Мертвое и живое. Повсюду валялась одежда.
      Началось самое страшное. Черный студень предстояло облачить в носки, трусы, майку Кофи Догме. А также в брюки, сорочку, галстук и пиджак покойного патологоанатома. И в туфли судмедэксперта Амбарцумяна.
      Который лежал сейчас в багажнике собственного автомобиля, портил от страха воздух и следил за движением секундной стрелки, едва различимой в темноте благодаря фосфоресцирующему покрытию.
      Вождя осенило. Зачем натягивать до конца трусы и брюки в кабинке туалета?
      Пускай остаются приспущенными! Сел человек покакать. И вдруг помер. С кем не бывает?
      Уф-ф-ф! Кофи смахнул локтем пот с лица. Теперь он стал одеваться сам. Господин Шембисту Хайле Джимма при жизни был ниже и толще.
      Поэтому вся одежда выглядела на Кофи куцей и мешковатой. На размер меньше оказались и туфли. Секунду Кофи раздумывал, не оставить ли ему на своих ногах удобные осенние туфли фабрики "Ленвест"...
      Он решил этого не делать. С тремя тысячами долларов можно позволить себе новую обувь при первом удобном случае.
      Вождь забрал амулет, но оставил в карманах мертвеца свой паспорт, ключ от комнаты в общежитии и остатки денег Елены Владимировны. Товарищ Догме умер.
      На прощание Кофи нахлобучил на мертвую голову широкополую шляпу патологоанатома. Заглянул в кейс. Вот это да!
      Чемоданчик только с виду был чемоданчик. А на деле - персональный компьютер. Называется такая игрушка "ноутбук" и стоит не меньше двух тысяч зеленых.
      Помахивая необычной находкой, Кофи Догме вышел из туалета и уверенно направился к стойке регистрации рейса сорок два семнадцать: Санкт-Петербург - Стамбул - Аддис-Абеба.
      Поезд трясло так, словно под ним были не рельсы, а стиральная доска. А в вагоне с равным успехом можно было перевозить скот или железобетонные плиты.
      Вряд ли на Мытищинском вагоностроительном заводе подозревали, какие изменения происходят с его продукцией в некоторых, не самых развитых, странах.
      Рабочие и инженеры из подмосковных Мытищ ахнули бы, заглянув в такой вагон.
      Все до единой деревянные детали давно были сняты. Это, возможно, произошло непосредственно в день прибытий новенького вагона из далекой России.
      А чего резину тянуть?
      Предприимчивые граждане вмиг содрали со стен пластиковую облицовку, металлические полки для багажа, поручни и крючки для одежды. Но главное дерево. Оконные рамы, косяки тамбуров, удобные желтые сиденья - все было демонтировано так, что и следа не осталось.
      Поэтому многочисленные пассажиры сидели на ящиках и просто на полу. Во всяком случае на полу было безопаснее.
      С ящика можно из-за жуткой тряски упасть. С пола падать было уже некуда.
      Кофи Догме тряс головой в такт рельсовым стыкам и думал, что русские зря ругают свои дороги. Вообще русские совершают ошибку, сравнивая свою жизнь с жизнью в Польше, Германии и даже в США. Русские бы гораздо лучше себя чувствовали, если бы сравнивали свою жизнь с африканской.
      Кофи сидел на заплеванном полу среди десятков сограждан. Между ног вождя стоял компьютер-"ноутбук". Чемоданчик, как и все вокруг, покрывала густая дорожная пыль.
      Последний раз Кофи раскрыл его перед таможенником в аэропорту "Пулково". В дальнейшем сам багаж никого не интересовал. Всех интересовали наличные деньги. Таможенники Эфиопии, Судана и Нигера верили на слово.
      "Что везешь?" - спрашивали чернокожие стражи экономических интересов своих стран. "Компьютер", - как на исповеди, отвечал Кофи. "Гони пошлину, - отвечали взяточники. - Десять "баксов"!"
      Качка и грохот усилились. Кофи показалось, что поезд летит над пропастью.
      "Немо, Немо, - раздались голоса пассажиров. - Зеленая река!"
      Над черными курчавыми головами разгуливал влажный жаркий ветер. Кофи уже давно, начиная с аэропорта АддисАбебы, сложил пиджак вместе с плащом в некое подобие шинельной скатки, какие до сих пор еще можно увидеть в армиях стран СНГ. Сложил и стянул с помощью капроновой удавки.
      Кофи хотелось выглянуть в оконный проем, увидеть Зеленую реку, но на полу было слишком тесно. Он бы причинил неудобства попутчикам.
      В основном это были рабочие медных рудников. В конце восьмидесятых годов на юго-западе страны, близ границы с Того, советские геологи нашли медь.
      Советский Союз уже на полных парах катился в пропасть, но по инерции продолжал помогать странам, которые поддерживали в ООН его резолюции.
      Поэтому в Бенин поступило оборудование для добычи руды и переработки ее в медные слитки. Были созданы тысячи рабочих мест. Работа велась преимущественно вахтовым методом - так русские в Сибири добывают нефть.
      Сейчас рядом с молодым вождем сидели на полу вагона жители севера страны: поезд вез на рудники очередную смену.
      Сразу за мостом поезд стал замедлять ход. Усилился гомон. Часть людей потянулась в тамбуры. У Кофи сильно затекла правая нога. Поднимаясь, он едва не упал.
      Хорошо еще, что с сорок третьим размером господина Джиммы молодой вождь расстался еще в Стамбуле. Сходил во время посадки в оффшорный магазин и приобрел за двести долларов отличные итальянские глинодавы устрашающе синего цвета.
      В ожидании остановки поезда Кофи прикладывал отчаянные усилия, чтобы устоять на ногах. Когда в вагоне ни поручней, ни сидений - держаться абсолютно не за что.
      Чернокожие пассажиры выписывали пируэты. То и дело они падали друг на друга и звонко хохотали. С пола посмеивались рабочие рудников, - им предстояло ехать дальше. Вот это развлечение!
      Балансируя в изуродованном вагоне, Кофи вспоминал столпотворение в аэропорту Стамбула. Отовсюду рвались к таможенному барьеру российские и украинские "челноки" с баулами таких размеров, что было ясно: обычный человек этот груз поднять не в силах. Неясно было другое: как эти баулы поднимет самолет?
      Наконец вождь спрыгнул вместе с другими пассажирами на железнодорожную насыпь. Платформы на станции не было.
      Кофи обернулся.
      Сотни черных людей карабкались в вагоны Мытищинского завода. Сейчас локомотив потянет состав дальше, в Абомей. Железная дорога огибает джунгли, в которых четверть века назад погибла его мать.
      Кофи зашагал назад, в сторону моста, по которому только что прогромыхал доставивший его поезд. Ноги вязли в песке.
      Вождь приостановился, чтобы снять синие итальянские туфли за двести долларов. Сунул туфли в скатку к плащу и пиджаку.
      Босому идти сразу стало легче. Скоро Кофи Догме, небрежно помахивая чемоданчиком, шагал по мосту над рекой Немо - родной Зеленой рекой.
      Вода грозно ревела далеко внизу. Обещала когда-нибудь добиться своего. Обрушить бетонные опоры. Смыть к черту мост, желательно вместе с составом, полным народу.
      Кофи любовался мощью зеленой воды и белыми бурунами ее гнева вокруг опор.
      Он никогда не был в этих местах. Вообще он никогда не прибывал в Бенин с севера, из Нигера.
      Перейдя мост, Кофи добрался до разбитого шоссе и принялся ждать трэмп в южном направлении. Он надеялся, что в сторону Порто-Ново будет много машин.
      Ну, насколько вообще может быть много машин в африканских тропиках.
      За десять дней изнурительного пути Кофи многое узнал. Словечку "трэмп" он научился в Судане, бывшей британской колонии.
      Трэмп по-английски значит "бродяга", но в последние годы так стали называть автомобиль, который подвозит путника, путешествующего с помощью автостопа. Взять трэмп, поймать трэмп...
      Дальние пальмы исчезли в клубах пыли. Скоро пылью заволокло и весь пейзаж поближе. "Пожалуй, это не мотоцикл, - подумал Кофи. - Похоже на большой грузовик..."
      Когда пылевой смерч оказался совсем близко, Кофи рассмотрел радиаторную решетку легкового "Мерседеса". Вождь поднял большой палец правой руки.
      Машине было лет тридцать. Переваливаясь из выбоины в выбоину, она с диким скрежетом прокатилась мимо так медленно, что Кофи разглядел пассажиров. На заднем сиденье сидели полные мужчины - седой и лысый. Оба посмотрели на Кофи, как на придорожный столб.
      "Начальство, - усмехнулся вождь. - Видели бы они, на каких тачках в Питере новые русские раскатывают!"
      Скоро вырос еще один столб, но совсем в другой стороне. С юга в чудовищном чаду приближался автобус Львовского завода.
      Все окна, кроме переднего, были заварены металлическими листами. Ветеран советского автомобилестроения верой и правдой продолжал служить людям в качестве грузовика. Видимо, он был ровесником легкового "Мерседеса".
      Кофи подумал, что в Судане машины встречались гораздо чаще. И были они гораздо моложе. Один раз даже мелькнула новенькая "шестерка" цвета "липа зеленая" - такая же машина была у Кондратьевых.
      "Интересно, какой дурак в Судане купил "Жигули" с задним приводом? задумался Кофи Догме. - В сезон дождей в такую машину лучше не садиться... То ли дело "Нива"! Вот это вездеход! Недаром на "Нивах" президенты сельских акционерных обществ в России ездят. Вот бы такую вождю народа фон... Да еще с радиостанцией!"
      Кофи нащупал в своей скатке пластик с минеральной водой и отпил добрых поллитра. На губах лежал толстый слой песка. В тропиках нужно много пить. А то хряпнешься от обезвоживания. Кто потом будет племенем руководить?
      Очередной столб пыли не заставил себя долго ждать. Кофи высоко поднял большой палец. Вот и долгожданный трэмп. Длиннющий трейлер с не менее длинным прицепом был под завязку загружен пальмовым сырьем.
      Гигант затормозил. Кофи с полминуты выжидал, пока чуточку осядет пыль. Иначе даже ручку на двери не было видно.
      - Хай, - сказал Кофи, забравшись в кабину "МАЗа". - До Губигу подбросишь?
      - Только следи, чтобы я не заснул, ладно? - попросил черный паренек и принялся разгонять свое грозное чудовище.
      - Ты что, всю ночь ехал, что ли? - удивился Кофи.
      Суданские водители ему прочно внушили, что только самоубийцы гонят ночи напролет. Это обязательно когда-нибудь плохо кончается.
      - Нет, - устало улыбнулся паренек. - Девчонка, понимаешь? Такая заводная! Вертелась, как... как...
      - Пропеллер, - подсказал Кофи.
      - О, точно! - обрадовался меткости сравнения шофер. - Как пропеллер...
      Некогда песчаная, дорога давно была заасфальтирована. Она словно начиналась ниоткуда и уходила в никуда. Далеко впереди разбитый асфальт достигал белого неба. Слева и справа к дороге подступали конические холмы с редкими" пальмами. Пальмы и холмы, пальмы и холмы.
      Холмы и пальмы.
      Черный паренек достал из-под сиденья обыкновенный кирпич и положил вместо ноги на педаль акселератора. Теперь ничто не мешало ему клевать носом. Кофи с дороги глаз не спускал. Солнце, как водится, прожигало железную крышу "МАЗа". Главное небесное светило твердо решило пленных не брать.
      "Спасибо, Господи, что ты создал меня столь предусмотрительным!" умилился Кофи, достал полуторалитровую бутыль минералки и жадно припал коричневыми губами. Причем одна его рука слегка придерживала руль, а глаза смотрели вдаль сквозь лобовое стекло.
      Эту бутыль он приобрел за пятьсот километров отсюда, на вокзале северного бенинского городка Канди. Минувшей ночью. Когда выбрался наконец из едва двигавшегося состава, который привез Кофи из нигерийской столицы Ниамея.
      Разумеется, под Кофи не было сиденья. Предприимчивые бенинцы пользуются подушками от автомобильных кресел именно как подушками. А ездят на ящиках. Или на табуретах.
      Хотя в Бенине и следует много пить, в пути это делать неудобно. В кабине трясло даже брльше, чем в раскуроченном мытищинском вагоне.
      Правда, будь бутылка стеклянной, Кофи уже не опасался бы остаться без зубов.
      Четырех передних - двух верхних и двух нижних - его лишил железный кулак Василия Константиновича Кондратьева.
      Когда впереди показались контуры Губигу, Кофи Догме испытал огромное облегчение. Он не зря еще в Судане разменял стодолларовую купюру.
      Вождь протянул один доллар пареньку за рулем, и тот сразу проснулся. Черное смазливое личико расплылось в счастливой улыбке.
      - Спасибо! - крикнул Кофи на родном языке и покинул душегубку, изготовленную на Минском автозаводе.
      "Совершенно зря в Белоруссии укомплектовывают вагоны и грузовики для Бенина сиденьями, - думал вождь, подходя к околице. - Лучше бы сразу устанавливали ящики из-под помидоров и яблок. А на разницу в цене поставляли бы нормальные перьевые подушки. На них куда удобнее голове, чем на жестких сиденьях".
      Белорусское чудище страшно заревело перегретым мотором и поплыло в белом мареве дальше. На фабрику пальмового масла. Кофи долго смотрел вслед.
      Наконец он отхлебнул "ще минералки и направился мимо старой стенки для сушки навоза в деревню. Одна-единственная муха приветствовала вождя. По траектории ее полета было видно, что она отупела от жары.
      Однако в первой же улочке вождь немедленно был замечен. Здесь, в тени сборно-щитовых домиков, копошились ребятишки. Они окружили его и отчаянно завопили на все лады:
      - Кофи Догме, Кофи Догме приехал!
      - Приехал наш вождь из великой России!
      - Вождь вернулся в Губигу!!!
      Кофи наспех погладил несколько курчавых головок:
      - А ну отвечайте, детишки: где народ?
      Дети хором заорали так, что у Кофи заложило уши:
      - Народ в поле!!!
      А девочка лет трех, не знающая еще страха, с вызовом спросила:
      - Вождь, а что ты нам вкусненького привез?
      Кофи нагнулся, потрепал ее щечку:
      - Потом, моя маленькая, потом...
      Сборно-щитовой домик вождя был выкрашен в национальные цвета: желтая крыша, светло-зеленые стены, красные двери, красные рамы и наличники. Одна из стен глядела наружу ребристой мордой кондиционера.
      Кофи шагнул в дом. В прошлый приезд, когда дед лежал при смерти, наследника ждали с минуты на минуту. Кофи вспомнил застывших в поклонах амбалов в футболках и шортах.
      Сейчас его никто не ждал. Вот так и должны обрушиваться на головы подчиненных все руководители. Чтоб ничто от хозяйского глаза не успели укрыть.
      Вождь осторожно опустил на пол переносной компьютер. Повесил на гвоздь свою скатку - плащ, пиджак и синие туфли.
      Из спальни, где умер дед, неслись звуки какой-то возни. Тонкие перегородки почти не мешали распространению звуков, как в российских многоэтажках постройки семидесятых годов.
      Кофи ясно разобрал женское постанывание и мужское сопение. Он придал лицу свирепое выражение и рывком распахнул дверь.
      В глазах потемнело от черных тел.
      Сначала Кофи даже не- мог понять, сколько здесь участников.
      Участники, в свою очередь, замерли.
      Большее изумление и больший ужас Кофи встречал лишь на лицах своих жертв.
      Вождь наслаждался немой сценой. Сразу вспомнились занятия русской литературой на подготовительном отделении четыре года назад. Финал гоголевского "Ревизора".
      Вовсю шуровал кондиционер. Горячий ветерок играл шторами на распахнутых окнах. Постепенно Кофи разобрался, кто есть кто. Тела было всего три.
      Два мощных торса принадлежали его собственным телохранителям. Компанию им составляла круглозадая красотка.
      В ней Кофи узнал последнюю жену старого вождя Нбаби. Уезжая в Петербург 25 августа, молодой вождь разрешил ей присматривать за своим домиком.
      Троица была бесподобно переплетена.
      От страха они, кажется, могли и не расплестись.
      - Здавствуйте! - рявкнул Кофи. - Народ в поле, а вы тут динь-динь, понимаешь!?
      Последняя жена Нбаби разрыдалась.
      Она отпихнула от себя одного амбала, отбросила бедро второго и поползла обнимать босые ноги Кофи, заклиная:
      - Прости меня, вождь, не виноватая я, они сильнее меня, я не могла сопротивляться... Прости меня, о вождь!
      - А вы что скажете, бездельники? - обратился Кофи к охране.
      Абсолютно голые парни наконец вскочили и поклонились. Не поднимая головы, один сказал:
      - Прости нас, вождь. Но скажи, как быть, если она целый день перед нами без одежды?
      - Прости нас, вождь, - взмолился второй охранник. - Но что нам делать, если она целыми днями крутит голой задницей?
      - Даже нап аховую повязку не носит, стерва! - поделился первый тем, что больше всего его возмущало.
      Оба они служили вождю одновременно деревенской милицией, президентской гвардией, вышибалами, телохранителями и просто лакеями.
      Кофи не смог более сдерживаться. Он захохотал во весь голос. От этого последняя жена великого Нбаби перестала плакать, а амбалы в ожидании расправы повесили головы еще ниже.
      Смех вождя услыхали собравшиеся вокруг домика дети. Им сразу стало очень смешно, и скоро Кофи смеялся в сопровождении десятков детских голосков.
      Язык народа фон и так звучал, подобно колокольчикам, а детский смех вовсе походил на хрустальный звон.
      Отсмеявшись, Кофи как можно строже спросил:
      - Эй, бездельники, а где мой двоюродный брат, мой заместитель?
      - Твой брат Уагадугу в поле, - угодливо отозвались все три прелюбодея разом. - Сегодня весь народ пропалывает ямс...
      - Вот так! - Вождь назидательно поднял палец. - Вот где должен быть настоящий лидер: вместе со своим народом.
      Там, где труднее. На острие атаки!.. А где главный колдун?
      - Я здесь, вождь, - проскрипел Каплу, как несмазанная арба, за спиной, и неприятный холодок пробежал по позвоночнику вождя. - Ты дал достойную отповедь этим бездельникам. Они не верили, что ты можешь появиться до будущего лета. Они не прислушивались ни к моим замечаниям, ни к замечаниям твоего двоюродного брата Уагадугу.
      Кофи обернулся и обнял старика. От колдуна остро пахло травами, гниением и заклинаниями.
      - Самое смешное, Каплу, они думают: я их ругаю за то, что они делали динь-динь. - Кофи повернул голову. - Лоботрясы, когда же вы поймете? Я вами недоволен за то, что вы делаете диньдинь в то самое время, когда остальные пропалывают ямс! Собственно, и это еще не самое ужасное. Ужасно, что вы потом жрете ямс наравне с теми, кто его вырастил... Ладно, убирайтесь пока. Нам с главным колдуном есть о чем поговорить с глазу на глаз.
      Повторять не потребовалось. Три обнаженных черных тела метеорами унеслись из спальни. Через секунду вождь с Каплу остались одни.
      Какое-то время постояли, и правда глядя друг другу в глаза. Каплу стоял сгорбленный, опираясь на острый посох.
      В своем колдовском колпаке он напоминал огромного черного гнома.
      Наконец вождь медленно опустил руку за пазуху.
      - Смотри, - он протянул колдуну полиэтиленовый пакет. - Там все, что ты хотел.
      Каплу жадно выхватил пакет. Отшвырнул в сторону посох. Брякнулся на колени и высыпал на пол содержимое пакета.
      Он на мгновение обернулся. Кофи готов был поклясться, что видел в глазах старика слезы. Слезы восторга.
      Кофи устало опустился на кровать.
      Колдун сортировал уши. Сначала он собрал их попарно - левые с правыми. Он с интересом осмотрел оба уха, которые были не отрезаны, а откушены.
      Потом колдун довольно уверенно выложил из ушей генеалогическое дерево семьи Кондратьевых. В основание он положил уши с седым пухом и уши со следами зубов. Выше - женскую пару и мужскую пару. Еще выше - уши с нежной молодой кожей.
      Потом Каплу выхватил мужскую пару ушей и показал вождю:
      - Кондратьев?
      - Да.
      Слеза выкатилась из глаза старика и, заблудившись в морщинах его лица, так и не добралась до подбородка.
      - Если бы ты знал, что ты сделал, сынок! - в восторге простонал Каплу. - Если бы только знал! Ты спас честь народа фон, ты спас собственную честь вождя...
      Теперь мне не стыдно будет умереть.
      - Разве ты заболел?
      - Нет! Но когда бы ни настигла меня смерть, я встречу ее спокойно. У меня не осталось невыполненных дел в мире живых... Кстати, - колдун порылся в складках галабии и вытащил измятую фотографию, - у Кондратьева дочь, но я не вижу девичьих ушей? Ты говорил, что именно дочка сделала эту картину, которую белые называют "фотографией"!
      Кофи протянул руку. Забрал снимок.
      На него смотрели Елена Владимировна с Василием Константиновичем. И их сын Борис. И он сам, Кофи Догме, бенинский студент.
      Все беззаботно улыбались. Прошло ровно три месяца с того чудесного вечера, когда он впервые увидел Катю. Действительно, именно она их всех сфотографировала, перевернув аппарат вверх ногами, чтобы глаза не вышли красными...
      В горле застрял какой-то комок. Вождь хотел сглотнуть, но сдержался. Он чувствовал пристальный взгляд колдуна.
      - Если бы все было так просто, Каплу...
      - Но у тебя амулет!
      - Каплу, это были обстоятельства непреодолимой силы. Я едва ноги унес.
      Если бы я промешкал тридцать или сорок минут, было бы поздно. Не спасло бы на этот раз даже то, что белые не отличают нас, черных, одного от другого.
      По-прежнему стоя на коленях, колдун из-под колпака не сводил глаз с вождя.
      Медленно выталкивая слова-колокольчики, Каплу спросил:
      - Кто был первым?
      - Старик.
      - Отец Кондратьева?
      - Да.
      - А кто был вторым?
      - Старуха.
      - Мать Кондратьева?
      - Да. Какое это имеет значение, Каплу?
      Вместо ответа колдун перецеловал по очереди каждое ухо и сложил одно за другим в пакет. Десять штук. Поднялся с колен и произнес:
      - Лучше, если бы ты начал не с его родителей, а с его детей.
      Вождь молчал. В его голове пронеслись лица Кондратьевых. Он их видел сейчас такими, какими запомнил в их последние минуты. "Нет! - кричали или пытались крикнуть перекошенные ужасом старики и Елена Владимировна. - Не надо!"
      Кофи вспомнил последние слова полковника. Тот, умирая, кричал из-за белой двери: "Теперь я понимаю, кто тебя прислал... Черный колдун... Главный колдун... А я давно забыл его имя..."
      - Я доставал амулет всякий раз, как выпадал удобный случай. Я не выбирал, с кого начинать, Каплу.
      Сгорбленный старик покачал головой в колпаке.
      - Я слишком много прожил, чтобы поверить твоему ответу, сынок. Из всей семьи уцелела именно девушка. Я спрашиваю себя: "Почему?" И отвечаю: "Потому что она была моему вождю дороже всех". Ты специально начал со стариков, сынок. Им все равно скоро умирать. Ты решил, что, пока дойдет до девушки, тебе придется бежать из России. Так и вышло.
      "Ты мой сын, Кофи, - всплыло в памяти вождя. - Борис и Катя - твои брат и сестра. Только что от тебя я узнал, что красавица Зуби погибла. Ты потерял мать.
      Теперь ты добиваешь отца". Сжались огромные кулаки.
      - Заткнись, колдун! - крикнул Кофи. - Если бы я начал с девушки, то пришлось бы бежать намного раньше. Со стариками я бы вообще не успел покончить.
      Кагату отвел наконец сверлящий взгляд и смиренно сказал:
      - Если ты приказываешь, я умолкну, вождь. Но я хочу пояснить, почему так важно было не оставлять ее в живых.
      Вместе с нею пресекся бы род убийцы твоей матери. А теперь кровь убийцы будет течь в детях этой девушки... Впрочем, ты настоящий вождь! Великий Нбаби гордился бы тобой. Ты должен носить ожерелье из этих ушей. Так делали наши предки.
      Кофи спрятал пакет под рубашкой, от галстука он давно отказался.
      - Каплу, ты знаешь, что такое Интерпол?
      - Нет.
      - Это всемирная полиция. Россия в нее уже вступила. Бенин может вступить в Интерпол в любой день. Тогда по ушам на груди меня очень быстро найдут и выдадут России. А я, знаешь ли, не намерен туда больше возвращаться.
      - Эх, молодежь, - старик покрутил головой. - Да если бы я в твои годы имел столько трофеев, я бы на пальмы лазал от счастья!
      - Извини, Каплу, - попросил вождь. - В последние дни я очень устал от двух вещей. Устал спать в вагонах и залах ожидания. А главное - устал давать взятки.
      В России так часто не берут. Я теперь знаю Африку. Здесь взяточник на взяточнике сидит и взяточником погоняет. Хорошо еще, у меня хватило денег добраться до дома через все таможни и границы.
      Давай я немного посплю, Каплу. Вечером на площади я, быть может, выступлю перед народом. Иди разыщи моего брата Уагадугу. Готовьте общее собрание.
      - Слушаю и повинуюсь, вождь.
      Каплу, кряхтя, подобрал с пола посох и вышел.
      Властный голос Кофи Догме нагнал старика уже на пороге:
      - И смотри, чтобы уровень торжественности был не ниже праздника Четвертого Урожая!
      Старик застыл. Обернулся.
      - Но, вождь, это невозможно. День Четвертого Урожая прошел десять дней назад. Народ, как всегда, отметил в этот день твое рождение.
      - Это как раз день, когда я из Питера улетел, - что-то прикинув, буркнул себе под нос Кофи. - А эксперт остался в багажнике. Точно, это был день моего рождения!.. Ну, а почему народ не может теперь отметить мое возвращение?
      - Нет мяса.
      - Ну так хоть рыбы срочно наловите!
      Бражка-то есть?
      - Что?
      - Ну, вино это ваше, от которого потом племя блюет всю ночь?
      - Вино, конечно, есть. Вино всегда есть.
      - Вот и ладно. Все будет, как в День Четвертого Урожая, но вместо мяса - рыба... Стоп! А жертва? Тут без быков никак не обойтись.
      Каплу низко поклонился, что при его сгорбленности было несложно.
      - Я предлагаю принести в жертву одного быка, а не двух, - сказал он. Это не обидит Солнечного бога. Без твоего распоряжения бог вообще не получил бы жертвы. И на производительности наших пахарей исчезновение одного бычка мало скажется.
      Оставшись наконец один, Кофи плотно закрыл оба окна. Крутанул регулятор кондиционера в сторону большего холода. Через десять минут в спальне станет прохладно. Привычно, как в комнате общежития.
      Тогда можно будет уснуть.
      58
      Барабанная дробь разлеталась по окрестностям. Там-там-татата, там-тамтатата, там-там-татата... Пять пар барабанщиков стояли друг против друга у подножия холма, на котором народ фон кремировал своих умерших. Мелькали черно-розовые ладони. Извивались гибкие тела. Рассекали воздух конические палочки.
      Население деревни за годы дружбы с Советским Союзом резко увеличилось.
      Площадка с племенным дубоподобным деревом уже не вмещала желающих. Поэтому еще великий Нбаби отвел для массовых шествий и манифестаций невысокий холм между хлопковым и ямсовым полями.
      Жители в лучших галабиях толпились вокруг Священного холма. Сегодня никаких футболок, джинсов и шортов с сарафанами. Только национальная одежда, и никакой обуви!
      Близ холма торчал шест, который символизировал оставшееся на центральной площади племенное дерево. По случаю празднования Дня Возвращения Вождя на шест были вывешены маски всех идолов народа фон, а выше прочих - маска Солнечного бога.
      Жестокое солнце в тропиках. Даже на пороге октября. Боятся и почитают его африканцы. Скрестив руки на груди, стоял под шестом молодой вождь Кофи Догме.
      "Там-там-татата, - гремело в двух шагах от него, - там-там-татата!"
      Люди ждали и пропитывались ритмом.
      Ноги непроизвольно притопывали. Вращались покрытые татуировкой животы.
      Тряслись головы и груди. Звенели праздничные кольца - по килограмму колец в каждом ухе бритоголовых женщин.
      Внезапно все стихло. С одной из сторон холма толпа расступилась. Из деревни двигалась процессия.
      Во главе важно выступал главный колдун деревни Губигу. Горбатый Каплу. Его искривленные старостью руки сжимали над головой два ритуальных ножа. Каждый полуметровой длины.
      Горбатый колдун описывал ножами восьмерки. Белые праздничные полосы на широком лице придавали ему особенно зверское выражение.
      Острейшие лезвия пролетали в считанных миллиметрах от пальцев и головы колдуна. Он напоминал дирижера симфонического оркестра и одновременно каратэку с нунчаками. Вечерние лучи отскакивали от стали в глаза собравшимся, делаясь солнечными зайчиками. Люди вздрагивали.
      Следом за Каплу мужчины в головных украшениях из цветных хлопковых нитей вели быка. Можно было подумать, что вся сила животного ушла в рога. Не в коня корм.
      Африканские травы, усваиваясь, превращались не в говядину, а в чудовищные лопасти на головах. Каждый рог имел две ладони ширины и больше метра длины.
      Всякий знает эту африканскую породу.
      Невысокие животные с огромными саблеобразными рогами редко бывают хорошо откормлены. Не растут в Африке клевер с тимофеевкой. Туго в Африке с выпасами. Туго и с комбикормом. Даже ноги у саблерогих быков кривые: каждый в телячьем возрасте переболел рахитом.
      "Н-да, животноводство у нас здорово запущено, - скептически подумал вождь. - Бык такой, что сейчас сам грохнется. Без помощи колдуна..."
      Появление процессии у подножия Священного холма вызвало крики радости. Голод не тетка. Немедленно отыскались помощники с большими глиняными сосудами. В Губигу издавна, еще со времен пальмовых хижин, была гончарная мастерская, где работали женщины.
      Бычок словно что-то понимал в происходящем и беспокоился. Четверо погонщиков дубасили его увесистыми палками по торчащим ребрам.
      Кофи повернулся к шесту, который обозначал племенное дерево, простер руки к маске Солнечного бога и повалился на землю.
      Затем рухнул, как подкошенный, горбатый старик.
      Потом погонщики изможденного быка и ассистенты с сосудами.
      Дружно взмахнув палочками, пали ниц десять барабанщиков.
      И наконец залегла вся деревня.
      Люди не сводили глаз с раскрашенных масок и умоляли их быть снисходительными. Люди поглядывали на колдуна и умоляли его быть расторопнее. В животах урчало. Один бык стоял и отгонял хвостом несколько по-осеннему злых мух.
      Первым не по годам проворно вскочил старый Каплу. Корча страшные гримасы, бросился к несчастному животному.
      Степенно, исполненный чувства собственного достоинства, поднялся с земли представитель племенной аристократии молодой вождь Догме.
      Спустя мгновение все были на ногах.
      Барабанщики затеяли мелкую и тихую сбивку, которая, однако, быстро прибавляла в громкости. Главный колдун скакал перед быком. Торчал из-под галабии его горб.
      Бык отвечал довольно тупым взглядом.
      Лишь размахивал хвостом, отгоняя немногочисленных мух. По дороге сюда бык волновался, крутил рогатой башкой, думал: там, куда ведут, накормят или не накормят?
      Оказавшись в центре внимания, бык понял: не накормят. Сами голодные.