- Тим, подай другую одежду, - тихо попросил слугу, отводя глаза. - Новый синий хитон.
      Узкие улочки скоро вывели его к новому дворцу. Даже в темноте было видно, как огромен построенный им лабиринт. Двуострой секирой - лабрисом - священным предметом для критян распластался вдоль моря, темный сейчас и безмолвный. Только на втором этаже не спали - слышался жалобный плач, то, видно, юная Ариадна проснулась от рева братца, и ее доброе сердце разрывалось от жалости к нему.
      Дедалу нравилась Ариадна, милая, улыбчивая. Он даже подарил ей игрушку клубок удивительно тонких и крепких нитей: как ни дергай, не порвутся, а нитей в клубке столько, что хватит опоясать весь город.
      Дедал ускорил шаг. Знакомая калитка в саду отворилась без скрипа, ковры на мраморных ступенях и в коридоре заглушили быстрые шаги, ноздри раздулись от щекочущего запаха благовоний - Пасифая ждала.
      - О-о, как ты до-о-олго! - простонала она, привстав с пухлого ложа и протягивая руки. Огненные отсветы единственного светильника ласкали ее смуглое тело, окрашивая в цвет красной бронзы, дрожа, пробегали по оранжевому, как костер, покрывалу, и Дедал, ответно протянув руки, шагнул к этому костру...
      - Ты любишь меня, Дедал? - спросила Пасифая, возложив головку, как когда-то Заряна, на грудь Дедала.
      - Недостойно мужчины говорить о чувствах, - кашлянув, заученно ответил тот. - Но я здесь, с тобой, по первому твоему зову!
      Пасифая улыбнулась, на миг успокоенная, но вскоре снова подняла голову в тревоге:
      - Но почему ты так молчалив? Ты скрываешь что-то? Я делаю все, что ты попросишь: заставляю Миноса доставать для тебя нужный камень и металл, нанимать лучших ремесленников, покупать самых сильных рабов-камнерезов, освобождаю пленников и даже преступников, как этого клеветника - аэда! А ты скрываешь от меня свои мысли и дела! Ну, хочешь, стану твоей женой, если умрет Минос? Он так болен!
      - Нет! - вырвалось у Дедала.
      - Что-о?
      - Я сказал - нет, я не хочу, чтобы умирал Минос - это мудрый правитель. А я - я всегда буду с тобой по первому зову.
      - Поняла тебя, Дедал! - Глаза Пасифаи сузились, превратившись в темные сверкающие щелочки. Треугольный подбородок задрожал. - Ты не любишь меня!
      - С чего ты взяла? - принялся успокаивать он, отвлекая ее поцелуями, и преуспел в этом.
      Но перед уходом он обернулся, и его обжег ненавидящий взгляд.
      Дедал медленно ступал по дорожке сада, встревоженный разговором с Пасифаей, когда увидел прогуливающегося Миноса.
      Правитель еще издалека улыбался.
      - Догадывается или знает о нас с Пасифаей? - кольнула тревога. - Скорее всего догадывается, но не хочет терять хорошего мастера. Наложниц у него предостаточно, а Пасифая к ним не ревнует.
      Дедал почтительно поклонился, Минос милостиво кивнул в ответ, растянув в улыбке толстые губы.
      - Выискиваю недоделки, - объяснил свое появление в саду в столь ранний час Дедал и, не решившись взглянуть в глаза, уставился на красный, в белых точках угрей нос Миноса.
      - Похвально, Мастер. Я вот тоже осматриваю сад, но пока доволен - все превосходно, а статуи твои великолепны!
      Правитель поднял голову, разглядывая ближайшую Дедалову работу. Древнее божество луны и воды у гипербореев-данепрян и амазонок, а теперь у критян великая Дана, с руками, обвитыми змеями, стояла, задумавшись. У нее были вытянутые к вискам большие глаза и горькая усмешка в углах пухлого рта.
      - Пришлись ли по вкусу мои дары? - осведомился Минос.
      - Благодарю за них. Но лучшим даром была бы для меня поездка на материк. Ненадолго.
      - Куда? В Афины ведь тебе нельзя! - притворился непонимающим Минос.
      - Нет, не в Афины. В Малую Азию, в Трою, на Делос. Там много данепрянцев, они прекрасно строят из дерева, я хотел бы посмотреть.
      - Никто и нигде не может строить лучше Дедала, - отмахнулся Минос. - Я никуда не отпущу тебя.
      Это было сказано твердо.
      ...Дедал застал дома обычную картину. Икар, узнав от Тима, что отца нет, затеял состязание по стрельбе из лука. Пятеро сверстников, выстроившись в ряд, метали стрелы в ствол молоденького кипариса, а гурьба девчонок, рассевшись по скамьям вдоль частокола, рукоплескала каждому меткому выстрелу. "Ну конечно, Икар без публики не может".
      - Сын, попрощайся с друзьями. У меня к тебе дело, - сурово проговорил Дедал.
      Икар снял бронзовый сверкающий шлем с перьями, вытер пот с лица.
      - Но, отец...
      - Жду тебя в мастерской, - поднял руку отец в знак того, что не собирается обсуждать свои решения.
      Вскоре в мастерскую вошел понурый Икар и замер на пороге, подперев косяк плечом. Светлые длинные - до пояса - волосы, разделенные по критской моде на пряди, оплетенные тонкой тесьмой, закрывали полкорпуса - так худ и мал был Икар.
      - Подойди сюда, сын. Видишь крылья? Они помогут нам вырваться на свободу.
      - Это крылья? На них можно летать? Ой как интересно! - вскричал Икар. Если бы полететь над Кноссом, чтобы все видели!
      - Нас никто не должен видеть, - оборвал Дедал. - Мы скрытно пойдем в горы и опробуем крылья. Потом оставим их там до полета. Если об этом хоть одна душа узнает, нам несдобровать. Слышишь? Хоть единая душа! Запомни!
      - Запомню, - повторил испуганный Икар. - Но разве нам здесь плохо, отец?
      Жалость пронзила сердце Дедала. Он привлек сына и, поглаживая по плечам, растроганно сказал:
      - Ты вырос в неволе, Икар. Ты плохо помнишь родину и совсем не знаешь, что такое свобода. Но ты узнаешь и тогда поймешь, какое это счастье - быть свободным! А сейчас просто слушайся меня, ладно?
      Кто-то поскребся в дверь. Дедал, оставив Икара, рванулся к ней, беспокойно оглянувшись на крылья.
      - Кто?
      - Господин, плохие вести!
      - Тим? Входи.
      - Господин, - на побледневшем лице Тима проступили желтые веснушки. Прибежала Тая, что в прислугах у Миноса. Она слышала, как госпожа Пасифая просила басилея заточить тебя в подземелья лабиринта. Она боится, что ты задумал побег. Правитель сказал: "Хорошо, завтра".
      Дедал увидел, как крупными каплями пота сразу покрылось лицо Икара, и еле успел подхватить падающее легкое тело.
      - Воды! Дай скорее воды, - крикнул он Тиму.
      - Полежи здесь, - сказал он сыну, когда тот очнулся. - А ты, Тим, запрягай мула.
      - Но Тая хочет проститься с тобой. Она плачет.
      - Нет времени, Тим, да и лишнее это, - качнул головой Дедал.
      Через час из усадьбы выехала непомерной ширины тележка, которую лениво тащил коротышка мул. Упрямца подгоняли трое рабов в серых грубых хитонах. Стража, охранявшая дорогу из Кносса в покоренный Фест, а оттуда в гавань Комо, поленилась даже спуститься с вышки, и так ясно, что рабы Мастера едут в горы за глиной или камнем.
      Поднявшись высоко в горы, один из рабов скинул грубый хитон и остался в широкой набедренной повязке, на которой висели топор и сосуд.
      - Осторожней снимай рогожи, Тим, не повреди крыльев, - сказал Дедал. Когда тебя спросят, ты ничего не видел, ничего не знаешь. И спасибо тебе за все!
      - Слушаю, Мастер, - всхлипнул Тим. - Но... эти крылья! Выдержат ли они?
      - Иди, Тим, иди. И не беспокойся, - подтолкнул его легонько к повозке Дедал. - По дороге наложи побольше хворосту на тележку.
      Икар все время молчал, он даже забыл попрощаться с Тимом, а когда тот подошел к нему, ткнулся, всхлипнув, носом в плечо: Тим заменял ему в детстве няньку.
      Они дождались, когда стих стук колес, и Дедал показал Икару, как надо привязывать ремни, как удобнее устраиваться в кожаном седле под треугольными крыльями и как, дергая за трос, управлять аппаратом за спиной, чтобы лететь на одной высоте.
      - А если переменится ветер? - со страхом спросил Икар.
      - Не переменится, - успокоил отец. - Я изучал эти ветры все годы, что жил здесь. Они дуют весной только на северо-восток, потому так быстро мореходы достигают Малой Азии под парусами. Но прошу тебя, не выходи из воздушного потока, ни за что не поднимайся выше: крылья не будут держать вне струи. Лети только следом за мной. Ты все понял?
      - Все. Я буду лететь за тобой, - повторил сын. Он очень повзрослел за один день. Складка пролегла на переносице, и что-то дедаловское, напряженно ищущее появилось во взоре.
      - Ну, сынок, не бойся, - весело сказал отец, подбодряя Икара.
      Осторожно волоча крылья - два удлиненных треугольника, на которых была туго натянута материя с наклеенными пестрыми перьями, они прошли к обрыву над морем. Ветер здесь был так силен, что спаянные прочным клеем крылья громко затрещали.
      Хрустел песок под ногами, тревожно вскричала какая-то птица, а рокот моря перебивала тихая песня ручейка.
      "Заряна! - мелькнула радостная мысль. - Скоро, теперь уже скоро я увижу тебя!"
      Сосуды были полны, и Дедал не позволил Икару напиться из ручья:
      - Ты можешь сломать крылья.
      - Позволь, отец, я обмакну лицо. Мне жарко! - взмолился юноша.
      - Ты можешь сломать крылья! Над морем нам станет прохладно.
      Странные аппараты за спинами зажужжали, крылья распластались в воздухе и потянули людей за собой. Дедал шагнул со скалы в ревущую пропасть, и крылья, красиво паря, понесли его вперед.
      - Оте-ец! Как красиво! Мы летим прямо к солнцу! - воскликнул Икар и тоже ринулся в пропасть.
      Аэд стоял в тронном зале дворца, украдкой разглядывая дело рук Дедала розовые стены, расписанные фантастическими зверями и растениями, черные мраморные колонны, белые пифосы с маслом - светильники, погруженные наполовину в серый пол. Изображения двуострых секир на стенах. На розовом троне - Минос, на приступочке - Пасифая.
      - Так ты сочинишь хулу на Дедала? - решив, что аэд не расслышал вопроса, переспросила царица.
      - Я уже сказал, - простонал певец. - Я только что сочинил гимн. Его разнесут мореходы во все концы. Как я могу теперь сочинять хулу? Может быть, кто-нибудь другой? - Он умоляюще взглянул в глаза Пасифае и тут же осекся.
      - Нет, - жестко усмехнулась Пасифая. - Ведь это именно ты у нас большой мастер сочинять хулу!
      Аэд упрямо опустил голову.
      - Ты не понимаешь самого главного, юнец, - тебя не просят! Тебе приказывают! Если завтра на празднике Дионисия ты не будешь хулить Дедала, окажешься снова в темнице, и тогда уже навсегда.
      Аэд вздрогнул. Страшная картина сырого, холодного подземелья мелькнула перед глазами.
      - Ну а если ты сочинишь хулу и хорошо ее исполнишь, - заговорил Минос, мы сохраним тебе жизнь. Мы можем, например, - и он потер земляничный нос, отправить тебя на маленький далекий остров, где есть дичь, рыба. Дадим зерна. Живи!
      - Что я должен сочинить? - хрипло спросил певец.
      - Что Дедал - убийца, убийца, убийца! - вскричала женщина. - И убил он ученика не из ревности, а из зависти к его таланту! Понял? Что он бесчестно обманул дочь славного Гелиоса - Пасифаю, которая лю... - она запнулась, которая много сделала для него' Что он был развратником, сластолюбцем.
      - Довольно! - взорвался Минос. - Главное не это... Он неблагодарный. Сбежал от Миноса, который дал ему приют, и потом он трус!
      Аэд вздрогнул и ненавидяще взглянул на Миноса.
      - Почему трус?
      - Потому что он не полетел к Гелиосу, как смелый Икар. Икар - вот герой! Ты понял мою мысль, певец? - строго переспросил басилей.
      - Не очень, - прошептал тот. Он стоял, покачиваясь. В пламени светильников было видно, как побледнело его лицо.
      - Ты должен закончить хулу гимном отважному Икару, понял? Героем в памяти людей должен навсегда остаться он, а не отец. Запомнил?
      Жалобно тренькнула кифара на груди аэда - дрожащей ладонью он прикрыл всхлипнувшие струны...
      ...Мореходы решили пристать к этому пустынному островку потому, что кончилась вода. Пока матросы заполняли бочонки у родника, купец, сопровождавший товар, - грузный, страдающий водянкой человек лет сорока забрел в единственную здесь хижину.
      - Давненько тут никто не останавливался, - обрадовался хозяин, - такой же седой, как гость, но тщедушный, сгорбленный и быстрый в движениях. У него было иссохшее то ли от скудной пищи, то ли от солнца лицо и синие глаза, источавшие страдание.
      - Могу угостить вином из дикого винограда. Немного кисловато, но холодное - пифос зарыт у родника, - предложил хозяин.
      - Нельзя мне, - показал на отекшие ноги в веревочных сандалиях купец. Только нужда заставляет пускаться в странствия - детей у нас с супругой нет.
      Гость с присвистом вздохнул, оглядел убогие стены, остановил взгляд на кифаре.
      - Ты что - аэд, рапсод?
      - Нет, - поспешно заверил хозяин. - Это так - память.
      - Сколько тебе лет?
      - Много. Очень много. Может быть, сто или больше. Я сбился со счета. Боги не пускают меня в царство теней, где бы я испил воды Леты и забыл... все забыл. Они хотят, чтоб я жил и видел...
      - Что ты можешь увидеть здесь? Живешь один и не знаешь, что делается в мире.
      - Отголоски доходят. Слышал, что давным-давно Тесей, сын царя Эгея, убил несчастного Минотавра. Ариадна вручила ему нить, чтобы он не заблудился в лабиринте. Слышал, погибло царство Миноса под огненным пеплом, что выбросила разгневанная Гея.
      - Да, это так. Теперь ахейцы владеют Критом и собираются воевать Трою. За троянцев выступают их родичи-фракийцы с Даная и Данепра. На их стороне сам Зевс, Аполлон и Артемида. Раздоры среди людей, раздоры среди богов! Народы от войн слабеют. А с севера грозят Греции дорийцы. Тревожно!
      - А что говорят о... Дедале? - тихо спросил хозяин и сцепил сухонькие ручки на груди, словно умоляя о чем-то.
      - Какой Дедал? Убийца?
      - Изобретатель, - робко возразил хозяин. - Парусов, инструментов. И зодчий, ваятель...
      - Ну, он в самом деле что-то строил и изобретал, - усмехнулся ахеец. - Но все знают: плохой был человек. Убил ученика из зависти к его талантам. Какие-то недостойные истории с женщинами... Одна данепрянка искала его по всему свету.
      - Нашла она его? - встрепенулся хозяин.
      - Опоздала. Отравил его в Сицилии царь Кокалус за обиду, нанесенную дочерям: они полюбили Дедала и убили ради него Миноса, примчавшегося за ним в Сицилию. Сластолюбец! - убежденно закончил он.
      Хозяин поник головой и спросил еле слышно:
      - А Икар? Что говорят о нем?
      - О, это герой! Остров, где он разбился, зовут Икарией, а море Икарийским, спортивные праздники - "Икариями". Многим юношам не дает покоя слава Икара: они строят крылья, чтобы летать!
      - Но ведь он погиб, не выполнив приказа отца, бедный юноша! Он просто озяб и хотел согреться в лучах солнца. А крылья построил Дедал!
      - Важно ли, кто построил? Славу воздают героям, а Дедал - безнравственный человек, - раздраженно ответил купец.
      - Ахеец! Пора в путь! - донеслось с берега.
      - Ну, мне пора, зовут, - тяжело поднялся тот и снова взглянул на кифару:
      - А что это на ней порваны струны? Что не починишь? Играл бы, пел!
      - Я же сказал тебе, я не аэд и не рапсод, - тихо, но твердо обронил хозяин. - И никогда не был певцом.
      ...Что это? Так болит тело, каждый сустав, каждая мышца. И так трудно сделать вдох, будто совсем нет воздуха в легких. "А-а!" Чей это крик? Мой? Почему такой туман? Куда это бегут жужелицы, скакнул с былинки и шлепнулся на чью-то руку, покоящуюся на траве, кузнечик. Какая знакомая рука... Белый шрам у запястья... Сережа... Милый мой... А кто это за беломраморным столом? Ричард, Курт, Марсель... Что делает здесь древний старец с кифарой в реющем на ветру ветхом хитоне... А, он хотел рассказать о Дедале...
      А что это все так удивленно воззрились на меня? Потому что я кричала? У Сережи дрожат губы и тает в глазах обида.
      Правда, я обидела его недавно. Или давно? Я жила на Делосе, любила Дедала и искала его по свету... А как же Сережа, мой Сережа? Где был он?
      - Мы выслушали твою песнь, аэд, - услышала я ровный голос Ричарда. - Чего ты хочешь? Восстановить истину через тысячелетия? Но мы всего лишь жюри спортивных соревнований. Что можем мы?
      - Мы можем переименовать "Икарии" в "Дедалии"! - воскликнул Марсель. - Это будет справедливо. А что Дедал любил женщин, это не грех. - И он приосанился, красавец Марсель, пригладив усы мушкетера.
      - Если бы рассказали правду о Дедале в прошлые времена, его бы многие простили, - перебил Марселя Курт. - Но теперь человечество возродило Любовь, Верность. Пусть Дедал гений, но он предал Любовь! Он жил, кривя душой! Как считаешь... ты, Ричард, и ты, Сергей?
      - Я всегда за истину и справедливость, - ответил Ричард. - А ты, Сергей?
      Сергей молчал, опустив голову.
      "Что же ты, Сережа, что ты? Ты сердишься на меня за Дедала? Но ведь его любила не я, а Заряна. Давным давно. А я Ольга, и я люблю тебя. И мой Дедал ты, - повернувшись к Сергею, молила я. - Прочти мои мысли, Сережа!"
      - Я не знаю, как решить, - хрипло ответил Сергей и повернулся ко мне. О чем-то просили меня родные глаза. Еще раз повторить слова признания?
      Снова вспомнились стихи:
      Весна, весна, скажи, чего мне жалко?
      Какой мечтой пылает голова?
      Таинственно, как старая гадалка,
      Мне шепчет жизнь забытые слова...
      "Я не знаю, почему во мне проснулась память Заряны, - глядя в родные глаза, думаю я. - Но я, Ольга, люблю тебя. Ты мой Дедал. И сколько ты еще изобретешь для людей..."
      Но Сережа то ли разучился угадывать мои мысли, то ли осерчал.
      - Я тоже за справедливость, - говорю тогда я, обращаясь к Ричарду.
      - У тебя нет права голоса, - оборвал Ричард. - А придется голосовать.
      Старик понял, что это значит. Рухнул на колени, тихо заговорил:
      - Значит, я не смог как следует поведать вам о Дедале, раз вы не полюбили его. Да, я плохой аэд, потому что однажды предал друга, и боги отняли у меня за это дар слова. Но я так устал жить, о как я устал жить! Пожалейте меня!
      Ричард моргнул, отвернулся - проняла его жалоба старика.
      - Кто за то, чтобы назвать "Икарии" "Дедалиями"?- дрогнувшим голосом спросил он.
      Курт демонстративно сложил руки на груди. Марсель забарабанил пальцами по столу в явном замешательстве.
      "Ну, что же вы? - хотелось крикнуть мне. - Испугались правды? Ну да, Дедал ошибался, да, убил, но он страдал! Он выстрадал прощение, как и предавший его аэд! Три с половиной тысячи лет назад... Как долго не прощает их человечество!"
      Сережа, будто услышав мой безмолвный укор, повернулся, глянул понимающе.
      Я подсела к нему и, обхватив руку, прижалась к плечу, как всегда.
      - Так кто за "Дедалии"? Прошу поднять руку, - еще раз воззвал Ричард...
      - А какими были крылья Дедала? - прерываю я Ричарда и вижу, что попала в точку: это заинтересовало всех, начались догадки, пошли споры. Все будто обрадовались, что голосование отложили, и делали вид, будто не замечают, как тихо уходит от нас старый рапсод, такой маленький и легкий, что под его босыми ногами не сминаются травы... Щемит сердце от жалости, и я кричу:
      - Он уходит!
      - Кто? - удивленно спрашивает Сергей.
      - Аэд! Неужели мы отпустим его, не поможем?
      - Какой аэд? Что с тобой? - участливо спрашивает Ричард.
      - Замечталась, - объясняет Сергей. - Вы же знаете, какая она фантазерка.