Когда эйфория поутихла, Тюфяков начал осмысленным взглядом окидывать местечко, куда его занесло таким странным образом. Нужно было узнать, где он и как добраться до ближайшего населенного пункта, чтобы телеграфировать родным и знакомым о счастливом избавлении. Солнце огромным апельсином медленно, но верно ползло к закату. Холодная одежда неприятно пощипывала кожу, а в желудке урчало, чемоданчик оттягивал руку.
      «Интересно, где здесь автобусная остановка, — подумал Тюфяков. — Или ближайшее отделение милиции? Или почта?» Смутная тревога подкрадывалась словно рысь, на мягких лапах. Через пару минут когти этой самой рыси начали терзать сердце Тюфякова. Ему стало не по себе. Живое воображение рисовало картинки, одна страшнее другой.
      Бандиты. Он лежит, абсолютно голый и абсолютно мертвый, в луже крови. Хищные звери. Он лежит, вернее все что от него осталось. Совершенно мертвый, в луже крови. Голод. Он лежит одетый, живой, но совершенно высохший от голода.
      Стоп-стоп, — попытался взять себя в руки Роберт. Он попытался вспомнить все, чему его учили в школе на уроках биологии и географии. Надо найти север и юг.
      Так, с одной стороны ветки на ели растут гуще, с другой — реже. Роберт огляделся. Елей и сосен и всяких прочих кедров нигде не было видно. Вместо них весь берег был засажен высокими деревьями, смутно напоминающими пальмы. Это открытие испугало его не меньше, чем все предыдущие. Но он тут же успокоил себя, наплевать, что здесь не растут ели. Он все равно не помнит, с какой стороны ветки на них должны быть гуще.
      Так. С выяснением частей света ничего не получилось. Что дальше? Дальше нужно было залезть на дерево и обозреть окрестности. Обязательно найдется шашлычная у дороги, заправочная станция, коммерческий киоск. Асфальтированная дорога и линии электропередач, на худой конец. Вот по этим самым линиям он и пойдет к людям. Пойдет-пойдет и придет.
      Подходящее дерево нашлось не скоро. Дурацкие пальмы с практическими гладкими стволами и листьями у самых вершин для лазания по ним человека были абсолютно не приспоблены. Только для обезьян. То ли дело елки или березки, но их не было. А значит, об их существовании нужно было забыть. В конце концов, после долгих поисков Робик нашел дерево, возле которого росло второе, поменьше. Кое-как, с трудом, держась руками за какие-то длинные свисающие гроздьями растения (Робик подозревал, что это лианы), он забрался на самый верх.
      Увиденное поразило и испугало его. Местность была потрясающе красивой, как иллюстрация для жюльверновского «Пятнадцатилетнего капитана» или «Детей капитана Гранта». И абсолютно дикой. Никаких линий электропередач, признаков жилья.
      — Мама, куда это я попал? — сказал вслух Тюфяков и вздрогнул от неожиданности.
      За пару часов пребывания в этом месте он не слышал человеческого голоса. Только гомон птиц, крики каких-то животных и шум океана. Или моря? В этом он не был уверен. Робик все еще не имел понятия, где он: в России или за ее пределами, на материке или на острове, в населенной части света или необитаемой? Он уже не был так твердо уверен в своей безопасности. Есть здесь дикие, хищные звери или нет? А дикие люди?
      Нужно было что-то делать. Робик огляделся. На приличном расстоянии от него виднелась возвышенность, она была достаточно высока, чтобы окончательно убедиться в бедственности положении. Тюфяков почти бегом направился в сторону холма. При ближайшем рассмотрении он оказался гораздо круче, чем хотелось бы.
      «Почему люди не летают, как птицы?» — сам себе задал он риторический вопрос, взбираясь почти по отвесной стене холма, а может, и скалы. Интересно, в чем разница между ними? Но раздумывать над такими тонкостями сил уже не было. До вершины этого естественного возвышения оставалось прилично. Основательно перепачкавшись землей, истрепав одежду, он наконец-то добрался до нужной точки. Лучше бы он не делал этого, меньше было бы потрясений.
      Волею случая Тюфякова выбросило на остров. Со всех сторон земная твердь была окружена водой, рядом с этим островом маячили еще парочка, меньшего размера. Остров по всем признакам казался абсолютно необитаемым, но Тюфяков отогнал непрошеную мысль. Люди, наверное, просто не живут в этой части острова. Невдалеке виднелась горная гряда, делящая остров пополам.
      «Люди там, они должны, они просто обязаны быть там», — убеждал себя Тюфяков. А что ему еще оставалось?
      Роберт начал потихоньку свыкаться с мыслью, что спасать его никто не собирается, а искать — тем более. Значит, выбираться к людям придется самому.
      Остров, остров… Может, это Крым? Он ведь почти остров. Слабая надежда, что он недалеко от дома, еще теплилась в тюфяковской душе. Но разум подло подхихикивал и крутил пальцем у виска:
      «Где ты в Крыму необитаемые места видел? Там везде или туристов понапихано, или местных жителей».
      Роберт прикрикнул ум на разум и решил устраиваться на ночлег. Утро, оно всегда вечера мудренее. Оставаться внизу Тюфяков побоялся. Собирать себя утром по кускам не хотелось.
      Он спустился вниз, нашел подходящее дерево, толстое и достаточно ветвистое. Чемоданчик Роберт закопал под ним. Земля была мягкой, жирной, рылась легко. Сам пристроился на ветках дерева. Чтоб не свалиться ночью, он примотал себя зелеными канатами гигантских вьюнов, и, обняв ствол руками, постарался заснуть.
      Сны снились, один мерзее другого. Финал каждого был не в пользу Тюфякова. Проснулся он с рассветом, когда защебетали птички, зашевелилась живность, кое-кто вышел на охоту, а кое-кого уже слопали.
      Мучительно хотелось что-нибудь съесть. Тюфяков вспомнил про пакеты, привязанные к креслу. Те, что раздавала любезная стюардесса. Тюфяков напряг память — куда он вчера засунул это сооружение? Что-то смутное шевелилось в его мозгу, он попытался восстановить ход событий. Кресло со всем содержимым он, кажется, пристроил на дерево… Или нет? Тюфяков, движимый голодом, отправился на поиски своего имущества. Ему повезло, оно болталось на сучке молоденького деревца, которое Роберт обозвал пальмочкой, хотя на самом деле оно могло ею и не являться.
      В кулечках, составляющих экипировку авиапассажира рейса SOS-13, было много чего интересного. Например, будильник, который после морских купаний время не показывал, но издавал устрашающий звон. Пачка презервативов. Интересно, если остров необитаем, для чего они? Шорты, размера на четыре больше нужного Тюфякову. Ну, их при желании можно приспособить под тент.
      Еда! Где еда? Задавал себе главный вопрос дня Роберт Тюфяков. Еда была найдена в одном из пакетов. Пачка сухого печенья в пластиковой упаковке. Что удивительно, печенье действительно было сухим. Спички, пачка сигарет с фильтром которые оказались насквозь промокшими. Упаковка какого-то тропического сока, стаканчик с йогуртом и пакетик с ломтиками голландского сыра. Шоколадка «Баунти», как насмешка. Наслаждайтесь на тропическом острове! Видать, у них в «Аэрофлоте» сидят большие шутники. Роберт выложил свои находки и потряс пакет, в надежде на что-нибудь более существенное, но ничего больше не было. И это все… И все? И все!
      Роберт не находил слов, для того чтобы выразить свое возмущение. Выбрасывают из самолета посреди черт знает чего, а сами даже поесть толком ничего не оставляют. Он начал выбрасывать из пакетов все содержимое, под руку попался рекламный проспект этого несчастного рейса. Дрожащими рукам Тюфяков взял листовку и начал читать, волосы на его голове поднялись и зашевелились. Только теперь он начал понимать, что это за рейс такой экспериментальный. На борту SOS-13 отрабатывалась всевозможная спасательная техника для МЧС, средства и приемы спасения авиапассажиров. В случае любой внештатной ситуации у экипажа самолета наготове были припасены разнообразные штуки-трюки. Среди прочих особенностей салоны были оборудованы креслами-катапультами, которые должны были спасти жизнь человека, мчащегося к земле с самолета. Легким движением руки кресло «превращается, превращается» в парашют, спасающий вашу жизнь.
      Твою мать! Нажал, на свою голову, спасся! Роберт готов был кататься по земле, выть и кусать локти от отчаяния. Идиот. Нужно было в самом начале поинтересоваться, на чем он летит. Он бы тогда весь полет просидел, не вставая, с поднятыми руками и ногами. А теперь? Теперь предстояло спасать самого себя, полагаясь только на свои силы. Вот только сил не было, истерика отняла у Роберта их остатки. Измученный переживаниями Тюфяков уснул под деревом и проспал почти сутки.

* * *

      Ядвига оказалась в воде минут на двадцать позже Роберта. На воде она держалась гораздо лучше и приземлилась (вернее, приводнилась) удачнее. Она обернулась и увидела огромный столб воды, догоняющий ее. Волна была приличной, из тех, которые любят серфингисты. Девушка задержала дыхание и поднырнула под гребень воды, она гребла в сторону берега. Набежавшая волна накрыла девушку с головой, она почувствовала, как ее тянет к берегу. Ядвига задержала дыхание и поплыла по течению, изо всех сил помогая волне. Спустя пару секунд ее голова оказалась на поверхности, она успела глотнуть новую порцию воздуха, и ее снова захлестнуло, но скоро она почувствовала под ногами дно. Она дала себе передохнуть пару секунд и помчалась к берегу. На ее счастье, волна только подталкивала, а не тащила за собой.
      Бежать по шею в воде было довольно трудно. Когда до заветной суши оставалось рукой подать, волна проявила свое коварство. Она нагнала девушку, подхватила ее и со всей силой шваркнула о скалистый берег. Удар был такой силы, что она на секунду оглохла и лишилась сознания. Еще минута и последняя волна стала бы в самом прямом смысле последней. Ядвига оглянулась на рокочущее чудовище, приближающееся со скоростью спешащей электрички, и сделала последний решительный рывок. Она крепко-крепко уцепилась за выступ берега, прижалась к скале всем телом, как, наверное, никогда не прижималась к мужчине, и, набрав побольше воздуха в легкие, принялась ждать. Волна накрыла ее с головой, попыталась было оторвать от скалы и, разочарованно ворча, отступила прочь. Ядвига ловко вскарабкалась выше и через пару минут нашла площадку, до которой волны не поднималась. Идти дальше не было сил, она легла на теплые камни, закрыла глаза и провалилась в сон без сновидений.
      Проснулась она от того, что кто-то громко крикнул ей в ухо. Ядвига открыла глаза и резко села. Секунды две она не могла понять, снится ли ей сон, или на на самом деле находится в таком экзотическом месте. За время своих приключений где только она ни просыпалась, такова уж особенность профессии охотника за сокровищами. Если ты просыпаешься в своей кровати, значит, ты либо болен, либо мертв. Девушка поднялась, с удовольствием потянулась. Нет, это не сон.
      Она огляделась в поисках кричащего. Никого. Дожилась, мать, слуховые галлюцинации начались. Не к добру это, ой не к добру… Гортанный крик раздался снова, Ядвига вздрогнула и подняла глаза. На верхушке зеленого дерева сидел здоровенный, с хорошего щенка, попугай. Разноцветное оперенье, хохолок, смешно торчавший спереди, делал птицу похожей на украинского казака. Ядвига поднялась, размяла ноги, сделала пару махов руками, пытаясь восстановить кровообращение. В голове не было ни одной мысли, в желудке — ни крохи пищи. Голова гудела, желудок бурчал.
      Девушка, держась за камни, осторожно спустилась к самой воде. Море было тихим и спокойным. Кто бы мог подумать, что вчера здесь все ревело и клокотало? Фантастика. Теплый ветерок ласково трепал волосы, спокойное море мирно лизало носки туфель. Ядвига наклонилась зачерпнуть воды и на мгновенье замерла… Сквозь абсолютно прозрачную воду, как сквозь тонкое стекло, было видно морское дно. По чистейшему желтому песку деловито передвигались маленькие рачки или креветки, чуть заметно шевелились крохотные елочки водорослей.
      Девушка умылась и пошла вдоль берега, раздумывая, что делать дальше? Масса других вопросов вытекали из этого: что есть, как выбраться отсюда и как найти Тюфякова? Берег был совершенно пустынным. Доказательствами существования европейской цивилизации были только выброшенные на берег банки, пластиковые бутылки, куски разбитых лодок и прочая ерунда. Мнут через десять она наткнулась на свое кресло-катапульту и пакетики со всякой ерундой. Среди прочих вещей, «заботливо» уложенных кем-то для потерпевшего крушение, можно было найти все что угодно, но не то, что нужно. Особенно рассмешил девушку пакетик с колготками «Sanpelegrino» и тюбиком гигиенической помады. Вот без этих-то вещиц, конечно же, выжить на острове просто невозможно. Чертыхаясь, она перебирала вещи, доставшиеся ей вместе с катапультой. Среди прочего барахла, здесь лежал аккуратно сложенный шелковый тент, сшитый из парашютной ткани. Он-то тут зачем? Хоть бы инструкцию какую по выживанию положили.
      Хорошо хоть, что ее рюкзачок, специально собранный в дорогу, оказался при ней. Все свое, как говорится, ношу с собой. Могу и чужое прихватить.
      «Кстати, о чужом, — подумала девушка. — Пора бы начать поиски этого лоха, пока его дикие звери не растерзали или аборигены не слопали». Насчет диких зверей она еще могла сомневаться, кому его худосочное тело по вкусу придется? А вот с местным населением нужно было быть поосторожней.
      Девушка перекусила тем, что послал «Аэрофлот», и, собрав свои вещи, поднялась по едва заметной тропке наверх. Пора приступать к поискам Тюфякова.
      На острове было даже ничего себе. Бурная зелень, экзотические растения, животные и птицы. В таком месте можно провести не один день, при других обстоятельствах, разумеется. Ядвига поднялась на небольшой холм, вокруг во все стороны расстилалась дикая природа. Следов Тюфякова не наблюдалось, впрочем, как и следов других людей тоже. Никитенко не представляла, куда на этот раз занесла ее судьба. Если честно, полет не обещал сюрпризов, карты с собой она не брала, маршрут полета не изучала. А надо было бы.
      Почему ей в голову не закралась мысль уточнить, что это за рейс такой особенный? Даже стюардесса с загипсованной рукой не насторожила ее. Мало ли, может, девушка неудачно сошла с трапа. Теперь-то Ядвига начинала понимать, что пилот самолета, проходивший мимо нее, подмигивал не от хорошего настроения. А по самой банальной причине — из-за нервного тика. Понервничаешь тут, если летаешь на самолете-камикадзе. И бортинженер прощался со своей семьей так, как будто это последний полет. Может, и последний. Девушка вспомнила эту трогательную, казавшуюся теперь зловещей, сцену прощания. Молодой красавец, усатый, широкоплечий брюнет, кровь с молоком, отдирает от себя рыдающую жену и старушку-мать. А рядом прыгает пацан лет семи, вероятно, сын, со словами: «Папа, папа, а можно, если что, я твои наушники себе заберу, и лыжи, и…» Теперь понятно, что значит это «если что»…
      Ядвига помотала головой, отгоняя воспоминание. Да, что-то с тобой, Ядвигочка, происходит. Теряешь форму. Теряешь. Пора завязывать, пора на отдых, к честной, так сказать, общественно-полезной жизни. Ну, ладно, вот найду бриллианты для «диктатуры героев» и на покой. Так, рассуждая сама с собой, Ядвига отправилась в путь.
      Солнце палило так немилосердно, что через час кожа девушки приобрела красноватый оттенок. Еще час такой прогулки и она начнет попахивать, как подгоревший бифштекс, а такая перспектива в ее планы не входила. Ядвига решила, что самое лучшее сейчас — затаиться где-нибудь в тени и переждать солнцепек. Тем более что впереди показалась миленькая рощица, как с рекламного плаката для семейного отдыха. Для полноты картины не хватало рядом палатки с мороженым и хот-догами или аккуратненького беленького домика с клумбами и детскими качелями.
      Облизывая пересохшие губы, девушка почти бегом устремилась под кроны деревьев, в густую спасительную тень. Высокие деревья сомкнулись, укрыв Ядвигу от солнца, девушка углубилась в заросли, отгоняя надоедливых мошек, которые норовили спикировать то в глаз, то в нос, то в рот. Никитенко прислушалась, откуда-то доносилось едва слышное журчание. Так и есть, впереди серебрился тоненький ручеек, поросший какой-то растительностью, напоминающей камыши.
      Ядвига, не разбирая дороги, помчалась к ручью. Вода оказалась пресной, прозрачной, холодной, освежающей. Девушка встала на колени и, отогнав нахальных рыбешек, принялась пить, пить до тех пор, пока в животе не почувствовала тяжесть и поплюхивание, характерное для аквариумов. Ей даже показалось, что внутри у нее шевелятся мальки. Ядвига задрала майку, живот оттопыривался, как после хорошенькой пирушки в стиле Гаргантюа.
      Двигаться с места в эту жару не хотелось, девушка легла на дно ручейка и закрыла глаза. Вода отсудила разгоряченное ходьбой тело, сняла усталость с ног. В голове мелькнула мысль: «А что если здесь водятся крокодилы?» Но она тотчас же попыталась отогнать от себя эти страсти. Крокодилы в пресной воде не водятся, попыталась она убедить себя. Или водятся? Акулы точно не водятся, они в океане…
      Невдалеке что-то плеснуло, как будто кто-то ударил мощным хвостом по воде, разгоняя мальков. Ядвига открыла глаза, подняла голову — никого, ничего… Только вот лежать здесь как-то расхотелось, стало неуютно и зябко. Она быстро поднялась и выбралась из ручья, сняла с себя одежду, развесила ее на ветках, достала тент-парашют и расстелила его на мягкой зеленой траве, на достаточно безопасном расстоянии от воды, так, на всякий случай. Можно немножко подремать, сон в отсутствие еды — вещь первейшей необходимости.
      Ядвига закрыла глаза, расслабилась и… заснула. Проснулась она под вечер. Часы встали еще после приводнения, купание в океанической воде на пользу им не пошло, хотя мужик в магазине мамой и папой клялся, что они водонепроницаемые и удароустойчивые, так что наступление вечера она определила чисто визуально, по сумеркам. После отдыха можно было подумать над тем, что делать дальше. Ядвига спустилась к ручью, умылась, напилась, запаслась водой и вышла из рощицы. Она достала шоколадный батончик и, откусывая маленькие кусочки, тщательно и медленно пережевывая, съела его. На данной стадии голода это был почти героический поступок, равносильный полету Белки и Стрелки в космос. Хотелось проглотить шоколадку целиком, да не одну, а еще лучше бы горячую котлетку… Девушка вздохнула и взяла себя в руки. Пора действовать.
      Ядвига догадывалась, в какую сторону ей нужно идти, чтобы отыскать Тюфякова. При разнице катапультирования в двадцать минут, при отсутствии сильного ветра, он должен был находиться где-нибудь поблизости. Но вот находился ли, это бо-ольшой вопрос. Фиг его знает, может, он марафонец и уже умотал на край острова. Может, пока она дрыхла, его уже подобрали спасатели или сожрали аборигены? Такой вариант со счетов сбрасывать тоже нельзя. С другой стороны, сожрали и сожрали, чемоданчик-то у них все-равно остался. Такую гадость они есть не станут, а вскрыть не смогут. Стоп. Если они этого придурка сожрут, то вместе с кодом и ключом. Ключ, положим, оставят себе в качестве трофея-сувенира. Его она в любой момент сможет вернуть назад. А как же она код узнает? Код исчезнет вместе с самим Тюфяковым. Значит, надо поторопиться, пока до Тюфякова ни свои, ни чужие не добрались. Свои его по маячку в два счета найдут, как только поймут, что он пропала, запеленгуют где и вышлют поисковую бригаду.
      Ядвига прибавила шагу, прокладывая себе дорогу среди зарослей острова, освещая путь фонариком, любезно предоставленным спонсором ее путешествия — «Аэрофлотом», чтоб мать его за ногу… Ее целью была небольшая возвышенность, маячившая впереди, взобравшись на которую, можно было оглядеть окрестности.
      В сгустившихся сумерках то там, то здесь раздавались рычания, попискивания, поухивания. Остров жил своей, непонятной для цивильного человека, ночной жизнью. В мощном луче фонаря трепыхались здоровенные бабочки, страшноватые насекомые, скакали и ползали какие-то маленькие юркие твари, названий которых она не знала. Сейчас Ядвигу беспокоило только одно — как бы не попасть на ужин к какому-нибудь клыкастому котенку или острозубой ящерице.
      Девушка уже ругала себя за то, что отправилась в путь так поздно. Хотя неизвестно, что лучше — солнечный удар или опасность стать чьим-то ужином? И все же удача, как всегда, осталась на ее стороне. До возвышенности она добралась почти без приключений, пара ссадин, подвернутая нога и разорванная футболка не в счет. Девушка взобралась на вершину и, естественно, ничего не увидела, все скрыла ночь. Ну что ж, подождем до утра. Как говорится, утро вечера трезвее.
      Оставалось решить один вопрос: где спать? На дереве или на земле. Решение пришло быстро. Ядвига распаковала рюкзак, достала все тот же тент-парашют и соорудила из него что-то напоминающее гамак. Благо деревьев здесь было больше, чем в в центральном горпарке Ферска. Девушка положила под голову рюкзачок, намазала лицо, шею, руки кремом против всякой мошкары. Крем тоже был положен среди необходимого минимума вещей для потерпевшего катастрофу. Правда крем носил громкое родное название «Тайга», а остров был тропическим. Но кто знает, если наш таежный гнус, комары и мошкара от него не дохнут, может, их заморские братья к этой отраве относятся лучше, вернее, больше эту гадость бояться. Наши-то столько всякой прелести в своей жизни нанюхались, что для них все эти репелленты, или как их там еще, как дитенку мороженое.
      С такой надеждой Ядвига закрыла глаза и постаралась уснуть. Это ей удалось, вот только сон не принес никакого отдыха.
      Утро она встретила с ужасным самочувствием, во рту было гадко и противно, ее знобило. Она зябнула так, как будто на улице минус тридцать вместо плюс сорока. Голова раскалывалась, все тело сотрясал озноб. Несколько часов ее бросало то в жар, то в холод, выступила легкая испарина. Она не могла есть, пить, да и есть-то, собственно, было нечего. Только тропической лихорадки ей не хватало. Вот гады, никому верить нельзя. В фирме, где оформляли визу, готовили загранпаспорт и улаживали все формальности, клялись и божились, что все прививки, сделанные их высококвалифицированным специалистом, за немалые, кстати сказать, бабки, дают стопроцентную гарантию от всяких лихорадок, микробов, экзотических болезней. Что же они кололи? Вероятно, глюкозу. А как же клятва Гиппократа?
      Идти куда-нибудь в таком состоянии было просто глупо. Сейчас она не только Тюфякова, но и носки собственных кроссовок не увидит. Хорошо, что наш брат турист ни на кого, кроме себя, не полагается. Ядвига достала свою аптечку и проглотила целую горсть таблеток, предусмотрительно захваченных с собой.
      Девушка забралась в свой гамак и уснула, проспав почти сутки. Проснулась, чувствуя себя гораздо лучше, только ужасно слабой. Может, все-таки прививки помогли? Фиг их знает. Покряхтывая, девушка сползла с гамака, достала пакет с нарезанными кусочками сыра и без аппетита пожевала. Она достала фляжку с водой, сделала пару глотков. Вода была мерзкой теплой, затхлой, как бочковое пиво на забытой точке в жаркую летнюю пору. Ядвига достала зеркальце и взглянула на свое отражение. Она невольно присвистнула. Увиденное впечатляло. Загорелая дочерна, изможденная островитянка с перепутанными волосами и измазанным лицом. Летайте самолетами «Аэрофлота», называется. Ну, Тюфяков, ну, погоди! Дай только до тебя добраться, ты у меня за все ответишь.

* * *

      — Как исчез? Мать твою, да я тебя на кусочки порву, я тебя… Я тебя… О-ооо!!! А-ааа!!! У-ууу!!!
      Вопли из кабинета с каждой минутой становились все сильнее и сильнее. Дзынь, хряп, плюх, шлеп! Секретарша загибала пальцы и шептала:
      — Вазочка хрустальная, сервиз сербский, телевизор «Soni» с видиком, аквариум, настольная лампа…
      На секунду за дверью сделалось тихо, девушка с облегчением вздохнула. Бить больше нечего, значит, сейчас успокоится, попросит чего-нибудь выпить и все. Не тут-то было, в кабинете снова раздались вопли, причем с той же силой. Девушка взглянула на белые круглые часы, висевшие на стене приемной. Это началось примерно минут пятнадцать назад. Ничего не предвещало такой бурной вспышки. С утра, наоборот, было очень тихо и спокойно. Ее шеф, известный в городе бизнесмен, уважаемый человек, кандидат в депутаты Аркадий Виссарионович Хрюкин, появился в офисе улыбающийся и даже радостный.
      Он вошел, насвистывая свою любимую песню, слов которой секретарша не знала. Вернее, никогда не слышала, потому что на ее долю пионерского детства не досталось. Дитя Перестройки, она не была ни октябренком, ни пионеркой. А песенка была самая что ни на есть пионерская: «Взвейтесь кострами, синие ночи», только девушка этого не знала. Однако успела изучить привычки шефа. Если Аркадий Виссарионович насвистывает эту мелодию, значит, сегодня можно уйти с работы пораньше или попросить прибавки к жалованию, или…
      — Доброе утро, Катюша, — поздоровался директор, остановившись перед столом секретарши. — Молодость, молодость. Вы хорошеете с каждым рабочим днем. По-моему, нам пора познакомиться поближе, так сказать. Почитать вместе классиков… Как вы относитесь к классикам? — пошутил шеф.
      Катюша мило покраснела от удовольствия и, кокетливо откинув прядь за ухо, произнесла:
      — Ой, Аркадий Виссарионович, что вы говорите, я с удовольствием…
      Кто такие классики, она не знала, так как в школе была занята чтением только одной литературы — толкового словаря по «Камасутре», до всего остального руки, вернее, голова не доходила. Катя, дитя своего времени, предпочитала заниматься любовью, а не читать о ней. На курсах секретарей классическая литература в программу тоже не входила. Здесь обучали совсем другой азбуке: как сварить кофе, как правильно его подать, как облегчить существование шефа во всех смыслах этого слова. Ну и сверх программы, давали азы машинописи, работы на компьютере и всякой фигни, не обязательной для хорошенькой секретарши. Машинопись, стенография и прочая дребедень обязательна для тех, кто не вышел ни рожей, ни кожей. Чего о Катеньке сказать было никак нельзя. Она уже в третьем классе стала Мисс Начальная Школа, потом Мисс Средняя Школа, потом Мисс Выпускной Класс, потом Мисс Самый Большой Супермаркет Города.
      Сами понимаете, что с такими данными девочку переводили из класса в класс за красивые глаза, какие уж тут классики и современники. Ну а среди прочих призов супермаркет обеспечил Катеньку бесплатной учебой на курсах секретарей-референтов в самой престижной школе города Ферска. Престижной она была потому, что именно здесь был самый высокий процесс «выходимости» замуж секретарш за своих шефов. А, как говорится, плоха та секретарша, которая не мечтает стать женой своего шефа.
      Так вот, в то утро Катерина, как ей показалась, дождалась своего звездного часа. Шеф обратил внимание на ее «образование». Находясь в предвкушении интимного ужина, девушка не обратила внимание на частого посетителя, можно сказать, почти друга Аркадия Виссарионовича, господина Бенедиктова Аскольда Варлаамовича. Господин Бенедиктов промчался мимо Катеньки, не сказав ни слова, хотя обычно отпускал комплименты, приглашал прогуляться при луне или в консерваторию. Что делать в консерватории (консервы есть, что ли), Катерина не знала, потому отказывалась. Эти приглашения стали традиционными, но сегодня традиция была нарушена в первый раз за все время работы Катеньки. Аскольд Варлаамович, бледный, тяжело дышащий, ринулся прямо в кабинет, игнорируя девушку. Секунд тридцать за дверями его стояла гробовая тишина, а потом началось это…
      Причина такого необычного поведения была скрыта от секретарши, но мы-то с вами, дорогой читатель, можем догадаться, чем оно было вызвано. Конечно же, исчезновением Тюфякова вместе с содержимым его чемоданчика.
      Сообщение о том, что Роберт не долетел до Южной страны, Бенедиктов получил накануне. Ему позвонил человек, который должен был встретить Тюфякова в аэропорту. Куда делся этот урод, было неизвестно. Бенедиктову удалось узнать только одно, что этот придурок опоздал на самолет, но пересел на другой и все… На самолет-то он сел, но из него не вышел.
      Полтергейст, блин. Главное, самолет, что в наши дни большая редкость, согласитесь, долетел нормально, а вот Тюфяков не долетел. Аскольд Варлаамович заплатил бешеные бабки, чтобы выяснить на чем улетел этот лох, это… Дальше эпитеты носили нецензурный характер и мы решили опустить их, чтобы не смущать читателя. Что с ним стало дальше, было неизвестно. Это был спецрейс, все материалы носили гриф «секретно» и были спрятаны в архивах, близких к ФСБ. Тут уж деньги были бессильны, а связями на таком уровне Бенедиктов не обладал. Они находились в компетенции только Аркадия Виссарионовича. Самое ужасное было в другом, почему-то напрочь отсутствовал сигнал маячка — что-то разладилось в хитром механизме, который должен был улавливать сигналы из чемоданчика. Где сейчас может быть Тюфяков, Бенедиктов даже не догадывался. Его, правда, заверили, что коробочку можно починить. Для этого необходимо достать кое-какие механизмы, но на это нужно было время. А времени у Бенедиктова не было.
      Попрощавшись поутру с семьей, любовницей, составив завещание, Бенедиктов поехал к Хрюкину сообщать о пропаже Тюфякова, а главное, заветного чемоданчика с камушками. Что случилось дальше, вы уже в курсе.
      Хрюкин в первую минуту не понял, в чем, собственно, дело, при чем тут какой-то Тюфяков, потому что Бенедиктов шептал что-то невнятное трясущимися губами. Но когда до него дошли масштабы случившегося…
      Хрюкин с некоторым садистским удовольствием метал в голову Бенедиктова тяжелые предметы. Тот делал слабые попытки уклониться от летящих снарядов, прикрывая голову руками и слегка пригибаясь. Оказывать активное сопротивление взбешенному главе «тропистов» он не решался. В конце-концов, тяжелых предметов в кабинете оставалось все меньше и меньше, господин Хрюкин (или его дизайнер) был сторонником примитивизма в интерьере. Бенедиктов мысленно вознес хвалу Господу за того мудрого неизвестного художника, который заботливо освобождал от лишних вещей кабинеты заказчиков.
      Бенедиктов уже почти не боялся. Самое страшное произошло, он поставил шефа в известность о случившемся, сейчас нужно было переждать бурю. Что в конце-концов и случилось. Гнев Аркадия утих, силы иссякли. Он устало присел в кресло, вытер широкое потное лицо белоснежным платком со своими инициалами, достал трубку, набил ее табаком и закурил. Бенедиктов наблюдал за этими манипуляциями не шелохнувшись, молча. Он знал Хрюкина еще в те времена, когда тот был не господином, а просто уркой по кличке Хрюк. Только тогда он не кидался тяжелыми предметами, а бил морду или просто шмалял из «макарова». Но и тогда Хрюк быстро остывал, закуривал «Приму», приходил в себя. Главное, дождаться этого момента, оставаясь в живых. А Бенедиктов обладал известным терпением и жизнелюбием, а что еще остается кормильцу нескольких бывших и нынешних жен и любовниц, пары-тройки законных и незаконных детей? Только терпеть.