Пара беллум

Он, Немец, тоже гений в своём роде. Если бы собрать все его донесения, написанные в Москву за годы его агентурной работы, и издать в нескольких томах, то это могла бы быть мировая сенсация. Трудно назвать какую-то сторону жизни Западной Германии, которую он не подвергал бы тщательному и беспощадному анализу. Жаль, он не оставлял для себя копии своих донесений.

Сбежали бы они куда-нибудь с Социологом, обработали бы эти бесценные материалы и... Впрочем, на этом «и» и пришлось бы остановиться. Никто на Западе не решился бы напечатать их труд. На Западе так же не любят правду о себе, как и в Советском Союзе. На другой день он покинул город раньше того срока, до которого собирался отдохнуть здесь. Когда он выходил из отеля, на какое-то мгновение ему показалось, что за ним следят. Внимательно осмотревшись, он, однако, не заметил ничего подозрительного.

Выбор пути

У одних выбор жизненного пути обусловлен серьёзными причинами, мотивами и обстоятельствами. У него же вся жизнь была делом случая. Случайно попал в авиационную школу и стал лётчиком. Неплохо воевал. Мог сделать военную карьеру. Но опять случай резко изменил ход жизни: в пьяном виде подрался с командиром эскадрильи, и его уволили из армии. После увольнения из армии он устроился в детский театр, минуя театральное училище, и быстро добился успеха. Ему доверили роль Серого Волка в пьесе «Красная Шапочка». Это возбудило зависть коллег. Они боялись, что его после этого возьмут в Художественный театр, где он будет играть роль Гамлета или даже Ленина. И они подстроили ему пакость, из-за которой его выгнали из комсомола и из театра. К этому времени он уже оказался на учёте в разведке: ценный кадр — знает немецкий язык и обладает артистическими способностями! Когда вербовавший его офицер сказал ему, что для разведчика очень важна способность перевоплощаться, он хохотал так, как не смеялся ни разу до этого. Так, смеясь, он и подписал своё согласие поступить в шпионскую школу. После этого он уже ни разу в жизни не смеялся. Лишь усмехался иногда, причём криво.

В шпионской школе он стал первым во всех дисциплинах, и ему стали прочить роль сотрудника посольства — самую соблазнительную роль в разведке, Имеющую все достоинства работы разведчика, но не имеющую её недостатков. И опять вмешался нелепый случай, отбросивший его на самую низшую ступень Шпионской иерархии: на экзамене он перенёс столицу ФРГ в Западный Берлин. В эту «столицу» его и направили под видом перебежчика-немца.

Кличку Немец ему дали ещё в полку: он был белобрыс и хорошо говорил по-немецки. Эту кличку сохранили за ним и в КГБ.

Разочарование

Работа в качестве агента не принесла ему удовлетворения. Он мог бы стать гением в подрывной и разведывательной работе на Западе, а его заставили заниматься мелкими и грязными делишками. Он даже стал подумывать о том, чтобы перейти на сторону Запада по той причине, что советская система не даёт ему возможности развернуть свои способности по причинению зла Западу. Но вспомнил, что у него уже был предшественник: Пеньковский. Тот стал английским шпионом в знак протеста против того, что не мог реализовать свои шпионские таланты в качестве советского шпиона на Западе. Тогда это была сенсация на Западе. Но Пеньковский был шпионом Запада в Москве. А зачем Западу свои западные шпионы у себя на Западе, да ещё талантливые?!

К тому же Запад оставался для него лишь полем деятельности, а не объединением близких ему человеческих существ. Он ощущал себя тут одиноким охотником во враждебных джунглях, охотящимся не на грозных и прекрасных зверей, а на жалких и омерзительных червяков. Непосредственно обслуживающих его агентов он воспринимал лишь как аксессуары охотничьего снаряжения. С этими людьми у него тем более близости не могло быть. Они вызывали в нём антипатию, переходящую в отвращение.

Он забросил все дела и запил. Из Москвы прислали человека привести его в норму. Московский «врач» предложил поехать в тёплые края — позагорать, с девочками побаловаться, отведать вин...

— Тебе плохо, — сказал московский «врач». — Но не ты первый, не ты последний. И ты ведь русский Иван, а не кто-нибудь! Ты же боевой офицер! Сколько раз смерти в лицо смотрел? А тут раскисать от какой-то ностальгии!.. Мы можем тебя отозвать. Но ты думаешь, что в Союзе тебе лучше будет? Месяц-другой будет немного легче. А потом? Ты же потом от тоски по этому проклятому Западу повесишься. Проверено. Не ты первый, не ты последний.

Когда они разговаривали в таком высоком стиле о проблемах жизни и смерти, появилась группа подвыпивших советских моряков. Они окружили клетку с попугаями и битый час учили их говорить слово «дурак». Но безуспешно. Попугаи бормотали что-то своё.

— Видишь, — сказал он своему московскому утешителю, — чему мы учим Запад, и к тому же безуспешно. Сколько тысячелетий потребовалось человечеству, чтобы вскарабкаться на вершины современной цивилизации. А что мы несём в мир? Подлости, моральную деградацию, страх, халтуру, чувство ненадёжности и неустойчивости.

— Не будь таким наивным, — говорил московский «врач». — Если бы мы имели в запасе столетия, то и мы тоже начали бы карабкаться вверх. И уверяю тебя, мы за сто лет вскарабкались бы выше Запада. Но у нас этого столетия нет. Есть, может быть, десять или от силы двадцать лет. А нам нужно победить во что бы то ни стало. Разгромим Запад, тогда у нас в запасе будет вечность. Тогда мы восстановим все ценности западной цивилизации, разовьём новые и вознесём человечество на такие высоты, какие тут и не снились.

Он не стал тогда спорить. Кто знает, может быть, тот «врач» был прав. Но оправдывает ли потенциальное благородство далёкого будущего актуальную подлость нашего времени? Этот вопрос, который мог стать поводом терзаний для героев Достоевского, оставил его равнодушным.

Когда они уходили, один из попугаев вдруг отчётливо произнёс русское слово «дурак».

— Видишь, — сказал московский «врач», — наши усилия не пропадают даром!

Они рассмеялись. А попугаи хором долго ещё кричали им вслед: «Дурак!», «Дурак!», «Дурак!»...

Мысли в дороге

Его жизнь — движение. Его дом — дорога. В дороге он думает. Думает хаотично, не различая серьёзного и пустяков, анекдотичного и драматичного, личного и чужого. Устав думать, он включает радио. Вот выступает известный политик. Говорит о том, что если на Советский Союз надавить сильнее, то он будет вынужден «либерализоваться».

Какая чепуха, думает он. Но наше руководство тоже не блещет интеллектом и выдержкой. Во всем какая-то незавершённость, недоделанность, половинчатость. Во всем неспособность идти до конца. Наши высшие руководители делают грубую ошибку, заботясь о своей репутации на Западе. На Западе это истолковывают как слабость. Лучше плохая репутация сильного и независимого, чем хорошая слабого и послушного. Чем хуже о нас пишут и говорят на Западе, тем лучше для нас. Вообще было бы полезно довести плохое мнение о нас на Западе до уровня абсурда. Тогда его можно было бы очень быстро изменить на противоположное.

Рутина и творчество

Он перестал ощущать себя рядовым советской незримой армии, атакующей Запад. Он отвык от высокопарных выражений насчёт советской агентуры и привык рассматривать свою работу как серую рутину, вытягивающую из него все человеческое. Он стал относиться к себе как к машине, выполняющей чужую волю. И заботился лишь только о том, чтобы машина работала исправно. Его русский язык стал бедным и невыразительным. Он думал по-немецки. И сны видел по-немецки. Это внесло немецкую педантичность и формалистику во всю его работу, но убило в нём живое русское творческое начало. Он стал замечать, что чем лучше и безупречнее он лично и его группа работает, тем мизернее становились результаты работы по существу. Из работы исчезло то, что можно было бы назвать элементом открытия, изобретения. Немецко-западные критерии оценки происходящего и самой деятельности его организации оттеснили критерии русские — халтурные, неопределённые, но в конечном счёте гораздо более здравые и жизненные.

Надо бы всю эту нашу лавочку прикрыть, думал он не раз, и начать снова. Начать с нуля, на пустом месте, но творчески. Но именно это-то и исключено. Почему? Вот над чем стоит задуматься. Если уж в нашем шпионском деле мы оказались врагами творчества, так что же говорить о науке, технике, культуре, управлении!.. А что, если наша историческая роль на самом деле состоит именно в убийстве всего творческого в человечестве?! Возможно, что история породила нас только для того, чтобы сказать человечеству: «Стоп!» И возможно, что это «Стоп!» есть проявление инстинкта самосохранения человечества. Гипертрофия творчества уже стала смертельно опасной для человечества.

Мозговые вопросы

Такого рода вопросы захватывали лишь его мозг, оставляя его равнодушным как к самому процессу дума-ния, так и к его результатам. Он их называл «мозговыми вопросами». Его устраивал любой ответ на них. И никакой ответ на них не удовлетворял его. Любой ответ других людей на них раздражал его и вызывал возражения.

Наша эпоха, думал он, вообще есть эпоха «мозговых вопросов». Холодная, бездушная, расчётливая и продажная эпоха. Эпоха недоверия ко всему и ко всем. Эпоха безразличия ко всему и ко г.см. Даже когда организуются какие-то действия, связанные с эмоциями, все они рассчитаны заранее. В наше время даже голодают под надзором врачей или в расчёте на насильственное питание. И непременно в расчёте на сенсацию в прессе.

Голодающие ушли на обед

Несколько советских эмигрантов и западных интеллектуалов, вовлечённых в советские проблемы, устроили голодовку в Гамбурге в знак протеста против каких-то действий советских властей. Ему приказали дать подробную информацию об участниках голодовки и о ходе её. Зачем? В газетах и без того информация на этот счёт имеется в избытке. Но приказы не обсуждают. Он поехал в Гамбург, хотя были более важные дела в другом месте. Голодающих, однако, в том месте, где они, согласно газетам, должны были жертвовать своим здоровьем во имя справедливости, демократии и ещё чего-то, он не нашёл. Кто-то сказал ему, что они ушли обедать в ресторан вместе с журналистами и врачами, следившими за их здоровьем.

Ждать у него не было времени. И он послал в Москву самое короткое за всю его работу на Западе, но самое ёмкое сообщение: «Голодающие ушли на обед». Реакция Москвы осталась ему неизвестной.

Просматривая газеты

На первой странице газеты — фотография австралийского премьер-министра в обществе красивых женщин на берегу океана. Премьер-министр бесследно исчез двадцать лет назад. Считалось, что его съели акулы. Но вот некий дотошный журналист установил, что премьер-министр был китайским шпионом и сбежал в Китай на подводной лодке. «Величайший шпион в истории человечества!» — вопят жирные чёрные буквы с газетной страницы.

Что этот премьер-министр был китайским шпионом, в этом нет ничего особенного, думает он. Но есть неписаное правило шпионской этики: если шпион начал делать большую карьеру, его уже не используют как шпиона. Ему не мешают добровольно работать в пользу страны, шпионом которой он является. И какой он величайший шпион?! Премьер-министр не может быть даже заурядным шпионом. Все, что он может сообщить, гораздо лучше известно и без него. Да и влияние его на ход истории практически равно нулю.

Опять фотография. На сей раз советского шпиона в Англии. Шпион — офицер военно-морского флота. Передавал секретную информацию в советское посольство в течение двадцати лет. Ему угрожает тюремное заключение на шесть месяцев или штраф пятьсот фунтов.

«Из компетентных источников стало известно, — сообщает газета, — что Советский Союз намерен обменять этого шпиона на английского шпиона в СССР, тоже бывшего морского офицера, пытавшегося передать секретную информацию в английское посольство и осуждённого за это на пятнадцать лет лагерей строгого режима».

Прекрасно, думает он. В результате этого взаимовыгодного обмена мы будем иметь нового шпиона в Англии и эксперта по английским военно-морским силам в Советском Союзе. На Западе никак не хотят признать, что мы их в чём-то можем превзойти. Тут довольно часто поднимают шум по поводу советского шпионажа на Западе. Но никогда не допускают даже малейшего намёка на признание того Факта, что советский шпионаж на Западе качественно превосходит разведывательные службы Запада. Устроили бы международный конгресс шпионов. Какой жалкий вид имели бы западные шпионы в сравнении с нашими! Впрочем, мы не смогли бы использовать свои преимущества. Как всегда, западные ничтожества были бы раздуты до масштаба гениев, а наши гении были бы низведены до уровня ничтожеств.

Суета

И всё-таки работаем мы плохо, из рук вон плохо, думает он. Мы не используем свои возможности и на один процент.

Полгода назад ему представилась возможность купить чиновника, имеющего доступ к важным государственным секретам. Он послал в Москву сообщение об этом с просьбой разрешить ему, Немцу, провести операцию на свой страх и риск, гарантируя успех. Хотя проблема была экстренной важности, хотя решение по ней следовало принять в течение нескольких дней, он так и не получил ответа. По некоторым признакам он догадался, что вербовку поручили офицеру КГБ, занимающему официальный пост в посольстве, и операция провалилась. Чиновник потерял свой пост, а советский «дипломат» срочно покинул Германию.

Когда началась массовая эмиграция из Советского Союза, казалось, что настали райские дни для советской агентуры на Западе. Но советские эмигранты за редким исключением оказались никудышными агентами. Они халтурят, врут, предают и продают налево и направо. Единственным положительным эффектом от неё на Западе оказалась шпиономания и преувеличение мощи КГБ.

От скуки он начал вычислять коэффициент полезного действия агентуры. И обнаружил, что это бессмысленно. Агент исключительно редко совершает действия, непосредственно являющиеся агентурными. Но вся жизнь его в стране с многими тысячами действий, казалось бы не имеющих отношения к агентурной работе, есть агентурная операция. Агент очень редко приносит пользу своей стране. Чаще он должен причинять ей вред, чтобы быть в состоянии иногда принести пользу. Один из его подчинённых больше десяти лет занимается антисоветской деятельностью. Пользы от него, как говорится, кот наплакал. Иногда даёт кое-какие сведения для фельетонов в советской прессе. А в Москве его считают ценным агентом.

На его глазах происходило стремительное размножение советской агентуры в Западной Европе и одновременно с этим измельчение её операций. Его исключительное положение «свободного охотника» потеряло всякий смысл. Почти все поручения Москвы, выполненные им в последние годы, не требовали никакой особой квалификации. Их могли выполнить начинающие агенты, не имеющие профессиональной подготовки. Виртуоз агентурной работы был ни к чему. Он напоминал себе виртуоза скрипача, вынужденного играть на балалайке в колхозной самодеятельности.

Он перестал быть советским человеком, но не стал западным. Он утратил многие недостатки советского человека, но не приобрёл вместо них достоинств человека западного. Он оказался в положении инопланетянина, которому все в этом мире было чуждо, с точки зрения которого все было достойно лишь насмешки и презрения. Даже тогда, когда он видел очевидные преимущества советской агентуры в сравнении с западной, он в этих преимуществах видел недостатки. Но в слабостях Запада он не находил достоинств.

Ему приходилось разговаривать со многими людьми различных национальностей и различных категорий. Но у него не было ни одного случая полного взаимопонимания. Он сразу обнаруживал ограниченность собеседников. И ему становилось скучно.

Социолог

За операцию «Дирижёр» его наградили орденом, что его не обрадовало. За медлительность в осуществлении операции «Социолог» ему сделали выговор, что его не опечалило. С Социологом он медлил умышленно, потому что был согласен с его идеями, которые он вычитал в одной из статей Социолога. Социолог прав в главном. Чтобы иметь глубокий и устойчивый успех Советскому Союзу на Западе, надо иметь сначала успехи у себя дома, и прежде всего — в культуре. Надо сначала в сфере духа обогнать Запад. А для этого надо таких, как Социолог, у себя дома беречь, а не выбрасывать сюда. Даже жестокая критика советского общества советскими людьми есть элемент советской культуры. Мы были новаторами в построении нового общества. Мы должны стать новаторами и в его понимании, а значит — и в его беспощадной критике. Не самовосхваление, а критика самих себя есть основа нашего утверждения в мировой истории. Вот пятимарковая монета. На ней — Маркс. Юбилейная монета с изображением основателя учения, под знаменем которого разрушают капиталистическое общество! Почему тут выпустили эту монету? Да потому, что марксизм есть существенный элемент немецкой истории и культуры. Немцы бережливы. А мы расточительны.

Приказ Москвы завершить операцию «Социолог» его насторожил. Что-то в этом приказе было отклонением от нормы. Ему показалось, что в Москве тем самым хотят одним выстрелом убить двух зайцев: убрать Социолога и подвести под удар его, Немца. Но он отбросил это подозрение. Приказы не обсуждают, а выполняют. У него в жизни ещё не было случая, чтобы он приказ не выполнил.

Просматривая газеты

В газетах краткое сообщение о том, что в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС по вопросам идеологии. Немец представляет, какое это было грандиозное мероприятие. Сотни партийных руководителей и профессиональных идеологов съехались в Москву со всех концов страны. Иностранные представители. Друзья. Враги. Наблюдатели. Журналисты. Тысячи аппаратчиков на всех уровнях власти и во всех районах страны были вовлечены в подготовку и проведение Пленума. Западные люди просто не в состоянии вообразить, сколько советских граждан было затем занято изучением и пропагандой материалов Пленума, какие титанические усилия страна приложила к этому. А на Западе на это эпохальное событие не обратили почти никакого внимания. Зато все средства массовой информации переполнены материалами по поводу ассистентки зубного врача, которая плюнула в рот склочного пациента. Фотографии в газетах. Телевизионные передачи. Были забыты все знаменитейшие женщины века, включая Индиру Ганди, мать Терезу, леди Диану, Железную Леди и погибшую в автомобильной катастрофе монакскую принцессу, которую тут хотят зачислить «в клику святых» (так истолковали советские газеты выражение «причислить к лику святых»).

Между прочим, на упомянутом идеологическом Пленуме ЦК КПСС сотни и тысячи советских руководителей и аппаратчиков наплевали в душу Западу. Ну и что? Ровным счётом ничего.

Как в кино

Теперь он мчится в Бонн, где намечена грандиозная пацифистская демонстрация. Километрах в стах от Бонна его остановил полицейский патруль. Полицейский унёс его документ и вернул лишь через десять минут. Возможно, это обычная проверка. Сейчас в Бонн со всей Европы стекаются всякого рода тёмные личности. И террористы, конечно. Но бережёного Бог бережёт. В таких случаях он привык принимать свои меры предосторожности. Неподалёку отсюда у него есть «точка», где он может изменить номер машины и внешность. «Точка» — советская женщина, вышедшая замуж за немца. Инцидент с проверкой документов встревожил его. В последнее время он стал интуитивно ощущать, что в окружающем его мире происходит что-то, порождающее в нём состояние тревоги. Прежде чем ехать к «точке», он позвонил ей по телефону — предупредить о своём приезде и узнать, все ли у неё в порядке. Потом внимательно осмотрел улицу, где находился дом «точки». Не заметив ничего подозрительного, въехал в открытый специально для него гараж и через внутреннюю дверь вошёл в дом.

Пока Немец сбривал усы и бороду и менял одежду, муж «точки» сменил номер его машины. Выждав, когда стало смеркаться, Немец снова помчался по направлению к Бонну.

Бонн

Все гостиницы в Бонне были переполнены. Номер для него был зарезервирован на имя, от которого ему пришлось отказаться. Чтобы заполучить этот номер, ему пришлось дать взятку и ждать несколько часов, чтобы администратор убедился в том, что номер действительно свободен. Машину на всякий случай он оставил на стоянке довольно далеко от отеля. С собою в отель взял чемодан, который в случае чего будет не жалко оставить, — это был один из приёмов, который уже не раз выручал его.

Из соседнего номера вышли двое мужчин. Немец сразу догадался, что это «земляки». Когда они громко заговорили по-русски, Немец невольно вздрогнул. Один из «земляков» был невысокий и толстый, говорил баском. Не басом, а именно баском. Другой был тощий и высокий, говорил тенорком. Не тенором, а именно тенорком.

— Готов пари держать, — сказал Басок, кивая на Немца, — что этот тип наверняка из ЦРУ. Его специально рядом с нами поселили, чтобы за нами следить. Так что будь начеку!

— Самой собой разумеется, — поддакнул Тенорок. — Не в первый раз.

Массы

До намеченной демонстрации ещё оставалось два дня, а город и его окрестности уже были битком набиты будущими демонстрантами, полицией, агентами секретных служб, журналистами, дипломатами, жуликами и скучающими праздными зеваками. В том отеле, где он остановился, поселилась целая группа американских старух. Они прилетели сюда специально посмотреть на демонстрацию. Они тоже не хотят войны, но не хотят участвовать и в демонстрации. Достаточно того, что они здесь и что они сочувствуют демонстрантам. За эти дни они достаточно нагляделись на будущих демонстрантов. И их сочувствие к ним, кажется, начало резко падать. Не исключено, что старухи покинут Европу, не дожидаясь дня демонстрации. Особенно старух шокируют антиамериканские лозунги и речи ораторов на импровизированных митингах. Возник слух, будто экстремистская часть демонстрантов призывает устроить варфоломеевскую ночь американцам. Потому американские богатые старухи, борющиеся за мир, скрывают свою Национальную принадлежность и стараются говорить По-французски. Но французов тут тоже не любят. Тут никого не любят, кроме себя.

Женщины

Большинство будущих демонстрантов — женщины, причём молодые. Факт примечательный. При организации всякого рода движений следует особое внимание обратить на вовлечение в них молодых женщин, лишённых моральных устоев. От этого зависит успех движения. В негативном отношении женщины теперь инициативнее мужчин. Многие террористические группы здесь вдохновляются женщинами.

Англичане

За завтраком сидел за одним столом с англичанами. Англичане обсуждали «русские дела». Не свои, а именно русские. Впрочем, это у них вежливая форма говорить о себе. Один из собеседников сказал, что опасность Западу несёт не Россия, а коммунизм. Другой сказал, что опасность несёт именно Россия, а не коммунизм. Третий англичанин глубокомысленно рассуждал о сущности русской истории и развил целую программу перевоспитания России.

Нам, русским, думал Немец, Запад навязывает примитивное и ложное понимание нашей истории и нашего социального строя, высосанную из пальца программу на будущее, совершенно не отвечающую нашим условиям и нашим потребностям.

Он был в Англии во время Фолклендской войны: все силы советской агентуры в Европе были брошены туда. Реакция Англии на постыдную победу в этой унизительной для бывшей великой империй войне его поразила. В Англии так не ликовали даже после покорения Индии. Если страна с таким великим прошлым так переживает исторически ничтожную победу, подумал он, на ней можно ставить крест.

Мы — европейцы

На улице около отеля молодые люди раздавали листовки. Дали и ему. Листовку выпустила группа «Объединённая Европа». Он прочитал следующее:

Какие-то народы уцелеют и, может быть, даже выгадают от войны. Но что выгадаем мы, европейцы, от того, что уцелеют китайцы, чукчи, эскимосы, папуасы?! Мы, европейцы, допустили огромную и непоправимую ошибку, пробудив и подняв другие народы к исторической жизни и позволив им вторгнуться в наше общество. Если ещё не поздно, надо остановить этот самоубийственный процесс. Европейцы во всем мире должны объединиться против всех остальных.

Неевропейцев надо пускать в Европу лишь на подсобные работы, причём содержать их в особых резервациях. Надо во всех частях света создать неприступные крепости европейцев. И всеми силами препятствовать неевропейцам развиваться до уровня европейцев. Если это не будет сделано, европейское население будет просто поглощено неевропейским и постепенно вымрет, как таковое.

Эта опасность страшнее любой войны. Европейское население не просто исчезнет. Исчезнет память о нем. Все созданное им станет достоянием неевропейцев. Вся история человечества будет пересмотрена и переписана заново. Имена Аристотеля, Наполеона, Шекспира, Ленина, Рафаэля, Данте, Бетховена, Пикассо и других великих представителей европейской цивилизации навеки исчезнут из человеческой памяти.

История не может быть одинаково благосклонна ко всем. У истории есть свои избранники. Нам надо позаботиться о спасении самих себя. Расовые конфликты и конфликты культуры разрешимы только путём Установления отношения господства и подчинения или Уничтожения одной из враждующих сторон.

Наши идеологические конфликты суть конфликты внутри нашей, европейской культуры. Даже советский марксизм-ленинизм есть явление в европейской культуре, а не вне её. Разница между советским и китайским марксизмом неизмеримо сильнее, чем между советским марксизмом и католицизмом.

Главное — сохранить европейскую культуру и её творца и носителя, сохранить европейский человеческий материал.

Что это такое? — подумал он. Новый вариант расизма, расширенный до масштабов европеизма, или ничего не значащее мальчишество? Надо выяснить, что это за группа. Кто знает, может быть, она со временем сработает в нашу пользу...

Соотечественники

Вслед за ним из отеля вышли соотечественники. Парень с листовками сунулся было к ним. Но Басок жестом дал ему понять, что они не нуждаются в его сочинении. Немец невольно прислушался к их разговору, пока они шли рядом.

— Хочется всё-таки поглядеть ихний пресловутый стриптиз, — хихикнул Тенорок.

— Хочется, да колется, — проворчал Басок. — Знаешь, сколько это стоит? Тут, брат, тебе за это удовольствие самому стриптиз по-советски устроят.

— А как это?

— Развернут догола и выбросят в шею в чём мать родила.

— Да, Запад есть Запад. Соотечественники направились в центр города, а Немец — к предназначенному для него пункту наблюдения, рядом с отелем. Здесь колонна демонстрантов будет вливаться в город.

Память

Ровно пятьдесят лет назад его родители приняли решение отправить его в Москву продолжать учёбу. Соседи предрекали ему великое будущее.

— Столяром будешь, — говорили они с завистью: их сыновья были обречены «копаться в навозе» в маленькой деревушке.

— Бери выше, — говорили другие, — сапожником будет, а то и портным!

Но столяром, сапожником или портным, увы, ему стать не довелось. Он стал агентом.

Реальность

И вот стоит он около уютного отеля в комфортабельном западноевропейском городе. На улицах необычное для раннего утра оживление. Тротуары заполнены главным образом пожилыми людьми и собаками. Куда ни глянешь — переполняющие рты белоснежные искусственные зубы. Он никогда раньше не думал, что красивые зубы делают старые лица ещё безобразнее. Теоретики предсказывают, что через пятьдесят лет всем европейцам (если, конечно, они уцелеют) будут вставлять искусственные вечные зубы уже при рождении. Многовековой кошмар кариеса перестанет терзать человечество. Потребление «кухенов» в одной только Германии возрастёт до десяти миллионов тонн в год. Ожирения, однако, опасаться не следует. К тому времени будет открыт такой эффективный способ сбрасывания лишнего веса, что за один год население Западной Европы будет терять в весе ровно столько, сколько население Китая будет прибавлять за десятилетие. Вид на мостовую ему закрыла молодая двухметровая женщина. Во рту у неё сорок восемь зубов. Одета она вызывающе безвкусно. Впечатление такое, что это манекен из роскошного магазина дамской одежды, решивший тоже бороться за мир. В Москве такую особу приняли бы за клоуна из цирка. Здесь на неё никто не обращает внимания. Те же теоретики-футурологи предсказывают, что через пятьдесят лет такие огородные чучела станут идеалом женской красоты. Бедные потомки! Впрочем, о вкусах не спорят. Пятнистый слюнявый дог, например, отчаянно кокетничает со старой облезлой собачонкой, сидящей в сумочке у Венеры двадцать первого века. А он бы на месте дога предпочёл бы вон ту молодую боксершу... Но он — всего лишь шпион из страны, которая отстала от Запада в отношении дамских мод и искусственных зубов на целых пятьдесят лет. Неужели Москва всё-таки догонит Запад, и там будет то же самое, что сейчас здесь? Непонятно, зачем кого-то догонять, если можно просто уйти в сторону, т.е. вперёд? Люди стоят неподвижно и безмолвно. Даже собаки замерли с сознанием важности момента. Поразительный контраст с русской толпой. В России в таких случаях толпа кипит движениями и звуками, а собаки носятся как ошалелые, радуясь людскому сборищу как светлому празднику. Тут ни одного пьяного. А в России трезвый мужчина в таких случаях исключение... Так кто же от кого отстал?! Теоретики предсказывают, что через пятьдесят лет человеческие сборища вообще исчезнут во избежание распространения инфекционных заболеваний и во имя защиты свободы личности от посторонних прикосновений. И даже пацифисты будут ходить на демонстрации лишь с помощью телевидения.