Наконец, помахивая сумкой, студент попал на нейтральную территорию. В залнакопитель. Оставаясь географически в аэропорту Пулково, он уже находился за границей.
      В салоне "боинга" его место оказалось в центральном ряду. Как только после взлета погасло табло "Не курить. Пристегнуть ремни", слева и справа от Кофи по обоим проходам покатились тележки.
      Их толкали ослепительные блондинки, и приходилось жмуриться, чтобы не ослепнуть. На тележках было все. Сыр в ассортименте. Мясо в ассортименте. Рыба в ассортименте. Десять сложных гарниров.
      Двадцать салатов. Фрукты со всего мира.
      Больше всего было напитков. Соки - от томатного до гуаво. Пиво - от баночного светлого до бутылочного темного. Вина-от рислингов до портвейнов.
      За четыре года жизни в России Кофи привык к крепенькому. Если не "Советское шампанское" в доме Кондратьевых, то водка.
      Ну-ка, что мы имеем... Бренди, коньяк, виньяк, ром, джин, виски. На одной из тележек стояли в рядок мексиканская текила, болгарская ракия и японская сакэ.
      Именно водки отчего-то не было.
      "Должно быть, из-за антироссийской политики стран Запада, - подумал Кофи Догме, словно настоящий питерский патриот. - Стремятся задеть русского человека отсутствием национального напитка среди сказочного изобилия".
      - Коньяк, пожалуйста, - попросил он.
      Протягивая пластиковый фужерчик, стюардесса так широко улыбнулась яркокрасными губами, что Кофи стало не по себе при виде двух рядов крепких клыков и резцов.
      Он залпом осушил фужер. Треволнения последних дней измотали его. Дома ждали новые треволнения, нисколько не меньшие. Отдыхать оставалось только в дороге.
      В воздухе.
      Зубастую девушку он перехватил на обратном пути с опустошенной тележкой.
      - Еще коньяк, пожалуйста.
      Ах, этот бизнес-класс! Все, что есть на борту выпить и закусить, будут беспрекословно носить столько, сколько попросишь.
      А впереди девятичасовое путешествие. Две посадки. И никаких развлечений.
      На экране застрекотали кадры детектива, но фильм звучал на английском языке.
      Кофи мало что понимал.
      Он покосился на соседей. Белая супружеская чета средних лет. Муж уже похрапывает. Жена читает дамский журнал... На итальянском языке! С попутчиками все ясно. Только до Неаполя.
      Кофи протянул руку и взял с очередной тележки газету на французском. Вчерашняя "Нувель де Абиджан". После пяти экзаменов душа не лежала к печатным знакам.
      К тому же его мало занимали новости государства Кот-д'Ивуар. Кот-д'Ивуар для Бенина то же, что Дания для России. Хотя некогда все вместе именовалось Французской Западной Африкой.
      Кофи разложил перед собой столик.
      Достал пачку "L&M", сборник русских кроссвордов, который ему сунула Катя, словарь.
      Одна из зубастых девушек привезла на тележке прозрачную ветчину с лимоном и финской горчицей. Для полного кайфа не хватало еще немного коньяка.
      Раз уж нет водки. Стоит нажать кнопку в подлокотнике, и к тебе уже спешит по проходу стюардесса.
      - Еще коньяк, пожалуйста.
      "Как пить дать этот черномазый обблюет и кресла, и соседей", - с грустью думала про себя зубастая девушка, орудуя на самолетной кухне.
      Четыре года в русской студенческой общаге что-нибудь да значат. Отгадав три слова, плотно пообедав и выпив в сумме граммов пятьсот, Кофи уснул.
      Он не ощутил ни посадку в Неаполе, ни смену соседей, ни взлет. Зато проснувшись, почувствовал страшную жажду. Затем вспомнил, где находится, и нажал кнопку. Губы едва разлеплялись:
      - Пожалуйста, лимонный сок и коньяк.
      - Смешать? - не поняла девушка.
      - Нет, раздельно, - твердо ответил Кофи.
      "У наших парней только камни пить не научатся", - размышляла стюардесса, выполняя заказ.
      Кофи отхлебнул лимонный сок, залпом выпил коньяк и тут же почувствовал себя прекрасно.
      - От добра добра не ищут, - сказал он стюардессе. - Повторите, пожалуйста.
      На него с ужасом смотрели новые соседи справа - негр толстый и негр тощий.
      Кофи повернулся, и они засмущались, заотворачивались.
      "Типичные пуритане с Берега Слоновой Кости", - распознал студент жителей Кот-д'Ивуара, как теперь называется эта бывшая колония. Он принял еще дозу, закурил и спросил по-французски:
      - Мсье, не подскажете ли, где мы летим? Что внизу?
      - Видимо, Сахара, мсье, - с готовностью отозвался один из попутчиков.
      "Черт его знает, этого мулата, - пронеслось в голове котдивуарца. Может, он на службе у русской мафии? Вон как порусски со стюардессой шпарит. Вон как коньяк пьет".
      - Как Сахара?! - возмутился Кофи. - А где же море? Перед Сахарой еще Средиземное море нужно пересечь!
      - Мсье спал, когда самолет летел над морем.
      - А, значит, море уже было! - успокоился Кофи и нажал кнопку. - Коньяк, пожалуйста.
      Абиджан - не Петербург. Белых ночей там не бывает. "Боинг" из России произвел посадку в темноте. Последним из самолета выбрался гражданин Бенина Кофи Догме.
      Обеими руками он держался за перила трапа. Ноги слегка заплетались о ступеньки.
      Сумка болталась за спиной, как солдатский вещмешок.
      Проковыляв кое-как мимо пограничников и таможенников, он первым делом направился к магазинчику спиртных напитков и приобрел бутылку египетского рома. Более дешевого и крепкого пойла не оказалось.
      Затем Кофи постоял, покачиваясь, перед огромным электронным табло с расписанием. Большая удача! Ближайший рейс на Порто-Ново через полтора часа. Есть время купить билет, выпить и покурить.
      В аэропорту Порто-Ново стояла глубокая ночь, когда приземлился борт из Абиджана. Два черных стюарда в белых перчатках помогли выбраться из самолета третьему черному - рослому парню с полупустой спортивной сумкой за спиной и с полупустой бутылкой в руке.
      - Вы классные чуваки, - по-русски бормотал на прощание студент и лез обниматься. - Падла буду, сто лет не забуду!..
      Стюарды вежливо отстранялись, чтобы не упасть от запаха изо рта необычного пассажира.
      На автопилоте Кофи добрел до пальм на обочине шоссе, ведущего на север страны. В кронах пели ночные птицы. Над землей порхали ночные бабочки. Прохлада.
      Тридцать градусов.
      Прислонившись спиной к мохнатому стволу, Кофи сполз на сухой июльский газон. Сунул под голову сумку. Закурил "L&M". Уставился в черное небо Черного континента. Тревожно мерцали звезды. Ни звука не доносилось ни с шоссе, ни со стороны аэропорта.
      Одна из звезд была больше прочих и мерцала тревожнее. За ней, расширяясь, тянулся вправо огненный хвост из мельчайших звездочек.
      "Комета", - подумал Кофи, запихнул окурок в трещину пересохшей почвы и уснул.
      28
      Некогда песчаная, дорога давно была заасфальтирована. Она словно начиналась ниоткуда и уходила в никуда. Далеко впереди черный асфальт достигал белого неба.
      Слева и справа к дороге подступали конические холмы с редкими пальмами. Слева и справа проносились пальмы и холмы, холмы и пальмы.
      "Спасибо, Господи, что ты создал меня столь предусмотрительным!" умилился Кофи, достал литровый пластик кока-колы и жадно припал коричневыми губами.
      Эту газировку он приобрел за восемьсот километров отсюда, в абиджанском аэропорту.
      В Африке нужно много пить, если не хочешь рухнуть от теплового удара. И от похмелья. Солнце жарило сквозь железную крышу грузовика. Оно твердо решило пленных не брать.
      Однако в Африке не всегда удобно много пить. В кабине трясло так, что, будь бутылка стеклянной, Кофи остался бы без зубов.
      - Если утром плохо, значит, вечером хорошо? - понимающе спросил пожилой водитель и щелкнул себя указательным пальцем по горлу.
      - Да, - простонал Кофи.
      Его слегка мутило после вчерашнего.
      Не следовало мешать коньяк с ромом. Но главная проблема состояла в том, что вместо сиденья под ним был обычный деревянный табурет, кое-как привязанный к каким-то выступам кабины.
      Этот табурет вел себя, как необъезженный жеребец. Кофи то норовил пробить головой лобовое стекло, то налетал на плечо водителя, то больно ударялся о металлическую ручку двери. Дело усугублялось тем, что пол в кабине почти отсутствовал и ножки стула поочередно проваливались в одну из дыр.
      Когда впереди показались контуры Губигу, Кофи Догме испытал огромное облегчение. Он не зря запасся в Питере однодолларовыми купюрами. Хотя там это не деньги.
      Он протянул бумажку водителю, и черное пожилое лицо расплылось в счастливой улыбке.
      - Спасибо! - крикнул Кофи на родном языке и покинул жуткий аттракцион.
      Допотопный "ГАЗ-53" страшно заревел перегретым мотором и поплыл в белом мареве дальше. В далекий город Параку на севере страны. Кофи долго смотрел этому чудищу вслед. Наконец он отхлебнул еще колы и направился к околице. На сложенной из грубых камней стенке не сохла ни одна коровья плюха.
      Органика давно не использовалась в качестве топлива, а вся вывозилась на ямсовые и хлопковые поля. Стенка стояла словно памятник мрачным временам колониального и буржуазного прошлого.
      Благодаря этому и другим санитарногигиеническим мероприятиям в деревне почти не осталось мух. Общественные туалеты, устроенные прежде открытым способом, украсились сбитыми из советских ящиков будочками - там только и царила еще мушиная братия.
      Не осталось в Губигу и лачуг из обмазанных глиной пальмовых листьев. Все крестьяне обзавелись сборно-щитовыми домиками, которые в богатой и холодной России используются на дачах.
      Войдя в первую же улочку, Кофи был замечен ребятишками. Они окружили его и отчаянно завопили на все лады:
      - Кофи Догме, Кофи Догме приехал!
      - Приехал Кофи из великой России!!
      - Внук вождя вернулся в ГубигуШ Сборно-щитовой домик вождя был выкрашен в национальные цвета: желтая крыша, светло-зеленые стены, красные двери, рамы и обналичка. Одна из стен глядела наружу ребристой мордой кондиционера.
      Кофи шагнул в дом. Его ухе ждали, застыв в почтительных поклонах, телохранители вождя - как всегда, два молодых амбала. Но не в напаховых повязках, а в футболках и шортах.
      Студент швырнул сумку, похлопал амбалов по голым плечам и стремительно прошел в спальню деда. Здесь был полумрак. Вовсю шуровал кондиционер. Горячий ветерок играл шторами на распахнутых окнах. Вдоль стены сидели на полу ближайшие родственники. Кофи помахал им, показывая: после поговорим обо всем.
      На кровати лежал великий вождь Нбаби. Глаза деда были открыты, но он не шевелился. У изголовья сидел старый колдун.
      Каплу держал в руках какие-то тонкие палочки, которые сладко дымили. Кофи не помнил, чтобы раньше возле умирающих пользовались такими штуками. Этот сладкий дым вызвал у него новый прилив тошноты.
      В таком угаре и здоровый за полчаса загнется. Тут же, выставив кверху круглый зад, мыла пол молодая негритянка. Должно быть, последняя жена вождя.
      Прежде ослабшим старикам родственники подбирали красивую женщину. Ее называли последней женой: она должна была подтвердить или опровергнуть факт бессилия.
      Когда последняя жена заявляла, что старец больше ни на что не годен, племя устраивало импотенту ритуальное самоубийство.
      Этот варварский обычай остался в колониальном и буржуазном прошлом. Однако правило последней жены сохранилось и приобрело новый гуманистический характер. На склоне лет мужчину теперь поджидала всесторонняя забота.
      Крики ребятни давно донеслись до Каплу, но он поднялся навстречу приезжему, лишь когда тот вошел в спальню. Главному колдуну было уже за шестьдесят.
      Вождю - за восемьдесят.
      За годы правления Социалистической партии под руководством товарища Хериса Ногмы средняя продолжительность жизни в сельских районах выросла на двадцать лет.
      Мельком приобняв колдуна, Кофи шлепнул по круглому заду женщины и тоном, не терпящим возражений, распорядился:
      - А ну немедленно закрой окна и форточки. Тебе, дуре, зачем родина электричество провела? Зачем для тебя в Баку кондиционер сделали? Чтоб Африку охлаждать?!
      Последняя жена деда посмотрела с первобытным диким страхом и кинулась исполнять приказ.
      А Кофи подошел к деду и наклонился.
      Их глаза встретились. Подобие улыбки исказило морщинистое лицо больного.
      Вождь что-то прошептал. Кофи поднес ухо к самым губам. Потом осторожно присел на место, которое уступил колдун.
      Старик сделал усилие, приподнял руку и положил на колено Кофи. Парень сжал ее и явственно ощутил, как уходит, навсегда уходит тепло из исхудавшего тела.
      Суха и невесома была эта черная лапка, покрытая паутиной морщин. Нбаби продолжал нашептывать что-то неуловимое.
      Сил на членораздельную речь не осталось.
      С трудом Кофи наконец разобрал:
      - Как ты?..
      Старик умирал. Кофи не хотелось рассказывать о себе в эти последние минуты.
      Ведь у него самого все в порядке: он здоров и молод. У него любовь и дружба. Глаза студента наполнились слезами.
      Но старик ждал, ждал его рассказа. Кофи подавил плач и начал. Думая, что дед может плохо слышать, он четко и громко выговаривал слова.
      Он рассказывал о России, о Петербурге, об институте. Когда он дошел до метро, люди в резиденции вождя перестали шевелиться.
      Даже амбалы-охранники, которым все было слышно сквозь тонкую перегородку, отвесили крепкие челюсти. Даже старый колдун, усевшийся в ногах Нбаби, с огромным вниманием поглощал эту фантастическую историю. Даже вонючие палочки в его руках наконец погасли.
      Все они мало что понимали из сказанного. Кое-кто из них никогда не был даже в Порто-Ново. Никто никогда не бывал в других странах. И уж тем более никто не мог вообразить жизнь на далеком северном континенте, сплошь населенном белыми людьми.
      Кофи говорил, глядел в лицо умирающего деда и уже не мог сдержать слез. Африканцы в эмоциональном плане много честнее скрытных белых. Нет ничего зазорного, если мужчина плачет. Был бы достойный повод.
      Старик впитывал слова внука. Как губка. Словно Солнечный бог отказывался взять его жизнь, пока не вернется из неведомых краев Кофи, любимый внучек, единственный из племени посланный за знаниями в такую даль. Студенту казалось, что дед едва кивает от удовлетворения услышанным.
      - Ой! - Кофи хлопнул себя по гладкому лбу и сквозь слезы улыбнулся до ушей. - Принесите мою сумку!
      Сей секунд родственники были на ногах и бросились в прихожую. В узкой двери они столкнулись, и получилась настоящая свалка. Из уважения к умирающему вождю боролись молча и быстро. Слышно было лишь сопение и кряхтение, да кто-то шумно испортил воздух.
      Кофи поморщился. Ну что с них взять?
      Дети природы. Хоть с кондиционером, хоть без. Им что экстрактор, что экструдер, что эскалатор.
      Проворнее всех оказалась последняя жена вождя. Во-первых, после взбучки за открытые окна ей необходимо было поднять реноме в глазах наследника. Во-вторых, вождь вот-вот умрет, она опять перейдет в разряд незамужних и вернется в родительский дом. Жизнь в доме вождя была несравненно богаче: хотелось понравиться наследнику, чтобы оставил подле себя.
      Кофи и не взглянул на круглозадую. Не выпуская руки деда, свободной рукой залез в сумку и стал там на ощупь что-то выуживать.
      - Вот! - воскликнул он, выудив. - Уберите шторы!
      Родственники повисли на окнах, и шторы немедленно, все до одной, оказались на полу. Июльское солнце в тропиках не нужно приглашать дважды. Со своей обычной яростью оно забушевало в спальне умирающего.
      А Кофи уже показывал деду фотографию. Хотя в дешевых моделях "Кодака"
      используется пластиковая оптика и снимают они так же, как советская "Смена", коечто можно было рассмотреть.
      - Вот мой друг, Борис, - пояснял любимый внучек. - А вот моя... Катя. Мы с ней любим друг друга!.. А вот родители Кати и Борьки...
      Вождь напряженно всматривался, будто стараясь запомнить и унести с собой образы близких внуку людей. Будто надеялся там, в царстве мертвых, размышлять и вспоминать живых.
      Вдруг его взгляд просветлел. Глаза распахнулись. Словно вмиг помолодели.
      Кофи был ошарашен. Что? Что такое?
      А великий Нбаби приподнял голову, чего не мог сделать уже неделю.
      Взметнулась его невесомая рука. Потянулась к фотографии. Широко распахнулся беззубый рот.
      Вождь силился что-то сказать. Сообщить о каком-то открытии. Должно быть, начался предсмертный маразм. Булькающий хрип вырывался из горла.
      Колдун привстал. Родственники обступили кровать. Проворная последняя жена всунулась так, чтобы ее напаховая повязка оказалась поближе к ноздрям Кофи Догме.
      Вскрик вырвался наконец из распахнутого рта Нбаби. Кофи не обнаружил в этом вскрике ничего осмысленного.
      Вскрик сменился протяжным хриплым стоном. В горле опять забулькало.
      Внезапно тощее тело содрогнулось в страшной судороге. И все стихло. На яркую фотографию смотрели те же глаза.
      В них не осталось даже искорки жизни.
      - Великий Нбаби умер! - раздался скорбный и торжественный голос старого колдуна.
      Каплу знал, что говорил. Одна рука его лежала на запястье вождя. Пульса не было.
      "Вот и все. Теперь я в этом мире один.
      Только я за себя в ответе. И нельзя мне посрамить честь великого деда, - обреченно подумал Кофи, а затем в его похмельном мозгу некстати пронеслись русские стихи: - "Упал Владимир. Взгляд уж тусклый... Как будто полон сладких грез.
      "Конец", - сказал мсье Шартроз".
      На улице перед резиденцией собралась толпа. Весь народ фон давно ждал неизбежной утраты. Нбаби не раз заявлял, что скорее небо и земля поменяются местами, чем он умрет, не повидав любимого внука.
      Для жителей деревни Нбаби был всегда.
      Люди рождались и умирали. Всех приветствовал в этом мире старый вождь никто не помнил его молодым. Всех провожал в царство мертвых он же. Даже понимая, что вождь смертельно болен, люди одновременно не верили до конца в то, что он вообще когда-нибудь умрет.
      Деревню охватил плач. К резиденции тянулись дети и старики, мужчины и женщины. Подходя, люди становились на колени и рыдали.
      - Зачем ты покинул нас, великий Нбаби? - выводили дрожащие голоса.
      - Что теперь будет с нами? - подхватывали другие.
      - Голод, страшный голод придет в Губигу! - уверяли третьи. - Без Нбаби мы не справимся с четвертым посевом и останемся без четвертого урожая!
      Отчаяние было искренним. Свыше полувека правил он народом фон. Великие реформы, которые провела в стране Соцпартия, в Губигу связывались исключительно с именем старого вождя.
      Правительство социалистов запретило ритуальные самоубийства, самый изуверский племенной обряд, - в Губигу видели в этом заслугу Нбаби.
      Советские спецы разработали план электрификации страны, и в Губигу вспыхнул электрический свет - колдун Каплу заявил, что это Солнечный бог откликнулся на просьбу великого вождя.
      Советские корабли доставили в ПортоНово гуманитарный груз, сотни тысяч сборно-щитовых домиков, - в деревне считали, что именно Нбаби позаботился о переселении из пальмовых лачуг.
      Очередной съезд Соцпартии принял программу коллективизации сельского хозяйства, под которую в деревни были направлены механизмы, удобрения и отборный посевной материал, - в народе фон все были уверены, что до создания кооператива самолично додумался их вождь.
      Дверь резиденции распахнулась, и на крыльцо шагнул Кофи Догме. Даже во внуке видели одно из доказательств могущества вождя. Не было красивей и светлей мужчины в деревне. Он единственный имел среднее образование, а сейчас вот получал еще и высшее.
      За внуком вождя виднелись заплаканные лица амбалов. Между ними протиснулся старый колдун. Ходил он теперь сгорбившись, на седой голове носил колдовской колпак и более всего напоминал огромного черного гнома. В одной руке вновь дымились зловонные палочки. В другой колдун держал копье.
      - Великий Нбаби умер! - объявил Каплу. - Вот ваш новый вождь! Вот чьи руки будут держать отныне копье вождя!
      С этими словами он всучил Кофи тяжеленное копье.
      Народ взвыл с таким энтузиазмом, что стало ясно: все ужасно скорбят по великому Нбаби, но в то же время все ужасно рады видеть своим правителем молодого Кофи.
      Тем и хорош наследственный способ передачи власти, что гибель вождя не влечет за собой кровавой бойни за вакантный престол. Престол никогда не бывает свободным. Поэтому редко у кого возникает богопротивная мысль на него претендовать.
      29
      Южные народы не знают северного обычая хоронить на третий день. Эпидемиологические соображения заставляют хоронить немедленно.
      Закапывать мертвых - тоже непозволительная роскошь для многих южан. Дикие животные вскрывают могилы, и во влажном жарком климате труп становится источником смертельных инфекций.
      Кремация - вот это подходит. Это гигиенично. Чем почтеннее покойник, тем выше костер. Для любимого вождя навалили пальмовых стволов, не жалея.
      Население деревни за годы дружбы с Советским Союзом резко увеличилось.
      Площадка с племенным дубоподобным деревом уже не вмещала желающих. Поэтому великий Нбаби отвел для массовых шествий и манифестаций невысокий холм между хлопковым и ямсовым полями.
      Сейчас восемь здоровенных черных мужиков втащили на холм пальмовые носилки. Собственно говоря, высохшее тело вождя могли доставить и двое, но сами носилки были так тяжелы, что приходилось носить их ввосьмером.
      Еще немного помучившись, мужики установили носилки на самой вершине костра. Солнце клонилось к закату. Самое удачное время для похорон.
      Народ окружил холм.
      Мужчины по команде Каплу замерли.
      Потом колдун что было мочи заорал:
      - Ангу-у-ра-у-и-и!!!
      И все повторили это за ним. Изо всех сил:
      - Ангу-у-у-ра-у-и-и-и!!!
      Воцарилась тишина. Лишь эскадрилья крупных мух снова и снова пикировала на тело вождя. Каплу простер правую руку к уносящемуся вдаль солнцу.
      Загремели барабаны. Мужчины, имевшие право на ношение копий, совершили по нескольку чудовищных скачков и с размаху вонзили свои копья в основание холма.
      Копьеносцев сменили лучники. Они выстроились вокруг холма с особыми факельными стрелами в руках. Сгорбленный колдун принялся бегать среди них и поджигать одну стрелу за другой.
      Один за другим мужчины поднимали луки и оттягивали тетиву. Барабаны неистовствовали.
      "Барабаны судьбы", - подумал Кофи Догме, новый вождь народа фон.
      По отданной непонятно кем команде барабаны стихли.
      - Ангу-у-у-ра-у-и-и-и!!! - снова завопил старый колдун.
      Сотни горящих стрел со свистом рассекли розовый воздух. И в следующий миг воткнулись в пальмовые стволы костра.
      Женщины подняли тоскливый вой. Словно на погребальном костре товарищ Сталин, кормчий наш и рулевой.
      Розовый закатный воздух вновь наполнился гудением барабанов. "Там-там-тататам-тата-тата-та-там!" - неслось далеко окрест.
      Костер неохотно занимался коптящим пламенем. Пальмы были сырыми. Люди не хотели верить в скорую кончину любимого Нбаби и заранее не заготовили погребальных дров.
      Кофи застыл, опершись о копье предков. В голубых джинсах и тенниске в крупную клетку. Тут и там мелькала белая галабия колдуна. Сотни людей проводил он в царство мертвых и отработал процедуру как по нотам.
      Убедившись, что бревна в костре загорелись и производить второй залп из луков не придется, Каплу отправил доверенных людей в деревню, и скоро показалась процессия.
      Женщины длинной вереницей несли на головах кувшины с вином. Мужчины тянули провизию. В стороне от холма начались хлопоты по разведению еще двух костров - под огромными чанами.
      В этих чанах варилась сладкая бегемотина в день, когда осиротел крохотный Кофи. Никто не помнил, откуда взялись эти стальные емкости устрашающих размеров. Разумеется, они появились благодаря стараниям великого Нбаби.
      Погребальный пир начался в сумерках.
      Еще вовсю полыхал костер на вершине холма. Вино лили в деревянные кружки.
      Закусывали вареным ямсом и фруктами.
      Мяса не было, потому что сезон охоты еще не начался.
      Появились первые пьяные. Их становилось больше с каждой минутой. Кто-то, дурачась, лупил в барабан. Кто-то продолжал рыдать по умершему вождю. Кто-то, отрыдав, спал беспробудным сном прямо на месте трапезы. На рассохшейся июльской земле.
      Племя не позволяло дискриминировать детей, как это заведено у белых. Дети пили наравне со взрослыми. Они только быстрее пьянели.
      Тут и там между пьяными вспыхивали короткие стычки. Сперва их прекращали амбалы-охранники. Вскоре и они напились.
      Державшиеся на ногах мужчины затянули жуткими голосами старую народную песню об обезьяне, которая каждый день носит в деревню бананы и орехи.
      Кофи пригубил вино. Оно оказалось заурядной брагой. Такое "вино" действительно обладает сильным вырубным действием.
      Молодой вождь, как будущий химик, прекрасно представлял себе механизм опьянения. В случае браги к действию спирта добавлялось действие ядовитых сивушных масел.
      Громкий треск, донесшийся с погребального костра, возвестил о том, что покойный сгорел полностью. Кофи опять заплакал и побрел, опираясь на копье, в темноту. К близкой Зеленой реке.
      Скоро он закатал джинсы выше колена и шагнул в воду. Прохлада охватила его ступни. Он заходил все дальше и дальше.
      Быстрое течение старалось опрокинуть молодого вождя.
      Кофи зачерпнул пригоршню воды и обмыл вспотевшее лило. Он сильно отвык от родного климата. Раньше никогда так не потел.
      Вождь не вправе показывать усталость.
      Вождю незнакомы человеческие слабости.
      Только теперь, когда никого не было вокруг, усталость навалилась во всю мощь.
      Он решил вернуться на берег, снять одежду и выкупаться. Тело просило прохлады и успокоения.
      От ритуального холма кто-то приближался к реке с факелом. "Я теперь публичный человек, - подумал Кофи. - В некотором смысле политик. Нечасто придется бывать одному..."
      Он узнал сгорбленную фигуру колдуна в дурацком колпаке. Им двоим отныне нести ответственность за народ. Но Каплу стар.
      Подготовил ли он преемника подобно Нбаби? Ведь старый колдун ни разу не был женат. Большая редкость для тропического мужчины. Кофи решил поговорить с Каплу на эту тему завтра же. Политик должен видеть на много шагов вперед.
      В неверном свете факела раскрашенное лицо колдуна казалось маской.
      - Дай мне фотографию, - только и сказал Каллу.
      И протянул руку.
      Кофи послушно достал снимок из нагрудного УЯрМЯНЯ Каллу ждал этого мига с того момента, как испустил дух великий вождь. Там, в спальне, он смотрел сбоку, боясь выказывать излишний интерес. Там он скорее не увидел, а почувствовал.
      Колдун поднес ближе огонь. Впился подслеповатыми глазами. Сомнений быть не могло. Это был тот, кого четверть века ненавидел Каллу.
      Из-за него Каллу так и не женился. Все ходил один по деревне, ища свою Зуби.
      Порой девушки сами искали его любви, но он даже в мыслях не мог допустить, что позволит кому-то занять место Зуби.
      Офицер из прошлого постарел не меньше самого колдуна, это бросалось в глаза и радовало. Но с другой стороны и сейчас, седой и грузный, белый офицер был хорош собой.
      Колдун зло посмотрел на Кофи и ткнул кривым пальцем в фотографию:
      - Ты знаешь, кто это?
      Кофи нагнулся, посмотрел на Василия Кондратьева и не задумываясь ответил:
      - Да. Это отец Бориса и Кати.
      - Кто такие Борис и Катя?
      - Это мои друзья.
      - Бедный мальчик, - прошептал Каплу, пронзительно глядя в глаза Кофи. Это убийца твоей матери! И мы с тобой нашли его!
      Колдун с необычайной для его возраста легкостью вскочил на тот самый камень, где много лет назад сидел Василий Кондратьев. И стал прыгать как одержимый, размахивая факелом.
      Кофи и смотрел на него, как смотрят на одержимых.
      - Что ты несешь, старый болван? - пробормотал Кофи.
      Впечатлений для одного дня было чересчур. Впрочем, усталость мигом куда-то испарилась.
      - Ты слышишь, это убийца твоей матери, - орал колдун, прыгая на огромном валуне. - Ты должен отомстить за свою мать! Этот белый подкараулил твою мать, красавицу Зуби, в лесу в стороне Абомея!
      Он набросился сзади, когда она собирала коренья! Ударил ее по голове острым камнем. А потом еще и еще. Он насмерть забил красавицу Зуби! Он искромсал все ее тело. Острым ножом отрезал ей руки, ноги и голову! Останки твоей матери он бросил в чаще леса, и за дело принялись черви.
      Когда твою мать нашли, с нее поднялась туча мух, и люди увидели такое... О, я знаю, что они увидели!
      Кофи казалось, будто его мозг рвут на части раскаленными щипцами. Все, что он слышал, было невозможно, непредставимо. Бред. Первобытный колдун накурился своих дурацких трав. И вот результат: галлюцинации.
      В потолке открылся люк. Ты не бойся, это глюк. В нормальном уме до такого не додумаешься. Василий Константинович - убийца его матери. Да он здесь и не был никогда!
      Кофи вошел в воду и поплескал на голову. Остудить.
      - Заткнись, старый дурень! - крикнул он. - Я тебе не верю. Иди проспись.
      - Не веришь? - зарычал Каплу со своего валуна. - Так я тебе докажу! Лучше горькая правда, чем святая ложь! Бедный мой мальчик, истекают последние мгновения твоего неверия. Скоро в твоей душе поселится благородная месть. Ты полагаешь, старый Каллу сошел с ума? Думаешь, старый колдун обкурился? Но ты лучше ответь, знает ли этот ласковый отец твоих друзей французский язык? А?!
      Кофи стоял как громом пораженный.
      Память услужливо подсунула день рождения Бориса. Неожиданный французский хозяина: "Повтори, мой дорогой друг, как тебя зовут... Бенин? Нет, там не бывал".
      - Французским владеют сотни миллионов людей на земле, - произнес Кофи в задумчивости. - Этот человек сказал мне, что никогда не бывал в Бенине.
      Над Зеленой рекой разнесся дьявольский смех. Такое ржание в самом деле сделало бы честь Мефистофелю. Но это хохотал, держась за живот, колдун. От смеха он едва не уронил в воду свой факел. Раскачивался дурацкий колпак на седой голове.
      Кофи застыл в недоумении. А Каплу, отхохотав, закричал: