Ты утверждаешь, говорит Мазила, что наше общество не только не правовое, но и не моральное. Я с этим не могу согласиться. Общество без морали не бывает. Даже гангстеры имеют свою мораль. Тоталитарные режимы прошлого тоже имели свою мораль. Так что можно говорить об обществе с плохой моралью. Но общество без морали вообще... Извини, но это - чушь. А что ты называешь моралью, говорит Болтун. Свод определенных правил поведения? Сейчас много говорят о моральном кодексе. Но сами эти разговоры симптоматичны. Они выражают именно то обстоятельство, что в обществе фактически отсутствует мораль как социально значимая величина, как существенный элемент жизни общества, и за мораль стремятся выдать нечто иное. Никаких правил морали вообще не существует. Мораль сама есть лишь способ поведения. В крайнем случае сама она есть одно единственное правило. Дело в том, что слово "мораль", по меньшей мере, двусмысленно. В одном смысле это свод определенных норм поведения. И в этом смысле можно говорить о морали гангстеров, групп насильников и т.п. В другом смысле это нечто принципиально иное. Говоря о морали, я имею в виду исключительно это второе понимание. Если хочешь оставить слово "мораль" за первым случаем, оставь. Тогда для второго надо ввести другое слово. Скажем - совесть. Тогда наше общество будет морально в твоем смысле (правда, вопрос о том, хороша его мораль или нет, остается открытым), но бессовестно в моем.
      Мораль-совесть относится к волевым поступкам людей по отношению к другим людям. Причем совершающие поступки знают, причиняют их поступки другим людям зло или добро, или нет. Примерно представляют размеры добра и зла. Поступок морально-совестлив, если поступающий волен совершать его или нет и если он не причиняет людям зла. Более высокая степень моральности если он причиняет людям добро. Здесь возможно измерение по степени. Более сложные ситуации - если человек вынужден делать зло другому, он выбирает путь наименьшего зла; причиняет себе ущерб, делая добро и т.д. Пересмотреть все возможные ситуации такого рода - примитивная задачка с точки зрения логики. По проценту и значительности морально-совестливых поступков в общем объеме поступков человека можно судить о степени его моральности. По проценту и весу моральных личностей в обществе можно судить о степени моральности общества. И никаких кодексов тут, как сам видишь, нет и быть не может. Это явление иной природы.
      Социальным законом является тенденция к неморальным (в смысле несовестным) поступкам. Что же вынуждает людей к моральным поступкам? Поступки-то добровольные. Люди сами добровольно избирают их. Даже в ущерб себе. Тут есть два аспекта. Первый - откуда все начинается. Второй - чем поддерживается. Начало есть случай, мутация. И добрая воля индивида. Поддерживается так. Если моральные поступки становятся массовыми, то выгодность такого поведения становится очевидной для общества. Оно дает мощную экономию средств, затрат сил и т.п. Неморальное общество впустую тратит огромную энергию именно из-за отсутствия достаточно высокого уровня моральности. Но чтобы такое поведение стало массовым, нужно накопление. Что необходимо для этого? Единственное, что способно обеспечить это, гласность, оценка поступков как моральных и аморальных, возможность публичного разоблачения хотя бы части скрытого поведения людей. Раньше эту функцию выполнял страх божий. Теперь люди не хотят Бога в душе. Значит, если они хотят нравственное общество, они должны бороться за зарождение, сохранение, укрепление, преемственность и т.д. Бога во вне, - какие-то средства предавать гласности хотя бы ничтожную долю поступков людей, правдивое их описание и моральную оценку. Мы еще не отдаем себе отчета в том, какую громадную роль в этом деле сыграли известные тебе два крупнейших события последних десятилетий - доклад Хряка и Книга Правдеца. Если хочешь знать, Хряк сыграл роль Предтечи, а Правдец - Спасителя. Я не шучу. Они начали (вольно или нет, иной вопрос) дело нравственного совершенствования общества.
      И каковы перспективы, спрашивает Мазила. Все зависит от преемственности и способности индивидов пойти на личные жертвы на этом пути, говорит Болтун. Только ценой страданий и жертв общество может встать на этот путь. Других средств не существует. И каково мое место в этом деле, спрашивает Мазила. Ты вне его, говорит Болтун. Ты рисуешь и лепишь борьбу добра и зла. Но твоя проблема добра и зла - из области интеллекта, а не из основ бытия. В ней нет самоотречения и самопожертвования, без которых немыслима мораль-совесть. Я убежден в том, что ценой огромных жертв общество восстановит моральные высоты прошлого на новой основе и продвинется дальше. Очень жаль, что я понял это слишком поздно. Я, как и ты, остался вне живой (скажем органической) нити истории.

 
Скажи мне, почему фронтовики молчат,
Когда военный подвиг превозносят,
Или невнятно что-нибудь мычат,
Когда об этом их другие просят?
 
 
Я знаю, что война - не карнавал,
А голод, холод, тяжкие мученья.
Но все же и в походе есть привал,
И на войне бывают приключенья?
 
 
Бывают. Если, сытого сытей,
Ты в безопасности в стратегию играешь.
И за счет несчитанных смертей
Ордена и славу огребаешь.
 
 
Если при хлебах в тылу притих.
Если - в штаб пристроившийся сука.
А для миллионов всех других
Война есть одуряющая скука.
 
 
Штурм, атака, - это для юнца.
Это - для газет и для экрана.
Война есть ожидание конца.
Души незаживающая рана.
 
 
Банальна суть. Убитые молчат.
Живой пройдоха подвиг превозносит.
Случайно уцелевшие ворчат,
Их вспоминать давно никто не просит.
 
 
Не чувствуя за прошлое вины,
Плетут начальники военную науку.
И врут писатели романтику войны,
Очередную одуряющую скуку.
 
 
Вот почему...
 

      Любопытно было бы собрать их всех вместе, говорит Учитель. Устроить что-то вроде симпозиума, коллоквиума или даже конгресса. Представляешь, Всеибанский Конгресс Побитых Морд! Это нетрудно устроить, говорит Хмырь. Тяпнем еще поллитровочку, и они все явятся. И даже Хряк заявится со своим шикарным, прогрессивным надгробием. Может быть, он даже речь зачитает, говорит Балда. Речь сочинят Претендент, Мыслитель, Социолог и иже с ними, говорит Лапоть. Они мастера на такие штуки. Основной тезис речи, говорит Учитель, таков. Мы добились выдающихся поражений. Наши поражения были бы еще более значительны, если бы нам не помешали реакционные силы в лице Правдеца, Двурушника, Клеветника, Певца и им подобных. Мы приложили все силы к тому, чтобы уничтожить эти реакционные силы. И мы бы довели дело до полного конца, если бы не... А потом, говорит Хмырь, они примут обращение к потомкам.

 
Эй! Потомки-сопляки! К вам взывают предки.
Подъедайте, хиляки, наших дел объедки!
Мы - ибанцы здравые.
Мы слева крайне правые.
В наивности мы зрелые.
В бессилии умелые.
Мы в честности циничные.
В активности пассивные.
Мы в общем единичные
И в целом прогрессивные.
Мы с заданием и без по плечу всех хлопали.
С превышеньем и в обрез хапали и лопали.
О пороках наших дней думать собиралися.
Нам - по морде. Мы ж, ей-ей, малость растерялися.
И рассудку вопреки мы 6 достигли многого.
Нас зажали старики с вашей же подмогою.
И заставили творить гнусности и мерзости,
Не позволив проявить либеральной дерзости.
Мы - ибанцы смелые.
Мы справа крайне левые.
Мы зрелые в наивности.
Умелые в пассивности.
По-честному циничные.
В бессилии активные.
Мы в общем единичные
И в целом прогрессивные.
 

      Обсудив проблемы социального устройства общества, договаривающиеся стороны приступили к обсуждению проблем экономических. Как вы обходитесь без денег, спросил Заперанг-39. Очень просто, сказал Глапоид. У нас на деньги нечего покупать. Как говорили ваши классики, люди, прежде чем заниматься философией, должны есть, пить и т.д. Жилища нам не нужны - мы живем в жилище естественным образом. Одежда нам не требуется. Она нам даже мешает. Мы ее надеваем в порядке наказания. Еды у нас вдоволь. Мы живем кругом в еде. От еды податься некуда. Деликатесы разные (крысиные хвостики, например! Ах, какая прелесть!!) - так это по особым заслугам. Так что у нас почти все время свободно от работы. И мы занимаемся тем, что полностью разворачиваем свои творческие способности. Кто на что способен, тот то и делает. Вот послушали бы вы нашего Пукалу! Он такие мелодии выпукивает, что дух захватывает! Такие ноты берет! Что ваши Шаляпины и карузы по сравнению с ним! Ерунда... Простите, мы, кажется, отвлекаемся в сторону. А как вы обходитесь без денег, если это не секрет? По-разному, сказал Заперанг-39. В некоторых учреждениях дирекция совместно с братийным и профсоюзным бюро утверждает уровень потребностей сотрудников в соответствии с инструкцией, и в продуктовом распределителе каждый сотрудник получает по своим потребностям. В других учреждениях выдаются жетоны, похожие на старые деньги, но играющие принципиально иную роль. Они у нас удостоверяют уровень потребностей индивида. Есть смешанные формы. Правда, спекулянты и жулики иногда пытаются восстановить денежную систему, но мы с этим успешно боремся. Как? Перестаем выпускать продукты, являющиеся предметом спекуляции. Это очень остроумно, сказал Глапоид.
      Потом Заперанг намекнул на то, что ибанское руководство крайне заинтересовано в том, чтобы получить от подибанцев заем на поднятие сельского хозяйства и реконструкцию промышленности. Замухрышка намекнул, что поставит вопрос о режиме максимального благоприятствования. Он уже начал создавать мощную агентурную сеть в Под-Ибанске, подкупив тамошних бизнесменов и левых. И бизнесмены стали настаивать на налаживании деловых отношений. Им пообещали построить завод каки-маки на взаимноневыгодных условиях.

 
Мокрый снег белил окопы. Бил в лицо. Глаза слепил.
Сытый лектор в полушубке о грядущем речь вопил.
Он на подвиги и жертвы битый час нас вдохновлял.
По бумажке называя, кто геройство проявлял.
Лектор кончил. И уехал. Командир сказал, пора.
Кто-то выругался смачно. Кто-то запищал, ура.
Что положено, мы взяли. Смертью павших всех зарыв,
Залегли под мокрым снегом, в ожидании застыв.
Только лектор наш знакомый с этим делом не шутил.
Орденов и повышений штук полсотни отхватил.
Своим именем и рожей по газетам замелькал.
И начальником великим надо всеми нами стал.
Мне-то что? Какое дело? Пусть считается - герой!
Только в голову приходит мне вопрос один порой.
Объясните по науке, происходит это как?
Он же был сачок, подлиза, трус, доносчик и дурак!
 

      Статистическое Бюро Ибанского Планирования (Стабиплан) опубликовало данные о ходе выполнения плана по ширлям-мырлям за прошедший год. Как всегда, план выполнен досрочно и с перевыполнением на сто процентов. Особенно отличились хлеборубы Заибанья. Они собирали бы ширли-мырли круглые сутки, если бы знали, где они посеяли то, что не сеяли, и является ли то, что не выросло, действительно ширлями-мырлями. Большую группу тружеников серобурмалиновоговкрапинку золота наградили орденами. Очередь расширили и укрепили руководящими кадрами. Теперь наша Очередь поднялась на новую ступень, сказал Заибан в речи без повода. Раньше мы стояли из материального интереса. А теперь - из чисто духовного. Раньше у нас преобладала живая очередь. Теперь наши трудящиеся имеют возможность иногда отлучаться из очереди по своим надобностям, предупредив сзадистоящего об этом. Так что у нас обозначился переход к полуживой очереди. Мы обсуждаем проект закона, по которому члены одной и той же семьи могут сменять друг друга в Очереди по предъявлении справки с места работы и жительства и характеристики, заверенной Руководящим Треугольником. Были предложения организовать предварительную запись в очередь. Но мы считаем это преждевременным. Думаем, что сначала надо разрешить предварительную запись в список на право записи в список на предварительную запись в очередь.

      Вчера был на банкете у Социолога, сказал Неврастеник. Любопытно. Конечно, поносили Правдеца, Двурушника, Певца и прочих. Осторожно, конечно. Как подобает интеллигентам. По принципу: нельзя не признать, но... Или: такие-сякие, но надо признать, что... Увы, сказал Мазила, в этом есть доля истины. Ведь правда же, что... Это безнравственно, сказал Болтун. Безнравственно искать недостатки у таких людей, если они даже имеются на самом деле. Ты же фронтовик. Ты же знаешь, что кощунственно вспоминать о том, что парень, прикрывший своим телом твой бросок вперед, мочился в кровать и иногда ябедничал. Многое из того, что имеешь ты, - благодаря им. Благодаря им ты уехал туда и вернулся обратно. И можешь позволить себе обдумывать наиболее эффективный путь своего последующего творческого развития. Это не совсем так, сказал Мазила. Кое-чем я обязан и себе. Верно, сказал Болтун. Но и о тебе говорят примерно то же, что о них. Еще хуже, сказал Неврастеник. Без всяких но. Так что здесь - общий случай, а не индивидуальный факт, сказал Болтун. Как в свое время говорил Певец:
 
Он смело правду вслух сказал.
И все сполна пожал.
Ты спрятал в сторону глаза.
И плечиком пожал.
А я сказал: Ах, тот? Ловкач!
Сенсации мастак!
А ты добавил: Он стукач!
Иначе как же так?!...
Пустяк, брюзжал интеллигент.
Наив, цедил второй.
Он недопонял наш момент.
Не раскусил наш строй.
А перспективы предлагал?!
Одна другой глупей!
И кое-что он там солгал.
Меж нами, вот ей-ей!
Вот так. Один стряхнет ярмо,
Как мы встаем горой.
Ведь мы дотоле не дерьмо,
Пока Он не герой.
 

      У меня идеальные условия для творческой работы, говорит Учитель. Я один. Служебные обязанности отнимают у меня пару часов в день. А то и того меньше. Бумаги - завались. Литература в моем распоряжении любая. Даже все секретные материалы в конце концов попадают ко мне. Я их должен жечь. Никаких предрассудков. Никакой идейной зависимости. Полная свобода. Так что сиди себе, выдвигай гипотезы, развивай концепции. Но за все время на свободе я не написал ни строчки. Я даже секретные материалы перестал просматривать. Сначала было интересно. Все-таки запретный плод. Потом я убедился, что это такая же серость и скукота, как и все то, что публикуется официально. И ничего секретного в них нет. Пустая бессмысленная форма секретности. Для настоящей науки это все ни к чему. Когда был Там, думал, что, как только вырвусь на волю, буду работать день и ночь. Наверстывать потерянное. Чушь все это. Тщеславное отчаяние покойника переиграть прошлую жизнь. Во-первых, все то, что я мог бы написать, никто не напечатает. Во-вторых, если и напечатают, читать не будут. В-третьих, если и прочитают, то не поймут, исказят, разнесут, растащат. Если бы ты был Заибаном, твоя писанина сделала бы эпоху, говорит Балда. Исключено, говорит Учитель. Заибану запрещено не только думать в таком духе, но даже подписывать то, что в этом духе надумали другие. Впрочем, запрещение тут не требуется. Путь в Заибаны таков, что это получается само собой. Я мог бы разработать детальную программу преобразований общества в интересах власть имущих, но чтобы при этом кое-что перепало бы и прочим. Это не так уж сложно. Система разумной рационализации напрашивается сама собой. Но не буду. Это - пустое занятие. Никакая рационализация тут не нужна. Оказывается, Они меньше всего заинтересованы именно в этом. Странно? Нет. Инстинкт самосохранения. Всякая рационализация делает более прозрачными общественные отношения. А они именно этого не хотят. Они чувствуют себя нормально лишь в условиях путаницы и мути. Чтобы никто ни в чем не смог разобраться. Они по самой своей сути и природе путают карты, ибо играют по методам (и не по правилам!) фиктивной игры. Улучшенцев Они боятся еще больше, чем оппозиционеров. Обратите внимание, из нас создали именно группу оппозиционеров, а не группу рационализаторов. С оппозицией легче бороться. Оппозиция явно бесперспективна. Рационализация имеет видимость перспективы, ибо согласуется с официальной демагогией. Кстати, самый верный способ отличить демагогию от искренних намерений, - это сделать попытку реализовать лозунги демагогии на деле.
      Прибежала Спекулянтка. Эй, вы, сказала она, лопухи! В ООН зарплату дают! Айда! Мы там очередь уже заняли.

 
Чуть слышно командир хрипел,
А нам казалось - гром гремел:
Мы крепко влипли, братцы.
Мы понесли большой урон.
Зажали нас со всех сторон.
Придется прорываться!
Нам выделяют в каждый сектор по квартире.
И дачные участки обещают выдать скоро.
Мест в Академию дают всего четыре.
Одно - действительного, три еще - членкора.
Насильно выбирать вас не имеем права.
Решайте сами добровольно только.
Сперва подумайте ответственно и здраво.
И испытанье тяжкое перенесите стойко.
Но кто-то должен тут стоять,
Удар врага в себя принять.
Решайтесь добровольно.
Как наш разгромленный отряд,
Весь институт за рядом ряд
Шагнул вперед невольно.
 

      Я готов согласиться с тобой, говорит Мазила. Но в таком случае ты должен признать, что в деле с Надгробием я был прав. Ты же сам оценил доклад Хряка как одно из крупнейших явлений в развитии нашего общества. Мы все время смешиваем разные вопросы, говорит Болтун. Одно дело - развитие художника, другое дело - развитие общества, в котором он живет. Если ты хочешь прогрессировать во втором плане, лепи Правдеца, а не Заибана. Доклад Хряка неповторим. А все остальное не имеет никакого отношения к моральному прогрессу общества и росту антисоциальности. Ты не хочешь лепить Правдеца. Тебе кажется, что он соизмерим с тобой, поскольку как художник ты не меньше, а может быть больше, чем он. Ты гений. Но ты все-таки ибанец. Ты ибанский гений. Правдец, если даже допустить, что он посредственный художник, есть Бог. Пусть ибанский Бог. Пусть Божок. Божонок. Полубог. Но все же он принес в наше общество хотя бы крупицу Бога. Ладно, сказал Мазила. А ну их всех правдецов, хряков, Заибанов, богов, полубогов и прочих. Мне все тут осточертело. Закончу Заибана... не бросать же его так... работа почти закончена... сам видишь... получилось здорово... жаль бросать... закончу Заибана и пошлю всю эту ибанскую муть ко всем чертям. Дальше жить тут оскорбительно. Независимо от идей и намерений.

      В ЖОПе, как и следовало ожидать, сделали сенсационное открытие. Открытие тысячелетия, как сказал Заибан. Жоповцы изобрели витамин 3-1974, с помощью которого стало возможно сделать
 
Гоголя из моголя,
Гегеля из Гоголя,
Бебеля из Бабеля,
Кобеля из кабеля,
Лирика из физика,
Гения из шизика,
И конфетку из г...а,
И даже муху из слона.
 
      Одним словом - из любого индивида можно сделать кого угодно и превратить в любого другого. И делается это в течение нескольких минут. Два-три укола, и готово. Так что мы теперь можем иметь сколько угодно физиков, лириков, уборщиц, китайцев, дипломатов, алкоголиков, жуликов, юристов, новаторов, гениев, генералов, друзей, кибернетиков, Депутатов, врагов и прочего, и прочего, и прочего, сказал Заибан. И по мере надобности можем любого человека с любой должности перебросить на любую другую. Два-три укола, и готово. Всего несколько минут. Но именно в этих условиях особенно возрастает руководящая роль Братии и ООН. Мы не можем всех граждан сделать {физиками, как это хотелось бы некоторым. Рано. Если все общество будет состоять из одних физиков, то некому будет управлять государством, бороться с алкоголиками и преступниками, лепить бюсты вождей и заниматься политико-воспитательной работой. А кто тогда будет охранять наши границы и разоблачать шпионов и диверсантов? Нам нужны не только физики, но и лирики. И дипломаты. И уборщицы. И повара. И женщины. Да, да, и женщины. Хотя наши ученые научились собирать подрастающее поколение из отходов предприятий, ранее засорявших окружающую среду, а мужчины перестали нуждаться в женщинах, последние все же играют огромную роль в культурно-хозяйственной жизни нашей страны. Нам даже нужны враги и критиканы, чтобы в борьбе с ними оттачивалось наше всепобеждающее учение и воочию представало превосходство нашего строя над всеми другими. Но не любые враги нам нужны. И не в любом количестве. Мы должны соблюдать строгие пропорции и дозировку. Как говорится,
 
Бабы всякие нужны.
Папы всякие важны.
 
      Теперь мы преодолели все проблемы и трудности роста. Теперь мы бросим все силы на ширли-мырли. Пора!... Но во всем надо знать меру и не вырываться слишком далеко вперед. А то может произойти то, что произошло с недавно скончавшимся Заперангом-17. Он лечился гипнозом от моченедержания. И залечился до такой степени, что не смог мочиться даже днем. И лопнул от мочеизлияния в мозг. Так что мы должны развернуть всенародную борьбу против чрезмерного потребления ширлей-мырлей. Как говорится
 
Если обедаешь после еды,
Не избежать тебе крупной беды.
 

 
Почему ты с теми не сбежал?
Почему? Плечами я пожал.
Я за эту землю воевал.
За нее я коченел в мороз.
За нее я без куска околевал.
С потрохами я в нее, как говорится, врос.
Не по пьянке из себя слезу давлю,
От воспоминаний умилясь.
Я и так одну тебя люблю,
Моя суженая серая земля.
Мне расстаться с ней невмоготу.
Легче без жены и без детей.
Легче пусть живьем зароют тут.
Пусть хоть горсть навоза будет ей.
 

      Наша система власти, сказал Глапоид, проделала длительную эволюцию. Можно схематично выделить три этапа. Первый этап - давить всех, кто подвернулся под руку, и давить так, чтобы все это видели я чувствовали, что настанет и их черед. Второй этап - давить, но по выбору и так, чтобы все думали, будто мы не давим, а охраняем достижения и воспитываем заблуждающихся. Это гуманистический демократический период. Он не оправдал себя, так как злонамеренные элементы вообразили, будто мы, на самом деле, гуманисты и демократы, и начали такое вытворять, что пришлось временно вернуться к первому этапу. Третий этап - сделать так, чтобы давить было некого. Это самый разумный период. Он продолжается до сих пор. Он сочетает в себе достоинства первого и второго. Поскольку никто не подавляется, власть проявляет свою глубоко гуманистическую и демократическую сущность. А поскольку все понимают, что мы при поддержке народа не допустим до такого состояния, когда надо принимать меры, мы подлинная власть. Мы даже внесли в конституцию пункт, по которому каждый подибанец имеет право критиковать действия властей, причем преследование его карается законом. И этот пункт свято соблюдается. Критикуют, спросил Заперанг. Что Вы, ответил Глапоид. Никому и в голову не приходит, что это возможно. Просто не было еще ни одного случая, чтобы представители власти карались за зажим критики действий властей и за преследование критикующих.

      Скоро все кончится, сказал Мазила. Зачем нам кривить душой друг перед другом! Ответь с полной откровенностью: что толкнуло тебя на тот жизненный путь, который ты прошел? Однажды, сказал Болтун, я удивился несоответствию между официальной демагогией о нашей жизни и самой реальной жизнью. И захотел узнать, является это законом нашей жизни или нет и почему так происходит. И с каждым годом хотел этого сильнее. И чем лучше понимал суть дела, тем больше хотел этого. Вот и все. И ты узнал, спросил Мазила. Узнал, сказал Болтун. И чем же этот закон обусловлен, спросил Мазила. Ничем, сказал Болтун. Ложный вопрос. Утверждение, фиксирующее, этот закон, можно вывести как теорему из более фундаментальных положений Шизофреника. И никаких иных оснований, обоснований, объяснений тут нет. Вообще, требование объяснений и обоснований в таких случаях свидетельствует о полном непонимании сути дела. А дальше, спросил Мазила. Дальше нет ничего, сказал Болтун. Я узнал то, что хотел. Я узнал больше того, что хотел. Я узнал все. И больше не хочу знать ничего. Мне скучно. Неужели все, спросил Мазила. А как же электрон? Он же вроде неисчерпаем? Знание электрона не есть знание, сказал Болтун. Наука вообще не дает знания после того, как стала притчей во языцех. В лучшем случае наука дает веру. Причем - ложную и безнравственную. А чаще заблуждение. А не кажется тебе, что твой жизненный мотив был эгоистичен, спросил Мазила. Нет, сказал Болтун. Среди тех законов нашей жизни, которые я узнал, есть такие: когда люди вопят, что они пекутся о благе народа, они пекутся, в первую очередь или вообще, о своем благе: когда люди вопят о самоотдаче, они на деле стремятся к присвоению. И так далее в таком же духе. Короче говоря, я с самого начала знал все. И в конце жизни я лишь убедился в том, что, к сожалению, был прав. А как я, спросил Мазила. Ты не знал с самого начала, сказал Болтун. И не будешь знать никогда. Но я же слушаю тебя, понимаю, соглашаюсь, сам многое вижу, сказал Мазила. Это ничего не значит, сказал Болтун. Это лишь отражается в тебе. Но не рождается и не живет в тебе самом. А что же живет во мне, спросил Мазила. Совсем иное, сказал Болтун. Творческое начало. А оно слепо и бессознательно. И беспочвенно. Я познал, и мне стало скучно. Я исчерпал себя. Скоро ты сделаешь все, что заложено было в твоем творческом начале. И тебе тоже станет скучно. Скука не есть просто отсутствие веселья, радости и т.п. Скука есть нечто позитивное. Она рождается, растет и зреет. Она есть законный продукт нашего образа жизни.

      А потом были пустяки, сказал Учитель. И бесконечные раздумья. И что же ты надумал, спросила Девица. То, что мы слишком много думаем и мало делаем, сказал Учитель. Мы много думаем потому, что не умеем действовать, не хотим действовать и не имеем для этого никаких возможностей. И поэтому мы много думаем, заменяя дело фикцией дела. А почему так, спросила Девица. Потому, что мы такие есть, сказал Учитель. И хотим быть такими. И потому мы таковы. Неужели это все так просто, спросила Девица. Да, сказал Учитель, это все действительно так сложно. Говорят, что мысленные действия доставляют людям то же удовлетворение, что и реальные, сказала Девица. Так что какая разница, было ли все в твоей голове или с твоим телом. Да, сказал Учитель. В принципе так. Но есть лишь небольшая количественная разница. Удовольствие от мысленного производства в генералиссимусы не превышает по величине удовольствие от реального производства в ефрейторы. Если ты мысленно переспишь с Венерой, то удовольствие от этого не будет больше, чем удовольствие от ночи, проведенной в кровати посудомойки, выходящей на пенсию по старости.
      А что будет, спросила Девица. Будет прогресс, сказал Учитель. Наши ученые научатся избавлять людей от боли, от страха смерти, от зависти, от обиды и т.п. Два-три укола при рождении, и безоблачное существование обеспечено. Какая красота, сказала Девица. Хотела бы я родиться тогда! Напрасно, сказал Учитель. Сходи в Психиатрический Комбинат, и тебе таких индивидов будущего покажут в любых видах и количествах. Жизнь без страха смерти и прочих отрицательных чувств лишена человеческого содержания. К тому же человек, лишенный этих чувств, но наделенный сознанием, - это массовые насилия и убийства в таких масштабах, по сравнению с которыми кошмары недавнего прошлого будет выглядеть смешными забавами дилетантов. Не надо пугать меня, сказала Девица. Я не пугаю, сказал Учитель. К сожалению, это будет совсем не страшно. Этого не боятся уже сейчас.
 
Все не больно теперь. И пропали сомнения.
И не мечется дух перед смерти лицом.
Мы не звери давно и уже не растения,
А крупицы машины, ведомой слепцом.
 

      Переворот назрел, сказал Сотрудник. Вот данные. Заибан получил десять тонн орденов. Совершил десять тысяч поездок. Начитал сто томов речей. Сделал миллион глупостей. Заперанги кипят от зависти. Еще немного, и они подыхать начнут, так и не успев покрасоваться на сцене истории в качестве фигур первого класса. Согласен, сказал Начальник ООН. А кого мы посадим в новые Заибаны? Претендентов, имеющих шансы, всего сто девяносто семь, сказал Сотрудник. На этот раз пустяки. Да, сказал Начальник. Это-то и вносит усложнение. Хорошо, сказал Сотрудник. Мы намекнем Завторангам. И тогда число претендентов утроится. Добро, сказал Начальник. А в Заибаны отберем самого бесперспективного кандидата, не имеющего никаких шансов. Как всегда. А может быть Вы сами, заикнулся было Сотрудник. Ты что, совсем сдурел, заорал Начальник. У меня больше всех шансов. Я - кандидат номер один. Как всегда. А ты знаешь хотя бы один случай, чтобы первый претендент приходил к власти? То-то. Доложи план переворота!