Да-да, разнесчастные сто пятьдесят граммов слабого светленького пива ввели Таню в состояние невероятного, чудовищного алкогольного опьянения! Пожалуй, так сильно она не пьянела с тех пор, как однажды в обществе Воздвиженского посетила дегустацию массандровских вин. Тогда они с Мирославом, обнявшись, форсировали переулки противолодочным зигзагом и наверняка попали бы в вытрезвитель, когда б не ливень, распугавший городовых.

«Это все невесомость. Проклятая невесомость», – прошептала перепуганная Таня.

Она бросила на товарищей затравленный взгляд. Но те казались веселыми, возбужденными и почти трезвыми. Башкирцев энергично летал по салону, прижимая к груди банку с пивом, и громко вещал. Никита и Штейнгольц парили под потолком и спорили на общественно-политические темы. Всю Никитину депрессию будто корова языком слизнула!

Одна лишь Таня не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Ее подташнивало. Кружилась голова. Она пустила пивную баночку в свободное плавание и в изнеможении закрыла глаза...

– Девушка, я кому сказал: очнитесь! – произнес строгий мужской голос. Незнакомый голос. – Я приказываю очнуться!

Таня нехотя подчинилась. В основном из любопытства – хотелось знать, кто именно ей приказывает. И с какой стати?

Она лежала на койке. Лампы под потолком изливали каскады света.

На тело давила невыносимая тяжесть. Страшная тяжесть...

Где же невесомость?

Совсем рядом – бритый наголо человек в халате с эмблемой военного врача. Кустистые брови, крупный, кривой нос боксера-любителя. На лице – прозрачная маска бактериальной защиты.

«Интересно, кто это? И что он делает на „Счастливом“? Как они выключили невесомость?»

В руках врач держал прибор ургентной диагностики, похожий на телесного цвета банан. Фрукт смотрел на Таню недобрым зеленым глазом и утробно урчал. Выдвижной щуп на его конце источал резкий запах нашатыря.

– Лейтенант медслужбы Бескаравайный, – представился врач.

– Умгу, – сказала Таня вместо «здравствуйте».

– Как самочувствие?

– Н-нормально.

– Прошу извинить меня за грубость. Мне нужно было вернуть вас в сознание.

– Ничего...

– И, кстати, имейте в виду: пиво после месяца невесомости – не лучший вариант. Выпей вы водки, могли бы даже умереть...

– Я уже поняла...

Лейтенант Бескаравайный сделал знак своему помощнику в голубом комбинезоне. Помощник, стоя вполоборота к койке, на которой лежала Таня, возился с аппаратом интенсивной терапии, имевшим вид серебристой тумбы с хромированным хоботом. Хобот аппарата свисал едва ли не до земли.

И только тут Таню осенило: раз невесомости больше нет, значит...

– Сейчас я дам вам наркоз и мы начнем вводить растворы и лекарства, – сообщил лейтенант Бескаравайный.

– Лекарства? Я что – болею?

– Существует опасность, что вы являетесь носителем субвируса неспецифического гепатита F. Этот субвирус мы обнаружили на борту корабля чоругов, с которым был состыкован ваш планетолет.

– И что?

– Он смертельно опасен. Если вы действительно инфицированы и субвирус активизируется в вашей печени, мы ничего не сможем гарантировать...

«Этого только не хватало! И нужно же было мне пить это шоколадное молоко?!» – с тоской подумала Таня.

– Но вы не волнуйтесь, девушка. Для женщин вероятность летального исхода сравнительно невелика. Скорее всего пролежите в карантине месяц – и выйдете здоровой...

– В карантине? Месяц? – с мукой в голосе повторила Таня. В ее глазах светился неподдельный ужас. – Но я уже не могу видеть космос за окном! Лучше умереть, честное слово! Тогда уж отвезите меня назад, на «Счастливый», и бросьте там!

– Никакого космоса «за окном» вы больше не увидите. Это я вам обещаю. Через четыре часа мы будем на месте.

– Значит, мы все-таки летим на Землю?

– Нет. К сожалению, не на Землю. – нахмурился Бескаравайный. – Наш тральщик следует на Восемьсот Первый парсек.

– Какой парсек?! Впрочем, какая разница... Так, значит, карантин я буду проходить на этом... парсеке? – Таня попробовала привстать. Это движение далось ей с огромным трудом – казалось, одна только голова стала весить вдруг килограммов пятьдесят. Таня в отчаянии рухнула на подушку.

– Вы не волнуйтесь. Волноваться вам вредно. В нашем госпитале есть хорошие специалисты. Они поставят вас на ноги и даже научат ходить – имеются методики. Скажу вам как человеку науки: чтобы распределиться в госпитали Города Полковников, нужен диплом с отличием. Так что лечить вас будут лучшие доктора России

– А мои друзья?

– Они тоже здесь.

– Вы, пожалуйста, скажите им... чтобы навещали меня, когда я буду в карантине!

– Сомневаюсь, что они смогут выполнить вашу просьбу. – Лейтенант Бескаравайный пристегнул Танины запястья к кровати, затем занялся лодыжками. Тем временем его помощник подволок к самому Таниному уху серебристую установку, ставшую вдруг многорукой.

– Но почему нет?

– Потому что они тоже будут проходить карантин... Причем одиночный. Гепатит F шутить не любит! Ну да это ничего! Будете разговаривать по видеосвязи. Если, конечно, врачи позволят...

– Да что ты все о карантине да о карантине, – пробасил вдруг помощник Бескаравайного. – Лучше бы девчонку со спасением поздравил! Повезло им! Невероятно повезло! Ведь в такой неразберихе их сигнал проворонить ну совершенно ничего не стоило! Недаром их корыто «Счастливым» назвали!

Но что ответил лейтенант Бескаравайный своему товарищу, она не расслышала.

На ее лицо опустилось душное облако наркозного купола, а под коленку впилось жало инъекционного аппарата, и Таня погрузилась в сотканное из обманных видений забытье, где ее ждали содержательные разговоры с Эль-Сидом, ласковые прикосновения мафлингов-двухлеток и убаюкивающий шелест листвы на планете Екатерина.

Глава 5

МИЗЕРИКОРД

Март, 2622 г.

Авианесущий Х-крейсер «Ксенофонт»

Рейд планеты С-801-7, система С-801

Приключенческое кино любите? Правильно: смотря какое. Если «Фрегат „Меркурий“, то лучше не надо, наверное...

Я люблю ретро, про освоение Солнечной системы. Орбитальные челноки с надписями USA, РОССИЯ, EU, CHINA... И железные бочки «марсианской эры», не умевшие ни взлететь, ни сесть, а потому рождавшиеся и умиравшие на орбите... И интриги там, на борту первых межпланетников! Их шпионы, наша «контра», психологические нюансы, ссора из-за последнего апельсина...

Но еще лучше – про подводников. Наверное, потому что космических кораблей и сейчас хватает, любых, а вот боевых подлодок совсем мало. Самые шикарные фильмы, конечно, – это «Убийцы авианосцев», «Атака века» и «Атлантика будет нашей!».

Так вот, в детстве, глядя, как Маринеско ведет свою С-13 к Данцигской бухте, а капитан Гордеев изучает в перископ саудовских террористов на палубе «Теодора Рузвельта», не думал и не гадал, что когда-нибудь окажусь внутри подводной лодки. Причем не современного «Юрия Долгорукого», где, уверен, обитаемость вполне сносная, а на такой вот классической «унтерзееботе» времен Отто Вернера и того же Маринеско.

Недаром Председатель Растов говорил, что Х-крейсера вначале хотели классифицировать как «космические субмарины», ой недаром!

Теснота на «Ксенофонте» была ужаснейшая. Прибавьте к этому духотищу, жару, тусклое освещение. Вездесущий запах горелой электроники, в конце концов!

В большинстве коридоров, чтобы разминуться со встречным, приходилось жаться к переборкам.

Система замены кислородной атмосферы инертными газами, как мне пояснил сопровождающий мичман, имелась только на ангарной палубе, да и там не работала.

Никто не носил гермокостюмов. Наоборот, на «Ксенофонте» предпочитали шорты и рубашки с коротким рукавом.

Приметных деталей в экипировке военфлотцев-«подводников» было две: сумки, помеченные знаком химической опасности, и нашейные черные повязки, похожие на ковбойские платки. В сумках, которые пристегивались к поясам и носились по преимуществу на заднице, хранилось по два противогаза – фильтрующий и изолирующий. Назначение ковбойских платков до времени оставалось загадкой.

Когда меня вели к начальству, нам навстречу попались двое бородатых оборванцев в совсем уж неуставнйх футболках – чумазые, как черти. Одному из них мой Вергилий отдал честь, и тогда я окончательно понял, что правила игры здесь не те, что в линейном флоте.

В общем, я испытал острый приступ разочарования. Если это и есть наш последний аргумент, пресловутое чудо-оружие победы – извините, товарищ Растов, но лучше бы вы потратили мощности Технограда на несколько нормальных авианосцев!

В тесной каюте с типично капитанскими сувенирами на стенах (серебряная моделька Х-крейсера, морской бинокль, бронзовый якорек) меня дожидались трое: лысый контр-адмирал, усатый капитан первого ранга и молодой кавторанг с молоточками военинженера в петлицах.

– Здравия желаю, товарищи! Гвардии лейтенант Пушкин!

Никто из них не представился.

– Присаживайтесь, – предложил контр-адмирал. (Я почему-то решил, что это и есть Иноземцев.) – Валентин Олегович, можете приступать.

Валентином Олеговичем оказался усатый каперанг.

– Лейтенант, кто исполнил главную роль в фильме «Фрегат „Меркурий“?

– Альберт Таманский.

– Хорошо. Вы знаете, кто такой Межиров?

– Адмирал?

– Нет, я имею в виду другого Межирова.

– Поэт.

– Верно. Можете продолжить строфу «И на башнях закопанных в пашни КВ...»?

– «...Высыхали тяжелые капли дождя».

– Кто такой Зиновий Колобанов?

– Знаменитый танковый ас. Командовал как раз одним из танков KB, о которых Межиров...

– Что такое Паркида?

– Планета, точнее – спутник планеты-гиганта Бирб. Крупнейший центр добычи естественного люксогена.

– А Лесная?

– Не знаю такой планеты.

– Это населенный пункт. Какое событие русской истории связано с этим топонимом?

– Я, честно, не силен в общей истории...

– Ну а Бородино?

– Место, где Кутузов дал сражение Наполеону... Ну что вы, товарищ капитан первого ранга, честное слово! – не удержался я. – Это же любой ребенок знает!

– Чудесно... Что ж, лейтенант, поздравляю: вы – это вы...

«Вот спасибо! За этим стоило сюда лететь!»

– ...И пребываете, по всему видно, в здравом уме и трезвой памяти.

– Спроси его, Валентин, что-нибудь еще насчет «Орлана», – усмехнулся кавторанг.

– А вот про «Орлан» я совсем ничего не знаю. Красивая машина, хотя с виду – перетяжеленная.

– Я вопросов больше не имею. – Каперанг шутливо заслонился ладонями. – Это уже Борис. – Он кивнул на военинженера.

– А у меня с самого начала вопросов не было. – Борис пожал плечами. – Я вас, лейтенант, видел в Технограде. Вы, правда, меня видеть не могли...

– И все-таки проверить надо было. Вы уж не серчайте, Саша, – потеплевшим голосом сказал контр-адмирал. – Тут не столько даже шпиономания... Крейсера наши – техника новая, капризная... Случаются здесь, в граничном слое Х-матрицы, неприятности всякие, с непривитыми новичками... Так на него смотришь– нормальный офицер, двигается самостоятельно, говорит связно. А потом вдруг понимаешь: да бредит же человек, на голубом глазу врет зачем-то, в памяти у него все спуталось... Итак, лейтенант Пушкин, у нас к вам, по существу, только один серьезный вопрос: готовы ли вы сейчас, в спокойной обстановке, подтвердить свое обращение к нам, переданное в эфир над Южным полюсом?

– Ну, исключая «козлов драных» и еще кое-какие идиоматические выражения, – ехидно уточнил каперанг.

– Валентин, не смущай человека, – нахмурился контр-адмирал. – Мат на войне – оружие, сравнимое с главным калибром.

После этих слов у меня с души камень упал. Знаете, не очень здорово каждую секунду внутренне спохватываться: «Ой, да я же этих вот офицеров матом обложил в открытом эфире! На всю Галактику!»

Я живо закивал.

– Да, готов подтвердить содержательную сторону своего обращения. С моей точки зрения, битва за Город Полковников нами проиграна. Я хочу сказать: проиграна, если вы не вмешаетесь в нее немедленно. Если вы учтете мою оценку обстановки – значит, мы с капитан-лейтенантом Меркуловым летели к вам не зря.

– Я, как начштаба ГУФ, должен вам сказать, лейтенант, что летели вы не зря, – торжественно сказал контр-адмирал. – Принятый план сражения подразумевал, что если с КП главкома не будет передан сигнал, уточняющий использование наших крейсеров, то мы вступим в бой в 22.00 16 марта. То есть спустя еще шестнадцать часов.

Я не удержался – хотя подобные вопросы совсем не моего ума дело:

– Но почему, товарищ контр-адмирал?! Почему так?! Чего бы вы ждали еще почти сутки?!

Валентин Олегович и Борис посмотрели на меня с испугом. Дескать: «Парень, ты герой, конечно, но понимать же надо! Командиры не привыкли оправдываться перед лейтенантской мелюзгой в тех случаях, когда их стратегические замыслы неземной красоты превращаются в розовое месиво на танковых траках!»

Контр-адмирал, однако, ответил. Притом честно и просто:

– Ну кто же думал, Саша, что Шахрави такой жеребчик! Мы рассчитывали, что он будет работать осторожнее, на высадку пойдет только сейчас и, стало быть, завязнет в наземных боях как раз на исходе 16 марта.

При этих его словах погас свет, а весь корабль заныл, застонал на высокой душераздирающей ноте.

Как ни странно, это не произвело на отцов-командиров особого впечатления.

– Снова Минглиев пустил Зальцбрудера порулить, – прокомментировал Валентин Олегович.

– Ну да, Кригсфлотте на боевом, – хохотнул Борис. Все трое засмеялись чему-то своему.

– Ладно, орлы междумирья, – посерьезнев, сказал контрадмирал. – Полетели войну выигрывать.

– И точно, самое время, Кондрат Леонтьевич, – согласился каперанг. И простецки добавил: – А Минглиеву я сейчас лично жопу развальцую.

– По логике так надо бы Зальцбрудеру, – заметил инженер.

– Не, Зальцбрудеру нельзя. Европа! Не поймут!

Все снова жизнерадостно загоготали.

Дважды мигнув, нехотя включились лампы. При их свете я увидел, что мои собеседники уже стоят на ногах. Физиономии довольные, улыбки хищные, на выпуклых лбах стратегов сияют бриллиантики пота. Только тогда я обратил внимание, что кожа звездолетчиков имеет психоделический лимонный оттенок, и даже белки глаз– желтые, с розовыми мраморными прожилками.

– Лейтенант, нечего киснуть, идем с нами. – Каперанг пригласительно помахал рукой. – Историю писать будем, с товарищем Ксенофонтом на пару.

Отцы-командиры, дорогие, как же вы войну выигрывать собрались? Историю писать?! На таком-то гробу, с таким-то экипажем?

– А вот и наши клиенты, – весело сказал Филипп, контролер боевого информационного поста. У Филиппа были длинные засаленные космы, манеры варвара и тусклые звездочки лейтенанта.

На экране, по которому он постучал грязным ногтем, светилась неровная цепь пятнышек. Раз в несколько секунд пятнышки полностью растворялись в сплошной пелене помех.

– Это что... аналоговое устройство? – тихо ахнул я.

– Да. Масс-локатор. Ловит гравитационные «тени», которые отбрасывают в граничный слой сравнительно крупные массы. Эта штука заменяет нам радар. При убранных перископах – единственный источник сведений о положении дел в пространстве.

– А почему нельзя оснастить масс-локатор фильтрами и нормальным цифровым терминалом?

– Потому что нельзя, – окрысился Филипп. – Тихо, Саша, сейчас начнется.

И точно: началось!

– Есть контакт! Кильватерная колонна, семь единиц, предположительно авианосцы. Скорость...

Вахтенный инфопоста, который сидел рядом с нами, отбарабанил параметры движения противника. Филипп сказал:

– Данные подтверждаю...

И повторил слово в слово сказанное вахтенным. Командир Валентин Олегович:

– Доклад принял.

Тоже вот специфика: Филипп не имел в центральном отсеке собственных, независимых функций. Вся его работа заключалась в том, чтобы смотреть на такой же экран, как у вахтенного офицера своей БЧ, и сверять его доклад с показаниями второго комплекта приборов.

«Боятся, что кого-то пробьет шиза, – подумал я. – Ну да, как там в линейном флоте говорят? „Самая большая пробоина на корабле – это дыра в голове командира“. В случае космической субмарины, надо думать, такая пробоина может стать фатальной, даже если возникнет в голове последнего мичмана».

Снова вахтенный:

– Наблюдаю исчезновение головной цели!

– Данные подтверждаю, – согласился Филипп. – Он взорвался, Валентин Олегович! Пошел прахом!

– Спокойно, Филя, спокойно...

Но в голосе командира тоже слышалось затаенное торжество. Поглядев на свой огромный пульт и охватив одним взглядом сотни приборных шкал, он звонко приказал:

– Вперед одна четверть. Курс...

– А клонский авианосец не мог просто уйти в Х-матрицу? – спросил я Филиппа.

– Нет. Скорость в момент потери контакта была не та... Авианосец разнесло на куски. Обломки сравнительно легкие, масс-локатор их не видит.

– Отчего же он взорвался?

– Саша, ну отчего? Отчего, а?! Оттого, что наши тут уже отметились! Значит, этот авианосец еще час назад получил свою порцию торпед, потихоньку трещал по швам, а сейчас ахнул люксоген!

Да, я выказал недюжинную тупость. Ведь меня в принципе уже ввели в курс...

Другие-то Х-крейсера все время находились на позиции, поддерживая постоянный масс-локационный контакт с авианосцами Шахрави. При этом «Ключевский», флагман адмирала Иноземцева, каждую четверть часа поднимал в обычное пространство антенны, ожидая кодированного сообшения от «Ксенофонта».

После разговора со мной контр-адмирал Доллежаль в ближайший сеанс связи передал на «Ключевский» полученную от меня информацию. Флагман немедленно атаковал, тем самым показав всей «волчьей стае», что время пришло.

Пришло время, братцы!

Ну а «Ксенофонт» что? Терял время, вот что. Сперва он собирал над Южным полюсом свои истребители, потом тащился в зону экваториальных орбит, занимал позицию... Поспели мы в аккурат к шапочному разбору. Другие Х-крейсера уже успели отстреляться, после чего отошли в заранее намеченный район вне плоскости системы, где можно было перезарядить шахты, поднять антенны и обменяться впечатлениями.

«Ксенофонт» атаковал последним.

Командир шел на большой риск. Клоны к этому времени уже могли что-то сообразить и сделать выводы. А ведь «Ксенофонту» для пуска торпед все-таки требовалось вынырнуть в обычное пространство!

– Вперед три четверти! – прозвучала новая команда. —Торпедный, оптимизация атаки!

Офицер, сидевший по правую руку от нас с Филиппом, немедленно отозвался:

– Есть оптимизация! Вывожу на тактик!

Перед командиром на главном тактическом экране, вокруг значков «Ксенофонта» и клонских авианосцев, засветились снопы виртуальных курсов, траекторий, оценки вероятностей поражения. Командир нажал несколько клавиш, мусор исчез, остался только расчет по выбранному варианту.

– Первый отсек, доклад!

– Готовность! – отозвалась громкая связь.

– Курс три-ноль-ноль! Полный вперед!

– Есть курс три-ноль-ноль!

– Есть полный вперед!

– Группа движения, доклад!

– Чайку, на всех, – бросил каперанг вестовому, слушая доклад группы движения вполуха.

А что слушать? Все у них пока нормально было. Двигатели неведомой мне конструкции исправно проталкивали «Ксенофонт» сквозь пограничный слой Х-матрицы на огневую позицию.

– В момент, Валентин Олегович! – браво отозвался вестовой.

Несколько следующих минут мы выходили на объект атаки.

Ваш покорный слуга дул на принесенный крепчайший чай и обливался потом.

Впрочем, потом обливались все. При этом, что забавно, по ногам тянуло сквозняком – таким лютым, что, будь у меня не все в порядке с головой, я бы подумал, что герметичность корпуса утрачена. Запах горелой электроники сменился не менее пикантным ароматом перегретого титанира.

– Шахты с первой по двенадцатую... товсь!

– Есть товсь!

– Группа защиты, доклад!

– Снос поля в пределах нормы.

– В крейсере по местам стоять к всплытию! Наглазники не забываем, ребятушки!

– Вот эту штуку на глаза натяни, – пояснил Филипп.

Я кивнул. Черные повязки, похожие на ковбойские платки, были введены на Х-крейсерах не просто так.

Мне что-то объясняли... вихревые потоки медленных нейтрино... «лишние» фотоны, светящиеся треки... Я не физик, ничего не усвоил, только практический вывод. Когда крейсер выходит из адского киселя Х-матрицы на свет Божий, на борту случаются яркие вспышки. Они безопасны, но ослепить на пару минут – могут. Поэтому надо зажмуриться и. для верности, затянуть на глазах повязку.

Чем им не понравились обычные глухие очки-консервы? Думаю, сработала традиционная психология элитных частей: выделиться среди прочих чем-то этаким, какой-то незначительной вроде бы деталью одежды.

Именно одежды, а не специального снаряжения. И понятно: отправляясь в увольнение, боец осназ не возьмет на танцульки автомат «Нарвал». Зато он не преминет заткнуть за пояс свой героический осназовский берет.

Кто не знает «лазурных беретов»? Кто не слышал о том, что они сделаны из хризолина, а в их жилах течет люксогеновая кровь? Девушки, думаете, не слышали? О, кому-кому, а им это известно лучше, чем Генштабу!

То же и экипажи Х-крейсеров. Уж как именно их после рассекречивания окрестят былинники речистые – «черными платками» или «черными галстуками», – не важно. Но как-нибудь да окрестят, будьте спокойны! И тогда ни одно воздушное существо в юбке не пройдет мимо «черного галстука», героя генерального сражения!

А мимо скромного лейтенанта из линейного флота очень даже пройдет. Потому что хотя и полегло таких лейтенантов уже немерено, но держава у нас гигантская. Новых, как говорится, нарисует.

Вот такой ерундой была забита моя голова в ту минуту, когда я, все еще не решаясь открыть глаза и стащить повязку, обонял озоновую свежесть, которая перебила даже острый дух раскаленного титанира и хладагента, капающего с подволока.

– Первая цель опознана! Авианосец «Виштаспа»!

– Вторая цель опознана! Авианосец «Хварэна»! У левого борта – транспорт снабжения!

– Первая – шестая... пуск!

Филипп толкнул меня локтем в бок:

– Саша, полундра, все самое интересное пропустишь!

Я стащил повязку.

«Ксенофонт» находился в привычном, звездном, фронтовом космосе.

«Все самое интересное», однако, отображалось на панорамном экране, а панорамный экран от пульта Филиппа виден не был.

Но оказывается, душка контр-адмирал Доллежаль, который тоже присутствовал в центральном отсеке, обо мне не забыл.

– Саша! Идите сюда, голубчик.

Я подошел. У контр-адмирала была своя особая, «флагманская» консоль. Осуществлять непосредственное управление кораблем с нее было нельзя, но вот наблюдать за происходящим и при необходимости отдавать приказы хоть всему Главному Ударному Флоту – пожалуйста!

«Ксенофонт» подошел к «Виштаспе» так близко, как, по моим представлениям, мог себе позволить только торпедоносец-самоубийца.

Авианосец был при смерти. Если где-то, в отдельных закупоренных каютках, еще находились люди, то это были обреченные, отрезанные от всего мира бедолаги, которые не сумели (или не захотели) эвакуироваться с загубленного корабля.

Видимых повреждений «Виштаспа» почти не имел– все предыдущие попадания пришлись на противоположный, правый борт.

Но: спасательные капсулы, они же просто шлюпки, на своих местах отсутствовали.

Огромные створки палубных лифтов были распахнуты настежь.

Вдоль борта горел пунктир красных аварийных габаритов, которые в бою включать совершенно незачем: демаскировка.

– Мы атакуем «Виштаспу»? – спросил я у контр-адмирала.

– Как видите.

– Но зачем? Авианосец явно утратил боевую ценность!

Доллежаль оторвался от панорамного экрана и посмотрел на меня.

– Вы знаете, что такое мизерикорд?

– Мизерикорд?.. М-м-м, нет.

– Кинжал милосердия. С его помощью благородные рыцари добивали поверженных противников. Мы, благородные рыцари Х-матрицы, исповедуем ту же этику. Раненых – добивают.

«Хороша этика», – подумал я.

Но тут же сообразил, что хороша.

Если на «Виштаспе» еще остались люди, спасения им ждать неоткуда. Умереть от удушья либо окоченеть – вот и вся свобода выбора. Отважные уже застрелились. Малодушные медлят. Прекратить их агонию – дело чести для нас.

Кинжал милосердия вошел точно в середину борта «Виштаспы».

Серия взрывов вспучила полетную палубу и раскрыла борт на полдлины корабля. Надстройка пыхнула прозрачными лепестками пламени. Из отворов катапультных погребов ударили гейзеры обломков.

Вот и все, что глаз успел ухватить при свете испепеляющих силумитовых вспышек. Цепочки аварийных габаритов погасли. Останки авианосца, покрытые космическим камуфляжем, погрузились в небытие, полностью слившись с чернотой глухого космоса.

И только фраваха'р – золоченый крылатый диск, символ Ахура-Мазды, – сорванный с носовой оконечности волной деформаций, плыл в пустоте степенно и величаво. Крохотная золотая пылинка, символ Солнца, бесценная находка для ксеноархеологов неродившихся еще цивилизаций, которые придут в Галактику через миллиард лет после этой войны...

Покончив с «Виштаспой», командир отдал приказ:

– По местам стоять! Боевой разворот влево сто! Самый полный!

Офицеры немедленно схватились за никелированные ручки, выпиравшие на центральном посту из всех стоек. А что я – не офицер? Или дурак? Я тоже схватился.

Очень вовремя: неодолимая сила оторвала мои ноги от пола, потащила назад.

Правая переборка по всем признакам вознамерилась стать полом. Поверьте: лучше, куда лучше невесомость, чем поворот результирующего вектора сил градусов этак на шестьдесят. Ну да ничего не попишешь: боевой разворот – крутая штука.

Остальным приходилось не легче.

Кто-то крикнул:

– Эх, с ветерком катаешь, Минглиев!

На пол полетели неосмотрительно оставленные стаканы чая. Штурмана окатило от пупа до пяток.

– Енот твою мать, Беликов, у тебя что, державки нет?!

– Потише, мой-то стакан вот он. А твой? Твой где, сын звезды?

Офицеры заржали. Вообще они там, на «Ксенофонте», по этой части были легки на подъем. Чуть что – сразу «га-га-га».

Валентин Олегович не спешил окоротить балагуров. Все мгновенно унялись сами, при первых звуках его голоса.

– Торпедный, доклад по второй цели!

– Входит в створ через восемь секунд!

– Шахты двенадцать – шестнадцать, товсь!

– Есть товсь!

– Отсчет!

– Шесть... четыре... два... один...

– Седьмая – шестнадцатая... пуск!

Второй жертвой стал «Хварэна», принимавший в это время флуггерное топливо и боеприпасы с транспорта снабжения. Если «Виштаспу» наш крейсер расстрелял по сути в упор, то «Хварэну» пришлось бить с большей дистанции и с невыгодного ракурса.

Зато и выпустили мы целых десять торпед в одном залпе.

За обоих – «Хварэну» и транспорт – я был совершенно спокоен. Не уйдут!

Крейсер вернулся в граничный слой Х-матрицы, оставив с носом клонские фрегаты.

Меня сильно тошнило, но я героически терпел.

В центральном отсеке раскупорили дюжину бутылок «Абрау-Дюрсо» и выпили за скорейшее прибытие экипажа «Хварэны» в ведомство Вельзевула.

Когда «Ксенофонт» явился на рандеву со своими собратьями, мне велели убираться из центрального отсека и идти отдыхать.

– Я не хочу отдыхать, товарищ контр-адмирал! Ведь «Ксенофонт» – авианесущий крейсер! А я – пилот! Я желаю принять участие в следующей фазе операции! Вместе с «Орланами»!

– А я не желаю об этом даже слышать! – грозно сдвинув брови, ответил Доллежаль. – Кого мы награждать будем, если с вами вдруг что?

– Меркулова! – выпалил я.

– Еще одно слово, лейтенант, – Доллежаль неожиданно не на шутку разозлился, – и действительно до награждения доживет только Меркулов!

Филипп из-за спины контр-адмирала знаками показал, чтобы я не перечил.

Я и не думал.

А подумал я о том, какая же лейтенант Пушкин, в сущности, свинья. Сдал Меркулова мясникам в белых халатах – и сразу же о чем позабыл, как и не было его вовсе.

Но нет, я не из тех, кто друзей под капельницей бросает! Я тихонечко увел полбутылки «Абрау-Дюрсо» и, не прощаясь, пошел из центрального отсека в корму.

В следующей выгородке сидели пилоты-навигаторы: катающий с ветерком Минглиев и его дублер, Зальцбрудер.

Меня они не заметили, и я бы спокойно пошел себе дальше, если бы не сигнал «Внимание!» внутрикорабельной трансляции. Словно тяжелый газ, командирский голос спускался из-под подволока и растекался по отсекам, проникал во все закоулки, во все, как говорили на «Ксенофонте», шхеры. Я замер.

– Слушать в отсеках!.. Только что принята шифровка от флагмана. Зачитываю.

«Всему личному составу Главного Ударного Флота.

Связь с адмиралом Пантелеевым восстановлена. Анализ результатов нашей атаки и шифрограмма от главкома свидетельствуют, что противнику нанесено сокрушительное поражение.

Девять ударных авианосцев противника уничтожены в космосе. Еще два авианосца в результате полученных повреждений сошли с орбиты, обгорели в атмосфере и взорвались. Также уничтожено до пятнадцати других вымпелов противника, в том числе линкор и семь фрегатов. Флот Конкордии полностью дезорганизован. Часть боеспособных кораблей беспорядочно отступила через Х-матрицу.

В Городе Полковников десантные части врага продолжают оказывать сопротивление, сражаясь с упорством обреченных. Но теперь, когда вместе с авианосцами погибли сотни флуггеров, а оставшиеся машины лишились базирования, нами возвращено господство в воздухе и околопланетном пространстве.

Победа наша близка, полный разгром врага неизбежен.

Подпись: адмирал Н.Т. Иноземцев».

Глава 6

ИКРА ИЗ КРЫС

Март, 2622 г.

Лавовый полуостров

Планета Фелиция, система Львиного Зева

Подходил к концу второй месяц вынужденных каникул инженера Роланда Эстерсона и Полины Пушкиной на Лавовом полуострове.

Подходила к концу и солнечная зима. Эстерсон с затаенной надеждой ожидал: вот сейчас, вместе с весенним теплом, придут перемены и начнется новая жизнь. Более похожая на человеческую, чем та, которую они вели.

Однако шли дни – одинаковые, серо-зеленые, зябкие. Проползали ночи – ветреные, черные, как сажа. И ничего не менялось.