Камиль Зиганшин
      История Варлаама (Скитник)
      "Человечество медленно, но
      верно, сходит с ума."
      Василий Шмурьев, хотя и был потомком старинного княжеского рода, с малых лет рос в захолустном поместье близ Твери, куда он был отправлен знатными родителями, не желавшими обременять себя лишними хлопотами, на воспитание старенькой одинокой тетки по материнской линии.
      Жизнь в поместье с патриархальным укладом способствовала тому, что в мальчике развивались и крепли лишь добродетельные черты. Тетя, будучи глубоко верующей, образованной и умной женщиной, всячески поддерживала в племяннике первородную чистоту. Более того, огражденный от пороков своего сословия он рос одним из тех редких и необычных людей, у которых напрочь отсутствует самолюбие. Василию были неведомы чувства обиды и ненависти. Его смиренная душа любила всех и каждому желала только блага.
      Стройный, с густой шевелюрой и шелковистым пушком над пухлыми губами, юноша, приехав в столицу попал в совершенно иной мир. Роскошь и блеск, властовавшие на светских приемах, поначалу, конечно, потрясли и восхитили его. Но постепенно у Василия открывались глаза и он понял, что за внешним блеском аристократического общества скрывается хитрословие, чванливость, притворство, блуд, неумеренность в еде и мотовство.
      Это поколебало его наивную веру в высокое предназначение аристократии. Будучи кротким и в высшей степени набожным человеком он, сознавая бессмысленность борьбы с царившими нравами, отказался от всех даруемых высоким происхождением благ и, приняв постриг, удалился в монастырь. Это первое самостоятельное решение определило дальнейшую судьбу Василия.
      Изучая православие по старинным дониконовской поры книгам, коих в хранилище монастыря было великое множество, он, поначалу, был весьма доволен размеренной и чинной монастырской жизнью, ладил с игумном и всей братией, но и здесь постепенно он стал замечать все ту же, лишь более умело утаиваимую греховность и завуалированную борьбу за власть притворных благочестивцев. У Варлаама подспудно вызревало желание уединиться и жить по сложившимся у него понятиям. Чтобы никто не мешал ему разобраться в собственных мыслях и чувствах, поразмыслить в естественной тишине, он через год покинул пределы монастыря и отправился странствовать по местам диким, малолюдным, вдали от мрачных полчищ серых изб.
      И первое, что его поразило, это то, что на природе, в лесу, даже самый неприхотливый обед, кажется удивительно вкусным. Аппетит разыгравшийся на свежем воздухе, смолистый лесной аромат, дым костра - все это было изысканными и восхитительными приправами к обеду. Простой обед на природе давал столько наслаждения.
      Лежа под гигантской сосной он рассеянно подобрал шишку, из которой выпало некрупное семечко.
      Варлаам взял его в руки и смотрел то на огромное дерево, то на семечко. Такой гигант вырос из такого малого слабого семени. А оно, в свою очередь даст начало жизни другого нового гиганта. И в тот момент Варлаам ясно понял, что главная сила в мире - сила жизни, а не материальная. Все сотворяется вечным источником силы данной Господом для продления непроходящего круговорота. Оглядевшись, Варлаам увидел присутствие Господа во всем. Он сотворил из семени огромное дерево, породил восхитительные цветы, одарил их ароматом и нектаром.
      Солнце медленно опускалось к гооризонту и Варлаам задумался о благотворном воздействии светила. Без солнца семя не смогло бы превратиться в сосну, без солнца прозрачная вода ручья навсегда осталась бы прикованной к морю и жизнь на земле не возникла бы.
      Эти мысли Варлаам воспринял как чудодейственную проповедь, прочитанную им самой Природой и ее Создателем. Они настолько поразили его, что он замер на месте.
      Ему открылась великая истина : в жизни есть свой закон и порядок определенный законами Божьими. Никогда еще он так остро не ощущал никчемность материальных богатств, званий в сравнении с значимостью законов Божьих, их великого смысла и их великой цели, едва доступной человеческому разумению, сколь гибельно стяжательство предметов и вещей, которые на самом деле, мечущейся под безжалостным мечом цивилизации, толпе людей на самом деле совсем не нужны. Никогда еще он не ощущал себя в такой близости к Господу Богу. Здесь, среди деревьев и ручьев, на лоне матери природы ему было явлено прекрасное откровение открывшее глаза и душу. Его усталая душа получила отдохновение и опору. Варлаам впервые ясно осознал до конца, что Господь действительно существует и служение ему и природа - это его земной рай.
      Прежде Варлаам верил в Господа не осознанно, все верят и он верил. И в планах жизни он больше полагался на деяния людей, на человеческие отношения, на материальные вещи. Теперь он обнаружил, что вера в незыблемом покое природы, во всех ее проявлениях. Теперь он не сомневался, что Господь присутствует во всем и слышим только в тишине, а не в суете и сутолоке погони за земными богатствами. Варлаам открыл для себя в Господе источник силы такой же неисчерпаемый, как воздух, которым он дышал.
      Наблюдение за природой привело его к мысли о том, что нет ничего величественнее духовной силы, которая проявляется в очень простых вещах, окружающих нас повседневно.
      Душа с этого дня полностью контролировала разум, мощь которого возросла многократно.
      Вера Господня осеняят лишь тех, чей ум направлен к добру, правде и справедливости. Вера питает разум.
      В поисках спокойного места, соответствующего его внутреннему призванию, жизни в ладу с природой и самим собой, он, на реке Вятке, набрел на красивый медвежий угол. Издавна старообрядцы, люди сильные и непокорные, здесь селились. Пришли они сюда вскоре после раскола от "Никоновых новшеств".
      Приглянулись Василию раскольники с их усердием православию, святому почитанию старых заветов и обрядов. Не признавали они ни гражданской, ни духовной власти. Каждый день, кроме двунадесятых праздников, в скитах кипела работа с утра до ночи. Пряли лен и шерсть, ткали новины, холсты, сукно; шили золотом, переписывали разные книги духовного содержания, искусно писали иконы. Но никто на себя работать не смел, все поступало в общину. Не знали в этих поселениях ни ревизий, ни податей и никаких других повинностей.
      Принял Василий старообрядство всем сердцем. Глядя на ладную, строгую, здоровую жизнь, почитание к старшим, лад в семье, он уверовался в мысли, что там, где живо древнее православие, там живет и дышит земля Святорусская. Про себя они говорили - "Мы староверы хранители истинного православия ,мы не подчиняемся царю-антихристу."
      На приглянувшемся месте, недалеко от скита, под сенью дремучего леса вырыл он поначалу небольшую землянку, а вскоре перебрался жить в дупло громадной сосны, обнаруженной им неподалеку. Дерево было столь громадным и толстым, что чрево у комля казалось пещерой. Одновременно ставил сруб и к Рождеству Богородицы* перебрался в сухое смолистое жилище.
      Чтобы совсем расстаться со своим прошлым Василий взял себе имя Варлаам.
      Обитатели скита долгое время сторонились его, не позволяли заходить в скит пока, наконец, не убедились в том, какую праведную и благочестивую жизнь он ведет.
      Удаление от мира и его греховной суеты, полной соблазнов и искушений, молитвы, земные поклоны до изнурения, строгий пост, чтение "Добролюбия", "Пролога", "Жития" и других книг аскетического содержания, беседы со старцами скита мало-помалу покрывали благодатным покоем былое.
      Любимыми занятиями стало погружаться в размышления о Боге, либо, удалясь в глубь тайги, созерцать жизнь лесных тварей и растений. Чем дольше он наблюдал, тем больше дивился совершенству и разумности устройства созданного Вседержителем мира.
      Это полное слияние с природой, ощущение себя ее неотделимой частицей давало непостижимое наслаждение и очищение, вытеснявшее из души остатки грязных помыслов. Природа доставляла ему радости, о которых он раньше и понятия не имел.
      Первое время его хижина стояла в одиночестве, но скит рос и с годами возле его жилья появились избы молодых боголюбцев. Он часто вел беседы с ними, читал душеполезные книги и даже лечил, кстати весьма успешно, хворых и увечных.
      Богатые природные дарования, чистота души, сосредоточенность над укреплением духа, склонность обобщать случайности, уложить во все объясняющее стройное русло правил, позволили ему достичь в духовном развитии результатов необыкновенных.
      Отречение Василия от мирской жизни, укрепление нравственной твердости в долгой борьбе со слабостями ветхого человека было видно угодно самому небу, ибо вскоре на это место снизошла святость. Дух этой святости был столь могуществен, что от поселян отступили болезни, греховные помыслы и ссоры. Глаза этих суровых людей засияли чистым божественным огнем добромыслия.
      *Рождество Богородицы - христианский праздник относящийся к двунадесятым праздникам. Отмечается 8 сентября в день рождения Божьей матери.
      Несмотря на то, что скит распологался в глухом, потаенном углу, добрая молва оказалась с крыльями и за сотни верст вокруг разнеслась весть о человеке исцеляющем недуги души и тела.
      Строгая, честная жизнь, непоколебимая нравственная твердость, терпеливое внимание к людским нуждам, обходительность, мудрые наставления и проповеди, привлекали простой люд. Исцеленные разносили все дальше молву о необыкновенном лекаре тел и душ человеческих.
      Поселение возле скита разрасталось.
      Со временем Варлаама стало тяготить шумное окружение и верный духу строгой, уединенной жизни, он перебрался глубже в тайгу на четыре версты от поселения, получившего в народе имя Варлаамовка.
      Непоколебимый Варлаам своей приверженностью истинному православию стал известен на весь край, пошла добрая молва про него по всему старообрядству. Заговорили о редком ревнителе древнего благочестия, о мудром наставнике с великим даром убеждения. Его сильный, густой голос казалось проникал в самую глубину души и ронял там слова верные. Даже сама наружность праведника вызывала доверие и любовь.
      Шли годы. С неослабным рвением праведник помогал людям. Отказа никто не знал, каждому он по мере сил рад был сделать добро. Людей приходило к нему множество, тем не менее никто не осмеливался селиться рядом с ним.
      Когда Варлааму перевалило за шестьдесят он приютил забредшего к нему сироту - Никодимку. Принял он его, богоданного, за сына. Да они и похожи были. Оба сухопарые, с длинными жилистыми руками, сверкающими черными глазами и густыми волнистыми волосами.
      Бренная жизнь на земле близилась к закату и Варлаам в богоданном отроке узрел существо способное нести его идеи людям.
      Восприимчивый и любознательный мальчик увлекся учебой и быстро освоил не только грамоту, но и божественное писание. Познал от праведника премудрости истинного православия, строго сохраняемого в немногочисленных скитах.
      За три года постиг Часослов, Катехизис Часовник, Октоих. Наизусть знал все двадцать кафизм Псалтыря. Отеческие книги старославянские читать полюбил. Особенно "Житие" и "Книгу бесед" написанные протопопом Аввакумом.
      -Умница!- часто хвалил и гладил его по голове за прилежание Варлаам, и счастливая улыбка озаряла его строгое лицо. "Как непостижимо велик мир отмеченного Богом человека. Он словно живет в другом измерении времени, и там, где простой человек его бездарно теряет, он без пользы для своего учения не потратит ни минуты",-думал он, наблюдая за переменами в Никодиме,-"сколько в этом ребенке добра, разума, насколько он созвучен природе и вере нашей."
      Однажды, поздним вечером, у заимки остановились две повозки с парой лошадей каждая. В сгущающейся тьме было слышно как во рту лошадей щелкает железо и шуршат их хвосты, отмахивающиеся от наглых комаров. Старший извозчик передал милостивую просьбу настоятеля монастыря, что возле города Вятка, приехать к нему по срочному делу, захватив с собой лекарственные снадобья.
      Выехали чуть только рассвело, под шепот начавшегося мелкого, но довольно частого дождя. Деревья стояли с мокрыми черными стволами, сиротливо опустив седые от влаги ветви. От всего этого на душе было неприютно. На третий день, когда после затяжного ненастья наметился, наконец, перелом в погоде - тучи расползлись и в просветах обнажилось небо бездонной синевы, путники добрались- таки до монастыря. Стоял он на холме, в удалении от реки. За белокаменной стеной сияли мокрые позолоченные купола.
      Остановившись у ворот, дернули веревку. Вдали послышался звон колокольчика. Залаяли собаки, послышалось ржание стоялых лошадей. Через некоторое время голос спросил:
      -Кого господь дарует?
      -Молви князю, старца Варлаам привезли.
      Въехали в глухой уютный дворик поросший мягкой травой. Из узких окон доносилось стройное пение монахов. Остановились у отдельно стоящей постройки.
      Варлаама провели во внутрь. Перед иконами отвесили обычные входные поклоны.
      Потом завели в келью. Справа на постели, полулежал весь в подушках подушках чернобородый изможденный мужчина средних лет в серой рубахе с расстегнутым косым воротом - князь Константин.
      Из-под кустистых бровей сверкали запавшие карие глаза.
      В перерыве между приступами кашля, поправив взлохмаченную бороду , он произнес густым, но ослабленным голосом:
      -Облегчи, святой отец мои страдания. Ты, говорят, обладаешь даром чудотворения, многое можешь. Ноги уже не ходят, видать недруги порчу навели. Помоги, Христа ради, от хвори избавиться.
      Варлаам, омывши руки и лицо, не мешкая, приступил к обследованию больного и доверенному делу: бороться с хворью заговором, втираниями жгучих снадобий, вливаниями травяных настоев.
      -Это верно: на вашу светлость лиходеи порчу наслали. Все болезни Ваши от нее. Порчу снимем и болезнь покинет тело,- приговаривал Варлаам растирая князя жесткими ладонями и потихоньку бормоча заговоры.
      Надо заметить, что преподобный* Константин был выходцем рода Салтыковых Смоленской губернии и самым влиятельным и почитаемым в монастыре за праведную жизнь. Когда новая Никоновская церковь избавлялась от бесценных святынь знатных допетровских родов, уничтожала их, заменяя драгоценную многовековую старину на утварь в новом стиле, предки князя не жалея денег спасали от истребления поруганные сокровища древней Руси и собирали их в потаенных местах.
      *Преподобный - святой из монашествующих, который прославился святыми свершениями и строгой жизнью в монастыре.
      После очередного строгого царского наказа "скиты порешить, старообрядцев силой в новую веру крестить", государевы люди силой брали непокорных, заковывали в кандалы и держали под караулом до следствия. Строптивые церкви безжалостно грабили.
      Салтыковых Бог берег. Сумели переправить с верными людьми тайно в глухой монастырь все сохраненное богатство и укрыть в недрах секретных хранилищ.
      На радость и удивление всем князь Константин быстро выздоравливал и набирался сил. Держался он с Варлаамом ровно и не величался перед ним. Стал выходить во двор на прогулку, как правило, в его сопровождении. Князь оказался из числа самых истовых раскольников и общая преданность старозаветному православию сблизила их. Они подолгу услаждали души нескончаемыми беседами, словесными спорами.
      Иногда они забирались в глухой угол двора и, сидя там в прохладе тенистых дубов, читали, обсуждали, толковали божественные книги, сказания старорусские, особенно дотошно разбирали "Златоструи".
      Как-то, во время одной из бесед, начался сильный дождь. Тут-же прибежал враз промокший Никодим и принес плотной рогожи укрыться.
      - Почтительный у тебя ученик! А то известно, каковы молодые стали! Старую веру покинули, возлюбили новую. Бороды побрили, парики надели, и забыли отцовы и дедовы заветы.
      -Да ладно бы только бороды брили. Не много в том ереси. Бог ведь не на одежду смотрит, а на душу, но и косички - это уж тоже чересчур. Воин в женском обличии! Срамота! Зелье проклятое курить чуть не все принялись, да еще за достоинство сей грех выставляют,- поддержал Варлаам.
      -Сам-то табак зелье не проклятое, а такая же божья травка как и всякая другая, а вот табачный дым - это точно, от дьявола. Создатель для дыхания воздух нам дал. Своеволие и непослушание - с Никоновых новшеств! Известно, народ у нас испокон веку дюже неприхотливый и добрый, но больно уж незрелый и потому слабостям подвержен. О будущем теперь забот не имеет. Что есть враз пропьет, али в кости проиграет. Иной детям малым крошки не оставит. Трудиться своей волей разлюбил. Только из-под палки. Завистливые и вороватые народились. И все это от них, порушивших истинную веру началось. Ушли от истинного православия и растлело общество! Встарь на Руси не ведали столько воровства и пьянства, - с болью продолжал князь.
      -А коснись нас, беспоповцев - живем мы сами по себе в мире со всеми, зла никому не делаем, верой своей прочих не смущаем. Оне сами по себе, мы сами по себе - оставить бы пора в покое наши общины. Так ведь нет, все сильнее и сильнее теснят Никонианцы нашего брата, загоняют в трущобные леса. Кто на островах речных спрятался, кто в пещеры тайные, словно кроты зарылся, кто в самые дальние , людям не доступные, скиты ушел, - с горечью высказался Варлаам.
      -Ведь из-за чего, по моему разумению, еще воспротивились новшествам предки наши : ведь что главное - верить, а в церковь ходить необязательно. С Создателем общаться можно и без посредников - церковники ведь тоже люди и могут исказить суть молитвы, исповеди. Да и сами обряды старые были куда благочестивей. Это же надо придумать - кукишем крестное знамение творить! Срам, да и только!
      - И то верно, двоеперстие свято! Это как жизнь человеческая - завсегда борьба двух начал: добра и зла, провидения и диавола. Это ведь так очевидно, что от того за кем человек пойдет, зависит жить ему по чести или брести по заросшим бурьяном окольным дорогам и себя не найти, а после смерти - быть ему в раю либо в аду. Третьего не дано. А коли он решит быть с Богом, мы должны помочь человеку, наставить его на путь истинный, Богом предначертанный. Человек должен опираться на заповеди божьи, дабы противостоять соблазнам и искушениям диавола. Но, если что доброе и богоугодное, не надо стыдиться изучать со стороны у чужих, даже от своих врагов, дабы в последствии стать еще во сто крат сильнее и при этом не отходить от заветов старой веры.
      -Перенимать-то, перенимать, да все не то что-то перенимаем. Хотя у России все есть для процветания, но не хватает, не достает русским благородной гордости, чувства личного и народного достоинства. В этом, я полагаю, основная причина переживаемых бедствий и несчастий. - подъитожил князь.
      Такие беседы происходили почти ежедневно, постепенно сблизив их родственные души настолько, что Варлаам стал у князя особо доверенным лицом - духовником и князь открыл ему потайное место в подземелье, где в кованных железом сундуках хранились святыни старой веры, в их числе главная - икона Чудотворная.
      -Молчи и слушай: чует душа погибель близкую. Ежели и вправду вперед тебя Господь приберет - сбереги все это. Есть здесь один надежный ревнитель нашей веры - Маркел, ты его знаешь, на него можешь целиком рассчитывать. За буграми Уральскими, в Забайкальском крае в свое время много нашего люду осело. Если сбудуться мои самые худшие предчувствия, то только в той глухомани удасться схоронить наши святыни. Боюсь в монастыре есть ненадежные люди, но в ком я абсолютно уверен, так это в Маркеле. Прошу тебя, если что, отправь в то место людей верных и стойких во главе с ним, да и Никодим твой не подведет. А чтобы не угас огонь нашей веры вместе с нашей смертью, пусть живут они там не по монастырскому уставу, а мирным поселением, но в жены пусть берут девиц только из семей единоверцев.
      --------------
      Варлаам обитал в боковой келье возле покоев князя. Спустя три дня, после той тайной беседы, он проснулся ночью от невнятной тревоги. Приглушенные, сердитые голоса что-то настойчиво требовали. Почуяв неладное, старец бросился к двери, но она не открывалась. Он принялся стучать и звать на помощь.
      Когда, наконец, на поднятый им шум собрались монахи, они с удивлением обнаружили, что дверь в келью старца подперта колом,но еще больше они удивились, когда освобожденный, растолкав их, бросился в покои князя. Осторожно заглянув следом, монахи увидели залитого кровью преподобного Константина лежащим на полу. Рядом валялся топор. Ящики в столах выдвинуты, повсюду в беспорядке разбросаны вещи, бумаги.
      У старца сердце остановилось, перехватило дыхание. Не в силах сдержать слез, осенив себя крестным знамением, упал на колени подле князя:
      - Господи помилуй! Не уберегли мы тебя сердечного!
      В жизни никогда никого не проклинал Варлаам, но тут он не смог сдержать негодования:
      -Господи, накажи извергов, сгубивших этого святого человека, муками вечными в смоле кипучей, на огне негасимом!
      В часовне отпели убиенного и похоронили в одном ряду с настоятелями монастыря.
      Все, как один, кручинились о смерти благодетеля отдавшего все свое состояние на поддержание достойной жизни монастыря.
      На следующий день, после заутрени Варлаам призвал к себе Никодима. Долго вглядывался он в очи воспитанника и, подчеркивая важность момента, положил руку ему на плечо.
      -Сын мой, среди нас нашелся человек переметнувшийся в стан антихристов. Место здесь теперь ненадежное, расчитывать на него не приходится. Того и гляди царевы прислужники заявятся. А в тайниках подземелья хранится множество святых реликвий Руси Московской и Киевской и главная из них икона Чудотворная. Боюсь, не сберечь нам долго те святыни в этом монастыре. Выведают, разграбят, уничтожат. И веру нашу здесь в чистоте не сохранить. Обложили кругом. Одно спасение - вывезти святыни в страну Забайкальскую, безлюдную, почитателям древнего благочестия полюбившуюся, как мученник Константин завещал. Готов ли ты, чадо мое, сообща с сотоварищами исполнить дело сие, опасное и многотрудное, аль не зрел еще? -Варлаам испытывающе всматривался в глаза воспитанника
      За годы, прожитые у старца, Никодим сильно переменился. От прежднего щуплого отрока сохранился только вихрастый смоляной чуб. Был он теперь высок ростом, крепок в плечах. Но выделяли его не эти внешние достоинства, а сила духа, исходившая от него.
      -Батюшка, твоя воля - святая воля. Все исполню в точности, как велишь. Не посрамлю. Реликвии бесценные, с Божьей помощью, хранить будем живота своего не жалея.
      Никодим встал перед старцем на колени, горячо поцеловал его руку и положил ладонь на дорогую книгу Ветхого Завета в бархатном переплете с золотыми тисненными наугольниками и прочными пергаментными страницами из тонко выделанной телячьей кожи. Из красного угла на них внимательно и строго взирал лик Христа.
      Варлаам довольный и растроганный , что не ошибся в ученике, продолжил:
      -Сам я стар для дальней дороги. Да и вам трогаться сейчас не время, отправитесь весной. А покудова надобно подбирать людей и готовиться в путь. Наставником *, по наказу князя, у вас благочестивый Маркел будет. Он известный защитник истинного православия. Один на своем веку семь попов в раскол сманил. Да и добродетелями наделен безмерно. Хочу чтобы он тебе заместо старшего брата стал. В глуши Забайкальской ждите знамения небесного. Тогда востребуются святые реликвии и икона Чудотворная для воскрешения истинной веры.
      *Наставник - служитель культа в беспоповском старообрядчестве.
      Весна пришла поздно, но пронеслась быстро и неудержимо.Окна келий,еще недавно обросшие толстым слоем льда, протаяли. Сразу после того, как спала вешняя вода и подсохли дороги, ночью тайно погрузили на подводы скарб, инструмент, провиант, сундуки со святынями, отслужили напутственный молебен и ранним утром двинулись.
      Напоследок Варлаам, в который раз, наставлял любимое чадо:
      -Храни, сынок, веру в чистоте сынок. Заповеди "Пятикнижья" и заветы прадедов исполняй и за них стой непоколебимо. Бог сполна одарит своей милостью. Настанет час, прояснятся умы и потомки наши возродят веру истинную на всех обширных пределах государства Российского.
      Любому, кого в нужде встретите, помогите. Чем больше благих дел свершите, тем больше счастия воздасться. Но со всяким скобленным, табачным рылом не водитесь, не поганьтесь. Делай, как должно православному и Господь даст тебе силу и милость. Да поможет вам Бог, Аминь...
      Долго стоял у ворот одинокий старец провожая божьих слуг тревожным взглядом.
      Впереди обоза на коне неторопливо ехал статный красавец Никодим. Он как-то враз преобразился. Стал озабоченным и суровым. Казалось, что его курчавая юношеская бороденка еще более загустела и стала жестче. Молодой годами, Никодим очень гордился. что она у него длиннее и гуще, чем у сверстников. Ведь известно, что староверы любого толка дорожат бородой и ни один из них, достойный этого имени, добровольно не расстанется с ней.
      -Безмерна милость Божья, спаси и помилуй вас Исус*, дети мои,беспрестанно шевеля губами молил старик им во след, - Все мои думы и молитвы теперь о вас.
      Спазмы сдавили горло, слезы застлали его глаза. Новая скорбная морщина прорезала лоб. Варлаам отчетливо понимал, что никогда больше не увидит этих, столь дорогих ему, людей. Лишь моления и беспокойство за их судьбу остались на долю старца, но он, как никто другой, сознавал, что столь великая цель стоила и более значимых жертв.
      *Исус - по старым первоначальным книгам имя Христа пишется с одним "и", а не, как повелел в последствии исправить Никон, с двумя - Иисус.
      ------------------------
      Путь предстоял долгий, окольный, вдали от большака и царских застав, по глухим чащам заваленным буреломом, усеянным гнилыми пнями,по тропам потаенным, окольным. Двигались медленно, осторожно. Людей избегать старались: опасались преследований, да и вера не дозволяла с чужаками общаться.
      Но все равно встечали в дороге и беглых варнаков в кандалах, и вольных промысловиков, и обиженный заводской работный люд, и горе людское, и радость нечаянную. Иные смущали вопросом:"Какого рожна вам не хватает в Расеиматушке?" У единоверцев узнавали безопасные тропы к Камню.*
      Наконец, к концу августа показались оплывшие от старости мягкие предгорья, а за ними темно-синие зазубрины Уральского хребта.
      Незаметно вошли в невиданное ими ранее горное царство, покрытое крепкоствольным хвойным лесом. Время изрубцевало эти горы шрамами, осыпями, промоинами. Вздыбленные хребты, отроги, унизанные, словно пасть хищного зверя, огромными потрескавшимися зубьями, как-бы предупреждали об опасностях и лишениях, которые ожидают путников впереди. На самых высоких гольцах уже белели шапки свежего снега. Неповоротливые, грузные облака осторожно почесывали свои жирные бугристые животы об острые пики.
      *Камень - старинное название Уральского Хребта.
      Разыскав, запрятанный в хитросплетениях гор, небольшой беспоповский скит остановились в нем на неделю. Ремонтировали одежду, обувь и приводили в порядок снаряжение. Некоторых. не привыкших к дальним переходам, Маркел заставил ежедневно "дубить" нежную кожу ног. опуская их на 10-15 минут в отвар из дубовой коры. Соорудили вместо телег узкие волокуши и, перегрузив весь груз на них, в сопровождении здешнего схимника*, двинулись на восток к водоразделу отделяющему Европу от Азии
      Недалеко от скита их облаяла косуля
      -Чего это она браниться?
      -Шумим сильно, вот намек и дает, потише мол надо в тайге-то.
      По мере подъема глубокий разлом, узким клином прорезавший горы, ветвился на более тесные и короткие ущелья и распадки. По дну одного из таких ущелий, северный склон которого украшали живописные руины разрушенных скал, поднялись на главный водораздел.
      Перевальная седловина была гладкой, словно вылизанной переползавшими через нее облаками. Лишь под одиноким лобастым останцем каменным обручем лежали обломки шершавых глыб.
      На восток, насколько хватало глаз волновался зеленокудрый океан с витееватыми прожилками сверкающих на солнце рек и перламутровыми слезинками множества озер. По изумрудной ряби неспеша плыли серые тени облаков. Торжественное спокойствие природы внушало чувство граничащее с благоговением. Какое приволье! Сибирь!
      Но как только стемнело, настрой у всех переменился - охватила безотчетная тревога.
      Взбудораженные (возбужденные) путники спали вполглаза, видимо действовало непривычное для обитателей низких холмистых лесов высокое месторасположение их лагеря. Оно давало ощущщение приближенности к Господу. Все ожидали чего-то сверхестественного. Но здесь, на километровой высоте все было как внизу. Высыпали теже звезды с Большой Медведицей во главе. Луна, недолго поскитавшись меж звезд, закатилась за горы. Стало темно - хоть глаз выколи. Эти несколько часов были особенно неприятными и тревожными.
      Под утро небо, не начав светать, стало как будто подмокать снизу кроью. Краснота незаметно поднималась все выше и разгоралась, но диск солнца еще долго не появлялся из-за горизонта. Наконец, над черной чертой проклюнулась красная капля и от нее робко брызнули длинные лучи. Капля на глазах раскалялась и наливалась светом, оживляя и согревая все вокруг. В какое-то неуловимое мгновеие она оторвалась от обугленной кромки и поплыла над миром зарождая новый день. В воздухе стояла нежная тишина и только гнусавый крик высоко летящего ворона ненадолго нарушил сладкий покой наступившего утра.
      Выполосканный в небесной синеве и профильтрованный хвоей деревьев горный воздух стал настолько прозрачным, что утратил обычную, густеющую в дали сизую дымчатость и путникам удалось обозреть восточные земли на много верст далее, чем давеча. Но и там тянулась все та же тайга без конца и края, без края и конца...
      Никодим, впервые оказавшийся высоко в горах, упивался окружавшей красотой будто ключевой водой в жаркий день, как-то сразу полюбив эту суровую красоту и резкие грани отрогов, испещренные шрамами осыпей и скальные обнажения, и глубокие ущелья с бурливыми студеными ручьями, и бьющую в глаза яркую зелень хвои, и бездонную синеву неба с усыхающими на ветру рваными простынями облаков
      Сознание того, что дальше до Тихого океана многие тысячи верст почти безлюдной, дикой тайги будоражило и волновало воображение..
      Дух немой угрозы витал вокруг. Все понимали, что здесь граница, последняя черта отделяющая их от преждней жизни. На западе оставался привычный, но враждебный к ним мир, на бескрайнем востоке неведомая страна Сибирская мало похожая на Русь, в которой можно надежно укрыться и строить жизнь по заветам отцов.