Скромных возможностей ущелья едва ли хватит, чтобы прокормить огромные стада дольше двух-трех дней. Потом, кровь из носа, но его армии нужно двигаться дальше. Или она останется без скакунов, возков и белорунных живых консервов.
– Чабык! – окликнул своего верного помощника ведун. – Вели развести два костра на берегу, посередине между излучинами. Начнем искать оттуда.
Свою юрту он обнаружил без особого труда: нукеры рода ворона поставили ее, как всегда, в центре лагеря и сложили по сторонам от входа два очага – они верили, что таким образом хранят Приносящего добычу от опасностей. Ведь огонь очищает незнакомого гостя, входящего в дом, от прилепившихся демонов, болезней и злых мыслей. Проверить гипотезу не удалось ни разу: за последние месяцы ни один незнакомец в юрту ведуна не вошел. На ходу расстегивая пояс, Олег откинул полог, шагнул в полумрак походного дома и… И замер, остолбенев от невиданного зрелища.
– А я маленькая га-адость, а я маленькая гнусь, я поганками нае-елась и на пакости стремлюсь! – жизнерадостно пела обнаженная снизу Роксалана, приплясывая вокруг слабо горящего в центре костерка и старательно извиваясь.
Следом за ней, ухватив девицу за пояс, подпрыгивала в стиле «летка-енька» страшная как смерть, патлатая шаманка. В этот раз она оказалась без малахая, а потому были хорошо видны ее впалые коричневые морщинистые щеки, черные круги под глазами, приклеенные на лоб желтые кариозные клыки и тощая цыплячья шея. Прочее тело скрывалось под бесформенным чапаном, из-под подола которого то и дело выглядывали грязные обмотки.
Сзади не отставали обе малышки-невольницы. На плечах у обеих лежали овчины, в руках первой был посох, которым она стучала по полу, вторая ритмично била в бубен. Точнее – бубном. Себе по голове.
– Что здесь… – растерянно сглотнул ведун. – …происходит?
– Алеська, – перестав петь и прыгать, счастливо осклабилась воительница. – Вернулся мой дорогой-хороший-желанный…
Она одернула поддоспешник, подбежала и повисла у Олега на шее, орошая его лицо слезами. Ведун еле успел опустить полог, пока его спутницу еще кто-нибудь не увидел в таком виде.
– О великая Уманмее! – на тонкой ноте пропела шаманка, вскинув руки к дымовому отверстию. – Ты дала достойного слугу своей прорицательнице! Да пребудет с нами твоя милость и с тобою твоя мудрость!
Борд и Сноу остановились, однако продолжали в том же ритме стучать посохом и бить в бубен.
– Олежка, что я знаю!!! – Глаза Роксаланы вспыхнули дьявольским огнем, пальцы вцепились в ворот. – Я ведь пророчица! Ты колдун, а я пророчица! Мы созданы друг для друга!
Олег старательно принюхался к ее дыханию и ничего особенного не учуял.
– Что предсказать успела? – осторожно уточнил он. – Надеюсь, это было обеденное меню?
– Мню! – обрадовалась Роксалана. – Мня! Мне! Мною, мною, мною и тобою! Между нами стена, стена, между нами ночь, ночь!
Воительница отпустила его ворот и задвигалась, как в комиксе, застывая в различных смешных позах. Невольницы опять запрыгали вокруг огня, перестукиваясь посохом и бубном.
– Уманмее ниспослала ночь! – взвыла шаманка. – Таково слово пророчицы!
– Какая ночь, ненормальные?! Полдень на дворе! Кумыса, что ли, насосались? – прошел к северной стене Середин, стянул войлочный поддоспешник, рубаху. – Девчонки, воды умыться принесите. Что у нас на обед? Я с утра не жрамши.
– Да-да, мой хороший, – встрепенулась Роксалана.
Она кинулась к сундуку в изголовье их постели, двумя руками благоговейно подняла с него пятилитровый горшок, тут же опустила обратно, сняла крышку, сделала несколько больших глотков через край, закрыла, поднесла Олегу, но тут остановилась, подумала, отнесла назад, сняла крышку, подняла, повернулась к Середину, сделала пару глотков, вернула назад, на сундук, накрыла крышкой…
Ведун наблюдал за этими манипуляциями минуты полторы, потом решительно пересек юрту, сам снял крышку, принюхался к горячему вареву:
– Ух ты, супчик! Настоящий, грибной! Откуда вы…
И тут его осенило.
– Что-о?! Грибы?! Опять?! – Он метнул горшок в очаг, отчего Роксалана пронзительно взвыла, потом поймал шаманку за шкирку и точно отмеренным пинком выкинул за полог, невольниц же схватил за уши и столкнул лбами: – Я вам покажу поганки жрать! Где вы их набрали? Кто посмел?!
Он отобрал посох и бубен, кинул в костер – но попал в спину Роксаланы, склонившейся над разбитым горшком:
– Что ты… Как ты… Тварь! Урод! Вонючая обезьяна! Да я тебя! Я… А-а-а!!! – Она кинулась к постели, запрыгала по ней, нащупала меч, решительно рубанула воздух: – У-убью-у!
Девочки молниеносно прыснули за дверь – воительница же вперила взгляд в сверкающий клинок, потом приложила его ко лбу, блаженно застонала и уселась, покачиваясь вперед и назад, заунывно заныла:
– И этому козлу я отдала лучшие свои годы!
– Один! – на всякий случай уточнил ведун. – А если по календарю, то и вовсе месяц. Когда мы вернемся обратно, то попадем в ту же минуту, когда исчезли.
– Ты чего себе воображаешь, порождение московского подвала?! – подняла на него мутный взгляд девушка. – Ты думаешь, я тебя вспомню? Да на черта ты мне сдался? Если я с тобой и сплю, так только потому, что все остальные мужики сальные и вонючие. Здесь, в смысле. А одной спать холодно! Поэтому, если ты на посторонних баб заглядываться начнешь, я тебе кишки быстро на весло намотаю. Ты мой, и точка! Папе расскажу, он тебя велит прихлопнуть…
Роксалана расплылась в счастливой улыбке. Середин попытался вникнуть в смысл ее речи… И не смог.
– Повтори, пожалуйста, – попросил он.
– Уманмее ниспослала ночь! – многозначительно сообщила воительница и спрятала меч за спину. – Иди сюда, милый, я так по тебе соскучилась.
– Ты уверена? – поднял брови ведун.
– Не бойся, песик, я больше не сержусь… – Она откинулась назад, соблазнительно выгнулась дугой и замерла. До Олега донеслось ровное спокойное дыхание.
Во избежание неприятностей ведун забрал у спящей спутницы оружие, спрятал под постель у стены, накрыл девушку краем подстилки, зачесал в затылке:
– Где же они грибов найти ухитрились? В горах, что ли, набрали? Шаманка, зараза! Она и в первый раз на грибах ворожила…
Олег снова опоясался, вышел на свет – но Урга куда-то скрылась. Зато Борд и Сноу, укрывшись овчинами, спали под коновязью. Олег их трогать не стал – он помнил, что после опьянения поганками человек надолго превращается в бесчувственное бревно.
– С обедом на сегодня ясно, – сделал вывод он. – Убью каргу старую! Все грибы в лесу сожрать заставлю!
И заставил бы – но поиски вокруг юрты результата не дали. Шаманка, видимо, тоже уже спала после грибного угара, но смогла найти достаточно незаметную и безопасную нору. Олег сплюнул и отправился к реке.
Нукеры Чабыка оказались ребятами спорыми и дисциплинированными – они уже складывали охапки хвороста у заснеженной скалы, ограждающей ущелье слева. У небольшой кучи щепы один из кочевников громко клацал кресалом. Место было выбрано верно – на излучине шагах в двухстах выше по течению вода вымывала омут под скалами, на таком же расстоянии справа осыпавшийся песчаный берег доказывал, что на той стороне имеется омут не хуже. Если где и мог образоваться брод, то только здесь, на прямом участке. Разгоряченный случившимся, ведун кинул на мелкую обледенелую гальку оружие, стянул сапоги, штаны и полез в воду.
В первый миг ему показалось, что в икры вцепились зубами с десяток пираний. Олег даже глянул вниз – водичка в ответ весело и дружелюбно зажурчала, прокатываясь над ступнями прозрачными вихрями. Середин сделал шаг, еще, еще, подпуская «пираний» к коленям. Перевел дух и прошел еще немного. Стало легче: ноги онемели и потеряли чувствительность. Он оглянулся, понял, что не преодолел и четверти пути, зашагал дальше… Внезапно опора исчезла, Олег опрокинулся, ухнулся с головой, но тут же вынырнул и торопливыми саженками проплыл несколько метров. Ощутив кончиками пальцев песок, он встал на четвереньки, пробежал немного так, потом выпрямился во весь рост и выскочил на противоположный берег.
В лагере разгорался шум, десятки воинов бежали к реке, что-то крича и размахивая руками. Олег тоже несколько раз взмахнул руками, разгоняя кровь и, не оставляя себе времени на колебания, решительно вошел обратно в воду: остаться здесь голым и мокрым под квелым весенним солнцем было равносильно самоубийству. Два десятка шагов, несколько гребков саженками, еще два десятка шагов – и он, рассыпая брызги, выбрался к кочевникам.
– Хворост, хворост на дрова кидайте! – уже распоряжался здесь верный Чабык. – Что же ты, посланник?! Ни упредил, ни обмазался. На, выпей скорее!
– В-водка? – стуча зубами, с надеждой спросил ведун – хотя и знал, что до изобретения живительного напитка оставалось еще не меньше пяти веков.
Кочевник вопроса не понял и просто сунул ему в руки пиалу:
– Пей!
Это оказался бульон – густой, как сметана, и горячий, как расплавленное олово. После первых же глотков от живота по всему телу ощутимо поструилось приятное тепло.
– К-клас-с-с-сно… – передернуло ведуна. – Прямо к-к-конь… К-конь… К-конь?.. Л-л-лучше «С-столичной». Ч-чем ты м-меня м-м-мажешь?
– Бараний жир с горчицей.
Щедро зачерпывая снадобье из туеска, кочевник растер коричневой мазью ноги Середина, потом занялся спиной и животом.
В кострах заполыхал хворост, перед Олегом и за его спиной выросла жаркая стена огня, отчего холод мигом отступил.
– Если хочешь запечь меня с хрустящей корочкой, жир с горчицей – самое то! – довольно щурясь, уже вполне связно сказал ведун. – И поливать сверху с половника каждые четверть часа.
– Я мыслил, ты у водяных речных помощи попросишь, – признался Чабык. – Ты же колдун! Наше болото от навок-нежити избавил, с духами ручья договорился. Нечто здесь не мог?
– Нет в этой реке нежити, – поморщился Середин. – Колдуну здешнему Раджафу пророчество было, что сын русалки его власти лишит. Вот он всех речных обитателей чародейством и извел.
– Слыхали? – Закрыв коробку с мазью, Чабык обвел собравшихся воинов тяжелым взглядом. – Нет здесь нежити. Никто не утянет, не защекочет, не схватит. Посланник предков сам не постыдился в воду пойти, а они лишь зенками стреляют! От каждого рода чтобы по два нукера немедля явилось! Прощупать дно от сих и до той излучины!
– Пожалуй, я еще раз тут дно проверю, – решил Олег. – А то и вправду цыпленком-гриль сейчас стану. Место тут в принципе удобное. Песок, пологий спуск, воды чуть выше колена. Но по самой стремнине яма идет – меня скрывает. Если ее обойти, переправимся легко.
– Ты токмо место укажи, – положил ему руку на плечо воин, удерживая между кострами. – Не дело голове воинства самому по ямам лазить.
– Здесь она, где я в реку входил, – тыкнул пальцем ведун. – Нужно как-то ее края пометить, чтобы по несколько раз не натыкаться.
Уже через полчаса стало ясно, что помечать нечего – вымоина на стремнине тянулась по всей длине реки, от омута до омута.
– Видать, и вправду мост делать придется, – смирился Чабык. – Али дорогу к поселку проложить попробуем? Коли места окрестные разведать, может, и найдется ровный проход среди камней. А деревья повалим, дело привычное. Коли понадобится, так и камни раскидать можно.
Олег, уступивший место между кострами замерзшим после купания нукерам, вскинул голову:
– Точно! Ты мудрейший из воинов, Чабык!
– Нечто я тайну неведомую открыл? – удивился кочевник. – Порубить, расчистить – завсегда так делаем.
– Смотри туда! – тыкнул пальцем в обледенелые завалы камней ведун. – А теперь сюда. – Он указал на реку. – Ширина ямы шагов пять, глубина в полторы сажени. Да и не надо нам ее до поверхности засыпать, на сажень хватит. Носить недалеко, до вечера завалить успеем. Вот и будет у нас брод.
– На камнях лошади ноги переломают, – засомневался воин.
– Крупные валуны – вниз, мелкие камушки и гальку из корзин – сверху.
– Я преклоняюсь пред твоей мудростью, посланник предков, – приложил руку к груди. – Ты не устаешь удивлять меня…
– Достаточно, – перебил его Середин. – Я не красна девка – от восхвалений млеть. Назначай людей на работу. Время дорого.
Завалить русло на стремнине было вроде бы делом несложным – но Сакмара оказалась не так проста и тут же начала подмывать переправу, унося песок с обеих сторон каменного завала. Поэтому Чабык приказал сразу гнать обоз на другой берег и, несмотря на ночь, сворачивать юрты. Пока часть нукеров скатывали войлок, остальные одного за другим на плечах переносили баранов – для них брод оказался слишком глубоким. Уже на рассвете на южный берег, глубоко проваливаясь в прибрежные канавы, перекатились арбы с походными домами и тремя бесчувственными телами: Роксаланы и юных невольниц. Шаманка не нашлась – чему Олег был только рад.
Дабы не ломиться через лес, колонна сопровождавших обоз кочевников прошла до брода перед уже обследованным поселком по кромке воды – благо пологий берег позволял – и свернула на хорошо заметную проселочную дорогу. Здесь путники остановились на привал – и Олега отыскала его полуголая спутница, отчаянно одергивавшая поддоспешник, словно надеялась вытянуть его до колен.
– Ты с ума сошел, придурок?! – громким шепотом зашипела Роксалана ему в ухо. – Ты чего меня в таком виде в телеге повез? Где одежда?
– Это не я тебя повез, – усмехнулся ведун. – Это ты в таком виде вырубилась. Меньше нужно поганки жрать, коли не хочешь глупо выглядеть.
– А это не твое собачье дело, что я жру, – присела рядом девушка, одергивая края войлочной куртки до земли. – Ты мне не муж, не брат и не визажист. Одежда где, спрашиваю?
– Я тебе не муж, не брат и не визажист, чтоб за твоим тряпьем следить. – Середин невозмутимо продолжил жевать холодную баранину. – Как юрту складывали, в общую кошму свернули. Походи, нукеров поспрашивай.
– Вот и пойду! – пообещала Роксалана. – Но ты, имей в виду, ко мне чтобы больше и близко не подходил! Я себе мужика получше найду, антифриз разбавленный. Молодого и не трусливого.
– Попутного ветра, – пожал плечами Середин. – Наркоманки ныне в большом почете.
– Думаешь, не найду? – вспыхнула директор по продвижению и маркетинговому обеспечению фирмы «Роксойлделети». – Да как два пальца на телефон! – Она вскочила, повела плечами, прошлась до соседнего возка, поманила пальцем широкоскулого паренька с рыжеватым пушком на верхней губе: – Эй, служивый, познакомиться поближе не желаешь?
Нукер покосился на Олега, подобрал с земли бурдюк, сунул недоеденное мясо в рот, поднялся и отошел за возок. Его жизненный опыт подсказывал, что он рискует познакомиться ближе не с женщиной Приносящего добычу, а с его мечом. В кочевьях никогда не существовало ничейных девушек. И уж тем более – свободных. А посягая на чужое имущество, всегда рискуешь напороться на клинок хозяина.
– Во дурак… – хмыкнула девушка, огляделась и двинулась к четырем воинам постарше, сидевшим дальше.
Однако и эти кочевники решили, что «близко знакомиться» со спутницей посланника предков так же полезно, как гладить голодную гремучую змею, и сделали вид, что вспомнили про важные дела еще до того, как Роксалана успела к ним приблизиться. Девушка презрительно выдохнула вслед:
– Трусы!
Между тем ближайшие нукеры, заметив размолвку главы войска и его спутницы, предпочли отступить подальше, не дожидаясь продолжения. Оно и понятно: колдун и воительница поссорятся-помирятся, а обида на вмешавшихся в свару останется. И вскоре наверняка аукнется. Если посланник предков нежить в проклятом болоте истребил – нечто он и для человека надежной порчи не найдет?
– Ну ты и гад! – правильно все поняв, вернулась к ведуну девушка. – Гендерный шовинист! Я это тебе припомню!
– Есть будешь? – улыбнулся Середин. – Хватит кипятиться, лопнешь.
– Доволен, да? Доволен? – У Роксаланы от злости заиграли крылья носа. – Твое счастье, что у меня меча с собой нет.
– Ты хочешь, чтобы тебя закололи на моей тризне и отправили в мир мертвых в общем кургане? – с наивным видом поинтересовался ведун. – И сложили красивую легенду, как супруги жили мало и шумно, зато умерли в один день.
– И не мечтай! – чуть не проткнула его пальцем девушка. – Я тебя… Я тебе… Погоди, вернемся домой…
– И не забудь, – отер руки о траву ведун, – что только я знаю, как нам с тобой вернуться обратно в будущее.
– Чмо невоспитанное!
– Ну нету здесь салфеток! – возмутился подобному упреку Олег. – И крана с мылом и полотенцами!
– И этот фоллинг-тренд блоб-фиша
еще набивается мне в мужья! – вскинула глаза к небу девушка. – Уж лучше бы я наелась мухоморов.
– Еще успеешь, – пообещал ведун, нутром почуявший, что услышал не комплимент. – Если все пойдет хорошо, до осени мы успеем расстаться.
– Ты повесишься? – радостно поинтересовалась Роксалана.
– Повесится твой папа, – не удержавшись, огрызнулся Олег, – когда снова увидит тебя дома. Я думаю, пока кочевники меняют у каимовцев свою добычу на железо и безделушки, мы вполне можем купить лодку и уйти вниз по реке. До Каспия добраться не трудно, течение само донесет. А возле устья Волги попытаемся на купеческую ладью напроситься. Здесь все рядом, за три-четыре месяца до Мурома доберемся.
– Подожди, – напряглась девушка. – Тут же почти треть обоза – наша доля! Как мы ее получим, если во время консультаций уплывем?
– Каких консультаций? – не понял собеседницу Середин.
– Переговоров о продаже добычи! – повысила голос Роксалана.
– А-а, – хмыкнул Олег. – Вообще-то по-русски это называется торгом.
– Да хоть «первичное размещение»! – рыкнула девушка и прошлась перед ним из стороны в сторону. Про свой забавный внешний вид она явно забыла. – Как мы получим нашу долю, если уплывем?
– Ох, на колу висит мочало, – выдохнул ведун. – Ты что, не понимаешь? Мы не на лифте домой поедем, нас заклинание перенесет. Так что никакого добра мы с собой не унесем, не получится. Только одежда да то, что в руках и в карманах.
– Я согласна положить в карманы пару кило золота, – кивнула девушка.
– А золота не будет, милая, – приторно улыбнулся ей Середин. – Не в ходу здесь такая валюта. Каимовцы для оплаты стеклярус предпочитают, как древние египтяне. Помнишь, как саксы у дикарей золото на бусы выменивали? Ну вот, теперь, кроме бус, туземцы ничем не платят.
– Как же эти?.. – многозначительно повела пальцем вокруг девушка.
– Здесь куча металлургических плавилен и мастерских. Мечи, ножи, топоры, копья кочевники с руками оторвут, за них можешь не беспокоиться. Останутся довольны. А вот нам под шумок хорошо бы исчезнуть. А то я нынче вроде талисмана. «Приносящий добычу». – Олег покачал головой. – Так просто не отпустят.
– Давай тоже мечей и топоров в обмен возьмем? – Понизив голос, Роксалана оглянулась по сторонам, опустилась на колени, одернула поддоспешник, взяла из горшка перед ведуном поблескивающий жиром кусок мяса, брезгливо стерла белые крупинки пальцем. – Я помню, железо тогда ходовым товаром считалось. Погрузим в лодку, отвезем в Муром, там за золото и продадим.
– Ты видела, сколько народу увязалось меня домой «провожать»? Думаешь, им просто скучно дома? Думаешь, они так просто смотреть станут, как я в лодку сажусь, и ручкой с берега помашут? Они хотят новой войны и новой добычи! Но я новой крови больше не допущу. После того, как нукеры, что ходили с нами в Булгарию, смогут обменять свою добычу на что-то реально ценное, моя совесть будет чиста. И я испаряюсь, понятно? Хочешь – со мной плыви, хочешь – в этом веке оставайся, уговаривать не стану.
– Но это и моя добыча! – возмущенно выкрикнула Роксалана во весь голос. – Я за нее кровь проливала!
– Можешь намазать ее на хлеб и засунуть себе за пазуху, – сухо ответил ведун. – Но как только начнется торг, я исчезну. Увязаться за собой никому не позволю. На Руси лишние разбойники не нужны, пусть булгар грабят. В русском порубежье от этого только спокойней будет.
– Ты хоть понимаешь, сколько все это стоит, – округлила глаза девушка. – Там ковры, меха, китайский фарфор, арабская чеканка. Даже в наше время это… Это… А здесь… Я тебе клянусь, пару кило золота мы всяко должны получить!
– Тебе что, папа мало баксов на шпильки отсыпает? – вскинул брови Середин. – Просто домой вернуться не хочешь?
– Хочу, – кивнула воительница. – Но… Но это же наше?! Меня из-за этого пять раз чуть не убили! Меня на пику поднимали и горло перерезать пытались!
– Кто тебя в драку-то гнал? Сидела бы тихо в обозе и не беспокоилась.
– Сам ты импотент! – моментально вспыхнула единственная феминистка современной планеты и зашарила на поясе в поисках меча. – Скажешь, место женщины – на кухне у плиты?! Что мужики воюют, а бабы только ноги должны перед победителем расставлять?!
– К плите на кухне еще попасть надо, – тяжело вздохнул Олег. – В общем, решай сама, со мной или с награбленным останешься. Дней пять у тебя еще есть.
– Я тебе это еще припомню, самодовольный бурдюк! – прошипела девушка. – Сам всю жизнь на кухне сидеть будешь!
– Думай, – повторил Середин. – Одежда твоя, кстати, в каком-то из наших сундуков, вместе с шамшером. Я его запер, меч из плоти горного демона без присмотра оставлять нельзя. Все-таки опасная колдовская штука. Но где сами сундуки, не знаю. Юрту складывал не я.
– Мог бы и поинтересоваться, раз так важно… – уже без прежнего ожесточения ответила Роксалана, выковыривая из горшка сразу два куска. – Ты Ургу не видел?
– Увижу – шею сверну, – искренне пообещал Олег. – И чучело поганками набью – потомкам в назидание.
– Торг-то скоро начнется?
– Надеюсь, дня через три…
Олег ошибся, причем довольно здорово – обоз полз к первому приграничному поселению девять дней. На его памяти, в первом походе он одолел это расстояние за два дня. Но то было верхом, летом, на сытых, отдохнувших конях. Ныне скакуны уже вымотались, они тянулись губами к каждой травинке, с наслаждением обгладывали веточки с молодыми почками. Впрочем, лошади еще ладно – они могли совершать стремительные переходы, после чего по несколько часов отдыхать. Но вот отары… Бараны проходили пять-десять верст – и принимались разгребать крупянистый, перемерзлый и оплывший наст, добираясь до травы. А огромный обоз останавливался, тысячи воинов послушно замирали рядом, расседлывали скакунов, распрягали меринов, разводили костры. Кочевники никуда не торопились. Скот воспринимался ими как высшая ценность, время – как второстепенная. Лучше потерять лишний месяц в пути, нежели оставить отару голодной.
Когда за очередной березовой опушкой показались высокие стены города, Олег уже устал ждать и даже не удосужился пришпорить коня. Вместе с вяло бредущими сотнями он доехал до чистого предполья, на котором не только сошел снег, но уже и зазеленела низкая, густая, как кошачья шерсть, трава.
Кочевники спешились от твердыни на почтительном расстоянии, расседлывая коней, складывая потники и упряжь вокруг будущих костров, уводя скакунов к ручью на водопой. И только Олег повернул коня к селению, названия которого за давностью лет уже и не помнил. То ли Кива, то ли Ламь. Или Туеслов? Хотя нет, Туеслов был разорен начисто.
На первый взгляд, здесь все выглядело, как раньше: насыпанный по правильной окружности земляной вал, частокол поверху, к нему из недр рукотворного холма тянулись сизые дымки. За частоколом маячили фигурки защитников: темные одежды, блестящие шлемы, выглядывающие поверх тына длинные и широкие наконечники копий, больше похожих на ассагаи.
– Ты почто, посланник? – осадил рядом коня Чабык. – Стрелу ж пустить могут!
– Вспомнил, – повернул к нему лицо Олег. – Вспомнил, это Кива. В прошлый раз я взял ее без боя. Правда, никакого частокола тогда на стене не было.
Он тронул коня, медленно объезжая город, подобно кружащей вокруг добычи акуле. Защитники, сталкиваясь и переругиваясь, топали следом по свою сторону стены.
– Лучники, посланник. – Кочевник заехал с другой стороны, закрывая главу войска своим телом. – Они могут выстрелить! Ты слишком близко.
– Где ты видишь лучников, друг мой? – пожал плечами Середин. – Лично я даже копейщика ни одного не замечаю. Эта деревенщина держит копья, словно вилы, и бегает следом, как дворовая собачья стая. Разве опытный воин станет строить оборону таким образом?
Чабык натянул поводья и тоже повернулся к Киве, ладонью прикрыв глаза от солнца. Хмыкнул:
– Прости, посланник, но мне мерещится, что там среди воинов бабы!
– И они с оружием, – кивнул Олег. – А иные защитники ноги переставляют со скоростью подагриков.
– Как такое может быть, посланник предков? – удивился кочевник.
– Может, – скривился ведун. – Если здесь случилось то же, что и на левом берегу.
– Что?
– Это еще нужно узнать… – Середин скинул шапку, направил скакуна к самой стене и привстал на стременах: – Слушайте меня, жители Кивы! Слушайте и смотрите! Я тот, кто два года тому взял этот город именем мудрого Аркаима! Смотрите внимательно, жители Кивы, вы все должны меня помнить. Я тот, кто взял город именем Аркаима. Тот, кто обещал городу покой и безопасность, если он не станет сопротивляться. Вы должны помнить, что я сдержал слово! Слушайте меня и не говорите, что не слышали! Я хочу, чтобы вы вновь открыли мне ворота и склонили головы! За смирение я вновь обещаю вам покой и безопасность! Даю вам времени до утра, жители Кивы. С рассветом вы должны сдать город. Если мне придется послать на стены воинов, я уже не стану их останавливать.
Он тряхнул головой, нахлобучил шапку и неспешной трусцой отправился к лагерю.
– Мыслишь, откроют? – скакал стремя к стремени Чабык. – Стены у них, вон, высокие, нас заметили издалека. Могли вестников к родичам за помощью послать.
– В прошлый раз я их не обманул, – пожал плечами Середин. – Так какого рожна им кровь свою лить, коли можно выкупом отделаться? Нас сотни, их всего несколько десятков. Погибнут все. Ты вот что… Давай расположимся по эту сторону лагеря, пусть нас со стен видят. Как бы не побоялись через весь лагерь идти. И вели поставить юрты. Для солидности.
– Прости за дерзость, посланник… Но ведь ты хотел торговать на здешних землях, а не воевать с ними?
– Воевать и не придется, – уверенно пообещал ведун. – Не то соотношение сил. Торговать тоже не с кем. Полсотни ремесленников товара в обмен на наш обоз не наберут. Просто мне очень хочется осмотреть город. Изнутри. Больно непонятно он теперь выглядит. Торгуют же горожане за стенами. Даже со своими. В общем, проще его покорить. Опять же крыша будет над головой для тех, кому юрт не хватает, и место надежное, куда товар до времени удобно схоронить. Разве плохо?
Возможно, у Чабыка было другое мнение – но спорить с Приносящим добычу он не стал, а молча послал своего коня вперед.
Когда кочевники уже прочно обосновались в поле перед городом, подкрепились после недолгого перехода и развалились по кошмам и потникам, греясь на вечернем солнышке и ожидая нового дня, по склону города неуклюже заковылял какой-то бородач в белой рубахе, босой и ничем не опоясанный. Даже спустившись на ровную землю и шагая по гладкой тропинке, посланец Кивы приволакивал обе ноги и страдал такой одышкой, что слышно ее было за сто шагов. У Олега возникло чувство, что он провалился на несколько лет назад – так походил этот жалкий, старый и больной посланец на предыдущего.
Правда, груши и цветка у этого не оказалось – их заменяли слегка лежалые яблоки и ивовая ветвь с проклюнувшимися листиками.
– Милости просим, чужеземцы, – подойдя к путникам, упал на колени старик и стукнулся лбом в землю. – Мы люди мирные, вражды ни к кому не питаем, ссор ни с кем не имеем. Не карайте мечом невинные головы, не проливайте напрасной крови. Коли нужда вам от нас в чем имеется, то мы ее и так восполним. Коли вам опять нужны наши мертвые, мы отдадим их со смирением. Коли обиду какую учинили, так виру выплатим. Не чините напрасного зла, чужеземцы, и боги осенят вас своею милостью.
Кивец, не вставая, разогнул спину, протянул свои подношения. Олег забрал яблоки и ветку, передал их Роксалане, приложил ладонь к груди:
– Будьте спокойны, жители Кивы. Мы не причиним вреда ни вам, ни вашему городу. Порукой тому мое слово. Мы хотим получить лишь кров, отдых и немного еды. Походная пища утомила нас однообразием. Откройте завтра на рассвете свои двери и ничего не бойтесь. Ступай, старик, и успокой своих земляков. Война не войдет в ваши жилища.
Посланец, не вставая с колен, отполз на десяток шагов, поднялся, отступил еще немного, снова поклонился и побрел к городу.
– Дозволь, Приносящий добычу, я пошлю дозор на ту сторону, – кашлянул Чабык. – Как бы ночью в темноте они не разбежались.
– Не нужно, – отмахнулся ведун. – Если останавливать силой, прольется кровь. Я не хочу напрасных смертей. Когда без этого можно обойтись, не станем приумножать число страданий.
– Ты просто Спиноза, Олежка, – хмыкнула Роксалана и потерла яблоко о нагрудный доспех. – С этим чего делать?
– Можешь съесть, можешь девочкам… – Последние слова ведуна заглушил смачный хруст.
– Сладкое!
– Беглецы могут унести самое ценное, – опять вернулся к своему предложению воин.
– Пусть несут, – легко согласился Середин. – Пусть недовольные бегут, Чабык. А то запрутся где-нибудь, начнут обороняться, устроят пожар… Зачем нам это нужно? Коли бедняки спрячут в кустах несколько старых мисок, от нас не убудет. Целый и невредимый город всяко дороже.
– Зачем тебе город, посланник? – с искренним недоумением истинного кочевника удивился Чабык. – Земли всех наших родов в твоем распоряжении, ставь свою юрту где пожелаешь, выпускай свои стада, выбирай себе жен, расти детей.