Что делать? Что же делать?! Предупредить ее об опасности? Или понадеяться, что активант будет действовать трезво, то есть убьет Ресту-Влайю и заведет со мной светскую беседу?
      В последнем случае я должен был приготовиться, что буду хладнокровно наблюдать гибель существа, которое мне, лично мне, не сделало ровным счетом ничего плохого. И вообще является врагом Сверхчеловечества лишь номинально, ради получения своего драгоценного Испытата!
      – Уф-ф-ф... Я рад... – через силу выдавил я. – Почему ты остановилась? Устала?
      – Нет. Я решила, что тебя надо покормить.
      Что бы там Ресту-Влайя ни говорила, она, конечно же, утомилась. В ее голосе прорывались хрипы. Да и цвет кожи изменился с нежно-салатного на изумрудный.
      – Я очень признателен. Не освободишь ли мои конечности? Я должен размяться.
      – Освобожу. Тем более что дальше ты пойдешь сам.
      Как только чудо-лента сползла с моих ног, я сразу же поднялся и запрыгал на месте, бодро покряхтывая. При этом я зыркал во все стороны, делая вид, что разминаю шею.
      И потом все время, пока Ресту-Влайя возилась с синтезатором, я не прекращал тревожно всматриваться в лес.
      Активант затаился. «По крайней мере, – думал я, – если он за нами наблюдает, а ведь наверняка наблюдает, теперь ему станет ясно, что внутри скафандра не труп, а дееспособный офицер Сверхчеловечества. Надеюсь, это поспособствует правильной оценке ситуации с его стороны, и он хотя бы не выжжет нас обоих широким конусом плазмы!»
      Ресту-Влайя была очень чуткой девицей. Моя тревога передалась ей.
      – Ты что-то заметил? – спросила она.
      Мое сердце екнуло.
      «Не врать! Тойлангам нельзя врать! По крайней мере грубо».
      – Да... Какое-то движение среди деревьев, вон там. – Я честно показал в ту сторону, откуда мы пришли. – По-моему, шаровые молнии.
      – Вот как? – Ресту-Влайя оживилась и приложила палец к плоскому прибору, который услужливо выдвинулся из поясного отсека ее невероятно сложной полевой экипировки.
      – И ведь точно, – она, кажется, обрадовалась, – шаровики есть. Только не там, где ты говоришь, а вон за теми кустами.
      Она показала на непролазную «коралловую» чащобу, которая еле угадывалась за стволами деревьев и струями ливня. На девяносто градусов правее от невидимого активанта.
      Насчет молний я брякнул, конечно, наугад. А вышло – не соврал.
      – Твой прибор находит шаровые молнии?
      – Не только находит, еще и управляет, – похвасталась Ресту-Влайя. – Мы их сейчас подзовем, а то как-то темно стало!
      – Может, не надо?
      – Почему не надо? С шаровиками весело!
      Я кое-что сообразил.
      – Скажи... Ты действительно умеешь управлять шаровиками?
      – Да. Это одно из потомственных искусств моего рода, для которого не требуется Испытат. Сейчас увидишь!
      – А не ты случайно управляла шаровиками, на которые я напоролся, выскочив из транспортера?
      – Я.
      – А как ты там вообще оказалась?
      – Так и быть. Расскажу. Я поссорилась со своим двоюродным братом. Он все время шутил, что в первом же бою я стану красной, как носач. – Соль шутки от меня ускользнула. – И никогда не забывал прибавить, что мои старшие сестры оставят меня совсем без наследства.
      – Это правда или тоже юмор такой?
      – Да какой юмор! – Расхаживая вокруг гудящего синтезатора, Ресту-Влайя в сердцах пнула семейство ни в чем не повинных желтоголовых грибов. – Все идет к тому, что мне придется искать средства к существованию на скучной правительственной службе. Исцеляющим каллиграфом или графическим панегиристом! – Обоих терминов я не понял, несмотря на всю широту познаний в тойлангском языке. – А ведь у меня другие планы на будущее. Поэтому я поссорилась со своим братом и ушла из его войска.
      – Так ты дезертир, что ли? – Я ухмыльнулся.
      «Где ак-ти-вант? Где ак-ти-вант?» – выбивало барабанную дробь мое сердце, но я уже втянулся в беседу и симулировал заинтересованность рассказом Ресту-Влайи вполне успешно. В конце концов, мне действительно было интересно.
      – Нет. В правительственной армии мой уход был бы дезертирством. В благородных войсках каждый подчиняется командиру только из уважения. Если не уважаешь – можешь вести себя так, как сам считаешь нужным.
      – Ты ушла без всякой цели?
      – Не совсем. Я ушла, чтобы совершить громкий подвиг. Это, по нашим законам, позволит мне получить половину всего наследства. У меня будет собственный звездолет, плавающий замок, четыреста четыре списка древней поэзии...
      Ресту-Влайя пустилась в обстоятельное перечисление. Семейство у нее получалось небедное.
      «Где активант?!!»
      – ...и даже экипаж для праздничного выезда в День Кометы!
      – Надо понимать, твоим громким подвигом стал я?
      – Да. Я знала, где идут настоящие бои, и пошла туда. Я обнаружила на дороге засаду наших правительственных войск. Я подумала, раз они кого-то поджидают, этот кто-то скоро появится. Я отошла подальше, выпустила наблюдательный бот и затаилась. Потом появились шаровики. Я подозвала их и направила к дороге. Тут прилетели вы, раскрыли засаду, обстреляли ее и почти сразу всех наших солдат перебили. Потом вы повели себя странно и выпрыгнули из машин. Но когда начали рваться наши снаряды, я поняла, что вас обстреливают издалека, выпустила шаровики и сама побежала к вам.
      – Все наши погибли?
      – Почти все были убиты на месте во время обстрела. Еще троих уничтожила я при помощи шаровиков и лучевого пистолета, – без колебаний призналась Ресту-Влайя. – Ты не обижаешься на мои слова?
      Я, как и большинство профессиональных военных, к подобным вещам нечувствителен. Тем более что меня интересовали сейчас обстоятельства не морального, а практического свойства.
      – Нет. Итак, погибли все? Кроме меня?
      – Мне трудно ответить на твой вопрос. Когда я уносила тебя в лес, все ваши лежали без движения. Скафандры на них были прожжены или разорваны осколками.
      – Ты не заметила ничего странного?
      – Какого рода странное я должна была заметить?
      – Кто-нибудь из наших солдат горел? С ног до головы? То есть... было такое впечатление, что он окисляется с бурным выделением тепловой энергии?
      – Я знаю, что такое горение. Но свободное горение в этой атмосфере затруднено, – наставительно сказала Ресту-Влайя.
      – Вот именно! Никто не горел так, будто со стороны специально нагнетали кислород?
      Я пытался выяснить, не была ли Ресту-Влайя свидетельницей катализации активанта.
      – Нет. А почему ты спрашиваешь?
      – Мне важно знать, как умерли мои люди, – обтекаемо ответил я.
      – А потом ты будешь плакать? – поинтересовалась Ресту-Влайя. Похоже, она расценила мое подозрительное любопытство как проявление чувствительности.
      – Может быть.
      «Неужели я ошибся насчет активанта? Может, я видел всего лишь неизвестное нам ручное животное тойлангов?»
      – Твоя еда готова. Что будешь делать первым: есть или плакать?
      Я не сдержал улыбки.
      – Пожалуй, сперва поем.
      Поглощать пищу пришлось не самым изящным образом. Я откидывал забрало и быстро запихивал себе в рот шоколадку, галету или большой кусок бастурмы. После чего немедленно восстанавливал герметизацию и ожесточенно жевал, поражаясь, как все-таки громко у меня хрустит за ушами.
      Это повторно вернуло меня к воспоминаниям о детстве. Архиполезные рисовые хлопья я поглощал именно так: набив рот до отказа, на несколько минут впадал в жевательные медитации. Что, разумеется, моими родителями не поощрялось. А бабушка попустительствовала: Искандерчик не торгуется по поводу каждой ложки – и на том спасибо.
      Ресту-Влайя тоже питалась. Нахимичив в синтезаторе длинных фиолетовых палочек, она грызла их, как кролик: быстро-быстро щелкала челюстями, проталкивая палочки в пасть экономными, точными движениями.
      – Хорошо, что меня родственники сейчас не видят, – заметила она.
      – Почему?
      – Неприлично есть на виду у соревнителя владения пространством.
      – Можешь утешиться тем, что я тоже сейчас выгляжу очень глупо по меркам моей цивилизации.
      – А в чем твоя глупость?
      – Мы редко едим по три куска шоколада за один присест.
      – Шо-ко-лад – это? – Ресту-Влайя указала на бастурму.
      – Нет. Шоколад я уже весь съел.
      – Понятно... Да где же шаровики?! – неожиданно вспылила она. – Я же их вызвала давным-давно!
      – Да оставь ты их... – начал я, когда...
      ...Когда из-за массивного дерева, шагах в десяти за спиной Ресту-Влайи, бесшумно вышел... сказать точнее, вытек размытый человеческий силуэт. На его груди висело ожерелье.
      Ожерелье из шаровых молний.
      Активант.
      Струи дождя чурались активанта, старательно огибая его голову и плечи, будто над ним был раскрыт невидимый конический зонтик. В тот же миг я обнаружил, что самая крупная молния, похожая на замороженную модель воздушного термоядерного взрыва, выпала из ожерелья в подставленную активантом ладонь.
      В верхней части бесформенного лица активанта раскрылись две лохматые воронки с хищными красными звездочками на дне. Он посмотрел мне прямо в глаза.
      – Предатель! – выкрикнул он.
      Удивительно, но я тут же узнал его. Это был Адам Байонс, сержант активантов. Один из трех, с которыми мы попали в засаду. Выходит, все-таки не я один выжил.
      В этом крике было все. Байонс узнал меня. Байонс слышал, как мы мирно болтаем с Ресту-Влайей, словно старые знакомые. Байонс отказывался признавать во мне своего начальника, полковника Эффендишаха.
      Зная Байонса, было легко понять, что первым делом он выстрелит. Вторым делом тоже выстрелит. И еще добавит.
      А потом уже будет разбираться, что делать с трупом тойланга и обожженным, едва живым полковником. А может – и неживым.
      Дилемма, которая мучила меня с той самой секунды, когда я заметил преследователя, разрешилась сама собой.
      А Ресту-Влайя ее и вовсе не решала. Еще даже не успев обернуться, она выхватила лучемет и выстрелила на звук. Мое сознание успело зафиксировать, что она попала прямо в центр иноматериального тела Байонса, но это, как и следовало ожидать, не причинило активанту видимого ущерба.
      – Падай! – заорал я и, вложив в бросок все силы, врезался в Ресту-Влайю.
      Получился классический захват за ноги с броском – как в футболе Америки. Была когда-то такая игра, была такая страна.
      Мы оба повалились на землю.
      Над нами прожужжала шаровая молния, накачанная энергией активанта. Ударившись о дерево, она взорвалась.
      Мой взгляд упал на боевой топор Ресту-Влайи. Заветное кольцо-катализатор было совсем близко ко мне. Стоило только протянуть руку!
      Но железко топора, увенчанное кольцом, выскользнуло прямо из-под моих пальцев.
      Ресту-Влайя проворно завладела топором. С яростным криком она отшвырнула меня и сама откатилась в сторону.
      Вторая молния взорвалась там, где нас уже не было, превратив синтезатор в горелое барахло.
      Я вскочил на ноги и с ужасом обнаружил, что Байонс уже совсем близко. Ресту-Влайя, перебросив сектор мощности на максимум, выстрелила в него с расстояния двух шагов.
      Если бы не поляризованное стекло моего забрала, я бы, наверное, ослеп. Как вспышку пережила Ресту-Влайя, не могу вообразить. За спиной Байонса несколько деревьев превратились в шипящие уголья, облако пара – по-прежнему лупил ливень! – почти полностью скрыло фигуру активанта.
      Он был уверен в своем абсолютном превосходстве.
      Он не выстрелил в воительницу струей раскаленного воздуха под давлением в тысячу атмосфер. Он не убил ее шаровой молнией. А ведь это было в тот момент так легко!
      Байонс промедлил пару секунд. Ошарашенная Ресту-Влайя, которая просто не догадывалась, с каким демоном имеет дело, покосилась на меня. В ее взгляде читался немой вопрос: «Кто это?»
      – Байонс, не надо убивать ее. Я приказываю...
      Я не закончил.
      Ресту-Влайя с самоубийственной отвагой шагнула вперед и рубанула активанта топором. Сверху вниз! От плохо оконтуренного темени до утонувшего в мареве паха!
      Байонс шагнул вперед. И...
      Гром и молния!
      Ресту-Влайя совершила чудо. Горячий студень, являвшийся в тот миг зримой формой человеческой матрицы Байонса, издал звук слоновьего поцелуя – так остатки воды уходят в горловину раковины. И со скоростью неуправляемой ядерной реакции схлопнулся в обычного, «холодного» Байонса – человека из плоти и крови!
      Отгулявшийся активант был облачен в скафандр с герметизированным забралом – как и положено. В ходе катализации активант уносит с собой в «горячий» режим до тонны сопутствующей массы, которая часто, хотя и не всегда, восстанавливается в первозданном виде. Бесследно исчезает только кольцо-катализатор.
      Инстинкты Ресту-Влайи опережали ее эмоции. Два энергичных взмаха топора – и Байонс упал замертво с разбитым забралом.
      Я редко теряюсь. Но то, что произошло, опровергало разом мои представления о современной войне и теории вероятностей. Я остолбенел.
      Чего не скажешь о Ресту-Влайе. Убедившись, что с Байонсом покончено, она резко обернулась ко мне и, держа топор на отлете, заорала:
      – Где остальные?! Сколько их?!
      Я молчал.
      – Клянусь Кометой, сейчас здесь будут два мертвых человека!
      Я хихикнул.
      – Что?! Не слышу?!
      – А как же замок?
      – Какой замок, красный ты носач?!
      – Плавающий. Плавающий замок. И звездолет. Забыла? Я – твой звездолет и четыреста четыре свитка древней поэзии.
      Будь на ее месте человек, после таких слов он бы меня точно прикончил. Ради красоты жеста.
      Но для Ресту-Влайи аргумент был выбран оптимально. Ее свирепость сразу же пошла на убыль.
      – Ты сын триедино совокупляющейся самки, – проворчала она. – Зачем ты на меня напал?
      – Я на тебя не нападал, дочь дуры, а убирал твою башку с директрисы огня. Первый шаровик был твой. И, как ты могла заметить, не вполне обычный шаровик.
      – А это был не вполне обычный человек? – Она махнула рукой в сторону Байонса.
      – Не вполне.
      – У вас таких много?
      – Предостаточно. – Я через силу ухмыльнулся, на самом деле мне было тошно.
      – Пожалуй, вы можете выиграть войну, – рассудительно заметила Ресту-Влайя. – И все-таки ответь: на меня еще нападения будут?
      – Не могу тебе сказать. Думай сама.
      – Я понимаю. Сейчас ты огорчен гибелью своего товарища и не хочешь говорить. Можешь оплакать его.
      Я не возражал.
      Он все-таки был моим солдатом. Проклятая война.
 
      В этой истории с Байонсом было много странного. Можно сказать, сплошные странности. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что полковник разведки в моем лице может все. Даже объяснить необъяснимое.
      Первая причина, по которой Байонс-активант мог превратиться в Байонса-человека, была тривиальной: окончание отпущенного времени стабилизации Кванта Аль-Фараби. Величина эта произвольная, регулировать ее наши биотехнологи так толком и не научились. То есть можно было предположить, что «охлаждение» Байонса случайным образом пришлось на те самые секунды, когда Ресту-Влайя размахивала топором. И никакой причинной связи между этими событиями нет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.