Грустную песню пою...
      Эпроновцы сорвали с головы бескозырки.
      Каждый вспомнил все пережитое...
      Поднятую "Девятку" накрепко запеленали в стальные тросы и бережно повели в Кронштадт. Это было 22 июля 1933 года.
      КАМБУЗНЫЙ НОЖ
      Плавучая мастерская "Красный горн" шла морским каналом. Уступив дорогу встречному кораблю, она отклонилась от фарватера. Через несколько минут судно застопорило ход. Винты больше не проворачивались.
      Я стал снаряжаться в воду, чтобы устранить помеху. Решил одеться потеплее - морозы уже стояли, - даже бушлат напялил под зимнюю водолазную рубаху с рукавицами "Куда навьючил на себя столько? - сказал водолаз Науменко. - Мешать будет при работе!" Но я заупрямился, надел, и мы впервые поспорили из-за пустяка. А он мой приятель еще с кронштадтской школы, и жили мы с ним очень дружно, все делили.
      Натянул я молча рубаху, взял в руки ножницы и спустился под корму судна. Гляжу - чего только не намотано на ступицы винта! Пеньковые, цинковые тросы, проволока, дранье, тряпки. Все это перепуталось так, что сразу не найти, где начало, где конец. "Операция тюльпан" - называем мы подобную работу. Нелегкий цветочек!
      Сел я на лопасть винта, ногами ее обхватил и ножницами проволоку режу. Нащупываю концы, тряпки и сбрасываю на грунт. Утомился. Наконец последний обрывок троса остался на верхней ступице. Потянулся за ним и сорвался. На лету схватился за край лопасти, а он в острых заусеницах, и распорол себе рукавицу.
      Камнем упал на грунт, и подошвы брякнули о сброшенное железо. Сразу обжало меня, а через прореху хлынула внутрь костюма ледяная вода.
      Наступила особенная, подводная тишина, когда слышишь, как колотится твое сердце. Опустил я вниз рукавицу, воздух вырвался через нее из рубахи, и доступ воды прекратился. А сигнальный конец мой застрял на лопасти винта. Надо мне обратно туда подняться.
      Одет я был чересчур плотно. Совсем не повернуться. Правильно Науменко предупреждал. Схватился за сигнал и попробовал на нем подтянуться к винтам. Дудки! Руки обратно скользят. Перестал тогда нажимать на золотник. Жду: сейчас поднимет воздухом. Не тут-то было! Выхлопывает воздух через рукавицу цепью больших пузырей и не поднимает меня. Дело бамбук! Задрал голову, смотрю вверх, хожу, дергаю сигналом, как вожжой, но он еще крепче в винтах застрял.
      Хотел дать тревогу по воздушному шлангу, но и он наверху за что-то зацепился, пока я возился с сигналом. Конечно, на судне догадаются, что я попал в беду и пришлют водолаза, но скоро ли? Вторая помпа есть, только запасные шланги совсем новые, еще не употреблялись. В них полно пудры резиновой. Если сразу дать по ним воздух, так запорошишь водолазу глотку и легкие, задохнется. Необходимо сначала промыть их и раз тридцать прокачать воздухом - продуть. Этак они и к вечеру не управятся. Нет, надо самому освобождаться! Сначала сигнальную веревку перережу, а потом шланг распутаю. А воздуху мне хватит.
      Вынул нож. Водолазными ножами мы редко пользовались, только носили с собой в футлярах, на всякий случай. Резал, резал им сигнал - что деревяшкой: хоть бы одну каболку - прядь - повредил!
      Сигналы-то пеньковые нарочно крепкие подбирают, из смоленого трехдюймового троса, чтобы водолаза выдержать. Не берет нож.
      Бросил сигнал и принялся за водолазные грузы. Мне лишь два тонких троса - брасса - и перерезать, а там освобожусь от свинцовых тяжестей, и меня воздухом к винтам поднимет.
      Режу правый брасс, - вернее, перетираю. Потом обливаюсь, да еще забудусь, рукавицу вверх подниму - и сразу колючая студеная вода плеснет в костюм. Через полчаса, а может быть и больше, одолел один брасс.
      Принялся было за второй. Глядь - метрах в трех от меня спускается на грунт водолаз. Закричал я от радости. Это же Науменко! Друг мой лучший, а теперь стал он мне во сто раз дороже.
      Взял я сигнал и показываю: "Режь!" А Науменко подошел вплотную ко мне да как толкнет кулаком в грудь под манишку! Покатился я по грунту, а в рукавицу так и ввинтилась вода, начала заливать. Встал на колени, не могу в себя прийти от удивления и обиды. Ждал ведь его на помощь, а он меня бить! Неужели за то, что его не послушался, бушлат надел? Но это же пустяк!
      Поднялся с грунта и пошел к нему объясняться. Для этого только шлем к шлему надо прислонить, и он услышит. Подхожу к Науменко, а он болтается из стороны в сторону. То весь воздух вытравит, и его обожмет так, что даже кренделем согнет, то забудет на золотник нажать и весь раздуется, вот-вот оторвет его от грунта. А глаза осовелые, голова мотается в шлеме, носом в иллюминатор клюет Что это с ним? И вдруг приятель мой задергал сигнал и ушел кверху.
      А я опять остался один... Который теперь час? Не узнать под водой времени. Мне кажется, прошло уже часов двенадцать. Воды в костюме много. Коченею. Принялся чечетку свинцовыми подметками дробить, не от веселья, конечно. Плясал-плясал, уже ног не поднять. Вверх стал поглядывать, не идет ли помощь. Наконец вижу: приближаются из водяного тумана две знакомые подметки, колышутся обитые красной медью носки...
      Опустился водолаз ниже. В руке огромный кухонный нож. У кока нашего на камбузе ножи всегда что бритвы. Вот хорошо, сразу мне сигнал разрежет! Ой, опять Науменко! Лицом к стеклу прилип, нос и губы сплющились.
      Встал он на грунт, схватил мой сигнал и стал махать ножом, как саблей перед боем. "Ну, - думаю, - сейчас зарубит!" Вырвал я у него сигнал и бежать. А далеко ли убежишь, если конец на винтах запутан. Оглянулся, а он рядом. Догнал! Притянул меня к себе, взмахнул ножом и... отхватил сигнал у самой груди.
      Дернул я за шланг, и меня подняли наверх. А на трапе доктор стоит, санитары, носилки... Стянули костюм, а из него ведра три воды на палубу вылилось. От носилок я отказался, сам в лазарет пошел. Переоделся в сухое, согрелся хорошо и поднялся на верхнюю палубу. А там Ярченко трясет сигнал и говорит:
      - Не отвечает Науменко, заснул, наверно!
      И только он так сказал, Науменко вдруг дал тревогу. Вытянули его из воды. С ножом в руке. Сняли с моего друга шлем. Глядит он мутными глазами и покачивается.
      - Готово, - говорит, - очистил винты.
      А сам на ногах не стоит, и даже из снятого шлема спиртом несет на всю палубу.
      - Он же пьяный! - говорю. - Когда успел нарезаться?
      - Что ты, он трезвый спустился! Сам знаешь, не пьет ведь.
      - Погоди, а вы новый шланг спиртом промывали?
      - Конечно, - кивнул головой Ярченко, - только вот торопились к тебе на помощь и после промывки прокачать воздухом не успели.
      - Понятно!
      Долго после этого водолазы смеялись: "Дайте-ка ваш шланг, хоть чуть понюхать!" Науменко все отмалчивался, а однажды поднес шланг: "Нате, понюхайте, чем пахнет!" Сунули нос ребята: "Фу, лекарство какое-то!" А Науменко улыбается: "Не нравится?"
      Это он изобрел заменитель спирта для промывки водолазных шлангов, чтобы не случалось под водой чрезвычайных происшествий.
      СОМ ОТ МАЛОКРОВИЯ
      Никита Пушков был самый здоровый и сильный в водолазном отряде. "На эту загорелую спину можно свободно поместить концертный рояль, музыканта и певицу", - говорил о Никите Пушкове старшина водолазного бота.
      Только была у Никиты странная особенность: достаточно ему поперхнуться и кашлянуть, как он начинал думать о бронхите и воспалении легких. Заболит у него живот после кислого кваса, и бежит Никита к доктору, спрашивает, не заворот ли у него кишок, а может быть, рак желудка. Останется на расческе волосок, и Никита в отчаянии ждет, что через день-два облысеет, как глобус. Однажды довелось ему увидеть через микроскоп инфузорию в капельке воды, и он целую неделю терпел, не пил воды.
      Сегодня был редкостный день - Никита Пушков считал себя совершенно здоровым. Но вот проснулся его сосед, черноглазый, подвижный водолаз Содомкин, и выкрикнул:
      - Никита, смирно! Равнение на меня!
      Пушков остановился.
      - Чего тебе?
      - Ох, Никита, у тебя сегодня цвет лица очень бледный, - горестно сказал Содомкин.
      Пушков схватил зеркальце и с беспокойством посмотрел на свою красную пухлую физиономию.
      - Нет, парень, цвет лица как будто подходящий.
      "Не поддается, черт его дери, - подумал Содомкин. - Ладно, попробую его еще разок испытать".
      - Ты, Никита, во сне бредил и долго кричал: "Держи его, держи его!"
      - Неужели кричал? - удивился Никита.
      - Страшно орал. Я даже спать не мог. Это явный признак острого малокровия.
      Никита приложил обе руки к груди и испуганно посмотрел на Содомкина.
      "Ага, кажется, клюнуло", - подумал Содомкин и сказал:
      - К доктору ты не ходи - не поможет, а я знаю очень толковое средство: рыбью печенку.
      - А разве она помогает? Я, парень, и сам что-то уже слышал о печенке!
      - Слышал, а еще спрашиваешь, - серьезно сказал Содомкин. - Да ведь рыбья печенка - лучшее лекарство в мире! Рыбья печенка моментально излечивает совсем тяжело больных. А если здоровый ее съест, то никогда малокровием не заболеет. И чем крупнее она, тем целебнее. Только употреблять ее надо в сыром виде.
      Пушков внимательно выслушал и сказал:
      - Да, парень, лекарство правильное. Сегодня же схожу к рыбакам за самой большой рыбой, испробую печенку.
      Содомкин засвистел от удовольствия. "Ура! - подумал он. - Отведаем ушицы!"
      Ежедневное пшено и баранина осточертели ему. Он не ожидал, что так легко уговорит Пушкова. К рыбакам идти очень далеко, а, кроме того, Никита, как огня, боялся рыбных блюд. Однажды слышал, что кто-то отравился головой леща.
      Мысль о замечательной печенке целиком овладела Никитой. Когда он пришел на бот, то по рассеянности даже отдавил лапу Тайфуну. Кроткий пес взвизгнул на всю Волгу.
      - Ты что, Никита, такой расхлябанный? - спросил его старшина баркаса.
      - У него хроническое малокровие, - грустно сказал Содомкин. - Но сегодня он достанет лекарство - рыбью печенку!
      Старшина рассмеялся.
      - И все ты, Никита, чудишь насчет болезней. Иди-ка лучше под воду, сваи пилить. Все твое малокровие как рукой снимет.
      Старшина помог Пушкову надеть водолазный костюм и дал в руки ножовку.
      Когда Пушков погрузился в воду, старшина спросил Содомкина:
      - Где же это Никита печенку возьмет, и рыбы-то здесь нет?
      - Добудет. Сразу же после работы из-за лекарства он двадцать километров к рыбакам сгоняет. Поедим свежей ухи.
      - Ну, загнул. Не пойдет он по жаре в такую даль. Здоровье бережет.
      - Держим пари - пойдет!
      - Давай!
      - Только кто проиграет, тот будет на себе верхом катать, - предложил Содомкин.
      - Ишь ты, конь выискался, - засмеялся старшина.
      - Так ведь кататься-то я на тебе буду, - уверенно сказал Содомкин.
      - Ну, это еще неизвестно, - с достоинством заметил старшина.
      Пушков не слышал спора. Он решительно вышагивал по дну реки, вздымая водолазными галошами облако разноцветного ила. Никита любил свою работу и под водой забывал все сухопутные тревоги и неприятности.
      В подводном сумраке цвета яблочного компота обозначались перед ним тени, неясные и расплывчатые. Никита подошел к деревянным сваям старой пристани. Они мешали пароходам. Хозяйственно оглядев первую сваю, Никита хотел уже пилить, а для удобства опустился коленом на бревно, лежавшее внизу, да враз и отскочил.
      - Ой, парень!
      Пила выпала из рук Пушкова. Он быстро протер носом запотевший иллюминатор и оторопел - у бревна был рыбий хвост. Безобразная голова, похожая на бычью, шевелила длинными усами. Толстые, белые на концах усищи пружинили, хоть на кол наматывай. А спину, напоминавшую кору векового дерева, покрывала зеленая слизь и улитки.
      Перед Никитой лежал громадный сом. Он дремал и почесывался о сваю, наверное, хорошо подзакусил. Конечно, это был тот самый разбойник, про которого говорил водолазам дед из местного колхоза.
      - Живет сом в глубокой яме, на дне, - рассказывал дед, - закусывает утками и гусями - хватает их с поверхности, а запивает молочком. Коровы забредут в жаркий полдень в воду, сом подплывает и выдаивает их.
      Никита не раз видел, как рыбаки приезжали сюда ловить сома и уезжали ни с чем. Деду перестали верить. А хозяйки начали коситься на водолазов, - мол, не они ли доят коров и поджаривают гусей.
      "Вот мне и надо взять этого дьявола", - подумал Никита и наклонился к самой спине сома, но притронуться побоялся.
      "А что, если свинцовой подметкой его по сопатке двинуть? - размышлял Никита. - Нет, обозлишь только. Эх, досада, ножа, как нарочно, не взял с собой! Да что ж это я - рыбы испугался? Неужели упущу этакого усача с печенкой не меньше восьми кило? Да такая печенка кого угодно сразу исцелит!"
      Никита протянул руку к сому, но сейчас же отдернул: "А вдруг за свою печенку он все ребра мне пересчитает?" Однако медлить нельзя, сом каждую минуту мог проснуться и уйти.
      Никита вздохнул: "Ведь этот самый толстокожий черт таскает гусей и колхозное молоко пьет, а на нас думают. Не позволю!" Никита решительно просигналил наверх: "Прибавь воздуху!" Водолаз сделал это специально, чтобы воздух ему помог.
      - Амба, парень! - сказал Никита сому. - Давай посмотрим, чья возьмет! и решительно запустил под холодную сомью жабру свою правую руку, а левой обхватил толстое страшное туловище...
      Сом рванулся, опрокинул Никиту и шлепнул его головой о сваю. Шлем загудел, возможно, помялся, но прочные стекла уцелели.
      Никита точно ослеп: серый ил клубами, словно пороховой дым на поле сражения, обволок все три иллюминатора. Но Никита не выпустил противника.
      Сом валил его, бил хвостом, но Никита не чувствовал боли, потому что костюм его надувался воздухом и делался упругим, как мяч. Но руки уже ослабели...
      Никита готов был взреветь от злости и обиды, грызть сома зубами, да вот шлем мешает. Наконец Никите удалось обхватить его ногами и подмять под себя. Сом вывернулся, поставил Никиту на голову и чуть не оторвал руки.
      А в этот момент воздух-силач, выдирающий из вязкого грунта погибшие в глубинах корабли, воздух-спаситель заполнил водолазный костюм, легко, словно пушинку, приподнял крепко обнявшихся борцов и мигом умчал кверху.
      Старшина стоял на боту. Он держал под мышкой сигнальный конец и, чиркнув спичкой, раскуривал свою трубку. Вдруг на поверхности реки выскочил рыбий хвост с ногами.
      - Что за чушь? - удивился старшина и сунул непогашенную трубку в карман. Но диковина, всплеснув хвостом, исчезла.
      Догоревшая спичка больно обожгла старшине пальцы. Он с ругательством кинул ее за борт. И сразу же в том месте, где упала спичка, показался водолазный скафандр в обнимку с каким-то белесым чудовищем.
      - Рыба! - крикнул Содомкин.
      - Гляди-ка, сом! - обрадовался старшина. - Эх, упустит! - И он изо всех сил потянул Никиту за сигнальный конец.
      - Сом! - не своим голосом закричал Содомкин. - Сом! На помощь, товарищи!
      Сом хватал раскрытой пастью жаркий волжский воздух. И, рванись он хоть немножко, обессиленный водолаз выпустил бы его. За стеклом было видно, как вздулись жилы на лбу Никиты, а лицо стало краснее клюквы. Переполненный воздухом костюм раздулся как аэростат, мелко вздрагивал, потрескивал и гудел, угрожая лопнуть.
      Никиту затолкали со всех сторон. Через иллюминатор он видел лес загорелых рук, которые схватили сома за голову и за хвост. Никита задыхался. Онемевшим затылком нажал медную пуговицу клапана, выпустил из костюма воздух, и, облегченно вздохнув, ушел под воду...
      * * *
      На дне Никита медленно приходил в себя. Наклонив шлем и опустив руки, он тихонько раскачивался в такт дыханию, выталкивая через клапан табунки воздушных шариков. Через некоторое время он поднялся на трап.
      Сома, обмотанного крепкими тросами, тащили к песчаному берегу человек пятнадцать. Гомон стоял в воздухе. Пес Тайфун скакал, греб лапами песок, лаял и рычал, норовя укусить речного богатыря. Несколько человек барахтались в воде, сбитые сомьим хвостом, а старшина баркаса упал в воду добровольно. У него загорелся пиджак от наспех сунутой в карман горящей трубки. И теперь, отфыркиваясь, он вылезал на сушу.
      Сома выволокли. Поглазеть на него стеклась толпа народа.
      Содомкин сбросил трос с подводного жителя и сел на него верхом. Сом вздрогнул и, извиваясь, пополз к реке.
      - Везет! - закричали в толпе. - Ишь как отъелся на гусятине!
      Сом проволок на себе Содомкина метра полтора, и в береговом песке оставалась за ними глубокая дорога.
      Неожиданно сом выгнулся и ударил могучим хвостом, взметнув вверх песчаную пыль. Когда она улеглась, все увидели, что "рысак" торопливо пробирается к реке без всадника. А далеко в стороне поднимается Содомкин, охая и хватаясь за ушибленные места.
      - Беги за седлом! - крикнули ему зрители и кинулись ловить беглеца.
      Часа два усмиряли воинственного усача.
      - Шесть пудов в разбойнике, - определил дед.
      И он почти угадал. Когда сома распилили, как бревно, поперечной пилой и взвесили на больших весах в складе, оказалось восемьдесят девять килограммов.
      Сомовьей ухи было много - угощались кто только желал. Никита собрал чуть не всех ребятишек с побережья, чтобы лечить их от малокровия. Ребята охотно уписывали жареную печенку, а от сырой отказывались.
      Мясо сома было мягким, хотя немножко и отдавало речной тиной, но водолазы с удовольствием ели свежую рыбу.
      Никиту поздравляли, хлопали по спине. Лишь старшина, у которого сгорел дотла карман, ворчал:
      - Сплошные убытки от этого "малокровия"! Шлем помятый в мастерскую выправлять надо снести, ножовка где-то на дне валяется, ни одной сваи не спилено, пиджак спалил. Завтра я тебя, Никита, чуть свет на работу подниму!
      Никита только промычал и мотнул головой в знак согласия. Рот его был занят большим куском сомовьей печенки. Одной рукой он накладывал себе в тарелку, другой - сидевшему перед ним худенькому бледному мальчику лет семи. Никита угощал своего юного гостя, но и о себе не забывал.
      Когда "лекарство" было съедено, Никита запил его полведерной банкой воды, в которой плавал похожий на губку морской гриб для здоровья. Затем внимательно оглядел свою физиономию в зеркальце. Ущипнул себя за толстую красную щеку и остался очень доволен.
      А Содомкин, весь разукрашенный йодом, с малиновой шишкой на лбу, сидел рядом со старшиной и о пари совсем не заикался. На Пушкова он посмотрел одним глазом, второй - заплыл от синяка.
      - Ну, парень, - сказал Никита Содомкину, - превеликое тебе спасибо за медицинский совет. А то, знаешь, я очень испугался: встретил подходящую рыбу - сома, а взять не могу - малокровие мешает. Теперь вот, после печенки, хворь как рукой сняло! Я и тебе, парень, от синяков тоже советую сырой печенки попробовать.
      РЫБА-ОДЕЯЛО
      В первые месяцы войны одна фронтовая газета сообщала, как небольшая группа наших почти безоружных моряков разгромила гитлеровскую моторизованную пехоту.
      Из приделанных к рулям автоматов мотоциклисты рассыпали вовсе стороны пулеметные очереди. Стрекоту было много, а попадаемость ничтожная: из ста пуль едва ли две достигали цели. С бешеной скоростью мчались гитлеровцы по прямым шоссейным дорогам. Но стоило им попасть на пересеченную оврагами или заваленную камнями местность, как пропадал весь воинственный блеск.
      Недаром грозная мотопехота потерпела свое первое поражение на одном из скалистых диких островов Балтики. С ней встретились молодые водолазы с учебного судна "Устрица", которое потопил вражеский бомбардировщик. Моряки вытащили на берег все, что успели захватить с корабля, и спрятались за обросшие мхом камни.
      Блестя рулями, по узкой тропинке, загроможденной множеством валунов, извивалась цепь гитлеровских автоматчиков по направлению к островному маяку. Отступать от неприятеля было некуда. Кок Веретенников держал наготове спасенные с судна медный бачок и поварскую чумичку. Когда приблизился первый мотоциклист, кок приподнялся из-за укрытия и огрел его по каске длинной ложкой. Удар был не столько сильным, сколько неожиданным. Гитлеровец упал со своей машины. На него с размаху налетел второй, на второго - третий...
      Водолазы колотили гитлеровцев: кто галошей со свинцовой подметкой, кто медным шлемом, кто тяжелыми грузами, а некоторые просто накрывали их резиновой водолазной рубахой, лупили камнями и кричали: "Бей рыбу-одеяло!"
      Этот боевой клич подхватили прибежавшие с маяка гидрографы. Они помогли окончательно разгромить мотоциклистов.
      - А что такое рыба-одеяло? - спросили гидрографы.
      Молодые водолазы рассмеялись и рассказали историю, которая произошла с ними перед Отечественной войной.
      * * *
      На мелководном Лебяжьем рейде появилось непонятное морское чудовище. Оно искало пищи. Слух о нем дошел и до учеников балаклавской водолазной школы, недавно прибывших на Балтику с Черного моря. Они проходили здесь практику на широкобортном судне "Устрица".
      Водолаз Лошкарев готовился идти под воду, проверить первую работу учеников: прокладку тросов под днищем затонувшего корабля. Лошкарева дружно одевали под командой старого подводника дяди Миши.
      - Надеть на водолаза рубаху!
      - Есть! - ученики старательно растянули тугой фланец водолазной рубахи.
      - Раз, два, три - дернули!
      - Водолаза на галоши!
      - Есть!
      - Надеть нож и манишку!
      - Есть!
      - Приготовить шлем!
      По этой команде в медном водолазном шлеме проснулся корабельный пес Кузька. Он отлично знал, что сейчас его вышвырнут за хвост из любимой прохладной медной спальни. Кузька добровольно покинул шлем и ушел досыпать в судовую рубку.
      - Есть приготовить шлем! - хором ответили курсанты.
      И тут из зеленовато-бутылочной глубины рейда показалось что-то темное. Тотчас над водой началась возня чаек. Сильно рассекая крыльями воздух, они с криком бросились вниз и начали клевать зыбкие темно-серые бока какого-то непонятного животного.
      Острым наметанным глазом старого моряка боцман Калугин внимательно вгляделся и сказал ученикам:
      - Моряк должен все знать, что бы ему в море ни встретилось. Вы должны научиться отличать щуку от палки. Вот вам волна принесла загадку. Отгадывайте!..
      Огромная непонятная темно-серая груда, то расплываясь в лепешку, то собираясь в колючий зеленоватый шар, медленно шла на "Устрицу".
      Яркое солнце и мелкая рябь мешали рассмотреть, где у этого чудовища пасть, глаза, плавники и жабры; хвоста тоже не было видно, а вместо чешуи торчали какие-то пепельно-серебристые колючки.
      Старые моряки - Калугин, дядя Миша, Лошкарев, Гаранин - понимающе переглянулись.
      - Отставить шлем! - скомандовал дядя Миша.
      Кочегар Вострецов вылез из своей кочегарки, поглядел за борт и засмеялся, но под строгим взглядом боцмана курсантам ничего не сказал.
      Молодежь внимательно вглядывалась в странное морское животное.
      Кто же это такой? Морской еж? Но у ежа колючки гораздо длиннее и сам он не больше кулака. Это чудовище размером походило на кита, но фонтанов не пускало и хвостом не било: хвоста у него не было. Гребнезубую акулу-людоедку тоже все знали - она юркая, с острым плавником и похожа на большое веретено. А это чудовище круглое, без плавников и плывет, будто ничего не весит.
      И откуда только оно взялось?
      - Родилось под пристанью, - сказал боцман.
      Ученики не поверили. Дно этого рейда за время своей практики они узнали хорошо; доставая из грунта то корабельные якоря, то баржу, то затонувшие части землечерпалки, они обыскали здесь каждый камешек, каждую ямку и даже принесли боцману оброненный им когда-то с борта костяной портсигар. В единственно укромном месте - темном трюме старого затонувшего корабля, под который они подводили тросы, - находились только сгнившие доски с ржавыми гвоздями да россыпь каменного угля. У берега, под старой заброшенной пристанью, между сваями, в густых бледно-зеленых водорослях, с месяц назад ученики видали табуны рыб и огромные кучи икры; теперь под пристанью было пусто, рыба ушла в залив, а икра куда-то исчезла. Нет, на этом рейде никаких чудовищ не водилось.
      Может быть, оно пришло из других морей? Есть в тропиках ковровая акула - курсанты еще в своей балаклавской школе, на Черном море, много наслышались о ней от старых моряков. Она очень живописная, как красивый комнатный ковер, прячется в разноцветных водорослях и злая: сразу подпрыгнет, если водолаз нечаянно на нее наступит. Но это чудовище было сплошь серое, без рисунков. На осьминога оно - не похоже - щупальцев незаметно. Рыба-собака? Она водится в Черном море и тоже маленькая, но если ее почесать возле жабр, она сильно раздувается и стоит на одном месте, и плавать не может, пока не придет в прежний маленький вид. Ученики на Черном море сами ее чесали не раз. Электрический скат - гнюс? Но он похож на мрамор, имеет кошачий хвост, усеянный шипами, как у чайной розы. Морской кот? У кота тоже есть на хвосте очень крепкая колючка. Он рыбу сечет на куски и невод портит, рыбаки не рады, когда он попадается.
      Может быть, это мурена? Но она черная, блестящая, как начищенный сапог, с острыми ядовитыми зубами. Тюлень? Не похож. Да он ведь известен всем. Рак-отшельник с домом? Вовсе не похож. Крокодил-аллигатор? Он житель Африки, очень длинный и скорее похож на бревно. Морской огурец? Тут их сотни три поместится. Морская свинья? Жирная сельдевая акула? Рыба-павлин? Нет, все это было не то.
      И тут ученый медик Толя Цветков, долговязый курсант фельдшерской школы, заменявший корабельного врача, съехавшего на берег, сказал:
      - Я сейчас определю, что это за вид морского млекопитающего.
      Толя Цветков не столько лечил, сколько носился по палубе с учебником гидробиологии, надев для важности очки доктора, забытые в каюте. Толя считал себя знатоком морских и сухопутных зверей и раз даже принес курсантам сгнившую лошадиную голову, которую по невежеству принял за голову древнего ихтиозавра.
      Тут чудовище дрогнуло и выбросило вперед длинный мелкозубчатый отросток, похожий на пилу-одноручку.
      - Рыба-пила! - крикнул Толя Цветков.
      - Ну, хватил! - сказал водолазный старшина дядя Миша, много лет работавший на Севере. - Пила-рыба узкая и вся не больше метра. Правда, страху она нагоняет под водой немало, от нее сам кит, хоть и с дом величиной, места в море не находит.
      Чудовище втянуло обратно свою зубчатую руку или ногу, и от него в этом месте потянулись по воде длинные бледно-зеленые волосы.
      - Морская, капуста? - гадали ученики. - Сифонофора? Живая гигантская водоросль микрокита пиритера? Или простая водоросль - морская борода?
      - Может быть, это русалка? У них ведь длинные волосы, - сказал водолазный сигнальщик, тоже курсант.
      Все засмеялись.
      - Это не волосы, а просто водоросли на него налипли, - объяснил водолаз Гаранин.
      Чудовище, то замедляя ход и округляясь в огромный шар, то вытягиваясь точно дирижабль и при этом из серо-зеленого превращаясь в пепельно-серебристое, продолжало наплывать на судно. Иногда оно вдруг останавливалось, точно задумывалось, шевелилось и распускало во все стороны какие-то зубчатые грязно-лиловые махры.
      А вдруг это не живое существо, а бочка, обросшая мхом, опухший утопленник, подводная лодка в тине?
      - Любопытно, где у этого организма рот? - спросил боцмана Толя Цветков.
      - У него много ртов, - ответил боцман. - Тысяча, а может быть, и больше; я не считал.
      - А какой у него скелет?
      - У него нет скелета.
      - Значит, оно беспозвоночное? Простейшее? - спросил Толя,
      - Уж чего проще, - усмехнулся боцман.
      И тут дядя Миша вспомнил, как он на Севере молодым водолазом испугался под водой черт знает чего, пустяка. Видит, прет на него и все увеличивается вот такая же темно-серая груда, подумал, что это кит-кашалот, и дал тревогу. А на баркасе ему объяснили, что это из кочегарки с другого борта золу скинули. Наверное, и это чудовище зола или тина.
      - Нет, я золы не скидывал, - сказал кочегар Вострецов. - А больше бросать некому.
      И действительно, на рейде в этот день других судов не было. Рейд был пустынен, только чайки с криком вились над чудовищем.
      - И я не бросал, - сказал из дверей камбуза поваренок Петя Веретенников.
      Петя сегодня замещал взрослого повара и впервые самостоятельно готовил обед. Он прилежно вертел ручкой мясорубки, мечтая прославиться флотскими битками с луком на весь Лебяжий рейд.
      - Гляди, гляди! - испуганно зашептал водолазный сигнальщик.
      Морское чудо вытянулось чуть не к самому берегу, и посредине его образовался неровный зубчатый провал.
      - Пасть раскрыло! - прошептал кто-то из курсантов.
      Чудовище, покачавшись на воде, снова стянулось и стало медленно погружаться. Чайки поднялись и улетели.
      Чудо-рыба исчезла так же неожиданно, как появилась. Курсанты облегченно вздохнули.
      - Ушла! - на полный голос объявил сигнальщик.
      - Водолаз Лошкарев, на трап! - отдал команду дядя Миша.
      - Пустить воздух!..
      - Проверить шлем!..
      Курсант-телефонист надавил пальцем на бронзовую пуговку головного золотника и проверил, хорошо ли сидят в гнездах шлема кружки подводного телефона.
      - Исправен! - сказал он и сырой тряпочкой вытер Кузькину шерсть, приставшую к ободку.
      - На сигнал и шланг!
      - На телефон!..
      Двое курсантов стали к сигналу и шлангу, а один вынул из ящика телефонную трубку.
      - Надеть шлем!..
      Лошкарев ушел под воду.
      А капитан судна Сухарев отправился в порт за вспомогательным буксиром для судоподъема и отвалил от "Устрицы" на катере.
      И тут, откуда ни возьмись, из-за борта вынырнуло прежнее чудовище.
      - Явилось! - закричал самый худенький курсант.
      Все, как один, ученики сбежались к борту.
      Только Петя Веретенников не выглянул из камбуза. У него на плите жарился лук и закипало молоко.
      Чудовище плыло по пенному следу катера.
      Катер резко повернул к порту, и чудовище на обратной волне покатилось прямо на "Устрицу".
      - Чего ему от нас надо?.. - Курсант, стоящий на телефоне спущенного на грунт Лошкарева, побледнев, бросил вверх мембраной телефонную трубку, мимо ящика подводного телефона.
      Чудовище бежало на "Устрицу", приплясывало на морской зыби, то втягивая, то вытягивая свои колючие отростки, и тихонько пело: