Директор был странный человек. Больше всего он был похож на отставного военного. Очень браво ходил, не разговаривал, а кричал так, что слышно его было в противоположной части здания, от него резко пахло одеколоном, а кроме всего он частенько баловался алкоголем. Не знаю, всем ли сообщил Виталий ту же вещь что и мне – что я полный хозяин на базе, главный человек – но до директора эта «передачка» явно не дошла (впоследствии я начал выявлять, что не только до него одного). Едва он прознал, уж не знаю каким образом, что мы нанимали Его уборщицу, как устроил нам выволочку.

Об этом, впрочем, позже. Через 15 минут после того, как Иван принес благую весть о том, что я, наконец-то, смогу перестать дышать пылью, спать черт знает на чем и без содрогания заходить в ванную, бабушка умилительно влезала с двумя ведрами и шваброй в наш микроавтобус. Скоро мы оказались у меня дома, и женщина принялась за работу со столь оптимистичным прогнозом – сделаю все часика за два – что мне оставалось лишний раз восхититься русским простым народом. Тем временем, мы могли съездить по магазинам и прикупить всякого добра для дома – щеток, тряпок, подушек, одеял. Я катался по району, который совсем скоро станет для меня родным, и удивлялся. Удивлялся многим вещам. Например, очередям на автобусных остановках. Я сначала не поверил, когда мне сказали, что это люди ждут маршрутного такси. Начнем с того, что я вообще не знал, что это такое. Удивлялся магазинам-коробкам, которые кучковались у метро и где можно было купить все что угодно – от детских игрушек, до пирожков; от часов (якобы швейцарских) до так нужных мне теплых одеял. Удивлялся, как люди, работающие в этих магазинах-коробках месяцами, не имеющие возможности покинуть этот крохотный пятачок даже для того, чтобы прогуляться по неприглядной территории, прилегающей к метро по слякоти или морозу, сохраняли способность улыбаться мне, помогать выбирать вещи, благодарить за покупку, а если вдруг узнавали (поначалу это случалось еще на так часто, как потом, когда даже улицу от магазина до магазина было спокойно не перейти), то желали удачи. Как будто все эти женщины так отчаянно переживали за «Зенит».

Исключением, впрочем, стал один эпизод в супермаркете. Набрав продуктов, я по привычке начал набирать на кассе полиэтиленовые пакеты, после чего погрузил в них покупки и приготовился идти. Не тут-то было! Кассирша меня остановила грозным криком, кажется «мужчина, вы куда?!». Оказывается, за пакеты нужно было заплатить какие-то ничтожные монеты, что стало для меня настоящим откровением – ни с чем подобным я в своей жизни не сталкивался. Судорожно я начал копаться в кошельке, но ни одной железной монеты не нашел. Предложил даме сто рублей, на что она, не сбавляя в воинственности (еще бы, вора поймала!) резко бросила: «У меня нет сдачи!». Я махнул рукой и пошел прочь, но Иван, у которого были какие-то монеты, отдал мне сторублевку обратно, а продавщице принес извинения (я разволновался так, что онемел) – мол, человек не местный, не знает, что пакеты платные. Женщину не убедило ничто – провожала она нас уничтожающим взглядом.

Мы вернулись домой, как и планировалось, часа через два. На улице было довольно пасмурно, и поэтому я удивился, что не увидел света в своих окнах. Может, старушка поработала и уснула?

Я отпер дверь и вошел в темный холл. Детектив какой-то, честное слово! Увиденное буквально шокировало меня. На ступеньках, в кромешной тьме сидела женщина, поставив с одной стороны ведро, а с другой держа швабру, как Нептун трезубец. Бабушка почти дремала. Увидев нас, она встала и начала подробно рассказывать, что и как она сделала. Я не выдержал и спросил ее, почему она не пошла прилечь в нормальное место, в холл, например. В ответ уборщица что-то пролепетала невнятное, насчет того, что она «боялась чего-то». Чего именно, я не расслышал, но догадка неприятно поразила меня. Социальное неравенство в России даже не позволяет старому человеку, честно сделавшему свою работу, войти в комнату к богатому человеку и расположиться в нем. Он то ли считает это выше своего достоинства, то ли боится «как бы чего не вышло». Значит, бывает так, что хозяева таких домов ни во что не ставят тех, кто у них работает? Не буду отвечать за всех чехов, но когда украинские рабочие делали ремонт в фитнесс-центре моей жены Зузаны, та носила им еду, питье, обращалась с ними как с помощниками, людьми, которые делают что-то хорошее. Так как же может быть такое, что старушка-уборщица боится войти в мой холл и прилечь на диван!

Все эти мысли не давали мне покоя целый день, а поначалу я просто впал в оцепенение. Старушка показала результаты своей работы, едва ли не насильно проведя по всем комнатам, где проводилась уборка. Наконец-то я хотя бы мог перестать дышать пылью. Впрочем, буквально несколько минут спустя меня ждало очередное потрясение. То, о чем я сейчас напишу, не укладывается в пределы человеческого понимания. Во всяком случае, того человеческого понимания, к которому я более или менее привык. Перед тем как выйти из дома и сесть в микроавтобус старушка открыла у меня перед носом свою сумку со словами: «Проверьте, что я у вас ничего не украла». Отдышавшись от эмоций я начал убеждать женщину, что я ей доверяю и делать этого ни за что не стану, но она долго еще не хотела закрывать сумку. Предел моему терпению наступил на следующий день, когда наш знакомый директор перед нашим отъездом на тренировку в фитнесс-центр выскочил откуда ни возьмись и, как всегда громко, начал вычитать Ивану за то, что тот без его ведома взял да увез уборщицу средь бела дня. Забыв видимо, что ездила его подчиненная не абы куда, а домой к главному тренеру. Которому, как будто, было сказано, что именно он является первым человеком на базе.

Это был еще один случай, когда представители местного населения без восторга встречали нового тренера из-за границы. Рушился их прежде спокойный мир, в котором, как мне рассказывали, на многие недоработки, разгильдяйство и легкое отношение к своей работе закрывали глаза. Директор захотел хоть в чем-то оставить за собой право последнего голоса, но делал это беспорядочно, хаотично, руководствуясь лишь своими эмоциями, которые кричали «не трогай! Это мое!!». Что, собственно говоря, такого в том, что уборщица подотчетного клубу подразделения под названием «база» отправилась убирать дом главного тренера?! Впрочем, будь этот инцидент первым и единственным, я бы, наверное, уладил бы проблему мирным путем. Но я увидел в поведении директора некую систему, которую срочно нужно было «отключать». Ибо на первой же моей тренировке в Петербурге я вышел из себя по гораздо более значительному поводу…

После эпопеи с уборкой дома наши отношения с Властимилом стали переходить в разряд дружеских. Сразу же после того, как мы решили проблему расчистки «авгиевых конюшен», тренер предложил мне перейти на «ты». В Чехии такое возможно лишь с подачи старшего, причем неважно, составляет ли разница в возрасте двадцать лет, или один год. Привыкал я долго, но когда привык, то уже не смогу отвыкнуть никогда от более демократичного подхода в общении, принятого в Европе. Во всяком случае, «Семен Семенычи» и прочие наши обращения даются с превеликим трудом. В команде, кстати, к простому варианту привыкали легче: Властимил сразу поставил вопрос ребром: «Называйте меня «тренер», или, что еще лучше, по имени. Никаких отчеств у меня нет, и главное – не нужно называть меня «пан», коробит. У нас в Чехии чрезмерный официоз можно принять за сарказм, хотя многие представители старшего поколения любят, когда к ним обращаются «пан». Тем не менее, журналисты очень долго продолжали обращаться к Властимилу «пан Петржела», и он уже не заострял на этом внимания. Видимо, просто махнул рукой…

Зима, как я уже говорил, стояла серьезная. Прямо как в книжках и журналах, когда пишут о России. Утром 20-го, кажется, декабря был запланирован «генеральный смотр» команды на одном из полей базы – на первой тренировке я всего лишь хотел бросить команде мяч, чтобы она поиграла в футбол, и игроки продемонстрировали свое понимание футбола, лучшие и худшие навыки. Для этого необходимо было всего лишь расчистить единственное на тот момент поле с подогревом. Когда ребята вышли на площадку, то оказалось, что ее покрывает приличный слой снега вперемешку со льдом – более опасной поверхности для футболистов быть не может. Я сразу же начал закипать. Тут же перехватило дыхание от бешенства. Знакомое состояние, раньше был еще более эмоциональным и чешские футболисты, работавшие со мной, очень хорошо об этом знают.

Наблюдать со стороны за Властимилом в этот момент было жутковато. До выхода на тренировку он выглядел, скорее, забавно – с ворчанием одел на голову спортивную шапку, несмотря на то, что по его же словам ненавидел их. Мороз оказался сильнее предпочтений в стиле одежды – пришлось укутываться по самое некуда. По дороге к полю Власта был как всегда приветлив и улыбчив, здоровался с персоналом, старался шутить по-русски, что тоже было мило. Рядом балагурил Володя Боровичка. Общий настрой был жизнерадостным, все были раскованы. Но никто из сотрудников базы, убаюканный было невесть откуда хлынувшим в наши места потоком демократии, не оказался готов к тому, что за доли секунды от смешного дядечки в шапочке не останется и следа. Властимил в ярости ковырял носком кроссовки снег, выгребая из недр куски льда, толщиной с кулак.

– Почему не убрали?! Что это за поле?! – чеканил от слова по-русски, и акцент, прежде мягкий, добавлял ужаса тем, кто все это видел. Работой в «Зените», все-таки в Питере было принято дорожить. Глаза тренера стали металлическими, зрачки сузились, он резко развел руки в стороны и срывающимся от злости голосом резюмировал:

– Не можно работать! Я просил поле, а это – говно! (с мягким украинским «г» в начале и ударением на первый слог, как это милое словечко произносится в Чехии).

Кто-то из работников базы тихо послал за директором. Тот появился очень быстро и на нем, понятно, не было лица. Сбивчиво, но привычно громко, даже громче обычного от охватившей паники (ну как же так: казалось-то что после деспотичного Юрия Морозова приехал «интеллигент» или попросту «валенок» из Чехии!) он начал объяснять, что-де поле было чистое, но в шесть утра повалил снег и все испортил!

– В шесть утра?! – взвился Властимил. – А сейчас сколько? Десять! Кто здесь был, когда было шесть утра? Сложно было сразу убирать снег?! Для чего вы здесь находитесь?!

Конечно же, это была демонстрация прав хозяина. Властимил прекрасно понял, за тот короткий период времени, что он уже находился в России, что через «извините» и «будьте» добры здесь вопросы, как правило, не решаются. А для того, чтобы футбольный клуб стал серьезной организацией, в нем безо всяких «но» и «если» должны функционировать все составляющие механизма. И если его, главного тренера, местные не станут признавать авторитетом, съедят за счет только одного количества. Одна палка в колесо, другая и… под откос летит чужак, но никак не те, кто их вставляет. Чужеземец уезжает, все остаются на местах с надеждой на спокойную жизнь. Схема проста.

Та тренировка все-таки состоялась. И она оставила у нас с Владимиром массу впечатлений. Для начала Боровичка, поразминав буквально 5 минут вратарей, с какой-то торжествующей улыбкой крикнул мне: «Власта, здесь ребят нужно учить стоять в воротах!». Ничего так новость, здорово. Что еще? Разминка. Чтобы посмотреть, как игроки привыкли готовить себя к нагрузкам, я велел команде разминаться так, как она привыкла. И тут выяснилось, что она не привыкла это делать никак! Так вот откуда многочисленные травмы, которые преследовали «Зенит» на протяжении всего сезона. Вот откуда диковинны повреждения коленей, чего по большому счету в футболе случаться не должно, это в принципе непрофильная травма. Услышав от работавших в клубе людей, что некоторые мои предшественники практиковали прыжковые упражнения до завтрака и практически без разминки, мне многое стало понятно. Пожалуй, я устал беспрерывно вещать о том, что в первые дни работы на мою голову сыпались одни сюрпризы. Например, меня поразило то, врача команды, человека наиважнейшего, чье мнение зачастую бывает определяющим в определении состава, я нашел в запуганном состоянии. Как оказалось, прежние тренеры действовали авторитарно и в принципе не прислушивались к рекомендациям доктора, а то и посылали его куда подальше. Врач в «Зените» вообще не имел права голоса, беседы с игроками о том, как нужно готовить себя к играм не проводились. Ели футболисты либо все подряд, либо им что-то определенное резко начинали запрещать. Все это было удивительно, на грани, и мне пришлось врача срочно амнистировать. Надо было видеть, как Михаил расцвел и приосанился, когда оказалось, что его работа все-таки состоит не только в том, чтобы вовремя выбежать на поле и сделать заморозку получившему по ноге игроку. Ладно, разминка прошла. Настало время игры. Глядя на то, как команда, разбившись на две группы, играет в футбол, я первым делом старался понять, кто же мне, собственно, достался. Кассеты, как я уже говорил, правды не сообщили. Президент и члены команды говорили прямо противоположные вещи. Морозов вообще в разговоре со мной «отсеял» полкоманды. Что же в итоге? Бодрые крики Боровички, который в своем стиле шутил и балагурил – привычная для меня вещь, но, как оказалось, абсолютно невероятная для наших новых подопечных – перемешивались в голове с мыслями. Кое-что мне, безусловно, нравилось. По сути, в первый раз я имел дело со столь большой группой мастеровитых футболистов, большинство из которых не надо учить бить по мячу, ставить на ноги, чем мне постоянно приходилось заниматься в Чехии с прежними командами. Игроки легко обращались с мячом даже в непростых погодных условиях, иногда эффектно отдавали передачи, пристойно били по воротам. Но тем удивительнее было то, что почти все они не получали ни малейшего удовольствия от футбола, словно периодически косились на нас с Владей, ожидая подвоха. Какого? Спросите у них, может, они еще сами помнят свои ощущения. Что у них в голове, у молодых людей? Тогда в Питер, например, вернулись двое ребят из аренды – нападающие Акимов и Петухов, отданные в первую лигу. Первый был в плане азарта еще туда-сюда, хотя бегать и работать категорически не хотел, но второй… Бледный, робкий мальчик, который, как говорят, когда-то подавал надежды. Так как можно в таком раннем возрасте перестать их подавать?

Мне всегда нравился атлетичный, зрелищный футбол. Не желаю и не стану перегружать читателя тактическими премудростями. Настоящие поклонники футбола меня поймут, тех, кто смотрит игру периодически, не вникая в нюансы, попрошу поверить на слово: схема 4-4-2 в моем представлении является наиболее эффективным путем для достижения сразу двух целей – победы в матче и приведения в восторг зрителей, для которых мы и играем футбол. В мире, где крутятся большие деньги, где футбол стал рекламой для одних и бизнесом для других, кое-кто начал забывать о том, что главная цель нашей игры – развлечение, страсть, эмоции. Без них мне работать неинтересно. И свою новую команду я хотел научить играть в футбол своей мечты. Всегда ли мы верим в осуществление своей мечты? Каждый пусть ответит на этот вопрос сам. Лучше на самом деле не верить, а делать что-то, хоть маленькие усилия для ее осуществления. И еще до приезда в Петербург я знал, для кого хочу там работать – для зрителей, которые как мне сказали, самые лучшие в России. И я твердо решил, что буду переделывать все на свой лад, во что бы то ни стало. Для этого, как оказалось, понадобилось две вещи – приучить команду играть по линейной системе и избавиться от «персоналки» (это когда защитники должны, словно собачонки, непрерывно бегать за нападающими соперника и не давать дышать ни им, ни себе). Весь мир давным-давно перешел на «зонный» футбол, а «Зенит» продолжал, как ни в чем ни бывало, заниматься самоистязанием.

Решить что-то изменить не так сложно, как претворить свое решение в жизнь. В принципе, я самого начала догадывался, что без знакомых игроков обойтись мне не удастся, а потому попросил у Мутко приобрести трех ребят, которые стали бы своеобразным фундаментом нового проекта. «Зениту» того времени, как я уже сказал, хватало мастерства, но отсутствовала выучка, понимание простых тактических нюансов, кроме того, у игроков бог знает что творилось в головах. Мартин Горак, Радек Ширл и Павел Мареш должны были стать образцами тех футболистов, которые делают привычную работу. Линейная схема для них была родной, мои требования знакомы, а это было крайне важно, учитывая то, какую именно предсезонную подготовку я собирался провести в «Зените».

Всех троих своих чехов я нашел чуть ли не на улице – когда работал в «Богемианс», не стеснялся сесть в машину, проехать километров двести на матч двух деревень, присмотреть там футболистов, а затем работать с ними. С кем-то, например, с Марешем, было легче – он обладал спокойным, но в то же время упрямым характером, который позволял ему легко усваивать мои требования. Кого-то приходилось даже репрессировать, как Ширла, которого я один раз выгнал. Да, с парнем из поселка на шесть домов, в одном из которых – трактир, нужна была особая тактика. Выгнав футболиста, а затем дав ему последний шанс вы можете привязать его к себе навсегда и он вам не раз отплатит на поле. Жаль, правда, что игроки долго добра не помнят (Ширла, впрочем, это утверждение мало касается), но это уже тема для отдельного разговора.

Впервые в новейшей истории клуба я ввел в распорядок тренировки по аэробике. Местный народ, надо сказать, на меня смотрел, как на душевнобольного. Зачем это здоровым парням футболистам прыгать, как балеринам, вместо того, чтобы заниматься «чем положено», то есть, пинать мяч? Футболисты в целом приняли новую идею без особого оптимизма, ну да и на иной вариант я и не рассчитывал. Представляю, как бы я, будучи игроком, воспринял подобное тренерское новшество, если бы не получил возможность понять, для чего, собственно, я прыгаю в зале, как девочка. Другое дело, что я зенитовцам объяснял, что, для чего и как. В современном футболе, который прежде всего имеет под собой скоростно-силовую основу, важную роль играет координация игроков. Она помогает действовать быстрее в самых сложных ситуациях, обеспечивать точное поступление сигнала от головы к ногам и даже в некоторых ситуациях избегать травм. И для достижения этой координации необходимо задействовать все группы мышц. А что позволяет добиваться в данном вопросе наибольшего эффекта, если не аэробика?

Тут, между прочим, тоже помогли призванные мною чехи. Аэробику я практиковал на протяжении всех лет, что работал в «Зените» и со временем у игроков данный вид занятия перестал вызывать проблемы. Но поначалу мы с Боровичкой еле сдерживались, чтобы не умереть с хохота, глядя на нелепые движения и страдальческие физиономии футболистов. Кто-то так и не смог в себе перебороть внутреннее возмущение и начал откровенно халтурить. А это бросалось в глаза сразу. Пришлось мне настоять, чтобы инструктором у команды была девушка, несмотря на то, что парень, которого сначала нам предоставили, был мастером своего дела. Опять же, вопрос психологии: при девушке нормальному молодому человеку ужас до чего не хочется опозориться. И он будет стараться не выглядеть смешным. Мое пожелание было выполнено и качество занятий начало улучшаться. В конце концов, игроки наконец узнали, что такое нормальный стретчинг, что значит как следует разминаться перед играми и тренировками, ибо насколько я понял, ранее каждый делал то, что горазд. Не стоит удивляться многочисленным травмам, которые постоянно «накрывали» «Зенит».Помимо женского пола просто опытными мастерами по аэробике смотрелись чешские игроки, которые раньше играли у меня и привыкли к этим занятиям так, что делали все упражнения без малейших проблем. Здесь я тоже рассчитывал на здоровую спортивную злость местных – к новичкам из-за границы и так, как правило, относятся недоверчиво, а тут еще, что получается, мы – хуже них?! Я же не стеснялся разжигать «национальные розни» – постоянно ставил в пример чехов и получал удовольствие от того, как хмурились и заводились при этом аборигены.

Что там говорить – ставка на новых игроков оправдалась, в чем я не секунды не сомневался, когда ломал копья о их трансферы. Наибольшие сложности возникли с переходом Мареша. Он был на хорошем счету в «Спарте», близок к национальной сборной и тренер пражан Иржи Котрба ни в коем случае не хотел его отпускать. Впрочем, агенты в футбольном мире могут все. Ну, или практически все. Не буду уж описывать каким образом, тем более, что до конца не знаю все подробностей, агенты игрока обеспечили Павлу переход в «Зенит». Потом Котрба при встрече, правда, не в резкой форме, предъявил мне претензии: мол, ты увел у меня лучшего защитника, и теперь у меня никого нет на левый фланг. При всем этом Мареш стоил «Зениту» сущие копейки, и за те годы, что Павел приносил клубу пользу на протяжении нескольких лет, эти деньги вернул сторицей. Для сравнения: «Спартак» в 2005-м году купил у той же «Спарты» Радослава Ковача за 5 миллионов. При всем уважении к Радо, я не могу утверждать, что этот футболист сильнее Мареша…

Мутко, несмотря на свою боязнь, даже фобию того, что «Зенит» превратится в «чешскую колонию» (о том, что президент придумал такое словосочетание я узнал гораздо позже) все-таки пошел мне навстречу с покупкой Мареша, Горака и Ширла. Тем более, что вторые два парня стоили сущие копейки. На всякий случай, Мутко не уставал повторять, что меня ждут «чудо-богатыри» и пополнения из «лучшей в России» футбольной школы. Я кивал. Пока кивал. У меня были Мареш, Горак, Ширл. Впервые мне достался клуб, в котором была создана прекрасная инфраструктура (по сравнению с тем, где до этого доводилось работать), поля, база, игроки, с которыми можно работать. Я думал о том, как здорово будет слышать за спиной дыхание болельщиков, которые будут радоваться нашим победам. И все это, когда я ехал в аэропорт, чтобы улететь домой на Новый год (захватив на огромном и шумном рынке две банки черной икры – просила жена, хотя я и ненавижу таскаться с вещами), рисовало в моих мыслях надежду и возбуждало азарт.

На короткие каникулы уже не хотелось. Еще не успев сесть в самолет, я уже хотел приехать обратно на базу в Удельной.