Королева цыган воплощала Богемию, древнюю Испанию, Индию и Персию «Тысяча и одной Ночи». Она обладала грациозностью древних принцесс, воспоминание о которых хранили цветные миниатюры и легенды.
— Реконструкция — настоящая удача, — поздравил ее Роземонд.
— Да. И вы помогли во многом. Хотя она не завершена.
Ее голос журчал, как фонтан Кастильи.
Фулд игриво спросил:
— Как не завершена?
— Я хотела установить в центре столб. Но некоторые журналисты-невежи неправильно истолковали мои намерения. Вы же не будете против, господин министр?
Фулд покраснел. А королева уже повернулась к нему спиной и обратилась к Роземонду:
— Не окажете любезность показать Большой Конек почетным гостям? Мне хотелось бы побеседовать с мисс Моргенстерн.
— Конечно.
Грегуар удалился вместе с Фулдом и муниципом, а в сердце Роберты разыгралась буря. Она подозревала королеву и Роземонда в самом худшем. И не могла подавить внезапной вспышки ревности, что не было свойственно ученику Огня. Она молча последовала за королевой к самой короткой стороне площади, туда, где пытался спрятаться Мартино.
— Роберта, — простонал последний, когда она оказалась в метре от него.
— Вы не присоединились к визитерам? — бросила колдунья. — А надо было бы. Профессор истории — человек удивительный.
— Вы правы. Я иду.
Мартино допил вино, поставил стакан и уныло удалился.
Роберта окликнула его:
— Кстати, Штруддль не говорил вам, что провел дистилляцию последнего урожая с помощью Эфира?
Новый руководитель Криминального отдела не понял, почему это его касается. А потому, обернувшись, не заметил официанта с полным подносом, на которого с размаху налетел. Колдунья догнала королеву, считая, что Штруддль немного переборщил с Эфиром. И правильно сделал.
Коридор дома с голубятней выходил на венецианский мостик. Роберта не успела полюбоваться спектаклем на улице, проходившей внизу. Королева дошла по коридору-тупику до двери из красного дерева. За ней начиналась винтовая лестница пагоды. Табличка извещала, что чайный салон будет закрыт весь день.
Последний этаж не имел окон. На полу валялись подушки. Женщины уселись лицом друг к другу. Цыганка улыбалась, разглядывая Роберту.
— Вы все еще танцуете танго с профессором истории?
— Когда хватает сил, когда позволяют события, — настороженно ответила колдунья.
— И вам каждый раз удается спровоцировать… видение?
— Вы хотите сказать — дух?
Неужели королева собиралась говорить с ней об этих незначительных метафизических опытах? Роберте и Роземонду нечего было скрывать от цыган. Она решила стать поразговорчивее.
— Это скорее не дух, а гений. Грегуар Роземонд пытается составить некий каталог существ, которых рождает каждый танец. И доказать, что богов изобрели люди, а не наоборот.
— Понимаю, — кивнула после некоторого раздумья королева. — И танго оказалось весьма продуктивным.
— Как вальс и калипсо. Мы очень надеемся на островные танцы. Мамбо, ча-ча-ча, самба… — Колдунья решила, что вправе задать свой вопрос. — Вокруг вас создается атмосфера ненависти… Чем это закончится, по вашему мнению?
— Ненависть преследует нас долгие века, — ответила королева. — О нас сочинили такое множество легенд. Кочевники и оседлые никогда не ладили между собой.
Роберте вдруг показалось необходимым открыто объявить, к какому лагерю она принадлежит.
— Я люблю ваш народ, — сказала она.
— Знаю. Вы любите ежей. И это одна из причин, по которой я хочу вас вовлечь в некий проект, который, если базельцы не свернут с опасного пути, будет в скором времени реализован.
— Как видите сами, фасад Большого Конька читается, как книга с картинками.
Арчибальд Фулд и муницип вертели головами, любуясь барельефами, встроенными в фасад в виде каменно-мозаичной загадки.
— Вечный господь держит главную притолоку. Поклонение магов здесь, а бегство из Египта — там.
— Все эти темы подходят для человека, называвшего себя алхимиком, — сказал муницип.
— Для такого рода деятельности нужна была скрытность. Но поглядите на боковые сюжеты: проклятые, драконы, перевернутые кресты. А на капителях есть даже пара ангелов, изваянных вниз головой. Иконографическая отрава распространяется из центра, от Господа, к периферии. Фасад Большого Конька есть истинный сатанинский памфлет для тех, кто умеет читать.
Фулд приблизился к одной из капителей, спрашивая себя, не положил ли каменщик-цыган камень вверх тормашками.
— Обратите внимание, — вновь заговорил Роземонд, — герб Никола Фламеля.
— Рука, держащая футляр, — сказал муницип.
— Письменный прибор. Фламель вначале состоял в гильдии писцов. Прошу вас, следуйте за мной. Осторожно, ступеньки. Они скользкие.
Пока Мартино извинялся перед официантом, чтобы тут же столкнуться со вторым, посетители исчезли внутри дома. Мартино на ощупь вошел внутрь. Он миновал первую ступеньку, но не вторую.
Посетители Большого Конька услышали грохот падения и громкие ругательства.
— Я обязательно должна вам показать весенне-летний каталог. Знаете, у них есть даже этническая коллекция? «Корсет „Самарканд“ прекрасно облегает ваши формы, предлагая нежность натурального шелка и дикость восточных степей», — процитировала Роберта по памяти. Она глазом знатока оценивала размеры щедрых округлостей королевы цыган. — Он вам подойдет.
— Я всегда недоверчиво относилась к торговле по каталогу. Они не преувеличивают?
— Вы еще не примеряли корсет «Электрум». Гляньте-ка.
Она расстегнула блузку и показала шедевр.
— Не жмет?
— Я еще никогда не чувствовала себя так хорошо. И недорого. Всего 399 талеров.
— Действительно. Стоит поддаться искушению… У меня вот уже несколько лет побаливает одна точка на спине. А эту модель они делают тоже из натурального шелка?
— Не знаю. Но могу стать вашей крестной матерью. Я — хорошая клиентка и заработала право на кое-какие скидки.
Роберта застегнула блузку, решив, что королева очаровательна и… проницательна. И молча выслушала ее предложение.
— Предупредите всех, кому доверяете. Но будьте осторожны. Метчики Фулда повсюду. Змее не понравится, что мы от нее ускользнем.
— Когда состоится отъезд?
— В последний момент. Нам еще надо решить кое-какие технические проблемы, и не самые маленькие.
Роберта встала и глянула вниз на мельницы-вентиляторы, каковыми их считал донкихот Мартино. Уехать, уехать… повторяла она. Она мысленно заглянула в записную книжку, пытаясь найти предлог остаться в Базеле. Ни одной встречи на ближайшие десять лет, которые могли бы задержать ее. Криминальный отдел растаял в прошлом. Оставался профессор истории. Согласится ли он оставить свой пост в Колледже колдуний? Без него она не уедет.
Со стороны Вестминстера донесся рев сирен.
— Зурлы, — воскликнула королева. — Всегда пунктуальны.
— Что происходит? — спросила колдунья, пытаясь разглядеть пресловутые зурлы.
Но не увидела их. Лопасти восточных мельниц яростно закрутились.
— Порыв ветра? Какой порыв ветра?
Заметная напряженность в голосе Роберты не ускользнула от цыганки.
— Каждый день накануне полнолуния над кварталом проносится мощный порыв ветра. Проблема?
Ветер крутил лопасти всех мельниц, стоявших вдоль главной улицы. Даже пагоду сотрясло до самого основания, когда бешеный ветер направился в сторону Малой Праги.
Единство ветра и Туманного Барона оставалось тайной для широкой публики. По выражению лица колдуньи цыганка догадалась, что происходит нечто серьезное.
— Куда направляется ветер?
— К ангарам, где сложены лишние декорации.
— Можете предупредить тех, кто там находится?
— У нас нет телефона.
— Тогда нельзя терять ни секунды.
Они буквально скатились по десяти этажам пагоды и трем этажам ацтекской пирамиды, на которой та стояла. По улице двигался кабриолет. Королева схватила пони за узду, остановив экипаж. Приказала кучеру уступить место ей. Колдунья едва успела вскочить на повозку и сесть рядом с ней.
— Эгей! Эгей! — закричала цыганка, дернув вожжи. — К ангарам! Быстрее!
Они пересекли огромный сводчатый зал и взошли на второй этаж по узкой лестнице. По коридору, пол которого был выложен неровными камнями, Роземонд привел их к маленькой комнате, перед которой висел занавес, и рукой отодвинул его. Свет попадал внутрь через оконца с зеленоватыми стеклами. От помещения веяло средневековьем.
— Сокровище Большого Конька, — сообщил он почетным гостям.
На конторке лежал плоский предмет, накрытый синим бархатом.
— Осторожно, балка, — предупредил он. — Никола Фламель был маленького роста.
Министр нервно глянул на часы и наклонился, чтобы войти внутрь. Почему он согласился на этот дурацкий визит, когда Барон скорее всего уже приступил к действиям? И был раздражен тем, что Роземонд задвинул занавес, когда они оказались внутри помещения.
— Предмет, хранящийся здесь, одно из самых драгоценных сокровищ Колледжа колдуний, — сообщил профессор, положив руку на конторку.
И жестом фокусника сдернул синий бархат. Появилась толстая книга в золоченом переплете с заклепками из красной меди.
— Книга, — произнес Фулд.
— КНИГА, — поправил его Роземонд. — Фламель увидел ее во сне и купил у незнакомца через несколько лет за два флорина. «Золоченая книга, очень старая и весьма ученая, — как он сам говорил, — изготовленная из тончайших волокон и коры молодых деревьев. Переплет был медным, а на нем были выгравированы странные буквы и фигуры».
— Действительно странные фигуры, — подтвердил муницип, склоняясь над книгой.
— В ней изложена тайна трансмутации элементов, тайна черной магии. Фламелю так и не удалось раскрыть ее, и книга останется закрытой, пока не появится избранник.
— Хотите сказать, что с тех времен… — начал муницип.
— Никому не удалось ее открыть.
— Ваша история напоминает историю Артура Пендрагона и волшебного меча, вонзенного в камень.
— Лучше не скажешь. Эта книга — наш Экскалибур. Мы рассчитываем воспользоваться улицей Парижа, чтобы отыскать… избранника. Легенда утверждает, что книгу откроет писец, — Роземонд глянул на первое лицо Базеля, — или жертвователь. — Он перевел взгляд на министра безопасности, чьи щеки заалели. — Господин муницип? Вам предоставлена честь стать первым.
Старик коснулся ледяного металлического переплета и попытался поднять обложку легким движением руки. Она не сдвинулась ни на миллиметр. Фулд тоже сделал попытку, приложив все силы, но безуспешно. Книга осталась закрытой.
— Очень интересно, но мне пора уезжать, — резко бросил министр, сам отодвигая занавес. — Спасибо за визит.
И быстрыми шагами удалился по коридору.
— Понятно, что он хочет выиграть любой ценой. Этот человек не выносит поражений, — с состраданием произнес муницип.
Роземонд накрыл книгу, задвинул занавес и проводил старика до выхода. А Мартино скитался по пустым комнатам, поднимался и спускался по скрипучим лестницам, искал колдуний, которые могли бы вывести его из этого невозможного дома… Он заблудился.
— Эй! Есть кто-нибудь?
Ему показалось, что ветер донес до него ответ. Он двинулся на голос и оказался на окутанном сумраком чердаке. Первые же стропила встретились с его головой. Следующие балки оказались еще более зловредными.
Сергей не ждал, пока зурлы предупредят его о необходимости закрывать ангары. Он занялся работой с раннего утра, запирая на замки раздвижные двери, закрывая высокие окна, следя, чтобы ни одна щель не позволила порывам ветра учинить хаос на трех складах, за которые он отвечал. Он прижал упор к последней двери и вдруг вспомнил о литейне.
— Ты последний из мужиков, — обругал он себя, бросаясь в направлении забытого помещения.
Литейня находилась в глубине длинного двора, где хранили деревья перед высадкой. Ветер нагнал его, когда он вбегал внутрь. Он напрягся и сумел закрыть дверь.
— Фу, — выдохнул он. — На одну меньше.
Остывшая домна походила на печального и холодного Молоха. В глубине помещения в горне разогревался слиток. Из металла ковали балюстрады, дверные ручки, украшения, петли, крепления декораций… Столб, предназначенный для улицы Парижа, стоял на подвижной платформе. Чуть дальше лежали железные опоры. Сергей подошел ближе, чтобы полюбоваться работой кузнецов.
И не заметил, как позади него метчики сложились в человеческую фигуру. Но услышал топот целой армии сколопендр, бегущих по металлической поверхности. И не успел обернуться, когда черная рука схватила его за горло.
* * *
Кабриолет остановился перед первым складом. Путь Барона был усеян вырванными панелями, опрокинутыми ящиками, разогнанной по сторонам пылью.
— Не пытайтесь следовать за мной. Постарайтесь, чтобы никто не проник в эту зону.
— Что будете делать, если столкнетесь с ним?
«У меня есть замечательное оружие», — подумала Роберта.
— «Боди Перфект», — ответила она, подмигнув.
Она шла по следу Барона до садового склада.
Сломанные ветки и сорванные листья усеивали землю двора. В глубине виднелось небольшое темное здание. Роберта запрограммировала корсет «Электрум» на один импульс в минуту. Дверь не была заперта на ключ. Колдунья проскользнула внутрь. Кто-то тяжело дышал позади домны. Она двинулась по ковру металлической окалины.
К столбу был привязан человек. Барон держал на его шее палец. Роберта не сомневалась, что он анализировал генетический код приговоренного к смерти и двигался вспять по древу, от поколения к поколению, чтобы найти кару, соответствующую проступку.
Корсет послал импульс. Колдунья принялась считать. Один… Два… Три… Четыре… На счете «пятьдесят пять» она ринулась на Барона. На счет «шестьдесят» он испарился.
Прошла почти минута, когда меж ее ног прокатился зеленый шарик размером с горошину и застыл чуть дальше. Это не была пенная бомба, хотя шарик очень походил на нее.
— Ого-го, — воскликнула Роберта, понимая, что опоздала убежать.
Арчибальд Фулд следил по жидкокристаллическому экрану карманного устройства за Моргенстерн, которая быстро двигалась к востоку. Он в сопровождении милиции бросился вслед за ней.
Добравшись до складов, они наткнулись на королеву, которая с горсткой цыган собиралась броситься на помощь Роберте. Устройство сообщало, что та находилась в сотне метров к юго-западу. Фулд послал часть милиционеров в противоположном направлении, а вторую оставил рядом с цыганами, отдав приказ помешать им действовать. А сам последовал за мигающим огоньком до мрачного здания с широко распахнутой дверью.
Слежение с помощью метчиков за себе подобными сберегает массу драгоценного времени, решил будущий распорядитель муниципальных свобод.
Моргенстерн была внутри. Она шпионила за Туманным Бароном. Фулд бесшумно открыл портсигар, извлек вьюн и катнул его к ногам колдуньи. Остановившись, горошина раскрылась, выпустила отростки и спеленала Роберту, которая тяжело упала навзничь. Фулд знал, что лиана с шипами впрыскивает анестезирующее вещество на основе кураре. Он в открытую подошел к пленнице. Присел возле жертвы, которая смотрела на него остекленевшими глазами. Губы ее едва шевелились.
— Вы не… можете… допустить… это, — выговорила она непослушным языком.
— Спите, — нежно посоветовал он. — Отправляйтесь в тихую страну снов.
Колдунья перестала сопротивляться. Лиана, ощущая, что тело расслабилось, сложилась и вновь превратилась в горошину. Министр поднял ее и спрятал в портсигар, словно ничего не случилось. Взял сигарету и сунул ее в рот.
Вот она, Гревская площадь, сказал он себе, созерцая сцену. Барон вылез из наполненного расплавленным металлом ковша, и, держа его двумя вновь отросшими руками, поднял и поднес к открытому рту жертвы. Глаза мученика, чья голова была откинута назад, были полны ужаса. Медленная, мучительная смерть, которую требовала Баньши. Она будет удовлетворена.
Фулд в жизни повидал немало, но даже он отвернулся и наткнулся на что-то огромное и скользкое. Голем. Существо из красной глины было на две головы выше и ждало, когда он посторонится. Фулд сделал два шага в сторону, пропуская его. Ему понадобилось три попытки, пока он раскурил сигарету.
Цыган перестал отбиваться, когда Барон поставил ковш на землю. Он кивнул голему, как старому знакомцу, и растворился в вихре черного пепла. Голем подошел к человеку и поцеловал его в губы. Фулд разглядел яркую молнию, проскочившую между ними. Потом голем тяжелым шагом удалился в сторону сада.
Министр выждал пять минут прежде, чем включил сигнал тревоги на своем устройстве. Милиционеры приблизились, чеканя шаг. Он указал им на мужчину, привязанного к столбу, и женщину, которая в бессознательном состоянии лежала на земле.
— Немедленно отправить ее на каторгу, — приказал он. — Поместить в одиночку. Сообщница Туманного Барона. Я лично займусь ею.
В это самое мгновение какой-то мужчина вскарабкался по фасаду дома 42 по улице Мимоз. Этот некто пролез в приоткрытое окно и тихо спрыгнул на пол комнаты. Потом присел на корточки и прислушался.
С первого этажа доносился легкий шум, почти неслышный из-за дождя. А ведь дом должен был быть пустым. Человек спустился вниз так, что не скрипнула ни одна ступенька, и заглянул в гостиную. За столом кто-то писал.
— Пишенетт, что вы здесь делаете?
— Ой! — воскликнул журналист, оборачиваясь.
На незваном госте был комбинезон, перчатки и шлем из коричневой кожи. Глаза закрывали очки с темными стеклами.
— Мишо? Вы меня так напугали…
Водитель снял очки и склонил голову набок, разглядывая писателя. В его облике что-то изменилось.
— Вы перестали носить очки!
— А вы уже не глухонемой! — подхватил Пишенетт.
— Ну что ж. Надо думать, мы чудом исцеленные.
— Чудо, скорее, видеть вас здесь. Я думал, мы встретимся под Барометром.
— Я тоже. Но у господина министра были иные планы.
— И он подписал вам пропуск, чтобы развязать руки?
— Нет, нет. Он у цыган. Я оставил его у Исторического квартала.
Мишо, как и Роземонд перед этим, принялся изучать книжные полки. Пишенетт следил за ним, жуя кончик карандаша, уже превратившийся в мочало.
— Не говорите, что все еще не нашли то, что искали.
— На следующий день после смерти майора его досье были отосланы — в Архив, — ответил Мишо, перебирая книги. — Все сгорело. Но я слышал, как резервисты говорили о том, что Грубер хранил дубликаты дел у себя дома. Они должны быть здесь.
Он бросил вопросительный взгляд на Пишенетта.
— Нет, я их не нашел. И советую вам набраться терпения. Если он хранил дела, как книги в библиотеке, вы попали в нужное место!
Мишо отступил на два шага и, уперев руки в боки, оглядел книги. Он не замечал ничего странного в полках.
— Что вы хотели сказать?
Пишенетт встал и показал на три книги, стоявшие в разных рядах.
— Райнер Мария Рильке. Полное собрание сочинений. Том 1, проза. Том 2, поэзия. Том 3, переписка. Стоят в нарушение здравого смысла.
Три книги стояли в одну линию, но по диагонали. Мишо опрокинул тома, взявшись за верхнюю часть. Послышался щелчок. В нижней части полок в сторону ушла одна панель.
— Флаг Корнета, — довольно буркнул водитель.
Пишенетт разглядывал механизм с глупой улыбкой, а Мишо, стоя на коленях, извлекал из тайника папки с делами. Он уложил их на стол и принялся перелистывать. Писатель почесывал лоб, переводя глаза с тайника на стол, а со стола на тайник…
— Вот она.
Мишо схватил два скрепленных листка, рассказывающих о предпоследнем подвиге майора: арест пирата, пойманного на месте преступления — кража и вооруженное нападение на торговца природными редкостями на плавучем рынке полгода назад. Дело 01-03, как свидетельствовала красная печать в верхнем левом уголке рапорта. К документу была приложена расписка от тюремных властей в получении преступника.
— Он действительно на муниципальной каторге, — проворчал он. — Камера… Черт, номер не указан!
— Покажите.
Пишенетт прочел документ, удовлетворив свое природное любопытство. И, усмехнувшись, сообщил пирату:
— Он в одиночке, в центре каторги. Придется потрудиться, чтобы добраться до него.
— Зная, где он, у меня трудностей не возникнет.
Мишо сложил рапорт и сунул его в карман комбинезона. Порылся в делах, наткнулся на дневник и на всякий случай прихватил и его. Пора было уходить. Он извлек из кармана синюю капсулу и, зажав между большим и указательным пальцами, поднес к носу Пишенетта.
— Пошли, я возвращаю вас в родное гнездо.
Писатель поспешно собрал наброски пятнадцати задуманных романов и сложил их в кожаный саквояж, принадлежавший Груберу.
— Капюшон обязателен? — с отвращением спросил он.
— Вы правы. — Мишо убрал капсулу. — Сделаем так, словно мы не виделись. Фулд когда-то отыщет вас. Уверен, что вы очаруете его в момент знакомства.
— Согласен, согласен.
Пишенетт зажмурился, зажал рот и уши. Мишо разбил капсулу о макушку его черепа. Содержимое капсулы потекло по лицу, одежде, ботинкам и полностью накрыло его поблескивающим синтетическим панцирем.
— Фу! — сказал он, проводя пальцем по потерявшим чувствительность губам. Тонкий, прозрачный слой менял голос и дыхание. — Отвратительно.
— Пока мы не нашли ничего лучшего, чтобы скрыться от метчиков.
Они вышли из дома. Автомобиль министра стоял на улице поодаль. Писатель крутанул ручку и сел рядом с Мишо, который отпустил ручной тормоз. Машина покатилась вниз по склону. Капли с оглушительным шумом ударялись о капот.
— Наверху лучше! — сообщил Пишенетт.
Погруженный в свои мысли Мишо не ответил.
— Над облаками дождя никогда не бывает! — Никакой реакции. — Вы онемели или опять оглохли?
Мишо медленно повернул голову к своему пассажиру. Пишенетт уже встречался с этим взглядом буканьера в таверне южных морей. А потому решил замолчать и углубился в собственные мысли… заглянув на мгновение в комнату, где стояла кровать с балдахином. Увы, пустая.
— Крошка моя! Маринетта! — позвал он.
Но Мата Хари не шла на зов. Он подождал, потом добавил:
— У меня сюрприз! Я весь запанцирен! Жемчужный занавес едва шелохнулся, и писатель вздохнул.
ЧТО И ТРЕБОВАЛОСЬ ДОКАЗАТЬ
— «Таковы пять обязательств, которые я берусь соблюсти, если вы проголосуете за меня во втором туре. Первое: снизить все налоги на тридцать процентов на два первых года моего муниципата».
— Не вижу, почему он должен лишать себя удовольствия обещать неисполнимое, — прокомментировал Отто Ванденберг.
— «Второе, — продолжил Штруддль, — безопасность для всех».
— Удивительно, что он не поставил это на первое место, — заметила Сюзи.
— «Третье — муниципальный приоритет. Все иностранцы будут отправлены за пределы плотины. Вакантные квартиры передадут нуждающимся в жилье базельцам».
— А цыган лишат гражданских прав, — продолжила юрист.
— Здесь начинает дурно попахивать, — согласился Пленк.
— «Четвертое — обезвреживание Туманного Барона». Некое излишество, если вспомнить о втором обязательстве. И наконец, «Пятое…».
— Что, Эльзеар?
Штруддль протер стекла очков, свернул и развернул свой экземпляр Газеты суши. Нет, он прочел все правильно.
— «Пятое — если вы проголосуете за меня, я прекращу дождь».
— Истинный перл! — рявкнул Ванденберг. — Сначала Фулд, изгоняющий чудовищ из Базеля. Затем Фулд, распоряжающийся стихиями. Такого мы еще не видели!
— Макиавелли хочет ступать по нашим мозолям, — проворчал Лузитанус.
— Нам подчиняется дождь? — удивился до сих пор молчавший Роземонд. — Я был не в курсе.
Пять человек, сидевшие в задней комнате «Двух саламандр», замолчали.
— Как три четверти базельцев решились отдать ему свои голоса в первом туре? — простонала Сюзи.
— Он обольщает, — предложил Пленк. — Голосуйте за меня, и я достану вам Луну. И все эти ослы ринулись в западню.
Лузитанус процитировал, подняв палец к потолку:
— «В Базеле живут такие олухи, тупицы и зеваки, что любой фигляр, торговец реликвиями, мул с бубенцами или же уличный музыкант соберут здесь больше народа, нежели хороший евангелический проповедник».
— Не портите доброго старину Рабле базельским соусом, — взмолился Ванденберг.
— Все это от вина Штруддля. Вот уже неделю мне кажется, что я живу в Париже во времена фонарщиков и вонючих улиц, где вам резали горло с той же легкостью, что и кошельки.
— Господин Лузитанус! — возмутился Ванденберг.
— Народ Базеля, быть может, и глуп, но если дождь продолжится и после его избрания, он его распнет, — понадеялся Пленк.
— Однако бюро рисков не предвидит никаких улучшений в ближайшие дни, — удивился Лузитанус.
Эльзеар наполнил чашки черным кофе и принес печенье. Но сегодня утром никто не был голоден.
— У нас три убитых цыгана, — напомнил Ванденберг.
— Бедняга из литейни, утопленник из мешка, найденный пять суток назад, и вчерашний плотник, — подвел итог Пленк. — Его пытали дыбой под министерским фуникулером. Я занимался его останками.
— Исторический метод не меняется, — заговорила Сюзи. — Мешок идет от римлян. Дыбу применяли во всей древней Европе. Что касается цыгана из литейни, то его казнили так, как казнили в России до 1672 года, заливая в глотку осужденному расплавленный металл. Но в те времена использовали свинец.
Все невольно сжали челюсти.
— И виновником этих убийств являются метчики! — прохрипел ректор. — Отныне у нас есть доказательство. Не так ли, Пленк?
— Да, доказательство есть, — ответил медэксперт.
— Вы читали статью про цыган? — возмутился Лузитанус. — «Они получили по заслугам…», «создание уничтожает своих создателей…», «и палачи умирают…».
— Возмутительно, — произнес Ванденберг из своего угла.
— Посмотрим на хорошую сторону этих происшествий, — проскрипел Роземонд. — Рабочий Фликар отомщен, мусоросжигатели прекратили забастовку, тротуары чисты.
— Не забывайте, что теория исторического убийцы официально поддержана властями. В Исторический квартал можно попасть только по специальному пропуску. Вся зона неуклонно превращается в гетто, — добавил Роземонд.
— Карниз почернел от зевак, — сообщил Пленк. — Базельцы наблюдают за подъемом воды. Сейчас это — самый модный спектакль.
— Возмутительно, — вздохнул Штруддль.
— До второго тура остается пять дней, — напомнил Ванденберг. — Когда Фулд придет к власти, руки у нас будут связаны.
Эльзеар вздернул бровь и повернулся в сторону зала. К таверне кто-то приближался. Он встал, подошел к двери, запертой на двойной оборот ключа, и выглянул наружу через глазок. У бронзовой лошади остановился автомобиль. Из него вылез Мартино, перешел улицу, попытался открыть дверь и несолоно хлебавши удалился. Штруддль вернулся в заднюю комнату.
— Это был Мартино, — сказал он.
Все промолчали. Ванденберг спросил у Роземонда:
— Никаких известий о Роберте?
— Никаких.
— Последней ее видела королева цыган, — заметила Сюзи.
И добавила про себя — живой.
— И наши «новые друзья» знают не больше нас? — заговорил Пленк. — Невозможно исчезнуть без следов на клочке суши размером с носовой платок!
— Мы отыщем ее, — утвердительно сказал Эльзеар.
— Святой Ансельм! — воскликнул Ванденберг. Его голос дрожал от ярости. — Конечно, мы ее отыщем! Мы же не можем уехать без нее?
— А теперь, леди и джентльмены, она покидает дом. Меланхолическая мелодия из Клуба Одинокого Сердца. Раз, два, три.
Роберта вытерла окарину серым платьем каторжанки и заиграла отрывок из битлов.
— Слишком печально, — решила она, остановившись. — Посмотрим, посмотрим. Что у нас есть еще среди одиноких сердец?
И душой, и телом погрузилась в С тобой и без тебя, но после нескольких тактов перестала играть. Слушать некому, никакого ежа-телепата на горизонте, мораль на нуле… Роберте пришлось признать, что она до дна исчерпала свою удивительную способность видеть жизнь в розовом цвете.
Она с тяжелым сердцем отправилась в ванную, села на унитаз и в сто девяносто четвертый раз за день спросила себя, что произошло на свободе за те десять дней, что она сидела в одиночке муниципальной каторги. Захватил ли Фулд власть? Продолжал ли Барон убивать? Были ли еще живы ее друзья?
В щель под дверью трижды в день просовывали поднос с едой. Свет включался и выключался по расписанию. Никаких встреч. Колдунью отрезали от внешнего мира.
Послышался шум ключа, поворачивающегося в замочной скважине.
— Приказ был категоричен, — прохрипел чей-то голос. — Никто не должен сюда входить.
— Вы оспариваете подпись на этом документе? — Охранник ничего не оспаривал. — Арчибальд Фулд велел мне допросить подозреваемого. Заприте за мной и не беспокойтесь. Я вооружен.
— Ну, если вы настаиваете.
Надзиратель запер дверь за посетителем, который осматривался в, похоже, пустой камере. Он подошел к туалету и тихо позвал:
— Луи, ты там?
Мишо ощутил свист воздуха справа и заметил что-то рыжее, молнией промелькнувшее рядом. Он рухнул на пол лицом вниз, но понял это только через несколько секунд. Моргенстерн одной рукой держала его за запястья, упираясь коленом в спину и прижимая к полу.
— Я могу лишить вас всех чувств по одному, усиливая нажим на ваш позвоночник, — с угрозой прошипела она. Потом заколебалась. — Мишо! Это вы?
Водитель буквально вывернул голову и увидел, что таинственным заключенным была бывшая следовательница Криминального отдела.
— Морг… Моргенстерн! Но… что вы здесь делаете?.. Ай!
— Вы говорите?
Она выхватила официальное разрешение, торчащее из кармана водителя, и прочла его, пока тот с ворчанием поднимался на ноги.
— Фулд отправил вас допросить узника одиночки, — прочла она.
— Я не знал, что это вы, — ответил он, потирая затылок. — Этот документ — фальшивка.
— Ага, мсье занимается и подделками! Мсье умеет скрывать свою игру! Кто такой Луи? И советую не кружить вокруг да около!