– Сейчас мы все это уладим миром, – сказал он, – достал бумажник и выложил на столик несколько крупных купюр. – Товарищ, не хотел вас обидеть. Разве можно обидеть такую… – «такую» молодой человек выделил бархатным голосом особо, – женщину.
      Продавщица кивнула головой и вовсе выпустила из своих рук Лоховского.
      Заступник глядя на остолбеневшего Филимона тихим шепотом проговорил:
      – Вали отсюда, мужик, пока менты не набежали. Чего застыл?
      Для большей убедительности своих слов он слегка пихнул Лоховского. Филимон пришел в себя и что есть мочи рванул по направлению к выходу, сметая на своем пути пассажиров с баулами. Остановился от только на улице, смешавшись с толпой. Отдышался и прислушался – вроде бы ничего.
      Филимон бесцельно бродил между такси и автобусов. Через два часа гуляния он закоченел и решил вернуться назад, на вокзал. Через главный ход идти не решился, выбрал один из боковых, ведущих к переходам. В переходах было довольно темновато, зато сухо и тепло. То там, то здесь на картонках, а то и просто на земле сидели нищие, просившие милостыню, опустившиеся бомжи, представительницы древнейшей профессии.
      «Теперь мы одной крови, теперь мы – собраться по несчастью» – с грустью подумал Филимон Аркадьевич. Он нашел свободное местечко у стены, прислонился и попытался заснуть.
      Сон все не шел и не шел, невольно Лоховский прислушался к разговору рядом. Два живописных субъекта с сизыми носами, от вечного пьянства, всклокоченными волосами и давно немытыми грязными лицами торговались со здоровым детиной. Детина был очень похож на настоящего бандита из тех, карикатурных, что показывают во всевозможных фильмах. Филимону всегда казалось, что эти типы режиссерская выдумка. Огромная толстая шея, переходящая в бицепсы или трицепсы (Филимон Аркадьевич как далекий от спорта человек точно не знал), бритый череп, оттопыренные уши, перебитый нос. Мужик показывал мужикам какую-то бумагу и что-то предлагал.
      – Не…, начальник, не… две, две бутылки «Трои» и на закуску бутылку «Анапы». А на а… аванс, чирик. Трубы горят, душа требует.
      Один из представителей «дна» пытался объяснить, чего и сколько нужно, размахивая грязными пальцами перед носом у качка. Бандитского вида мужик вытащил из кармана бумажник достал помятую десятку и кинул бомжам.
      Затем он повернулся к Филимону и приказал:
      – Мужик, вали сюда.
      Филимон Аркадьевич сразу оценив неравенство весовых категорий, покорно встал и молча подошел к качку.
      – Ты вот этого лоха не видел? – спросил он показывая Филимону бумажку, которая оказалась фотографией.
      Лоховского прошиб пот, с фотографии на него глядел парень, который буквально два часа назад спас его от неприятностей. Филимон долго рассматривал изображение улыбчивого симпатичного парня в спортивном костюме, с медалью на шее. Затем собрал остатки своей воли в кулак и отрицательно мотнул головой.
      – Заработать хочешь? – спросил качек.
      Филимон опять мотнул головой.
      – Дуй в задние вокзала, внимательно приглядись к пассажирам, в туалете посмотри, короче – везде. Найдешь, полтинник получишь. Я подожду в машине, красный мерс, на пятачке у вокзала стоит. Понял?
      – П-понял. – торопливо ответил Филимон.
      Качек двинулся дальше, останавливаясь то там, то здесь, показывая фотографию.
      Что делать?!. Что делать?. Рациональная часть Лоховского сознания требовала: «Беги, беги как можно дальше отсюда. Спасай свою шкуру». Другая часть, эмоциональная, убеждала: «Ты должен предупредить парня, что за ним охотятся. Он к тебе отнесся по человечески. Ты обязан помочь ему».
      Филимон Аркадьевич разрывался. Он сделал пару шагов к выходу и столько же назад к входу. Наконец, благородство одержало верх над инстинктом самосохранения. Филя бочком, бочком, чтобы не заметил качек, стал продвигаться в сторону ведущую в Зал ожидания.
      Теперь надо найти парня. Господи, помоги! Лоховский прошелся по первому этажу, внимательно вглядываясь в лица молодых мужчин. Нет, парня здесь не было. Затем он поднялся на второй этаж, заполненный людьми. Опять неудача. Филимон приблизился к двери, где коротали время до прибытия поезда, обладатели билетов или имущие граждане. Филимон сразу же заметил того, кого искал. Парень сидел у дальней стены, держа в руках какую-то газету. Глаза его были закрыты, очевидно он дремал.
      Лоховский хотел проскользнуть в зал, но его остановил грозный окрик дежурной:
      – Куда! Предъявите ваш билет.
      Лоховский, вспомнив как подействовал улыбка незнакомца на продавщицу в кафе, выдавил из себя улыбку:
      – Да мне на минуту, к товарищу, п-пусти, красавица.
      Однако чего-то Лоховский не учел, а может тетка попалась неподдающаяся.
      – Я тебе, покажу товарища. Мозги бабе своей пудрить будешь. Есть билет показывай, нет – плати.
      Отступать было некуда, Лоховский должен был как-то привлечь внимание парня в зале.
      – Ну, вон, вон мой кореш, – махнул он рукой в сторону парня. – Пустите, я попрощаться с ним пришел. Эй, земляк!
      Парень привлеченный шумом открыл глаза, глянул на Лоховского и широко улыбнулся.
      – Ну, вот, видите – торжествуя проговорил Филимон, – а вы не верили. Стыдно. Верить нужно людям, верить.
      Дежурная взглянула на парня и разрешила Филимону войти.
      – Ну мужик, сегодня явно не твой день, – сказал усмехнувшись парень, усаживающемуся рядом Лоховскому.
      – Это уж точно, – вздохнув, сказал Филимон. – Только сейчас речь не обо мне. Тут вас какой-то бандит разыскивает. Я решил предупредить.
      Парень нахмурился, внимательно выслушав рассказ Филимона.
      – Давай, сделаем так, – сказал он, – ты сейчас пойдешь к машину и скажешь, что нашел меня. Приведешь этого козла в сортир, а сам будешь ждать снаружи. Постарайся сделать так, чтоб нам не мешали. Сможешь?
      – П-постараюсь.
      Лоховский быстро нашел машину. В салоне сидело еще трое, с лицами из серии «их разыскивает милиция». На их фоне лысый качек выглядел просто Белоснежкой из диснеевского мультика.
      Филимон передал свое сообщение, лысый отдал какой-то приказ сидевшим рядом, и вышел из машины, пряча что-то в задний карман брюк. Карман как-то подозрительно оттопырился.
      «Пистолет, – подумалось Филимону. – Мамочка, во что ж это я вляпался?!»
      – Пошли, – приказал бандит.
      Теперь Лоховский не сомневался, что это бандит. Филе ничего не оставалось как последовать за ним. Возле туалета он притормозил и жалобно-просительно сказал:
      – Ну, вы… уж… там сами, без меня… А-аа… я тут, это… покараулю.
      – Лады, никого не впускай пока. Будут переть, бей в торец. Понял? – сказал лысый.
      Что значит этот самый торец, в который нужно бить, Филя не знал. Но на всякий случай согласно кивнул.
      Лысый скрылся за дверью туалета, а Филимон остался снаружи. Как назло, подошел солидный господинчик в очках. Филимон выпятив грудь, преградил ему дорогу.
      – Сюда нельзя.
      – Как это нельзя, мне надо! – заявил господинчик в добротном костюмчике, пытаясь отпихнуть Филимона от дверей.
      – Это, там, это… – Филимон раздумывал, как бы соврать правдоподобней. – Там технологический перерыв. Вот. Через десять минут подойдите.
      Господинчик ушел, возмущаясь безответственностью администрации.
      Через пару секунд перед Лоховским возник дедок с обвислыми седыми усами с огромным мешком.
      – Куды прешь, – входя в роль окликнул его Филимон, – нельзя туда.
      – Дык, мне туды, – ответил дедок показывая рукой на дверь туалета – по нужде.
      – У них там пятиминутка технического персонал, через десять минут придешь. – На этот раз выдумка далась гораздо легче.
      На горизонте появился следующий клиент. Молодой длинноволосый парень в потертых джинсах.
      Лоховский прикидывал, что ему сказать, как дверь туалета открылась и незнакомец с фотографии кивнул ему головой, зайди. Филимон обернулся и сказал подошедшему длинноволосику:
      – Подождите пару минут, молодой человек, мы крыс протравливаем… Вредно для потенции… надо чтоб проветрилось. Мы в респираторах работаем.
      Сообщение о потенции показалось парню важным, он решил не рисковать будущим и остался за дверью.
      Изнутри на дверях защелок не было. Понятное дело, зачем они тут нужны. Филимон наблюдал, как незнакомец прилаживает швабру.
      – Ну что, мужик, – сказал незнакомец, глядя на Лоховского, – давай знакомиться. Меня Максимом зовут, для близких – просто – Макс.
      – Очень приятно, а меня – просто Филя.
      Максим улыбнулся.
      – Нет, меня на самом деле Зовут Филимон. Филимон Аркадьевич Лоховский, – церемонно представился Филя.
      – Ну, Филимон, так Филимон. Раз уж ты в это дело ввязался, придется помогать мне. Давай затащим этого голубя в кладовку, пока его не хватились.
      Макс указал на лежащего в углу лысого.
      – Ой, вы что его убили? – испуганно спросил Филя.
      – Да, нет. Так, приголубил немного. Мне из него еще информацию вытрясти нужно, так что…
      Лоховский вздохнул с облегчением. К роли бомжа он уже вроде привык, а вот убийцей пока становится было страшновато.
      Макс и Филя вдвоем взяли находящегося в отключке лысого и потащили к кладовке. Максим открыл кран и набрав воды блеснул в лицо бандита. Лысый открыл глаза бессмысленно уставившись на Максима.
      – Очнулся, голубь, – сказал Макс, – Так, считаю до трех, не скажешь кто тебя послал – пристрелю. Пристрелю из твоего же собственного ствола. Понял?
      Лысый мотнул головой.
      – «Три!» – произнес Макс.
      Лысый молчал.
      Максим передернул затвор и направил пистолет на лоб бандита.
      – Ой, может не надо? Он сейчас все скажет, все-все. – сказал Филимон, просительно глядя на Макса…
      – Нет, ничего он нам не скажет. Жаль, жаль. – поигрывая оружием, ответил Максим.
      «Господи, – подумал Лоховский, – и этот тоже бандит. Надо было сразу же убегать, как только лысый ко мне подошел в переходе.»
      – Не надо, Максим, выстрел услышат, милиция набежит – попытался выдвинуть новый довод Филимон.
      – Не-а, – ухмыльнулся Максим, – пистолетик-то с глушителем.
      Максим выстрелил, пуля чиркнула рядом с ботинком лысого. Тот не ожидал такого поворота:
      – Ты че, ты че в натуре?! – заорал он. – Ты мене чуть ногу не прострелил.
      – Чуть не считается, – совершенно спокойно сказал Макс, – и учти, я мастер спорта по стрельбе. С 200 метров в глаз белке попадаю. А ты не белка, ты скунс вонючий. В тебя промахнутся трудно.
      Лысый испуганно завертелся.
      – Ну, что, – устало спросил Макс, – говорить будешь или ухо отстрелим? Сначала ухо. Без уха девок любить можно, а вот…
      Эта угроза подействовала. Лысый решил расколоться.
      – Не надо, мужик, ты че? Ты же тоже мужик. Как же я… это… без этого… Я все скажу. Нам тебя заказали самарские пацаны, ты их на 200 штук гринов обул. Они тебя вычислили и…
      – Понятно, что ты должен сделать?
      – В смысле, – спросил успокоившись бандит, когда понял, что убивать его не будут.
      – Заказ, заказ. – терпеливо пояснил Максим.
      – А…, это. Мы должны у тебя бабки забрать, а тебя порешить. Чтоб другим неповадно было.
      – Как самарские узнали, что я здесь?
      – Н-не знаю, им кто-то стукнул, что ты в Карасове и собираешься в Питер.
      Максим подумал немного и сказал вслух:
      – Это наверное, Людка. Только она знала, что я собираюсь в Питер. Ладно, с ней потом разберемся. А во что с этим делать, ведь сдаст… точно сдаст.
      Филимон с ужасом ожидал решения Максима, лысый конечно был бандит, но убивать никого не хотелось.
      Лысый поскуливал на грязном кафельном полу, понимая, что сейчас решается его дальнейшая судьба.
      – Филимон, у тебя платок носовой есть?
      Лоховский начал шарить по карманам и вытащил замусоленный огрызок, бывший когда-то платком.
      – Маловато будет, – сказал усмехнувшись Максим. – У него пасть как у бегемота, туда даже полотенце затолкать можно.
      Макс огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, на гвоздике висел синий сатиновый халат уборщицы.
      – Вот, как раз то что нужно, – сказал он и снял халат со стены.
      «Неужели весь халат в рот лысому засунет?» – подумал Лоховский.
      Максим оторвал один рукав, потом второй и скатав два тугих рулончика наклонился над лысым.
      – Жить хочешь? – спросил он глядя на лежавшего бандита.
      – Хочу, – не раздумывая ответил тот.
      – Тогда пасть открой пошире. – сказал Максим, заталкивая в рот импровизированный кляп.
      Затем он оторвал от халата длинную ленту, приказал лысому завести руки за спину и крепко связал.
      – Поднимайся и без глупостей в кладовку, посидишь там часок. – сказал Максим указывая на дверь кладовки.
      Лысый покорно проследовал к месту своего заточения. Максим включил ему свет и запер дверь на засов.
      – Лысый, ты меня слышишь? Не вздумай долбить дверь ногами, я с этой стороны гранату положил. Чуть дверью дернешь – будешь на том свете сам с собой в пазлы играть. Через час уборщица придет, она тебя и вызволит из темницы.
      – А у вас, что в вправду граната есть? – тихим шепотом спросил Лоховский у Макса.
      – Нет конечно, но лысому это знать не обязательно.
      В этот момент в дверь туалет кто-то настойчиво забарабанил. Макс открыл дверь, впуская разъяренных пассажиров.
      – Совсем обнаглели, – вопил тот самый господинчик в очках. – Нашли время совещаться, лучше бы сортиры чистили, делом занимались…
      Максим и Филя выскользнули из туалет.
      – Да, – сказал Максим, разглядывая Филимона, как будто он увидел его в первый раз. – А ведь ты попал, браток. На вокзале оставаться тебе нельзя, засветился. Дружки лысого тебя искать будут. Идти есть куда?
      Филимон посмотрел на Макса глазами преданной собаки.
      – Понятно, – со вздохом сказал Макс. – Ты что, бомж?
      – Ну, не совсем,… вернее не бомж, – ответил Филимон, пытаясь прибавить своему голосу убедительности. – Только вот идти мне некуда, меня сегодня теща из дома выгнала. Насовсем.
      Максим взглянул на Филимона с интересом:
      – Ну, пойдем перекусим где-нибудь в спокойном месте, там и переговорим.
      Они вышли из здания вокзала и поймали такси.
      – В Льшанку, – сказал Макс водителю. – Плачу два счетчика, – добавил он глядя как недовольно скривилась физиономия водилы.
      Эта Льшанка была самым отдаленным районом славного города а, общественный транспорт ходил туда редко и нерегулярно. Частный транспорт туда не ходил вовсе, так как дороги там были такие ужасные, что господину Гоголю и не снилось. Но «два счетчика» оказали волшебное действие. Через полтора часа Максим и Филимон оказались в уютной двухкомнатной квартирке.
      Пока Филька рассказывал свою историю, Макс накрывал на стол, жарил яичницу, нарезал колбасу и мыл помидоры. Вся короткая и далеко не героическая биография Лоховского уместилась бы на одной странице. С последними словами рассказа Филимона Максим закончил приготовления к ужину.
      – Да, – сказал Максим, выслушав исповедь Лоховского. – Что с тобой делать и выбросить жалко и взять – не нужен. Тебе повезло, мне как раз напарник нужен. Давно я себе верного, преданного человека подыскиваю. А ты вроде бы мужик честный, не подставишь.
      От таких слов по телу Филимона побежали мурашки, а вдруг Максим банки грабит? Филя как всякий законопослушный человек в таком безобразии участвовать не может. Да и какая от него польза в таком деле? Вот сейчас Макс скажет: «Поел, передохнул, а теперь – „адье“, прости-прощай.
      Максим заметил внутреннюю борьбу, происходящую в душе Лоховского.
      – Да, не боись, я ж тебя не в подельники зову, а в помощники. Но грабить все же придется. Только вот граблю я бандитов всяких, хапуг и прочую шушеру.
      – Н-но ведь это противозаконно, – снова заикаясь сказал Филимон.
      – Может и противозаконно, а они законно действуют? Потом, я же не для себя, я для детишек.
      – К-каких детишек? – удивлено переспросил Филимон.
      – Детдомовских. Во ты, небось, у папы с мамой жил, как у Христа за пазухой. Собачка или хомячок, велосипед, пирожки… Мандарины на Новый год, опять же. А вот мне не довелось… Я сам детдомовский, мамка меня подкинула в приют. Натерпелся я… Знаешь, как хотелось чтоб мамка подзатыльник за двойку дала, или папаня ремешком за драку выпорол? А уж про сласти и игрушки – не говорю. Вот. Спасибо, учитель физкультуры у нас был – крутой мужик. Суровый, но справедливый. Он меня к спорту пристроил, в люди вывел… Я ведь мастер спорта, в комнате целый „иконостас“ из медалей висит.
      Потом я на Людке женился, я тогда чемпионом был. Перспективы… ну, сам понимаешь, чего особо рассказывать. Она тоже спортом занималась, правда, так себе спортсменка. Гимнастка ,– Максим невесело усмехнулся и покачал головой. – Стерва… Но я тогда не знал, хотя меня предупреждали все и Батя. У Бати, у нас его в детдоме так все пацаны звали, глаз – алмаз, рентген. Он Людкину сущность сразу просек. А я дурак! Любовь, любовь… – Максим закурил и продолжил свой рассказ. – Пока я по сборам, да на соревнованиях – она в чужих постелях кульбиты делала…
      Потом с козлом богатым связалась… Развелись мы… А она меня подставить решила. С кем-то своего козла на бабки развела, а на меня свалила. Еле отмылся. Пить начал, спорт бросил, в криминал ввязался.
      Максим замолчал, вспоминая и снова переживая прошедшее. Все это время, пока он расхаживал по кухне, куря одну сигарету за другой, Лоховский внимательно слушал его исповедь.
      – А что п-потом было? – осторожно спросил Филимон, решившись прервать затянувшееся молчание.
      Максим как будто очнулся, тряхнул головой, отгоняя прошлое:
      – Потом, потом. Потом опять Батя появился в моей жизни, из дерьма вытащил. В детдом привел, я там полгода подсобником работал, в свободное время пацанов тренировал. Батя там директором теперь стал. Крыша течет – денег нет, одежка детская – без слез не взглянешь – денег нет. Игрушек, спортинвентаря – ничего нет. Запросы в министерство посылаем – деньги выделены. А на месте их нет. Толи мэрин наш их крутит, то ли начальство помельче. Батя придет, кулаком постучит, по закону требует. А по закону – фиг с маслом. Тогда я и начал честную экспроприацию. Из детдома пришлось уйти. Зато теперь я им могу настоящую пользу оказать. Всяких братков, гнусь всякую, на бабки развожу, а детям посылаю.
      Лоховский смотрел на Макса как на героя. Вот это да! Вот это жизнь. Человек делает настоящее благородное дело. А что он, Лоховский, в этой жизни сделал полезного, доброго? Он попытался припомнить, но ничего кроме кормушки для птиц вспомнить не смог. Ему стало ужасно стыдно за бесцельно прожитые годы.
      – М-максим, я хочу тебе помогать. Это так благородно.
      Максим взглянул на него с улыбкой:
      – Помощник-то мне конечно нужен, только тебе придется имидж поменять. Согласен?
      Лоховский не колеблясь дал утвердительный ответ:
      – Имидж – не пол, поменять можно. Тем более, что мне мой прежний не нравился.
      – Раз так, давай для начала имя тебе поменяем. Филя – это как то не серьезно. Будешь ты у нас Фил, это куда как солиднее.
      С этими словами Максим ушел в комнату и вернулся через пару минут с чистой одеждой:
      – На вот. Иди мойся, переодевайся, а то еще вшей поймаем. Вещи чистые, разве что размерчик не твой, но велико – не мало, носить можно. Утром что-нибудь подберем для тебя.
      Макс показал где ванная и пошел стелить постель.
      Филимон открыл воду и стал разглядывать в зеркале свое отражение, привыкая к новому имени.
      – Фил! Фи-и-и-л. Фил!
      Имя было твердое, слегка шершавое, решительное и мужественное. Лоховскому показалось, что у него изменилось не только имя, но и внешность: курносый от рождения нос слегка заострился, приблизившись формой к вожделенному римскому профилю. Уши уже не так оттопыриваются. Подбородок становится более решительным.
      Филимон, простите, Фил, почувствовал себя уверенным охотником, воином. Он ловко подставил ногу под струю воды и… громко взвизгнул. Вода оказалась ледяной. Это подействовало на него отрезвляющее, он снова взглянул в зеркало и никаких изменений в своей физиономии не заметил. Филя вздохнул, открутил кран с горячей водой, ополоснулся, вытерся и вышел из ванной.
      Макс как хозяин уложил Филимона на диван, а сам растянулся на полу, соорудив ложе из подушек и одеял. Через пару минут они оба погрузились в крепкий сон без сновидений.

* * *

      Филимон Аркадьевич проснулся, лежа с закрытыми глазами он услышал как на кухне стучат посудой соседи. Филимон поежился, натягивая одеяло на нос. Еще пару секунд и проснется теща, она почему-то всегда просыпается с ним одновременно. Вот сейчас раздаться ее грозное…
      – Доброе утро, Фил. Пробуждайся, новая жизнь полная приключений и опасностей ждет тебя, – проговорил над ухом Лоховского приятный мужской голос.
      От неожиданности Филимон подскочил в кровати и уставился на молодого брюнета в спортивном костюме, оглянулся по сторонам. Только потом дошло, что он не дома. Филимон вспомнил вчерашние события и вздохнул с облегчением. Новая жизнь действительно началась.
      Максим протянул Филимону одноразовые бритвенные принадлежности:
      – Приведи себя в порядок, а то девушки любить не будут. Только в темпе, на кухне завтрак стынет.
      Филимон тщательно выбрился, сполоснул лицо холодной водой и улыбнулся своему отражению в зеркале. Увиденное понравилось. Насвистывая Филя вышел из ванной.
      – Максим, вы просто волшебник, – сказал он, вдыхая аппетитные ароматы, доносящиеся из кухни.
      – Во-первых, я не волшебник. Во-вторых, не вы, а ты. Это твое „выканье“ действует мне на нервы. Лады?
      – Согласен. Буду говорить ва… тебе „ты“.
      Максим отвернулся что-то помешивая на плите и сказал:
      – Я пока и сам не знаю, чем мы будем заниматься. В Кукуевскске я уже давно не был, нужно обстановку разведать. Внедриться и все такое прочее.
      Филимон перестал жевать, его уши порозовели, а на щеках появился румянец. Он нерешительно мял в руках хлебный мякиш, скатывая из него колбаску.
      – М-максим, я конечно дико из-звиняюсь, но у меня есть п-предложение, – заговорил Филимон снова начав заикаться от волнения. – Я в-вчера, рассказывал вам о марке. М-может мы ее найдем?
      Максим резко повернулся и с удивлением взглянул на Лоховского. Филимон понял, что перебивать его или смеяться над ним Максим не собирается. Уяснив это, Филимон успокоился и уже без всякого заикания продолжил:
      – Теща считала, что за эту марку можно выручить 500 тысяч долларов. Она конечно не специалист, но…
      – Проверить стоит. – закончил за Филимона Максим. „Пурку а па“ – почему бы и нет, как говорят французы. Давай ка еще раз и поподробнее о теще и ее марке.
      Максим сел за стол, закурил и приготовился внимательно слушать. Филимон стараясь не упустить деталей рассказал об отравлении тещи, ее „смертном наказе“, своем проколе.
      – Да, теща у тебя, еще тот кадр. Настоящая бандерша – усмехнувшись сказал Макс. – Ей бы братками командовать, а не с зятем воевать.
      Если бы тогда, в тот момент, Максим знал, как он близок к истине, вероятно эта история развивалась бы совсем по другому сценарию. И конечно же в тот момент ни Филимон, ни Макс не ожидали, что круг охотников за маркой значительно расширился…

* * *

      Мадам теща, так и не приведшая в норму свою сильно расшатанную нервную систему, все еще проклинала злосчастного зятя. С каждой минутой, с каждым часом ненависть становилась все сильнее и сильнее. Конечно же Нина Михайловна не поверила Лоховскому, что магазин закрыт на два дня. Вернее она не придала значения этой информации. Едва одевшись и слегка приведя себя в порядок дородная дамочка как школьница помчалась к магазину.
      До „Букиниста“ было всего минут десять легкой трусцой или минут двадцать спокойным шагом. Нина Михайловна галопом преодолела это расстояние за пять минут. Однако у дверей магазина ее настигло полнейшее разочарование. Замок на двери, табличка с вежливой надписью: „Извините, по техническим причинам магазин не работает“ подействовали на женщину как валерьянка на кота. В бешенстве она начала дергать огромную дубовую дверь на себя, бессвязно выкрикивая проклятия и угрозы. Прохожие издали наблюдали как огромная тетка в пальто и домашних тапочках на босу ногу совершает дикий танец у закрытой двери.
      Силы оставили Нину Михайловну и она медленно осела в лужу, растекшуюся у дверей магазина. Возвышаясь посередине лужи, как айсберг среди океана, мадам теща колотила руками по грязной жиже, рыдала и смеялась одновременно. Понятно, что в таком „приподнятом“ настроении она не обратила внимание на прогуливающегося Сивухина. Сивухин усиленно делал вид, что он здесь по делу, никакого отношения к Нине Михайловне не имеющему.
      Конечно же обладатель великолепного слуха, а также массы других достоинств оказался в данном месте, в данный момент не случайно. Пораскинув мозгами, теми которые еще не успели высохнуть от пьянства, Костик решил, что он непременно должен начать поиски редкой марки. В его воспаленном мозгу уже бродили видения богатой сытной жизни. В ночь того знаменательного дня Сивухин почти не спал. Стоило ему закрыть глаза, как сразу же являлся чудный сон. Огромная светлая комната, в центре которой стоит огромный стол. На столе – огромная гора сосисек всех размеров и фасонов, Рядом сидит он, Сивухин, только не совсем Сивухин. Чистый, выбритый, подушенный одеколоном „Шипр“, а на шее у него – гирлянда из молочных сосисок. Сивухин надкусывает одну за другой десятки, сотни сосисок… Это был прекрасный, чудный сон, который в скором времени должен был превратиться в в такую же прекрасную, чудную действительность.
      Проснувшись рано по утру и наскоро перекусив завалявшейся горбушкой черного хлеба, стаканом теплого чая, Сивухин притаился возле приоткрытой двери своей комнаты. Долго сидеть в засаде не пришлось, Нина Михайловна выскользнула из своей комнаты (вернее бывшей комнаты Лоховского) как ошпаренная и выскочила во двор. Остальное было делом техники, Костик незаметно крался за тещей Лоховского до самого „Букиниста“. Сивухину даже не пришлось особо стараться, так как Нина Михайловна была немного не в себе. Она мчалась по улице огромными скачками, что-то бормоча себе под нос, перескакивая через лужи, сшибая на ходу прохожих, размахивая руками. Вряд ли она могла в таком состоянии заметить щуплого Сивухина, телепавшегося на приличном расстоянии сзади.
      Разочарование Нины Михайловны срикошетило по Сивухину. Правда в отличие от дамы, Сивухин в обморок не грохнулся и в луже не оказался. Потоптавшись минут пять в отдалении он решительной походкой направился к Нине Михайловне:
      – Батюшки, – картинно раскинув ручками и шаркнув ножкой, воскликнул Костик. – Нина Михайловна, голубушка, что вы тут делаете?
      Нина Михайловна подняла на Сивухина опухшее от слез лицо. Обращение Сивухина привело мадам Мерзееву в чувство, она огляделась по сторонам с недоумением. С чувствами к Нине Михайловне вернулся и разум и отвратительный характер:
      – Не т-т-твое д-д-дело, Сивухин. Я может моржууюсь здесь, – стуча зубами ответила Мерзеева.
      – Чего? – такого поворота Костик не ожидал. – Моржуюсь, в смысле моржеванием занимаетесь? Ну ладно, дело ваше.
      Нина Михайловна с подозрением смотрела на соседа, пытаясь понять случайно ли он оказался поблизости.
      – А я тут это… к приятелю заходил, – выпалил первое что пришло в голову Костик, – смотрю – вы… Надо же, думаю, какая удача. Вот, решил узнать как ваше здоровье после больницы?
      „Интересно, – подумала Нина Михайловна, – правда случайно или следил?“
      „Интересно, – подумал Сивухин, – правда поверила или сделала вид?“
      Сивухин подал соседке руку, помогая вылезти из лужи.
      – Ну-с, не буду вас отрывать от дел, мне пора, – сказал Костик, махнув ручкой, и быстро засеменил в сторону автобусной остановки. Мерзеева двинулась в ту же сторону ленивой поступью бегемота, на ходу пытаясь привести себя в порядок. По дорогое домой она обдумывала план действий на завтра. План был достаточно прост, но эффективен.
      У Сивухина так же были свои планы на завтрашний день: купить всю подшивку журнала и забрать марку. Костик надеялся, что на „Будни механизатора“ никто из собирателей не польстится. Кому нужен журнал, описывающий допотопную технику, графики полевых работ и прочая ерунда? Необходимо было раздобыть денег. Рублей сто или двести. Вот только где или у кого. Этот пункт в плане Сивухина был самым трудным. У его приятелей-собутыльников такой суммы отродясь быть не могло. У соседей занять – дохлый номер, кто займет без отдачи. Сивухин решил попросить денег у своего хозяина. Костик подрабатывал в качестве грузчика-сторожа-подсобника в маленьком частном кафе. Поди-подай, принеси-отнеси. Работа не трудная, хоть и малоденежная, но сытная. Там стащил, тут припрятал. Да еще девченки-поварихи жалели неухоженного алкаша, подкармливали.
      Хозяин кафе, Михееич, из бывших зэков, а ныне человек весьма уважаемый, частный (но далеко не честный) предприниматель, кафе держал так, для прикрытия. На хот-дог и рюмку „Смирновской“ зарабатывал он совсем другими делишками. Но не посвященным про это было неведомо, и только Костик Сивухин все слышал и все примечал.
      „Знание – сила“ – это точно, – думал Костик, – раз я владею информацией, Михееич должен, просто обязан, мне заплатить». Нет, Сивухин вовсе не собирался шантажировать хозяина, напротив. Он хотел его только предостеречь. Ведь на месте Костика, узнавшего тайну, мог оказаться какой-нибудь несознательный дятел, который давно бы уже побежал в милицию. Операцию нужно было провести как можно быстрее, к завтрашнему открытию магазина Сивухин должен прийти с деньгами. Следовало тщательно продумать все детали, чем и занялся Костик, придя домой.

* * *

      Раздумья ни к чему не привели. Вернее, не привели ни к чему путному.
      Как ни ломал Сивухин голову, в нее, в эту самую голову, ничего путного не приходило. А почему? Да потому-что, любое важное дело нельзя обдумывать на сухую. Срочно требовалось чего-нибудь принять! Только где это «что-нибудь» раздобыть? Сивухин пошарил глазами по убогому убранству своей комнатенки. Старый, продавленный диван, кухонный, колчаногий стол, накрытый потрескавшейся, облезлой скатертью, допотопный буфет набитый всякой ерундой.