- Чокаться можно, - подсказала Катя деревянным голосом суфлера.
      Кофи тоже вскочил. Господи, как хорошо! На глаза наворачивались слезы, поэтому он промолчал. Чтоб не заметили. Здесь не африканская деревня. Здесь мужчинам плакать не положено. Он благодарно кивнул и прикоснулся к рюмкам Кати и Бориса. "
      Ледяная водка обожгла пищевод. Зазвенели стаканы с лимонадом. Заскрипели вилки.
      - Ах, я и забыл! - Кофи вскочил со стула и метнулся в прихожую. Гостинцы! Из Западной Африки!
      Катя захлопала в ладоши:
      - Ой, как интересно!
      - Ну-ка давай посмотрим, что он там привез. Может, спичечный коробок с мухами цеце.
      - Это тебе, - молодой вождь протянул Кате странного вида пакет, перевязанный странного вида бечевкой.
      - Какая тяжесть! Что там?
      - Разверни посмотри... А это, Борька, тебе.
      - Экзотика, блин, - пробормотал Борис, вертя в руках еще один странного вида пакет.
      - А это для общего пользования, - сказал Кофи, выкладывая на стол еще два странных пакета и не менее странный кувшин.
      - Боже мой! - раздался Катин голос. - По-моему, это украшения африканской женщины... Нет, не может быть.
      Это весит несколько килограммов!
      - А во что завернуто, ты хоть поняла? - воскликнул Борис, справившись со странного вида бечевкой. - Это же натуральный пальмовый лист! Должно быть, и бечевка из натуральной пальмовой пеньки...
      - Точно! - в восхищении закричала Катя. - У них вместо бумаги или полиэтилена пальмовые листья!
      - Я родился в доме, где стены и крыша тоже были из пальмовых листьев, скромно заметил Кофи. - Сейчас, правда, таких домов не осталось.
      - Мать честная! - сказал Борис. - А эт-то что такое?!
      Он держал в руке повязку с сотнями торчащих из нее толстых нитей. Катя догадалась раньше брата:
      - Да это же мужской головной убор!
      Верно, Кофи? Какая прелесть... Надевайка...
      Спустя полминуты Борис Кондратьев стоял в зелено-желто-красной головной повязке, над которой высоко колосился пышный султан из разноцветных хлопковых нитей.
      - Это не просто мужской головной убор, - пояснил Кофи. - Это праздничный убор воина! Тебе очень к лицу.
      - А это, это из чего? - Катя прыгала от нетерпения.
      - Это из разноцветного хлопка. Белым людям удается вырастить только белый хлопок. А у нас в тропиках растет хлопок розовый и голубой.
      - Друзья, я хочу водки. Хочу прямо в африканском боевом уборе, объявил Борис. - Сперва выпьем за здоровье нашего гостя, а потом продолжим изучение гостинцев. Катька, надень хоть что-нибудь!
      Катя просунула голову в ожерелье. Оно представляло собой кованое железное кольцо, на котором болтались чьи-то огромные зубы.
      - Простенько, но со вкусом... За тебя, Кофи!
      - Спасибо, но что все за меня да за меня, - смутился Кофи. - Давайте уж за вас...
      Брат с сестрой замахали руками.
      - Когда тост произнесен, уже нельзя переигрывать, - сказал Борис Кондратьев и осушил рюмку. - Ну-с, а теперь займемся вот этим.
      - Должно быть, жрачка, - предположила Катя, морщась от водки.
      Они принялись развязывать пакеты, лежащие на столе.
      В одном пальмовом листе оказались клубни побольше. В другом пальмовом листе были клубни поменьше.
      - Похоже на картошку, - сказал Борис.
      - Ну да, - поддержала брата Катя. - Это у вас такая странная картошка растет?
      - С вами неинтересно, - махнул рукой молодой вождь. - Все сразу угадали.
      Это бататы. А это - ямс. Африканский картофель. Только бататы сладкие. Зато ямс очень на русскую картошку похож.
      - А в кувшине что? - спросила Катя.
      - Стратегический продукт, - усмехнулся Кофи.
      - А из чего кувшин? - спросил Борис. - Шершавый.
      - Из стратегического продукта, - снова усмехнулся гость.
      - Борька, смотри, там масло! - Катя уже вытащила зубами затычку и принюхивалась. - Ну да. Растительное масло. Никогда не задумывалась, растут ли в Африке подсолнухи.
      Борис озадаченно покрутил головой в боевом головном уборе.
      - Если подсолнечное масло - стратегический товар Бенина, то из чего сделан этот шершавый горшок? Не из подсолнухов же... Что-то я в таком прикиде плохо соображать стал. Слушай, а может, в тропиках подсолнухи величиной с деревья, а?
      Может, твои земляки из стволов подсолнечника горшки выдалбливают?
      Кофи обнял Катю за талию и прикоснулся губами к нежной белой шее:
      - Подсолнухи в Африке не растут. Это пальмовое масло. Главная статья экспорта.
      Все остальное в нашей стране импорт. Неужели вам отец ничего про Западную Африку не рассказывал? Он же бывал где-то в наших краях.
      - Меня черным колдуном в детстве пугал, - вспомнила девушка. - Но как-то шутя, я не боялась. И даже, как видишь, не выросла расисткой. Папа говорил: "А ну ешь манную кашу! А то придет черный колдун и унесет тебя в мангровый лес!"
      Кофи прикрыл глаза. "Молчи, будь хитрым!" - умолял он самого себя. В висках колотили конические барабанные палочки. Уши будто забились серными пробками. Голос Бориса донесся издалека, глухо:
      - Со старшими детьми отцы больше времени проводят. Меня1 он уже манной кашей не кормил. И слава Богу. Я ее терпеть не могу. Катька меня раз попробовала накормить, так я всю манную кашу по ее голове растер. Помнишь, Кать?
      - А ты помнишь, какую трепку я тебе тогда задала? Хорошо помнишь?
      - Помню, - буркнул Борис и сделал обиженное лицо. - Маленького отлупить дело нехитрое...
      Кофи пододвинул Кате стул. Уселся рядом. Поднял рюмку.
      - У меня оригинальный тост, - сказал он. - За хозяев этого дома. За вас!
      Они выпили еще по чуть-чуть. Закусили сыром, вареной колбасой и капустным салатом.
      - А что, если мы что-нибудь из этого приготовим? - Катя покатала по столу африканскую картофелину. - Я голодна, как сто китайцев.
      - Кофи, напомни нам, беспамятным, где здесь ямс, а где эти... пататы.
      - Не пататы, а бататы! - поправила Катя.
      - У ямса клубни мельче, - сказал Кофи. - Ямс лучше жарить, как обычную картошку. Бататы лучше варить и кушать с чаем. Вместо булки. Странно, что Василий Константинович об этом не рассказывал.
      Кстати, где он? Где мама?
      - Докладываю: матушка в деревне, завтра вернется. Папа заступил в ночной дозор на складах фирмы "Тоусна".
      Катя поднялась, собрала на пальмовом листе ямс и отправилась на кухню. Оттуда крикнула:
      - Кофи, а кожуру тоже, как у картошки, срезать?
      - Точь-в-точь! - крикнул в ответ Кофи и вернулся к славному боевому прошлому отставного полковника Кондратьева. - И еще, Борька, мне странно вот что. Из Африки люди стремятся привезти сувениры.
      Маски везут, наконечники копий, стрел.
      Всё это развешивают на стенах, показывают гостям. А у вас ничего такого не видно.
      Африканские похождения отца очень мало заботили Кондратьева-младшего.
      У нового поколения новые ценности. Новые интересы.
      Африканские сувениры заботили Борьку еще меньше. Он действительно видел ритуальные африканские маски в некоторых домах и не испытывал к этим предметам ни малейшей тяги.
      - По-моему, отцу было в Африке не до этого. Он там государственными переворотами, насколько я знаю, занимался. Правительственные резиденции захватывал...
      Впрочем, Кофи, одна штучка у папы имеется. Сейчас покажу.
      Борис встал из-за стола и скрылся в родительской спальне. Кофи Догме налил себе водки и выпил одним махом, чему научился прежде, чем овладел русским языком.
      Борис прикрыл за собой дверь спальни и молча протянул Кофи какой-то предмет.
      Нож! Деревянная рукоятка в форме змеи, покрытая черным лаком. Страшное обоюдоострое лезвие тридцатисантиметровой длины. И крупные буквы гравировки, протянувшиеся от рукояти к острию:
      "А LА GUERRE СОММЕ A LA GUERRE".
      А ля гер ком а ля гер - на войне как на войне. Такими штуками французские парашютисты вспарывали животы недовольным по всей Африке. В начале шестидесятых.
      Когда французы ушли, то ножи, как водится, остались. Парашютисты меняли их на золото и алмазы. Дарили чернокожим возлюбленным. Отдавали черным колдунам в награду за амулеты бессмертия.
      Нож задрожал в руках молодого вождя.
      Он закусил губу. В голове грянули с беспощадной силой барабаны судьбы.
      34
      За окном угасал один из последних летних дней. Белые ночи были далеко позади.
      Неумолимо надвигался учебный семестр, и это дело надо было как следует отметить.
      На вечеринку Бориса, Катю и Кофи двоечник Дима привез в собственном джипе "Шевроле". Привез не куда-нибудь, а в чейто бывший дворец в центре Петербурга.
      Собственно говоря, это в школе Дима был двоечником, которого тащили из класса в класс благодаря папе, одному из секретарей Ленинградского горкома КПСС. Затем папа стал "новым русским"
      и купил двоечнику Диме джип и квартиру во дворце.
      Большое помещение с непривычки угнетает. Первым пример подал Борис: плюхнулся в кресло. И утонул. Катя постояла у картин и потащила Кофи за руку. Они осторожно примостились на краешке кожаного диванчика. Кофи посмотрел на часы.
      Половина девятого. За огромными окнами сгущались сумерки.
      - Сейчас я вам что-нибудь для души поставлю, - сказал двоечник Дима, подходя к стойке с радиоаппаратурой; он только что закончил разговор и небрежно швырнул трубку сотового телефона в одно из огромных кожаных кресел. - Пока народ не подвалил.
      Раздался мелодичный бой часов, и гости завертели головами, пытаясь обнаружить источник где-нибудь на стене.
      - Куда ты их запрятал, Димыч? - озадаченно пробормотал Борис.
      Хозяин выбрал компакт-диск, вставил под крышку проигрывателя и нажал пуск.
      Растянул удовольствие.
      - Никуда я их не прятал. Просто вы ищете часы настенные, а у меня напольные. Во-о-он там стоят. Начало девятнадцатого века. Штук на десять, думаю, потянут.
      Гостиная медленно наполнялась странными звуками. Скрежет, повизгивание, побрякивание, позванивание, постанывание. Какие-то удары, не связанные единым ритмом... И повторы, повторы, повторы.
      - Ты что поставил? - заорал Борис. - У меня от это" какофонии крыша едет!
      Голос хозяина долетел откуда-то из коридорных далей. Делаясь, однако, все громче и громче.
      - И с этим человеком я сидел за одной партой! И этого человека я принимал за интеллектуала! А у него от психоделической музыки крыша едет. - С этими словами хозяин дворца вернулся в гостиную, толкая перед собой столик на колесах, уставленный бутылками. - Я сокрушен и растоптан. Катя, что произошло с твоим братом?
      "У, сноб! - подумала Катя. - Так бы моргал ы и повыколола!"
      - У нас отец солдафон, мать - домохозяйка, - сказала она. - Как надену портупею, все тупею и тупею, слыхал? Это про нас. Откуда тут интеллекту взяться?
      Отца Димы она смутно помнила по той, прежней жизни. Юного двоечника привозила в школу черная горкомовская "Волга".
      "Смотрите, какой ежик! - подумал двадцатилетний сноб Дима. - А хороша!
      Фигура, морда... Такая баба, что черному гиббону и отдавать жалко".
      Резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть всех, включая хозяина.
      - Стремный флэт. Открыта дверь. На пороге что за зверь? А-а-а, да это мент в натуре! - паясничая, продекламировал Борис.
      - Началось, - вздохнул Дима и, крутнув напоследок регулятор громкости, отправился открывать. - Просвещайтесь!
      Борис с ненавистью посмотрел на его туго обтянутую задницу. Подошел к проигрывателю и убрал звук совсем.
      - Борька, - Катя потянула брата за рукав, - он хоть где-нибудь учится, этот твой одноклассник?
      Борис наморщил лоб:
      - Ну естественно, - сказал Борис. - Ты что, не знаешь, где все папенькины сынки учатся? Если не в Штатах, то в МГИМО.
      - Что такое мгимо? - оживился вдруг Кофи.
      Это слово в его родной речи означало то, что медики называют "анусом". Порусски - задний проход.
      - МГИМО расшифровывается как Московский государственный институт международных отношений.
      В коридоре нарастал гул голосов. Делался все ближе и ближе. Наконец в гостиную вошел "бедный парень". А за ним - целая вереница молодежи, шесть или семь человек. Они тут же столпились вокруг колесного столика.
      Вот кто действительно чувствовал себя как дома! Парни и девушки, не обращая внимания на новичков, хватали фужеры, наполняли их из теснящихся бутылок, чокались и отхлебывали. При этом они обменивались быстрыми фразами. О последних видеофильмах. Об Уимблдонском турнире по теннису. О последнем показе мод в Париже. О последнем автосалоне в Детройте.
      - Золотая молодежь, - шепнула Катя брату. - Посмотри, какие шмотки.
      - Чтобы определить, что это за публика, необязательно смотреть на шмотки, - приблизившись к уху сестры, ответил Борис. - Они говорят на воровском жаргоне.
      Копируют родителей.
      - Боря, Катя, Кофи! - раздался призыв Димыча. - А вы что сидите, как на похоронах?
      Из шумной пьющей компании вылетело несколько любопытных взглядов. Борис взял в руку бутылку водки. Естественно, "Finlandia". Они выпили.
      - Извините, мой господин, - раздалось над ухом у Бориса. - Я вас в первый раз вижу в нашей компании.
      Девчушка лет семнадцати присела на подлокотник его кресла. На ней был короткий сарафан цыплячьего цвета.
      Он хмуро сказал:
      - Я резидент ЦРУ. Мне нужно вас завербовать.
      Это была шлюха. Только золотая. Ей не надо денег, потому что она сама может заплатить кому угодно. Этот желтый сарафанчик, должно быть, от Версаччи и стоит... Цен на одежду от Версаччи Борис не знал. Он не любил считать чужие деньги.
      Он любил иметь свои.
      Юная соблазнительница радостно улыбнулась и прошептала ему на ухо:
      - Я подумаю о вербовке.
      И вернулась к золотой молодежи.
      Борис налил еще. Когда чокались, взглянул на девицу в сарафанчике. Пару раз прежде ему доводилось за один вечер проделать с девушкой путь от знакомства до постели. Его самого снимали впервые.
      - Вы знакомы? - спросила Катя.
      - Нет. Первый раз вижу.
      - Если хочешь проверить, что у нее под сарафаном, будь осторожен. Она тебе нравится?
      Борис глянул еще раз.
      - Красивая. Похожа на молодую лисичку.
      Кто-то вспомнил о танцах. Сделали погромче, услышали какофонию и замахали загнутыми пальцами, как креветками:
      - Димыч, ты отвечаешь за свой базар?
      Ты обещал не бомбить нас больше этой лажей?
      Не по годам плешивый хозяин вразвалку подошел к радиоаппаратуре и со вздохом заменил диск:
      - Да, братва, вы уже, конечно, не мутики, но еще не богема. Шедевры "King Crimson" назвать лажей! Позор...
      "Это уже не автомобиль, но еще не космический корабль", - Борис вспомнил о сегодняшней поездке в джипе "Шевроле".
      Он решительно встал и подошел к девушке в желтом сарафане.
      Она тут же обвила его шею руками.
      - I put a spell on youl - надрывался в стоваттных динамиках Джон Фогети из группы "Криденс". - Я приворожу тебя!
      Неподалеку закружились Кофи с Катей. Молодой вождь уткнулся широким носом в рыжие волосы и нюхал. Пил и не мог напиться.
      Завсегдатаи дворца танцевали смелее.
      Здесь, должно быть, так принято: обнимать не плечи, не шею, не спину, а - задницу. И задницей при этом покручивать.
      От гигантской люстры было светло как днем. Одна из пар, проплывая мимо, щелкнула выключателем. Сразу стало ясно, что на улице темным-темно. Завопили несколько дурных голосов:
      - Дышать темно!
      Аккуратно обходя танцующих, по гостиной расхаживал хозяин. Димыч зажигал свечи в подсвечниках, расставленных и развешанных повсюду.
      Заколыхались тени топчущихся на одном месте людей, обхвативших друг друга за ягодицы. Борис ощутил, как узкая рука девушки поползла по его спине вниз. Его колени ответили на это дрожью. В ответ он приник губами к ее шее. Она еще пахла детством.
      На поясе джинсов узкая рука словно поколебалась в раздумье. Вперед? Назад?
      И скользнула на ширинку. Плотно прижалась. Эта девушка всегда играла белыми фигурами. Белые начинают и выигрывают.
      Борис Кондратьев, испытывая страшное напряжение, сделал черными ответный ход. Положил руку на грудь девушки, похожей на лисичку.
      Ну кто носит сарафан с лифчиком? Никто. Грудь оказалась совершенной конической формы. Ладонь Бориса стала куполом для этого конуса. Он почувствовал, как стремительно твердеет ее сосок. Принялся теребить этот удивительный пупырчатый орган пальцами. Девушка-лисичка нашла в свечном полусвете его губы.
      - Блюз сменялся блюзом. Это не дискотека с бешеными ритмами рэпа и рэйва.
      Тут люди танцуют всерьез. Не прерывая поцелуя, Борис окинул взглядом комнату.
      Пейзаж не отличался разнообразием. Тут и там топтались парочки, причем народу явно прибыло.
      "Что же дальше?" - мелькнуло в голове. Словно услыхав этот немой вопрос, девушка, танцуя, повела его к выходу. Последнее, что увидел Борис, так это затяжной поцелуй своей сестры со своим черным другом.
      Вот они и в коридоре. Она взяла его за руку и уверенно потянула к одной из благородных деревянных дверей. Толкнула.
      Нашарила выключатель.
      Борис застыл посреди комнаты. Черные стены, черный пол, черный потолок, короче говоря, все черное. И белая огромная кровать. На стене у изголовья источник приглушенного света. Бра в форме черной раскрытой ладони.
      Девушка подошла к кровати. Грациозно завела руки назад и расстегнула верхнюю пуговицу между лопаток. Борис приблизился и расстегнул остальные. Милое дело снимать сарафаны. Куда труднее любить в двадцатиградусный мороз в подъезде.
      Трусиков не оказалось, как и лифчика.
      Борису стало неловко из-за того, что у него самого под джинсами были плавки. Казалось, девушка-лиска посмотрит сейчас с укоризной и скажет: "Что за пролетарская привычка носить лишнюю одежду?!"
      Наконец все с себя скинув, Борис повернулся к кровати... И снова застыл.
      Под светом из черной ладони светильника юная лиска полулежала с широко разведенными ногами и мастурбировала. Глаза ее были полуприкрыты, а рот приоткрыт.
      Ее родители состояли в свое время в ВЛКСМ. Возможно, даже в КПСС. И вот результат. Дожили. Их нравы.
      В тот же миг Борис приник губами к груди восхитительного создания. Она со стоном ухватила его за уши и потянула на себя. Он тоже чуть было не застонал - от боли. Ее стройное тело трепетало и выгибалось, как у весенней кошки.
      Сидя верхом на впалом девичьем животе, Борис нагнулся вдруг, как цирковой джигит, на всем скаку поднимающий с пола монету. Дотянулся до брошенной тенниски. Достал из нагрудного кармана презерватив и впился зубами в упаковку.
      Спустя четверть часа Борис натянул джинсы на голое тело и вышел со словами:
      - Пойду принесу выпить и поесть...
      - И сигарет, - слабым после перегрузок голоском попросила девушка.
      Хотя первым делом он, конечно, отправился на поиски туалета. Воздух в коридоре раскачивался на волнах блюза. Борис сунулся в одну из комнат. В окно светила луна. Это тоже была спальня. Черт знает какого цвета. В темноте все кошки серы.
      Может, красная, раз черная уже есть.
      Кровать выделялась тем же большущим белым пятном. Там шла какая-то возня.
      Глаза привыкли. Они уже различали два тела.
      "Клянусь, это Катька с Кофи!" - произнес про себя Борис Кондратьев и спешно ретировался. Ему стало нехорошо. Тревожно. Сестра в постели с негром. Впрочем, он сам их познакомил... Но где же этот чертов сортир?
      35
      Катя ласкала сильное черное тело.
      А черное тело извивалось от этих ласк.
      В глотке у Кофи хрипело. Катя и сама дышала часто-часто. Но отталкивала черные руки, едва те тянулись к ее бедрам.
      Наконец Кофи зарычал и задергался.
      Словно в настоящих предсмертных конвульсиях.
      Постепенно он затих. Вытянул на постели длинные худые ноги. Катя положила голову ему на плечо.
      - Все равно вы все расисты, - глухо сказал молодой вождь. - Раз из Африки, значит, ВИЧ привез.
      - Миленький мой, ну что ты городишь? - Катя провела языком по его виску. - Если б ты из Америки приехал, я бы то же самое сказала. Зайдешь завтра ко мне на работу, и сделаем анализ.
      Кофи отбивался, как обиженный мальчик, у которого не осталось аргументов, но осталось уязвленное самолюбие.
      - До моего народа ВИЧ вообще еще не добрался, - канючил он. - И зеленые обезьяны в наших местах не водятся. Мои люди самые здоровые среди африканцев.
      - А средняя продолжительность жизни?
      - Мой дед, может, девяносто лет прожил!
      - Это я уже слышала. Честь и хвала твоему деду! Я про среднюю продолжительность спрашиваю.
      - Ты издеваешься, как настоящая расистка. Ну кто в тропиках такую статистику собирает!
      - Вот видишь! - Катя в полемическом запале ущипнула вождя за бок.
      - Катька, дура, больно!
      - А за дуру еще разок... ВИЧ не то что не добрался, а ВИЧ выбрался из твоей деревни! Вот тебе, вот тебе!
      - Ну больно же, говорю!
      - А придешь завтра ко мне на работу?
      - Не приду, - проворчал Кофи.
      Катя прильнула сзади. Прижалась к его идеально гладкой коже. Гибкое тело вождя вновь стало отвечать рукам Кати ритмичными движениями. Его широкие ноздри втягивали жгучие Катины запахи. Смутно белели в лунном свете трусики на ее широких бедрах.
      После посещения туалета и ванной Борис с голым торсом заглянул в гостиную. Несколько молодых людей там еще ели, пили и болтали. Одежды на некоторых было еще меньше, чем на нем. Одна пара продолжала танцевать: девушка в безрукавной блузке и юноша в одних носках.
      - О, Борька! - раздался голос хозяина. - Ну как тебе у меня?
      - Спасибо, Димыч. У тебя превосходно. Меня одна твоя гостья послала выпить и закусить принести.
      Не выбираясь из кресла, бывший одноклассник протянул тарелку бутербродов с красной икрой.
      - Попроще ничего нет?
      - Вот, пожалуйста.
      С этими словами Димыч сунул другую тарелку бутербродов. Они были щедро покрыты черной икрой.
      - Красиво жить не запретишь! - воскликнул Борис, захватил початую бутылку финской водки и вернулся в черную спальню.
      Здесь он вновь застыл с полными руками. Третий раз за вечер. На одном и том же месте.
      Его юная соблазнительница оседлала какого-то парня и неслась теперь галопом.
      Борис видел ее нежную спинку, взлетающую и опускающуюся между мужских ног.
      На Бориса никто даже не обернулся.
      Тихонько постояв, он вышел в коридор.
      Он решительно шагнул к двери, за которой видел сестру. Вошел. Поставил водку с закуской на пол, зажег свет. Приглушенный свет бра над изголовьем. В этой спальне стены, пол и потолок действительно оказались красными.
      - Ой! - взвизгнула Катя.
      Кофи стыдливо потянул на себя простыню.
      - Ну что ты переполошилась? Что я, твоей задницы не видал? Ребята, как вы относитесь к финской водке с русской икрой?
      - Отлично! - пробормотал Кофи.
      Катя укрыла пышную грудь майкой и свесила ноги с кровати.
      - А где же ты свою шлюшку потерял?
      Хоть бы сестру с ней познакомил. Должна же я знать, с кем мой младший братец это делает?
      Борис уже нашел стаканы и разливал водку.
      - Думаешь, я сам с ней успел познакомиться? - бросил он косой взгляд на Катю. - Я успел только раз сделать ЭТО, как ты по-медицински точно выражаешься, и сходить за водкой с икрой. Возвращаюсь, а она...
      - Стоп, давай угадаю! Возвращаешься, а она уже с другим!
      - Точно. Они здесь, наверное, групповуху практикуют. Ну, давайте по глоточку.
      Кофи!..
      Они выпили, и Катя строго спросила:
      - Ты был осторожен?
      - Так точно! - Борис отдал честь. - Но оставаться там с ними мне не захотелось. Я, видно, недостаточно богемный.
      Предпочитаю делать это вдвоем.
      - Уже не мутик, но еще не богема, - засмеялась Катя.
      - Да и вообще, - сказал Борис, закуривая, - я в ванной пока мылся, думал:
      домой попаду - снова вымоюсь. Здесь все время такое чувство, что ты по шею в дерьме.
      - Это тебя жаба душит! - неожиданно произнес Кофи. - Зато сперма на глаза уже не давит.
      . Брат с сестрой покатились от хохота по безразмерной кровати. Кофи старательно прятал улыбку. Трудный этот русский язык. Но нет ничего невозможного для молодого африканского вождя.
      - Слушай, Кофи, а ты в русской деревне никогда не бывал?
      - Нет, а что?
      Кофи смотрел с интересом. Русское слово "деревня" ассоциировалось у него с родным словом "Губигу".
      - У нас с Катькой дед с бабушкой за Вырицей живут. Ну, родители нашего отца. Озеро Вялье, не слыхал?
      - А ты про город Котону не слыхал?
      - Это где?
      - В Бенине. Крупный порт. Гвинейский залив.
      - Ладно, Кофи, не подкалывай. Наша деревня в ста километрах от Питера. Давай махнем на рыбалку? Представляешь, красота какая: на вечерней зорьке с удочками в лодке? И тишина.
      - То-то деревенские ошалеют, - вставила Катя, поедая бутерброды с красной и черной икрой попеременно. - Они к африканцам непривычные.
      Борис еще понемногу плеснул в стаканы и сказал:
      - Пора привыкать. Пора цивилизации прийти и на берега озера Вялье!.. Мама сегодня приехала оттуда. Говорит, у деда каждый день сумасшедшие уловы. В конце лета самый клев! Особенно после этого притона тянет очиститься. Там же сплошная чистота: вода, воздух, пища, людские отношения.
      - Ну ты, братик, даешь, - едва выговорила Катя набитым ртом. - Матерым почвенником вдруг заделался!
      - Такое чувство, что весь в дерьме, - не унимался Борис. - Там банька своя. Ты бывал в русской парной, Кофи?
      - Несколько раз меня пытались затащить за эти годы. Но я видел фильм "Вперед, гардемарины". Там питерский артист Боярский играет француза, которого парят в русской бане. Поэтому, Борька, даже не уговаривай меня. В парную я не пойду. Это точно.
      Борис поднял руки вверх:
      - Торжественно обещаю: в баню тебя даже не приглашу. Так едем?
      Словно советуясь с небом, Кофи взглянул в окно. Луны уже не видно было. Переползла. Заслонилась крышей особняка.
      Вместо луны в черном небе мерцал огненный хвост кометы. И яркой звездой светилась она сама, делая другие звезды невидимыми.
      - О'кей, - медленно сказал Кофи Догме. - Поедем. Посмотрим, как русские ловят рыбу. Посмотрим, есть ли у вас такая рыба, как в моей Зеленой реке.
      36
      Лето ушло. Это уж точно. Оно еще сопротивлялось просветами ясного неба, полуденной жарой, рассыпанной всюду зеленью.
      Но голубую бездну скоро заслоняли косматые тучи. К вечеру от полуденной жары не оставалось и следа, температура падала до пяти градусов. Дело шло к первым заморозкам.
      Деревья, издали еще казавшиеся зелеными, тоже участвовали в заговоре протии лета. Просто мертвые, желтые листья облетали, и в кронах оставаюеь еще внушительное количество зеленых. Но они уже были тронуты желтизной и обречены.
      Самое грибное время. Ветераны, пенсионеры, студенты, врачи, шахтеры, учителя, крестьяне-колхозники, офиперы крестьяне-фермеры, бомжи, инвалиды it безработные разбрелись по лесам. Уп\ стишь сезон - зимой будешь голодать.
      Грибы по калорийности, содержанию белков и других ценных веществ не уступают мясу. Но мясо почем в магазине? А?! То-то же. А грибы - во г они.
      По лесу даже без цели бродить приятно.
      Ну а грибы собирать - просто праздник.
      И для здоровья полезно. Чистый воздух, наклоны, приседания, сама ходьба, наконец!
      Рассуждая таким образом вслух, школьный учитель литературы Павел Исидорович Петрухин вышел на большую поляну.
      Ее со всех сторон обступала березовая роща. Павел Исидорович хорошо знал это место и месяца полтора назад нарезал здесь ведро отборных маслят.
      Сейчас учитель литературы шарил глазами по опавшим листьям, надеясь обнаружить маховики с подрешетниками. Что еще надо старику для пропитания? Картошка в этом году уродилась, а на хлеб и молоко зарплаты плюс пенсии как раз хватает.
      Дрова по распоряжению президента акционерного общества "Заря", как с некоторых пор назывался колхоз "Заря", учителям отпускались бесплатно. Электричеством старик старался вовсе не пользоваться.
      Подрешетников на поляне не было.
      Маховиков тоже. Лишь ярко-красные с ярко-белыми бородавками мухоморы. Павел Исидорович заглянул в лукошко. Десяток подберезовиков, два подосиновика. Места еще много...
      В прошлом году был небывалый урожай опят, и опытный грибник предполагал, что нынче опят может совсем не быть.
      Нет-нет, на опята рассчитывать нельзя.
      Они. как яблоки, раз в два года родят.
      Павел Исидорович оперся на суковатую палку, которой ворошил подлесок, и выпрямился. Следовало обмозговать, в каком направлении вести поиск дальше. Он поднял голову.
      И остолбенел.
      Перед ним в глубокой задумчивости стоял черт.
      - Аааааааааа!!! - заорал учитель литературы. - Ааааааааааа!!!
      - Аааааааааа! - подхватило березовое эхо. - Ааааааааааа!
      Отшвырнув суковатую палку, Павел Исидорович Петрухин бросился наутек.
      "Мамочки! Черт! Я черта встретил, мамочки!"
      Он мчался, не разбирая дороги. Мелькали березы, заросли папоротника, овраги и ручьи. Под напором старого учителя трещал кустарник. Павел Исидорович перемахивал поваленные деревья и пни.
      Березовый лес сменился хвойным, но и этот вскоре оборвался. Перешел в огром ное поле акционерного общества "Заря".
      Павел Исидорович в изнеможении повалился в густые сорняки, среди которых кое-где виделись стебли картофеля Сердце колотилось так, словно собиралось вотвот выпрыгнуть, расстаться со своим владельцем.
      Какое-то время, загнанно дыша, учитель литературы в ужасе наблюдал за опушкой. Возможно, черт немного отстал и сейчас выскочит из того же ельника, что и Павел Исидорович.
      Прождав напрасно несколько минут и малость восстановив дыхание, Петрухин заглянул в лукошко, которое все время погони провисело у него на локте. Один, два, три, четыре...
      Десять подберезовиков и два подосиновика. Слава Богу, добыча цела. Черту ничего не стоило отобрать грибы.