– Хорошо. Но если это Сакэй, то я уже сыт им по горло.

Я тоже так считал. И не только я – все мы, может быть, кроме Имайры, который, перехватив поводья Йоло, возглавил спуск в долину, показанную нам его картой. В этой ветреной впадине длиной в десятки миль мы отыскали несколько зачахших мертвых деревьев, из которых получилось отличное топливо для костра. Нашлось здесь и немного травы для лошадей, и вода в маленьком коричневом ручье. К счастью, мы, кажется, оказались единственными людьми, ступившими на эту землю за тысячу лет.

Ночью в нашем лагере было холодно. Мастер Йувейн совершил маленькое чудо при помощи зеленого кристалла, полностью восстановив руки Мэрэма. Тот поклялся быть поосторожнее во время долгого путешествия, что еще нам предстояло. Я не сомневался, что он сдержит слово. Ни один человек не испытывал большей нежности к своим конечностям.

Следующие четыре дня мы продвигались по долине. Меня беспокоило, что спрятаться было негде. Но, похоже, некому было смотреть на нас, кроме случайных стервятников, описывавших в восходящих потоках над горами широкие круги. Нам удалось за эти дни покрыть немалое расстояние. Лошади выдержали, и мы тоже. К вечеру пятого дня в Сакэе, когда долина резко закончилась огромным массивом, преградившим путь, все мы собирались с силами для очередного штурма мрачных горных высот. Карта Имайры показала проход справа от долины, скрытый за огромной скальной грядой впереди. Мы поднялись по каменистому склону, уповая на то, что карта не солгала. За час нам удалось добраться до разрыва в камнях – высочайшего из проходов, что нам приходилось пересекать. Мастер Йувейн бросил взгляд на огромную седловину, покрытую льдом и снегом, и вслух предположил, что та слишком высока. Так на мгновение показалось и мне, но потом в самом центре прохода я заметил расселину, очень похожую на врата Телемеша, через которые мы попали из Меша в Ишку.

– Выходит, твой народ однажды использовал огнекамни, – заметил Кейн, странно посмотрев на Имайру.

Имайра взглянул на проход, и я ощутил, что великана обуревают великое сомнение и великая печаль.

– Да, мы использовали огнекамни. – Иманир указал вперед. – Так мы создали Путь Стенаний.

Лильяна неловко двинулась, словно пытаясь защититься от ветра, проникавшего под шаль. Создавалось впечатление, что воет не ветер, а стонет сама земля.

Если когда-нибудь к проходу и вела дорога, снег и ветер давно стерли ее. Однако расселина в горах осталась почти такой же, какой прожгли ее огненные камни иманиров много лет назад. А на другой стороне, под самым глубоким из снежных полей, что нам встречались за всю дорогу, мы отыскали древнюю тропу, ведущую вниз.

Многие мили следовали мы по этой ленте утрамбованной земли и камня следующие десять дней. Тропа шла на юго-восток через борозды меж огромными горами, покрытыми льдом. Местами она проходила по склону горы, ловко прорезая его так, чтобы оставаться укрытой за скалами от постороннего взгляда из долины. Кое-где она совсем исчезала, и тогда Имайра доверял своему инстинкту, ведя нас вокруг скалистых башен, через впадины и возвышенности, пока тропа не появлялась вновь. Путь Стенаний, построенный иманирами. В большинстве долин, через которые он проходил, мы могли отыскать лишь немного травы для лошадей, а некоторые оставались совсем бесплодными и казались не больше, чем участками каменистой земли.

Пустынность Сакэя потрясла нас всех. Но это было ничто по сравнению с уродством, привнесенным в эту землю руками людей. Частые тоннели – проделанные в покрытых льдом скалах, слишком высоких, чтобы через них можно было перевалить – напоминали дыры, пробитые сквозь плоть земли к самым ее костям. А ещё хуже казались открытые ямы, которыми кто-то изрыл высокогорные луга и впадины, а иногда и сами горные склоны. Словно язвы в земле, гноящиеся раны, не исцелившиеся за тысячи лет. Что-то отравило земные токи, о которых говорил Имайра, ибо рядом с ямами ничего не росло. Оказалось, что остальные части Сакэя еще более опустошены и загублены, чем эта.

– Это работа Зверя, – объяснил Имайра, указывая на круглую оспину в долине далеко внизу. – Говорят, его люди копали такие ямы по всему Сакэю.

– Но почему? – спросил Мэрэм. – Тут есть алмазы? Золото?

Я вынул меч и направил на восток, желая удостовериться что камень Света все еще находится в том направлении. Когда в зеркальной поверхности меча отразился солнечный свет, неожиданная мысль промелькнула в моем мозгу.

– Красный Дракон и вправду ищет золото. Истинное золото, из которого он надеется сделать другой камень Света.

Имайра странно и с великой печалью посмотрел на меня.

– Точно так, точно так.

Эта метка Зверя встревожила меня и всех нас, ибо если люди Морйина однажды побывали здесь, то могут прийти и вновь. Я ощущал его присутствие везде: в зазубренных лезвиях гор, в башнях ледяных вершин и более всего в резком ветре. Как и было обещано, ветер дул через Наргаршат, словно сквозь зубы дракона, и выл без остановки, пронизывая до костей ледяными порывами, напоминая о пытках и смерти. Пока мы приближались к Морйину и средоточию его земной силы, он, похоже, искал меня так же, как я искал камень Света, призывал сдаться и склониться перед ним.

Не думаю, что он ощущал мое физическое присутствие в этих ужасных горах, которые считал своими. Но киракс все еще отравлял мою кровь и связывал нас путями, продолжавшими наполнять меня все возрастающим ужасом. Я знал, что Морйин чует мою душу. Об этом говорил мне вой ветра и молчаливый вопль горящих легких. В ледяные пустоши, через которые мы пробирались вот уже много дней, он посылал иллюзии, чтобы смутить и сломать меня. Я видел себя прикованным к скале и мучимым сталью и огнем, заледеневшая земля подо мной неожиданно расступалась, сбрасывая в черную, не имеющую дна бездну.

Однако самой невыносимой иллюзией для меня была та, в которой я обретал камень Света и использовал его, чтобы возродить измученные земли Эа. Воображаемое удовольствие от простого прикосновения к золотой чаше совершенно ошеломило меня. Оно наполняло душу жаждой и гордыней, заставляя желать камень Света для себя одного, а другим никогда не позволять даже взглянуть на него. Так велика оказалась алчность к золотому свету, зажженная во мне Морйином, что я начал сам для себя создавать иллюзии. В слепящей белизне снегов Сакэя, в ярком свете и блеске солнца на ледяной корке – повсюду мне мерещился камень Света: на скалистых выступах, вмерзший в ледяные торосы и даже парящий в воздухе. Именно там, в слепящей твердыне Белых гор, я начал свирепейшую из битв за свое здравомыслие и за саму душу.

Огромную силу я черпал от своих друзей, особенно от Атары. Но им приходилось выдерживать свои собственные битвы. В конце концов каждому пришлось сойти в ледяные пустоши отчаяния, чтобы один на один сразиться со своим демоном. И у меня действительно имелось для этого могучее оружие. Силюстрия Элькэлэдара, словно совершенное зеркало, отражала обманы Морйина и защищала от его ужасных золотых глаз и ненависти. Более того, когда я обманывался, силюстрия помогала мне разбить иллюзии и увидеть мир в истинном свете. Душа моя начала открываться сакральному и истинному: в совершенных снежных ландшафтах Белых гор, в сияющих звездах над ними, в глубинах души. Ибо там сиял яркий меч моего духа. Я понял, что воистину способен отполировать его еще ярче, чем силюстрию. И с каждым кусочком ржавчины, что я счищал с него, избавляя себя от гордыни и страха, меч этот сиял все ярче и ярче, указывая мою судьбу.

Однажды ночью мы разбили лагерь у подножия ледника. Мэрэм развел костер из оставшихся дров, и там теперь сидел Имайра, зажав между ног здоровенный кусок льда и строгая его ножом. Он работал с быстрой и яростной целеустремленностью, словно пытаясь воплотить образ какой-то совершенной вещи, которую давно жаждал создать, но не говорил нам, что это будет. Он вообще не разговаривал с нами и глубоко погрузился в свою мрачность, отказавшись даже от чая, приготовленного для него мастером Йувейном. Я думаю, что Имайра сосредоточивался на темных сторонах своей натуры, опасаясь, что если демоны меланхолии покинут его, то же сделают и ангелы вдохновения.

– Что ты там вырезаешь? – Мэрэм подошел поближе. – Здорово похоже на мать Вэля.

Я подумал, что это больше похоже на огромное изображение королевы Галадинов, виденное мной однажды, когда мы проезжали врата Ашторет в Трайе.

Однако Имайра не ответил, а просто поставил свою скульптуру на снег и взял из костра пылающую ветку. Он подержал ее так, чтобы растопить лед на поверхности, потам достал свой пурпурный джелстеи и расположил перед лицом скульптуры.

– Что ты делаешь? – спросил Мэрэм.

Никто из нас не знал, но всем было интересно, и мы собрались вокруг.

Звездный свет отразился от моего клинка, и мне в голову пришла неожиданная мысль.

– Он пытается превратить ее в камень.

– Превратить лед в камень? Это невозможно!

Имайра неожиданно прервал работу и с изумлением уставился на меня.

– Как ты это узнал?

Как узнал? Я посмотрел на осиянный звездами клинок своего меча. Серебряный джелстеи давал мне возможность понимать многие вещи по легчайшему намеку.

– Воистину невозможно обратить лед в камень. Но превращать в камень воду – одна из способностей лиластеи.

– Но как?

Имайра провел пальцем по влажной поверхности скульптуры.

– Когда вода остывает, она превращается в лед. Это ее природное состояние. Но есть и еще одна: прозрачный камень под названием шатар . Пурпурные галастеи заставляют воду превращаться в камень. И это на самом деле камень – шатар такой же прочный, как кварц, и никогда не тает.

Когда он двинулся, чтобы убрать свой фиолетовый камень, Мэрэм сказал:

– Что ты делаешь? Разве ты не хочешь показать нам этот свой шатар?

– Нет. Я не могу с помощью лиластеи заставить воду захотеть замерзнуть таким образом. У меня нет такой силы.

– Может быть, пока нет?

Имайра ничего не сказал, только посмотрел на влажное лицо скульптуры, теперь замерзавшей под ветром, словно отвергнутая возлюбленная.

– А что еще могут делать лиластеи? – спросил Мэрэм. – Ты и твой народ так мало рассказывали нам о них.

Тишина, в которую погрузился Имайра, казалась огромнее, чем все горы Наргаршата. Он смотрел на восток, куда указывал мой светящийся меч.

– Лиластеи, – сказал я, задыхаясь от образов, хлынувших в мозг, – могут плавить камень, так же как огнекамни сжигают его. Так иманиры создали Аргатту.

Глаза Кейна расширились от удивления, и все с изумлением посмотрели на меня.

– Кто тебе это сказал? – загремел Имайра.

Я чувствовал, как яркий клинок Элькэлэдара слегка гудит в звездном свете.

– Это правда, Имайра?

Имайра неожиданно отшатнулся, его огромная грудь вздымалась, как кузнечные мехи.

– Да, правда, – выдохнул он.

– Но как? Как такое могло случиться? – спросил Мэрэм.

Имайра потер сломанный нос и снова вздохнул.

– Как? Ты спрашиваешь как? Видишь ли, было время, когда иманиры думали, что Морйин – наш друг.

Он поведал нам печальную историю. Давным-давно, во время первого возвышения Морйина в конце эры Мечей, Зверь пришел в Сакэй, чтобы использовать иманиров в своих целях. Тогда почти все его злые деяния оставались неизвестны. Морйин, благородный обликом и изящный на словах, обольстил древних иманиров и принес им дары: алмазы, золото и самые великие из них – пурпурные джелстеи.

– Сам Зверь дал нам первый лиластеи и научил его использовать. Это он предложил поискать под Скартару истинное золото, которое мы могли бы использовать, чтобы сделать новый камень Света.

Морйин призвал в Сакэй Красных клириков – чтобы учить иманиров и помочь в раскопках под Скартару, послуживших возникновению города Аргатты. И те остались как советники, когда Морйин отправился на завоевание Алонии и в конечном счете потерпел поражение при Сарбэрне. Это они отравили разум древних иманиров и заставили поверить в ужасную ложь: мол, Морйин лишь хочет объединить Эа под одним знаменем и принести мир в измученные земли, а его падение вызвано предательством и злобой врагов. Когда Морйина заключили в Дамууме на время всей эры Закона, предки иманиров долго и тяжело трудились, чтобы подготовить Аргатту к его возвращению.

– Мы выстроили город, достойный королей. Аргатта была великим и великолепным местом, надеюсь, мы сможем это увидеть.

Мэрэм прислушивался к речам Имайры, потягивая из чашки кальваас.

– Меня не интересует, что мы там увидим, – я только хотел бы выйти оттуда живым.

– Скажи нам, – Кейн темными глазами посмотрел на Имайру, – что случилось, когда лорд Лжи на самом деле вернулся?

– Нетрудно сказать, – печально ответил Имайра. – Нетрудно, но очень тяжело: после второго пришествия Морйина в Аргатту мы открыли, что лорд Света, как он сам себя называл, на самом деле – лорд Лжи. Он тогда вновь получил камень Света, но все равно заставлял нас рыть под Скартару. Он использовал реликвию, чтобы подчинить нас своей воле, и попытался превратить в рабов. Но никто не будет править иманирами – даже сами иманиры. Так началась наша война со Зверем, которая длится и по сей день.

После того как Имайра закончил, Атара сидела, прислушиваясь к ветру, и глядела в свой белый кристалл. Мастер Йувейн держал старую книгу и смотрел на Лильяну, которая вертела в пальцах своего кита. Кейн, присев около Имайры, порычал:

– Лопни его золотые глаза!

Мэрэм, уже изрядно поднабравшийся, все же сохранил достаточную ясность ума, чтобы заметить, что история Имайры не только трагична.

– Если твой народ создал Аргатту, то у них, наверное, сохранились карты ее улиц?

– Нет, все исчезли в войнах.

– Плохо, очень плохо. Я на мгновение понадеялся, что есть какой-нибудь другой вход в город, кроме как через одни из его ворот.

На протяжении сотни миль мы обсуждали, как попасть в Аргатту и пробраться в тронную залу Морйина. Я подумал, что наши знания о городе широтой не отличаются. Мы знали, что Аргатта построена под Черной горой и состоит из семи уровней, с дворцом и тронной залой Морйина на самом верхнем, и что пять ворот, названных в насмешку над вратами Трайи по именам падших Галадинов, открываются в ее улицы. Ходили слухи, что каждые ворота охраняются свирепыми псами и отрядами людей Морйина. И, возможно, Серыми, которые умеют читать мысли.

– Есть другой путь в Аргатту, – проговорил Имайра. – Темный, древний путь.

Все мы посмотрели на него, ожидая дальнейших объяснений.

– Когда Морйин пришел в Аргатту с камнем Света, то боялся, что враги осадят гору и запрут его внутри. Так что мой народ построил для него спасительные тоннели. Тайные тоннели, и знание обо всех утрачено нами – за исключением одного.

– И ты знаешь, где он находится?

– Нет, – ответил Имайра, к горчайшему разочарованию Мэрэма. – Но я знаю, где он должен находиться.

Лицо Мэрэма немедленно просветлело, а Имайра достал свою карту и направил на восток. В последние дни мы не раз использовали ее, чтобы проложить курс к высочайшей горе, видневшейся на глине у восточной кромки карты. Горе Скартару, чьи очертания известны всему Эа: как было видно с востока, через Вендраш, ее вершины-близнецы возвышались подобно вершинам пирамид, возносясь высоко в небо. И теперь, когда Имайра поведал нам о тайном пути внутрь этой ужасной горы, мы старательно изучали модель карты, которую тот держал в огромных мохнатых руках.

– Я ничего здесь не вижу, – сказал Мэрэм, всматриваясь в живую глину в мерцающем свете костра.

– Масштаб слишком маленький. Карта показывает только основные очертания гор.

– Тогда как ты надеешься найти этот свой тоннель?

– Существует стихотворение. Слова, что выживают, когда бумага и глина уже истлели.

– И какое же?

Имайра прочистил горло и прочел для нас шесть древних строк:

Там, где Алмаз, покрытый льдом,

Неярким солнцем освещен,

У Огра каменных колен

Есть выход из Аргатты стен.

Руда указывает тут

Врата, что к Морйину ведут.

Мы стояли, вслушиваясь в вой ветра в высоких горах вокруг. Казалось, он несет с собой шепоты замерзших камней и эхо десяти тысяч лет.

– Итак, – Кейн указал пальцем на карту Имайры, – Алмаз, о котором говорится в стихотворении, должно быть, северный склон Скартару.

Северный склон Черной горы и в самом деле походил формой на алмаз в три мили высотой, чьи огромные грани, казалось, поддерживали остальные склоны.

– Это подтверждается в следующей строке стихотворения, – согласился мастер Йувейн.

– А как насчет Огра? – спросила Лильяна, глядя на темную глину карты. – Я не вижу под северным склоном ничего подобного.

– Масштаб слишком мал. Так что мы можем заключить, что скала в виде Огра будет довольно маленькой в сравнении с остальной горой. Мы можем не заметить пещеру, пока не окажемся прямо перед ней.

– Мы можем не заметить ничего, – сказал Кейн, – если стихотворение ложное.

– Я верю в то, что оно истинное, – сказал Имайра.

Мэрэм глотнул еще кальвааса, потом задал вопрос:

– Как следует из стихотворения, твой народ создал подземные ходы, создал саму Аргатту… почему же ты нам раньше об этом не сказал?

– Не хотел подавать пустую надежду.

Я сидел под звездами яркого созвездия Совы, отражавшимися в серебре моего меча.

– А не было ли иной причины, Имайра?

Имайра смотрел на меня невидящими глазами. Его огромное сердце стучало как барабан.

– Древние иманиры искали под Скартару истинное золото… но они искали и что-то еще, не так ли?

– Да, – ответил он наконец. – Понимаешь, под Белыми горами земные токи очень сильны – сильнее, чем где бы то ни было в Эа. Там они касаются других миров.

Черные глаза Кейна вспыхнули в ярком свете костра и как угли впились в Имайру. Я вспомнил, как он говорил, что земные токи всех миров связаны меж собой.

– Мои предки полагали, что если отыскать под Скартару нужные течения, то можно открывать двери в иные миры. Миры Галадинов. Они построили Аргатту, чтобы приветствовать их в Эа.

– И кто же подсказал древним иманирам, что такие двери могут быть открыты? – спросил я.

– Морйин.

Если бы мой меч сейчас разлетелся на тысячи кусочков, я воссоздал бы его весь по одному сверкающему осколку. Во тьме я заглянул в глаза Имайры.

– Поиски золота никогда не были настоящей целью Морйина?

– Нет, – прошептал Имайра. Ветер колол нас ледяными ножами, а мы ждали, желая услышать больше. Иманир посмотрел на карту. – Морйин хотел открыть дверь в Темный мир, где заключен Баалох, Ангра Майнью. И он подошел близко, считаем мы, очень близко.

Мне стало тяжело выносить присутствие Кейна, таким глубоким и темным был колодец ненависти, открывшийся в нем.

Он знает , – подумал я. – Откуда-то он знает .

– Что же, по-твоему, удержало Морйина от того, чтобы отворить эту дверь? – зарычал Кейн на Имайру.

– Забрав камень Света из башни, где он хранился, Кэлькамеш и Сартан Одинан лишили Морйина самого большого шанса освободить Баалоха.

– Как так? – спросил мастер Йувейн.

– Потому что камень Света настроен на галастеи и связан со всеми предметами силы, особенно с земными токами. С ним Морйин почти наверняка смог бы понять, куда именно под Скартару послать рабов.

Все это время Атара молча смотрела в свой кристалл. Лильяна тоже сидела тихо. Но теперь она стиснула пальцами синий джелстеи и повернулась в Имайре.

– Когда я стояла у подножия Аламит и цвета сменились, мне казалось, что я слышала голоса Галадинов, обращающихся ко мне. Ко всем нам. Они предупреждали об Ангра Майнью. О том, что сказано в великом пророчестве.

Атара наконец подняла взгляд от своей мерцающей сферы и посмотрела на Имайру.

– Да, есть великое, великое пророчество. Древнее – ему уже несколько эпох. Старейшины слышали, как о нем говорили Галадины.

Он рассказал о тех знаниях, что прабабки и прадеды урдахиров почерпнули от голосов из других миров, исходивших из единого цвета Аламит. Давным-давно, когда Звездный народ отыскал Эа, их величайший пророк, Мидори Хэстар, предрек два пути для этого прекрасного нового мира: или он породит Космического Майтрейю, который поведет все миры к сияющей судьбе, или же даст жизнь темному ангелу, который освободит Баалоха и тем самым ввергнет вселенную в великое зло и, возможно, уничтожит ее.

– Галадины предприняли отчаянную попытку, послав в Эа камень Света. И кости, что они встряхнули шесть эпох назад, все еще катятся.

Я ощущал, как мое сердце бьется в едином ритме с сердцем Имайры и с глубокими токами земли. Меч в руке мерцал, словно меня призывали далекие звезды. Я видел в их сияющих огнях великий замысел, давно ожидающий завершения. Какое-то великое событие, чувствовал я, свершилось в незапамятные годы, приведя в движение целые миры, летящие сквозь космос, эпохи эпох тому назад. Теперь мне стало ясно, что мы должны предстать перед Морйином в Аргатте. Воистину, одно из качеств серебряного джелстеи – указывать путь, благодаря которому моя судьба связана с великой судьбой мира и целой вселенной.

– Ты мог бы сказать нам, – попеняла Атара Имайре. – Ты мог бы сказать нам раньше.

– Мне очень жаль. Я не хотел рушить вашу надежду.

Мэрэм уже поднабрался крепкого кальвааса, но не настолько опьянел, чтобы упасть. Он сделал еще глоток и икнул.

– Подумать только, мы зашли так далеко, но зачем?

– Что ты имеешь в виду, человечек?

– Ну, несомненно, в свете того, что ты нам сказал, риск проникновения в Аргатту становится слишком велик. Ты это, конечно, понимаешь. Если мы вдруг отыщем камень Света, а Морйин отыщет нас, тогда… а-а, что-то мне и думать об этом не хочется.

– Не понимаю, – возразила Атара, стиснув в руке белый джелстеи. – Мы давно уже знаем, что идем на большой риск.

Мастер Йувейн покачал лысой головой, соглашаясь с ней.

– Мудрые Галадины послали камень Света в Эа, надеясь на лучшее. Нам тоже надо надеяться.

– Так будем надеяться, – добавила Лильяна. – Что толку взвешивать риск до последнего зернышка? Остается только принять его.

Мэрэм снова глотнул спиртного, потом посмотрел на меня.

– Значит, мы все еще должны идти в Аргатту?

– Ха! – Кейн хлопнул его по спине. – Именно.

– Правда, Вэль?

– Да.

За исключением Имайры, вызвавшегося караулить первым, мы все завернулись в свои шкуры, но заснуть не смогли. О великих вещах говорилось этой ночью. Далеко под заостренными вершинами Скартару, в чреве земли, долго и тяжко трудился Морйин, дабы освободить Темного лорда из заточения в мире Дамуум. А теперь предстояло потрудиться и нам, отыскивая дверь в Аргатту. А что нам встретится на той стороне, думаю, не ведали даже сами Галадины.