Реально ли это? Черт его знает. Факт, что западные бизнесмены проявляют интерес к сырьевым ресурсам СССР. Факт, что законом разрешаются инвестиции только в рублях. Ян Тольц прав: спрос и предложение обязательно сойдутся вопреки всем запретам. А скрепы, сковывающие предпринимательскую инициативу, слабели с каждым днем, возникали десятки коммерческих банков, через них шли потоки шальных, вырвавшихся из подполья денег, размывающих государственные устои, как мутный весенний паводок размывает одряхлевшую дамбу. То, что было совершенно невозможно вчера, сегодня становилось обычным. Никто не знал, сколько это продлится и чем закончится. Знали другое: кто не успел, тот опоздал.

«Куй железо, пока Горбачев».

Следующий месяц Герман провел в поисках партнера, имеющего валюту. Предложений было множество, на первый взгляд — очень серьезных. Несколько раз Герман готов был вложить в дело два трудно заработанных кооперативом «Континент» миллиона. Но срабатывала врожденная и благоприобретенная осторожность. Стоило копнуть глубже, как выяснялось, что на счету солидного СП копейки, зарегистрировано оно по потерянным или украденным паспортам, а часто и офис с евроремонтом и дорогой современной мебелью был арендован на время. Как только набиралась приличная сумма, СП бесследно исчезало. Герман иногда поражался, какими падкими на халяву оказываются предприниматели, люди очень даже неглупые, умеющие зарабатывать деньги реальным делом, многие в прошлом — цеховики, которых советская власть травила, как бешеных собак, и вроде бы приучила к звериной осторожности и недоверчивости. А вот поди ж ты

— как последние лохи покупались на мифические миллионы, распалявшие воображение своей доступностью.

Герман очень хорошо понимал охватывавшую их ярость. Невозможно было смириться с тем, что их кинули. Обращаться в милицию было бесполезно. Даже если уголовное дело о мошенничестве возбуждалось, оно так и оседало в архивах. Поэтому шли к другим людям — таким, как Хват. Теневая экономика порождала теневую юстицию со своими органами сыска, дознания, скорого суда и немедленного исполнения приговоров. Такса за выбивание долга была пятьдесят процентов. Платили. Если денег уже не было, должник исчезал, появилось даже выражение «закатать в асфальт». Платили и за это. Дело было не только в деньгах, но и в деловой репутации. Серьезные люди никогда не будут иметь дело с лохом. Подпольное правосудие работало с четкостью хорошо отлаженного механизма. Герман и его коллеги по УБХСС ощущали себя кустарями-одиночками в захудалой мастерской рядом с современным заводом.

Герман махнул уж было рукой на идею с валютой, но неожиданно позвонил Тольц:

— Вы еще не утратили интерес к теме?

— Нет, — ответил Герман и уточнил: — Почти нет.

— Подъезжайте, поговорим. Мою визитку не потеряли? Там есть адрес.

Офис кооператива «Балчуг» был на Краснопресненской набережной в здании Центра международной торговли. Выглядело солидно, но Герман уже знал, что может скрываться за красивой вывеской. В Московской регистрационной палате ему дали справку: торгово-закупочный кооператив «Балчуг» существует с середины прошлого года, председатель Тольц, юридический адрес — ЦМТ, расчетный счет в Краснопресненском отделении Промстройбанка. Выяснить состояние счета оказалось труднее, но все-таки удалось. На счету «Балчуга» оказалось 124 рубля 36 копеек.

Все стало ясно, на встречу можно было не ехать, но Герман все же поехал. Тольц произвел на него очень приятное впечатление, как-то не хотелось зачислять его в мошенники, не имея для этого бесспорно убедительных оснований.

В отвечающей всем европейским стандартам приемной с окнами на Москву-реку и гостиницу «Украина» Германа встретила длинноногая блондинка, отвечающая всем мировым стандартам.

— Меня зовут Марина, — представилась она. — Господин Ермаков, тысяча извинений. Шеф задерживается на очень важном совещании, он уверен, что привезет вам хорошие новости. А пока, если не возражаете, наш коммерческий директор введет вас в курс дела.

Она наклонилась к интеркому:

— Жан, у нас гость.

На пороге одного из двух кабинетов, смежных с приемной, возник некто кряжистый, весь в черном. Черный кожаный пиджак из тонкой лайки с подвернутыми рукавами, открывающими мощные волосатые руки с золотым «Брегетом» на запястье и массивным, как гайка, золотым перстнем с печаткой на короткопалой руке. Распахнутая почти до пупа черная рубашка-апаш, толстая золотая цепь на бычьей шее. Из-под коротких черных волос на лоб наползал косой разбойничий шрам.

Это был Иван Кузнецов.

— Господин Ермаков, — представила ему Германа секретарша.

— Где ты видишь господина? Герка, байстрюк! — загремел Иван, заключая Германа в объятья, и от полноты чувств приподнял его и закружил по приемной.

— А я думаю, что это за Ермаков? А это ты! Рад тебя видеть, пацан!

Друзьями они, строго говоря, никогда не были, во время недолгой учебы на одном курсе МГУ относились друг к другу с уважительным доброжелательством, не более того. Но бурное дружелюбие Кузнецова было приятно Герману. Он и сам был рад встрече — так русский за границей в те времена искренне радовался земляку.

— Жан, поставьте гостя на место, — строго сказала Марина. — Вы сломаете ему ребра, а он нам нужен живым. Кофе? — обратилась она к Герману, вызволив его из медвежьих объятий Ивана и заботливо поправляя сбившийся галстук.

— В жопу твой кофе! — отмахнулся Кузнецов. — Мы в баре. Приедет Ян, скажешь, — распорядился он, увлекая Германа из офиса в один из валютных баров, сообщавших Центру международной торговли заграничность, редкую в тогдашней Москве.

Тольц приехал минут через сорок. За это время Герман и Кузнецов успели пропустить по два двойных «Джонни Уокера», потом Иван приказал бармену:

— Давай бутылку, забегаешься стопари таскать!

Герман был за рулем, к тому же предстоял серьезный деловой разговор, поэтому он подбавлял в стакан побольше льда, пил маленькими глотками. Иван презрительно отверг лед как западное извращение, опрокидывал по соточке, закусывая сигаретой, но при этом не пьянел, лишь темнел лицом и становился все дружелюбней и словоохотливей. О себе говорил со скукой, как о чем-то таком, о чем и говорить не стоит: женился на дочери крупного чина из Управления тыла Минобороны, развелся, проворачивал кое-какие дела с вояками

— в общем, крутился по мелочам, пока не сошелся с Яном. Едва речь зашла о Тольце, оживился:

— Грандиозный мужик! Я балдею. Ну, сам увидишь.

Из его рассказа следовало, что тридцать лет из своих пятидесяти пяти Тольц проработал в оборонном НИИ, защитил кандидатскую, дорос до начальника отдела и на этом застопорился по причине пятого пункта в анкете, не членства в партии и язвительных диссидентских разговоров, от которых не мог удержаться, хотя прекрасно знал, что о них сообщают кто надо кому надо. И сидеть бы ему на своих двухстах пятидесяти рублях до пенсии, если бы некоторое время назад, в связи с катастрофическим отставанием советской оборонки от Запада, институту не понадобились современные компьютеры. В Союзе их не делали, а те, что делали, никуда не годились. Выпускаемые в ГДР «Роботроны» были получше, но от западных образцов отставали на поколение. Закупить ПК в США или в Японии не было никакой возможности из-за эмбарго на поставки «империи зла» современной вычислительной техники. Директор НИИ вызвал Тольца и приказал в лепешку расшибиться, но купить десять компьютеров в частном секторе. Это было реально, компьютеры везли из-за границы кто только мог, выставляли в комиссионках. Но у НИИ был только «безнал», а в комиссионках требовали живые деньги.

Сориентировавшись, Тольц быстро зарегистрировал посреднический кооператив «Балчуг», обналичил институтский «безнал» через один из центров Научно-технического творчества молодежи, которые под крышей комсомола бурно занимались коммерческой деятельностью, купил компьютеры, по безналичному расчету продал их родному НИИ, а затем через тот же центр НТТМ превратил выручку в живые деньги. На этом пути стоимость компьютеров заметно выросла, за две недели Тольц заработал пятнадцать тысяч рублей — за эти деньги ему нужно было пахать пять лет. На следующий день он уволился из института и с юношеской отвагой пустился в плаванье по бурному финансовому морю.

— Гениальный мужик! — с восторгом повторил Кузнецов. — Ты даже не представляешь, какие авантюры он проворачивал! И что характерно — все законно! Слушай, что происходит? Ты понимаешь? Мне иногда кажется, что я сплю. Проснусь — и снова окажусь юрисконсультом в какой-нибудь пыльной конторе. На сто пятьдесят плюс двадцатка премии раз в квартал. У тебя не бывает такого чувства?

— Бывает, — с усмешкой кивнул Герман.

Иван плеснул виски в тяжелые хрустальные стаканы и чокнулся с Германом:

— За то, что мы вовремя родились!

— А знаешь, я не удивился, что ты так поднялся, — доверительно, с душевной разнеженностью продолжал он. — Сказать, почему? Когда мне сказали, что ты женился на Катерине… Кстати, как она?

— Нормально, — сдержанно ответил Герман, не любивший обсуждать свою семейную жизнь.

— Дети есть?

— Сын. Три года.

— Она работает?

— Работала у меня в кооперативе, сейчас нет. Весь дом на ней.

— Ругаетесь?

— Бывает. А у кого не бывает?

— Да ты не ершись, я же по-дружески. Я почему об этом заговорил? Когда я узнал о твоей женитьбе, сразу подумал: ну, попал Герман, попал, придется ему крутиться изо всех сил.

— Почему?

— Чтобы соответствовать, старина. Она из тех, кому нужно соответствовать. Мужик, который не соответствует, рядом с такими женщинами чувствует себя говном. Ты чувствуешь себя говном?

— Да вроде нет.

— Значит, соответствуешь. Поэтому я не удивился, что ты так круто поднялся. Давай за женщин, которые делают из нас мужчин!

В баре появилась Марина, подошла к столу и неодобрительно посмотрела на бутылку виски.

— Джентльмены, не пора ли вам заняться делами? Господин Ермаков, господин Тольц вас ждет. А это я, с вашего позволения, реквизирую.

Она взяла бутылку и направилась к выходу, грациозно покачивая бедрами.

— Ножки-то, а? — восхищенно заметил Кузнецов, провожая ее взглядом.

— Имеют быть, — согласился Герман, хотя, по его мнению, сексуальности в ней было не больше, чем в хорошо отретушированном рекламном снимке.

— А задик? Задик! Оценил?

— Есть и задик.

Иван тяжело вздохнул и заключил:

— Чтобы все это иметь, нужно хорошо работать. Ладно, пойдем займемся делами.

Тольц сидел в своем кабинете за пустым письменным столом и курил трубку. При виде Германа поднялся ему навстречу, молча пожал руку и обратился к Кузнецову:

— Вот так, Иван, должен выглядеть современный российский бизнесмен. Сколько вам лет, Герман?

— Двадцать семь.

— Вот, двадцать семь. Молодой, спортивный, строгий костюм, галстук от Бриони. От Бриони?

— Понятия не имею. Покупала жена.

— У нее прекрасный вкус. А ты, Иван, на кого похож? На бизнесмена? Нет, на бандита.

— Современный российский бизнесмен и должен быть похожим на бандита, иначе ему не выжить, — добродушно отозвался Кузнецов, разваливаясь в глубоком кожаном кресле.

— Прошу садиться, — предложил Герману Тольц и распорядился по интеркому: — Мариночка, меня нет, ни для кого. Еще раз извините, господин Ермаков, что заставил вас ждать. Причина, поверьте, уважительная. У меня были очень трудные переговоры с человеком, о котором вы, возможно, слышали.

— Он назвал фамилию руководителя крупного производственного объединения, входящего в систему «Росвооружения». — У них есть валюта, им нужны рубли для внутренних платежей. Конкретно — им нужно сто миллионов рублей. Трудность состояла в том, что они запросили по двадцать пять рублей за доллар. Мы сошлись на двадцати, и я считаю это большой удачей.

— На черном рынке доллар идет по пятнадцать, — напомнил Герман.

— Верно. Но по пятнадцать идет наличность, а мы говорим о безнале. Да и курс меняется каждый день. Когда дойдет до дела, доллар будет стоить те же двадцать рублей. Возможно, и больше. Угадываю вопрос: о каком деле идет речь. Объясняю. За сто миллионов рублей мы получим пять миллионов долларов. У нас есть надежный партнер, крупный фирмач из Индонезии, он обеспечит поставку через ФРГ сигарет «Кроун» на девятьсот тысяч долларов. Из Джакарты их везут лихтеровозами в Гамбург, оттуда фурами. На остальную валюту закупим в Сингапуре и Гонконге видеокассеты. Кассеты мы получим не дороже чем по два доллара. В комиссионках они уходят по девяносто рублей. Даже если мы сдадим их оптовикам по семьдесят, каждая кассета принесет по тридцать рублей. То есть, по полтора доллара. А вся операция, по самым грубым подсчетам, даст не меньше четырех миллионов долларов чистой прибыли. Два миллиона вам, два нам. Полагаю, это справедливо. Чему вы усмехаетесь, господин Ермаков?

— Герман. Просто Герман.

— Пусть так. Так чему же вы усмехаетесь?

— Все это похоже на анекдот, — объяснил Герман. — Еврей выдает дочь за арабского шейха. Дочь уговорил. Остановка за малым: уговорить шейха. Вы уверены, что у меня есть сто миллионов рублей? Спасибо за комплимент, но у меня их нет.

— Мы это знаем. На счету вашего кооператива чуть больше двух миллионов. Извините, но мы навели справки. Не сомневаюсь, что это сделали и вы. Не так ли?

— Сделал, — подтвердил Герман.

— И выяснили, что у нас на счету сто рублей?

— Сто двадцать четыре рубля тридцать шесть копеек.

— Да не может быть! — развеселился Тольц. — Иван, мы, оказывается, богаче, чем думали! На целых двадцать четыре рубля!

— На двадцать четыре рубля и тридцать шесть копеек, — поправил Кузнецов.

— Не понимаю, что вас так радует, — заметил Герман. — И не понимаю смысла наших переговоров. Вам следует поискать партнера побогаче, чем я. И более доверчивого. Со своими двумя миллионами я чувствовал себя довольно богатым человеком. Сейчас чувствую себя нищим. Так оно, наверное, и есть. Но эти два миллиона я заработал своим трудом. Вы уверены, что я вложу хоть рубль в ваше предприятие? Ошибаетесь, господин Тольц.

— Ян. Просто Ян, — поправил Тольц. — Не напоминайте мне о возрасте. Я не старый, я просто жил долго. Вы недооцениваете себя, Герман. На ваши два миллиона никто и не думает покушаться. Они как лежали на вашем счету, так и будут лежать. Не понимаете?

— Нет.

— Ценность вас как партнера не в деньгах. Что такое «Балчуг»? Обычный торгово-закупочный кооператив, каких тысячи. Что такое ваш «Континент»? Серьезное производственное предприятие. Стабильно работающее, быстро развивающееся. Солидное. С нами никто не будет иметь дела. С вами будут. Вы вкладываете в дело свою репутацию, мы — свои связи. Скажу больше: ваша кандидатура одобрена в «Росвооружении». После тщательной проверки, разумеется. Сыграла свою роль и ваша должность. Старший оперуполномоченный УБХСС — это звучит.

Герман возразил:

— Я уже месяц как не служу.

— Но ведь служили. Это хорошая характеристика. Они готовы иметь с вами дело. А мы с Иваном выступаем в роли ваших младших партнеров.

— Рисковый вы человек, Ян. А если я откажусь?

— Это будет означать, что я ничего не понимаю в людях. Но вы не откажетесь. Чем вы рискуете? Ничем. Ну что, по рукам?

— По рукам, — немного помедлив, кивнул Герман.

Кузнецов выбрался из кресла и распахнул дверь в приемную:

— Марина, отдай бутылку!

Легкость, с которой Герман согласился участвовать в предложенной Тольцем авантюре, объяснялась тем, что он действительно ничем не рисковал. Так ему казалось тогда. Денег как реальности он не ощущал, все это больше напоминало не дело, а захватывающую умственную игру, доставлявшую Герману истинное наслаждение. Участвуя в ней, он отдыхал душой и от недавних напряженных милицейских будней, и от кропотливого, часто тяготившего своей рутинностью руководства кооперативом «Континент».

Ян Тольц оказался азартным, по-мальчишески увлекающимся игроком. Он фонтанировал идеями. Но и деловые связи у него были серьезные. Герман убедился в этом, когда Ян под разработанное Германом технико-экономическое обоснование на развитие производственной базы кооператива «Континент», полную туфту, но выглядевшую на бумаге очень солидно, договорился о кредите в двадцать миллионов рублей с руководителем одного из центров НТТМ, с которым раньше имел дело. Остальные деньги собирали по мелким коммерческим банкам. В переговорах Герман присутствовал в роли представителя молодого российского бизнеса, главную партию вел Ян. Он мгновенно устанавливал контакт с новоявленными банкирами, в недавнем прошлом госчиновниками и директорами заводов. Герман был для них фигурой экзотической, вроде ананаса, а Тольц с его представительной внешностью, ироничной насмешливостью, говоривший на их языке, был своим, человеком их круга.

Довольно быстро был создан консорциум из пяти банков, достигнута договоренность о выделении кооперативу «Континент» кредита в восемьдесят миллионов рублей сроком на четыре месяца. Тольц рассчитывал получить кредит под гораздо меньший процент, но банкиры уперлись. Пришлось согласиться, хотя расчетная прибыль компаньонов уменьшилась до трех миллионовна долларов. Но и при этом цифра была совершенно фантастическая, нереальная. Так ее Герман воспринимал. Для него все это по-прежнему было игрой.

Возглавил консорциум президент «Дельта-банка» Костромин — властный, средних лет, с сухим желчным лицом, с холодным, постоянно настороженным взглядом. Такой взгляд бывает у много отсидевших зэков. Проверка по учетам Главного информационного центра МВД подтвердила предположение Германа. Костромин работал директором крупного горно-добывающего комбината на Кольском полуострове, получил двенадцать лет за многомиллионные приписки вскрышных работ. Позже срок скостили, но шесть лет Костромин все-таки отсидел. Понимал ли он, что разработанное Германом ТЭО и приложенные к нему трансфертные договоры полная липа? Не мог не понимать. Но почему-то это его не смущало. А вот этого не понимал Герман. С растущим изумлением наблюдал он за тем, как авантюра пускает ростки в реальную жизнь.

В результате вечерних, иногда затягивающихся далеко заполночь «мозговых атак» решилась и проблема конвертации рублей в доллары. Был разработан и успешно прошел юридическую экспертизу договор валютно-финансового залога. По условиям договора кооператив «Континент» предоставлял «Росвооружению» краткосрочный кредит в сто миллионов рублей под залог в пять миллионов долларов. В случае несвоевременного возвращения кредита (а его никто и не собирался возвращать) валюта становились законной собственностью кредитора. Что и требовалось доказать.

За день до срока, на который было намечено подписание договоров, Герман заехал на Петровку к Василию Николаевичу Демину, чтобы вытащить его в «Арагви» и по всем правилам обмыть свое увольнение из МВД, чего из-за занятости Демина раньше сделать не удалось. В сводке происшествий за сутки увидел знакомую фамилию — того самого чиновника из «Росвооружения», с которым предполагалось заключить сделку. Он был расстрелян неизвестными преступниками в подъезде своего дома.

Герман даже не расстроился: он с самого начала не верил в реальность затеи, что-то в этом роде непременно должно было произойти. Но на Тольца и Кузнецова известие произвело гнетущее впечатление. Все документы на столе, ставь подпись — и сто миллионов рублей на субсчету. Но как подписывать, если валюты нет и взять ее негде? Иван горячо убеждал: найдем валюту, вопрос дней. Тольц прореагировал сдержанно:

— Решать вам, Герман.

Решение нужно было принимать быстро. Решение было только одно: отказываться от кредита. Герман позвонил Костромину: по независящим от нас причинам сделка не состоится. Чтобы не пересказывать компаньонам содержания разговора, телефон он переключил на громкую связь. В ответ услышал:

— Это исключено. Межбанковское соглашение подписано, деньги аккумулированы, свою прибыль мы обсчитали. Вы возьмете кредит. Иначе вас ждут крупные неприятности. Настолько крупные, что я не уверен, что их можно назвать неприятностями. Я достаточно ясно выразился?

Громко зазвучали гудки отбоя.

Игра закончилась. Началась жизнь во всей ее жутковатой реальности. Ян прокомментировал:

— Это очень серьезно.

— Слово к делу не пришьешь, — возразилГерман

— Еще как пришьешь! — энергично вмешался Кузнецов. — Они найдут способ получить свое! Нужно брать кредит. На «Росвооружении» свет клином не сошелся. Я вам говорю: найдем валюту! Выкрутимся! Не из таких передряг выкручивались! Скажите, Ян! — Решаем не мы, решает Герман, — повторил Тольц.

И Герман решился. Трудно сказать, что больше на него подействовало: убежденность Ивана или стремление если не избежать, то отсрочить серьезную разборку с банкирами. А в том, что она будет очень серьезной, Герман не сомневался. Документы были подписаны, на счету кооператива «Континент» появились сто миллионов рублей, начались лихорадочные поиски валюты.

Валюты не было. Исчезли даже посредники, роившиеся вокруг кооператива «Континент», как навозные мухи. А счетчик стучал, словно таймер ждущей своего часа мины. Даже во сне Герман мучительно искал способы выйти из положения, рисовались фантасмагорические финансовые схемы, которые при пробуждении оказывались лишенными смысла. Катя не понимала, что с ним происходит, злилась. Герман отмалчивался. Не мог же он ей сказать, что благополучие их семьи висит на тоненьком волоске. И словно бы свалился с его плеч неподъемный, пригибающий к земле рюкзак, когда в конце попусту потраченной недели Иван Кузнецов торжествующе объявил:

— Нашел! Клиент готов подписать контракт. Хоть сегодня!

— Так звони, чего ты ждешь? — заорал Герман.

— Не спеши, — остановил его Иван, удобно разваливаясь в кресле. — Есть небольшое «но». Мы договорились, что твоя доля в деле пятьдесят процентов, ваша, Ян, тридцать пять, а моя пятнадцать.

— Ты согласился, — напомнил Тольц.

— Потому что трезво оценивал свои возможности. Сейчас ситуация изменилась. Я знаю, как. «Ноу-хау». Вы — не знаете. Это меняет дело, согласны?

— Сколько ты хочешь? — прямо спросил Герман.

— Не половину, нет. Хоть мог бы объявить и половину. Я хочу треть. Не больше, но и не меньше.

— И это характеризует тебя как порядочного человека, — усмехнулся Тольц. — Что скажете, Герман? Я не теряю почти ничего. Вы теряете полмиллиона долларов. Так что последнее слово за вами.

— Годится, — решительно кивнул Герман. — Звони и поехали!..

— Уважаемые дамы и господа! — прозвучал в самолетных динамиках голос бортпроводницы. — Наш полет проходит на высоте десять тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час. Температура воздуха за бортом минус пятьдесят шесть градусов. Расчетное время прибытия в аэропорт «Шереметьево-два» четырнадцать часов десять минут по московскому времени. Командир корабля и экипаж желают вам приятного полета!..