После очередного дня мучений я поняла: хватит жалеть Сергея.
      Он, видите ли, звонит и спрашивает, как я себя чувствую. Хреново я себя чувствую! Ему-то хорошо, он развлекается. То в кабаке каком-то сидит, ему там что-то жарят, а меня тошнит. То музыку на работе врубит так, что мне слышно, то напьется, а я чуть копыта не отбрасываю.
      Это несправедливо, в конце концов, я ношу его дочь, и он должен поучаствовать в процессе вынашивания. Не может помочь, так пусть хоть не мешает!
      Когда меня в очередной раз опрокинул приступ мигрени, я не стала ждать звонка и позвонила сама.
      – Что ты сейчас делаешь?
      – Ем.
      – Перестань. Мне плохо.
      – Если я перестану есть, то плохо станет мне.
      – Тогда выйди оттуда, где ты ешь.
      – Тут свежий воздух.
      – Сергей, сделай что-нибудь. Придумай что-нибудь. Пожалей меня.
      – Катя, послушай, это бред…
      Я положила трубку и калачиком свернулась на диване. Через десять минут звонок.
      – Так лучше?
      – Нет.
      – Ладно…
      Через десять минут.
      – А так?
      – Нет.
      – М-да. Значит, дело не в этом… Катя, послушай, а может это просто перепад давления?
      – Ага. Скоро ураганы начнутся.
      – Не надо угрожать. Я тебя люблю.
      В этот момент обруч боли, который сжимал мне голову, начал потихоньку пропадать.
      – Сергей, что ты сейчас делаешь?
      – Раздеваюсь.
      – У меня голова проходит!
      Наверное, Сергей будет вечно вспоминать, как раздевался в пустой квартире с телефонной трубкой в руке. Вечер, сумерки, играет классическая музыка, и одинокий мужик судорожно сдирает с себя одежду, путаясь
      в штанинах и прыгая на одной ножке.
      – Катя, а так лучше?
      – Совсем хорошо, – сообщаю я и блаженно засыпаю.
      Когда-нибудь мы и над этим посмеемся.
      Уход за беременными – наука экспериментальная. Общая теория не работает, все зависимости являются сугубо эмпирическими.
      Проще говоря, только на опыте можно выяснить, как влияет на будущую мать (удаление – 700 километров) мое поведение, состояние и положение в пространстве. Иногда эти опыты довольно хлопотны. Так, однажды, когда я мирно сидел в закусочной под открытым небом и поедал свой законный бифштекс-после-работы, меня вынудили бросить почти нетронутую пищу и перемещаться по городу в поисках подходящего места, которое не действовало бы на Катю угнетающе. В отчаянии я добрался домой, но и тут спасения не было. Контрольные звонки позволяли отслеживать ухудшение ситуации.
      Тогда я сел в кресло, подавил желание сходить за пивом и занялся анализом. Вчера, пока я был дома, Катерина чувствовала себя хорошо. Сегодня я дома, но ей плохо. Значит, что-то изменилось. Возможность первая: изменилась она сама, и теперь моей будущей жене постоянно плохо. Ужасная перспектива! Я быстренько перешел к обдумыванию второй возможности: какая-то мелочь изменилась во мне. Вернее, около меня.
      Я осмотрелся. Мебель на месте, телевизор выключен, свет включен… А вчера свет горел? Я отключил освещение и набрал Кошкин номер.
      – Полегчало?
      – Нет.
      Трубка брошена.
      Еще раз огляделся. Все как обычно. Прибраться надо бы. И окно помыть. А вдруг это нанесет непоправимый удар по Катиному здоровью? И по здоровью моего сына? Мыть не буду. Что же изменилось? Я перешел к личному досмотру и обнаружил, что расхаживаю по квартире в ботинках.
      «Может, в этом проблема?» – подумал я, расшнуровываясь.
      Репрезентативный обзвон респондента показал ошибочность гипотезы. Тогда я принялся снимать с себя один предмет одежды за другим и контролировал результат в режиме реального времени. Пуловер, брюки и носки оказались ни при чем, зато майка! Эта синтетическая дрянь и мне самому изрядно отравила жизнь: тело под ней чесалось, пахла она неимоверно – но ничего более свежего под руку сегодня утром не попалось. И стоило мне стащить майку, как Катино безжизненное «Аи!» превратилось в настороженное «Мяу?». Я отбросил источник раздражения.
      – Гораздо лучше! А что ты сделал?
      – Неважно, – я уже вошел в исследовательский раж и направился к куче одежды, венчающей любимое кресло.- Приготовься, будем выбирать прикид.
      Я набросил первую из рубашек.
      – Ну как?…
      …За эти три дня удалось выяснить, что Катя болезненно реагирует на:
      – запах оливкового масла;
      – алкоголь даже в минимальных количествах;
      – рок-музыку;
      – одежду из синтетики;
      – кучу других вещей.
      В принципе, для беременной женщины подобные реакции достаточно типичны, но не на таком же расстоянии! Больше всего злило то, что некоторые раздражители действовали исключительно через меня. В четверг вечером Катя сообщила, что приехали друзья Кулагины с темным пивом и она «чуть-чуть отхлебнула». Я, конечно, поругал будущую мать для острастки, но, выяснив, что организм отреагировал нормально, возликовал.
      «Значит, – пел я про себя, направляясь в магазин, – и мне теперь можно!»
      После первого же бокала легкого светлого пива раздался звонок, и я снова узнал о себе много нелицеприятного. А также неухо-, непечень- и несердцеприятного.
      Я достал блокнотик, который с некоторых пор стал носить с собой, и пометил: «Пиво – никогда!»
      Отвратительный лозунг. Но ведь когда-нибудь мы выносим этого ребенка?
 

**

 
      Так «весело» и интересно пролетело почти два месяца – апрель и половина мая.
      Жизнь потихоньку налаживалась, тошнило меня все меньше, Сергей звонил все чаще.
      – Катька, выходи за меня замуж!
      – Опять?
      – У нас свадьба скоро!
      – Ага. Конечно.
      – Катя, я не шучу. У нас через две недели свадьба. Ты на свою свадьбу приехать собираешься?
      – Да не дури ты мне голову, у меня Машка школу заканчивает…
      – Катя, у нас 28 мая свадьба.
      В этот момент я начала подозревать, что Сергей не шутит.
      Слово «свадьба» в моем понимании прочно ассоциируется с застольем человек на сто, криками «горько» и невестой в занавеске, поэтому реакция у меня была однозначной и молниеносной.
      – Нет, никогда. В смысле, я, конечно, не против, но может как-нибудь в другой раз? Или можно обойтись без меня?
      Сейчас я даже не думала, что совершенно не обязательно собирать такую прорву народа, а можно просто расписаться в загсе.
      – Катя, ты должна приехать.
      – Ой, я не могу! Ой, я ни в одно платье не влезу!
      – Кать, у тебя и живота-то пока нет.
      – А грудь? Знаешь, какая у меня сейчас грудь? На том конце провода судорожно втянули в себя
      воздух.
      – Не знаю… А хотелось бы… Нет, ты не подумай, я не в том смысле. Э-э-э… Но хотя бы посмотреть бы хотелось бы. Но если ты не против. Но если тебе нельзя, то я подожду.
      – Девять месяцев? Послышался отчетливый всхлип.
      – Если надо, то да, – голосом полупридушенного партизана на допросе сообщил мой будущий муж.
      – И два месяца после.
      – М-м-м…
      – Шучу.
      Пару секунд Сергей переваривал информацию.
      – Так, короче, через неделю я за тобой приеду на машине…
      – Нет, – перебила я.
      – Как нет?
      – Поедем на моей машине, я хочу ее в Москву забрать, мне без нее будет очень плохо.
      – О'кей. Через неделю я за тобой приеду на поезде…
      – Нет.
      – Что нет?
      – Не через неделю. Через десять дней. У Машки двадцать четвертого выпускной.
      – О'кей. Через десять дней я за тобой как-нибудь приеду. Ты соберешься?
      – Нет.
      – Почему?
      – Не знаю еще.
      – Катя, я с тобой сейчас еще поговорю и передумаю тебя к себе забирать.
      – Правда? Честно-честно? А долго нужно говорить? Я давно хотела с тобой обсудить проблему политической ситуации в нашей стране. Понимаешь, Сергей…
      – Все!!! Целую, пока. И не забудь, у нас 28-го свадьба.
      – Уже забыла. Целую.
      К середине мая я был совершенно измочален. Каждый день мне приходилось чувствовать себя не то Штирлицем, не то эсминцем, маневрирующим в минном поле. Приходилось подолгу выбирать одежду, маршрут движения, еду, людей для общения. Каждую секунду нужно было быть готовым – задержать дыхание, перейти на другую сторону улицы или выплюнуть гадость, которую официант принес под видом салата. Стол я перетащил к окну и первым делом по приходе на работу распахивал форточку. Это тоже было из репертуара Штирлица: если окно раскрыто, значит, я на рабочем месте.
      Бескомпромиссно здоровый образ жизни, вегетарианская пища и полное воздержание превратили меня в человека агрессивного, даже опасного. Перемещался рывками, говорил кратко и громко, в споре моментально переходил в наступление. Подчиненные стали меня побаиваться.
      Однажды, перелистывая ежедневник и планируя дела на последнюю неделю мая, я нарвался на странную пометку: «28 мая -!» Что за манера? Что это за «!»? Что я имел в виду? Перелистал другие календари. Нашел День пограничника. Очень удивился.
      И вдруг сообразил: это день нашей с Катей свадьбы!
      В телефонном разговоре выяснилось, что невеста забыла не только дату, но сам факт бракосочетания. С большим трудом мне удалось убедить избранницу, что я не шучу и ей пора уже приезжать ко мне.
      – Я постараюсь, – сказала Катя, – но у меня Машка школу заканчивает. Давай перенесем на июль! Или как-нибудь без меня, а? А то я так плохо себя чувствую…
      – Ты что, издеваешься? Как без тебя… А, понял, ты издеваешься. Раз издеваешься, значит, нормально себя чувствуешь. Не выпендривайся.
      – А Машка? А школа?
      – С Машкой пусть мама посидит. Что-то мне подсказывает, что на свадьбу твоя мамочка вряд ли поедет. Это упростит организацию торжества. Все, ко мне люди пришли. Пока, целую!
      На пороге комнаты робко торчали две девчушки.
      – О, Сергей, – спросила меня любопытная Анна Павловна, мой техред и ангел-хранитель, – ты еще и свадьбы организовываешь?
      – Это моя свадьба, – отрезал я. – Так, девушки, у вас есть 15 минут.
      – Мы по объявлению, – сказала одна из девчушек, блондинисто-пегая. – Вы корректоров набираете?
      Я выслушивал коротенькие резюме, важно кивал и с тоской думал, как сильно я сдал. Стоят две стройненькие, молоденькие, нежные – а в моей голове ни одной неприличной мысли. Как в любимом анекдоте: «Вот как меня удовлетворяет работа». Оказывается, не так уж это и трудно – хранить верность беременной супруге. Звереешь немного, а так ничего.
      Никогда не думала, что сборы могут превратиться в такой ад! Какие вещи с собой взять? Красивые и новые? Так я в них не влезаю! Некрасивые и старые? А зачем их тащить?
      И вообще, багажник машины оказался просто смехотворно мал, туда с трудом поместилась моя косметика и Машины игрушки.
      Сергей приехал за три дня до намеченного срока отбытия и застал меня в центре огромного завала вещей с задумчивым выражением лица и слезами на глазах.
      – Ты все это собираешься везти с собой?!
      – Нет… Да… Не знаю…
      – Катька, ты с ума сошла! Зачем тебе зубная паста? Зачем тебе утюг? Ты еще чайник возьми! Ты же не продаешь квартиру! Если что понадобится, потом приедем и заберем. Только не реви! Хочешь, бери утюг, если он тебе так дорог, только не реви…
      В ходе осмотра квартиры выяснилось, что дорог мне не только утюг, но и Машины фотографии (5 альбомов), всякие любимые сувениры (2 коробки), кастрюли, сковородка (на Сергеевых невозможно готовить) и два пучка редиски, выросшей в этом году у нас на даче. По совершенно извращенной логике именно редиска окончательно вывела Сергея из себя. Он приводил какие-то странные доводы, рассказывал, что придется заказывать грузовик с прицепом, злился, называл суммы денег, которые нужно будет платить…
      – Слушай, Сергей, ну чего ты так переживаешь? – не выдержала я. – Редиску я положу в свою сумочку, она места не займет…
      – А-а-а!!! – завопил мой мужчина и на бешеной скорости куда-то умчался.
      Нервный он стал, как будто беременный. Он вернулся примерно через полчаса, нежно прижимая к груди бутылку «нулевого» пива.
      – Дорогая Катя, вот ты мне правду скажи, только не обижайся, ты собираешься на машине в Москву ехать?
      – Ага.
      – На своей?
      – Угу.
      – И ты к поездке готовилась?
      – Эге.
      – А ты думаешь, машина поедет?
      – А что, вещей много?
      – А ты когда последний раз выезжала?
      – Вчера.
      – И она ездила?
      – Да что ты прицепился, там что, бензина нет?
      – Катя, там ничего нет. Понимаешь, ни-че-го. Бензин – это фигня, его залить можно, но там нет масла, нет тосола…
      – А что масло и тосол залить нельзя? Сергей нервно вскрыл бутылку.
      – У нее передние колеса стоят по третьей позиции. Сергей доблестно пытался изобразить ногами, как
      стоят колеса.
      – Это первая, – сказала Маша.
      – Что?
      – Позиция первая. Смотри, вот это первая, это вторая, это третья, куда ты пошел?
      – Никуда не пошел! Ты понимаешь, что на такой машине нельзя ехать?
      – А что на ней можно?
      – Дотелепаться до ремонта и стоять там месяц!
      – Ну так телепайся, – хором сказали мы с Машкой, – что же ты сидишь…
      У меня все было спланировано: приезд, погрузка, поездка, разгрузка.
      Но я слишком долго жил вдали от любимой беременной женщины. Четко удалось провести только приезд. Грузить оказалось нечего и не во что. То есть вещей, конечно, было много – извлеченные из шкафов, они заполняли весь объем квартиры, словно идеальный газ (школьный курс физики, класс, кажется, девятый). Грузить всю квартиру я считал глупым занятием, так как в Москве нас ждало жилище менее просторное, да еще и заполненное моим барахлом. Я приступил к затяжным переговорам. За каждое багажное место Катя стояла грудью – заметно увеличившейся за последнее время. Я виртуозно лавировал, соглашаясь на компактные предметы (утюг, телефон, вазочки) в обмен на обещание не брать вещи громоздкие (пляжный зонтик, гладильную доску, сервант), однако напряжение накапливалось. Когда Катя заявила, что непременно нужно взять пучок какого-то турнепса, я взвыл и выбежал на улицу.
      Описав круг вокруг дома («круг вокруг» – нервничая, скатываюсь на тавтологии), я решил заняться чем-нибудь полезным, важным. Сначала сходил за пивом. Вовремя вспомнил, что мне сейчас за руль, и успел купить «нулевку». Дошел до автомобиля и понял, что мог покупать крепленое, – это средство передвижения передвигаться уже практически не могло. Не знаю, как Катя проходила техосмотры, – там даже масло пару лет не доливали. А уж сход-развал… это был не развал, а разруха.
      Попытки устроить разборки со скандалом удивительным образом ударили по мне самому. Оказалось, что именно я должен был устранить все замеченные недостатки или, если мне лень, ехать так. Я малодушно решил склониться ко второму варианту, но представил себя посреди матушки России в машине, у которой если мотор не взорвется, то колеса отвалятся…
      Остаток дня я провел на СТО. Мне, конечно, обещали все быстренько сделать («Вы езжайте, после обеда заберете»), но я воробей стреляный. Причем стрелянный и дробью, и картечью, и пулями со смещенным центром. Я остался и торчал над механиками, пока процесс не был завершен. Это – как и предупреждали – случилось после обеда. А также после ужина и вечернего чая.
      Когда, преисполненный гордости, я вернулся в пенаты, то застал там не толпу благодарных женщин, а все ту же гору барахла. В углу одной из комнат в вещах была вырыта норка, в которой уютно посапывали Катя в обнимку с Машкой. То есть не в обнимку, а очень сложно переплетаясь телами – похоже, сон сморил их в момент борьбы за право лежать по диагонали матраса. Мама и дочка поразительно напоминали кошку с котенком.
      Сначала я хотел разбудить Катерину и потребовать хотя бы вещи собрать. Но чем больше я стоял над этим семейством кошачьих, тем меньше злости у меня оставалось.
      «Завтра соберем!» – решил я и направился в ванную.
      Так закончился вечер 25 мая. Утро 26 мая началось со слез.
      – Ты же все своим мазутом провонял!
      – И все мои игрушки! – подхватил вредный ребенок.
      – Отлично! – обрадовался я. – Меньше везти придется.
      Катя просто убежала плакать на балкон, а Машка еще и кулаком по голове мне заехала…
      Скорей бы родился сын! Вдвоем мы как-нибудь сможем приструнить это ревущее бабское царство.
 

**

 
      А кастрюлька все-таки влезла! А Сергей говорил, что не влезет. И свитер мой любимый влез, и Машкино одеяло.
      Только вот с цветочками случилась неувязочка. Из-за беременности я последнее время не думала о том, что переезжаю в другой город. Ну, переезжаю и ладно, как будто на другую квартиру. Поэтому бодро заявила, что цветы мы перевезем вторым рейсом.
      – Каким рейсом? – ошалело спросил Сергей.
      – Ой, – сообразила я.
      И поняла, что второго рейса не будет.
      За последние два месяца моя квартира стала напоминать оранжерею. Если раньше все зеленое при моем приближении становилось желтым, то теперь любые оторванные мною веточки немедленно пускали корни, бутоны распускались, а совершенно безнадежные росточки начинали колоситься. Подруги шутили, что меня нужно срочно использовать в народном хозяйстве и что я могу неплохо заработать, устроившись в цветочный магазин. Что хорошо – делать ничего не надо, достаточно просто там спать.
      Все подоконники в моей квартире были заставлены. Цветы, которые цветут раз в год, цвели не переставая, а те, которые не цветут совсем (раньше не цвели), срочно принялись выпускать бутоны. Расцвели даже кактусы.
      И что же мне теперь со всем этим добром делать? Сначала я хотела сказать, что без своих цветочков никуда не поеду, и попросить Сергея «что-нибудь придумать». Как показывает практика, он долго выпендривается, а потом придумывает. Но, посмотрев в его глаза, я поняла, что он уже близок к тому, что я *на самом деле никуда не поеду. Что еще один мой «взбрык» – и он уедет один.
      Я решила не искушать судьбу, тяжело вздохнула и села обзванивать подруг, чтобы приходили за цветами, а заодно и попрощаться.
      Таня с Наткой приехали с воем «ой, на кого ж вы нас покидаете», что не помешало нам очень весело провести вечер. Особенно после того, как мы решили, что они приедут к нам на свадьбу. Особенно после того, как они сказали, что поедут на машине, и я затолкала им в багажник еще пару сумок и восемь горшков с цветами. Особенно после того, как Сергей с Димой выпили две бутылки водки и три часа рассказывали нам про армию. Это последняя степень опьянения, после нее только мордой в салат, а до следуют разговоры о бабах и о работе. Что интересно, Сергей пил, а плохо мне не было. Значит, этот эффект обратно пропорционален расстоянию между нами. Нужно ночью к нему поближе лечь, судя по всему, похмелье его ожидает просто чудовищное.
 

**

 
      Судя по всему, мой организм реагирует не на водку, а на Катино присутствие. Вернее, отсутствие. В прошлый раз я неделю похмельем маялся, хотя выпил всего… ладно, выпил много, но маялся целую неделю. А на сей раз вскочил утром – бодрый, веселый, как засидевшийся в табакерке чертик.
      А ведь накануне мы с Димой (после того, что между нами было, – с Димосом) выдули три бутылки местной водки. Хорошо посидели. Песни армейские пели, истории про армию рассказывали. В основном я. Самое поразительное, что в армии-то я и не служил. Интересно, а Димос? Рассказывал он убедительно. Не хуже меня.
      А накануне кануна мы целый день грузили машины. Я еще раз поблагодарил себя за профилактический ремонт автомобиля: если бы не я, колеса у него разъехались бы прямо возле дома. Остальные благодарить меня не спешили. Остальные старались запихать в багажник все, что не влезло в салон.
      А еще раньше я чуть было не послал подальше свадьбу, Катю, будущую семейную жизнь и будущего сына. Катерина в упаковочном угаре заявила, что придется совершить пару ходок, чтобы привезти ее любимые цветы.
      «Я же их тебе из Москвы пер!» – хотел я тактично напомнить некоторые подробности, но сдержался, вцепившись ногтями в ладонь, а зубами – в зубы.
      Скрежет зубовный заставил невесту немного попритихнуть, но потом примчалась ее подруга с семьей и… но об этом я уже рассказывал.
      Несмотря на все наши усилия, утром 27 мая мы были готовы пуститься в путь. План уже трещал, но еще держался: за девять часов мы вполне успевали попасть в Москву засветло, выспаться и подготовиться к церемонии.
      Не знаю, что и как произошло. Я гонял всех, невзирая на возраст и состояние здоровья. Все уже было, в принципе, погружено. Все были, в принципе, готовы. Но выехали мы только в полдень.
      Нет, вру, в полдень мы сели в машины, но тут выяснилось, что Машка хочет ехать с Наткой, Катя – с Таней, а Натка с папой.
      – Отлично,- мрачно предложил я, – а я хочу ехать с Димосом. Все садимся в его машину и едем.
      По лицу Кати стало ясно, что она всерьез рассматривает такую возможность.
      – А моя машина? – наконец заметила она подвох. – Кто ее поведет?
      – А зачем? Все равно там одно барахло.
      Еще через час истерик, решений никуда не ехать или ехать к маме мы все-таки тронулись в путь. И тут же остановились.
      – Сережа! – схватила меня за руку Катя. – Ты не видел мой пакет с лекарствами?
      Я застонал и уронил голову на руль.
 

**

 
      Ну, во-первых, перед дорогой беременной женщине нужно было выспаться. Ия совершенно не понимаю глупых наездов на тему: «Уже девять, а мы собирались в восемь выехать». Кто.собирался? Я, например, не собиралась.
      Во-вторых, если бы у меня спросили, когда мы выедем, я бы сразу ответила, что не раньше двенадцати. Это настолько очевидно, что даже не требует объяснений. Просто не могут шесть человек, среди которых двое детей, одна беременная женщина и два мужика с похмелья, собраться раньше. Это опытный факт.
      С утра Таня с Димой и Наткой поехали домой собираться, потом мы пили кофе «на дорожку», потом я внезапно сообразила, что уезжаю из квартиры неизвестно на сколько и нужно поотключать все электроприборы, потом пришла мама и мы прощались. Если бы Сергей так не кипятился, то мы бы спокойно вышли в час дня и поехали, а он всех подгонял, нервничал, путался под ногами и в результате выпер нас из дома в двенадцать.
      Мы возвращались три раза. Первый – за лекарствами (зря, они нашлись в багажнике у Тани), второй – за Машкиным тигриком (не зря, но потратили на его поиски двадцать минут, он завалился за кровать), а третий – за Димиными правами, которые он вчера неизвестно где забыл. Вернулись к нам, потому что к нам было ближе ехать, а права нашлись у Димы дома на тумбочке, куда мы поехали после того, как не нашли их у нас.
      На радостях мы сели пить кофе и кормить детей, потому что было три часа дня и детям пора было обедать. Собственно, обедать пора было всем, но Сергей по непонятным мне причинам есть отказался. И вообще отказался выходить из машины. А я решила с ним не спорить, чтобы не начинать семейную жизнь со скандалов.
      После еды дети решили поспать, и мы устраивали им домики на задних сидениях, чтобы было мягко и удобно.
      Выехали в пять, причем мы с Таней и Маша с Наткой мгновенно отрубились – у нас был трудный день, и мы понадеялись на то, что мужики не заблудятся и мы не проснемся где-нибудь под Таганрогом.
      Проснулись на границе. Надутый таможенник настоятельно требовал у меня паспорт под надуманным предлогом, что я – хозяйка машины.
      – Я есть хочу, – заявила Машка, высунувшись в окно. – Где Натка?
      – Сейчас приедет, – ответила я. – А где мой паспорт?
      – А где мы? А что хочет этот дядя? – не унималась Маша.
      – Дядя хочет паспорт.
      – А зачем?
      – Где мой паспорт?
      – А зачем, мама?
      – Посмотреть. Ты не видела мой паспорт?
      – Видела. Дома. В шкафу. Я похолодела.
      – Машенька, в каком шкафу?
      – В стенном. Там где все документы. А зачем?
      – Что зачем?!
      – Зачем дяде паспорт?
      – Спроси у дяди.
      – Я стесняюсь, сама спроси.
      Весь этот диалог происходил, естественно, при открытом окне и уже изрядно озверевший «дядя» готов был нас покусать.
      – Где ваш паспорт? – рявкнул дядя.
      – В шкафу… – хором ответили мы с Машей.
      И тут произошло то, за что я Сергея готова была просто убить. Он преспокойно достал мой паспорт из кармана и протянул его представителю закона.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.