Водолаз Егоров, прозванный Чапаем за длинные усы и веселый характер, сказал:
      - Подыши-ка воздухом, я за тебя схожу.
      Но я преодолел слабость, встал и сам спустился. Трудно было, но старался не отстать от других.
      Вечером Чапай принес на старухину плиту ладожских окуней, оглушенных вражеской бомбой. В первый раз наварили свежей ухи, целый бак. Желающих оказалось больше, чем рыбы. Каждому досталось по половинке окунька. Зато жидкости от ухи было вволю. "Пейте, - говорил Чапай, - Ладожское озеро не убудет".
      В середине июня наши водолазы уже подходили с трубой к другому берегу. К этому времени и мы, трое слабых, окрепли, работали наравне со всеми. Хотя времени было в обрез, Ющенко посылал по очереди водолазов собирать щавель добавок к пайку.
      Однажды ползу я по зеленой траве, разомлевший от аромата летней земли, а в фуражку собираю сочные листья щавеля. И вдруг передо мной собака. Настоящая! Уши торчком, шерсть взъерошенная, на впалых боках репейник налип. А в глазах у нее такое...
      В Ленинграде давно уже не было собак. Рассматриваю я эту живую диковину, а она бочком, бочком от меня - и скрылась в лесу. Долго лежал я неподвижно с полными слез глазами. Даже про щавель забыл.
      - Ну, посылать тебя не стоило. Мало принес, - говорит Чапай.
      Я рассказал ему о встрече. Он задумался. Кстати, Чапай был страстным охотником.
      - Даже зверь чует недоброе, - произнес он. - Эх, ты, проклятый фашист! Все испоганил! Ну, недолго здесь ему ходить. Отольется за наши беды!
      Наконец последний отрезок нитки проложили мы у Лиднево, на другом берегу. Опробовали. Сначала воду пустили, потом нефть, под давлением двадцать атмосфер. Не держит нитка напора. Где-то повреждение. Разделили водолазов на четыре участка, по всей длине нефтепровода, искать разрыв. Ющенко говорит:
      - Найти немедленно! Кто первый обнаружит - премирую!
      Только вышли, неприятельские истребители тут как тут. Видят, на озере людей много. И ну строчить из пулеметов! Куда побежишь? На боту лебедка, я и приткнулся к ней. А другой водолаз, громадный был, прямо кувырком нырнул в люк и застрял, заткнул отверстие. Чапай вытаскивает его и шутит:
      - Бот-то не на твою фигуру рассчитан!
      После налета на палубе валялись крупнокалиберные пули. Обе стенки пробило, сверху и снизу, а у лебедки от чугунной шестерни большой кусок вырвало.
      Быстро заделали пробоины и продолжаем поиски. Мелкая зыбь на озере. Заметили нефтяное пятно, остановились. Говорю Егорову:
      - Спускайся, Чапай!
      - Это же участок старшины Ферапонтова. Еще обидится, что его опередили.
      - Какая тут, к лешему, обида! Время не ждет. А то получим премию медаль в полтонны от гитлеровского бомбардировщика.
      Спустился он у пятна и сразу нашел конец нитки.
      - Ого, - кричит, - тут разорвало так, что рысь проскочит!
      Привязали буек. А на следующий день и другой конец отыскали. Опять соединили и осторожно опустили на грунт. Под водой не раз проверили нитку по всей ее длине. Дно неровное. Местами нить провисала. Водолазы камнями заваливали ямы и балласт накидывали на трубу, чтобы плотнее легла на грунт.
      Так впервые в гидротехнике, в трудных военных условиях, под самым носом у врага был проложен нефтепровод. И помчалось в Ленинград драгоценное горючее.
      Я стою на водолазном боте, последний раз оглядывая озеро. Оно кажется серебряным. Радость жизни охватывает меня. С благодарностью думаю о друзьях, которые поддерживали меня во время суровых испытаний. А что может быть дороже этого товарищеского чувства локтя?
      * * *
      Лишь через полтора месяца узнали фашисты о нашем нефтепроводе. Говорят, Гитлер разжаловал в рядовые многих своих офицеров за то, что проморгали такую важную операцию. Старуха, у которой мы жили в Коккорево, удивлялась:
      - В деревне никого, только я одна, а они бомбят и бомбят берег. Господи, и чего им еще надо тут?
      Мы-то знали, что им надо. Только зря они старались. Ладожская нить полностью выполнила свою боевую задачу.
      Кусок этой трубы - нити - по сей день хранится в Музее истории Ленинграда у стенда, названного: "Ладога - Дорога жизни".
      ТРОФЕЙНЫЙ САМОЛЕТ
      Однажды наши зенитчики подбили вражеский самолет неизвестной тогда конструкции. Упал он в речку на нейтральной, или, как называли бойцы, ничейной, полосе. По одну сторону гитлеровские, по другую наши батареи стоят.
      Немецкие разведчики попытались ползти к речке, да советские снайперы их обстреляли. Зато добрались до берега наши пластуны и пошарили багром в воде. Кроме коряг, ничего не зацепили. А спуститься не в чем, речка глубокая, бурная. Как достать самолет?
      Вызвали нас с Никитушкиным из водолазного отряда. Захватили мы кислородный прибор ИСАМ-48 и прибыли в войсковую часть. Сразу стали учиться ползать по-пластунски. Всю ночь тренировались за бруствером. Сначала только в комбинезонах, а потом бойцы стали освещать нас фонариками и стрелять деревянными пулями. Поневоле станешь укрываться. Хоть и не настоящие пули, а больно врежут. К утру нам поставили оценку удовлетворительно. Комиссия была придирчивая, сами отличные пластуны.
      Днем мы с Никитушкиным отдыхали, а когда стемнело, нас проводили за окопы. Никитушкин в легком комбинезоне, в тапочках - летом было дело, на боку сумка, а там баллончик с кислородом и жестяная банка с химпоглотителем. Я за ним ползу, на ремне свисает автомат. На спине у нас растут зеленые кустики - маскировка. А в кустике у меня катушка, с которой стальной трос разматывается.
      Гитлеровцы ракету за ракетой выбрасывают, местность просматривают. Загорится ракета - светло как днем, мы так и замираем на месте. А наша артиллерия отвлекает неприятеля. Гитлеровцы молчали, молчали и тоже начали отстреливаться. Завязалась артиллерийская дуэль.
      Под грохот этой канонады мы добрались до места и вползли в заросли на берегу. Размотали до конца трос, а катушку запрятали в кусты. Никитушкин быстро снарядился. Пристегнул баллон с кислородом, натянул маску, сделал трехкратную промывку - вдохнул и выдохнул через трубку. На руку надел петлю троса и тихонько спустился в речку.
      Скоро ли он дойдет до самолета, ведь в баллоне кислорода немного? Сижу я в темноте и до боли в глазах всматриваюсь в воду. Слышу, трос дернулся. Значит, нашел!
      Время идет медленно, медленно. Вдруг сигнал: поднимай скорей! Быстро выбираю трос. Только показалась голова водолаза - схватил его и поволок в заросли. Сорвал маску, а Никитушкин задыхается. Оказывается, когда расчищал дно - путь для самолета к берегу, корягой пробил себе жестяную банку химпоглотителя, через который очищается выдыхаемый водолазом воздух. Еле успел выбраться.
      Отдышались мы, привязали снова кустики на спину и поползли обратно. До рассвета вернулись.
      Гитлеровские дозорные видят на реке пузыри, потом забурлила вода, будто суп закипел. Понять не могут, в чем дело. Позвали еще несколько человек. Бинокли направили, рассматривают.
      Вот из воды медленно выползла чья-то морда. Переваливаясь, чудовище стало вылезать на берег и вдруг вприпрыжку поскакало в нашу сторону. Тут уж гитлеровцы узнали, что это такое, и от удивления прийти в себя не могут. Немецкий самолет самостоятельно удирает на советскую полосу!
      Тросик-то стальной, тонкий, врезался в песок, его и не заметишь на расстоянии. А наши бойцы в окопах изо всех сил крутят лебедку, наматывают трос на вьюшку.
      Опомнились гитлеровцы, давай палить по хвосту, по крыльям, но поздно спохватились. Наши уже втащили самолет за укрытие.
      Разом вся неприятельская артиллерия заговорила - ведь из-под носа самолет удрал.
      Бойцы схватили нас с Никитушкиным и ну качать. А командир кричит: "Не подбрасывайте выше окопов, а то подстрелят смельчаков!" И меня качали, хотя героем-то по существу был Никитушкин.
      Наши авиаконструкторы осмотрели трофей и сделали свой самолет лучше вражеского.
      В ОСАЖДЕННОМ ГОРОДЕ
      (Рассказ водолаза Киндинова)
      Летом 1942 года в Ленинграде, неподалеку от площади Труда, на канале имени Круштейна, вражеская бомба перебила водопроводную трубу. Район остался без воды. Это было настоящим бедствием в те страшные для города дни. Военные водолазы пытались починить ее, но безуспешно. Все лето проработали, зима наступает. Тогда горводопровод обратился за помощью в подводно-гидротехнический отряд. Послали меня посмотреть, в чем там дело.
      Приехал. Дай, думаю, сначала осмотрюсь. Вижу, горы песку намыты. Большой пожарный насос воду из котлована сосет. К месту, где труба, не подойти, все обваливается. У водолазов будочка стоит. Выходит оттуда молодой парень. Подозрительно оглядывает меня.
      - Чего тебе тут надо?
      - Да вот, интересуюсь.
      А у меня вид неказистый. В шубе, в валенках, двигаюсь медленно блокада давала себя знать.
      - Нечего здесь делать посторонним! - строго сказал парень.
      - Не посторонний я, а водолаз.
      Он даже присвистнул. Не похож, видимо, я был на водолаза.
      - Ну, пошли в будку.
      А сам все недоверчиво поглядывает. И что-то показалось мне его лицо знакомым. Заходим, а там ребята смеются:
      - Витька, шпиона поймал?
      Как назвали по имени, я сразу и вспомнил, где видел его. Однажды на Фонтанке я производил ремонт канализационной трубы, по которой сливаются в речку городские нечистоты. Тогда коллектора-очистителя еще не было. Поднимаюсь из воды по трапику, весь облепленный разной дрянью. День солнечный. Народу на набережной много. Наблюдают. Молоденький матрос с барышней стоят. Форма на нем совсем новая. На рукаве фланелевки нашивка штат: водолазный шлем. Барышня и говорит:
      - Витька, водолаз вылез!
      А он презрительно:
      - Дермолаз!
      Задело меня за живое. Эх, думаю, ты бы здесь покопался!
      Посмотрел я сейчас на Витьку: сказать или не говорить о памятной встрече на Фонтанке? Не стоит, пожалуй, - мальчишка был, фасонил перед барышней.
      Объяснил я ребятам, что послан из гидротехнического отряда разобраться и помочь, если смогу.
      - Здесь уже ничем не поможешь, - говорят.
      А труба была повреждена на глубине двух метров под землей, дальше шла по дну канала. Водолазы забили деревянный шпунт вокруг перебитого места и начали выкачивать воду, чтобы добраться до нее. Напали на плывун. Жидкий, как кисель. Отсасывают воду, а в котлован песок несет и все снова заваливает. Прошел месяц, второй, третий. Дома старые подмыло, оползать стали, вот-вот рухнут. Никак не могут трубу достать. Только хотят до нее коснуться, а сверху камень, щебенка обрушатся и валят шпунт. Снова доски ставят.
      Пригляделся я, подумал. Не сделать ли все наоборот: не отсасывать воду, а накачивать? Говорю:
      - Дайте напор побольше, до двенадцати атмосфер.
      Удивились, но пустили воду по пожарному шлангу. Сразу все в котловане разжижилось, забаламутилось и, как пиво, пошло бродить.
      Надели на меня водолазный костюм. Спустился в эту яму. Сразу рукой и нащупал трубу. Фланец, оказывается, у нее перебит - как раз в месте сгиба, где она коленом в канал уходит.
      Выхожу. А водолазы не поверили, что повреждение нашел. Молодые, шутками засыпали. Витька больше всех смеется:
      - Ого, какой скорый!
      Молчу я.
      - Достань, - говорят, - гайки от фланца, чтобы мы увидели.
      Снова пошел, отвернул гайку и вынес. Водолазы все еще не верят, но перестали смеяться. Ведь они столько мучились, а я за один раз до трубы дошел. Прораб, как увидел гайку, сразу в горводопровод позвонил. Оттуда говорят: "Привезите убедиться". Еще бы, столько времени никаких результатов не было. Отвезли. Приехал главный инженер - и ко мне:
      - Значит, трубу можно исправить?
      - Можно.
      - За месяц сделаете?
      - За пять дней.
      Водолазы даже рты разинули: вот фокусник нашелся!
      - А что вам для этого надо?
      - Дать воду по трубе, полный напор.
      - Пожалуйста, на той стороне канала у нас задвижка, сколько хотите пустим.
      Открыли. Ударила струя, и котлован сразу наполнился водой. Даже через края хлынула, помчалась в канал и разлилась по берегу, до самых домов. Спустился к трубе, вынул перебитый фланец. Вышел весь в грязи, даже из брандспойта отмывали. Заменил неисправную часть. Для этого пришлось отрезок трубы наверх поднимать.
      Ровно через пять дней закончил работу, как и обещал. Район получил воду.
      - Вот как надо работать! - сказал инженер молодым водолазам. Снял с руки часы и протянул мне: "Возьмите, на память".
      Водолазы были смущены. Они все с военных кораблей. Знали, как торпеду поднять, как винты осмотреть, некоторые по судоподъему работали, а в гидротехнических работах не разбирались.
      Меня наградили орденом Красной Звезды. Но я и так был рад, что помог блокадному городу.
      ИВАНОВСКИЕ ПОРОГИ
      - Ну, ждите, "гости", подарочка от нас! - сказал старшина Подшивалов, когда заложил заряд в баржу с минами, и грозно потряс огромным кулаком в сторону гитлеровцев. - А теперь, ребята, обратно!
      Возвращаться оказалось труднее, чем прийти. Хотя руки были свободны, зато спина открыта врагу. Мурашки так и бегают по коже. Знаем, что с того берега фашистские орудия наведены и станковые пулеметы в любую минуту могут послать нам свинец в затылок, но даже повернуться, чтобы посмотреть, опасно. Буквально носом землю роем - стараемся слиться с местностью.
      Добрались все-таки благополучно. Пустили ток по проводу.
      Взрыв был страшной силы.
      На месте баржи взлетел высоченный столб воды, и минные осколки градом осыпали тот берег. Нева здесь не широкая. Воздушной волной перевернуло там вверх тормашками вражескую машину, а гитлеровцев раскидало в разные стороны. И к нам, в лес, летели куски металла, срезая ветки, сшибая кору и пронзая стволы деревьев. Боязно было голову поднять.
      Так отомстили мы за водолаза Сергея Мелинова.
      ...Чудесный парень был Сережка! Бок о бок, дружно работали мы с ним на Ивановских порогах. Наш водолазный отряд углублял здесь русло Невы, чтобы сделать его судоходным для всех кораблей, идущих на Ладогу.
      Краном поднимали мы с грунта большие валуны, спуская при этом несколько цепей; стропили не один, а три или четыре камня сразу. Валуны круглые, скользкие, срываются. Работали в три смены. Выходили потные, задыхались. Нева тут рвет и бесится. Водолазы шли в воду по спусковому концу - стальному тросу с тяжелым балластом. За трос держались руками и ногами.
      - Цепляйся зубами! - подшучивал старшина Подшивалов. - Не то в океан унесет, потом ищи вас!
      Работали лежа на грунте, вниз лицом. Как только приподнимешься, сразу сбрасывает, будто сильным порывом ветра, - такое адское течение в этом месте.
      А у берега стояла баржа, доверху груженная минами. Ими мы рвали каменное русло. Землечерпалка поднимала раздробленный грунт.
      Уже в августе 1941 года через Ивановские пороги смогли пройти военный сторожевик "Пурга" и несколько подводных лодок типа "малютка".
      - Грызем орешки? - кричали нам со сторожевика.
      - Щелкаем - знай скорлупки летят! - весело отвечал Сережа Мелинов.
      Неожиданно налетели немецкие самолеты и начали выше нас, по течению, сбрасывать бомбы в Неву. Оттуда столько рыбы оглушенной пошло! Муть несет, деревянные обломки барабанят по шлему, словно снежная метель обволакивает. Ничего не видим в воде. Выхожу из воды, смотрю, а гитлеровцы уже правый берег Невы занимают и оттуда прямой наводкой бьют из орудий. Наши ответную пальбу открыли.
      Прервали мы работу. Отошли к берегу. Кругом снаряды рвутся. Сережа Мелинов вдруг странно вскрикнул и повалился. Уложили мы его на шинель и скорее понесли через лес. Не донесли до госпиталя, умер по дороге. Здесь же, в лесу, и похоронили.
      Это была наша первая потеря. Не верилось, что ушел от нас добрый, отзывчивый человек и хороший водолаз, с которым вместе проработали много-много лет.
      - Сережа!.. - сказал Подшивалов, и голос его прерывался. - Мы отомстим за тебя!
      Командир объявил, что отряд направляется к Петрокрепости. Буксир уже оттащил земснаряды и кран. Вернулся за баржей с минами. А гитлеровцы не подпускают, такую яростную стрельбу начали, что буксир сам еле спасся.
      - Товарищ командир, - говорит лучший подрывник отряда Подшивалов, неужели оставим баржу фашистам? Целый арсенал оружия! Они ведь этими минами тысячи ленинградцев погубят! Немедленно взорвать! Предлагаю просверлить в борту баржи отверстие и заложить туда детонатор.
      Командир собрал водолазов. Как быть? До баржи расстояние метров двести, а место совершенно открытое. Берег же, на котором засел противник, крутой, оттуда все отлично просматривается. И метра не дадут проползти.
      Командир связался со штабом и попросил отвлечь гитлеровцев, пока водолазы выполняют задание. В помощь Подшивалову назначили двух водолазов из отряда, в том числе и меня.
      Последний раз внимательно щупаем глазами каждый кустик, каждый бугорок, за которым можно будет укрыться. Все камни и веточки запомнили на своем пути. И выползли из леса. Впереди Подшивалов, а мы за ним, чтобы заменить в случае, если его ранят.
      Тащим взрывчатку, сверла и провод за собой тянем. Слышим, над Невой наш ястребок кружит. То набирает высоту, то снижается. Полосы пулеметного огня, будто плеткой, воду секут. Гитлеровцы пытаются сбить смельчака, но опытный летчик ловко уходит от неприятельских зениток.
      И вот мы у цели.
      - Зачем терять время - сверлить отверстие, - говорит Подшивалов. Заберусь-ка прямо на мины!
      И перемахнул через борт. Мы осторожно передали ему взрывчатку и провод. А сами следим, что на том берегу делается. Видим, остановилась легковая машина. Вышли два немецких офицера. Что-то говорят и руками в нашу сторону показывают. Неужели заметили? И тут с вражеского берега грохнула пушка. Через борт, за которым мы стояли по колено в воде, с воем пронесся снаряд. Мы так и присели в воду. Веером брызнули осколки. А Подшивалов-то еще не вылез! При этой мысли даже пот прошиб. Обалдело глядим на огромную воронку, куда скатился большой камень и кусок почерневшей от времени корзины.
      И снова взметнулся фонтан песку. Нас обдало грязью, а мелкие камешки отскакивали от обшивки баржи, плюхались в воду и больно ударяли по голове. Пока протирали глаза, Подшивалов оказался на берегу.
      - Готово! А теперь айда обратно!
      ... Когда была взорвана наша минная кладовка, мы быстро погрузились на катер и пошли к Петрокрепости. Там еще не было немцев. Из Ленинграда по Неве двигалось туда множество судов и барж - и все с людьми. Впереди нас баржа "Маринка" идет.
      Над побелевшей Невой нависли темные тучи. Тяжелые бомбардировщики, как чудовищные жуки, с гудением освобождались от смертоносного груза. Фашистская бомба угодила прямо в "Маринку". Баржу развернуло течением, и она быстро пошла на дно. Суда сбились в кучу, не уйти им из-под обстрела. Затонувшая "Маринка" мешает.
      Тут приказ нам: убрать препятствие! А с "Маринки" ни один пассажир не спасся, все захлебнулись. Сжал я в руке взрывчатку и пошел в воду. Заложил заряд. Пустили ток - осечка! А все ждут.
      Из черных туч, будто ножики, со свистом сыплются "мессершмитты". На бреющем полете проносятся они, чуть не задевая корабельные рубки...
      Снова пошел я. Вдруг вижу, кукла всплывает, с оторванной ножкой. Две косички у нее. Раскинула руки на воде. Голубые глаза в небо смотрят. Словно туманом подернулось все передо мной. Единственный раз за время войны дрогнула рука. Говорю Подшивалову:
      - Не могу...
      - Выполняй! - приказывает.
      Заложил взрывчатку. Раздался глухой удар. На воде закрутились деревянные куски "Маринки"...
      В этот проход сразу ринулись ожидавшие корабли. Небо очистилось. Лучи солнца засверкали над длинной вереницей судов. А кукла в ситцевом платьице медленно плыла мимо них, и волны покачивали ее, как в колыбели. Течением несло ее обратно в родной Ленинград. По лицу скатывались капельки невской воды, и ожившие глаза глядели печально вслед уходящему каравану...
      "ГУСИ-ЛЕБЕДИ"
      1. ПЕРВАЯ РАЗВЕДКА
      Гуси лебеди, за мной,
      Серый волк под горой!
      Что там делает?
      Рябчиков теребит!
      Каких да каких?
      Сереньких да беленьких!
      Бежим!
      (Из детской игры)
      Когда по осеннему небу с криком летят дикие гуси, я невольно вспоминаю грозные дни войны и своих эпроновских друзей водолазов-разведчиков.
      Разведчиками мы стали осенью 1941 года, когда над Ленинградом сгустились черные тучи блокады. Враг окружал город. Ну, и понятно, готовили нас в спешном порядке. На Смоленском кладбище, в могильных склепах, сидели мы с наушниками на голове, с рациями и обучались радиосвязи. Тренировались стрелять без промаха и ловко ползать по-пластунски.
      20 сентября 1941 года наш отряд направили к Петрокрепости. Надо было выбить оттуда гитлеровцев, и советские войска начали наступление. А мы должны были пробраться в расположение врага, чтобы отвлечь его силы.
      Пошли мы к Петрокрепости на катерах со стороны Ладожского озера. А к берегу стали добираться вплавь на "гусях-лебедях". Так звали в те дни изобретенный для переправы по воде костюм: резиновый комбинезон вместе с сапогами. Поверх костюма пловец натягивал и пристегивал ремешками спасательный круг, набитый соломой или сеном. От резиновых сапог плавники шли, как перепончатые гусиные лапы. Они то складывались, то разворачивались - грести можно.
      На тихой-то воде в них легко плыть, а здесь волна катит. Кое-кого перевернуло вниз головой. Воздух из костюма перешел в сапоги, плавники надулись, и боец торчит, как поплавок, так что без посторонней помощи не обойтись. А неприятельские самолеты коршунами на нас кидаются. Катера сгрудились, ветром их наносит друг на друга. Ни за что не пробиться к берегу. Сильный заградительный огонь мешает. Гитлеровцы уже успели сосредоточить в Петрокрепости свои главные ударные силы.
      После неудачной попытки овладеть берегом мы навсегда отказались от изобретенного приспособления. Но с этого дня нас прозвали "гуси-лебеди", и это прозвище костюма так за нами и осталось.
      Отошли наши катера на Осиновецкий маяк. А там приказ: зарядиться горючим и снова идти на прорыв.
      Командир разведотряда - Батей мы его звали - отобрал среди нас двенадцать человек и говорит: "Слушайте! Во что бы то ни стало надо зацепиться за берег! И без единого выстрела!"
      В три часа дня двинулись. Теперь уже у нас легководолазное снаряжение ИСАМ-48 - индивидуальный спасательный аппарат марки 48. До войны он только вошел в употребление. А применяли его для спасения экипажей подводных лодок. Люди в таком приборе самостоятельно могли выходить через торпедный аппарат.
      Среди водолазов прибор называли "мартышкой". Действительно, маска со смешным носом и глазами напоминала обезьянку. Зато снаряжение это было легким.
      Тогда еще не существовало аквалангов, и для работ на небольшой глубине или в очень тесном месте ИСАМ был находкой.
      Обычно же работали в тяжелом снаряжении, которое водолазы ласково называли "чулан". У него громадные преимущества перед ИСАМом и современным аквалангом, но вес на суше вместе с водолазом сто девяносто два килограмма. Недалеко уйдешь в таком костюме.
      Надели мы на себя ИСАМ-48, когда до берега оставалось уже метров триста. Смотрим - там будто коричневая стена, стоят гитлеровские автоматчики, один к одному. Увидели нас и открыли огонь.
      - "Гуси-лебеди", за мной, серый волк под горой! - скомандовал Батя и первым прыгнул с катера в воду. Нырнули и мы вслед за ним.
      На дне увидели затонувшую баржу и укрылись за ней. Пули и шрапнель над баржей рвутся. Наши самолеты прилетели, рассеяли автоматчиков. Две канонерские лодки по ним ударили.
      Долго сидели мы под водой. Запасные баллоны с кислородом позволяли дышать продолжительное время. Когда затишье наступило, покинули укрытие и осторожно вынырнули у берега.
      За кустами часовой ходит. Батя, человек необыкновенной физической силы, бесшумно вышел из воды, подкрался к часовому, когда тот спиной повернулся, и кулаком, точно кувалдой, стукнул по каске фрица. Тот упал как сноп.
      Мы быстро переползли в кусты. Слышим, рядом разговаривают.
      Это гитлеровцы возле дымящейся кухни сидят, человек тридцать. Они-то думают, что всех нас перестреляли. Сидят себе спокойно, обедают. Автоматы у них на траве положены.
      Тут мы, как зеленые черти, появились перед ними и устроили такое "кушайте на здоровье!", что они ложки выронили от неожиданности. Застыли с набитыми ртами, будто кто пригвоздил к земле, и глаза вытаращили... Повар с перепугу свалился прямо в котел с горячей похлебкой.
      Не давая опомниться, накинулись на гитлеровцев. Батя вскинул оглушенного часового над головой, как дубинку, да и давай им колошматить обедающих направо и налево...
      Без единого выстрела обошлось.
      2. ГОРОД ФОНТАНОВ
      Летят жемчужные фонтаны
      С веселым шумом к облакам;
      Под ними блещут истуканы...
      (А Пушкин)
      Можно ли не любить жемчужину ленинградских пригородов - Петродворец (Петергоф), город фонтанов, целиком сотканный из воды и света? Невозможно!
      В июне 1942 года командира одной из групп нашего разведотряда Николая Кадурина вызвали в штаб.
      - Петергоф хорошо знаете?
      - Знаю...
      - Известно вам, как враг оттуда жестоко обстреливает Ленинград?
      - Известно.
      - Даем вам задание: обследовать всю прибрежную линию от Старого Петергофа до Стрельны. Идти только ночью, днем прятаться. В бой не вступать и без крайней нужды не выходить на берег. Никаких записей не производить, но, точно определив, запомнить места расположения противодесантных заграждений и огневых точек противника, чтобы при обстреле их наша артиллерия не повредила драгоценных дворцов и фонтанов. У Стрельны вас ровно через трое суток в условленном месте встретит наш катер.
      Конечно, с картой побережья дали ознакомиться и напомнили о маскировке противника.
      - Задание ясно?
      - Да.
      - Выполняйте!
      - Есть!
      Отправились в разведку Кадурин, молодой водолаз Тимофей Забейко и я. Погрузили на катер все наше снаряжение: резиновую шлюпку, гидрокомбинезоны с маской. Кислородный аппарат не дали - тащить тяжело, путь дальний. В нагрудные карманы комбинезонов положили пистолеты и запас патронов. Наше оружие было надежным, не раз проходило "закалку" под водой. Продуктов взяли на три дня.
      Ночью высадили нас недалеко от петергофского пляжа. "Ну, ни пуха ни пера вам, "гуси-лебеди", теперь плывите сами!" - пожелали провожающие, и катер мигом умчался обратно.
      Штормило. Летел косой дождь. Мрачные тучи цеплялись за гребни волн. Маячили желтые огоньки "фонарей" - ракет, которые гитлеровцы запускали над Финским заливом. В хорошую погоду эти ракеты ярко освещают все водное пространство, и скрытно не подойдешь.
      Лежа в резиновой шлюпке, мы стали пробираться вдоль берега. Грести легко, попутный ветер помогает. Смотрим, сильно гитлеровцы против наших десантников загородились: широкий ров прорыт, в три кола колючая проволока у воды и высокие завалы из срубленных деревьев. Кадурин, как увидел изуродованные стволы, даже затрясся от ярости и шепчет: "Негодяи! Варвары! Такие-то деревья погубить!"
      Мы отплыли дальше, а он все успокоиться не может: "Драгоценные породы! С разных стран свозили и высаживали здесь. Ухаживали, будто за детьми. Погибнет, снова сажают. Климат суровый, почва болотистая. Лучшие земли отовсюду на телегах и баржах доставляли, а мужики в подолах рубах разносили по петергофскому парку..."
      - Вот гады, - вздохнул Забейко и вытащил из резинового кармана маленькую книжечку, чтобы оторвать от нее листок для цигарки. - Покурю в рукав, потихоньку.
      - Нельзя, - шепчет Кадурин, - дым поднимется, демаскирует нас. Что за книжка?
      - Старый путеводитель по Петергофу.
      - Прочитал бы сначала, а ты рвать... Ведь и города, наверно, как следует не знаешь?
      Действительно, Тимофей не бывал в Петергофе, а я, признаться, приезжал только в праздники открытия фонтанов.
      Держа в руке путеводитель, Кадурин рассказал нам историю этой приморской жемчужины, захваченной теперь врагами. Никогда не забуду, как, тесно прижавшись друг к другу, мы слушали взволнованный шепот Кадурина. Забейко даже про курево забыл.
      Закончил Кадурин стихами поэта Державина:
      "Прохладная страна! Места преузорочны!
      Где с шумом в воздух бьют стремленья водоточны,
      Где роскоши своей весна имеет трон,
      Где всюду слышится поющих птичек тон,
      Где спорят меж собой искусство и природа
      В лесах, в цветах, в водах, в небесном блеске свода.
      И, словом, кто Эдем захочет знать каков,
      Приди и посмотри приморский дом Петров".
      - А Эдем - это рай, - пояснил Кадурин.
      - Значит, гады в рай забрались! - сказал Забейко, бережно пряча маленькую книжечку. - А как по-древнему ад?
      - Тартар!
      - Правильно назвали. В тартарары их...
      - Начинается самый трудный путь, ребята, - сказал Кадурин. - Сюда гитлеровцы не доходят, только укрепления выставили. А дальше сплошные вражеские посты в темноте, в каждую щепочку на воде стреляют.
      Молча миновали петергофскую пристань. Прошли Монплезир, о котором нам рассказывал Кадурин. Со всего света люди приезжали, чтобы посмотреть на это чудо старинного русского искусства. Что-то теперь с ним?
      Скоро рассвет. Надо укрытие искать.
      В полутьме береговые очертания обманчивы. Гребем, думаем - вот камыш. Подошли, а это голый берег. Набежавшая волна обнажила скрытые под водой заграждения, на которых висели маленькие бомбочки.
      Острый кол, вбитый в грунт, распорол резиновый борт шлюпки. Теперь она не годится, но не кинешь. Выбросит на берег волной, и гитлеровцы сразу начнут искать нас. Бредем в гидрокомбинезонах и свернутую шлюпку за собой тянем.