Александр Зорич
      Светлое время ночи
      (фрагмент; главы 1-11)
      ГЛАВА 1. ЗВЕРДА ЗНАЕТ ВСЕ НА СВЕТЕ
      "Могуч и прекрасен варанский лес! Привольно здесь и охотнику, и рыбаку, и детям."
      Из "Засапожной книжечки" Валиена окс Ингура
      1
      Человек, которого Овель знала под именем Лагхи Коалары и который по ее мнению приходился ей законным мужем, а Своду Равновесия - законным гнорром, был сейчас похож на теленка, потерявшего свою мамку.
      Овель исс Тамай, утонченная аристократка, никогда в жизни не видела живого теленка. Но крупному рогатому скоту и его умильным повадкам было посвящено значительное место в недавно увидевшем свет романе "Эр окс Эрр и грюты". А потому сравнение с теленком было первым, что пришло ей в голову, когда в комнату ворвался высокий молодой мужчина небесной красоты.
      Лараф окс Гашалла, он же с недавних пор - гнорр Свода Равновесия, обладатель тела Лагхи Коалары - уже успел преодолеть первый, пожирающий сознание ужас. Книга, его подруга, поставившая заурядного провинциального лодыря над всеми магами Варана, потеряна. Скорее всего - похищена. "Но мы еще посмотрим кто кого", - зловеще пришептывал внутри Ларафа какой-то новый голос.
      Теперь Лараф искал не "Семь Стоп Ледовоокого". Он понимал: продолжать поиски подруги в прежней лихорадочной манере бессмысленно.
      Лараф искал другую книгу. Какую? Этого-то он как раз решить и не мог.
      Он вообще плохо отдавал себе отчет в своих действиях. Лараф не понимал даже толком, как и почему его занесло именно во дворец, на Буковую Горку, а не к начальнику охраны здания Свода или в Дом Внутренней Службы. Ведь, следуя элементарной логике, книгу следовало бы в первую очередь поставить на розыск.
      Овель некоторое время наблюдала за метаниями своего супруга. "Он что, как-то пронюхал о моей встрече с..."
      "С Эгином", - подразумевала для самой себя Овель, но даже отчетливо промыслить это она страшилась. Никто не знал истинных границ могущества гнорра Свода Равновесия. Многие полагали, что гнорру по силам читать мысли. Особенно - столь незатейливые.
      "Но тогда следовало бы вести себя иначе", - обтекаемо подумала Овель, разумея, что в этом случае Лагха был бы зол, собран и, наверное, убил бы ее на месте. Или, наоборот, немедленно потребовал бы телесной близости.
      - Милостивый гиазир, извольте обратить на меня внимание, - проворчала Овель, когда ей наскучила издерганная суета Лагхи, который торопливо перебирал книги в резном шкафчике. Гнорр извлекал очередную жертву, быстро осматривал ее оклад, взвешивал книгу на ладони, а после досадливо морщился и швырял себе под ноги.
      - А? Здравствуйте, Овель. День сегодня препаршивый, не правда ли?
      - Я бы так не сказала. По крайней мере, сегодня солнечно. Не соблаговолите ли объяснить, что с вами, милостивый гиазир? Отчего вы отправили на пол мои любимые книги?
      Все свои скромные запасы любезности Лараф истратил на "здравствуйте Овель". Поэтому он не сдержался:
      - Это вы называете книгами!? Да даже у нас в...
      Лараф осекся и наподдал носком сапога по куче авантюрных романов, которая успела скопиться на полу. "...В Казенном Посаде таких было, как грязи", - вот, о чем он промолчал.
      "Роковая любовь князя Шаатты" завершила свой путь по воздуху и упокоилась у противоположной стены. Фальшивый карбункул, которым была украшена серебряная оковка корешка, выскочил из своего гнезда и покатился обратно к гнорру, легонько постукивая.
      - В задницу такие книги, вот что я вам скажу! - худо-бедно достроил фразу Лараф.
      Овель поймала себя на странной мысли: этот сумасшедший, потерянный, невежливый, ударенный пластом штукатурки Лагха в чем-то более привлекателен, чем тот неприступный самовлюбленный маг, которого она знала все эти годы.
      По крайней мере, в нем проступило хоть что-то человеческое. В иные дни от Лагхи невозможно было добиться ни одной эмоции - даже в постели. Сейчас он, по крайней мере, не стеснялся показаться злым!
      Но существует ведь и кодекс брачных отношений вкупе с представлениями о должном и недолжном, которые следует разделять обоим супругам.
      - Немедленно прекратите! - сердито топнула ножкой Овель.
      Гнорр не стал препираться. Он сгреб книги в охапку, кое-как водрузил их на место и выбежал прочь.
      Спустя некоторое время Лагха вернулся. Он держал под мышкой массивный том с напрочь зачернившимся обрезом. Книга была очень старой.
      - Овель, ты мне нравишься, - голос Лагхи доносился будто со дна колодца. - В смысле, я люблю тебя. Если я не вернусь до захода солнца... Впрочем, это по боку.
      Не успела Овель подивиться этой пламенной тираде, как Лагху словно ветром сдуло. И уже со двора, из-за частого переплета веранды и витийств голых виноградных лоз донеслось: "Эри, прикажи, чтоб седлали гнедого, вовкулацкая погадка!"
      2
      Ни друзей, ни союзников в Пиннарине у него не было и быть не могло. Более того - пропажа "Семи Стоп Ледовоокого" свидетельствовала о том, что вместо друзей и союзников где-то поблизости рыщут могущественные враги.
      Как это случалось с Ларафом и раньше, его незатейливый план окончательно дозрел уже в процессе совершения. А именно, когда он процедил пароль дня начальнику Виноградной Заставы (по иронии судьбы им оказался тот самый офицер, который давеча мурыжил его и Зверду с Шошей в обличье мулов) и выбрался за город.
      "Более всего на свете, более чем любую женщину и более чем любую власть я желаю сейчас встречи с баронами Маш-Магарт", - талдычил Лараф вполголоса.
      Он согнал гнедого с тракта, наскоро привязал его к первому попавшемуся дереву и почти бегом пустился в лес. Лес, к слову, здесь был так себе: невысокий, плюгавый, битком набитый бросовыми породами вроде ели и осины.
      Как только первые сотни шагов были пройдены и Лараф уговорил себя, что его с тракта больше не видно, он привалился спиной к дереву и прикрыл глаза.
      "Как будто и не было ничего. Сейчас проснусь в своей комнатушке в отцовской усадьбе. На дворе переговариваются Перга и Хофлум. В тайнике меня дожидаются "Семь Стоп Ледовоокого", а на фарфоровом блюде - тушеная индюшка и свежий анис, полезный для пищеварения."
      К своему сожалению, он отчетливо осознавал, что происходящее с ним не иллюзия. И поскольку без своей подруги Лараф в качестве главы Свода Равновесия аврика ломаного не стоил, выбор у него был незавидный.
      Воспользовавшись своим новым прекрасным телом Лагхи Коалары, Лараф мог попытаться бежать прочь из Варана. Это было непросто, но в принципе, пожалуй, осуществимо. Другой вопрос, что подумает о его бегстве госпожа Зверда. Уж она-то точно разыщет его на краю света. И тогда сознание его угаснет не на два-три дня, как тогда, в Казенном Посаде, а на веки вечные.
      Ну а коль скоро избежать встречи со Звердой в будущем не удастся, значит эта встреча должна состояться немедленно. Прямо сейчас, прямо здесь!
      Зверда знает все на свете. Она и только она сможет помочь ему дельным советом. Возможно даже, примет в расчет его аховое положение и даст ему отставку. То есть милостиво позволит ему бежать прочь, предоставив Своду вариться в собственном соку. В конце концов, военный союз заключен. Теперь зарядный вороток варанского стреломета вращается неспешно, но неумолимо. Присутствие тела Лагхи Коалары вовсе не обязательно!
      Этим бредом Лараф пытался успокоить себя, когда при помощи парадного офицерского кортика (тупого, как палец) терпеливо снимал колечко коры с несчастной рябины.
      Решиться на Большую Работу было нелегко. И все-таки пришлось.
      Лараф не мог похвастаться выдающейся памятью, но все Слова и Знаки магического действа, проведенного меньше месяца назад в Казенном Посаде, он помнил. Благо, в свое время трижды изучал письмена и разъяснительные рисунки.
      В процедурном выполнении Большой Работы он не сомневался. Да и в руках еще жила память о прикосновениях Зверды-наставницы, которая сообщила его мышцам внесловесное знание о том, как правильно начертать семиконечные звезды - опоры для четырех великих столпов трансформации ткани бытия.
      Вопрос, от ответа на который зависел не только успех данного предприятия, но и его жизнь, был лишь один: являются ли "Семь Стоп Ледовоокого", то есть большой кус несомненно Измененной материи, необходимым компонентом Работы? Или он не столь уж важен, а ключевыми являются Слова, звезды и лыковые браслеты?
      Два часа назад Лараф смог задать этот вопрос только голубому куполу Свода, а ныне - по-весенне синему небу над головой. Овель была права: погода впервые за много дней выдалась славная. А и то подумать: Новый Год на носу!
      Приведя себе несколько сбивчивых, путаных доводов, Лараф согласился с тем, что "Семь Стоп Ледовоокого", в принципе, вовсе не обязательны. Достанет любой другой книги сходных размеров и веса.
      При этом Лараф решил не связываться с Опорой Писаний, где хранилось множество магических книг. И безо всякого потаенного знания было ясно: если не имеешь представления, как именно изменена данная книга, лучше даже и не пытаться использовать ее в Большой Работе. Иначе твои уши найдут в Афнагеме, большие пальцы ног - в Радагарне, а семя души упокоится в схронах Шилола Изменчиворукого.
      - Милостивый гиазир!
      От испуга Лараф выронил кортик. Только внезапно влившаяся в ноги слабость удержала его от бегства. Он обернулся.
      С расстояния шагов в двадцать на него с интересом посматривали трое затрапезно одетых мужиков. Не могли обычные люди приблизиться к нему по снегу бесшумно, не могли! Значит - вездесущий Свод. Не гэвенги же!
      Оружия при мужиках вроде не было, но под грязными накидками могли найти приют и чеканы, и топоры, и перевязи метательных ножей, и разборные трехчастные луки.
      Скорее всего, это был один из секретов, под надзором которых находились так называемые "десять лиг спокойствия". То есть непосредственные подходы к варанской столице.
      "Как я мог о них забыть!" - взвыл Лараф.
      - Кто вы? Что вы здесь делаете? Почему портите собственность Дома Недр и Угодий?
      Вопросы были заданы спокойно, без хамовитой аффектации. Видимо, офицеров сдерживала роскошь одежд и кортика Ларафа. О том, что перед ними гнорр собственной персоной, они, конечно же, даже не догадывались.
      Лараф оправился от испуга быстрее, чем ожидал бы от себя самого двухнедельной давности. Все-таки, осознание того, что он отныне - гнорр, уже успело напитать его персону сладкими ядами власти.
      - Вы знаете кто перед вами? - ответил он вопросом на вопрос.
      - Это мы и пытаемся выяснить, - начальник предполагаемого офицерского секрета сделал несколько шагов по направлению к Ларафу.
      - Сделаем иначе. Поскольку я не обязан открывать первому встречному свои имя и место в варанском государственном обустройстве, извольте назваться первыми.
      Умеренная спесь Ларафа подействовала безотказно.
      - Я - Сулвар, егерь пиннаринского лесничества Дома Недр и Угодий, а это мои помощники.
      "Неужели? Так это даже и не коллеги вовсе?"
      - В таком случае, Сулвар, позвольте вынести вам благодарность от имени Свода Равновесия. Вы очень бдительны. Извольте выписать положенный штраф за порчу угодий и проваливайте отсюда.
      Надо было отдать должное егерю - недвусмысленный намек Ларафа на то, что он имеет касательство к Своду Равновесия, не возымел никакого видимого эффекта.
      Сохраняя достоинство, Сулвар угрюмо кивнул, а один из его спутников достал писчие принадлежности.
      - На чье имя выписывать?
      "Какой исполнительный, Шилолова матерь! Землетрус, похоже, пошатнул не только секиру на куполе Свода Равновесия, но и наш авторитет по всей стране."
      - На имя Лагхи Коалары, гнорра.
      - Милостивый гиазир, вам бы лучше так не шутить. Двадцать пять авров штрафа - сущая безделка. А вот такие шутки не только нам, простым людям, но и вашему брату могут дорого обойтись.
      "Как понимать такую наглость? Он что - из добровольных помощников Опоры Единства? Или все-таки это офицеры Свода, а комедию ломают для пущей секретности?"
      - Сулвар, подите-ка сюда.
      - Руку! Ладонью кверху! - потребовал Лараф, когда тот, пожав плечами, подошел вплотную.
      Хлоп! - на ладонь Сулвара опустилась малая личная печать Лагхи Коалары.
      Красная тушь еще не успела просохнуть, а егеря уже растворились среди редколесья, хотя ради этого им и пришлось перемещаться в названном Ларафом направлении очень, очень быстро.
      Ни Сулвар, ни его спутники, ни гнорр не знали, что их короткая, дурацкая беседа спасла жизнь двум баронам Фальмским - Зверде и Шоше велиа Маш-Магарт.
      3
      - Вас, конечно, интересует многое, - сказал сергамена.
      Точнее, эти слова принадлежали барону Вэль-Вире велиа Гинсавер, мощью своей природы принявшему гэвенг-форму баснословного хищника из итаркской чащобы.
      - Интересует, - кивнула Зверда.
      "Что делать!? Что сказать!? Чем откупиться!?" - стучались в ее сознание тревожные колокола страха.
      - Но я, конечно, не отпущу вам даже этой предсмертной милости - знать истину. Потому что я немилостив.
      Сергамена совершил новый прыжок и оказался в трех саженях выше Зверды и Шоши, утвердившись лапами на одинокой балке, торчащей из закопченной стены Южного замка.
      Зверда понимала, что теперь сергамене достанет одного, ровно одного прыжка, чтобы уложить на месте и ее, и Шошу. Ловкость и стремительность сергамены таковы, что, еще находясь в воздухе, он сможет вспороть когтями шею барона, а, приземляясь перед Звердой - вскрыть ей живот той же самой, разукрашенной кровью Шоши, лапой.
      Среди гэвенгов подобные мертвительные красоты являлись одним из высших проявлений верности "Эвери" - кодексу чести, предписывающему нерушимые правила жизни и смерти.
      - Вы оба знаете главную причину приговора - вантэн-гайам, - продолжал Вэль-Вира. - Сговор с людьми ради причинения ущерба своему брату по расе это вантэн. Сговор с людьми ради умерщвления своего брата по расе и разорения берлоги его - это вантэн-гайам.
      - В прошлую нашу встречу об этом было как-то не с руки заговаривать, но ведь, любезный барон, ваша нежная дружба с феоном тоже представляла собой ничто иное как вантэн. Уверен, при внимательном рассмотрении вопроса в той истории сыскался бы и вантэн-гайам.
      Вэль-Вира дослушал Шошу, не перебивая. Но отвечать не собирался. По его мнению, эти слова должны были стать последними словами барона Маш-Магарт.
      Сергамена прыгнул.
      Настоящий взрыв плоти, как и любое боевое перемещение гэвенга! Задние лапы сергамены стремительно распрямились, когти высекли из балки вихрь древесной трухи, все тело зверя вытянулось в гладкую летучую лодью. Лодья эта, увенчанная носовой фигурой - оскаленной мордой сергамены - ринулась вниз.
      Зверда понимала, что она не может этого видеть. Потому что даже ее сознание, даже сознание гэвенга не успело бы получить и усвоить эту в высшей степени красивую (по меркам кодекса "Эвери") и в высшей степени жуткую (по всем прочим меркам) картину.
      Шоше надлежало сейчас заваливаться набок с полуоторванной головой, а ей, Зверде - скрести ногами по снегу среди собственных малоэстетичных внутренностей.
      Вместо этого между ними и сергаменой в мановение ока словно бы отверзся гейзер, из которого хлестали и включались в пустоту Южного замка дополнительные, непредусмотренные пяди и локти, вершки и сажени новой, потусторонней пустоты. Пространства становилось все больше и прибывало оно с такой скоростью, что даже стремительный лет сергамены не успевал пожирать его достаточно быстро.
      Сергамена летел, и его стремительное перемещение относительно стены замка было налицо. Однако расстояние между ним и баронами Маш-Магарт сокращалось по меньшей мере раз в тридцать медленней, чем ожидала Зверда.
      "В тридцать раз медленней" все равно означает "очень быстро". Но для гэвенга это уже время, за которое можно успеть что-то изменить.
      И Шоша, и Зверда, не сговариваясь, прыгнули назад.
      Они успели - передняя левая лапа сергамены, раскроив воздух широко расставленными когтями, прошла через пустоту и опустилась на снег, который по-прежнему был чист и не изгажен кровью баронов Маш-Магарт. По подмигивающему серебристыми искорками боку сергамены прогулялся шипастый шарик боевого бича Шоши.
      Не успел Вэль-Вира бросить свое тело вслед баронам, как снег утратил чистоту. Как мальчишки сжигают покрова тополиного пуха на городских улицах, так отголоски далекой Большой Работы распустили из центра трансформации молниеносно расширяющиеся круги Изменений, которые превратили снег в грязно-серые кристаллы без имени.
      Сразу же вслед за этим по двору словно бы прошелся гигантский лемех, который нарезал промерзшую землю длинными дымящимися змеями.
      Зверду сразу же оплели две таких змеи. Понимая, что ничем хорошим это обернуться не может, баронесса кое-как освободила одну руку и принялась лихорадочно расписывать незваных гостий Знаками Разобщения.
      Для того, чтобы эта магия сработала, требовалось не меньше минуты. Зверда, увы, не была уверена в том, что судьба предоставит в ее распоряжение эту драгоценную пригоршню мгновений. В противном случае отмена приговора окажется всего лишь недолгой отсрочкой.
      Вэль-Вира, очумевший от происходящего еще больше, чем бароны Маш-Магарт, с яростным рыком кромсал всеми четырьмя лапами эти неодухотворенные змееобразные псевдо-сущности, в которых проявляла себя Сила Южного замка.
      Шоша, перехватив рукоять боевого бича двумя руками, нанес Вэль-Вире несколько расторопных ударов. Зверда обнаружила, что у нее все лицо залито густой пряной кровью сергамены.
      Четыре семиконечных звезды проступили из мутнеющего воздуха в нескольких саженях от баронессы. "Да это же Лараф, шельмец!" - наконец сообразила она.
      - Барон, соберитесь! - заорала Зверда. - Назад, гамэри-кан аруптах!
      Как и следовало ожидать от Ларафа, Большая Работа, творимая его рукой-неумехой, походила на танец с саблями в исполнении жирных грютских евнухов.
      Стена замка, которая находилась как раз за проявляющейся Дверью, быстро просветлилась и предстала в нежданном великолепии. Будто бы невидимый великан-кудесник протер копоть, подправил покосившиеся ряды кладки, заменил оплавленные каменные блоки на свежетесаные.
      Несмотря на то, что ничего угрожающего собственно в этом побочном эффекте Ларафовых магических художеств вроде бы и не было, Зверде он особенно не понравился.
      Поэтому когда мимо и почти сквозь нее пробежали четыре двухсаженных долдона с песьими головами и большими палицами, которыми некогда славились гэвенги Неназываемого замка, она немедленно зажмурилась.
      Зверда помнила: при появлении призраков прошлого в ходе Большой Работы следует сделать вид, что ты их не заметил. Более того: надлежит изобразить, что ты их вообще заметить не можешь. Иначе призраки заметят тебя.
      Знаки Разобщения наконец-то подействовали. Две земляных гадины рассыпались в мелкую серую пыль. Этого Зверда не увидела - глаза она по-прежнему предпочитала держать закрытыми - но почувствовала, поскольку колени ее теперь были погружены в кучу земляной трухи.
      Освободившись, баронесса сразу же присела на корточки и осторожно приоткрыла один глаз.
      Сергамена, изрядно обшарпанный змееживым бичом Шоши, теперь находился в противоположном углу двора. Он остервенело молотил лапами по воздуху. Похоже, Вэль-Вире выпало сражаться с каким-то одному ему видимым противником.
      Шоша, как и Зверда, сидел на земле. В первое мгновение баронессе показалось, что когтям Вэль-Виры удалось разыскать путь к сердцу ее супруга и что Шоша мертв - столь статична и в то же время неестественна была его поза.
      Однако тут она углядела затянутые в уродливые перчатки усохшей кожи человеческие кисти, которые, высовываясь прямо из-под земли, держали барона за ноги, за локти и за края одежды.
      Звезды Большой Работы тем временем обрели материальность, сделались неотличимы от стальных и завращались, набирая обороты. Дверь открывалась и приглашала каждого смельчака попытать счастья в путешествии из одного паршивого места в другое, не менее паршивое место.
      Дверь не просто приглашала. Она настаивала на своем приглашении: все четыре звезды, не меняя взаимного расположения, поплыли по направлению к Зверде.
      Баронесса оценила, что нижняя стальная звезда, которая из-за бешеной скорости вращения выглядела теперь как сплошной диск, пройдется в аккурат по макушке Шоши.
      Стена замка, которая проступила из прошлого в своей былой красе, заволоклась дрожащим, раскаленным воздухом. До Зверды донеслось громкое потрескивание перегретых магией камней. Да, ее предки некогда сокрушили Неназываемый замок именно так.
      Но ей сейчас было не до припоминания семейных легенд. Надо было срочно спасать Шошу.
      К счастью, руки существ, которые сейчас тянулись к барону из-под земли, не были крепче, чем у обычных шатунов-умертвий. То есть легко поддавались стали ее клинка.
      Заходясь звериным хрипом от страха и злости, Зверда нарубила с два десятка этих новых щупалец Силы и успела выдернуть околдованного барона из-под надвигающейся Двери.
      Вместо Шоши под мертвящие звезды Большой Работы попал очередной песиголовый молодчик с боевым молотом, которого вынесла из небытия круговерть трансформаций.
      А через две секунды стоявшая вертикально Дверь упала прямо на баронов Маш-Магарт, как на пиявок - ловчий колпак бродячего лекаря.
      4
      - Ебемотская сила... Где мой бич? Где мой боевой бич, я спрашиваю?
      Барон все никак не мог сообразить: злиться, смеяться, оттереть снегом перепачканное кровью и грязью лицо или для начала как следует расписать юшкой гноррское рыльце Ларафа.
      Зверда, которая, как всегда, решала подобные вопросы быстрее Шоши, подошла к Ларафу и, не стесняясь, поцеловала изящные губы тела Лагхи Коалары. Потом отстранилась, с прищуром изучила остекленевшие глаза мага-самоучки и влепила ему одну за другой одиннадцать оплеух, отсчитывая каждую вслух.
      В то время как Лараф представлялся Шоше и Зверде молодым человеком в теле гнорра, со своей собственной точки зрения он выглядел как девяностолетний старец. По крайней мере, чувствовал он себя на все сто десять. Колени тряслись, руки казались исхудавшими до крайнего предела, во рту вроде бы не хватало половины зубов, а перед глазами болталась длинная белесая прядь, которую Лараф полагал остатком своих волос.
      В то же время Шоша и Зверда, которые сами себе представлялись обычными баронами Маш-Магарт, зрелыми и сильными гэвенгами в человеческом обличье, виделись сейчас Ларафу как две белесых механических куклы, имеющих определенное сходство с человеческими фигурами, но с отсутствующими лицами. Вместо лиц и у Шоши, и у Зверды гнорр видел только перекрученные полосы желтого тумана, похожего на дым от горящего мокрого сена.
      Поцелуй Зверды он, однако, воспринял как обычный женский поцелуй, к тому же повышенной приятности. А оплеухи - как обычные оплеухи Зверды.
      За спинами гэвенгов, на высоте в пол-локтя над землей, вращались звезды Большой Работы. Дверь доставила затребованных гостей к своему хозяину и ожидала дальнейших указаний.
      Зверда отметила, что звезды стали вращаться медленней. Когда они остановятся, Дверь вернется в аспект условно существующих вещей и для того, чтобы открыть ее вновь, потребуется проделать новую Работу.
      - Сладкий мой, когда мы уезжали из Пиннарина, я обещала, что разорву тебя на куски, если ты еще раз без особой надобности попробуешь выдернуть нас через Дверь. Так или нет?
      Несмотря на то, что голос Зверды доносился до Ларафа откуда-то из желтого тумана и звучал так, словно принадлежал утопленнику, он вполне мог разобрать слова и понять, о чем спрашивает его неистовая баронесса.
      - Так, - Лараф с усилием кивнул. - Я прошу меня простить, госпожа Зверда. Но у меня не было другого выхода.
      - Положим. В таком случае у тебя есть ровно десять минут, ровно десять коротких колоколов, как у вас выражаются. Рассказывай, что стряслось. И ни одного лишнего слова!
      - Книга пропала.
      Зверда сразу поняла, что имеются в виду "Семь Стоп Ледовоокого". Для ее подопечного существовала только одна "книга".
      - Что значит "пропала"?
      - Нет ее. Нигде.
      - Где ты видел ее в последний раз?
      - В кабинете гнорра. То есть в моем кабинете. Наверху, под куполом Свода. Я положил книгу в ящик стола, а теперь ее там нет.
      - Ты пробовал ее позвать?
      - Что значит "позвать"?
      - А, я забыла, ты же кретин. Ты точно уверен, что в столе ее нет?
      - Я видел это своими глазами.
      - Ясно, что своими. А на ощупь ты убедился, что в том месте, где лежала книга, на самом деле нет больше ничего?
      - Д-да.
      - Ты в этом уверен?
      - Да.
      - Ты уверен в том, что ощупал пустоту в ящике стола? - с нажимом переспросила Зверда.
      - Нет, - сдался Лараф. - Не уверен. Но мне кажется!
      - Тише. Ты скрипишь, как несмазанная телега. Поверь, это не очень приятные звуки.
      - Извините.
      Шоша что-то спросил у Зверды на языке гэвенгов. Та ответила.
      Шоша - окровавленный, чумазый, уставший и голодный - захохотал так, что Ларафу показалось: даже звезды Большой Работы вздрогнули и сместились на полпальца в сторону, подальше от сумасшедшего барона.
      Особенно славно смотрелось это с точки зрения Ларафа: большая приземистая кукла с громкими квакающими звуками катается по серой кристаллической пыли, устилающей все пространство внутри импровизированного плаца Большой Работы между скрученными в бараний рог молодыми рябинами.
      Отсмеявшись, Шоша выплюнул еще пару фраз. Зверда сдержанно улыбнулась, но отвечать супругу не стала. Вместо этого баронесса повернулась к Ларафу и сказала:
      - Барон смеется над тобой, мой сладкий. Ему кажется совершенно невероятным, что тебе достало глупости поверить собственным глазам. Украсть книгу у того человека, с которым она подружилась, практически невозможно. Тем более тяжело утащить ее из кабинета гнорра. У гнорра ведь с недавних пор стоит Сквозной Зрак на входе в подъемник...
      - Не уверен...
      - Ну так я уверена! Никто ничего не может внести в кабинет гнорра или вынести из него так, чтобы это осталось не замеченным охраной. Разумеется, если сам гнорр войдет в подъемник с какой-то книгой подмышкой, никто к нему приставать не будет. Именно так ты, сладкий мой, протащил "Семь Стоп" в свой кабинет. Тебе можно, потому что ты - гнорр. Но уже любой пар-арценц обязан отчитываться перед охраной в том, что он при себе имеет, какие на нем одеты браслеты и перстни, и совпадает ли опись этих предметов со списком дозволенных к ношению в здании Свода. Правда, старших офицеров пар-арценцев и аррумов - при этом не обыскивают. Но их просматривают до самых костей при помощи Сквозного Зрака. Так вот: если бы кто-то выходил из твоего кабинета с лишним предметом, например, с "Семью Стопами", охрана сразу же подняла бы тревогу и доложила тебе в считанные минуты.
      - Так где же тогда книга?
      - Вариантов три. Первый: книга в действительности на месте, она по-прежнему видима, а ты просто водишь нас за нос.
      - Я не вру! Клянусь!
      - Пожалуй, что и не врешь. По крайней мере, оснований к этому у тебя быть не должно.
      - У меня их вовсе нет!
      - Положим. Тогда второй вариант: книга самопроизвольно ушла в другой аспект существования. Этот вариант еще менее вероятен, чем первый. И, наконец, третий: книга лежит на прежнем месте, но в данный момент невидима. А ты, осел эдакий, не догадался проверить это самое очевидное допущение сразу.
      - Но как? Почему она вдруг стала невидимой?
      - Потому что на нее кто-то навел порчу внешнего образа.
      - Что-что?
      - Порчу внешнего образа. Ее вид испортился, понимаешь? Как проказа пожирает человеческое лицо, так специальная магия может пожрать лицо вещи. И вещь перестает быть видимой. Причем зачастую не только обычным человеческим зрением, но и тем, что в Своде называют Взором Аррума.
      - Это, наверное, очень сложная магия?
      - Не очень. С процедурной точки зрения - простая. Но инициировать ее может только маг высокой ступени мастерства. Ты бы этого не смог сделать никогда. Большинство офицеров Свода - тоже. Вообще, из известных мне людей такое было бы по силам только Лагхе. И, возможно, пар-арценцу Опоры Писаний. Кто там у вас? По-прежнему Сонн?
      - Сонна ищут. И все никак не найдут.
      - Тем более. Итак, сладкий мой, вот тебе отгадка: книга испорчена Сонном. Потому что Лагхи больше нет с нами, а другим людям такое не по силам.
      - А вам?
      - Я не человек.
      - Ах, да...
      - Да-да.
      - А когда Сонн успел испортить книгу? Он что - мог тайком прокрасться ко мне в кабинет?
      - Это уж тебе виднее. Но я думаю, что он навел на книгу порчу в тот самый день, когда на нас напали лучники Опоры Вещей. Ведь когда Сонн допрашивал тебя, он держал книгу в руках, так?
      Перед мысленным взором Ларафа встал тот жуткий денек. Не знающие промаха стрелы безжалостных лучников, встреча с любовником Анагелы, бессмысленные вроде бы вопросы Сонна, треск молний, рвущихся из офицерских клинков...
      - Так.
      - И потом, когда мы с бароном возродились, он книгу бросил и убежал вместе со своими аррумами?
      - Да. Я еще тогда очень удивился, отчего это он книгу выбросил, ведь она была у него в руках.
      - Я думаю, она его укусила. Не зубами, конечно. А заворачивать ее в специальный кокон у него времени не было, мы бы его с бароном убили за пару секунд.
      - И сожрали бы. Баронесса, я умираю от голода, пойдемте назад. Дверь скоро закроется, - это был Шоша, которому надоело слушать, как его жена учит уму-разуму их ставленника.
      - Барон, вы лучше подумайте, как и чем мы будем с Вэль-Вирой драться, со злым отчаянием ответила баронесса.
      В самом деле, выход у них был только один: вернуться. Остаться в Варане бароны Маш-Магарт не могли, а повторно открывать Дверь было очень опасно. Зверда настолько глубоко переживала их теперешний конфуз, что забылась и последнюю фразу произнесла не на наречии гэвенгов, а на варанском языке, на котором вела все это время общение с Ларафом.
      - А что Вэль-Вира? - насторожился Лараф.
      - Не хотелось мне с тобой еще и эту тему сейчас обсуждать, ну да ладно... Лараф, я ведь тебя не зря поцеловала. Ты, конечно, своей корявой Большой Работой мог накромсать нас с бароном в винегрет. Но при этом, по чистой случайности, из-за смещения точки раскрытия Двери на одиннадцать саженей, получилось так, что мы успели уклониться от броска Вэль-Виры...
      Зверда вкратце пересказала всю встречу с бароном-сергаменой, добавив для перцу, что Вэль-Вира кровожаден, безжалостен, угоден одному лишь Хуммеру и должен быть изничтожен вместе с исчадиями его и берлогой его в ближайшие же недели.
      - Скажите, госпожа Зверда, а если бы я открыл Дверь в том же месте, но на несколько минут раньше? Или позже?
      - Раньше - не знаю. А позже - к тебе либо не явился бы никто, либо наши голодные и разъяренные призраки, либо - наши окровавленные тела с ранами необратимых Изменений. Уж Вэль-Вира бы точно смог сделать так, чтобы мы не воскресли.
      - Раньше тоже было бы плохо, - ввернул Шоша. - Если вы заметили, баронесса, все время, вплоть до своего прыжка на балку, Вэль-Вира находился в стороне от того места, где Лараф открыл Дверь. Начнись Большая Работа минутой раньше, Вэль-Вира бросился бы на нас из другой позиции и не попал бы в Извержение Лишнего.
      - В компенсацию портала, - машинально поправила барона Зверда.
      Она не любила тот архаический язык, на котором описывали сложные трансформационные процессы человеческие маги. Говорить "Дверь" вместо "портал" она еще могла, но "извержение лишнего" с ее точки зрения лучше подходило для обозначения поноса или семяизлияния.
      Шоша так не считал:
      - Без разницы. Назовите эту дурь хоть компенсацией, хоть кротовиной, хоть фонтаном. Важно то, что не этот сопляк нас спас, а обстоятельства.
      Ларафу было сейчас не до обид, но все-таки он обиделся:
      - Что значит обстоятельства? А кто эти обстоятельства вызвал?
      - Частично - ты, - примирительно сказала Зверда. - Однако не забывай: пощечины были тоже заслуженными, не только поцелуй.
      - А одиннадцать их было по числу саженей, на которые я промахнулся?
      - Завидная догадливость. Меня так отец когда-то наставлял. Медвежьей лапой, разумеется. Однако, сладкий мой, все не так плохо. Учитывая, что с тобой не было "Семи Стоп" и что тебе пришлось прокрутить все по памяти - на Жерло Серебряной Чистоты ты уже заработал. Поздравляю: ты теперь настоящий маг и чернокнижник. И если заговор Сонна все-таки удастся, если с тебя сдернут не твое лицо не твои аррумы, ты будешь по крайней мере знать, за что тебе прописали Жерло Серебряной Чистоты, а не банальную виселицу.
      - Какой заговор Сонна? Что за новость?
      Остальные ужасы Лараф пропустил мимо ушей. И только многим позже сообразил: Зверда не шутит. А в очередной раз грубо намекает на то, что на случай его, Ларафа, непослушания или бунта против воли баронов Маш-Магарт, у нее есть еще один, совсем простой способ устранить неугодного гнорра: сообщить правду о Ларафе-Лагхе его же собственным подчиненным. На Фальме-то Зверда неуязвима для Свода! Или уязвима в значительно меньшей степени, чем Лараф - в Пиннарине, в окружении Пауков окс Гадюки-Превеликие.
      - Трудно сказать доподлинно что за заговор. Возможно, это напрасные опасения. Однако мне кажется, что действия Сонна можно истолковать следующим образом. Тогда, на просеке, он навел на книгу так называемую "отложенную" порчу, потому что ничего другого сделать просто не успел. Чем он занимался в последующие дни - мы не знаем. Однако недавно - возможно, вчера вечером или сегодня утром - ему удалось установить с помеченной книгой контакт. Это такое свойство "отложенной" порчи - вещь, на которую она наведена, отзывается тому, кто является источником порчи.
      - Значит, Сонн в Пиннарине!?..
      - Да. В Пиннарине, либо очень недалеко от Пиннарина. На больших расстояниях такие трюки смог бы проворачивать разве только Звезднорожденный. Теперь смотри: Сонн с изумлением обнаружил, что "Семь Стоп" отзываются из кабинета гнорра. Как ты думаешь - ему достанет ума связать книгу, твою персону, наши с Шошей взрывные трансформации, разительные перемены в поведении гнорра и гибель Альсима в одну цепочку?
      - Хватит.
      - Правильно. Можешь считать, что в настоящий момент Сонн знает достаточно для того, чтобы твой эрхагноррат закончился в ближайшие часы. И начался эрхагноррат Сонна, Трижды Бдительного Спасителя Отечества.
      - Шилолова кровь!
      - Вот именно. Но есть у Сонна и слабость. Она заключается в том, что настоящий Лагха Коалара объявил пар-арценца государственным изменником. Почему - мутная история, вряд ли мы ее когда-нибудь поймем. Офицеры Свода знают, что пар-арценца Опоры Писаний надо разыскать и уничтожить. Поэтому просто прийти в Свод со своими догадками Сонн не может - его убьют быстрее, чем он успеет раскрыть рот. Прийти с пустыми руками на дом к пар-арценцу Опоры Единства он тоже боится. Разговор может не склеиться. И все потому, что у Сонна нет - точнее, пока нет - вещественных доказательств. А вот если бы у него на руках были "Семь Стоп" - тогда другое дело. Даже не имея доступа к содержанию книги - она ведь ему не открылась уже один раз и вряд ли откроется - он сможет козырнуть ею перед Йором. Укажет на книге След твоего предыдущего тела, укажет След тела гнорра... И так далее. Поэтому, хотя мы и не знаем ничего доподлинно, мы можем считать, что против тебя зреет заговор, во главе которого стоит пар-арценц Сонн.
      - Ох... Голова кругом идет... Какая вы все-таки проницательная, госпожа Зверда, - Лараф вымученно улыбнулся, но его улыбка больше походила на гримасу утопающего. - Но я по-прежнему не все понимаю. Так что там выходит с этой "отложенной" порчей?
      - Выходит вот что: Сонн тоже не всемогущ. Он почему-то не удержал заклятие и оно сработало преждевременно. В случае идеально наложенного заклятия он смог бы сделать книгу невидимой именно в тот момент, когда его лазутчик проник бы в твой кабинет. Лазутчик заткнул бы книгу-невидимку за пояс и преспокойно прошел через Сквозной Зрак. Почти наверняка этим лазутчиком по замыслу Сонна должен быть кто-то из аррумов Опоры Писаний. Можно представить и менее очевидный вариант: лазутчиком является, например, тот младший офицер из Опоры Единства, который ходит прибирать под куполом Свода. Не знаю, как эта должность у вас там называется. А уже за пределами Свода, возможно что и за пределами Пиннарина, лазутчик передаст книгу Сонну. Ты понял?
      - С трудом. Так что же мне теперь делать?
      - Ну наконец-то ты задал хоть один практический вопрос. Делать вот что. Немедленно возвращайся прямо в Свод. Убедись в том, что книга пока еще на месте. Но ни в коем случае не уноси ее из кабинета и вообще не перекладывай никуда! Затем вызови Йора и обрисуй ему ситуацию. К слову сказать, можешь обрисовать ее вполне правдиво. Без некоторых деталей, конечно. Скажи, что коварный Сонн хочет похитить у тебя очень важную книгу, а какую именно - не его, Йора, дело. Ты, дескать, знаешь, что за этой книгой по поручению Сонна рано или поздно явится похититель. Ты намерен использовать ее как наживку, чтобы изловить Сонна. Ну и все. Йор в таких вещах понимает побольше твоего, а потому дальше твоим делом будет только раздувать щеки, да ожидать, когда тебе принесут пару ошметков Сонна. Если только "облачные" клинки Йора и его аррумов оставят от пар-арценца хоть что-то.
      - Так просто?
      - На словах просто.
      ГЛАВА 2. БАРОН САНКУТ, ВЕЖЕСТВЕННЫЙ ГЭВЕНГ
      "Если б нелюди не истребляли нечисть, дела людей были бы совсем плохи."
      "Книга Урайна"
      1
      Когда они вышли из Двери, звезды Большой Работы уже готовы были окончательно остановиться. Однако, стоило только Зверде сообразить, что их возвращение на Фальм происходит не вполне обычно, как некая неведомая сила придала звездам новое ускорение.
      В сопровождении усиливающегося, подвывающего скрежета Дверь поднялась на несколько саженей вверх и зависла над головами баронов Маш-Магарт.
      Они находились там же, откуда их извлекла Большая Работа Ларафа - в Неназываемом замке. Но замок этот сейчас имел мало общего с теми унылыми руинами, которые встретили их меньше часа назад, когда они вместе с матросами, несущими гроб барона Санкута, ступили на твердую землю Фальма.
      За секунду до входа в Дверь память Зверды запечатлела внутренний двор замка как перепаханный черно-серый прямоугольник, по которому метались призрачные тени песиголовцев. Это были извлеченные Извержением Лишнего призраки бывших обитателей замка.
      Сто восемьдесят лет назад глава местного клана гэвенгов - клана, чье имя было проклято и предано забвению - принял у себя двух феонов, имевших обличье оленеглавых дев. В этом не было ничего похожего на следование законам гостеприимства - "Эвери" запрещает проявлять гостеприимство по отношению к феонам.
      Соседние могущественные кланы - Семельвенк, Гинсавер и Маш-Магарт поначалу делали вид, что не заметили проступка хозяина Южного замка. Потом - направили своих посланцев и попросили по-хорошему: прогони феонов прочь.
      Однако гэвенг-отступник и трое его племянников не только остались глухи к требованиям посланцев, но и продолжали делить ложе с исчадиями иного мира.
      А спустя три года оказалось, что в Южном замке появились новые странные обитатели - полулюди-полупсы.
      Традиционной животной гэвенг-формой Неназываемого клана был пес, а потому соседи заподозрили в новых исчадиях плод противоестественного союза феонов и гэвенгов. Причем, как и пристало скорее псам, чем людям, тварям хватило тридцати месяцев, чтобы войти в силу и превратиться в страшных, свирепых противников.
      Зверда знала, что смешанные браки между феонами и гэвенгами, которые случались еще при ледовооких, не давали потомства, а потому не верила в то, что песиголовцы действительно были прижиты от небесных дев.
      Однако сто восемьдесят лет назад ее деду барону Санкуту велиа Маш-Магарт и его друзьям из Гинсавера было не до разбирательств. Их беспокоили только две незатейливые формулы тысячелетней давности: "Фальм для гэвенгов" и "Мир без феонов". Южный замок, он же - Неназываемый, был сокрушен, а все его обитатели истреблены.
      И вот теперь Шоша и Зверда стояли перед лицом существ, уничтоженных Полной Работой почти два века назад. Это были призраки прошлого, которым надлежало бы исчезнуть вместе с закрывающейся Дверью.
      Однако Дверь по-прежнему гудела над их головами, а призраки прошлого были по-прежнему проявлены на фоне обновленной стены Южного Замка.
      Их было шестеро, как и следовало ожидать. Одетые в грубые крупнокольчатые железные рубахи до колен, вооруженные молотами, палицами и секирами, они, не мигая, смотрели желтыми звериными глазами на баронов Маш-Магарт.
      "Нашел ты Лараф, кудесник хренов, местечко, где Дверь открыть, ничего не скажешь, - подумала Зверда. - Впрочем, и мы с бароном олухи - не надо было назначать встречу с Лидом в этом омерзительном месте."
      - Где же мой боевой бич? - пробормотал Шоша, неуверенно косясь на Зверду.
      Зверда чувствовала, как запотевает в ее ладони рукоять заблаговременно извлеченного меча. Сейчас ей больше всего на свете не хотелось пускать его в ход.
      - Медленно, не поворачиваясь спиной, отходим назад, - сказала Зверда вполголоса. - Может, получится уйти тихо.
      Им удалось отступить шагов на двадцать. Песиголовцы, не сокращая расстояния, следовали за ними. За это время Зверда убедилась, что перед ней противники из плоти и крови. По крайней мере, песиголовцы не являлись ни наведенным видением, ни призраками в узком смысле слова.
      К счастью, ничто не указывало на присутствие барона Вэль-Виры. Поразмыслив еще чуть-чуть, Зверда пришла к выводу, что это, может, и хорошо, но прибавляет еще одну загадку.
      Для того, чтобы по сей час удерживать Дверь открытой, требовался колоссальный приток Силы извне. А Большая Работа Ларафа уже исчерпала себя и, если только к этому пугающему приключению не приложилась когтистая лапа барона-сергамены, то они с Шошей имеют дело с какой-то новой, доселе не проявлявшей себя сущностью.
      Зверда и Шоша уперлись спиной в запертые ворота. Если раньше, до Большой Работы, ворота были представлены только одной изъеденной огнем створкой, то теперь это были новые, окованные широкими железными полосами дубовые створы, запертые на трехладонный брус.
      Стоило Шоше прикоснуться к засову, песиголовцы, зарычав, бросились на них.
      Зверда ушла из-под удара длинной палицы, полоснула отточенной сталью по руке ближайшего противника, сжимающей молот, и отскочила в сторону. В засове, перед которым только что стоял Шоша, теперь торчала секира, ушедшая в дерево на полширины железка. Сам барон, вытащив наконец меч, с которым он управлялся куда хуже баронессы, присоединился к Зверде и прикрыл ее спину.
      Одновременно с этим на ворота с внешней стороны обрушился громоподобный удар. Пытаясь достать незащищенную шею песиголовца в двойном пируэте, баронесса мельком отметила, что некоторые огромные гвозди, которыми железные полосы крепились к воротам, поддались этому удару и кое-где выползли из своих укромных гнезд - будто редкозубая щука распялила свою плотоядную пасть.
      Зверда уже ничему не удивлялась. Она была уверена, что неизвестность, которая заявляет о своем намерении возникнуть среди сражающихся подобным образом, наверняка примет сторону песиголовцев, ибо, казалось, в этот бесконечный день против них восстало само мироздание.
      Барон проявил непростительную медлительность и получил палицей прямо в грудь - он успел уклониться ровно настолько, чтобы усыпанное шипами навершие не снесло ему пол-лица.
      Под его камзолом что-то хрустнуло. Шоша подумал было - кости, но боли не было. Это всего лишь разлетелся вдребезги почетный нагрудный знак Друга и Союзника Варана, выпущенный поверх надежной баронской кирасы.
      В ворота, казалось, ломится харренский осадный каток. Трех ударов хватило неведомому гостю, чтобы измочалить дубовые брусья и высадить кусок одного из них. Сразу вслед за этим в образовавшуюся дыру, в которую могла бы легко проскочить сторожевая собака, просунулась рука в латной рукавице и сдвинула засов в сторону, доделав то, что так и не удалось Шоше.
      К этому моменту положение баронов Маш-Магарт было вовсе плачевным. Удачный выпад песиголовца выбил меч из рук Шоши и тот остался с одной роскошной, но малофункциональной тройчатой дагой - подарком Лагхи Коалары.
      Зверда, которая умудрилась перерубить под нижним краем кольчуги ногу одному из нападающих, убедилась, что сама кольчуга сработана настолько славно - или Изменена настолько умело - что даже ее отменный клинок не в состоянии вскрыть защитные покровы посланников прошлого. При этом, похоже, исчадия феонов успели сломать ей левую ключицу. Боль, по крайней мере, постепенно выходила за грань переносимой.
      Еще один могучий удар - и ворота распахнулись. Вместе с фигурой в архаических полных доспехах во двор Неназываемого замка ворвался ураганный ветер.
      Песиголовцы, как по команде, оставили Шошу со Звердой. Даже и не подумав о том, чтобы подобрать обездвиженного баронессой единоплеменника, они бросились наутек.
      Сокрушивший ворота человек держал в правой руке длинный прямой меч, а в левой - книгу, раскрытую и обращенную разворотом к песиголовцам. На голове человека был надет шлем, чей поднятый наличник изображал оскаленную медвежью пасть.
      Судя по черной, не тронутой сединой бороде, гостю было лет сорок, не больше. На двух цепочках к его нагруднику был привешен позолоченный книжный короб.
      В развороте книги бушевало сапфировое пламя с ослепительными прожилками цвета раскаленного добела металла. Человек что-то рычал на языке гэвенгов, но ревущий ветер мгновенно сносил заклинания в спину песиголовцам, а потому Зверда не смогла разобрать ни слова.
      - Это барон Санкут! Раздери меня тысяча крючьев Шилола, если это не ваш дед, баронесса! - прокричал барон Шоша прямо в ухо Зверде.
      Зверда молча кивнула. Немногие гэвенги имели настоящую книгу-подругу и уж совсем немногие носили ее в золоченом железном коробе. Ну а забрало в форме медвежьей пасти Зверда помнила с детства - Санкут был похоронен без шлема. Могучая стальная шапка барона по сей день занимала почетное место в оружейном зале замка Маш-Магарт.
      Баронесса ожидала увидеть здесь кого угодно, но только не своего предка, чей прах в гробе-лодке проделал с ними долгий путь из Казенного Посада. Не говоря уже о книге, которая, несомненно, являлась "Семью Стопами Ледовоокого"! Теми самыми, которых не мог доискаться Лараф в своем кабинете!
      Санкут, кажется, не замечал ни своей внучки, ни ее супруга. Слегка раскачиваясь из стороны в сторону, он деловито подошел к скулящему на земле раненому песиголовцу, произнес заклинание, напомнившее Зверде формулу Полной Работы, и раскроил исчадию череп своим мечом.
      - Благородный барон Санкут велиа Маш-Магарт! - вежливо позвала его Зверда на языке гэвенгов.
      Санкут наконец повернул к ней свирепое, но не лишенное привлекательности лицо.
      - Кто вы, прекрасная госпожа? - галантно осведомился он. - И кто ваш спутник? Откуда вам известно мое имя?
      - Меня зовут Зверда, а это мой муж - Шоша. Мы гэвенги, как и вы.
      Барон Санкут с подозрительным прищуром смерил их не знающим вещных препон взглядом с ног до головы.
      - Слабовато для гэвенгов, - процедил он. - Что-то я вас прежде никогда не видел. Вы, полагаю, прибыли из Ноторма? У вас там все такие?
      - Какие - "такие"? - запальчиво осведомился Шоша. - Попридержите язык, благородный...
      Зверда вслепую, но очень ловко лягнула своего несдержанного мужа каблуком сапога. Шоша сразу же заткнулся.
      - Мы не из Ноторма. Видите ли, благородный барон Санкут... Дело в том, что я - ваша внучка. Я - старшая наследница Маш-Магарт.
      - Это чушь, - Санкут гневливо свел густые брови на переносице. - Но я вижу, что вы не лжете. Вы верите собственным словам, - растерянно добавил он. - Следует предположить, что вы - сумасшедшая. Я, правда, никогда не видел сумасшедших гэвенгов.
      - Мы не сумасшедшие! Это стихии Неназываемого замка сошли с ума! Дед, ты разве не видишь, что кругом творится что-то неладное? Вспомни - разве не ты некогда истребил проклятых песиголовцев? И вот они снова здесь - живые и невредимые. И их снова нужно убивать!
      Санкут, казалось, почти не слушал Зверду. Во время ее тирады он задумчиво шевелил губами, как малограмотный селянин, читающий мудреные "Буквицы" для младших школяров. Неожиданно лицо его просветлилось и он воскликнул:
      - Да, не встречал я еще гэвенгов-безумцев! Но не видал я раньше и двужильных тварей, рожденных от мерзостного соития гэвенга и феона. Коль скоро так - невозможное возможно.
      - Дед, да открой же ты глаза! Мы же сейчас в безвременье!
      - Вот что, госпожа. Мою внучку сейчас носит под сердцем жена моего единственного законного сына. Сливать на сторону не в моих правилах, поэтому у меня нет и не может быть никакой внучки ваших лет! Посему - кем бы вы ни были - можете считать себя и своего спутника моими пленниками.
      - Что-о!? - Шоша в негодовании непроизвольно сделал два шага к воскресшему барону, но вынужден был немедленно остановиться: ему в горло уперся молниеносно выброшенный вперед клинок Санкута.
      - Не двигайтесь, иначе вместо моей темницы вы попадете в узилище смерти. Вы - мои пленники по праву, ибо я спас ваши жизни от посягательств этих выродков земли и неба, а потому отныне волен распоряжаться вами по своему усмотрению. Или вы позабыли "Эвери"?
      "Ирония в том, дед, что именно "Эвери" ты и позабудешь в далеком Варане", - подумала Зверда, но смолчала. Внимать подобным речам "сумасшедших гэвенгов" барон Санкут со всей очевидностью не намеревался.
      - Слушаем слов твоих, - вежливо ответила Зверда.
      Санкут, однако, этим не удовольствовался. "Семь Стоп Ледовоокого", с которыми он, судя по всему, обращался не в пример Ларафу виртуозно, пронзили баронов Маш-Магарт снопом леденящего света.
      Зверда почувствовала, как всю ее одежду от подошв сапог до воротника камзола пропитала льдистая субстанция, которая мгновенно застыла и стала крепче стали. Зверда и Шоша теперь были закованы в собственную одежду.
      Санкут удовлетворенно кивнул и направился к песиголовцам, которые сбились в кучу в углу двора. Видимо, барон Санкут нагонял на них такой ужас, что они даже не попытались ни напасть, ни проскользнуть мимо него и вырваться прочь через распахнутые ворота.
      Несмотря на то, что теперь они не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой, тела их сохранили подвижность суставов, а потому Шоша и Зверда, вывернув шеи, смогли увидеть все, что произошло между песиголовцами и бароном Санкутом.
      Дверь все еще оставалась открытой, только поднялась повыше. Но когда Санкут, не замечающий, казалось, ничего, кроме ненавистных ему песиголовцев, оказался под парящим ромбом, образованным звездами Большой Работы, Дверь ринулась вниз.
      Санкут запрокинул голову, изумленно вскрикнул, упал на одно колено и выбросил навстречу ревущим звездам "Семь Стоп Ледовоокого". Извне это смотрелось так, будто барон воздвиг над собой купол из прозрачного упругого материала. Ибо Дверь, зависнув прямо над книгой, не смогла накрыть барона и втянуть его в себя.
      Лицо Санкута стремительно побагровело. Из-под его колена во все стороны ударили струи дымящейся грязи. Железная морда медведя на баронском забрале издала протяжный трубный глас.
      Тут песиголовцы, словно по команде, сорвались с места и бросились к Шоше со Звердой.
      - О сыть Хуммерова! - Шоша отчаянно забился внутри отлившейся в несокрушимые оковы одежды, но сила "Семи Стоп" не отпускала.
      - Барон! Барон Санкут! Попытайтесь закрыть Дверь! Швырните в нее меч или шлем! - что было сил завопила Зверда, одновременно пытаясь достучаться до сознания своего деда безмолвной речью.
      Барон или не слышал, или не желал слышать "сумасшедшую госпожу". "Семь Стоп Ледовоокого" в его ладони были почти не видны под многослойными покровами малинового пламени. Похоже, барону очень не хотелось попадать внутрь, а Дверь - или та сила, которая стояла за Дверью - только к тому и стремилась, чтобы затащить барона в неведомое.
      Призвав в помощь все разделы книги, барон Санкут поднялся в полный рост.
      Разливаясь запредельными рыданиями вперемежку с молотобойным уханьем, Дверь подалась вверх.
      Барон сорвал с головы шлем и швырнул его в разверстую пустоту.
      Звезды Большой Работы на мгновение остановились, стали полупрозрачными, но тотчас же вновь налились материей и завращались: медленней, чем раньше, но столь же неумолимо.
      Песиголовцы были уже совсем близко. Прыжок бегущего впереди всех завершился приземлением в двух саженях от Зверды. Еще один шаг, другой, секира занесена для последнего удара...
      Барон прыгнул вверх, по-прежнему держа книгу над головой. Дверь поглотила всю верхнюю часть его туловища - так, что за пределами плоскости портала остались болтаться только ноги барона.
      Но втянуть в себя барона полностью Дверь уже не смогла и выплюнула обратно - будто обглоданного акулами, страшного, дымящегося. "Семи Стоп Ледовоокого" при бароне Санкуте больше не было - они стали последним предметом, который Дверь смогла поглотить без остатка.
      Сразу же вслед за тем портал закрылся. Он и без того простоял открытым куда дольше положенного срока. Зверда даже не могла себе представить, сколько сил затратило существо, стоявшее по ту сторону видимого, чтобы склонять непреклонную природу к столь изрядному поведению.
      Вместе с исчезновением портала начало проявляться то, что принято именовать "реальностью".
      Секира песиголовца так и не достигла головы Зверды. Она выпала из истекающих пеплом пальцев и обратилась куском ржавчины, насаженным на черное гнилье. Песиголовцы на глазах разложились и вернулись в свое естественное состояние: стали черным прахом и головнями.
      Стены Южного замка ушли в густеющие сумерки. Но даже в полумраке было видно, что они теперь вновь закопчены и оплавлены.
      Вместе с исчезновением призрачного образа "Семи Стоп Ледовоокого" распались чары, наложенные Санкутом на одежды баронов Маш-Магарт.
      Первым делом Зверда бросилась к телу своего деда. Однако тела как такового больше не было. Раскинув кости в стороны, перед ней на земле покоились те самые останки, которые они привезли из Варана. Книжный короб на двух цепочках по-прежнему находился на месте, но "Семи Стоп" в нем, как и положено, не было.
      - Вы понимаете, что тут произошло? - спросил Шоша, подходя к Зверде и склоняясь над скелетом - безжизненным, холодным, ничем не напоминающим о том, что еще несколько мгновений назад он служил остовом отважному воину и вежественному гэвенгу.
      - В общих чертах. Я понимаю, что мы почему-то пересеклись с прошлым или, точнее, прошлое просочилось в настоящее. И песиголовцы, и мой дед тогда были живы - вот мы с ними и повстречались. "Семь Стоп" тогда были с моим дедом - и мы их увидели во всем великолепии. Но вот о чем я вовсе не берусь судить - так это о последствиях.
      - Какие могут быть последствия? Ведь все вернулось на свои естественные позиции! Только, к счастью, Вэль-Виры нигде нет. И, к несчастью, я по-прежнему не вижу своего бича.
      - Мне было б спокойнее, если бы с моим дедом не оказалось книги.
      - Но в этом случае мы скорее всего пали бы от рук песиголовцев!
      - Да, это было бы худшим из худшего. Я хочу сказать, что, коль уж мы спасены, то теперь худшим из худшего можно считать захват книги Дверью.
      - Однако ведь ясно же, что настоящая книга лежит сейчас в Своде Равновесия! А это был только призрак времени, который бесследно сгинул за Дверью!
      - Если только он и впрямь сгинул бесследно, - досадливо проворчала Зверда.
      2
      - Барон, будьте столь любезны - приволоките сюда гроб.
      - Что? Ах, да... А зачем?
      Барон, похоже, был настолько истощен головокружительными путешествиями в пространстве и, вероятно, во времени, так увлекся розысками своего бесследно сгинувшего боевого бича, что совершенно утратил чувство актуального момента реальности.
      - Гроб совершенно необходим.
      Шоша не стал спорить и, тихонько ворча нечто про зломерзостную специфику женских причуд, направился к выходу из замка. Через минуту до Зверды донесся его удивленный возглас:
      - Баронесса! Гроб пуст, клянусь молоком земли и неба! А крышка выломана, и притом изнутри!
      - А вы как думали?
      - Я... я не знаю. Я как-то не думал... И матросов Цервеля след простыл!
      - Стали бы они дожидаться, пока Вэль-Вира разорвет нас в клочья, а потом примется за них! - фыркнула Зверда.
      - Я не о том. Следов нету. Понимаете? И гроб снегом успело припорошить, и следы занесло!
      - Барон! Вы соизволите подтащить гроб или мы продолжим беседу в прежнем духе, перекрикиваясь на пол-Фальма!?
      Пыхтя и отдуваясь, слабеющий Шоша наконец приволок тяжелое сооружение, придуманное некогда гэвенгами как совершеннейшее средство для доброго посмертного путешествия в Пределы Исхода.
      - Благодарю вас. Теперь мы должны со всей мыслимой осторожностью водрузить моего деда обратно.
      - А может ну его к Шилолу!? - не выдержал Шоша. - Баронесса, мы имеем все шансы никогда не вернуться в Маш-Магарт! У нас может не хватить сил даже для того, чтобы просто дойти туда на своих двоих! А вы, как буйнопомешанная, тщитесь любой ценой закопать на нашем дворе мешок родных костей! Что за отсталые суеверия!? Дорога завалена снегом. Носильщики разбежались. Где-то поблизости, возможно, рыщет Вэль-Вира...
      - Тссс, - тихонько прошипела Зверда, приложив к губам своего супруга указательный палец.
      - Я слышу голоса, - прошептала она.
      - Я тоже, - еле слышно ответил Шоша.
      - И еще кое-что: один из голосов принадлежит Лиду. А другой - Фоманху.
      - А вдруг?..
      - Исключено. Барон, поддержите остов моего славного предка под голову и плечи...
      3
      - Итак, моя баронесса, мы выступили в точности тогда, когда было условлено. Тому свидетели - сотник Фоманх и воины моего отряда. По моим расчетам мы должны были в пятидневный срок достичь Южного замка, разбить укрепленный лагерь и спокойно дожидаться вашего появления.
      Зверда молча кивнула. Много говорить ей не хотелось, да и настроения не было. Ключица, похоже, все-таки уцелела, но боль досаждала ей все сильнее. От этого ее мысли приобретали все более мрачные тона. "Неужели Лид был подкуплен Вэль-Вирой? Но тогда следует предположить, что и Фоманх тоже. И второй сотник, и все другие начальники отряда, вплоть до десятников тоже."
      Несмотря на то, что баронесса ехала на комфортабельных санях с эскортом из двухсот латников, чувства полной безопасности по-прежнему не возникало. Она все никак не могла позволить себе расслабиться, принять столь необходимую ей дозу земляного молока и отдаться заслуженному сну. Разобраться с опозданием Лида требовалось немедля.
      - Первые три дня все шло по плану. На четвертый - начался снежный буран, но мы продолжали вести людей вперед. Однако в сумерках обнаружилось, что дорога исчезла. У нас за спиной еще виднелась узкая, заваленная снегом колея, но прямо перед нами, справа и слева от нас - был только густой ельник.
      - Вот как?
      - Именно так. У меня нет никаких удовлетворительных объяснений случившемуся. Мы заночевали прямо на том месте, где потеряли дорогу. Наутро я выслал разведчиков во все стороны. Оказалось - в одной лиге от нас тянется вполне приемлемая просека. Тогда я принял решение: выслать прямо через чащу, по "заветным" тропам, два десятка самых проворных людей, чтобы хоть они встретили вас вовремя. Насколько я понимаю, они исчезли бесследно?
      - Да. Едва ли мы когда-нибудь с ними повстречаемся.
      - Вы думаете, их перехватили пластуны Вэль-Виры?
      - Пластуны - вряд ли, - уклончиво ответила Зверда.
      Баронесса не сомневалась, что весь передовой отряд Лида был перебит в глухой чащобе хозяином Гинсавера лично. Вообще же, узорочья всей этой истории были сложены тремя разными почерками: Вэль-Виры, какого-то опытного колдуна, состоящего на службе у барона, и... феонов.
      С последним баронессе было особенно горько соглашаться, однако она не располагала другими приемлемыми гипотезами. Ни Свод Равновесия, ни другие кланы гэвенгов, ни жрецы Гаиллириса не удержали бы Дверь открытой и на полсекунды сверх меры Большой Работы.
      - Я не хотел бросать в лесу лошадей и сани. Поэтому мы с основным отрядом прорубились к просеке. До вечера мы продвигались по ней на юг, что меня вполне устраивало. Однако вечером снова...
      - Постойте, Лид. Где Фоманх?
      - В арьергарде.
      - Пошлите за ним.
      Посылать никого Лид не стал. Вместо этого он гаркнул "Фоманх, ко мне!", да так, что у Зверды зазвенело в ушах. Не прошло и пяти секунд, как сотник уже гарцевал рядом с санями баронессы.
      "А дисциплина ничего", - одобрительно подумала баронесса. Отправляясь в Варан, Зверда опасалась, что без них с бароном дружинники подраспустятся. Обычно-то в снежную пору все войско торчало по домам. Эта зима был второй на памяти Зверды, когда баронским дружинам пришлось без роздыху шастать по Фальму туда-сюда, словно был разгар лета. Проклятый Вэль-Вира!
      - Фоманх, скажи: что ты должен был делать, отправляясь вместе с Лидом встречать своих хозяев?
      - Ежеутрене и ежевечерне свершать то, что было вами велено, госпожа.
      - Лучше и не скажешь, - Зверда устало усмехнулась. - Ты в точности придерживался моих повелений?
      - Да, госпожа.
      Велено же Фоманху было выполнять простую, но достаточно эффективную процедуру по отводу от отряда запредельных взоров. А равно и по растворению вероятных мороков.
      Для этой процедуры нужны были лишь несколько предметов, составлявшие Пятерик Верной Дороги. Этому Пятерику Зверда перед отъездом сообщила определенные свойства. Требовались еще несколько слов-знаков, которые склоняли предметы к соответствующему поведению. В итоге, собственно магических талантов все это требовало от Фоманха немногим больше, чем разделывание оленьей туши.
      - Фоманх, ты знаешь, что я всегда и везде, даже на смертном одре, даже в образе своего посмертного изваяния почую твою ложь.
      - Да, госпожа. Но я в самом деле ни разу не отошел от ваших указаний.
      Зверда лукавила. Белый снег на черных ветвях казался ей сейчас темно-серым песком на бурых водорослях. Зрачки баронессы постепенно утрачивали типическую остроту человеческого восприятия. Вслед за ними и другие признаки гэвенг-формы человек готовились выродиться безвозвратно. Поэтому баронесса сейчас не могла различить лжи и правды привычными гэвенгу способами, то есть - безошибочно.
      - Верни мне все, что я оставляла тебе.
      Фоманх вынул из притороченной к седлу сумы меховой мешочек, в котором перестукивались амулеты.
      Зверда высыпала их на ладонь. Пять фигурок, вырезанных из тюленьего бивня. Два потешных зайца, стоят на задних лапах, потрясают круглыми щитами, на которых нарисованы недремлющие, нечеловеческие очи. Медведица с выпученными, гипертрофированными глазами. И два горбатых человечка. Один слепец, шагает себе вперед, опираясь на посох. Второй - одноглазый, сидит, скрестив ноги, и смотрит прямо над собой, вверх. Пятерик Верной Дороги, весь в сборе.
      Эти вещицы должны были проглядеть вероятный морок, буквально провертеть в нем дырку. А запредельный взор должен был сгинуть без возврата во чреве слепца с посохом.
      С этого - с осмотра амулетов - и надо было начинать. Чем сильнее смазывалась для баронессы действительность, в которой обретала свою реализацию гэвенг-форма человек, тем явственней проступали контуры нескольких сопредельных ветвей бытия.
      Чей-то небрегающий расстоянием перст прикоснулся к этим вещицам приблизительно неделю назад. Под круглыми очами на заячьих щитах Зверда чувствовала пульсацию двух враждебных острых зрачков, от пристального внимания которых покалывало в затылке.
      Зверда с изумлением почувствовала, что этот взгляд нельзя назвать злым или смертоносным. Скорее, он сообщал об изумлении невидимого мага, о плотском желании, о внезапно вспыхнувшей нечистоплотной влюбленности в ту, которая сейчас изучает свой искаженный Пятерик Верной Дороги.
      Да, другие фигурки тоже были искажены, каждая по-своему. В лучшие времена Зверде достало бы искусства, чтобы выдавить невидимому мерзавцу глаза, выломать всепроницающие персты, наконец, загнать обсидиановой остроты когти под череп далекого мага-незнакомца. О, да еще сегодня утром, окажись Пятерик Верной Дороги в руках у баронов Маш-Магарт, кудесник Вэль-Виры (а мерзавец, несомненно, служил именно барону Гинсавер) прямо за завтраком приправил бы своими мозгами мозги с горошком.
      В том, что враг завтракал именно мозгами с горошком, Зверда почти не сомневалась. На Севере почти все человеческие маги следуют одной и той же диете.
      Он был удивительно силен, этот мозгоед, если ему удалось в свое время превозмочь защитные свойства амулетов. И, одновременно - уязвим, поскольку, обратив Пятерик Верной Дороги против отряда Лида, он раскрывался сам и позволял зеркально обратить себе во вред силу собственного дальнодействия.
      Зверде оставалось только печалиться или злиться - на выбор - по поводу того, что еще по меньшей мере полные сутки она не сможет использовать эту превосходную возможность уничтожить врага в его собственной трапезной. А к тому моменту, когда силы к ней вернутся - далекий враг наверняка оставит Пятерик, не настолько он глуп, этот неведомый мерзавец.
      Лид и Фоманх хранили почтительное молчание и даже не позволили себе обменяться друг с другом хотя бы взглядом. Оба готовились к самому худшему.
      Баронесса засыпала Пятерик Верной Дороги обратно в мешочек и протянула его Фоманху.
      - Вы свободны, сотник. Возвращайтесь к своим людям. А вы, Лид, продолжайте. Как вам в конце концов удалось выйти к Южному замку?
      - Это самое удивительное, - смиренно вздохнул воевода, проводив завистливым взглядом Фоманха. Этому, похоже, удалось отвертеться. Ясное дело - сотник из местных, потомственный вояка баронов Маш-Магарт. А ему, иноземцу, сейчас достанется за двоих. - Мы теряли направление еще два раза. Приметная развилка, которую мне вроде бы удалось признать по карте, оказалась лишней, вовсе не той, и мы свернули преждевременно. В другой раз дорога, сузившись до тесной тропы, закончилась между глубокими оврагами с буреломом. И вот когда я уже начал подумывать, удастся ли нам вообще когда-либо покинуть этот столь явно заколдованный лес, мы услышали такие раскаты грома, какие редки и по весне. Грохотало над юго-восточным пределом чащобы, тем самым, который был недостижим для нас из-за непролазного бурелома.
      - Когда это случилось?
      - Позавчера на закате, госпожа.
      "Это была Большая Работа. Которая совершилась не "позавчера на закате", а с моей точки зрения - сегодня вечером. Хотела бы я знать, куда сгинули для нас эти два дня."
      - Это мы с бароном стучались в небеса. Понимаете? - спросила Зверда с наивозможнейшей проникновенностью. Она пошарила рукой под меховым покрывалом, нащупала баклагу с земляным молоком и не отрывалась от нее в продолжение всей Лидовой тирады:
      - Понимаю. И стоило вам постучать в небеса, баронесса, как из земли вверх ударил столб не то серой жидкости, не то мельчайшего песка. Мы видели его на горизонте. Признаться, столь мрачная картина была уже несколько избыточным впечатлением. От этого столба многих солдат поразил столбняк. Простите за невольный каламбур, баронесса.
      Земляное молоко ударило Зверде сразу и в ноги, и в голову, и во чрево. Блаженство! Баронесса знала, что через пять минут будет спать глубочайшим из снов. То есть делать то, что барон Шоша не погнушался предпринять сразу же при встрече с отрядом Лида, предоставив супруге самой проявлять подозрительность, проводить дознание и - в случае чего - карать виновных.
      Зверда не ответила Лиду. Помолчав с полминуты, он приободрился и продолжил излагать недооформленными риторическими периодами в духе "Ре-тарских войн" Хаулатона:
      - Всю ночь мы провели в палатках. Земля вокруг ходила ходуном. В чаще с протяжным стоном гибли древесные исполины. Я произнес речь о том, что солдатам не пристало бояться извержений подземного огня. Я сказал, что ученые мужи моей страны уже давно объяснили подобные катаклизмы игрой бездушных природных сил. Мое красноречие возымело определенное действие. По крайней мере, дружина не разбежалась. А утром мы все будто прозрели. Местность претерпела некоторые изменения. И хотя по-прежнему слева и справа пролегали глубокие овраги, но за одним из них, между деревьями, что-то темнело. Это был древний межевой камень с затертым именем владельца. То есть, как вы догадались, граница заветных владений Неназываемого замка. Совсем недалеко от камня сыскалась и дорога. Стоило лишь разобрать несколько завалов, засыпать фашинами овраг и проложить просеку до большака. Наличие межевого камня вполне совпадало с показаниями карты, да и в дальнейшем дорога вела себя согласно "Фальмскому Толковнику".
      - На этом ваши злоключения окончились, - кивнула Зверда.
      - Истинно так.
      - По законам Варана вас, Лид, следовало бы обезглавить, даже не предоставив возможности оправдаться. Формально, вы наш приказ не выполнили. Вы опоздали.
      Воевода Лид понимал, что баронесса совершенно права. Однако по ее улыбающимся глазам - а глаза Зверды определенно улыбались - он понимал также, что голова его осталась бы на месте даже в том случае, если б он не смог предъявить вообще никаких доказательств своей невиновности. Потому что чете баронов Маш-Магарт досталось, похоже, настолько крепко, что даже запоздавшая помощь в лице Лида и его отряда была желанна, уместна и даже совершенно необходима.
      - Да, баронесса.
      - Но поскольку мы не в Варане и поскольку ваш отряд стал жертвой игры превосходящих, гм, бездушных природных сил, я милую вас до дальнейших распоряжений.
      - Можете поцеловать, - ответила Зверда изумленному взору Лида, который таращился на выпростанную из-под мехов ручку баронессы. Ручка оканчивалась пальчиками, а пальчики - серповидными когтями в два вершка.
      ГЛАВА 3. ОБЪЕКТ ВТОРОЙ СТЕПЕНИ ВАЖНОСТИ
      "- Элиен?
      - Я.
      - Тот самый Элиен? Из Ласара?
      - Ну.
      - Вы арестованы."
      Олак Резвый. Прозаическое переложение "Геды о Элиене"
      1
      Эгин бросил прощальный взгляд на утопающий в низких облаках Ит и вздохнул с облегчением. Немыслимый город, город-призрак, город-художник был, наверное, прекрасен. Вероятно, какую-то другую свою жизнь ему хотелось бы прожить там, в Ите. Но Эгин не стал обманывать себя: покинув это пристанище магов и авантюристов, он почувствовал себя почти счастливым.
      Не без иронии Эгин отметил, что теперь похож на персонажа волшебной сказки более, чем на самого себя. Пожалованный Есмаром (который теперь - ни много ни мало - Царь Озера и Города!) каурый жеребец, облаченный в шикарную, но с большим вкусом выделанную сбрую, степенно шествует по мощеной дороге. Уже виднеется застава, обозначающая границу владений вольного города. Несколько недель - и он в Пиннарине!
      В сарноде у него звенит золото, выданное итским казначейством вместе с благодарственным пергаментом. Назначение золота объясняется в пергаменте веселящей сердце формулой: "На обеспечение беспечального возвращения".
      В кожаной суме, висящей на груди на коротких ремешках, свернулся зародышем чуда белый лотос на мясистом стебле - главное волшебство Ита. А в лотосе, между его колдовских лепестков - сам гнорр Свода Равновесия, милостивые гиазиры!
      Правда, это пока не совсем материальный, маленький и прозрачный гнорр, но все-таки это гнорр, говорящий самым настоящим голосом. Правда, он, Эгин, слышит его не ушами, а как бы сразу мозгом.
      Сума, притороченная за седлом Эгина, туго набита подарками, соперничающими между собой в изысканности и диковинности.