Почта принесла бандероль, а в ней – тщательно упакованный CD-диск. На диске имелось всего два файла. К диску была приложена записка.

      «Уважаемый Массолит!
      Посылаю файлы, которые могут Вас заинтересовать как материал для романа. Это приватный онлайновый дневник одного малоизвестного юзера и его же записки.
      Согласие на публикацию имеется.
       П.»

      Конечно, мне пришлось проверить последнее утверждение, что я сделал не без труда. Но главное не в этом. Я не пишу чужих романов, то есть тех, которые не прожил сам. Потому что романы не выдумываются, а проживаются, о чем сейчас практически забыто.
      Тем не менее, материал действительно любопытен, поэтому я публикую его таким, как получил, не изменив ни буквы и снабдив лишь немногочисленными примечаниями для читателей, не близких к Интернету и Живому Журналу.
      А. Ж.

donnickoff

       8 февраля 20… года.
      Вот и приплыли. Кажется, это будет последняя гавань. Впрочем, здесь есть всё, о чем можно мечтать. Из окна второго этажа виден заснеженный сад, вчера опять навалило снега; справа свежий сруб баньки, а чуть дальше за оградой – дача адмирала М. Окна в виде иллюминаторов, на портике мозаикой выложен андреевский стяг. Да-с, на портике, поскольку колонны наличествуют. Адмирал дослуживает последний год. Чувствую, мы с ним будем ещё на старости лет пить коньяк у камина и играть в преферанс с «болваном». Но пока его нет, там сидит, вероятно, такой же сторож, как и я. Какой-нибудь старшина сверхсрочной службы. Отличие в том, что я буду сторожить дачу собственного сына.
      Егор привёз меня сюда вчера вечером. Точнее, он лидировал на своем «лендровере», а я поспешал сзади на моем стареньком «форде». Джип был забит снизу доверху всем, что необходимо для выживания в дачном посёлке зимой. Сын отправил меня на пенсию. На чёрта тебе тянуть ещё четыре года, сказал он. Сиди в моём коттедже, наслаждайся покоем. Тем более, он тебе сейчас необходим. Это намёк на мои грехи.
      Я раздумывал недолго. Удалиться с глаз людских для меня сейчас самое лучшее. Да и я тоже видеть никого не желаю. Коттедж кирпичный, двухэтажный. Газовое отопление. Тёплый гараж. Телефон, телевизионная тарелка и компьютер с Интернетом. Холодильник забит продуктами. Их будет пополнять раз в неделю мальчик Сережа, менеджер Егоровой фирмы, по моему звонку. Такой вот стол заказов. Со мною приехала кошка Дуся, необычайно голубой окраски и, должно быть, голубых кровей. Ведёт себя дерзко и независимо. Мы с нею ещё не вступили в контакт, хотя я пытаюсь ее кормить. Но ест она только, когда меня нет вблизи. Это семейная кошка Егора. Сын уезжает в Штаты на неопределенный срок вместе с семьёй. Дуся остается со мною. Я остаюсь с Дусей. Тоже на неопределенный срок.
      Поселок охраняется милицией. Сегодня приходил один, в шапке, румяный и почтительный. Олигархи их выдрессировали. Чего изволите-с. В поселке 27 коттеджей, один другого краше. Мой – Девятнадцатый.
      Когда Егор уезжал сегодня утром, он сказал:
      – Я завёл тебе в Сети виртуальное жилье. Посмотришь потом. Инструкции на десктопе.
      – Что за жильё? – не понял я.
      – Ну так. Игрушка. Модная игрушка для молодежи.
      – Спасибо, – сказал я. – Ты мне льстишь.
      – Будешь писать, если захочешь. Ну, а я буду поглядывать оттуда.
      Он имел в виду этот Живой Журнал*, сокращенно ЖЖ. Никнейм и пароль я прочёл в инструкции. Егор не стал мудрить – дневник носит нашу фамилию. Однако, фотографию я повесил сам. Они называют это юзерпиком. Это не моя фотография, это мой дед. Говорят, я похож на него, но у меня нет бороды и усов и я значительно старше. Полдня знакомился с правилами. Интернетом я пользуюсь уже давно, чисто профессионально. Так что никаких проблем не возникло.

donnickoff

       11 февраля 20… года.
      Третий день брожу по Живому Журналу, знакомлюсь с народом, наблюдаю нравы. То есть, знакомлюсь односторонне, сам себя не обнаруживая.
      Зачем это мне? Посмотрим. Видимо, чтобы усугубить одиночество. Мое одиночество будет двойным: реальным и виртуальным, ибо заводить себе друзей в этом виртуальном детском саду мне, наверное, поздно. А уж позволять читать мои личные записи незнакомым людям – попросту дико. Поэтому извини, Егор, я всё же сменю данный тобою пароль, чтобы иметь возможность писать сюда всё, что захочу, в приватном режиме. Включая самое сокровенное.

donnickoff

       11 февраля 20… года.
      Прописал сам себя в друзья. Это концептуально. Всё в жизни надо доводить до абсурда.
      Теперь выбираю пароль. Всякие нечитаемые комбинации букв с цифрами я запомнить не могу, а записи теряю. Чаще всего я использую в качестве паролей женские имена, их мне легче вспомнить.
      Конечно, я использую только любимые имена, то есть имена любимых женщин. И памятные даты.
      Поступим и здесь так же. Разгадывать не советую, имён было немало. Но есть одно, которое до сих пор меня тревожит, ибо с ним связано нечто незавершённое, непрожитая жизнь…
      Писать для себя можно и на бумаге. А если не хочешь, чтобы записи кто-нибудь прочёл, лучше их уничтожить потом. Зачем же тогда вообще их писать?
      Таким образом я фиксирую своё жизненное пространство. Я формулирую своё бытиё, вербализирую его, как говорят ныне. И потом, кто знает, вдруг потом мне – захочется раскрыть мои записи? Оставим эту возможность прозапас.
      А теперь я исчезну для всех, кто когда-нибудь, быть может, даже случайно наткнётся на мой журнал.
      Адьё, господа, как говорят французы!

donnickoff

       12 февраля 20… года.
      Сегодня опять приходил мент. Тот же мордастый и хитрый. Немного поговорили про погоду, я всё думал, зачем это он повадился, наконец он раскололся.
      – Вопрос как будем решать основной? – говорит. – Вы же здесь постоянно? Один живете?
      – Постоянно. А вопрос какой? Продукты мне из города будут возить.
      – А не продукты? – смотрит масляно.
      – Что именно? – я не врубился.
      – Ну, вы ещё хоть куда мужик…
      Я наконец понял, куда он клонит. Основной вопрос – основной инстинкт. Basic, так сказать.
      – Приезжать будут? – спрашивает.
      – Ну, как-нибудь разберёмся, – отвечаю.
      – Как-нибудь здесь не разобраться. До ближайшей автобусной остановки час ходу. До магазина тоже.
      – Ну так что?
      – Можем помочь, – говорит. – У нас кадр проверенный.
      – Один, что ли, кадр? – мне уже смешно стало.
      – Почему один? Контингент.
      Мент-сутенер – это прекрасно, господа. Хорошо живут олигархи в своих коттеджах. Короче, мы пока не сговорились. Однако, basic есть basic. Мне, правда, месяц-другой не мешает отдохнуть от этого «бейсика».
      Едва очухался от него.
      Он у меня вот где сидит!

donnickoff

       12 февраля 20… года.
      Пишу приватно под новым паролем. Ощущение дикое. Когда забываю залогиниться, захожу к себе и испытываю мгновенный ужас от того, что моя запись исчезла! Потом залогиниваюсь и нахожу её. Чудны дела твои, Господи!
      Не без труда растопил камин, пью виски с колой. Дуся злобно смотрит из угла. Не привыкла ещё.
      Не отпускает меня моя история, ну никак не отпускает. Вот уж не думал, что заноза так глубока. Впрочем, четыре года – не шутка.
      По экрану бегают футболисты, гоняют мяч. «Ювентус» – «Рома». У нас все дома.

donnickoff

       13 февраля 20… года.
      Я приезжал к ней утром на машине, иногда с цветами. Она открывала мне в махровом халате апельсинового цвета и вела по коридору коммунальной квартиры в свою комнату, которую она здесь снимала. За каждой дверью мне чудились уши. В комнате я сбрасывал с неё халатик, под которым ничего не было. Мы занимались любовью тихо, как партизаны в землянке. Потом я вёз ее на работу. Она работала в театральной кассе. Она была на тридцать с лишним лет младше меня. И золотой крестик прыгал у неё на груди, метался на золотой цепочке, когда она была надо мною в позе «наездницы», а я смотрел на него и удивлялся его присутствию. Надо было бы его снять… Но она не снимала. И оттого ощущение греховности происходящего было еще сильнее.

donnickoff

       13 февраля 20… года.
      Одиночество, как это прекрасно!
      Я сижу у камина, вытянув ноги, положив их на специальный мягкий пуфик, рядом низкий столик, на котором коньяк, сигары и коробок с длинными толстыми спичками. Слава тебе, мой сын-олигарх! По телеку очередные бляди из MTV поют какую-то пошлятину, вертя попами. Типа «я тебя отпустила». Она отпустила! Да он сбежал от неё после первого совокупления, если в нём была хоть капля мозгов. Хотя совокупление, будем справедливы, кое-чего стоит.
      «Как хорошо с приятелем вдвоём…». Без приятеля тоже прекрасно. Кажется, начинает отпускать. Боже, отпусти.

donnickoff

       13 февраля 20… года.
      Ветер поднимается. За окном непроглядная темень. Увязая в снегу, спешат к сторожам проститутки ментовского контингента, а сторожа и рады, они распахивают овчинные полушубки и принимают красавиц на грудь, как стакан портвейна, жарко дыша им в лицо сторожевым перегаром. Хорошо, однако.

donnickoff

       14 февраля 20… года.
      Вчера так и не удалось достичь настоящей кондиции, хотя последняя запись свидетельствует, что я был все же пьян. Наблюдаю из окна второго этажа за здешней весьма неспешной жизнью. События происходят с частотою один раз в два часа. Прошла женщина. Это, вероятно, тот самый контингент возвращается с работы. Два мужика пронесли что-то на носилках, завернутое в белую простыню. Вероятно, труп сторожа. Это, что ни говорите, обнадеживает. К вечеру подросток в ушанке, страшно спеша и подскальзываясь, волок куда-то гранатомёт «Муха» – я узнал его по описаниям. Здесь веселое место.

donnickoff

       14 февраля 20… года.
      Дуся меня умиляет. В принципе, она знать меня не хочет. Подчеркивает это всем своим видом. Но если я не обращаю на нее внимания, она начинает показывать характер. То есть, я должен все время с нею соотноситься. Тогда она посылает меня на хер со всею любвеобильностью кошки. Если же я забываю о ней, она негодует. Ведет себя совершенно как женщина.

donnickoff

       14 февраля 20… года.
      Превед!
      Я к вам пришел навеки поселиться (с).

donnickoff

      Что за дела? Вы кто? Отвечайте!

donnickoff

       15 февраля 20… года.
      Вчера начались глюки. Ну, я выпил немного, но не настолько, чтобы употребить слово «превед». Терпеть не могу этого местного арго. И уж совсем не мог оставить самому себе комментарий.
      Получается, что мой журнал взломан? Кому это надо? Никто не знает о моем дневнике, кроме Егора. Но после того, как я сменил пароль и оставил возможность комментировать записи только моим френдам, которых у меня нет, не считая меня самого, даже Егор не мог оставить этого комментария.
      Но кто? Тут же не водятся привидения?

donnickoff

      Можете называть меня преведением.;)

donnickoff

      Послушайте, кончайте эти шутки! Что вам от меня надо? Я сейчас же снова сменю пароль в таком – случае.

donnickoff

      Гы… Сами сказали, что вам одиноко.

donnickoff

      Но не настолько, чтобы впускать к себе в дом посторонних… Боже! Только сейчас дошло. Вы ведь, наверное, можете не только комментировать мои записи! Вы можете писать от моего имени! Так ли это?

donnickoff

       15 февраля 20… года.
      Алексей Данилович! Кончайте дергаться. Я могу делать в этом журнале все, что делаете вы. И пароль могу сменить, кстати. Но я этого не делаю и не сделаю, можете спать спокойно.

donnickoff

      Вы знаете, как меня зовут?

donnickoff

      Я все знаю.

donnickoff

      Но кто же вы? Почему не хотите себя назвать?

donnickoff

      Ваша совесть.;)

donnickoff

       16 февраля 20… года.
      Бывают странные поступки, иначе я не могу объяснить, почему вчера я не сменил пароль и не избавился от Преведения, назвавшегося моею совестью.
      Хотя, если подумать, то я поступил вполне логично. с совестью шутки плохи. Совесть – это Бог, который сидит внутри. Напрасно нам твердили, что Его нет. Время от времени Он дает о себе знать.
      Я не стал испытывать судьбу и смирился. Вероятно, не хотел давать Преведению шанса посмеяться надо мной. Как знать – сменишь пароль, а оно снова тут как тут? А это уже пахнет мистикой и всеми делами, в которые я как физик поверить не могу.
      А в совесть могу поверить и нередко с нею беседую.
      Беседы с совестью чаще всего напоминают уговоры. Она очень капризная особа – и то ей не этак, и это не так. Применяемые ею методы чаще всего описываются как «муки совести», но есть ещё упреки и уколы. Ни разу я не слышал о похвале совести или о каком-то призе, выданном ею. Максимально возможная благожелательность совести выражается в том, что она «спокойна».
      Я видел людей со спокойной совестью. Чаще всего это были отъявленные мерзавцы.

donnickoff

       16 февраля 20… года.
      Сегодня от нечего делать опять бродил по ЖЖ. Я здесь один из самых старых. Но не самый, что меня обрадовало. Я вхожу в первую (последнюю) сотню. Но это не главное. Главное, это ошеломление от безусловно милого, но такого пустого стриптиза, которым здесь занимаются. Плюсы: искренность (когда она есть), минусы: совершенная необязательность этой искренности. «Я съела пирожок!» Она съела пирожок и об этом сообщает миру. Вкус этого пирожка путешествует по нашему воображению, но во рту сухо, и пирожок превращается в завистливое испускание слюны. Идем к холодильнику, едим котлету. Заведу Дусе Живой Журнал. Пусть ест на виду эти… китикэтс.

donnickoff

       16 февраля 20… года.
      В конце концов, почему бы и нет? Со мною живет кошка Дуся. Пусть будет и привидение. Я покладист. Кроме того, иметь своим читателем привидение даже лестно.
      Интересно, кто этот виртуальный персонаж? Мне представляется молодая девушка. Вероятно, именно так я вижу свою совесть. Кстати, слово это недаром женского рода.

donnickoff

       17 февраля 20… года.
      Потихоньку исследую коттедж. Задуман он сыном как постоянное место жительства, но это на перспективу. Когда дел будет поменьше или на заслуженном отдыхе. Пока же использовался как летняя дача, потому что дела и учеба моих внуков заставляли жить в городе.
      Как и всегда, на дачу свозится лишнее барахло.
      Среди этого барахла с удивлением и волнующим узнаванием нахожу какие-то семейные вещи, знакомые мне с детства. Они перешли к Сергею во время моих матримониальных метаний.
      Среди них альбом фотографий, начинавшийся с портретов бабушки и дедушки, с моим отцом в грудном возрасте, потом довоенные и военные снимки, наконец гдето в середине альбома начал мелькать мальчик, в котором я вынужден был узнать себя. В самом конце возник и мой годовалый сын, сидящий на горшке.
      Тут были и какие-то совершенно ненужные, но, видимо, памятные вещи, вроде хромированного портсигара с барельефом овчарки, или значка ГТО («Готов к труду и обороне»). Нашел я там и простой медный крестик на цепочке. Его историю я знал.
      Это был крестик бабушки, доставшийся ей от своей мамы, о которой я ничего не знаю, даже имени. История семьи прервалась у нас на деде и бабке. Дед был инженером на заводе, а мой отец, пройдя войну и вступив в партию, стал освобожденным партийным работником и дорос до второго секретаря райкома. Должность мелкая.
      Конечно, в Бога он не верил, крестик, оставшийся от бабушки, прятал в столе, но все же не выбросил. Затем крестик достался мне, ибо такова была бабушкина воля, чтобы он переходил в семье по наследству. И вот теперь я его нашел в картонной коробке среди значков, старых авторучек, скрепок, каких-то ключиков.
      Я стёр с него налет грязи и повесил на монитор моего компьютера.

donnickoff

       19 февраля 20… года.
      Здесь, в этом Богом забытом поселке, тем не менее, происходят невероятные события. Два дня мне было не до Интернета, потому что реальная жизнь оказалась интереснее. Я втянут в какой-то детектив с неочевидным финалом. Тот предмет на носилках, завернутый в простыню, что промелькнул в моей записи, действительно оказался трупом. А я думал, что пошутил. Причем, именно трупом сторожа из коттеджа № 13 (все же число несчастливое), принадлежащем одному из хозяев ликеро-водочного завода. Как удалось узнать, это был литературовед З., который писал здесь книгу о Блоке, одновременно прирабатывая сторожем. Было ему 42 года. Удалось же узнать это, поскольку ко мне опять приходили менты, на этот раз другие, и выспрашивали, не видел ли я чего подозрительного. Я честно рассказал о женщине, которая промелькнула под окном, о мужиках, тащивших носилки, а о подростке с гранатомётом умолчал, потому что это был явно неправдоподобный подросток, сведения о нем лишь запутали бы милицию.
      В разговоре с ними я и узнал подробности. Литературовед был убит ножом в постели. Не гранатометом, что успокоило мою совесть. То есть, мое Преведение. Женщину я описал приблизительно. Высокая, в короткой шубке и длинной юбке. Рыжая. Когда и как она пришла в поселок, я не заметил. Тоже своеобразное Преведение.
 
      Девушка, вы бы назвались, что ли? Что же это я о Вас в среднем роде? Мою кошку я и то называю по имени. Кстати, Дуся вчера вечером неожиданно и дерзко вспрыгнула мне на колени, когда я сидел у камина в кресле, провела кончиком хвоста по моей щеке (довольно приятное ощущение) и тут же удалилась в кухню есть креветки. Я кормлю ее очищенными креветками. Подлизываюсь.
 
       donnickoff
       21 февраля 20… года.
      Кажется, вместо того, чтобы предаваться рефлексии и размышлять о моей любимой высокотемпературной сверхпроводимости, придется участвовать в детективе. Если не хуже. Полчаса назад звонок в дверь. Открываю. На замерзшем ледяном крыльце, кутаясь в лисью шубку, стоит та самая рыжая девушка. Дрожит, зуб на зуб не попадает. Бледная, осунувшаяся, одни глаза.
      – Можно к вам погреться? У вас из трубы дым.
      Пустил, конечно, угостил чаем. Предложил выпить.
      – Я вас видел третьего дня из окна, – говорю.
      Она вздрогнула. У нее чуть рюмка с коньяком не выпала из рук.
      – Так вы видели?
      Ну да, говорю. И рассказываю, как приходили менты, и прочее. Без всякой задней мысли. Она побелела ещё сильнее, хотя это было невозможно. Махнула коньяк, заметалась по комнате. Длинная юбка мешала делать крупные шаги, разрез был мал. Она ее подоткнула слегка, чтобы лучше волноваться.
      – Вы им все рассказали? Я погибла!
      – А что случилось?
      – Я не могу вам сказать. Но прошу вас, оставьте меня здесь на ночь. Я не могу сейчас уехать!
      Уехать? На чем здесь уедешь? Автобусы уже не ходят в этот час в воскресенье. Правда, такую девушку менты могут и подвезти на своем «уазике».
      – Пожалуйста, – пожал я плечами.
      Хотя, что ни говорите, а перспектива переночевать в пустом доме с незнакомой девушкой всегда волнует. Выпил рюмку коньяка. А девушка, поблагодарив, ушла в ванную. Назвалась Анжелой. Врет, наверное. Сижу как дурак, жду. В голову лезут нехорошие и опасные мысли.

donnickoff

       21 февраля 20… года.
      Первое, что приходит в голову. Анжела замочила этого несчастного специалиста по Блоку. Недаром так испугалась ментов. А я оставляю ее на ночь. Где гарантии, что я не последую за литературоведом и утром мой хладный труп не понесут два мужичка по снежной тропке, завернутым в простыню? Шутки шутками. Встревожен. А она там плещется. Кажется, успокоилась.
      Преведение, где вы? Посоветуйте что-нибудь! Я нервничаю.
      Преведение улетучилось. Наверное, у него доступ с работы. Совесть тоже молчит.

donnickoff

       21 февраля 20… года.
      Вот что мне удалось узнать. История загадочная. Эта моя Анжела действительно знает убитого литературоведа. Более того, она его аспирантка и любовница. Пишет что-то там про Мандельштама. Господи, сколько можно писать про Мандельштама? По её словам, она приехала сюда как бы на консультацию, но на самом деле для решительных разборок. Там у них как-то всё очень сложно, как я понял. На излёте. И обнаружила в коттедже открытую дверь и труп своего любовника в постели. Естественно, перепугалась, но сообразила, что подозрение может пасть на неё, тем более, такие запутанные отношения. В ужасе бежала и отсиживалась в чьей-то холодной бане, боясь идти назад. Потом окончательно замерзла и проголодалась, в результате попала ко мне. Приготовил ужин, накормил ее. Девице не позавидуешь. Но что с нею делать?
      Я постелил ей на втором этаже и проводил спать. Желания отрубить себе палец, как у отца Сергия, или что-нибудь более жизненно необходимое, у меня не возникло. Завтра нужно её как-то выпроводить, минуя КПП. Очень неприятно. Кто-то ведь его убил, если она не врёт? Зачем? Хотя по её виду можно понять, что ей трудно убить даже гусеницу. Она типичная филологиня. В голове одни буквы, которые даже в слова не собираются, не то что в понятия.

donnickoff

       22 февраля 20… года.
      Ну вот, кажется, удалось от неё избавиться. Но с приключениями. Часа в два ночи, я ещё не спал, но уже лежал на диване в каминном зале под одеялом, вдруг слышу шаги на лестнице. Лестница деревянная, скрипит. Та-ак, думаю. Входит Анжела в чёрных кружевных трусиках и моей футболке с надписью «Золотое кольцо России». Память о давней туристкой поездке. Ноги длинные. Сама трясётся и рыдает.
      – Мне страшно! Я боюсь!
      И – юрк ко мне под одеяло. Прижалась, голову на груди у меня спрятала. Дрожит всем телом. А диванчик, надо сказать, узенький. Лежим, едва не падаем. И я её совершенно автоматически уже поглаживаю, стараясь избегать интимных мест. Собственно, не лезу даже под «Золотое кольцо России». Глажу сверху, типа успокаиваю. И она успокаивается потихоньку, что-то бормочет, начинает рассказывать… А я борюсь между жалостью к ней, вполне разумными соображениями о ненужности приключений и естественным инстинктом. Всё, что нужно, уже восстало, но я его усилием воли гашу и переключаю мысли на другое. И удалось.
      Надо сказать, что она вела себя абсолютно непровокационно. То есть действительно искала успокоения и защиты. Потом повернулась ко мне спиной, и мы заснули, как ложки в буфете. Так меньше места используется. Утром достаточно естественно всё было. Кофе, необязательный разговор. О ночи ни слова. А потом я вывез ее на своем «форде» мимо КПП. Она пряталась на заднем сиденье, прикрытая моим полушубком. Проскочили, менты здесь не особо бдительные. Прощаясь, она меня поцеловала в щёку. Некоторое сожаление соперничает с гордостью. Такие ночи запоминаются больше, чем ночи любви. Наверное.
      Преведение по-прежнему молчит. Обеспокоен.

donnickoff

      Я же не мораль, а совесть.;)
      А посему завела себе свой журнальчик, исключительно для того, чтобы комментировать Ваши записи, уважаемый Алексей Данилович. Живите с Богом, не буду Вас мистифицировать. Только запишите меня во френды, чтобы иногда слушать голос своей Совести aka pre_vedenie.

donnickoff

       22 февраля 20… года.
      Преведение, я Вас добавил во френды и продолжаю писать в режиме friends only. Видите, как я Вам доверяю!;)
      pre_vedenie
      Thanks!;)

donnickoff

       26 февраля 20… года.
      Происшествие с Анжелой несколько выбило меня из колеи. Медленно возвращаюсь в свои берега, как река после разлива. Собираюсь с мыслями. Весною здесь почти не пахнет. Сегодня, правда, солнце ярче обычного, и с сосулек, нависающих над крыльцом, спрыгивают капли. Десант маленьких прозрачных капель. Я выхожу к ним и курю. Решил не курить в доме, там так хорошо пахнет смолой. Вся внутренняя отделка из дерева.
      Итак, у меня две задачи. Прийти в себя после неожиданного и обидного поворота личной жизни, о котором я уже начал рассказывать, и продолжить свою научную тему. Я бы сказал, пожизненную научную тему. Сколько я ею занимаюсь? Да уже лет 15, с тех пор, как увидел сообщение Беднорца и Мюллера. Через год они получили за него Нобеля по физике. Компьютера и Интернета мне вполне хватит, я уже давно не экспериментатор, оборудование мне ни к чему. Насчет общения в ЖЖ пока не уверен – надо ли мне оно? Среда слишком непривычна, а я человек стеснительный.
      В поселке не прекращается оживление, вызванное убийством несчастного З. Сегодня разъезжали две черные «Волги» с молодыми людьми внутри. И не выходит из памяти парень с гранатометом.

donnickoff

       1марта 20… года
      Что же меня заело? То, что от меня ушла молодая возлюбленная? Этого можно было ожидать в любой момент. Вокруг так много привлекательных мачо, как теперь называют кобелей. Нет, сам факт не столь обиден. И я бы смирился, если бы уступил молодому привлекательному сопернику. Или богатому, на крайний случай.
      Но всё случилось иначе.
      Примерно год назад Алёна сказала, что познакомилась с неким художником в одной компании. Ему, мол, за пятьдесят, он пригласил ее в мастерскую посмотреть работы. Я пропустил это мимо ушей, настолько был в ней уверен. Она не красотка, весьма рассудительна, набожна, насколько может быть набожной современная двадцатичетырехлетняя девушка, неэффектна, тиха. Ее уверенность в том, что наша связь порочна, была столь велика, что мне приходилось практически каждый раз завоевывать её снова. Возможно, это и держало меня рядом целых четыре года. Это была связь через её «не могу». Она «не могла» быть любовницей женатого мужчины. Это не редкость, кстати.
      Через некоторое время она сообщила, что художник пригласил ее позировать.
      – Алёна, ты сама не заметишь, как окажешься у него в постели, – сказал я.
      – Что вы такое говорите? – обиделась она. – Он смотрит на меня как на модель. И все художники смотрят на натурщиц как на модели!
      – Не знаю, – сказал я. – Никогда не был художником.
      Она всегда называла меня на «вы». Даже в постели. Тем не менее, я стал ощущать признаки беспокойства и время от времени интересовался, как идут натурные дела. Чуть не сказал «съёмки». Художник тоже был женат, так что я был практически уверен, что Алёна не станет с ним спать, даже если он попытается ее склонить. Я-то знаю, какой кровью это мне доставалось! Летом она сообщила, что позирует «ню». Это меня взбесило, но я не подал виду. Невероятно, чтобы она разделась при постороннем! Её надо знать. Ей в монастыре место, а не на софе перед мольбертом в голом виде!
      – Увидишь, он тебя трахнет! – грубо сказал я.
      – Не все такие, как вы! – вспыхнула она.
      Ну да. Я мужлан и кобель. Кто же ещё. Люблю ее четыре года непонятно за что. Но жениться? Вы с ума сошли. А ей нужно замуж, и с каждым годом это видится всё отчетливее. И всё же я был уверен в себе. А точнее, больше в ней. Очень специальная девушка.

donnickoff

       5 марта 20… года
      Я был совсем мал, чтобы оценить масштабы события, произошедшего в этот день почти шестьдесят лет назад. И через три года, когда состоялся XX съезд, я все ещё не понимал, какие перемены происходят в стране.
      Мое понимание СССР началось с полета Гагарина. И хотя впоследствии я узнал и о ГУЛАГе, и о Сталине, и испытал на себе все прелести советского бюрократизма, ничто не смогло перевесить оптимизма и гордости за державу.
      Всё плохое казалось временным, а хорошее – постоянным. Имманентно присущим державе и её строю, как выразились бы сейчас. Интересно, что уже следующие поколения, входившие в жизнь на рубеже 70–80-х годов, считали ровно наоборот. Из них и выросла та генерация отрицателей всего советского, которая первой дала дёру за рубеж, когда советское практические ушло в небытиё.
      Вопрос «Почему вы не уехали?» всегда казался мне диким. Правильным является лишь вопрос «Почему вы уехали?» Это всё равно, что спрашивать о причине здоровья. Оно не имеет причины, это естественное состояние. Причину имеет болезнь.

donnickoff

       7 марта 20… года
      Приступ мизантропии не проходит. Наверное, это связано с предстоящим Женским днем. Отчетливо представляю, как у нас в Долгопрудном на кафедре поздравляют женщин. Это происходит каждый год и каждый год одинаково. Женщин у нас немного, лаборантки, секретари, три-четыре ассистентки и одна доктор наук, Регина. Высидела свою диссертацию под руководством нашего завкафедрой. Сейчас уже все пьяны наверняка. В криогенной лаборатории танцы среди сосудов Дьюара. Регина любит выпить, любит также молодых ассистентов. Разговаривает с ними о Пелевине и условиях для получения green card. Все хотят свалить, перспектив никаких, фундаментальные науки никому не нужны. Но пока весело, на водку денег хватает. Возможно, обсуждают моё неожиданное увольнение. Хотя не думаю. Я мало кого интересую. Игорь С., мой соавтор в ряде работ, считающий, что Нобель у нас почти в кармане, в который раз объясняет молодежи суть наших экспериментов. Им неинтересно, но слушают. При слове «Нобель» с трудом сдерживают улыбки. А может, уже поют. «О чем поют артисты джазовые?..» О том же, что и физики. О морозе, который не морозь меня.
      Из сосудов Дьюара легкий дымок, внутри там очень сильный мороз. Сто сорок четыре по Кельвину. Но сорок градусов водки его легко компенсируют. Я провел в Долгопе тридцать лет и три года. Как Илья Муромец, прежде чем встать с печи и воевать половцев. Впрочем, не уверен, что он воевал именно их. Жизнь прошла мимо, господа присяжные, оставив легкий дымок из сосуда Дьюара.
      В поселок на три выходных дня начинают приезжать хозяева. Кое-где светятся окна, но звуков не слышно. Пойду пройдусь.