать раненого сайгака и добить его. Но вода…

Пусть ржавая, теплая, но ВОДА! В таком количестве…

Не мешкая ни секунды, сорвал с себя одежду и забрался за стеклянную перегородку. В конце концов, пять минут задержки ничего не решат. Конечно, пробыл Вадим под душем гораздо больше. Казалось, целую вечность он не испытывал такого блаженства:

– максимум, что мог себе позволить дома, так это – обтирание мокрым полотенцем. А тут… Море воды, океан дождя! Минуты через три-четыре ржавая вода сошла и полилась свежая, чистая, прохладная.

Кто сказал, что оборотная вода безвкусная, с запахом? Эх, не пил тот техническую воду, очищенную на цеолитах гидрошахты Пионер! Вадим просто-таки упивался водой, смывая с себя пот и грязь Каменной степи, выхаркивая из легких цементную пыль тамбура подземелья.

И все же долго расслабляться Коробов себе не позволил. Дома ждала семья, которую нужно было кормить. Унизительное, надо сказать, положение для думающего интеллигента – когда ни почитать интересную книгу, ни заняться, к примеру, дотошным исследованием заброшенной военной базы времени нет. Все мысли и дела направлены только на одно – где бы раздобыть хоть какую-то еду. И так – изо дня в день.

Вадим быстро оделся, вылил, как требовала надпись на обратной стороне двери, химочищенную воду из пластиковой бутылки в сток системы регенерации, набрал свежей из душа. И продолжил поиски.

Только в конце коридора, тянувшегося метров семьдесят-восемьдесят, еще одна дверь оказалась открытой. Почему-то в ней свет включился не мгновенно, как в душевой или комнате со странным аппаратом, и Коробов уже подумал, что здесь ему придется шарить в полумраке. Однако секунд через десять светильники все же натужно загудели, замигали и залили комнату мерцающим серым светом. То, что предстало глазам Вадима, произвело на него гнетущее впечатление.

Здесь было нечто вроде небольшого армейского бара, в котором устроили погром. Осколки битой посуды усыпали пол, стойку бара, полки за стойкой. Один из двух легких пластиковых столиков был перевернут, рядом с ним валялось три стула. Второй столик стоял в углу, и на нем даже сохранилась странная сервировка: какие-то полупрозрачные судочки, больше похожие на огромные кюветы, с остатками пищи. Но не это заставило Коробова поежиться. За столом, откинувшись на спинку стула, сидел высохший мумифицированный труп. Еще два таких же трупа лежали на полу возле опрокинутого столика. Рыжие, выцветшие пятна на их полуистлевшей воинской одежде, змеящиеся трещинами дырки в плексигласе музыкального автомата не оставляли сомнений, что здесь произошло. И почему в пистолете мертвеца возле входного люка осталось шесть патронов.

«Да уж, повеселились тут напоследок знатно», – вяло пронеслось в голове. Впрочем, не очень-то зацепили сознание Коробова перипетии в подземном бункере военной базы то ли пяти-, то ли десятилетней давности. Он наконец нашел то, что искал, – столы и стулья. И был этому несказанно рад.

Чтобы не тратить отнюдь не лишнее время попусту, мотаясь туда-сюда от тамбура к бару и перетаскивая на себе столы со стульями. Коробов решил протащить по гладкому полу коридора сразу всю мебель.

Он вынес в коридор стол, перевернул его вверх ножками, установил на него второй, а сверху взгромоздил три стула. Попробовал, как это сооружение скользит по полу, и остался весьма доволен. Однако затем, окинув взглядом мебель, вздохнул и поплелся в комнату за последним, четвертым стулом. Как ни претило прикасаться к стулу с мертвецом, а лучше его взять.

Для пятиметровой пирамиды, которая позволит выбраться в пролом, он обязательно понадобится.

– Ты, мужик, извини, – сказал Вадим, взявшись за спинку стула. – Не хотел тебя тревожить, да никак не получится. А тебе, насколько понимаю, уже все равно.

Переворачивая стул, он постарался как можно мягче сбросить на пол высохший труп, но грохот все равно получился впечатляющий. Что поделаешь: не мягкое тело сползло, а кости посыпались. Останки плоти и истлевшая одежда мгновенно обратились в облачко праха, и на полу очутился голый скелет. И, как Коробов ни отводил от него взгляд, а сознание все равно зафиксировало весьма необычный череп с тяжелой нижней челюстью и громадными плоскими зубами.

При жизни покойничек, надо понимать, красотой не блистал и обладал весьма специфической внешностью. Вряд ли его девушки любили – может, потому и в бункер под землю полез…

Впрочем, Вадиму до прошлого покойника не было Никакого дела. У него – свои дела, и весьма неотложные. Он поднял стул и тут заметил, что рядом со скелетом на полулежит магнитная карточка, которая, по идее, должна открывать все двери. Вероятно, выпала из рассыпавшейся одежды. А вот она непременно пригодится, когда Коробов дня через три-четыре сюда вернется. Наверняка много интересного есть за закрытыми дверями. Может, и консервы найдутся.

Вадим нагнулся, поднял карточку и невольно вдохнул прах покойника. Будто кто молотого перца ему под нос сунул – таким огнем опалило носоглотку и легкие. Он закашлялся так громко и хрипло, что из глаз полились слезы. И не переварись полностью в его желудке просяная каша с мясом суслика, она бы точно сейчас очутилась на полу. Нет, определенно есть что-то хорошее в пустом желудке. Так сказать, здоровое и полезное. Ну, например, для данного случая.

Перхая, икая, кашляя, Вадим, шатаясь, выбрался из комнаты, достал из рюкзака бутылку воды и долго, сплевывая, промывал горло. А когда немного полегчало, он вытер рукавом лицо, схватился за ножку нижнего стола и потащил мебель к выходному люку. Без особых раздумий и не испытывая ни малейшего желания хотя бы просто для проверки карточки открыть какую-нибудь из дверей.

И – напрасно. Потому что, если бы он открыл последнюю торцевую дверь в коридоре и вошел в хранилище, а там распахнул любую из тридцати все еще работающих холодильных камер, достал оттуда одну из заиндевевших кювет, счистил с нее иней и посмотрел сквозь прозрачную крышку, что находится внутри, – он бы так просто из бункера не ушел. Рано или поздно он бы вошел в тридцать седьмую комнату, раскрыл какой-нибудь из лабораторных журналов и почитал.

И вот если бы он и это сделал, тогда бы с базы точно не ушел. Он непременно разыскал бы армейский склад, который находился в комнате девяносто два, вытащил оттуда как минимум три ящика тротила и взорвал бы вход в подземелье так, чтобы сюда никто никогда не смог попасть. И вот только тогда, тщательно проверив, насколько добротно он замуровал себя в подземелье, пустил бы себе пулю в лоб. Шесть патронов в автоматическом пистолете Стечкина еще осталось… Эх, не знал, не догадывался Вадим, в какую историю вляпался…