Переждав, пока уляжется столб пыли, приехавшие один за другим попрыгали из кабины.
      - Первым делом осмотр экзотики, - скомандовал капитан. - Пойдем с нами, мой дорогой друг...
      Они вступили в удушливый полумрак.
      В царство вечной зелени и мощных испарений. На илистом берегу тропической реки росли странного вида невысокие деревья и кустарники.
      - Гляди, Серега! - вскричал Кондратьев. - Вот они, дыхательные корни!
      Они присели. Из ила близ стволов кустов и деревьев торчали своеобразные венички. Капитан выбрал кустик поменьше, ухватил рукой и дернул. Растение вместе с корнями повисло в воздухе. Остро запахло прелью, тиной, гниением.
      - Пахучая страна Африка, - сказал, отшатываясь, прапорщик. - Кругом столько вони!
      - Смотри сюда, Серега, - Кондратьев вертел куст и так и этак. - Вот это, видишь, ходульные корни. С их помощью мангровые растения укореняются в иле. Но в иле почти нет углекислого газа, которым дышат растения. Поэтому они высовывают из ила наружу дыхательные корни...
      Колдун недоумевал. Иметь такие грозные железные чудовища, такие смертоносные огнестрельные палки, такие красивые одежды из неизвестных материалов - и торчать в спертом воздухе! Зачем? Будто никогда мангровых джунглей не видели.
      Не дай Солнечный бог подхватить здесь банкрофтового струнца. Это страшный тропический паразит. Вмиг закупорит лимфатические сосуды. И человек в считанные дни превратится в страшилище. Едва ли не на глазах утолщится в несколько раз кожа, а под нею многократно разрастется подкожная клетчатка.
      О Солнечный бог! Нашли банкрофтового струнца на белых пришельцев! Пусть их поразит слоновость, пусть они проведут остаток жизни в мучениях! Спаси и сохрани верного твоего колдуна Каплу!
      Десантники повыдергивали мангровую растительность в радиусе добрых десяти метров. Вдоволь налюбовались дыхательными и ходульными корнями. Наконец, как следует провоняв илом, они двинулись к грузовику.
      Пока прапорщик накрывал на траве стол, капитан Кондратьев связался по радио с ротой. Все без изменений. В штабах и резидентурах о Дагомее словно забыли.
      Словно затишье перед бурей.
      - Товарищ капитан, все готово!
      - От молодец. Ну давай, Серега, по сотке! Давай, мои шер ами, и с тобой чокнемся... Как не будешь? Что значит не будешь?
      Колдун поднял пластиковый стаканчик. Ямсовая самогонка куда лучше, но деваться некуда.
      - Да ты закусывай, - широким жестом прапорщик обвел рукой плащ-палатку. - Не стесняйся.
      Прежние страхи ворохнулись в голове колдуна. Он внимательно посмотрел на черные сухари и консервные банки с тушенкой. "Отравят!" - догадался Каплу и отчаянно замахал руками:
      - Мерси, мсье. Гран мерси.
      - Ну и хрен с тобой, черная харя, - сказал по-русски капитан и перевел: - Иди тогда погуляй.
      Колдун с радостью отошел подальше от этих опасных людей. А опасные люди выпили еще по одной. И по третьей. Тридцатиградусная декабрьская прохлада размягчала мозги и сердца.
      Опасные люди выпили по четвертой.
      Доели тушенку, принялись за консервированного лосося.
      - Не пойму, - сказал Иванов, - что мы с женой за люди такие? Пока порознь, друг по другу тоскуем. А как встретимся - любви на один час хватает. Скандалить начинаем. Из-за любой мелочи.
      - Ты ж не скандалист, Серега. Я ж тебя шесть лет знаю. Каких только ситуаций не было... Давай еще по одной.
      Прапорщик сходил к машине и принес еще флягу. Такие темно-зеленые железные фляги в матерчатом чехле весь мир знает.
      Восемьсот граммов вмещается. Воды или водки - это когда как. Русские солдаты носят их подвешенными к ремню. Справа от ширинки.
      - Что ж, выходит, жена у меня скандалистка? Она во всем виновата?
      Прапорщику такой вариант не нравился. Не по-мужски это - валить всю вину на женщину.
      - Слушай, Серега! А ты в торец ей дать не пробовал? - поинтересовался капитан. - Говорят, помогает. Говорят, после первого раза бабы потом как шелковые.
      - Да не могу я, Вась. Рука не поднимается. Она ж хрупкая, нежная. Она ж моим детям мать! Ты вот свою Лену бил?
      Капитан повесил голову. Ну и тема, черт ее дери. В памяти всплыло лицо жены. "Как тебе, мой любимый, служится? - спрашивали ee глаза. - Как с несовершеннолетней девчонкой спится, мой хороший?"
      - Никогда и пальцем не тронул, - безразлично сказал Кондратьев. - Ты обеззараживающие таблетки не забыл? Давай водички попьем. Знойная тут у них зима, понимаешь.
      Выпитый спирт тут же отфильтровывался кожей: друзья бешено потели. Они прикончили вторую флягу, и прапорщик тут же принес третью. Они возлежали на плащ-палатке в позе римских патрициев.
      В тени грузовика.
      Ротный старшина начал позевывать.
      Капитан предложил ему "беломорину", но и это не помогло. Пора было трогаться в обратный путь. Пикник удался на славу.
      - Эй, Каплу, - позвал капитан. - Где ты, мой дорогой друг? Ау!
      Кондратьев стал на четвереньки. Медленно выпрямился. Поозирался в поисках "дорогого друга". Колдуна нигде не было.
      Заглянул под машину. Туда, впрочем, черного заклинателя сахарной головой не заманишь.
      Капитан бросил взгляд на старшину роты. Тот находился в позе нормального советского мужика. То есть на спине.
      И храпел.
      Словно после обеда где-нибудь в селе Кукуеве. Над этой идиллией сильно не хватало репродуктора с передачей "В рабочий полдень".
      Однако рука прапорщика под плащ-палаткой лежала на незаметном "АКСУ" автомате Калашникова со складным прикладом и укороченным стволом.
      От жары и спирта Кондратьева переполнила слезливая гордость. От профессионал. От черт. Настоящий десантник. Ему стало жаль будить Серегу.
      Вдоль реки шумел сурово мангровый лес. Кажется, небо начинало хмуриться.
      На холмистой равнине с редкими пальмами колдуну укрыться было бы сложно.
      "Неужели черномазый решил самостоятельно дойти до Губигу? - рассуждал про себя Кондратьев. - Это не так уж близко.
      По спидометру двадцать километров. Но таким образом колдун избежит поездки в страшном звере..."
      Капитан закинул автомат на спину и, пошатываясь, побрел в мангровые заросли. Либо колдун каким-то чудом успел слинять, либо он здесь. Изучает корни - дыхательные и ходульные.
      "Нехорошо нам с Серегой уехать, бросив человека, - размышлял капитан. Мы ж его насильно сюда привезли..."
      По мере приближения к воде заросли становились все гуще. Скоро капитану пришлось буквально продираться, ломая уникальные растения и топча верхние корешки. Ноги разъезжались на черном скользком иле.
      Иногда капитан вдруг останавливался.
      Прислушивался - как учили. И продолжал путь. Почва делалась все более топкой.
      Вязкой. Хватающей за ноги.
      Вот и река. Стремительный зеленый поток, который забавлялся с лучами предзакатного солнца. Преломлял их, отражал, смешивал. Но не пускал внутрь.
      Пот лил градом. В легких клокотало.
      Легким не хватало кислорода. Назвать воздухом ту субстанцию, которой приходится дышать в мангровом лесу, можно лишь с большой натяжкой.
      "Чертов колдун! Из-за тебя весь кайф обломал! - Кондратьев постепенно приходил в ярость. - Сбежал, сучий потрох!"
      С минуту капитан постоял, переводя дух. Скорее назад. Не хватало еще рухнуть от кислородного голодания.
      Выдирая ботинки из ила, Кондратьев отправился обратно. По собственным следам. Как бы по просеке. Идти было легче, но сил оставалось все меньше.
      "Обратный путь был бы короче, если б ты так далеко не забежал", вспомнил он читанную у какого-то классика фразу, но имени автора память так и не выудила.
      "Обратный путь был бы короче, обратный путь был бы короче, обратный путь был бы короче", - крутился в голове обрывок.
      На мгновение капитан замер, как он это делал время от времени. Позади раздался шорох. И резко оборвался. Змеи, насколько помнил капитан, передвигаются бесшумно.
      Не оборачиваться! Он продолжил было движение в прежнем ритме... "Не слышны в саду даже шорохи". И сделал два гигантских прыжка вперед. Глянул назад.
      Зрелище будь здоров. Вот так засада. На капитана Кондратьева несся здоровенный блестящий нож в черной руке. Остальное рассматривать было некогда. Изо всех сил капитан оттолкнулся от земли, чтобы отпрыгнуть в сторону.
      Если б это была нормальная человеческая земля! На иле Кондратьев поскользнулся. Взмахнул руками. И загремел спиной вниз. Прямо на автомат.
      Слава Богу, он потерял равновесие не на льду или бетоне. Мангровые заросли самортизировали. Позвоночник цел. Кондратьев подтянул колени к подбородку.
      В следующий миг он увидел пикирующего сверху негра с ножом. Каплу! Колдун явно целил в шею, но в принципе готов был раскроить вообще все, что подвернется под руку.
      Капитан резко выпрямил ноги. Оба десантных ботинка дружно впечатались в мускулистый торс. Этим черномазым очень идет русская рифленка.
      Настал черед колдуна взмахивать руками и падать навзничь. Колдун улетел в густые заросли. Кондратьев уже был на ногах.
      Однако Каплу не дал ни снять автомат, ни выхватить штык-нож. Кондратьев подивился его прыти. Ни секунды Каплу не провел на земле.
      А оттолкнулся всей спиной от упругих растений и с рычанием бросился в новую атаку.
      - Во сучий потрох! - капитан отпрянул.
      Взмах ножа, другой, третий... С бешеной страстью колдун иссекал субстанцию, которая в мангровых лесах заменяет воздух. Капитан едва уворачивался. И речи не было о том, чтобы улучить миг и перехватить руку с ножом.
      Во всем спиртяга виноват. Расслабился.
      В одиночку пойти в лес с автоматом в походном положении - грубая ошибка.
      Скачи теперь как макака.
      "Главное - вновь не поскользнуться, - подумал капитан и решил исключить удары ногами. - Хорошо еще, тренировали некогда рукопашный бой с автоматом на спине".
      - Лови, черная задница! - крикнул он и выбросил левую руку в направлении ножа.
      Колдун немедленно бросился кромсать одну из конечностей ненавистного чужестранца. Совратителя его любимой Зуби.
      В этот миг и раздался чавкающий звук.
      Правый кулак капитана дотянулся до широкой черной скулы. Едва достал. Поэтому удар не был сокрушительным.
      Каплу устоял на ногах, лишь чуть отшатнулся. Этого было достаточно.
      В следующий миг две белые руки сомкнулись на черной и так ее крутанули, что нож улетел далеко в заросли, а колдун испустил душераздирающий вопль.
      Уфф. Наконец можно перевести дух.
      Что теперь прикажете делать с этим гавриком? Пристрелить?
      Известие о смерти черного колдуна от рук советского офицера привлечет такой интерес, что в штабах, центрах и резидентурах спутаются все карты. В затишье перед бурей нужно быть тише воды ниже травы. Нет, пристрелить точно нельзя.
      Да и за что, собственно? Уважаемого человека племени насильно запихнули в машину, а по дороге отпаивали спиртом. От такого обращения у бедняги шарики заехали за ролики. С ножом на командира десанта напал! Колдуны все и без того "чеканутые", как объяснял психиатр на занятиях.
      С этими мыслями Кондратьев ослабил хватку. Развернул Каплу перед собой. Лицом к лицу. Вид у колдуна был неважный.
      Он еще продолжал ненавидеть, но уже очень боялся.
      Капитан сказал:
      - Пардон, мои шер ами.
      - Ча-чах! - раздался в лесу звук двойного удара.
      Все тем же правым кулаком капитан своротил колдуну челюсть. А следом крепкий десантный глинодав врезался в место, прикрытое набедренной повязкой. Которую точнее называть напаховой.
      После этих процедур несчастный Каплу не издал ни звука. Его тело взмыло над полем брани, но ненадолго и невысоко.
      Шмякнулось в истоптанный черный ил.
      Капитан поискал нож. Страшная железяка мирно лежала среди дыхательных корней мангрового куста.
      Капитан поднял оружие, которым его только что пытались прирезать. Трофей.
      Сувенир.
      Тяжело дыша, Кондратьев прочел выгравированную на лезвии надпись по-французски: "A la guerre comme a la guerre". А ля гер ком а ля гер.
      На войне как на войне.
      8
      Американский и советский генералы загорели дочерна. Каждый день прибегали они по утрам на пляж во главе своих резидентур, словно капитаны двух спортивных сборных. Женщины всего света с нескрываемым интересом наблюдали за мускулистыми подтянутыми красавцами.
      А те шумной гурьбой вбегали в воды Сиамского залива и долго плавали мужественным стилем кроль. Дальше всех заплывали сами резиденты. Их светловолосые головы торчали из-за оградительных буев.
      Не смея приблизиться, из лодок наблюдали за смельчаками узкоглазые скуластые спасатели.
      В отдалении с борта полицейского катера ситуацию контролировали скуластые узкоглазые контрразведчики в белых теннисках.
      Красавицы нервничали. Листали русские и английские разговорники. "Я люблю тебя. Аи лав ю... Боже, какие трудные языки!" - вздыхали любительницы зимнего Таиланда.
      Вечером в бесчисленных ресторанах и кафе им предстояло сражаться за сердца и кошельки соблазнительных пловцов.
      Затем начиналась обычная работа. Устанавливались шезлонги, надувались матрацы. Из кустов высовывались антенны.
      Шифровальщики разворачивали "Курьеро делла сьерра", "Монд" и "Вашингтон пост".
      Русским офицерам больше хотелось развернуть "Правду" или "Известия", но они терпели: кругом были враги Страны Советов.
      Наконец вершители судеб человечества приступали к беседе. Им было о чем поговорить. Сверхдержавы готовы были забросать друг друга тысячами ядерных боеголовок. США увязли во Вьетнаме. Многомиллионные китайские полчища стояли у границ Советского Союза.
      В тугой узел многочисленных интересов скрутились проблемы Ближнего Востока. В сионизме исламские государства, наконец, начали прозревать форпост западной цивилизации у себя в тылу.
      Формировалась главная вражда будущего XXI века - вражда между техногенным западным обществом и самозаконсервировавшимся миром ислама.
      Африканские колонии, получившие несколько лет назад независимость, переживали смутные времена: то здесь, то там вспыхивали гражданские войны и совершались перевороты.
      Беды чернокожих жителей генералы принимали к сердцу особенно близко.
      Торг шел по каждой стране отдельно. Вы берите Сомали, а мы - соседнюю Эфиопию. Вам со временем достанется Мозамбик, а мы никуда не уйдем из Южной Африки. Сопоставляли всевозможные разведданные.
      О полезных ископаемых. О плодородии почв. О технической оснащенности сельского хозяйства. Об уровне детской и взрослой смертности. Об удобстве портов. О дорожной сети. Об уровне жизни и работоспособности населения...
      Наконец добрались до Дагомеи. Советский резидент похлопал по руке заокеанского коллегу:
      - Ах, мои шер, войдите в положение.
      У нас ни одного порта на берегу Гвинейского залива.
      - Но вы получите все португальские владения. В Анголе, Мозамбике и Португальской Гвинее множество великолепных портов! - ослепительно улыбнулся американец.
      Советский генерал называл собеседника так же, как в далекой от Таиланда деревне Губигу советский капитан прозвал местного колдуна. Некогда все русское офицерство стрекотало по-французски, и память о том странном времени сохранилась навеки.
      - Я говорю о Гвинейском заливе, мон шер. Там ни одной португальской колонии, - напомнил советский разведчик. - Кроме того, события в Португалии мы запланировали на семьдесят пятый год. Это когда еще будет. Мы же вчера, кажется, обо всем договорились!
      - Простите, коллега. Вчера мы договорились и о том, что вы задержите отправку новых танков во Вьетнам. Однако перед завтраком мне сообщили, что...
      - Полно, Джон! Транспортные самолеты действительно ночью прибыли в Ханой.
      Но выгрузили они вовсе не танки. А обыкновенные гусеничные тракторы "Т-40". Из этого космоса так плохо видно!
      Американец поморщился:
      - Ваша манера одинаково маркировать танки и тракторы кажется мне просто издевательской... Хорошо, мы перепроверим.
      - Будьте так добры, мои шер... Кстати, как вам эта пара?
      Похожие друг на друга словно братья, резиденты уставились на проходящие мимо ноги двух девиц. Ничто другое в девицах разведчиков не заинтересовало. Собственно, на берегу Сиамского залива от женщин больше ничего и не требуется. Только ноги, ноги и еще раз ноги.
      - Послушайте, Иван! Далась вам эта Дагомея! - оторвавшись от зрелища, заявил американец и похлопал генерала по руке. - Давайте сойдемся на соседнем Того. Тоже из-под французов. Тот же залив. Прекрасный порт Ломе. В конце концов вы ведь только входите в Африку. Начинать нужно с малого.
      Советский резидент немедленно парировал:
      - Пардон, мои шер. Того - это неприлично мало. Население в полтора раза малочисленнее, а территория в три раза меньше, чем в Дагомее. Ваш распрекрасный Ломе - рядовая дыра, где нет и ста тысяч жителей. В Порто-Ново почти полмиллиона!
      Американец сокрушенно покачал головой:
      - Эх, Ваня, Ваня. Дались тебе эти нигеры. Поверь нашему опыту: чем их меньше, тем лучше. В США после обретения независимости шла лишь одна-единственная война. Гражданская. Война Севера и Юга. И началась она именно из-за черных.
      Ты можешь представить себе: белые люди четыре года убивали друг друга ради полудиких черномазых!
      - Прими мои соболезнования, Джон, - прочувствованно сказал советский резидент. - Вот ты и привел аргумент. Если нужно нагадить в миску Советам, отдайте им черных. Больше черных - больше головной боли. Так, мон шер?
      - Ладно, - усмехнулся генерал Джон. - Черт с ней, с Дагомеей. Можете начинать.
      Через пять минут антенны, торчащие из пляжных кустов, запустили судьбоносное решение в атмосферу. Радиоволны помчались. Одни - на восток, в Вашингтон.
      Другие - на северо-запад. В Москву. Дан приказ ему на запад, ей - в другую сторону.
      Примчавшись, радиоволны еще какоето время метались над офисами различных ведомств. Бюрократия требовала дополнительных согласований. Всем хочется быть причастными к историческим событиям.
      Всем хочется приложить руку. Наложить резолюцию.
      Дальнейшее уже мало волновало резидентов. Решение принято. Все предопределено. В Африке есть дела и поважнее. Посложнее. Давно пора определиться, скажем, с Гвинеей. Которая поделена между Францией, Великобританией, Испанией, Португалией и даже Бельгией. Гвинея Испанская, Гвинея Французская, Гвинея Португальская и так далее. Ну куда это годится? Гвинеи должно быть две. Американская. И Советская.
      Тем временем с неприметной лужайки в окрестностях Порто-Ново поднялся в воздух темно-зеленый, без опознавательных знаков, вертолет. Бешено вращая винтами, он растворился в свинцовом небе зимней Дагомеи.
      Вертолет как вертолет. Лишь человек искушенный мог распознать в нем штурмовой вариант мирного гражданского "Ми-8".
      С соседней неприметной лужайки за полетом внимательно наблюдали двое.
      Один - красивый широкоплечий негр, непохожий на местных жителей из племен йоруба, фон или бариба. Другой был коренастым невысоким белым. Скорее даже рыжим, чем белым: огненные кудри плюс множество веснушек по всему телу. У глаз он держал огромный бинокль.
      - Они укладываются в график, - сказал рыжий, передавая бинокль товарищу.
      Тот проводил вертолет взглядом. Дождался, когда стихнет клекот винтов, и с облегчением выдохнул:
      - Слава Богу. Нас это больше не касается. Пойдем промочим глотку, а?
      Рослый черный приобнял низенького рыжего и от радости загорланил "Желтую подводную лодку" - "Yellow Submarine".
      Рыжий принялся подпевать.
      На обоих была форма морской пехоты США. Говорили и пели они по-английски.
      9
      Неподалеку от деревни Губигу река катила свои мутные зеленые воды. На берегу между пальм стоял капитан Кондратьев и прижимал к себе хрупкую темную фигурку.
      Поодаль слонялся сержант Агеев, увешанный всем необходимым для массовых убийств. Еще дальше располагалось транспортное средство - автомобиль "Урал" в тропическом исполнении. Даже с кондиционером воздуха.
      За кустами соседнего хлопкового поля сидел главный колдун Каплу. Он с ненавистью наблюдал происходящее. Из глаз колдуна текли слезы.
      Слезы смывали грязь, поэтому их следы были гораздо чернее остальной поверхности лица колдуна. Пальцами Каплу придерживал собственную нижнюю челюсть. Она торчала вбок и вверх, словно собиралась отвалиться.
      Кондратьев одной рукой гладил нежную спину девушки. Другую руку капитана наполняла ее упругая грудка.
      - Я скоро вернусь, моя милая, - нашептывал по-французски Василий Кондратьев. - Я тебя очень люблю. Я хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком.
      С правом на надежду.
      - Я буду ждать тебя, - отвечала девушка.
      Она смотрела на своего кумира глазами, полными слез. На бритой черной голове пульсировала венка.
      - Жди меня, и я вернусь, - отвечал капитан Кондратьев. - Только очень жди.
      Жди, когда наводят грусть тихие дожди...
      Тебе уже, должно быть, холодно голышом ходить?
      Зуби зябко повела плечами - точь-вточь как европейская женщина.
      - Я тебя люблю, - вполне по-европейски ответила она. - С тобой мне всегда тепло.
      "Ох уж эти горестные проводы! - вздохнул про себя капитан. Запоздалые, унылые..."
      - Все же пора, по-моему, надевать галабию, - сказал он, чтобы что-нибудь сказать. - Все-таки сезон дождей. Зима, понимаешь.
      Девушка засмеялась. В тропиках не принято проявлять подобную заботу. Кондратьев растрогал свою Черную Венеру. Она заплакала. Сказала, всхлипывая:
      - Мою лучшую галабию мыши.
      - Что мыши? - уточнил капитан и переложил руку со спины пониже.
      Девушка тотчас произвела крестцом вращательное движение. От этого у капитана екнуло где-то под печенью.
      - Мыши, - повторила Зуби. - Я не помню слово. Но лучшей галабии уже нет.
      - Ах, мыши съели твою лучшую галабию! - воскликнул капитан.
      - Да-да, съели, съели! - обрадовалась дочь вождя.
      - Ну так носи другую одежду.
      - Она... грязная, - девушка, кажется, засмущалась. - А зимой не принято стирать.
      - Понятно, - кивнул Кондратьев, мучительно переваривая сообщение.
      Черт их разберет, этих африканцев; вроде на одной планете живем, а такие все разные. Наверное, зимой не стирают, потому что дожди не дают высохнуть.
      От грязной галабии, видимо, так воняет, что девчонка догадалась: белый человек от этого запаха сразу умрет. Поэтому дочь вождя ходит голышом. Очень гуманно с ее стороны.
      В мрачном небе послышался непривычный для здешних мест звук.
      - Что это? - испуганно воскликнула Зуби и еще теснее прижалась к капитану.
      Этот звук он узнал бы в тысяче других.
      Любимый вертолет спецназа.
      - Это железная птица, - сказал капитан, и одна рука его скользнула еще ниже. - Она прилетела за мной.
      Он ощутил, как маленькая черная ладонь пробирается к его телу.
      - Я люблю тебя, - прошептала дочь вождя.
      - Сержант Агеев! - крикнул Кондратьев.
      - Я!
      - В машину марш! Выезд через пять минут.
      - Есть, товарищ капитан! - крикнул Агеев и в тот же миг очутился в высокой кабине "Урала".
      Капитан увлек девушку ближе к воде.
      Скоро их укрыл от наблюдателей берег. То, что позволено Юпитеру, не позволено быку.
      Колдун заливался слезами, катаясь по набухшей от дождей почве. Руки его судорожно терзали хлопковый цветок - местный символ любви.
      Через пять минут могучий грузовик, дико взревев, помчался в сторону деревни.
      На краю деревни стояла стенка для сушки коровьего помета.
      Она была сложена из необработанных камней и покрыта коровьими плюхами.
      Точь-в-точь как дерево на центральной площади Губигу. Для сушки помета годилась любая вертикальная поверхность.
      - Тормозни у околицы, - приказал капитан Агееву.
      "Урал" остановился. Огромные колеса пропахали в сырой земле две жирные борозды.
      Из кабины грациозно выпорхнула акробатка Зуби с заплаканным лицом.
      - Я буду ждать тебя! - воскликнула она на своем чудовищном французском. - Я люблю тебя!
      Прямо в расположении десантной роты приземлялся темно-зеленый вертолет без опознавательных знаков. Его клекот стал таким громким, что слова едва доносились.
      - Я люблю тебя! - заорал в ответ капитан из кабины. - Жди меня, и эта железная птица принесет меня обратно!
      10
      Из окон здания Национального банка вырывались языки огня. Тысячи граждан наблюдали зрелище. Они громко обменивались впечатлениями и каждый выплеск пламени приветствовали воплями и аплодисментами.
      Кое-где над толпой реяли красные флаги. Первые появились здесь в полдень, когда пожар заметили. С этого часа их количество прибывало вместе с публикой.
      Пожарных машин в дагомейской столице имелось ровно две штуки. Они были некогда сделаны на заводах "Рено" и сохранились с колониальных времен. Поэтому чернокожие пожарные не пытались бороться с огнем. Их работа заключалась в другом. Едва из какого-то окна раздавался крик о помощи, пожарные подбегали с длиннющей лестницей.
      Вместе с зеваками они с нескрываемым интересом следили за тем, как очередной служащий неуклюже переползает подоконник и опасливо нащупывает ногой верхнюю перекладину. Банковские служащие во всех странах имеют неспортивное сложение и избыточный вес.
      Пока пожарная команда бегала с лестницами вокруг четырехэтажного массивного здания, по радио выступил Президент республики Дагомея. Он заявил, что поджог осуществлен террористами, нанятыми Социалистической партией.
      Так около сорока лет назад в другой стране в поджоге здания парламента обвинили коммунистов во главе с Георгием Димитровым.
      Далее Президент запретил деятельность Соцпартии и отдал полиции приказ арестовать ее членов. В первую очередь Хериса Ногму, председателя партии.
      После этого на улицах стало гораздо многолюднее. Всюду скалились довольные черные лица. Дело шло к большому веселью. Для разминки были перевернуты несколько припаркованных у тротуаров автомобилей.
      Тут и там шныряли агитаторы Соцпартии. Они раздавали листовки и красные флажки. В листовках содержался призыв к немедленному вооруженному восстанию против ненавистного режима.
      Где взять оружие, в листовках, однако, не сообщалось. Товарищ Херис Ногма был мудр. Он знал, что вооружить народ легко.
      Разоружить намного труднее.
      Поспешным вооружением населения в критический момент страна на долгие десятилетия создаст себе страшную проблему. Непрерывные гражданские войны идут в Камбодже, на Цейлоне, во многих странах Африки и Латинской Америки.
      Чем ниже жизненный уровень и чем выше безработица, тем с меньшей охотой люди расстаются со случайно доставшимся им оружием.
      Сразу после речи Президента к штабквартире Соцпартии подкатили, бешено вращая мигалками и гудя сиренами, полицейские фургоны. Подобно пожарным автомобилям они также сохранились с колониальных времен и были изготовлены на заводах государственного концерна "Рено".
      Из фургонов на узкую улочку высыпало больше сотни полицейских с короткими бельгийскими карабинами в черных руках.
      Кто-то дернул ручку двери.
      К удивлению полицейских, дверь оказалась открыта. Сразу за ней в коридоре сидел белый человек. Он удобно устроился за опрокинутым столом. В руках у белого человека был ручной пулемет Дегтярева - "РПД". Одет был белый человек в пятнистую форму цвета хаки без знаков различия.
      Слева и справа в коридор из кабинетов Соцпартии выглядывали еще двое белых.
      На них была точно такая же форма. В руках они сжимали "АКСУ" компактные автоматы Калашникова для спецназа и диверсантов.
      Полицейские остолбенели. В этот миг над их головами зазвучали выстрелы. Ктото бросился на грязный асфальт. Кто-то пригнулся. Кто-то присел. Никого.не задев, процокали по асфальту пули.
      Полицейские в ужасе смотрели вверх.
      На крыше трехэтажного здания, в котором размещалась штаб-квартира Соцпартии, находились белые люди. В форме цвета хаки. С короткими автоматами без прикладов.
      - Окх! - издал странный звук один из полицейских, словно подавился.
      Его рука указывала на крышу трехэтажного здания напротив. Там тоже лежали белые люди и целились вниз. В дагомейскую полицию.
      Еще несколько белых фигур с автоматами стояли в подворотне напротив штабквартиры. Они привалились плечами к плохо оштукатуренным стенам арки и бесстрастно наблюдали за происходящим.
      Человек с ручным пулеметом встал изза стола и перешагнул порог. Полицейские попятились. Они продолжали завороженно глядеть на белых людей, сжимая черными руками свои карабины.
      - Сложить оружие здесь! - с трудом произнес белый человек и выразительно повел стволом "дегтяря". - Руки за голову!
      Других французских слов сержант Александр Агеев не знал.
      Полицейские испытали колоссальное облегчение. Вместо того чтобы немедленно перестрелять, их всего-навсего разоружают. Эти белые известные гуманисты.
      У стены штаб-квартиры Соцпартии вырос штабель карабинов. Агеев удовлетворенно оглядел полицейских. Тесной толпой запрудили они улочку. Все, как один, с руками на затылках.
      Вспомнилась сказка "Маугли", которую Саша Агеев прочел ровно десять раз в весьма нежном возрасте. В родном далеком Полоцке. Себя сержант увидел в роли удава Каа. Полицейские замечательно походили на обезьян-бандерложек.
      "Какое-то время черным можно позволять играть в жизнь самостоятельно, философски подумал сержант. - Но иногда должен появляться Хозяин и проверять положение дел".
      Он ткнул стволом в направлении фургонов и приказал:
      - Марш, марш!
      Слово "марш" пришло в русский язык из французского. Полицейские тут же выстроились в очереди ко всем фургонам, кроме одного.
      В этом автомобиле их встретил белый человек с автоматом и сделал жест, означавший: "Сюда нельзя".
      Другой белый обошел водителей и отобрал ключи от замков зажигания.
      За сценой наблюдало уже изрядное количество бездельников. Они осторожно выглядывали из окон и подворотен. На их лоснящихся черных лицах читалось крайнее одобрение. Души людей словно пили бальзам.