Записки ночного сторожа
ModernLib.Net / Социально-философская фантастика / Зиновьев Александр Александрович / Записки ночного сторожа - Чтение
(стр. 10)
Автор:
|
Зиновьев Александр Александрович |
Жанр:
|
Социально-философская фантастика |
-
Читать книгу полностью
(322 Кб)
- Скачать в формате fb2
(162 Кб)
- Скачать в формате doc
(137 Кб)
- Скачать в формате txt
(132 Кб)
- Скачать в формате html
(159 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|
Судя по всему, сказал он, нашу историю опять будут раздувать. У меня к тебе в связи с этим просьба. Не мог бы ты написать письмо… И он путано начал объяснять мне, какого рода письмо требуется: я должен помочь ему выбраться сухим из воды и переключить огонь на себя, поскольку мне теперь все равно, а у него докторская погорит. Могут и выгнать. В общем… В общем, сказал я, я согласен. Только как это сделать конкретно, думай сам. Лишь бы я не выглядел подонком и идиотом. И потом, мое письмо — это глупо. Пусть ктонибудь еще напишет, а со мной пусть придут побеседовать. Так лучше будет. Это — идея, сказал обрадованный Неврастеник. И мы дружески расстались.
Идея Неврастеника проста: вали все на меня! Но он — благородный человек. Он должен согласовать это со мной, предупредить. Кретин! Если мне суждено сыграть в истории роль, какую ты мне хочешь навязать, так не от тебя это зависит. Но скорее всего он — не кретин. Наверно он что-то пронюхал и на этот счет. И на всякий случай подыгрывает. И нашим, и вашим. Больше вашим, чем нашим. Представляю себе, какая суетня теперь идет в наших идеологических кругах! Точнее — в их кругах! В рассказе Неврастеника мелькнуло выражение «идеологическая диверсия». Я сначала не обратил на него внимания. Мало ли у нас таких выражений употреблялось!… Но сейчас, кажется, оно мелькнуло не случайно. По всей вероятности именно в этом суть дела! Для меня важно не столько то, что будет зажим (это не ново!), сколько то, в какой форме он будет осуществляться. Если в форме борьбы с идеологическими диверсиями, то Неврастенику не поздоровится. Ну и мне, само собой разумеется. И еще неизвестно, кому больше. Кажется, этот прохвост хочет выглядеть невинной жертвой… чьей?… Очевидно, моей. А то и поглубже. Через меня — жертвой Сменщика? Впрочем, хватит. Так можно додуматься бог знает до чего. А откуда он узнал, что Сменщик работает вместе со мной?
Шантажист
В забегаловке к нам подсел веселый, подтянутый мужчина лет пятидесяти. Разговор пошел о ничего не значащих пустяках. Но я все время ощущал в речах собеседника какое-то глубоко скрытое напряжение. Кто такой, спросил я Сменщика, когда наш собеседник ушел. А Вы разве его не знаете, удивился Сменщик. Это же Шантажист. Фигура в Ибанске довольно известная. Многие считают его сумасшедшим. Не без этого, конечно. У нас в Ибанске без этого нормальный человек не может обойтись. Но если даже он сумасшедший, это — очень сильный и опасный кое — кому человек. И Сменщик рассказал мне историю Шантажиста.
Еще в юности Шантажист начал собирать вырезки из газет и журналов, фотографии. Записывать анекдоты и слухи политического характера. Что его побудило начать заниматься этим, не известно. Во всяком случае когда Хозяин в свое время расправился со своим Конкурентом, Шантажист по свежим следам проделал свое расследование убийства Конкурента и насобирал кучу интересного материала. А ведь он тогда был совсем мальчишка! Потом — война, и новые материалы. После демобилизации сбор и обработка материалов, обличающих режим Хозяина, стали делом его жизни. Потом Хозяин умер. Речь Хряка. Либеральная эпоха. Шантажист сильно переживал: опоздал! Но вскоре он понял, что дело не только и не столько в Хозяине. И еще понял, что судьба дает ему неповторимый шанс: время! И он занялся своим делом всерьез и профессионально. Окончил два факультета. Жил впроголодь. Работал за десятерых. И создал целую систему сбора документов, свидетельских показаний, фактов и т. д. Ему поставляли информацию даже крупнейшие лица Ибанска (не зная, конечно, для каких целей и куда идет информация). Он собрал компрометирующие документы на всех ведущих руководителей. Например, он достал фотокопии с нескольких десятков доносов, которые еще в юношеские годы и затем в годы начала своей карьеры писал на своих друзей и коллег Теоретик. Дело Конкурента он расследовал до самой глубины. Несмотря на многократные чистки уцелело, оказывается, несколько десятков косвенных и несколько прямых свидетелей. Потом — новое огорчение: выступления Правдеца. Однако и это пошло ему на пользу. Он сократил работу в этом направлении и полностью сосредоточился на более важных сторонах ибанской жизни. Короче говоря, за тридцать с лишним лет такой деятельности он собрал материалы огромной обличительной силы, обработал их в книгу. И какую! Десять огромных томов. Переправил ее Туда. Там нашлись заинтересованные лица. Книгу надежно спрятали в какой-то банк. Эксперты оценили ее в полмиллиарда!!! Составили завещание, в котором учли все возможные случаи. Например, если Шантажиста посадят в тюрьму или в сумасшедший дом, книгу начнут немедленно издавать. Книга хранится как золото или бриллианты. Банкирам выгодно. И прочим участникам дела какая-то доля перепала. А издание книги будет вдвойне выгодно. Причем, весь гонорар он завещал употребить на оплату статей в газетах и журналах, передач по телевидению и радио, кинофильмов и т. д. Все продумано. Удар получится грандиознее, чем было с книгой Правдеца. Пока он не хочет печатать книгу. Он, видите ли, ибанец. И хочет добра ибанскому народу. А книга, как он боится, сейчас может принести только вред. Он хочет, чтобы ибанцы стали жить на уровне западных народов. Хочет спокойного обсуждения путей к этому. Впрочем, кто его знает, какие у него замыслы.
Насколько всему этому можно верить, спросил я. Трудно сказать, ответил Сменщик. Я его знаю давно. Иногда он высказывается так, что производит впечатление в высшей степени осведомленного человека. Иногда его суждения мне кажутся фантастическими. Не берусь судить. Вместе с тем, откройте хотя бы сегодняшние газеты. Даже теперь можно сделать не один десяток вырезок, которые через десять лет могут стать обличительным материалом. А ведь в те годы у нас в прессе не церемонились. Была полная уверенность в безнаказанности. А либеральные годы?! Разоблачительные материалы буквально валялись под ногами. Так что нет оснований не верить ему. А как к этому относятся в ООН, спросил я. Знают, ответил Сменщик. И пока они не решаются его взять. А вдруг?! Как-то они решили раскопать кое-какие его дела. Тогда он и всучил им фотокопию одного из доносов Теоретика. И предупредил, что если они не прекратят, его книгу начнут печатать по условиям завещания. Представьте себе, прекратили! Шантаж, сказал я. Нет, сказал Сменщик. Тут серьезнее. Если нет Бога, функции следователя, прокурора и судьи может взять на себя любой человек. Это его моральное право. А разве Правдец не выполнил именно эту роль?! Не шантаж, а угроза разоблачения безнравственной и бесчеловечной подоплеки поведения отдельных людей, групп и целых слоев населения. И даже целых народов. Если допустить, что такая книга есть, каков будет эффект ее публикации, спросил я. Думаю, что колоссальный, ответил Сменщик, Он может перейти все границы и стать жизненно опасным для ибанского народа вообще. Дело в том, что в мире сейчас назрели огромные антиибанские силы. Если их объединить, дать им знамя, оправдание, удар может получиться сокрушительный. Книга Правдеца была первой стихийной попыткой такого рода. А если будет более всеобъемлющий материал и сознательная широкая организация реакции на него?!.., По-моему, опасения Шантажиста вполне здравы. Я бы на его месте тоже не сразу решился бы на публикацию таких материалов. А может быть вообще не решился бы. Вы поймите, для таких людей не играет роли известность, успех и прочие земные блага. Они не корыстны и не тщеславны. У них другие мотивы и цели.
Всю ночь я обдумывал проблему Шантажиста. Несколько раз звонила Она (я уверен, что — Она), но я не снимал трубку. И спать мне не хотелось. Я искал в себе силы и способности сделать нечто подобное. И в конце концов решил проблему тривиальным образом: если бы я даже захотел повторить дело Шантажиста, мне бы не дали этого сделать. Время не то. И судьба моя не та. У меня другая судьба. И я не волен изменить ее. Правдец явил образец Суда. Шантажист навис над ними как постоянно действующая угроза расплаты в будущем. А я? Я — ягененок, которого вот-вот должны принести в жертву нашим Ибанским Идолам. Я — лишь песчинка в том материале, который соберет будущий Шантажист. Если, конечно, эта песчинка попадет в поле его внимания. Молю, чтобы она попала. И ничего больше мне не надо. Пусть хотя бы песчинка. Хотя бы даже без имени.
Симптомы
Сегодня в Газете напечатана новая поэма Распашонки. Поэма не просто холуйская, а сверххолуйская. И явно написана наспех. Если уж Распашонка, который пятнадцать лет изо всех сил стремился изображать из себя духовного вождя передовых сил общества, пошел на такой шаг, значит слухи насчет идеологического пленума — не вранье. В поэме Распашонка клялся и божился, что он всегда стремился верно служить Братии и Народу, мимоходом зацепил Правдеца и Певца, обвинив их в предательстве, и в заключение заявил, что его подлинное имя — Ибанск, а Распашонка — это лишь его псевдоним. И уже к вечеру в Ибанске молниеносно распространилась эпиграмма неизвестного автора. Заканчивалась эпиграмма такими словами:
Торчал в Ибанске или был как иностранец, Строчил стишки или считал деньжонку, Всегда ты был отъявленный засранец По имени (не с псевдонимом!) Распашонка. В Установочном Журнале опубликовали огромную и погромную редакционную статью по поводу искривлений, отступлений и нарушений в литературе и изобразительном искусстве. В Литературном Журнале один из видных идеологических вождей опубликовал большую статью по поводу все тех же искривлений, отступлений и нарушений. В той и другой статье неоднократно фигурировало выражение «идеологические диверсии». И кончались обе статьи призывом искоренять, предупреждать и воспитывать на примерах. Значит, Неврастеник рассказывал правду.
Хотя приближение грозы ощущалось, она еще воспринималась как нечто нереальное, скорее как нечто опереточное. Раскаты грома раздавались глухо, где-то очень далеко. Они непосредственно нам пока не угрожали. Кандидат и Физик, до' которых тоже дошли слухи (газет и журналов они не читают принципиально), были настроены юмористически. И мы основательно повеселились на счет Распашонки и установочных статей в Журналах. Такой мрачной галиматьи со времен Хозяина не было в нашей печати, сказал Физик. Видать, решили за нас взяться всерьез. Меня, слава богу, это не касается, сказал Кандидат. Не будь младенцем, сказал Физик. Это касается всех. Голову даю на отсечение, за этим кроется весьма прозаическая вещь: наверняка будут повышать цены на все предметы потребления и гнать людей на новые великие стройки, куда добровольно сейчас не едут даже жулики и герои. И, разумеется, начнут очищать Ибанск от всех оппозиционеров, главным образом — от бывших и потенциальных. Так что жди гадостей!
Ожидание
Я ждал одно и днем, и среди ночи, И ждать другое что мне не было дано: Когда любимая изменит между прочим, Когда коллега настрочит донос, Когда клеймить правдивого заставят, Когда кретина в гении прикажут обряжать, Когда цену на что-нибудь по-тихому набавят, Когда за анекдот опять начнут сажать. Когда… Когда… Когда… Когда… Когда… Я только это ждал и ждал всегда. Один, на людях, днем, и среди ночи, И раньше, и потом я ждал одно всегда: Вот-вот стрясется, говоря короче, Объявленная благом черная беда. Пока живой, беду (не радость) жду я. В нее лишь верую. Попробуй, не поверь! Она — не вождь. Не лозунг. Не надует. Непрошенная явится и застучится в дверь. О чем говорят ибанцы
Удивительное дело, сказал Физик. Я бывал в самых разнообразных компаниях: академиков, писателей, генералов, министров… Я был однажды в гостях даже у Самого! И повсюду одни и те же разговоры: жратва, тряпки, квартиры, дачи, машины… В лучшем случае — бабы. Менялись только уровни и виды. И лишь чуточку — выражения. Академик, например, говорил «переспать», генерал — «отодрать», министр — «задуть», писатель (как самый воспитанный, естественно) — «еб…. ь». А так — одно и то же везде. И только после того, как меня вышибли отовсюду, я стал иногда вести с людьми содержательные интересные разговоры. У кого что болит, тот о том и говорит, сказал я. Нам не остается ничего другого, кроме умных разговоров на социальные темы. Кстати сказал Кандидат, кооперативные квартиры подорожали вдвое. А цены на золото увеличили вдвое, сказал я. Золото — черт с ним, сказал Кандидат. Напрасно, сказал Физик. Это — самый точный показатель. В ближайшее время все товары подорожают по крайней мере вдвое, помяните мое слово!
Потом Кандидат предложил свою новую модель ибанского общества: много-много тараканов и клопов, поменьше муравьев и пчел, еще поменьше обезьян и попугаев (для искусства и идеологии, разумеется), во главе всего этого поставить полчища крыс, и поселить это сообщество в районе помойки. Идея Кандидата вызвала живой интерес у всех членов нашей бригады. Мы прекратили работу, развалились на куче строительного мусора и принялись разрабатывать ее в деталях.
Потом мы опять заговорили о предстоящем идеологическом зажиме. что-то будет, сказал я. Ничего особенного, сказал Физик. Будет то же самое, только еще хуже. А что касается нас, могу вам нарисовать точную перспективу. Слушайте! Идеологическая диверсионная группа Сменщика своевременно разоблачена сотрудниками ООН и по заслугам обезврежена, — так сообщат в прессе. Помимо Сменщика в группу входили Ночной Сторож, Физик, Кандидат, Собутыльник и Секретарша. Диверсанты пытались затянуть в свои сети Неврастеника и Чина, но им вовремя помешали. После разоблачения группы ибанский народ еще более уверенно двинулся вперед к зияющим высотам полного изма и начал (под мудрым руководством, конечно) поднимать окончательно запущенное сельское хозяйство. Из Америки привезли десять живых коров (блестящий пример разрядки напряженности!). Забыли, правда, закупить быка. Однако наши мужественные разведчики приложили титанические усилия и достали бычка. Но он, увы, оказался уже непригодным для этой цели. И тогда замечательные ибанские ученые изобрели механических коров, которые жрали ужасающе много силоса (как живые!), но пока еще не давали молока. Ученые взяли на себя обязательство научить их этому к концу пятисотой пятилетки. Какая дерзкая мечта! Капитализму такое не под силу! Кандидат надрывается от хохота. А мне почему-то не смешно. Мне грустно.
Теоретик
Доклад на Юбилейном Заседании делал сам Теоретик. А что за Юбилей? Газет я не читаю теперь. Впрочем, черт с ним, с Юбилеем. Важно не то, какой Юбилей, а то, что доклад зачитывал Теоретик.
Теоретик — Заместитель Заведующего Ибанском по вопросам идеологии. Поскольку в Ибанске все пронизано идеологией, то Теоретик хозяйничает над всем Ибанском в идеологическом разрезе. Роль его при этом настолько значительна, что его побаивается даже сам Заибан. История Ибанска не знает ни одного примера, чтобы решающая роль в снятии или назначении Заибана не принадлежала Теоретику. Только Начальник ООН может конкурировать с Теоретиком во влиянии на ход дел в Ибанске. Теоретик — необычайно глупый и невежественный ибанец. Среди высших руководителей глупее и невежественнее его не бывает никто. Даже от прочих ибанских руководителей Теоретик, как правило, отстает на пятьдесят лет. К тому же он необычайно злобен. По любому вопросу он прежде всего требует поставить к стенке. Кого и за что, не имеет значения. Поставить, поскольку заслужил! И для примера! И лишь после этого он пытается осознать, кого он велел поставить к стенке и за что. И вообще, какой вопрос обсуждается. Теоретик беззаветно предан делу, которому служит и о котором имеет весьма смутное представление из немногочисленных цитат из классиков, которые для него выискивают помощники и референты. Именно эти качества и дают Теоретику колоссальные преимущества. Он очень крепко держится за свое место. Обычно он пересиживает по крайней мере трех-четырех Заибанов. Все попытки конкурентов спихнуть Теоретика кончаются крахом. Если он уходит, то уж насовсем: в Стену. А это бывает редко, ибо Теоретик как человек слабого здоровья живет бесконечно долго. Зато Теоретику закрыта дорога в Заибаны. В Ибанске еще не было случая, чтобы Теоретик стал Заибаном. Это — в полном согласии с ибанской историей, в которой светская власть всегда торжествовала над духовной. Теоретик имеет большое число помощников и референтов, которые составляют для него речи и доводят до его сумеречного сознания, о чем говорят окружающие и что надлежит ему самому говорить и делать. Собственно говоря, для него делать — значит говорить, так что слово «делать» здесь излишнее. Помощники и референты составляют часть личности Теоретика и сами по себе никакими признаками не обладают. С другой стороны, и он без них ничто. Так что целостное явление тут образует весь аппарат, возглавляемый (или завершаемый на вершине) Теоретиком. Характеристика Теоретика есть характеристика этого аппарата. А последний грандиозен. Мы с Кандидатом как-то решили подсчитать, сколько человек занято в этом аппарате. Но потом плюнули на это дело, ибо огромное число людей, занятых в других сферах жизни, так или иначе выполняют идеологические функции (подобно тому, как функции сотрудников ООН выполняют миллионы ибанцев, не имеющих прямого отношения к аппарату ООН). Так что ибанская система власти в полном смысле слова есть самодеятельность населения. И для нашего начальства проблема заключается в том, чтобы пробудить самодеятельность населения в желаемом направлении, как это бывало ранее, чтобы население само с радостью начало то, что пока начальству приходится решать в виде своих распоряжений и брать на свою совесть, попадая тем самым в положение ответственных перед миром и историей. А чтобы найти средство пробудить население и взять всю ответственность и исполнение на себя, нужна идеологичекая подоплека и идеологическое оформление. И начальство эту штуку давно ищет. Пока безуспешно. И пока магическая формула не будет найдена, Теоретик будет фактически фигурой номер один в системе нашей власти. Он возглавляет главную задачу настоящего момента — оформить людскую злобу в приличную форму и направить ее в нужном направлении.
Когда я закончил эту импровизацию, Сменщик сказал, что она, к сожалению, верна. Но по его мнению, и на сей раз у Них ничего не выйдет масштабного. Зато дров наломают, сказал я. Наломают, сказал Сменщик. Они все время выкручиваются за чужой счет. Обидно, голову Они нам скрутят, а зря. Даже для себя Они из этого не извлекут никакой пользы. Бедненькие, сказал я. Мне Их жаль. И помочь мы Им бессильны. Если бы я смог, устроил бы Им настоящую идеологическую диверсию. Но ей богу, я не знаю, что это такое. Да и где ее взять?!
Дозволенное и недозволенное
После книги Правдеца в Ибанске стали в большом количестве выдавать разоблачительные статьи, очерки, рассказы, фильмы, спектакли. Но удивительное дело, на них не обращали внимания или плевались, хотя временами разоблачения бывали даже в более резких выражениях, чем у Правдеца. Очевидно, правда — штука не такая-то простая, ее трудно подделать. Потому-то даже правоверные ибанцы в официально допущенной правде сразу чуют ложь. Раз правда одобрена официально, она самим актом одобрения впитывает в себя ложь. Или она потом запрещается. Попробуй, найди где-либо разоблачительную речь Хряка! А она — лишь одна сотая доля правды. Даже слабое обличение, идущее от души и минующее официальные каналы, производит неизмеримо больший эффект, чем все официально дозволенные признания вместе взятые. Подлинная правда запретна по существу, независимо от ее размеров.
Моя Секретарша достала (по блату, конечно!) пару билетов в Главный Театр. Показывали как раз такой необычайно смелый обличительный спектакль. Я еле досидел до конца. Очень интересно было, не правда ли, сказала Она. Да, сказал я. Особенно мне понравилось то, что в списке действующих лиц персонажи расположены не по степени важности их ролей в спектакле, а по бюрократическим рангам. Министр произносит лишь одну фразу, а в списке действующих лиц идет первым, играет его Народный Артист, и получил он наверняка в два-три раза больше, чем артистик, игравший вора. Не придирайся к пустякам, сказала Она. Главное — как здорово они стукнули по репрессиям! Видишь, если можно, у нас сами критикуют. Критикуют, сказал я, но как?! Обрати внимание. В пьесе один злодей и два холуя на сотню хороших персонажей. А как было в реальности? Много ли… не то, что честных и смелых… хотя бы более или менее мягких судей, следователей, охранников и т. п. приходилось на океан злобных, трусливых, продажных, жадных и т. п. подонков и мерзавцев?! А сейчас как? А посмотри нашу контору!
Одним словом, мы крупно поругались и разошлись, не попрощавшись. Потом Она звонила и плакала. Потом я звонил и просил прощения за резкость. Потом… Потом… Потом…
Никаких ПОТОМ!
Действующие лица
В выших сферах произошли серьезные перестановки в руководстве, говорит Сменщик. Что из себя представляют вновь назначенные люди? Общего признака у них нет, говорю я. Кто хуже, кто лучше, кто такой же. А в общем, какое это имеет значение?!
И в самом деле, имеет ли это какое-нибудь значение?
Действующие лица нашей истории совершенно одинаковы. Различия их настолько ничтожны, что иностранцы их вообще не замечают. Чтобы заметить их, надо родиться и вырасти в Ибанске и достаточно длительное время вращаться в данной сфере ибанской жизни. Например, если ты никогда не сталкивался по своим делам со Старым Академиком и Молодым Академиком, то тебе даже в голову никогда не придет мысль, что это — не одно и то же лицо. А между тем для ибанцев, занятых в этой области, разница между ними колоссальна: Старый Академик для них — подлинный ученый, светоч прогресса, образец мужества и порядочности; а Молодой Академик — безграмотный и бездарный болтун, спекулирующий ученым званием, черносотенец, холуй и продажная тварь. Когда в Ибанске стали модными идеи машинизации интеллектуальных и творческих потенций человека, были созданы две лаборатории — одна для изучения творчества Старого Академика, другая для изучения творчества молодого Академика. Когда потом попытались с помощью машин установить, кто является автором заданного текста — Старый или Молодой Академик, — то потерпели неудачу. Машины оказались неспособными различать их тексты и устанавливать их авторство. Однако это не обескуражило ибанскую науку. Наоборот, именно это обстоятельство позволило сделать гордый вывод о том, что машина никогда не сможет полностью заменить человека в его интеллектуальной деятельности. А между тем рядовой научный сотрудник Циник с завязанными глазами на слух по одной лишь фразе мог точно сказать, взята эта фраза из работы Старого или Молодого Академика. Другой научный сотрудник Ловкач несколько уступал Цинику: ему для той же цели иногда требовалось прослушать две фразы. Но это и понятно. Дело в том, что Циник первые десять лет своей деятельности писал работы только за Старого Академика, а последующие десять — только за Молодого. Тогда как Ловкач писал вперемежку как за того, так и за другого. Точно также невозможно различить взаимоотношения действующих лиц без специальной подготовки и знания конкретной ситуации. Например, Дегенерат и Сука суть непримиримые враги в один период времени по данному вопросу, но они же неразлучные друзья в это же время по другому вопросу или в другое время по этому же самому вопросу. Причем, Дегенерат друг Старому Академику в то время, когда последний враг Молодому, а Молодой друг Прохвосту, который враг Дегенерату, но друг Старому Академику и Суке, которая враг Дегенерату и т. д. Однажды Сопляк попытался установить взаимоотношения действующих лиц с помощью бесконечномерного графа и потерпел неудачу. Оказалось, что тут нужна не математика, а диалектика, ибо как только Сопляк приходил к концу решения своей задачи, отношения действующих лиц в корне менялись, и вся проделанная работа шла насмарку. Именно это обстоятельство позволило младшему научному сотруднику без степени Червяку сделать следующий вывод. Бессмысленно выяснять взаимоотношения действующих лиц Ибанской истории, ибо они неустойчивы. А неустойчивы они потому, что они несущественны. Существенно здесь иное, а именно — какие действия и как будет совершать данное активное лицо независимо от его взаимоотношений с другими. Можно точно установить лишь основные характеристики индивидов, которые постоянны. Например, Теоретик и при Хозяине, и при Хряке, и при последующих Заибанах всегда требовал закручивать гайки и ставить к стенке. Это — его атрибут не как данного конкретного лица, а как определенной функции. Вместе с тем, только лицо с такого рода качествами может быть допущено до этой функции. Так что это есть и свойство данного конкретного лица.
Не имеет значения, говорю я, кого сняли и кого назначили взамен. Важен лишь сам факт смены: раз уж она произошла, то будут приняты более жесткие меры, чем обычно. Какие же, например, спрашивает Сменщик. Не мне вам говорить об этом, говорю я. Думаю, что на сей раз кое-что перепадет и нам. Вам что-нибудь говорит такое выражение: идеологическая диверсия? Ах вот оно что, говорит Сменщик. Теперь мне многое стало ясно. Знаете, меня ведь вызывали в одно место. И беседу имели… Идиоты, говорю я. Круглые идиоты! Халтурщики! Бездарь! Обленились! Они даже провокацию толком организовать уже не могут!
О Правдеце
А кто такой Физик, спрашивает Она. Старый знакомый, говорю я. Вместе работали. Это случайно не тот самый, спрашивает она. Тот, говорю я. Кстати, он погорел из-за Правдеца. Когда книга Правдеца вышла на Западе и просочилась в Ибанск, Физик организовал кружок по ее изучению. Причем, сделал это открыто. Заседания кружка проводил прямо в лаборатории. Власти долго ничего не могли с ним поделать: сам величина, тесть величина. Но в конце концов нашли подходящего провокатора из его учеников, запутали и устроили дело. Лишь из почтения к его прошлым заслугам(а скорее всего благодаря хлопотам тестя) его не засадили. Расскажи еще чего-нибудь о Правдеце, говорит Она. Мне интересно. Судьба Правдеца трагична, говорю я. Здесь его не знают и знать не хотят. А там он имеет успех по тем же законам, по каким завоевывают успех кинозвезды, футболисты, гангстеры. Странно, говорит Она. Правдец сказал миру правду, говорю я, страшную и великую правду. И сказал ее с целью, чтоб Мир больше не возвращался в то ужасное состояние. Дай Бог, чтобы было так, говорит Она. Только что-то непохоже, чтобы Мир не хотел возвращаться в то ужасное состояние, говорю я. Он лезет в него со страшной силой. Он мчится в свое прошлое. А мы не видим этого. Делаем унитаз какому-то чиновному подонку. Чтобы ему срать приятно было. А что поделаешь, говорит Она. Ничего, говорю я. Надо плюнуть на все это и устроить свой маленький мирок на двоих. Неплохо бы, говорит Она. Но в ее голосе я чувствую что-то тревожное, тоскливое и безнадежное. Неужели все-таки мои худшие подозрения верны? Нет, не хочу верить. Мне нельзя в это верить. Иначе зачем жить?
Баллада о Правдеце
И призвал Правдеца Бог… Чтобы совесть была чиста, Иди, не жалея ног, Кричи, не жалея рта. Иди, где услышишь плач, Где честный и правый слаб. Кричи, что кумир — палач. Зови, чтоб очнулся раб. Если силы нету в груди, И один остался в ночи, Все равно кричи и иди. Все равно иди и кричи. И сказал Правдец: Иду! И буду крича жить, Какую увижу беду, Стану о ней вопить. Он к людям направил шаг Сказать, что они в беде, Что в злобе горит душа, И нет просвета нигде. Разинул он рот и в бой. Но слышит: Заткнись, болван! Знает ребенок любой: Рай на Земле — обман. Ты лучше надежду дай. Во что поверить, скажи. А всякая там беда — Обычная наша жизнь. И к Богу вернулся он, Измучен, всеми гоним. Он Богу сказал: я смешон. Такой я не нужен им. Глубоко задумался Бог. Задача твоя не проста. Если б решить я смог, Я сам бы раскрыл уста. Был случай похожий давно. Стерлись его следы. Тот делать умел вино Из самой простой воды. Как праведно жить, учил. Надежду и веру дал. Бессмертье души сулил. Но так же, как ты, страдал. Я ведь всего лишь Бог. И есть я лишь для души. Ах, если б я только мог, Задачи бы все решил. Не в силах я дать ответ. Хочешь — ищи сам. Иди и гляди Свет: Задачи решают там. И остался Правдец без дел. И пошел одинок и сир. И прекрасную песню спел. О том, что ужасен Мир. И ужасную песню спел. О том, что прекрасен Мир. Конец работы
Наконец-то мы закончили квартиру. Чин, конечно, нас надул. Кандидат был взбешен. И, уходя, он что-то сделал в новейшем спусковом механизме унитаза. Пусть эта сука теперь помучается, сказал он. Теперь он будет ремонтировать свой нужник по крайней мерее два раза в неделю. И водопроводчики вынут из него в десять раз больше, чем он нам недодал. Кретин! Ну а дальше что, сказал я. Повторим? Нет, сказал Кандидат. С меня хватит. Пропади пропадом моя отдельная квартира, но я так больше не могу. Я потупел за это время до такой степени, что даже наши академики могут со мной конкурировать. С меня тоже довольно, сказал Физик. Лучше переводами буду заниматься. Денег меньше. Зато хоть какая-то гарантия есть. И унижений меньше. А ты? А я, сказал я, намерен в корне изменить свой образ жизни. Сегодня я скажу одно такое слово, что все будет иначе. И мы распрощались. Было грустно. Но, увы, в Ибанске теплые чувства к людям появляются только тогда, когда ты их безвозвратно теряешь.
Я шел по улице, имея в кармане сумму денег, которой у меня не было давнымдавно. И чувствовал великий душевный подъем. Сейчас, думал я, куплю племянникам замечательные игрушки. Чего-чего, а игрушек у нас полно. Маме Куплю модные сапоги. К чему ей сапоги? Все равно будут в шкафу стоять, пока не выйдут из моды. Бог с ней! Раз хочет, ее дело, как она с ними поступит. Ну и старухи пошли. Жуть! Под старость она стала такие штучки носить, какие ей не снились в лучшие времена отцовской карьеры.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|