Может быть еще обычный маневр Нельсона - сосредоточение больших масс войска на слабых пунктах - перевесил бы; но Макк, напротив, разделил свою армию на отряды, которые дали себя разбить один за другим. Впрочем ни ошибки Макка, ни неопытность войска не могли бы так быстро решить участь королевства, если бы советы Актона и англичан не увлекли короля в Сицилию. В эту кампанию не первая неудача была гибельна: ее легко было бы поправить; но всего пагубнее было внезапное отчаяние, которое овладело всеми умами и породило мысль бегства королевской фамилии. Зло этого бегства еще более усилилось вследствие распоряжений англичан.
      "Я не забыл в эти минуты, - пишет Нельсон графу Сент-Винценту, - что я должен употребить все меры, чтобы не оставить неприятелю ни одного неаполитанского корабля. Я приготовился их сжечь, но просьбы Их Величеств заставили меня отложить эту меру до последней минуты. Поэтому я предписал маркизу де Низа поставить неаполитанскую эскадру мористее своей, и отправить в Мессину те суда, которые можно будет вооружить не фальшиво. В то же время я приказал ему в том случае, если французы приблизятся к Неаполю или народ возмутится против своего законного государя, немедленно сжечь всю неаполитанскую эскадру, и самому идти соединиться со мной в Палермо".
      Через несколько дней после бегства королевской фамилии 3 корабля, 1 фрегат и несколько корветов были преданы пламени. Быстрее, чем за час неаполитанский флот исчез. На жалобы двора Нельсон отвечал, что его приказания были дурно поняты, и обвинял португальского коммодора Кемпбля, выполнившего эти приказания, в том, что он сжег неаполитанские суда в противность его инструкциям, - а именно, в такое время, когда войска Его Величества имели некоторый перевес над неприятелем. Если бы не ходатайство королевы, он готов был даже предать Кемпбля военному суду, и простил ему только ради его добрых намерений.
      XIX. Парфенопейская Республика. Адмирал Брюи в Средиземном море. Май июль 1799 года
      Между тем, как эти события совершались в Неаполе, Абукирская победа приносила плоды, и бессилие французского флота все более становилось ощутимым. С первых дней октября 1798 г. мальтийцы восстали против французского владычества; английская эскадра снабдила их военными снарядами и 1200 ружей. В то же время 10 русских кораблей и 30 турецких, соединясь в Дарданеллах, пошли к Ионическим островам{44}; другая экспедиция отправилась из Гибралтара к Минорке. Через месяц остров Корфу был занят, а мальтийский гарнизон заперт в укреплениях Валетты, осажденных 10000 мальтийцев, между тем как 3 английских корабля блокировали рейд. Коммодор Докворт с помощью генерала Стюарта овладел Миноркой. Итак, все эти посты, сторожащие пути Средиземного моря и подчиненные предусмотрительной политикой или власти, или влиянию французской Республики, готовы были перейти в руки неприятеля. Но не так были важны для Франции эти пункты, как египетская армия, которая казалась навсегда потерянной. Действительно, кто бы мог ей проложить путь сквозь английские эскадры? Конечно, не 2 венецианских корабля и 8 фрегатов, которые сторожила эскадра капитана Гуда у Александрии: не "Гильом-Телль", запертый в Мальте, не "Женерё", переведенный капитаном Лежуайлем из Корфу в Анкону. Для выполнения подобного предприятия в то время едва ли было достаточно даже соединенных флотов Франции и Испании.
      После Абукирского сражения английское правительство не засыпало, полагаясь на мнимую безопасность; оно, напротив, удвоило свою деятельность. Корабли, сражавшиеся под началом Нельсона, были исправлены в Гибралтаре и в Неаполе, и Англия в начале 1799 г. имела в море 105 линейных кораблей и 469 судов меньшего ранга. Эти 105 кораблей почти все были распределены по морям Европы, готовые по первой тревоге лететь на помощь друг другу. Адмирал Дункан с 16 английскими и 10 русскими кораблями под начальством вице-адмирала Макарова охранял торговлю Балтики и блокировал остатки Голландского флота, запертые в Текселе. Лорд Бридпорт крейсеровал перед Брестом, а лорд Кейт сменил у Кадикса графа Сент - Винцента, который, по расстроенному здоровью, оставался в Гибралтаре. Неприятель был силен на всех пунктах, и никогда власть Франции на морях не была в таком безнадежном положении.
      На твердой земле Республика еще торжествовала: в 3 дня Пьемонт был занят французами, а 10 января 1799 г., князь Пиньятелли заключил перемирие, по которому Капуа сдан генералу Шампионнэ. 22 того же месяца французские войска были перед Неаполем. С отъезда короля раздражение черни не знало границ. Князь Пиньятелли по заключении перемирия бежал; Макк скрылся во французский лагерь, а временные начальники, избранные народом, тщетно старались унять его буйство. Шампионнэ поспел вовремя, чтобы спасти Неаполь от его же собственных жителей. Овладев городом после двухдневной упорной борьбы, он занялся восстановлением порядка и спокойствия. Его благоразумные меры усмирили неистовую толпу, и вскоре многие города Абруццо и Калабрии признали правительство, учрежденное французским генералом под именем Парфенопейской Республики.
      Смущенный быстротой этого завоевания, Нельсон считал королевскую фамилию надолго лишенной трона и почел нужным поторопить осаду и взятие Мальты. К этому еще сильнее понуждали его притязания России. Император Павел I принял титул Гроссмейстера ордена Св. Иоанна Иерусалимского, и эскадра адмирала Ушакова ожидала только сдачи Корфу, чтобы направиться к берегам Сицилии. Нельсон, к большой своей досаде и ущербу для самолюбия, видел, что русские менее поддаются его внушениям, чем португальцы, и желал от всего сердца отдалить их. "Эти люди, - писал он в негодовании, - кажется, более заботятся о том, чтобы приобрести себе порты в Средиземном море, чем о том, чтобы уничтожить армию Бонапарта. Если они успеют утвердиться в Корфу, то Порта будет иметь порядочную занозу в ноге. Как добрые турки не видят этой опасности?" Однако нужно было ему решиться терпеть русских на Ионических островах, где они действительно оставались до 1807 г.; на зато он дал себе обещание ни за что не допускать их до Мальты.
      Когда император Карл V отдал острова Мальту и Гозо в вечное владение рыцарям ордена Св. Иоанна Иерусалимского, в числе условий было положено, что если орден оставит эти острова, то они должны перейти к королям Сицилийским, как старинным их владельцам. Лорд Нельсон и сэр Вильям Гамильтон извлекли этот забытый договор, и на его основании объявили короля Неаполитанского законным государем островов Мальты и Гозо, хотя Фердинанд IV не слишком добивался этого нового титула. Мальтийцы, ненавидевшие тираническое правление рыцарей, без труда согласились на эту перемену правления и через своих депутатов изъявили готовность стать поддаными Фердинанда IV.
      "Король Неаполитанский, - писал Нельсон капитану Баллу, - есть законный государь острова Мальты, и я согласен с тем, что его флаг должен развеваться на всех пунктах острова. Но так как можно быть уверенным, что неаполитанский гарнизон сдаст остров первому, кто захочет его купить, то необходимо, чтобы Мальта была под покровительством Великобритании на всем протяжении войны. Вследствие этого король Неаполитанский желает, чтобы на всех пунктах, где развевается неаполитанский флаг, британский был бы поднят с ним рядом. Я уверен, что неаполитанское правительство без всякого возражения уступит владение Мальтой Англии, и я на днях вместе с сэром Вильямом Гамильтоном вытребовал у короля тайное обещание не уступать Мальты никому без согласия британского кабинета. Здесь пронесся слух, будто вас посещало русское судно, снабженное прокламациями к мальтийцам. Я ненавижу русских, и вы не должны позволять развеваться на острове никакому флагу, кроме английского и неаполитанского. В случае, если какая-нибудь партия захочет поднять русский флаг, то ни король, ни я не позволим впредь мальтийцам вывозить для себя хлеб из Сицилии".
      Таково было неприязненное расположение Нельсона к самому важному союзнику Англии; но вскоре другие события должны были занять его пылкий и непостоянный ум. Успехи Шампионнэ имели незначительное влияние на результат новых, более крупных операций, которые предстояли. Узнав о приближении русских, Австрия решилась наконец двинуться, и эта новая коалиция уже располагала армией в 300000 человек. Директория была плохо приготовлена к такому нападению: с открытия кампании эрцгерцог Карл отбросил Журдана с Дуная на Рейн, а генерал Край оттеснил Шерёра с Адижа на Минчио и с Минчио на Адду, где Суворов, истребил бы французскую армию, если бы Моро не прикрыл ее отступления. Эти первые неудачи принудили 28000 войска, занимавшие Неаполь и папские владения, оставить свои завоевания. В таких затруднительных обстоятельствах Макдональд, сменивший Шампионнэ, отозвал войска, которые под началом генерала Дюгема преследовали вооруженные шайки поселян, уже опустошавшие Апулию и Калабрию; оставил гарнизоны в замке Санто-Эльмо, в Капуа, в Гаэте и в Чивита-Веккии и 22 апреля начал отступать к Тоскане, между тем как Моро двигался к Генуа.
      Новая Республика был таким образом оставлена на свое собственное попечение; но уже все, что оставалось в Неаполе знаменитого и уважаемого, было связано с ее существованием. Вельможи, впавшие в немилость двора, владельцы имений, ненавистные лаззаронам, - все соединились, чтобы защищать свою жизнь и свое имущество от необузданной черни; они сделались республиканцами по чувству самосохранения. Исполнительная власть была вручена пяти директорам. В этой комиссии председательствовал Эрколе Д'Аньезе, неаполитанец, тридцать лет проживший во Франции. Трудами законодательного собрания руководил Доменико Чирилло - медик, заслуживший европейскую известность. Военное министерство и руководство над неаполитанской армией вверено было Габриелю Мантонэ, бывшему капитану артиллерии. Комендантом Кастель-Ново назначен был кавалер Масса, полевой инженер; Кастель-дель-Ово поручили принцу Санта-Саверина; генерала Бассети сделали начальником национальной гвардии, а князю Карачиоло было вверено несколько канонерских лодок, составлявших тогда всю морскую силу Республики. Неаполитанское правительство присоединило к войскам генерала Дюгема несколько отрядов, которыми руководили Этторе Караффа, граф де Руво и герцог д'Андриа, возведенный по этому случаю из поручиков в чин генерала. Новые наборы должны были пополнить это войско. 3000 человек поступили в так называемый Калабрийский легион; герцог Рокка-Романа набрал полк кавалерии, и ко всему этому прибавилось еще два полка пехоты. Все единодушно стремились способствовать благу отечества. Дамы высшего света собирали в церквях приношения в пользу Республики; все театральные пьесы были заменены трагедиями Альфиери, а знаменитая Элеонора Фонсека, - женщина-поэт и живописец, - взялась за редакцию Республиканского Монитёра, и своим рвением поддерживала пламень во всех умах. Действительно, настал момент кризиса: через несколько дней должна была решиться участь Республики. Двор, преданный немой печали, не был для нее опасен, но зато население деревень и низшие классы самого Неаполя единодушно и внезапно против нее восстали. Этого-то неприятеля Республика должна была немедленно подавить, чтобы не исчезнуть прежде, чем Европа узнает о ее существовании.
      Неаполитанские области подчинялись тогда непосредственному влиянию богатых и сильных ленных владельцев, державших вооруженную милицию, носившую название сбиров, посредством которой они исполняли свои желания и прихоти. Из-за беспорядков, свойственных феодальным администрациям такого рода, горы издавна были населены множеством бандитов. Эти-то бандиты в соединении с милицией, были первыми сеятелями мятежа. В горах Абруццо поселяне собрались под предводительством одного бывшего сбира - маркиза дель Васто, осужденного за неоднократные убийства на галеры. В Терра-ди-Лаворо большая шайка разбойников имела своим главой знаменитого бандита Фра-Дьяволо и еще одного - бывшего мельника Гаэтано Маммонэ. В окрестностях Салерно появилась шайка, которой предводительствовали епископ и бывший начальник полицейских войск Герардо Курчи, прозванный Шиарпа. В Базиликате свирепствовала междоусобная война, а в Апулии и в Капитанате появились четыре корсиканских самозванца, выдававших себя за принцев крови или за коренных вельмож и производившие страшные опустошения. Но все эти восстания были второстепенными, наиболее же важное вспыхнуло в Калабрии. Калабрийцы приучены с детства к деятельной и суровой жизни; военное ремесло им свойственно. Их природная сметливость, редкая воздержанность и большой навык в стрельбе делают их чрезвычайно способными к партизанской войне. Под влиянием религиозного фанатизма они первыми должны были придать некоторую политическую значительность этому восстанию деревень против городов. Один священник из Скалька, маленького городка западной Калабрии, дон Реджио Ринальди, успел составить себе в этом краю партию. Он написал немедленно королю о расположении жителей и просил его прислать в Калабрию человека, облеченного саном, внушающим уважение, чтобы с ним посоветоваться. Это письмо дошло до Палермо в первых числах февраля 1799 г. Королева тогда была больна и не занималась более делами, а Фердинанд IV заботился об интересах и достоинстве своей короны столько же, сколько и прежде. Он перенес потерю половины своего царства, со стоическим хладнокровием; несчастье, которое привело в отчаянье всех, окружавших его, не имело ни малейшего влияния на его собственное здоровье. "Король здоровее нас всех, - писал Нельсон в эту эпоху, - слава Богу, что он философ. Лишь одна королева жестоко пострадала от этих событий". Итак, предложения калабрийского священника были приняты в Палермо совершенно равнодушно; но они возбудили внимание одного человека, предприимчивого и жаждущего отличий, который немедленно предложил двору свои услуги для выполнения предприятия.
      Это был сын одного калабрийского барона, кардинал Руффо, которому в эту эпоху было уже под шестьдесят лет. Он был сначала апостолическим казначеем Папы Пия VI и изумил весь Рим своей расточительностью и интригами. Чтобы от него избавиться, Папа сделал его кардиналом. Актон, опасаясь его беспокойного и деятельного ума, сделал его генеральным викарием королевства; он же уговорил короля послать его в Калабрию в надежде, что он там погибнет. Руффо отправился из Мессины в конце февраля и прибыл на Сциллу, где заранее подготовил себе сообщников. У него не было ни солдат, ни денег, потому что партия Ринальди еще к нему не присоединилась. В маленьком городке Сцилле он успел однако навербовать себе 300 человек, из которых составил гвардию, и с этим отрядом перешел в Баньяру, бывшую некогда собственностью его фамилии. Вскоре его партия усилилась множеством беглых арестантов и отставных солдат, которые не нашли места в армии Республики. Контрибуция, наложенная им на укрепленный городок Монтелеоне, дала ему средства распространить свою пропаганду. "Рассыпая, - как говорил Нельсон, - одной рукой пиастры, другой благословения, он сделал быстрые успехи, и вскоре вся восточная Калабрия была в его власти. Калабрийское духовенство присоединилось к нему, чтобы проповедовать этот новый крестовый поход, и священники провинций, собрав молодых людей своих приходов, толпой пришли в Милето, где кардинал учредил свою главную квартиру. С этими подкреплениями Руффо взял и разорил городок Котроне, овладел Котанцарой и выйдя на дорогу к Неаполю, смело подступил под самые стены Козенцы.
      Несмотря на эти успехи, король все еще не полагался ни на кого, кроме своих союзников. Не твердо уверенный даже в обладании Сицилией, он никак не хотел, чтобы Нельсон ушел из Палермо. По настоянию адмирала генерал Стюарт оставил Минорку и с 2000 англичан занял Мессину. Прошло три месяца, а английская эскадра не предприняла ничего против Неаполя. В марте месяце, когда уже вся Калабрия восстала, Нельсон, разделявший все предубеждения двора, все еще не считал, что Сицилия в безопасности. "Покуда мы спокойны, писал он графу Спенсеру, - но кто может поручиться, что это спокойствие будет продолжительно! С приближением французов все может перемениться. По моему, Неаполитанское королевство и даже сама Сицилия до тех пор не безопасны, пока имперские войска не войдут в Италию". Между тем Корфу капитулировал 3 марта (20 февраля) 1799 г., и можно было попросить несколько войска у адмиралов, начальствовавших этой экспедицией. Кавалер Мишеру послан был к ним в качестве чрезвычайного посланника. В первых числах апреля, от 400 до 500 русских и албанцев было высажено в Манфредонии. Отряд этот, находившийся под командованием капитан-лейтенанта Белли, быстро усилился вооруженными поселянами Апулии и двинулся для соединения с кардиналом. Руффо взял перед тем Козенцу, и отступление французских войск увеличивало его смелость. Его войско усилилось подкреплениями, которые начали к нему высылаться из Сицилии, а также вооруженными отрядами Фра-Дьяволо и Шиарпы. Полевая артиллерия его была в порядке и имела все снаряды в изобилии, тогда как в крепостях, которые могли бы его задержать, именно этого-то и недоставало. После нескольких дней осады он взял приступом город Альтамуру, занял Фоджио, Ариано, Авеллино и, поддерживаемый войсками, приведенными кавалером Мишеру, расположился в Ноле, на северо-восточном склоне Везувия.
      Новая Республика была в опасности; граф де Руво, принужденный очистить Апулию, заперся в цитадели Пескара; герцог Рокка-Романа со своей кавалерией перешел на сторону кардинала; острова Понче и Пальмеорла, Капри, Иския и Прочида, - эти ключи к Неапольскому заливу, - обратились к повиновению при виде 4 линейных кораблей коммодора Трубриджа. Скипани был разбит шайкой Шиарпы; Фра-Дьяволо и Маммонэ рассеяли войска Бассетти; Спано был побежден поселянами Апулии; Мантонэ - калабрийцами кардинала Руффо. Один только Неаполь и еще несколько укрепленных пунктов признавали республиканское правление. Узнав об этих происшествиях, Нельсон хотел немедленно вести свою эскадру к Неаполю, но его задержало неожиданное известие. Брюи, обманув бдительность лорда Бридпорта, вышел из Бреста, проскочил Гибралтарский пролив и с эскадрой, состоявшей из 25 линейных кораблей, появился в Средиземном море. Эскадра адмирала Кейта устремилась за ним в погоню и 20 мая 1799 г. перед Порт-Магоном соединилась с отрядом контр - адмирала Докворта. Граф Сент-Винцент принял над нею начальство. Этим движением англичане освободили от блокады испанскую эскадру, стоявшую в Кадиксе, и адмирал Мазарредо, снявшись с 17 кораблями, в том числе 6 трехдечными, пришел в Картахену в тот самый день, как англичане стали на якорь в Порт-Магоне. К несчастью, один этот переход из Кадикса в Картахену совсем обессилил испанскую эскадру. На пути застал ее шторм, и из 17 кораблей 11 потеряли стеньги, тогда как английские корабли выдержали тот же самый шторм без всяких последствий. Брюи, назначение которого, как все думали, было идти к Египту, чтоб взять оттуда французскую армию и Бонапарта, снова вышел в море, а лорд Сент-Винцент, почувствовав, что болезнь его усиливается, сдал начальство над своей эскадрой лорду Кейту. Новый главнокомандующий, соединясь у мыса Сан-Себастьяна с 5 кораблями, отделенными к нему от Ламаншского флота, прежде всего позаботился о том, чтобы предостеречь эскадру Нельсона от нечаянного нападения. Поэтому он отрядил к Нельсону контр-адмирала Докворта с 4 кораблями и направился к Тулону в надежде, что там соберет некоторые сведения касательно направления эскадры Брюи.
      Такие важные обстоятельства необходимо должны были оторвать Нельсона от опасных наслаждений Палермо. Он вернул капитана Трубриджа из Неаполя и отозвал капитана Балла от Мальты. Вскоре к нему присоединился адмирал Докворт, и его эскадра вновь достигла 16 линейных кораблей, в том числе 3 португальских. С этим флотом Нельсон расположился крейсерством на предполагаемом пути французской эскадры, на параллели острова Маритимо.
      Он мог безопасно занимать это положение, потому что обстоятельства заставили адмирала Брюи изменить свои намерения; после шторма, выдержанного испанской эскадрой, невозможно было бы ему идти к Египту. Вследствие этого Брюи решился покуда выручить из беды корпус Моро, терпевший недостаток в провизии, и спасти Генуа и Савону, которым угрожала тогда русско-австрийская армия. 30 мая он стал на якорь в бухте Вадо, высадил в Савоне 1000 человек, взятых им еще из Бреста, отрядив часть своей эскадры к Генуа, ввел туда 5 июня огромный конвой транспортов с хлебом. Потом, выказывая редкую для французского флота в то время активность, он на другой же день снялся с якоря и взял курс к весту. Таким образом, в то время, как англичане поджидали его у Минорки и на пути в Александрию, он спокойно стал на якорь в Картахене.
      Между тем лорд Кейт напал на его след; но в ту минуту, когда едва несколько лье {45} отделяли его от французского флота, стоявшего в Савоне, он получил из Магона одну за другой три депеши от графа Сент-Винцента, которые принудили его возвратиться к мысу Сан-Себастьяно. Имея неверные сведения о положении адмирала Брюи, граф Сент-Винцент думал только о том, чтобы воспрепятствовать французскому флоту соединиться с испанским. Возвратное движение эскадры Кейта действительно должно бы было удовлетворить этой цели, но лорд Кейт, желая соединиться со 100- пушечным кораблем "Вилль-де-Пари", слишком приблизился к Минорке и таким образом на несколько дней очистил путь французской эскадре; так что когда 22 июня он вновь подошел к Тулону, то французские корабли, в соединении с испанскими, уже стояли на якоре в Картахене. Брюи не имел намерения вести этот союзный флот в сражение. Цель его была достигнута: он выручил Моро, и ему теперь оставалось только опять выйти в океан, чтобы укрыть в Бресте испанский флот - новый залог союза, который уже начинал было колебаться. Лорд Кейт преследовал его с 31 кораблем до самой параллели Уэссана; но, несмотря на все его усилия вернуть то, что потерял он от своей нерешительности, соединенный флот вошел в Брест 13 июля 1799 г., даже и не подозревая, что по следам его шла неприятельская эскадра.
      XX. Возвращение Нельсона в Неаполь. Смерть Караччиоло
      Когда Нельсон, сосредоточив свою эскадру у острова Маритимо, отозвал к Палермо капитана Трубриджа, восстановившего власть короля Фердинанда IV на островах Искии и Прочиде, в Неапольском заливе осталась только легкая эскадра под началом капитана Эдуарда Фута. Конечно, этой силы было недостаточно, чтобы сопротивляться эскадре Брюи, если бы той вздумалось подать помощь Неаполю, и разумеется, республиканцы, ободренные этой надеждой, сопротивлялись гораздо упорнее. Однако, несмотря на все усилия, они с каждым днем должны были уступать и видели, как неприятель овладевал поочередно всеми их укрепленными позициями. 11 июня русские и албанцы овладели фортом Вилиена; 13 калабрийцы заняли мост Магдалены; 17 форты Ровилиано и Кастелламаре сдались под огнем английских судов, а маленький отряд Скипани, отрезанный от войск, защищавших Неаполь, был совершенно уничтожен в Портичи. 18 июня французы занимали еще замок Санто-Эльмо, но флаг Парфенопейской Республики развевался только на двух плохих фортах: Кастель-Ново и Кастель-дель-Ово. Первый был построен Карлом Анжуйским в XIII столетии; он соединяется с портом и королевским дворцом, и часто служил королям и вице-королям Неаполя убежищем во время смут и междоусобиц. Второй, выстроенный императором Фридрихом II на оконечности узкой скалистой косы, далеко выдающейся в море, был тогда просто нестройной группой зданий, на которых временно устроили батареи для защиты города со стороны моря. Эти последние оплоты исчезающей, эфемерной республики, осажденные 6000 человек, полуразрушенные полевой артиллерией кардинала, могли оказать войскам роялистов только слабое и бесполезное, хотя и отчаянное, сопротивление. Если республиканцы еще сражались, то это потому, что они ждали прибытия французского флота; но стоило только Нельсону показаться в Неапольском заливе, и одно уже это обстоятельство, разрушив их последние надежды, должно было безусловно предать их в руки короля.
      Нельсон в то время находился совершенно во власти леди Гамильтон и королевы. В продолжение шестимесячного пребывания королевской фамилии в Палермо он не переставал выказывать свою ненависть к якобинцам. Он же обвинял неаполитанское правительство в слабости и упрекал его в снисходительности.
      "Все мои предложения, - писал он из Палермо герцогу Кларенскому, принимают с усердием, и немедленно отдаются приказания, чтобы с ними соображались; но как только дело доходит до исполнения, получается совершенно другое. Право, тут можно с ума сойти. Впрочем, недавно Его Величество приказал отдать под суд двух генералов, обвиненных в измене и трусости; он предписал их расстрелять или повесить, как только признают, что они виновны. Если эти приказания выполнят, то я буду надеяться, что я принес здесь некоторую пользу, потому что я не перестаю убеждать их в том, что единственное основание всякого благоустроенного правительства есть искусство кстати награждать и наказывать. К несчастью, здесь никогда не умели делать ни того, ни другого".
      Окруженный капитанами, обожавшими в нем неустрашимого адмирала и внимательного начальника, Нельсон без труда вдохнул и в них свое рвение. Покончить с французами и с мятежниками -вот пароль для его эскадры. Трубридж также последовал общему увлечению и сначала превзошел было всех в усердии на островах Искии и Прочиде; но вскоре, лучше осведомясь об истинных интересах своего государства, он дал почувствовать Нельсону, какую роль готовили Англии в предстоящем перевороте. Трубридж еще недавно просил прислать из Палермо добросовестного судью, чтобы иметь возможность на месте произнести приговор над мерзавцами, которые проповедовали мятеж на Искии; еще недавно он хотел расстрелять одного неаполитанского генерала за какую-то неудачную экспедицию в Орбителло; но вдруг суровый капитан ужаснулся, видя, как сильно впутано имя его адмирала и его собственное в эти семейные распри.
      "Сейчас имел я продолжительный разговор, - писал он Нельсону 7 мая 1799 г., - с судьей, присланным сюда от двора. Он объявил, что на будущей неделе закончит свое дело, но что люди его звания имеют обыкновение удаляться в безопасное место, как только приговор произнесен. Вследствие того он просил, чтобы его отослали обратно, и притом дал мне понять, что желает отправиться на военном судне. Также я узнал из этого разговора, что осужденные священники должны быть отосланы в Палермо, чтобы быть расстриженными в присутствии короля, и что после того их нужно перевезти обратно для казни. Употребить английское военное судно для подобной цели! Вместе с тем наш судья просил у меня палача! Я решительно в этом ему отказал. Если не может найти палача здесь, пусть ищет в Палермо. Я угадываю их цель: они хотят в этом деле поставить нас вперед, чтобы потом всю его гнусность свалить на нас".
      В таком расположении духа был Трубридж, когда он вышел из Неапольского залива. Оставив там капитана Фута, он на фрегате "Сигорс" с несколькими мелкими судами 17 мая присоединился к Нельсону в Палермо. Нельсон, выйдя оттуда 20 числа, возвратился 29. Там узнал он о новых успехах кардинала Руффо, и ночью 12 июня получил от леди Гамильтон следующее письмо: "Любезный лорд! Я провела вечер у королевы. Она очень несчастна! Она говорит, что народ неаполитанский вполне предан королю, но что одна только эскадра Нельсона может восстановить в Неаполе спокойствие и покорность законной власти. Вследствие этого королева просит, умоляет, заклинает вас, любезный лорд, если только возможно, отправиться в Неаполь. Ради Бога, подумайте об этом, и сделайте то, что просит королева. Если вы позволите, мы отправимся вместе с вами. Сэр Вильям нездоров, я также чувствую себя дурно: это путешествие будет нам полезно. Да благословит вас Бог".
      На другой же день Нельсон был под парусами; но, получив от лорда Кейта письмо, уведомлявшее его, что французы в эту минуту должны быть у берегов Италии, он еще раз вернулся в Палермо. Поспешно высадив на берег сицилийские войска, бывшие на его судах, он несколько дней крейсеровал у острова Маритимо. Однако 21 июня, уступая новым просьбам двора и полагая, что достаточно одной эскадры лорда Кейта, чтобы удержать адмирала Брюи, он прекратил свое крейсерство и, взяв с собой опять сэра Вильяма и леди Гамильтон, направился с 18 кораблями к Неапольскому заливу.
      Между тем республиканцы воспользовались этим временем: в ночь с 18 на 19 июня они напали врасплох на калабрийцев, занявших набережную Киайя, заклепали целую батарею орудий, взорвали пороховые ящики и привели в смятение весь неприятельский лагерь. Известие об этом произвело в Палермо губительное уныние, и министр Актон в тот же момент написал Нельсону: "Поспешайте в Неаполь. С тех пор, как республиканцы знают о близости французского флота, они делают беспрестанные вылазки, и признаться вам, я боюсь, что положение кардинала не совсем благополучно". Вероятно, кардинал разделял опасения Актона, потому что на другой день после этой первой вылазки он просил капитана Фута прекратить военные действия, и предложил республиканцам условия капитуляции. Республиканцы долго не решались их принять, но наконец 22 июня была заключена капитуляция, которая и подписана за Россию и Турцию начальниками вспомогательных отрядов; кардиналом Руффо и кавалером Мишеру от имени короля Неаполитанского; комендантом замка Санто-Эльмо и кавалером Масса от имени Франции и Парфенопейской Республики. Капитан фрегата "Сигорс" скрепил эту капитуляцию своей подписью. Условия, дарованные республиканцам, были весьма почетны; но выказанная ими энергия и присутствие 25 французских кораблей в Средиземном море не позволяли осаждающим быть слишком взыскательными. Всему гарнизону Кастель-Ново и Кастель-дель-Ово предоставлялось выйти из своих укреплений с распущенными знаменами, с барабанным боем, а потом сесть на суда, снабженные пропускными свидетельствами, чтобы на них отправиться прямо в Тулон. До тех пор, пока в Неаполе не получили бы верных сведений о их прибытии во Францию, архиепископ Салернский, кавалер Мишеру, граф Дилльйон и епископ Авеллинский должны были оставаться заложниками в Санто - Эльмском замке. Неприкосновенность лиц и имущество республиканцев обеспечены. Те из них, которые не захотели бы оставить родину, могли оставаться в Неаполе, и прошлое было бы забыто, как для них, так и для их семейств. Заключенные условия касались не только тех из республиканцев, которые находились в двух фортах, допущенных к капитуляции, но даже и тех, которые со времени открытия военных действий попали в плен. Граф Руво, владевший фортами Чивителла и Пескара в Абруццо, соглашался уступить их кардиналу на тех же условиях, на каких сдались и форты Неаполя.