— А как же! — Светлана кокетливо склонила голову. — Вы с моим братом на мостках курили и меня к себе не пускали, вот я родителям и нажаловалась. Попало вам потом здорово. Егора Кондрашова помните?

— Ах вот оно что! — На самом деле ни саму женщину, ни ее брата Никотиныч вспомнить не мог — кивнул из вежливости. — Это сколько ж тебе лет тогда было?

— Шесть, наверное, — Светлана рассмеялась. — А за то, что нажаловалась на вас, вы меня в лодку посадили и по реке пустили. Ох и ревела я!.. Баба Варя сказала, вы телефоном интересуетесь.

— Неужели есть?

— Шутите! — махнула на него рукой Светлана. — И в администрации есть, и у зоотехника, и у фельдшера — уж два года, как мини-АТС поставили. В район можно позвонить, в область. У нас тут сплошная цивилизация.

— А дальше области нельзя? — осторожно поинтересовался Никотиныч.

— Куда хочете можно, — уверенно кивнула Светлана. — Прошлым летом голландцев привозили, так они к себе домой по трубочкам маленьким звонили. Сотовый телефон называется.

Никотиныч весело рассмеялся.

— Так то голландцы, Свет. У них зарплаты большие. — Он посерьезнел. — Нам обычную телефонную связь надо. Устойчивую. На несколько часов.

— А зачем вам? — спросила Светлана.

— Для работы, — уклончиво ответил Никотиныч. — Ну так что, сможем?

— Конечно, но только лучше ночью, когда линия свободна.

— Нам как раз ночью и надо. Светлана задумалась на мгновение.

— А как же с ключом быть? Я ведь его вам дать не могу — у меня там ценности на почте.

— А ты не давай. Можем вместе вечерком посидеть. Винца попьем, разговоры поразговариваем, — тут же нашелся Никотиныч. — Или у тебя муж ревнивый?

— Нету у меня мужа, — вздохнула Светлана.

— Да неужто такую красавицу никто до сих пор не взял?

От этих слов щеки женщины загорелись, будто фонари.

— Погиб у меня муж, — просто сказала Светлана. — От Калязина ехали — мост видели?

— Видели, — кивнул Никотиныч, вспомнив великолепный вид с моста: укутанное туманом водохранилище, а посреди белая колокольня, освещенная робкими лучами нарождающейся зари.

— Ну так вот, до моста не доезжая, он в воду и сверзился. Видать, в глазах у него двоилось.

— Сильно пил? — участливо поинтересовался Никотиныч.

— И пил, и бил, — вздохнула Светлана. — Плохо, ребеночка не завели.

— Какие твои годы! Мужа еще заведешь, детей, — подбодрил женщину Никотиныч.

— Такие — никакие. В семнадцать сыскать мужика не могут, а мне куда? Только и осталось, что за бабой Варей ухаживать! — Она кивнула на дом. — А то не сын ваш спит?

— Да нет, не сын. Дочь у меня, — улыбнулся Никотиныч. — А это — друг, коллега. Работаем вместе.

Светлана направилась к калитке, снова кокетливо склонила голову:

— Ну, так вы, Сергей Дмитриевич, заходите вечерком с другом, как обещали. Почта у нас до шести. Не знаю только, где вино для продолжения знакомства возьмете? В магазинах у нас его теперь не продают.

— Как это не продают? — удивился Никотиныч.

— А вот так. После того как мой мужик сверзился — запретили, чтобы мост в глазах не двоился, — неожиданно весело сказала Светлана.

— Нет, а если серьезно?

— Если серьезно — из наших трех магазинов только один работает, потому как у людей денег нет, чтоб ваши городские фильдекосы покупать. Да и в этом водка такая, что вы ее пить не будете — за версту ацетоном прет. А в пять часов автолавка проездом в Костино будет, там всякое быть может: и винцо, и конфетки… Я от жизни своей горькой очень сладкое люблю! — неожиданно пропела Светлана, рассмеялась и неторопливо пошла по тропинке с холма.

«Ишь ты, веселая вдова. Светка… Светка? Хоть убей, не помню! — подумал Никотиныч, глядя ей вслед. — Видно, здорово ее мужик достал. Только смеяться и осталось».

Лобстер проснулся от ощущения сильной боли в спине и понял, что лежит крайне неудобно — средняя подушка софы провалилась вниз, заставив спать его в полувисячем положении. Лобстер поднялся, снял с софы белье, скинул на пол подушки. Фанера оказалась проломлена в двух местах. «Интересно, чем они занимались с сестрой на этой софе?» — усмехнулся Лобстер.

Он заглянул за перегородку, убедился, что Никотиныча нет, стал шарить на полках около печи. В одной из банок обнаружил заплесневевшую черную гречку, вдобавок траченную мышами. Больше ничего съестного в доме не было.

Скрипнула калитка, и Лобстер подскочил к окну. Он увидел Никотиныча с ведрами в руках. Никотиныч поднялся на крыльцо, открыл ногой дверь.

Лобстер сделал вид, что изучает выцветший календарь за 1988 год на стене.

— Проснулся? — Одно ведро с водой Никотиныч водрузил на табурет рядом с печью, другое поставил на пол, прикрыл крышкой. — Я тут как пчелка, а он дрыхнет.

— Жрать нечего, — констатировал Лобстер. — И дискеты я дома забыл.

— А череп папаши не забыл прихватить? — насмешливо поинтересовался Никотиныч.

— Ты отца не трогай! — Лицо Лобстера мгновенно приобрело злое выражение, а голос стал жестким.

— Извини, — смутился Никотиныч: он не ожидал подобной реакции. Обычно анекдоты и шутки о родственниках проходили безболезненно — Лобстер и сам любил отпустить что-нибудь циничное про предков. — Насчет жрать — скоро автолавка придет, а вот дискеты… — Никотиныч пожал плечами.

— Шутишь? Хоть один-то компьютер у них в поселке должен быть, — уверенно произнес Лобстер.

— Не знаю, должен. Кстати, связь, по словам телефонистки, приличная. Она тут к нам заходила… Очень милая, между прочим, барышня. Подруга детства.

Лобстер подозрительно посмотрел на Никотиныча.

— Когда успел?

— Подругу детства завести? — уточнил Никотиныч. — В шестнадцать. Собирайся давай, а то не будет тебе ни дискет, ни жратвы.

Лобстер напялил на ноги кроссовки, и они вышли из избы.

Никотиныч притворил дверь в сени, направился к калитке.

— А закрыть? — кивнул на дверь Лобстер.

— Кто к тебе полезет? — махнул рукой Никотиныч.

Они стали спускаться вниз по склону.

— Ну что, устроим разбор полетов? — неожиданно предложил Никотиныч.

— Давай, — кивнул Лобстер. Он вспомнил звук треснувшего стекла, опять увидел сплавившуюся дырку в витрине, почувствовал железные руки дяди Паши, толкающие его на асфальт, под машину, — поежился, словно от холодного ветра.

— Покушение, если, конечно, хотели убрать именно тебя, касается хакерства — других вариантов быть не может. Давай честно, кого обижал?

Всю ночь Лобстер думал об этом и пришел к выводу, что обидеть он мог всех и никого конкретно. Чаще всего задание на взлом он получал от посредника — Гоши или еще одного парня из их тусовки — и с непосредственным заказчиком не виделся. Ему передавали дискеты, компакт-диски с программой, которую нужно взломать, плюс аванс — процентов тридцать от причитающегося гонорара, Лобстер работал, сдавал «продукцию», получал расчет. Иногда дискет не было, давался конкретный электронный адрес или описание информации, которая нужна, наводка, где искать, он влезал в «локалку» и скачивал файлы. У него была собственная программа, которая стирала следы несанкционированного доступа, так что чаще всего владелец даже не догадывался о том, что в его терминал кто-то лазил. Ну хорошо, даже если догадался, а своим взломом Лобстер навредил «солидным» людям, которые дали задание его вычислить, сначала нужно найти заказчика, разобраться, зачем ему понадобилась та или иная информация, а уж потом…

«Продажный» хакер, он всего лишь среднее звено в цепочке, крохотное, как горчичное зерно, чаще всего его даже не интересует содержание файла, который он украл. Вот еще — голову себе морочить! Настоящему хакеру куда важнее процесс, чем то, что находится за «волшебной дверцей». Он слишком азартен, как карточный игрок, не знающий, сколько тузов в рукаве у шулера. Он идет в атаку, как настоящий солдат, который видит только лицо врага и готов победить или умереть в бою. Лобстер всегда побеждал. Почти всегда… Софт, сколько бы он там ни стоил, недостаточная причина, чтобы сажать на крышу киллера с винтовкой. Пока что ни на кого из хакеров не покушались. Потребовать возместить ущерб, «поставить на счетчик», подать в суд, посадить, в конце концов, но чтоб без разговоров, без разборок? Просто Чикаго какой-то! А может, причина именно в том, что частенько Лобстер не вникал в содержание украденного? Скачал, передал — и айда на теплоход с девочками гулять! А там секреты мировой важности? Нет-нет, ни в какие фээсбэшные или военные терминалы он не лазил. Понимал, что найдет себе на задницу приключений. В натовские — было, но так то — особый случай…

Ночью Лобстер вспоминал все свои взломы за два года — столько времени он воровал информацию на заказ. Конфиденциальная информация фирм, «сидящих» на политических технологиях, файлы налоговой полиции, бухгалтерии конкурентов, банковские терминалы — вот за что его могут наказать. Если по «гамбургерскому счету», как любил говаривать Никотиныч, два года он занимался промышленным шпионажем, особо не вникая в суть информации. Дитя неразумное…

— Ты все еще спишь? — вернул его к действительности Никотиныч.

— Никого я не обидел, — сказал Лобстер. — А вот меня обидеть всякий может, потому что сволочи они!

— Не хочешь говорить? Ну ладно, смотри. — Никотиныч помолчал и добавил ободряюще: — Ничего, отобьемся.

На площади рядом с памятником уже стояла автолавка. На картонных ящиках был выставлен товар: какие-то консервы с промасленными этикетками, пластиковые бутылки с подсолнечным маслом и стеклянные — с вином. Тут же стояли ботинки, сапоги, по бокам фургона были развешаны платья и костюмы.

Народу было немного — две старухи, баба с младенцем да хмельной мужик лет сорока в кирзовых сапогах. Никотиныч с Лобстером приветливо поздоровались с аборигенами. С минуту их пристально изучали, не задавая, однако, вопросов «чьи вы будете», потом потеряли всякий интерес.

— Я не знаю кто, — неожиданно вернулся к разговору Лобстер. — И вообще — собственная жизнь в последнее время стала для меня загадкой. Мне иногда кажется, что виртуальный мир какого-то компьютерного триллера вышел из системы и вторгся в нашу жизнь.

— Триллер — это кот. Хотя большая энигма, конечно, — кивнул Никотиныч. — Может, нервы подлечить? После военных действий солдаты всегда проходят курс реабилитации.

— Издеваешься? — вздохнул Лобстер. — Меня не закопали только благодаря счастливому стечению обстоятельств. Тот парень, под аркой, приходил по мою душу — теперь это очевидно. Но пока он меня ждал, прилетел ангел смерти.

— Да вы, сударь, поэт, и поэт недюжинный, — усмехнулся Никотиныч.

— Ты только не думай, я не трус и не «ботаник», который «умоется», когда ему дадут в морду. Я не собираюсь подставлять вторую щеку, но мне кажется, что ситуация вышла из-под нашего контроля.

— Я знаю, — кивнул Никотиныч.

Мужик подозрительно покосился на Лобстера и на всякий случай отодвинулся от странной парочки «дачников».

— Но пока мы в безопасности, — заметил Никотиныч.

— Вот именно — пока. Пока не засветились со связью. Как только выйдем на связь, нас запеленгуют. Поэтому делать все надо очень быстро.

Мужик взял бутылку водки и, оглядываясь на Лобстера с Никотинычем, зашагал в сторону реки.

— Видишь, деревенский рекрут мафии пошел, — кивнул на мужика Лобстер. — Сейчас придет на бережок и расскажет собутыльникам, что, мол, понаехало тут всяких, шибко умных, про смерть насильственную говорят.

— Вино сухое есть? — поинтересовался у продавщицы Никотиныч.

— Всякое, — кивнула она, — «Анапа», «Три семерки», «Хванчкара».

— Ну, если «Анапа» и «Три семерки» — такие сухие… — Никотиныч рассмеялся. — «Хванчкару» сами делаете?

— Почему сами? На «оптяке» в городе берем! — возмутилась продавщица.

— А дискеты у вас есть? — спросил Лобстер, заглядывая в темную утробу фургона.

— У нас, парень, все есть, — уверенно сказала продавщица. — Ты только закажи, я тебе любую бутылку привезу. Хочешь — «Наполеон», хочешь — «Дискеты».

Лобстер рассмеялся:

— Да нет, спасибо, мы уж как-нибудь сами съездим.

Продавщица, обидевшись, что ей не доверяют, поджала губы.

— Ладно, дайте нам пять бутылок «Хванчкары».

— Хватит? — спросил Никотиныч у Лобстера.

Лобстер пожал плечами.

Лобстер, Никотиныч и Света сидели на почте в небольшой комнатушке за столом. Стол был заставлен бутылками и едой. Пахло сургучом и мышами. «Хванчкара», конечно, оказалась паленой. Впрочем, Свете вино понравилось — она пила его стаканами и нахваливала. И без того румяное лицо ее стало пунцовым, как помидор. Никотиныч травил сальные анекдоты. Почтальонша заливалась звонким смехом. Лобстер откровенно скучал. Ему не терпелось добраться до телефона и проверить связь. Никотиныч прекрасно понимал его, но глупой бесконечной болтовней и всем своим видом давал понять, что еще рано — «плод не созрел».

Наконец, когда была выпита третья бутылка, Никотиныч, прикуривая, как бы невзначай спросил:

— Светочка, ничего, если Олег сделает маленький звоночек?

— Конечно-конечно, — улыбнулась Светлана. — Там под стеклом все телефоны.

Лобстер вышел в соседнюю комнату, где стоял телефонный аппарат. Аппарат был допотопный, дисковый. Впрочем, потом он ему будет не нужен. А сейчас — только связь проверить.

Фрикингом Лобстер занимался лет с четырнадцати и считал это занятие делом плевым — куда только не звонил по приколу: и в Америку, и в Австралию, и на Фиджи, при этом до сих пор не получил ни одного телефонного счета. Его метод был довольно прост. Лобстер вычислял фирму, у которой кредит на междугородние и международные телефонные переговоры в несколько тысяч, «пробивал» чужой аппарат во время набора и с помощью звукового анализатора «подслушивал» номер кредитной карты. Поздно вечером, когда в офисе уже никого не было, Лобстер набирал простой семизначный московский номер, дожидался гудка, после чего переходил на тональный набор. Код, состоявший из восьми цифр, давал ему доступ к кредитке, потом набиралась «10», код страны, код города и номер. По окончании набора автоматическая телефонная барышня сообщала, что кредит составляет, допустим, более пятидесяти часов. Все было просто: какой-то неизвестный Лобстеру богатый дядя, владелец фирмы, ежемесячно платящий кругленькую сумму за возможность позвонить в любую точку мира, оплачивал и его разговоры. Естественно, рано или поздно этот дядя догадывался, что его кредитом нагло пользуются, и бил тревогу, пытаясь вычислить негодяя, но к тому времени Лобстер уже находил себе другого «богатенького Буратино»…

Сейчас проблема дозвона до сети состояла в том, что ему сначала нужно было выйти на областной узел, только после этого он получал возможность дозвониться до Москвы. Связь получалась многоступенчатая, а значит, некачественная, плохая. Впрочем, Лобстер был уверен, что в течение нескольких дней решит эту проблему, и они с Никотинычем получат надежный канал связи. Что касается телефонного фрикинга — в этой области для Лобстера не существовало нерешаемых проблем.

Когда во втором часу ночи они возвращались домой, пьяный Никотиныч бормотал себе под нос:

— Какая женщина, какая женщина! Подумать только: с шести лет знаю — и не замечал!

— А по-моему, дура, — зло сказал Лобстер.

— Э, что ты понимаешь! — махнул на него рукой Никотиныч. — Красота и ум — две вещи несовместные, а женщине ум ни к чему, он только жить мешает. Вот ты, когда с бабой знакомишься, на что прежде всего смотришь?

— На ноги, — признался Лобстер. — Ноги — это сексуально.

— А если ноги в штанах?

— Ну, тогда на рожу!

— Ты хотел сказать — лицо. Грубость и цинизм — не самые лучшие качества вашего поколения.

— Чья бы корова!.. — усмехнулся Лобстер. — Кто мне девочек через Интернет предлагал снимать?

— Так то девочки, а это…

— Простая русская баба. — Лобстер расхохотался. — Ладно, знакомство весьма кстати. Ты бы выпросил у нее ключ.

— Завтра выпрошу, — твердо сказал Никотиныч и подумал, что впервые испытал неприязнь к этому циничному и беспринципному любителю интернетовских барышень. Влюбился, он, что ли?

— Через неделю будем ломать, — пообещал Лобстер.

Комната была крохотная. В ней едва помещалась полутораспальная софа и компьютерный стол с крутящимся стулом, предназначенным скорее для подростка, чем для взрослого. Рядом с софой висело небольшое овальное зеркало. К стене с яркими цветастыми обоями над компьютерным столом были скотчем прилеплены фотографии — Лобстер с Мирандой, с Никотинычем, с Гошей. Фигура Гоши на снимке была жирно перечеркнута ярко-зеленым фломастером, рядом с фигурой Миранды стоял знак вопроса. На экране большого семнадцатидюймового монитора неторопливо плавали объемные разноцветные рыбки, точь-в-точь как на заставке у Лобстера. На столе рядом с клавиатурой лежала телефонная трубка.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Седой — тот самый седой мужчина из электрички. На нем был теплый стеганый халат. Влажные волосы стояли торчком на голове. Седой подошел к зеркалу, вынул из кармана халата расческу и тщательно причесался. Затем сел за компьютер. Щелкнул мышкой, вошел в электронный почтовый ящик, стал изучать послания. Терминалы Лобстера и Никотиныча были давным-давно им взломаны, и вся корреспонденция с помощью специальной программы автоматически копировалась и «падала» в ящик Седого.

— Ну вот и девочка объявилась, — усмехнулся Седой, глядя на экран монитора.

Зазвонил телефон. Седой поднял трубку, нажал на кнопку «Talk».

— Слушаю. Салям, — и тут же перешел с русского на один из гортанных кавказских языков. Изредка в его торопливой речи мелькали понятные всякому юзеру слова: «файл», «коннектиться», «глюкнуться», «имэйл».

Закончив телефонный разговор, он посмотрел на фотографию Лобстера с Гошей и подмигнул ей. Поднялся, снова подошел к зеркалу. Пальцами аккуратно приподнял клок волос на макушке, показал самому себе язык и сказал хорошо поставленным театральным баритоном: «Не верю!»

Лобстер неторопливо щелкал по клавишам ноутбука, жесткий диск тихонько шуршал, на панели озорно подмигивала зеленая лампочка. Никотиныч сидел на табурете рядом и поглядывал то на экран, то на приятеля. Вид у Лобстера был сосредоточенный. Свет на почте они намеренно не включали, чтобы не привлекать внимание аборигенов — а то еще стукнут местному начальству, и начнутся расспросы: зачем да почему, еще Светке попадет.

Почтальонше, как говорится, было по барабану, чем они тут занимаются. Она в их дела не лезла, подкармливала творожком, пирогами и другой деревенской снедью, смотрела на Никотиныча влюбленными глазами и млела от каждого его слова. Ключи дала удивительно легко и даже не спросила, чем они собираются заниматься на почте по ночам. Попросила только «в заграницу» не звонить, потому что ей потом до конца жизни не рассчитаться…

— Ну что? — нетерпеливо спросил Никотиныч.

— Грузит потихоньку, — кивнул Лобстер и вздохнул: — Линия маломощная. Нам бы оптико-волоконную сюда.

Никотиныч потрогал горящие щеки — он был взволнован. Подумать только — скоро случится то, к чему они стремились целый год: Лобстер подберется к банковскому терминалу. Он все-таки гений, этот юный циник!

— Ну, как у тебя со Светкой? — неожиданно поинтересовался Лобстер, оторвавшись от экрана. Вопрос смутил Никотиныча.

— А тебе-то что?

— Да нет, ничего, — пожал плечами Лобстер. — Просто интересуюсь. Нельзя?

— Нельзя!

— Влюбился? — хохотнул Лобстер.

— Ты лучше на экран смотри! Видишь, запрос на шифр, — сказал Никотиныч.

— Это хорошо. Будешь в деревне на всем свеженьком жить, коров доить, детишек розовощеких нарожаете. — Лобстер принялся перебирать коробки с компакт-дисками на столе. Нашел нужный, сунул в сидиром. — Сейчас прогоним болванки и найдем шифр, — подмигнул он Никотинычу.

Но вместо окна с бегущими колонками цифр на экране вдруг появился мультипликационный динозавр, который открыл зубастую пасть и что-то неслышно прорычал.

— Не понял! — нахмурился Лобстер. Он вынул «компашку», стал снова перебирать коробки, открывал каждую, всматривался в диски. — Где шифры, черт возьми!

— Ты у меня спрашиваешь?

— Ну а у кого еще? После того как ключ нашел, я их не трогал!

— Я тоже не трогал, — пожал плечами Никотиныч. — Может, ты его вместе с дискетами в спешке дома забыл? Сунул не в ту коробку?

— Ты меня только не лечи! Я все «сидюки» сложил, ни одного не осталось! — Лобстер сорвался на крик.

— А в избе не могли оставить?

— Блин, я тебе говорил, на ключ надо дом закрывать!

— Ты только не ори на меня, мал еще! Здесь никогда никто ничего чужого не возьмет, понял? Это поселок, в котором каждый друг друга знает. Не воруют, где живут!

— А если заскочил кто на минутку из тех, кто интересуется? — предположил Лобстер.

— Ну, если только так. — Никотиныч удрученно вздохнул.

— Фак! — Лобстер вскочил со стула, заходил по комнатушке. Половицы под его ногами громко заскрипели. — Какого хрена было тогда сюда тащиться, а? Месяц работы насмарку! Все заново делать надо!

— Погоди ты, может, найдется еще. В рюкзаке пошарь.

Лобстер включил свет, поднял с пола рюкзак, стал выкладывать из него все. Диска не было.

Лобстер опустился на стул, уставился в одну точку невидящим взглядом. Никотиныч боялся с ним заговорить. Может, и правда, его вина — ведь они не заперли тогда дом. Да ну, маразм какой-то: все оставить, а «компашку» с шифрами украсть — так не бывает!

— Я понял, это те, которые в меня стреляли, — сказал Лобстер упавшим голосом. — Ты кому-нибудь говорил о взломе?

— Я что, похож на идиота?

— Но кто-то знает это наверняка. Вот суки, а! — Лобстер пододвинулся к ноутбуку, щелкнул мышкой по «Отмене». — Все насмарку!

— Ну ты сам подумай, зачем им тебя убирать, когда взлома еще не было? Вот если б ты бабки с терминала скачал, тогда…

— Все, надо сваливать отсюда! Немедленно! — твердо сказал Лобстер.

— Да погоди ты так сразу! Найдется диск.

Но Лобстер уже не слушал Никотиныча. Он выключил компьютер, стал торопливо скидывать вещи в рюкзак.

Никотиныч подумал о Светке, и сердце тревожно заныло. Понял, что спорить с Лобстером сейчас бесполезно.

— Автобус только вечером, — напомнил он.

— Дойдем до шоссе, тачку до города поймаем.

— Я не поеду! — решительно сказал Никотиныч.

— Ну да, конечно, в тебя-то не стреляли! А мне моя башка дорога! — Лобстер закинул рюкзак за! плечо, направился к двери. — В общем, как знаешь.

— Погоди! Если все, как ты говоришь, куда ты собрался в третьем часу ночи? Это же опасно!

— На кудыкину гору! — Лобстер открыл ключом дверь и вышел.

С минуту Никотиныч раздумывал, как быть, потом закрыл почту, бросился догонять Лобстера.

Светало. Две фигуры торопливо шли по обочине проселочной дороги по направлению к шоссе. Никотиныч то и дело вздыхал и оглядывался на утонувший в тумане поселок. Ключ от почты и записку для Светки он оставил на крыльце избы. Написал, что их с напарником срочно вызвали в Москву на работу и что он обязательно позвонит, когда доедет, хотел оставить свой московский адрес, но испугался, что записка попадет в чужие руки… Лобстер шел, глядя прямо перед собой. «Облом, облом, облом! Полный облом! Со всех сторон полный облом!» Даже Триллер притих в своем пластмассовом коробе. Перевалили через холм, прибавили шаг. Дальше было полого, по обеим сторонам от дороги тянулись бесконечные поля.

Впереди засверкали яркие фары. Послышался рев мощного двигателя. Лобстер замер.

— На «мерс» похоже.

— Откуда здесь «мерс»?

Они переглянулись и, не сговариваясь, побежали в поле, в туман.

В «мерседесе» сидели трое. Двое молодых парней с бычьими шеями — спереди, третий — мужчина лет сорока с припухшими веками — устало развалился на заднем сиденье.

— Смотри, бегут, — усмехнулся он, глядя на удирающих Лобстера и Никотиныча. — Давайте-ка мне этих козлов сюда!

«Мерседес» резко затормозил. Парни выскочили из машины и бросились вдогонку.

Лобстер оглянулся:

— Блин, я же говорил! — и припустил пуще прежнего.

Послышался грозный оклик:

— Стоять!

Никотиныч споткнулся о ком земли и растянулся на меже. В то же мгновение ему в затылок уперся холодный ствол пистолета.

— Ты че, сука, бегаешь?

Лобстер снова оглянулся и увидел, что один парень присел над Никотинычем и лупит его. кулаком под ребра, а второй целится в него. Нет, перед ним не промелькнула в одно мгновение вся его жизнь, как пишут в романах, но увидел он вдруг, как дергается в руке парня пистолет, изрыгая пороховые газы и отстреливая в сторону гильзу, и рассмотрел тупоносую пулю, крутящуюся в воздухе, а потом узнал себя в парне, лежащем на поле с большой дырой во лбу. Смотрел он на себя с неба, будто был большой хищной птицей, кружащейся над трупом. Все, что видел он сейчас, было похоже на «стрелялку», в которой носишься и мочишь всех подряд, а потом напарываешься на какого-нибудь монстра с бензопилой, и вот уже летят от тебя в разные стороны кровавые ошметки, и видишь себя со стороны, будто душа отлетает в рай. И Лобстер понял — да, все, «кирдык», как иногда говаривал дядя Паша, но не хакерская, человеческая часть его сознания отказывалась верить в происходящее, она сопротивлялась и кричала: «Не может быть! Так просто не умирают! Это не виртуальный мир! Помучайся!» Лобстер передернулся брезгливо, высоко поднял руки и испуганно закричал:

— Пожалуйста, не стреляйте, я иду, уже иду!

— Бегом! — приказал ему парень. Лобстер подбежал к парню и тут же получил сильный удар в грудь, осел на землю.

— Оба встали и бегом к машине!

Кажется, к дороге они бежали еще быстрее, чем от нее. Тяжело дыша, остановились около машины. Дверца приоткрылась. Человек, сидящий на заднем сиденье, устало приказал:

— А ну-ка, вытряхивайте все из своих котомок! В это мгновение котенок жалобно мяукнул.

— Вы что, котов воруете? — засмеялся человек в машине.

Лобстер поставил короб на землю, присел на корточки, развязал рюкзак, Никотиныч расстегнул молнию на сумке. Лобстер выложил на обочину компакты, ноутбук, аккуратно поставил череп. Никотиныч стал трясущимися руками доставать одежду, белье.

— Значит, вы не просто котокрады, вы охотники за черепами. — Мужчина выбрался из машины, встал над ними. — Да, весьма забавные ребята, и поживились неплохо. Знаете, как раньше на Руси воров казнили? Руки отрубали да на кол сажали! Что вам больше нравится? А ну-ка выворачивайте карманы!

Пряча пистолеты под куртки, подошли парни.

Лобстер с Никотинычем стали послушно доставать из карманов документы, деньги. Первым мужчина взял паспорт Лобстера, пролистал его, бросил на землю.

— Москвичи? А здесь чего понадобилось?

— У меня родня отсюда, — произнес Никотиныч срывающимся голосом.

— Кто такие? — спросил мужчина строго.

— Ермолаевы.

— Ермолаевы? Знаю таких, — произнес мужчина нараспев и стал листать второй паспорт, вдруг замер, присел на корточки, вгляделся в лицо Никотиныча. — Серега, ты, че ли?

Никотиныч испуганно смотрел на мужчину и не узнавал, хотя и было в его лице что-то неуловимо знакомое.

— Ну ты че, парень? От страха память отшибло?

— Егор? — неуверенно произнес Никотиныч.

— Ну, а ты думал кто? Эх ты, мля, друга узнать не можешь!

Ошарашенный Никотиныч тут же попал в крепкие объятия.

— Ну, блин, постарел, потолстел! Вон щеки-то, как у хомяка! А это кто? — кивнул Егор на Лобстера.

— Это друг мой, работаем вместе.

— По части воровства? — Егор расхохотался. — Вот уж не ожидал так не ожидал, Серега, двадцать лет, считай! И какого хрена вы бежали?

— Испугались, — честно признался Никотиныч.

— Понятно, рыло-то в пушку! А ну скидай свои черепа назад! Бухать щас будем!

Лобстер, все еще не веря в счастливый исход, стал торопливо запихивать свои вещи в рюкзак. Его трясло, будто к нему подключили ток.

В просторной горнице было накурено. Огромный стол, перекрывающий собой почти все пространство комнаты, был уставлен бутылками и закусками. Раскрасневшийся, распаренный Егор сидел во главе стола. На нем был дорогой махровый халат, Лобстер и Никотиныч расположились по обе стороны от Егора. Влажные волосы прилипли колбам, лица блестели и были по-младенчески розовыми. Оба были завернуты в белые простыни и чем-то походили на римских патрициев из фильма «Калигула». Баня у Егора была, конечно, хороша. Горячая парилка, каменка, вся пропитавшаяся хлебным квасным духом, просторная комната для мытья и массажа, большой предбанник, отделанный смоляно пахнущим деревом, но Лобстера все это, как говорится, не прикалывало — он не мог долго переносить жару и парился из вежливости, все время выскакивая в предбанник охладиться. Зато Никотиныч с Егором провели в бане часа полтора. То один, то другой вспоминали что-нибудь забавное из молодости, рассказывали наперебой, хохотали, хлопали друг друга по спинам березовыми вениками. Лобстер, однако, видел, что Никотиныч робеет: поддакивает, смотрит Егору в рот, ловя каждое его слово, каждый жест, и боится сказать лишнее — не дай бог прогневать! Еще бы! Два часа назад на него по приказу друга детства ствол наставляли и под ребра кулаками лупили! «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» Егоровских «быков» ни в баню, ни к столу не допустили. Вот, наверное, обидно-то им — то с пистолетами игрались, людей по полям гоняя, а теперь эти люди с хозяином за одним столом сидят, а им приходится на кухне, в закутке… Светка внесла в горницу блюдо с поросенком, поставила на край стола.

— Ну, под горяченькое! — сказал Егор и стал разливать водку по рюмкам.

Чокнулись, выпили. Лобстер водку не пил, а только делал вид. Помочит губы — поставит на стол.

— Да, парень, насчет папаши — это ты хорошо придумал! — весело сказал Егор. — Башку с собой таскать! Ну вот, скажите мне, строчите вы на своих машинках, в «игрушки» играете, по Интернетам лазаете, ну так это ж все там не на самом деле, а вот чтобы дело реальное, мужское — «построить» кого-нибудь, бабки выбить, по рогам дать?

Лобстер неопределенно пожал плечами.