Танины коллеги в чоругах разбирались похуже. Образование они получали раньше, а значит, и забыть успели куда больше.

А Нарзоев в чоругах не разбирался совсем. Однако это не помешало ему провести стыковку с терпящим бедствие планетолетом «Жгучий ветерок» и даже спасти одного везунчика. Увы, три других пассажира были мертвы, а членов экипажа не сыскалось – планетолеты чоругов всецело обслуживались искусственным интеллектом. Что, кстати, тоже явилось для Нарзоева откровением, ведь по земным нормам безопасности на любом пассажирском аппарате пилот обязан присутствовать хотя бы в качестве контролера-надзирателя.

Почему три чоруга погибли, а четвертый выжил? Этот вопрос Нарзоев задал спасенной им взрослой особи мужского пола в числе первых.

Будучи невероятно многословной, речь чоруга содержала при этом не так уж много информации, но главное Нарзоев понял. «Жгучий ветерок» был продырявлен еще на подлете к парому-улью «Блэк Вельвет» конкордианскими флуггерами. Плотный поток осколков задел всех чоругов, но троим повезло меньше, а четвертому – больше.

Продвинутые технологии спасли планетолет, в считанные секунды восстановив герметичность пассажирского салона.

Потом «Блэк Вельвет» взорвался, что тоже сказалось на «Жгучем ветерке» не лучшим образом.

Салон снова разгерметизировался. С этой проблемой самозатягивающийся подбой справлялся дольше, планетолет успел потерять всю внутреннюю атмосферу и выстудился. Но к тому моменту выживший чоруг уже спрятался не то в холодильник, не то в солярий. Куда именно– смертельно уставшему Нарзоеву было наплевать.

В железном герметичном гробу чоруг дождался своего спасителя.

Когда Нарзоев попал на борт «Жгучего ветерка», интеллектуальный планетолет уже частично привел себя в порядок – залатал дыры, а также восстановил привычные для чоругов параметры атмосферы и освещения. В тусклом рубиновом свете суетились ремонтные боты-пауки самого отталкивающего вида. Для перемещений в условиях невесомости чоругские боты использовали полимерные жгуты, которые выстреливались ими по мере необходимости в пол, подволок и переборки, так что сходство с пауками было полнейшим и тошнотворнейшим.

Три мертвых чоруга сидели как живые в своих креслах.

Весь внутренний объем планетолета был замусорен множеством крошечных обломков и ледышек – термометр Нарзоева показывал минус тридцать восемь по Цельсию.

Неудивительно, что чоруг охотно принял приглашение Нарзоева и перебрался на борт «Счастливого». При этом чоруг рассыпался в любезностях и обещал, что, как только боты приведут «Жгучий ветерок» в относительный порядок, он сразу же вернется к себе, чтобы «более не поглощать жизненное пространство гостеприимцев».

С собой чоруг взял только самое необходимое: массивные очки-«консервы», переводчик, баночку с неким зельем и нейропед с полным собранием земных журналов «Вокруг света» за 1861-2620 гг.

– А скафандр? Или хотя бы дыхательный аппарат? – спросил Нарзоев.

– Благодарю, нет необходимости.

Пилот решил не настаивать и перевел чоруга на «Счастливый».

Там Нарзоев, сразу же позабыв о чоруге, закатил ученым скандал по поводу шалостей «дятла», конец которого и застала Таня, когда пришла в сознание.

Но о скандале она позабыла, стоило ей увидеть чоруга. Вот так сюрприз!

Спутникам Тани чоруг был почти полностью безразличен. Пришлось ей взять бразды межрасовой дипломатии в свои руки. За полчаса общения они с чоругом подружились и принялись болтать на разные необязательные темы как старые знакомые.

Наконец чоруг сказал, что «надоел собеседнице своим видом» и потому «оставляет ее самопопечению». Сперва Таня опешила: вовсе не надоел, общаться с чоругом ей было куда приятнее, чем возвращаться к самопопечению, то есть – к тяжелым думам об их незавидном положении. Но сразу вслед за тем она сообразила, что инопланетянину просто хочется побыть одному, ведь он наверняка тоже измотан!

Когда Таня пожелала чоругу приятного отдыха, Нарзоев прицепился к ней с расспросами.

Пилота волновало, «приличный ли человек этот чоруг», есть ли у него официальная виза и прочая паранойя. Таня нехотя пояснила, что их нечаянный гость – «восхищенный», то есть персона по чоругским меркам более чем достойная.

– ...Насчет визы я не знаю. А зовут его Эль-Сид!

– Что за чертовщина? Это же арабское имя! – воскликнул Нарзоев. Тут он вспомнил кое-что из прочитанного в детстве и блеснул эрудицией: – А, я понял! У них табу, да? Они скрывают свое настоящее имя от чужих?

– Строго говоря, имя не совсем арабское, – поправила Таня. – И уж подавно у них нет тех табу, о которых вы говорите.

– Так в чем дело?

– Это норма этикета. Чоруги когда-то делились на различные этносы, как земляне. И языки у них тоже были разные. Когда чоруг собирался в путешествие, он брал себе имя из числа тех, какие приняты на чужбине. Для смены имени проводился особый обряд. И вот в ходе этого обряда благодаря удивительному устройству памяти и повышенной внушаемости чоругов...

– Так, попрошу без лекций, товарищ профессор, – перебил Нарзоев. – При чем здесь все это? Тогда он Васей должен называться. Или Федей!

– Могли бы и сами догадаться, товарищ академик физического труда, – язвительно сказала Таня. – Вешняя, если вы заметили, принадлежит аргентинцам, то есть испаноговорящим. А Эль-Сид, он же просто Сид – герой испанского средневекового эпоса.

– Ах эпоса... Эль-Си-ид... Нет бы Дон Кихот. Или Санчо Панса!

К концу тех бесконечно длинных суток всё стало ясно всем.

Но каждый акцентировался на разных аспектах этой ясности.

Башкирцеву, например, стало ясно, что габовские спецконтейнеры разрушены, а следовательно, ничто не мешает заняться изучением их содержимого.

Штейнгольцу – что «вероятность спасения едва ли превышает десять процентов».

Тане – что наладить здоровый быт на борту планетолета в отсутствие душевой кабины будет ох как нелегко... Спасибо, хоть туалет имелся, причем двухрежимный, то есть вполне гигиеничный также и в условиях невесомости.

Никита, как дважды два четыре, понимал, что «все мы покойники».

А Нарзоев в сопровождении Эль-Сида совершил повторную экскурсию на борт «Жгучего ветерка». Планетолет чоругов в отличие от «Счастливого» имел весьма совершенное глобальное навигационное оборудование. Нарзоеву при помощи Эль-Сида, выступившего в роли переговорщика с искусственным интеллектом планетолета, удалось установить их текущее место в чоругских галактических координатах.

Серьезные затруднения, правда, вызвал перевод данных из одной системы координат в другую, но тут уже помогли взаимная осведомленность Тани и Эль-Сида в реалиях чужой культуры. После двух часов лингвистических и вычислительных консультаций они точно установили, что «Счастливый» находится расстоянии светового месяца от звезды Эпаминонд, вокруг которой вращается планета Пельта. На планете нет больших колоний, но в Астрографическом Реестре она помечена как «наблюдаемая».

Этот расплывчатый термин, как было известно Нарзоеву, означает присутствие на орбите планеты как минимум одной ДИС, «долговременной исследовательской станции». Аббревиатура ДИС, в свою очередь, частенько служила эвфемизмом для небольшой орбитальной крепости военфлота. Но кто бы там ни сидел – ученые, военные, или ученые и военные, – можно было надеяться, что «исследовательская станция» на орбите Пельты внемлет их паническому запросу о помощи и перешлет его по X-связи на крупную базу, а та, в свою очередь, – на ближайший звездолет. Произойдет это, впрочем, в самом лучшем случае нескоро: через месяц. Ведь именно столько потребуется радиоволнам, чтобы достичь Пельты.

Таким образом, Нарзоев и Эль-Сид тоже заполучили свою порцию ясности.

Пилот с горя решил наконец выпить пива, а Эль-Сид отправился читать «Вокруг света» в транспортный отсек, откуда к тому времени были извлечены все ксенообъекты, разлетевшиеся из габовских спецконтейнеров. Объекты эти, как и следовало ожидать, оказались настолько необычными, что Башкирцев по праву старшего поспешил перетащить их в крошечную каюту-лабораторию и там запер в шкаф, который в довершение всего еще и опечатал.

Надолго Башкирцева не хватило. На следующий день шкаф был распечатан и вскрыт.

Четырехдневная возня с Коллекцией, в которой принимали участие все за исключением Эль-Сида, лишь с большой натяжкой могла быть названа «научным исследованием».

На пятый день Никита вдруг заявил, что все они – преступники. И что за Коллекцию им всем достанется по первое число от ГАБ. Возможно даже, их посадят. А уж с работы выгонят – сто процентов.

В принципе это был прогресс. В том смысле, что к Никите вернулась надежда на возвращение домой.

Штейнгольц с Таней только пожали плечами, а вот Башкирцев отнесся к этому рецидиву гражданственности совершенно серьезно. Рецидиву тем более смешному, что случился он перед лицом смертей с именами Удушье, Ноль-Кельвина и Кого-Съесть-Первым, а ближайшего представителя компетентных органов, доведись им идти пешком, они встретили бы только через сто миллионов лет.

Но Башкирцев, видимо, заразился от Никиты уверенностью, что в один прекрасный день к ним примчится звездолет-спасатель, а в другой еще более прекрасный день они вернутся на Землю, придут в родной институт, заявятся в свой отдел... А там уже сидит товарищ в штатском и говорит: «Вы не только самовольно ознакомились с содержимым спецконтейнеров, но еще и руками трогали! Расстрелять вас мало!»

На это бывалый Нарзоев сказал, что нет ничего проще: ученым надо немедленно прекратить возню с опасными игрушками, упаковать их при помощи подручных материалов в обычные ящики, грузовой отсек опломбировать и ближайшие недели предаваться игре в нарды. Надо только придумать, как в условиях невесомости бросать игральные кости.

Башкирцев чуть было не согласился, но вмешался Штейнгольц. Он заявил, что в кои-то веки к ним в руки попало нечто неизведанное, а значит – бесценное. Не глиняные свистульки олунчей какие-нибудь! И коль скоро они располагают свободным временем, то долг ученых обязывает!.. Академическое сообщество не простит!.. Дорога каждая минута!.. Кто знает, что ждет их в будущем?!. Надо изучать, обмерять, протоколировать, взвешивать!.. И так далее.

Нарзоев возразил.

Штейнгольц возразил на возражения.

Штейнгольца поддержала Таня.

Нарзоева – Башкирцев.

Таню – Никита.

Удивительно, но в том горячем споре все-таки родился разумный бюрократический компромисс. Исследование Коллекции решили продолжить, но не ранее, чем будет сделана особая запись в журнале экспедиции – что-то вроде протокола, который подпишут все присутствующие. В случае претензий со стороны ГАБ этот протокол послужит оправдательным документом. Дескать, под давлением обстоятельств приняли такое ответственное решение... Вы уж извините, если что.

Бросились искать журнал экспедиции. Что удивительно: нашли-таки один работающий планшет, в котором, помимо прочих материалов, хранилась копия журнала.

Случайно обнаружился также планшет Горяинова. Но хотя каждому страсть как хотелось узнать содержание тайных записей ученого-габовца, решили к планшету не прикасаться под страхом смертной казни. Вот это действительно могло выйти боком. Да и к тому же все признавали, что Горяинов, царствие ему небесное, дураком не был. Планшет наверняка запаролен и все равно не включится. А вот того, кто попытается его включить, – запомнит, уж будьте уверены.

Итак, все сгрудились вокруг откидного столика в середине пассажирского салона, и Башкирцев, раскрыв планшет, принялся диктовать протокол. Время от времени Нарзоев и Штейнгольц предлагали изменить или расширить ту или иную формулировку. Никита поглядывал на Таню. Таня поначалу, скучала.

«Запись от 14 января 2622 года.

9 января, ок. 8.30 по местному времени Вешней, палаточный городок экспедиции был атакован с воздуха неопознанными флуггерами (по непроверенным данным, госпринадлежность – Великая Конкордия).

Во время взлета с Вешней на борту планетолета «Счастливый» находились два самоходных спецконтейнера, опечатанных пилотом-дублером С.Д. Шульгой и к.и.н. И.И. Горяиновым. Внутри спецконтейнеров, по словам С.Д. Шульги, содержались техногенные ксенообъекты, обнаруженные в крипте под алтарем Центрального Дырчатого Цирка.

Спасение планетолета и соответственно содержимого спецконтейнеров является важной заслугой первого пилота А.О. Нарзоева».

Отметить Нарзоева отдельной строкой предложила Таня, а красивую формулировку на ходу отчеканил Штейнгольц. На лице Нарзоева распустился бледный цветок благодарной улыбки.

«Паром-улей „Блэк Вельвет“, на котором мы покидали Вешнюю, был тяжело поврежден неопознанными флуггерами. Он не смог достичь ближайшего планового рейда (планета Екатерина) и вышел из Х-матрицы на расстоянии 27—30 световых дней от системы Эпаминонд, в которой находится планета Пельта. Каждый час наш планетолет шлет в направлении Пельты запрос о помощи.

Экспедиция (в составе д.и.н. Ю.П. Башкирцева, к.и.н. Д.Б. Штейнгольца, к.и.н. Н.А. Андреева и аспиранта Т.И. Ланиной) в настоящее время находится на борту планетолета «Счастливый». На планетолете также пребывают пилот А.О. Нарзоев и представитель расы чоругов, имеющий гостевое имя Эль-Сид (виза МВС № ЧР-0001097). Последний был спасен с планетолета чоругов «Жгучий ветерок», тяжело поврежденного во время взрыва парома-улья.

Ситуация крайне тяжелая. У нас нет уверенности, что мы сможем продержаться четыре недели, которые требуются нашему сигналу, чтобы дойти до Пельты. Ресурс кислородных и водяных фильтров в настоящее время 50-дневный, но у нас мало продовольствия, запасы которого оцениваются нами как 30-дневные».

– Знаете, товарищи... – несмело начала Таня. – Врать, конечно, нехорошо... Но давайте еще сгустим краски... А то получается, что прямой угрозы нашим жизням нет... А ведь она есть.

В итоге фразу переписали:

«Запасы продовольствия недостаточны. Если не удастся отыскать крупные обломки парома-улья и пополнить запасы там, мы вряд ли протянем дольше 15—20 дней».

Потом перешли к самому интересному.

«Также существует потенциальная угроза со стороны ксено-объектов. 9 января во время активной фазы полета „Счастливого“ один из них самопроизвольно активировался (подробнее о внешнем виде и свойствах объекта см. Инвентарная опись Коллекции, №1. „Дятел“). Ксенообъект проник через все внутренние слои изоляции и разрушил корпус спецконтейнера. После этого, действуя целенаправленно и, так сказать, кибернетически разумно, ксенообъект вскрыл корпус второго спецконтейнера и в нескольких местах перфорировал обшивку между транспортным отсеком и теплоизоляционной полостью планетолета.

Затем объект попал в руки Нарзоева и самопроизвольно дезактивировался.

Нарзоев предположил, что, в очередной раз активировавшись, объект может причинить планетолету фатальные повреждения. После этого пилот выбросил его в космическое пространство.

Поскольку спецконтейнеры оказались разрушены, ксено-объекты в условиях невесомости разлетелись по всему свободному объему транспортного отсека, причем часть из них по неизвестной причине была даже лишена пленочной упаковки, предусмотренной всеми археологическими нормами...»

В этом месте Штейнгольц дикторским голосом продекламировал:

– Мы не беремся утверждать, что это также является результатом деятельности инопланетного «дятла». Возможно, небрежность в обращении с бесценным грузом была допущена И.И. Горяиновым и С.Д. Шульгой еще на этапе упаковки, то есть здесь перед нами следы деятельности, а точнее, бездействия дятлов земного, более того – отечественного происхождения.

– А что, неплохо! – рассмеялся Никита. – Юрий Петрович, может, так и напишете?

– О мертвых либо хорошо, либо ничего, – проворчал Башкирцев, пряча улыбку.

«В сложившейся ситуации мы, нижеподписавшиеся, приняли следующие решения:

1. Инвентаризовать Коллекцию по принятым в отечественной науке нормам.

2. Проводить ограниченные исследования ксенообъектов с целью...»

Все закручинились. В самом деле: с какой целью?

Если сказать по-русски, получится «ведь интересно же!». Если ту же мысль оформить по-протокольному, то – «...с целью удовлетворения естественного исследовательского интереса». Но ведь так тоже нельзя! Не принято! Не научно это как-то, да?!

А как принято?

Но светлый ум видного российского ученого справился с этим затруднением. Башкирцев подобрался, как кот перед прыжком, и изрек:

– «С целью скорейшего накопления эмпирических данных и создания предпосылок для дальнейших исследований...» ввод – стоп, убей последнее слово... ввод – старт... «изысканий в этой новой для земной науки отрасли».

Это было великолепно. Никита, Штейнгольц и Таня посмотрели на своего начальника с искренним восхишением.

Только наивный Нарзоев решил показать, что он умнее всех:

– Вы хоть поняли, что написали? Если вдуматься, то: «Исследования надо проводить с целью дальнейших исследований». Такую мысль за деньги не купишь, тут нужен особый талант!

– Вот именно, дружище, – серьезно сказал Штейнгольц. – И ничего смешного, между прочим. А за вашу неуместную иронию на вас налагается штраф. Вы обязаны придумать третий пункт.

– Это еще зачем? Ведь все уже сказано!

– Затем, что Бог троицу любит. Давайте-давайте, шевелите извилиной.

– Да пожалуйста...

– Ну-ну.

– Помолчите. Дайте подумать.

Через полминуты Штейнгольц уже готовился отпраздновать победу:

– Ну так как? Придумали?

– Уже почти.

И пилот не посрамил честь гражданского флота!

Еще через полминуты список принятых решений украсился пунктом третьим. Да таким, что Никита с Таней зааплодировали.

«3. Принять все возможные меры к сохранению государственной и военной тайны, которая может образоваться при эмпирическом изучении Коллекции и теоретическом осмыслении полученных результатов».

ИНВЕНТАРНАЯ ОПИСЬ КОЛЛЕКЦИИ

I. Сопроводительная записка.

Данный документ составлен 14 января 2622 года с целью первичного словесного описания содержимого спецконтейнеров, к которому прилагаются результаты обмеров, съемки и построения чертежей при помощи бортовой экспресс-лаборатории «Сфера-В». Масса объектов не установлена, поскольку весы-центрифуга, позволяющие проводить взвешивание в условиях невесомости, находятся в неисправном состоянии.

В двух разрушенных спецконтейнерах содержалось 19 отдельных предметов. Все они первоначально находились в разно-великих олунчских туесках цилиндрической формы, покрытых узорами стиля Хейзе II. Туески были закрыты крышками «мембранного» типа, представляющими собой куски кожи, натянутые на кольцевую кость ископаемого угря-амфибии Tuba Ierichonae Vesnaviensis. Ободки крышек покрыты неспецифическим органическим соединением (смолой?).

Шульга и Горяинов, вероятно, последовательно вскрыли все запечатанные туески для проверки содержимого. После этого они закатали часть ксенообъектов в пленку, вернули их обратно в туески и закрыли последние крышками. В результате воздействия «дятла» 9.01.2622 некоторые туески были разрушены, все без исключения крышки оказались сняты.

II. Опись.

№1. «Дятел» (1 шт.). Форма близка к колоколу в виде полой усеченной пирамиды с пятью боковыми гранями. Переходы между гранями – скругленные. Высота ок. 15 см, поперечник – ок. 10 см в нижней части. См. Зарисовка 1.

Материал: нераспознанное органическое (?) соединение. Цвет: оранжевый, ближе к коричневому. В настоящее время для дальнейших исследований недоступен, поскольку удален с планетолета ввиду явной опасности.

Предполагаемое назначение: автономный инструмент-перфоратор либо часть более крупного сборочно-ремонтного агрегата.

Принцип действия: неясен.

№2. «Скрипка» (1 шт.). Пластина, в плане напоминающая деку скрипки, но не с одним, а с тремя симметричными фигурными вырезами на каждой стороне.

Размеры, физ. параметры – см. Видеоразвертка 1, Схема 1, Таблица 1.

Предполагаемое назначение: неясно.

№3. «Горелка» (1 шт.). Обруч в виде правильного пятиугольника со скругленными углами. В вершинах пятиугольника даже при ярком свете заметны столбики зеленоватого свечения высотой ок. 3 см.

Размеры, физ. параметры – см. Видеоразвертка 2, Схема 2, Таблица 2.

Предполагаемое назначение: неясно, но, учитывая сопоставимость размеров, подобие формы, а также родство материала, нельзя исключить совместного использования «горелки» с.«дятлом».

Принцип действия: неясен.

Несмотря на то что «горелка» по результатам экспресс-анализа не радиоактивна и не вносит заметных возмущений в известные физические поля, решено отказаться от дальнейших исследований ввиду очевидной аномальности упомянутого зеленоватого свечения.

№4. «Бабочка» (1 шт.). Объект в плане поразительно похож на крупную бабочку с одной парой крыльев и непропорционально длинным туловищем. Сходство усиливается тем, что плоскости «крыльев» образуют тупой угол (ок. 120 градусов).

Размеры, физ. параметры – см. Видеоразвертка 3, Схема 3, Таблица 3.

Предполагаемое назначение: неясно, но напрашивается гипотеза, что угол между «крыльями» в определенных условиях меняется и, следовательно, «бабочка» может совершать ими колебательные движения, так сказать, «махать крыльями». Если перед нами не часть более крупного агрегата, подобный предмет можно счесть украшением или игрушкой.

№5. «Хвощ» (1 шт.). Самый топологически сложный из связных объектов (монообъектов), содержащихся в Коллекции. Состоит из «ствола», «ветвей» и «плодов».

«Ствол» – длинный стержень, набранный из отдельных отрезков. Отрезки соединяются друг с другом встык и образуют тороидальные утолщения-»мутовки». Таким образом, общее субъективное впечатление, производимое «стволом»: центральный стебель хвоща или злака с шестью мутовками, выполненный из сложного синтетического соединения.

«Ветви» – стержни меньшего диаметра, отходящие от «мутовок» под углами, близкими к прямому. Длина «ветвей» монотонно убывает от нижних «мутовок» к верхним. На каждую «мутовку» приходится одна «ветвь». На конце каждой ветви расположен «плод» – шарик. На двух ветвях из шести картина сложнее: от «плодов» отходят дополнительные стержни (соответственно два и три), на концах которых также расположены шарики меньшего размера. Обшее число шариков-»плодов»: 6 5=11.

Размеры, физ. параметры– см. Видеоразвертка 4, Схема 4, Таблица 4.

Предполагаемое назначение: структурная модель молекулы некоего химического соединения. Возможно также – модель растения либо животного (колонии микроорганизмов, полипов?).

№6. «Фильтр» (1 шт.). Очень сложный, топологически несвязный объект (полиобъект). Внешне напоминает морского ежа, туловищем которому служит веретенообразный предмет с ярко выраженной пористо-ячеистой регулярной структурой. «Иглы» полые, диаметром около 2 мм. Внутри игл и на поверхности «туловища» – микроскопические стеклянистые образования (кристаллизовавшаяся смола? пластик? стекло?).

Некоторые иглы легко извлекаются и столь же легко возвращаются на место.

Размеры, физ. параметры – см. Видеоразвертка 5, Схема 5, Таблица 5.

Предполагаемое назначение: фильтр для вязкой жидкости или аморфного вещества. Примитивные опыты – продувка объекта воздухом, подаваемым в ту или иную иглу – в основном дают положительные результаты. При этом воздух может выходить как из одной, так и из нескольких игл.

«Фильтр» – единственный предмет Коллекции, который можно назвать не самодостаточным объектом, а подчиненной частью большего агрегата.

Принцип действия: вероятно, абсорбция стенками центрального ячеисто-пористого тела нежелательных примесей из подаваемого по трубкам текучего вещества (веществ?).

№7. «Меон» (1 шт.). Условное название дано по древнегреческой философской категории («меон» – «не-сущее»; отрицание, отсутствие сущего). Органами чувств человека воспринимается как тор с эллиптическими образующими. Длинная ось внутреннего эллипса – ок. 30 см, короткая – ок. 20 см. См. Зарисовка 2.

На ощупь поверхность «меона» теплая и кажется выполненной из прозрачной эластичной пленки. Внутри тора – непрозрачная мучнисто-белая масса. Тор пульсирует, сокращаясь по всем осям примерно в два раза (как бы «усыхает»), а затем принимая прежние размеры, с периодом ок. 12 мин. 46 сек.

Размеры, физ. параметры – объективно не установлены. «Меон» приводит к систематическим необъяснимым сбоям в работе лабораторного оборудования. По тем же причинам не удалось провести видеосъемку и автопостроение чертежа.

Предполагаемое назначение: источник энергии либо эталон периодического процесса (часы?).

Принцип действия: неясен; налицо нарушение классических принципов термодинамики.

Решено отказаться от дальнейших исследований ввиду очевидной аномальности объекта.

№№8-19. «Черепки» (12 шт.). Пластины неправильных геометрических форм, со слабо выраженной кривизной, несущие множественные следы воздействия высоких температур. Составляют основную часть Коллекции. Археологического интереса скорее всего не представляют, поскольку ни форма, ни материал не позволяют однозначно утверждать, что мы имеем дело с объектами искусственного происхождения.

Размеры, физ. параметры – см. Видеоразвертки 6-17, Схемы 6-17, Таблицы 6-17.

Вначале Таня подолгу смотрела в иллюминатор– а вдруг одна из этих тусклых звезд и есть Солнце? И значит, где-то там, рядом с ним, вертится Земля? Всегда ведь легче знать, что терпишь бедствие ввиду дома!

Разумеется, Очень Взрослая Девочка, которая жила в Таниной душе, догадывалась, что никакого Солнца из той точки пространства, куда занесла их судьба, скорее всего не увидишь. Расстояния ведь – о-го-го! А на пути у луча зрения может находиться газопылевая туманность, звездное скопление, черная дыра, а то и все вместе.

Но все же часы, проведенные носом в иллюминатор, оказали на Таню очевидное терапевтическое действие. По крайней мере она внутренне смирилась с тем, что смиряться придется еще неоднократно...

Невесомость Таня восприняла легко.

Ни расстройств пищеварения, ни пульсирующей головной боли, ни кисленькой тошноты. Она бодро плавала по планетолету – от пилотского отсека до лаборатории и обратно, – сочувствуя вялым, мятым товарищам с чугунными взглядами. Особенно тяжелыми выдались первые пять дней.

Когда эйфория, связанная со спасением, прошла, господа ученые заметно приуныли.

Нетренированные организмы тружеников ментальной нивы болезненно переносили длительное изменение гравитационного климата. Единственное, на что оказались способны Танины спутники после инвентаризации Коллекции, так это на словесные описания того, как всем хреново.

– Уважаемые господа, может ли мне кто-нибудь внятно пояснить, что происходит в организме, когда наступает невесомость? – вопрошал Башкирцев, выписывая очками в черепаховой оправе, зажатыми между большим и указательным пальцами, знак бесконечности.

– Сокращается число эритроцитов, – отвечал Никита. Глазами загипнотизированного кролика он следил за движениями очков.

– Эритроцитов? – переспрашивал Башкирцев.

– Ага. И еще – из костей выводится кальций. Это нам в школе говорили, – добавлял Никита. – Если бы я мог тогда представить, что в эту самую невесомость когда-нибудь попаду больше чем на полдня, слушал бы внимательнее...

– И что?

– Ну что... Кости становятся хрупкими, ломкими. Как у стариков, – вслух рассуждал Штейнгольц. – Вскоре начинаются сбои в работе вестибулярной системы, как у беременных...

– Это верно! У меня не прекращается головокружение! И тошнота! – подтверждал Башкирцев.

– Также нарушается работа сердечно-сосудистой системы... – загробным голосом продолжал Никита. – Я уже не говорю про синяки...

Штейнгольц и Башкирцев отвечали Никите согласным мычанием. Таня угрюмо потирала бедро.

Синяков на «Счастливом» она набила больше, чем за все детство и отрочество вместе взятые. Правильно дозировать мышечные усилия оказалось нелегко, особенно – поначалу. Вот и выходило, что, экспрессивно отстегивая фиксирующие ремни своего кресла-кровати, ты подлетал к самому потолку и бился в него головой.

Но настоящий кошмар начинался на кухне и в туалете, где приходилось совершать множество движений в весьма ограниченном пространстве. Не раз и не два Таня пожалела, что не взяла с собой наколенников и налокотников, в которых обычно каталасьна роликовых коньках.

Одно утешало: мышцы в условиях невесомости должны-были захиреть, значит, и мышечные усилия обещали становиться все более скромными, а синяки – все менее внушительными...

Кстати, о мышцах. Если Штейнгольца, Башкирцева и Никиту тема атрофии мышечной ткани в условиях невесомости оставляла равнодушными, то для Нарзоева эта проблема оказалась «Геморроем Номер Один» (выражение самого Нарзоева).

Не тратя времени на охи и ахи, Нарзоев сразу же принялся мастерить себе тренажер. Не один час он провел в транспортном и технических отсеках, соображая, какие узлы и детали можно безболезненно изъять из тела «Счастливого» на благо физкультуры и спорта.

После ряда экспериментов он остановился на фрагментах привода грузового лацпорта («Слона же мы не будем на борт принимать, правильно?»). В самом деле, самые тяжелые железки ничего не весили, но ничто не мешало использовать в качестве объекта приложения мышечных усилий гидромагнитные поршни, снабдив их соответствующими дополнительными приспособлениями.

Нарзоев расчистил себе место в правом переднем углу пассажирского салона, отвинтив от пола и старательно принайтовав к паре других четыре пассажирских кресла. На образовавшемся пространстве решено было разместить спортплощадку.

Таким образом, пока Штейнгольц, Башкирцев и Никита предавались научным спорам, Нарзоев пыхтел и сопел, сгибался и разгибался, сжимая в сильных руках стальные рычаги своего самопального тренажера, обмотанные серой изолентой.

Таня понимала рвение Нарзоева. В отличие от господ-археологов ему – в плане телесном было что терять. Сложен Нарзоев был и впрямь неплохо, а его развитые мышцы недвусмысленно свидетельствовали о том, что и при нормальной гравитации свободное время Алекс проводил отнюдь не в библиотеке...

Поразмыслив, Таня последовала примеру Нарзоева и принялась упражняться. Не столько потому, что боялась потерять бицепсы и трицепсы (которых у нее не было), сколько от скуки.