МАЦЕЙ ЖЕРДЗИНЬСКИЙ
      Броненосцы в синей воде
      Перевод: M.W.
      На самом-то деле хорошо-то я и не видел. Всегда к осени со здоровьем становилось паршиво - один раз это были свищи, другой раз - жировики, потом вообще мочевой пузырь, а уж сейчас так вообще подкосило здорово. Я даже не мог сфокусировать глаз настолько, чтобы видеть, кто заходит в бар. Я становился слепым.
      - И чего это ты щуришь свои буркалы, Вит? Хочешь подцепить товарцу, а?
      - Налей-ка лучше пива, - отгавкался я.
      Старик Кейси схватился за кружку и начал выискивать кран. У него тоже не слишком получалось. Он сопел, шипел и ежесекундно покусывал язык как будто делал какую-то чертовски сложную работу.
      - Да, ты прав, - простонал он через минутку. - Нечего нам тут делать. Ни я тут не нужен, ни ты. Что ты говоришь?
      - Ничего не говорю.
      - Пиздишь, пиздишь... Я же прекрасно слыхал. Он еще ближе приблизился ко мне, но его длинное, исхудавшее лицо я знал на память. Каждый раз, когда я всматривался так в его тяжелые веки, мне вспоминались лучшие деньки, и я видел "Подворотню 403" наполненную посетителями, музыкой и бабами.
      - Когда я вот так гляжу на тебя, Вит, - буркнул он наконец, - то вижу те, лучшие деньки. У нас тогда хватало и посетителей, и музыки, и баб.
      Я беззвучно рассмеялся.
      - Так ведь ничего и не поменялось, Кейси. Ты стоишь за баром, а я мою сральники. И дерево все так же стоит за окном.
      - Ага, и Флоренс всем подставляет задок.
      - Только никто ее уже не хочет. Это был совершенно другой голос, где-то слева от меня.
      - И так оно, по правде говоря, и есть, ребята. Так мы тут и загниваем.
      У Теда, которого мы называли Жопником, всегда было какое-нибудь объяснение. Э, он никогда не поддавался. Он всегда был шефом.
      - У тебя ничего не болит? - тихо спросил я. - Слышишь, видишь, ходишь?
      - Да. я еще держусь, - должно быть, он кивал рыжей головой, потому что я видел какие-то размытые полосы. - "Подворотня" еще вернет себе форму. Я вам говорю.
      Бармен сплюнул себе под ноги и крепко ругнулся.
      - Дерьмо. Никуда я уже не пойду. Всего лишь третий час.
      - Вот видишь, Тед. Он даже не знает, о чем ты говоришь. Что-то ударилось в окно, но это был не ветер, не дождь - всего лишь старые, грязные газеты, те, что иногда прилетают из Центра на пару дней позже, чем следует, и хотя на них все те же снимки политиков, их улыбки уже не такие чистые.
      - Потому что только отбросы уже посещают "Подворотню 403", Тед. И ты прекрасно знаешь, кто тому виной...
      - Заткнись, Виталик. Может это и не его вина.
      Я прищурил глаза, и когда он смочил губы в пиве, подумал, что, наверное, не стоит об этом говорить.
      - А что с деревом? - спросил я. - Я его уже почти не вижу.
      - Все О.К., Вит. На нем уже прелестные золотые листья. Чертовски золотые. Никогда такого не было.
      И хотя то, что говорил Жопник, было неправдой, я ответил:
      - Хорошо. - Я знал, что дерево сдыхает.
      Скульптуры не походили ни на людей, ни на животных. Они были поразительно белыми и чистыми, что еще сильнее подчеркивала голубизна южного неба. Таким же белым был и дом. Равно как и костюм угловатого типа, который открыл мне калитку.
      - Опаздываете, - коротко бросил он.
      Я повнимательней присмотрелся к нему.
      - По правде говоря, вы меня разочаровали. Ваш голос совершенно не подходит к этому месту и этим скульптурам. Вам следует молчать.
      Он же только сощурил глаза и вытянул ко мне руку.
      - На ней полно мозолей, - сказал я. - Это что, с прошлой работы?
      - Нет. Ваши ключи.
      Только я уже решил, что так просто ему это не пройдет.
      - Нет у меня ключей, Я приехал сюда на моторе.
      - В таком случае проходите. Сэр Фаррел ждет. Я же полез в карман и вытащил фляжку.
      - Я алкоголик, - тихо признался я. - Но это не потому у меня нет машины, сволота. Все потому, что терпеть не могу сидеть за рулем.
      Белый чуть-чуть склонил голову. Похоже, что я его не разозлил.
      - Не желаешь нервничать, так? Проблемы с миокардом? - продолжал я лезть на рожон.
      - Сэр Фаррел ждет.
      - И ладно. Я сделал глоток спиртного, а он отвернул лицо. Вообще-то я без труда заводил таких громадных типов. Но этот был другим.
      - Ладно, может на обратном пути удастся, - прошипел я сам себе под нос и направился к белому дому, чувствуя его взгляд на своей спине.
      Я и вправду запаздывал. Впрочем, вся моя жизнь тоже опоздала. Родился я на сорок восьмой неделе беременности, и моя мамочка сразу же от меня отказалась, потому что мало того, что я ее чуть не убил еще там, в матке, так у меня вдобавок был еще и горб. Так что трудно ей удивляться.
      - Годы летят, а как мало изменилось, - вздохнул я. - Горб остался, я все так же опаздываю... Эх.
      Я потянул еще глоточек и осторожненько вошел на лестницу. Здесь этих белых фигур было больше всего, и я, по-моему, уже догадывался, зачем они нужны Фаррелу. Они должны были подавлять. Каждый, кто подымался по этим ступеням, чувствовал себя никому не нужным и маленьким будто какой-то задолбаный червяк, а все, о чем мечтают все задолбаные червяки - это скрыться в более паскудном месте. В тени.
      - День добрый, мистер Фаррел, - сказал я. - Честное слово, не надо было уж таких средств, чтобы смутить меня. Я и без того чувствую себя паршиво.
      Фаррел усмехнулся. Нет, на сволочь он похож не был, но кто ж на нее похож? Пластическая хирургия это вам не фунт изюму.
      - Проходите, - пригласил он. - Садитесь, отложите эту свою бутылку и начните-ка думать о деле, мистер Босси.
      Мне понравилось, что меня завел не камердинер, и то что комната, в которой мы будем вести переговоры, находится внизу. Фаррел закрыл двери.
      - Хотелось бы знать, о каком это деле должен я думать. Ваше письмо было довольно-таки таинственным, - улыбнулся я и осторожно присел на спинку кресла.
      Фаррел кивнул. Он выглядел все более и более мрачным, а может мне так только казалось, потому что света здесь было немного. Я чувствовал запах его косметики, и запах этот напоминал мне, что деньги - это дело все-таки серьезное. Тогда я решил постараться. По правде говоря, я впервые разговаривал с кем-то таким как Абрахам Фаррел.
      - Так как? - спросил я. - Объясните вы мне?
      - Вы знаете, чем я занимаюсь? Терпеть не могу, когда кто-то отвечает вопросом на вопрос.
      - А вы знаете, чем занимаюсь я?
      - Да. Как раз это очень просто. Вы еще никогда в жизни не работали. Даже по заказу. Каждый день вы шатаетесь по городу, а ваш ораторский талант заставил считать вас человеком заносчивым. У вас нет ни семьи, ни друзей. У вас нет никаких сбережений. У вас не бывало никаких стычек с полицией. У вас вообще ничего нет. Когда вы сюда заходили, я даже не увидал у вас тени.
      - Но кое-что у меня имеется.
      - Что же? - приоткрыл он портьеру, и я увидел, что его лицо вовсе уж не такое приятное. Черные волосы упали ему на лоб, а губы выгнулись вниз, слишком низко, чтобы он казался удовлетворенным.
      - Так что же у вас есть? - повторил он.
      - У меня имеется горб.
      - Мы не о том говорим, мистер Босси. Горба вы не приобрели. Теперь уже я кивнул.
      - Правда. Это подарок.
      Я сделал печальную гримасу на лице и подумал, что Абрахам Фаррел позвал сюда не ради пустой болтовни. Уж слишком он нервничал.
      - Но, по-видимому, вы мне не это хотели сказать. В принципе я уже как-то привык. Жить можно.
      - Откуда? Вовсе вы и не привыкли. Нисколечки. Только это вовсе и не важно. То, что я вам уже сказал, тоже не важно. У меня есть деньги и собственные источники информации. Я лишь повторяю очевидные для всех вещи.
      Фаррел пригладил волосы, и еще одна морщинка пролегла у него на лице.
      Мне это перестало нравиться. Этому человеку было нужно...
      - Ну, Босси. Вижу, что вы догадываетесь... Да. Я знаю.
      - Невозможно, - очень медленно ответил я. - Этого не знает никто.
      Я приблизился к Фаррелу и одним рывком поднял жалюзи. Он улыбался.
      - Нет, - схватил я его за отвороты пиджака. - Пожалуйста. Они не продаются. И я не хочу, чтобы они тоже их знали. все эти твои фильмы немного другие, совершенно не такие... Я...
      Но он даже не пошевелился, лишь стоял у окна и смотрел на одну из тех белых статуй. мне же начало казаться, будто статуя глядит на меня, и вот тогда лишь до меня дошло, что у Фаррела печальная улыбка.
      - Мистер Босси, я не нуждаюсь ни в одной из ваших книг. Пожалуйста, поверьте. Написанное вами меня совершенно не интересует.
      Горб снова начал зверски свербеть, потому что я вдруг понял - если бы он захотел войти в мою комнату и забрать у меня мою машинку, мне бы не удалось его остановить. Я был ничто.
      Я вернулся к своей спинке кресла, но даже оттуда видел эту чертову статую. Хорошенькое местечко для беседы выбрал Фаррел.
      - Чего вы хотите?
      - Вам известно, что приносит мне самые большие бабки?
      Я стиснул зубы.
      - Нет. Я совершенно не разбираюсь в этом вашем дерьме.
      Он повернулся ко мне лицом, и теперь мы глядели уже вместе. Всегда, когда кто-то смотрит на меня, я горблюсь сильнее и сильнее.
      - Имеется одна такая штука. Называется она "Подворотня 403". По правде сказать, только она и держит Издательство Фаррела на плаву, дорогой мой мистер Босси. Но, как всегда в жизни, у меня тоже появились проблемы. Закурите?
      - Нет.
      Какое-то время он выдувал голубые струйки дыма, а потом подошел ко мне, так близко, что заслонил все окно. Я облегченно вздохнул.
      - Предыдущий автор отказался сотрудничать. И это после четырнадцати лет. Но и это не самая большая проблема. Ты знаешь Адриана Слайпера?
      - Может знаю, может и нет. Только я никак не могу вас понять.
      - Все ты знаешь. Этот сукин сын пожелал, чтобы именно ты продолжал писать "Подворотню 403". Он знаком с тобой. И знает, что ты пишешь. Фаррел отошел, но на сей раз я той статуи не увидал. Я блеванул на ковер. Иногда, когда уж совсем хреново, нравится мне поблевать.
      У меня ничего не улучшилось. Морось перешла в дождь, ветер в шторм, а мой гнойный свищик в массу других болячек. Я сидел у себя в комнате. Курил. Размышлял. Две старых "Житан" - вот и все, что удалось мне обнаружить в карманах гостиничного рабочего халата. Одну взяла Флоренс.
      - Знаешь, - сказал я, - теперь, когда я так слабо вижу и тебя, и все вокруг, только сейчас замечаю, как мало я запомнил. Мне бы и хотелось чего-нибудь вспомнить, но единственное, что у меня в голове, это все эти чертовы полы и полное ведро порошка. Совершенно нет картин, пульсирующих жизнью, нет отца, который бы на меня орал, нет школы и нет красной простыни. Нет даже того, что рассказали мне другие.
      Я затянулся сигаретой.
      - А я? Как ты помнишь меня, Вит? - Я помолчал.
      - Тебя, Фло, я запомнил хорошо. Ты высокая женщина, и я знаю, что у меня всегда было проблемой сказать, что же в тебе было самое длинное. Ноги, ладони, лицо или, может, взгляд. Ты носишь кучу серебряных браслеток и часто подкрашиваешь губы. Помню, что у тебя была очень красная помада. Помню, что часто глядел на нее, потому что ты оставляла ее на бычках, которые я сметал с пола.
      Флоренс прошла по комнате. Мне казалось, будто она остановилась перед окном и на что-то глядит. Да. Что-то там было. Раньше и я сам любил глядеть через то окно.
      - Бедный Виталик, - услыхал я. - Неужели ты забыл, чем я занимаюсь?
      Точно. Как раз этого я и не мог вспомнить.
      - Нет... - поколебавшись ответил я. - Не знаю. Я почувствовал ее запах, и вдруг мне вспомнился Адриан Слайпер. Его я забыть не мог.
      - А ты помнишь, где валялись мои окурки?
      - Там, где ты сидела чаще всего. Там, где ты ждала. Она коснулась моей головы.
      - Но ведь я уже не сижу. Я уже не могу этим заниматься. Старик Кейси не может налить кружки пива, Нолан перестал выходить в город, ты уже не убираешь в барах, а я... Я уже не могу быть блядью.
      Флоренс начала смеяться, и я знал, что она вот-вот расплачется. Изо всех сил я старался вслушиваться в дождь и думать о том, что было когда-то. Точно. Флоренс была проституткой. Она была нашей лучшей девицей, и многие типы возвращались сюда ради нее. Тед, которого мы называли Жопником, заботился о добром имени "Подворотни", но Флоренс была выше крыши. Она умела это делать, на втором этаже у нее была даже специальная комната.
      - Не плачь, Фло. Слайпер болен. Все из-за этого. Все мы сломались и уже не можем жить как прежде.
      - Мы вообще не знаем, как без него жить. Без этого сукина сына и его долбаной машинки, - начала всхлипывать она, и слезы катились у нее по щекам.
      А что я мог ответить. Я давно уже надумал открыть двери 107 номера и поговорить с ним обо всем этом. Даже если бы я совершенно ослеп, туда-то я попал бы всегда.
      - Что там за окном, Фло? Расскажи мне.
      Она перестала плакать и снова погладила меня по голове.
      - Бедненький... Ты и правда не можешь увидать это дерево? Свое любимое дерево? Виталик...
      Не мог. Когда я глядел в том направлении, то видел лишь более светлое пятно. Может это было окно?
      - Фло, скажи мне еще вот что: есть ли на дереве листья? Нет, что-то стало вспоминаться.
      - Это ведь только июль. Но в этом году осень пришла к нам уже в мае. А в июне на дереве уже не было ни листочка. Вит, ты заметил это первым.
      Да, так оно и было. Именно тогда я и начал слепнуть.
      - А за деревом... Что ты видишь на Куин Стрит? Она не ответила сразу, и когда я уже начал опасаться, что придется переспросить, услыхал ее смех. И вновь один и тот же.
      - Там туман. Странный такой, густой туман, иногда в нем можно заметить сгорбленные силуэты. Они идут медленно, очень медленно. Они никуда не спешат, Вит. Мне кажется, что им уже просто некуда спешить. Нет уже Куин Стрит. Нет ни будки, ни светофора. Автомобилей тоже нет.
      Мне было трудно собраться с мыслями, но я был чертовски рад, что Флоренс сидит у меня на коленях. У нее были теплые бедра и голос.
      - Я пойду к Слайперу. Завтра.
      Она еще крепче прижалась ко мне.
      - Передай ему, что я уже не могу... Знаешь, скажи. Прошу тебя.
      - Знаю.
      Только я уже знал, что до утра забуду.
      Я довольно-таки злопамятный тип, и много вещей в мире меня раздражает. Все, что только я выдумываю, сразу же стараюсь описать, но редко случается возвращаться ко всей этой муре. Для меня вся она попросту существовала, равно как тип в белом костюме или же сигаретный дым, выпущенный из ноздрей соседки сверху. И точно так же забывается.
      Но случаются и исключения. К примеру, помню солнечный закат. Я описал его в особо отвратный для себя день, хмурый, ужасно холодный и долгий; да, да, даже ветер не мог прогнать его. К вечеру я уже не выдержал и придумал чистое, синее-синее небо, а над самым горизонтом алые полосы. Других красок попросту не существовало. Только эти две - красная и синяя. Вроде бы и простенько, только вот повторить невозможно. Нельзя скомбинировать то же самое. Всегда что-нибудь, да спартачишь - то полосы не такие, какие нужно, то голубизна не такая синяя, и лишь иногда, в Лос Анжелесе солнце садится так, как я это описал.
      - Как сегодня, - буркнул я вреднючему типу. - Именно так, как я это написал. Вы только гляньте на эти полосы.
      Он согласился. Честно говоря, он ничего другого за эти несколько последних часов и не делал. Только кивал головой, что-то там говорил про гонорар и снова кивал.
      - Дорогой мой мистер Босси, вы хоть слушали меня? - В его голосе появилась новая нотка. Умоляющая.
      - А как же, - поглядел я прямо в его мутные глаза, но именно я первым и опустил голову. - Вас зовут Энди. Вас прислал Абрахам Фаррел. Из корпорации Абрахама Фаррела.
      Он сделал вид, что все это шутка, и расплылся в улыбке. Я описал и такой вид усмешек, вот только никак не смог его полюбить.
      - Вы прочитали уже хотя бы первый том? - не хотел уступать он.
      - Да. Я прочитал и первый, и несколько последующих, - вздохнул я. - А когда подумал о том, что этот Слайпер не может написать следующего, мне сделалось как-то не по себе. Наверное и вправду с ним так плохо.
      - Это почему же?
      Я подмигнул ему, а поскольку у меня большие, очень круглые глаза, то давно уже заметил, что люди, как правило, неправильно меня оценивают. Вовсе и не я был таким уж добродушным.
      - Для него это должно быть сравнимо с тем, как посрать. Берешь бумагу, садишься и все. Пошло.
      Энди скорчил такую гримасу, что на какой-то момент перестал соответствовать своему костюму, и поправил седеющие волосы.
      - Так что вы хотите этим сказать? - спросил он неодобрительно. - Что у него запор?
      - Кто знает. Как вы пересылали ему бабки? И вообще, кто-нибудь его видал? Слайпера этого?
      Он снова стал собираться с мыслями. Слишком долго.
      - По правде говоря, нет. Он присылал машинопись, а мы выставляли чек.
      - Чеки вы посылали по почте, а хозяин абонементного ящика пользовался кодом, - закончил я за него. - Так?
      Он поднялся из-за стола и подошел к моей машинке. Ему явно хотелось сбежать.
      - Мистер Энди, - я перешел через всю комнату, чтобы снова встать к нему лицом, - разве Слайпер никогда не критиковал ваших экранизаций? Ведь они ужасны. Гораздо хуже самих книг.
      На его губах промелькнула та же усмешка.
      - А вы откуда знаете? А? Ведь вы, вроде, никогда их не видели.
      Хотя он и был значительно выше меня, внезапно показался чертовски маленьким.
      Я пожал плечами.
      - Еще никогда не существовало такой смотрибельной программы. А ведь люди - это стадо кретинов. Вам приходилось так спрепарировать "Подворотню 403", чтобы им угодить. Сделать дурость для придурков.
      Мне уже казалось, что я его хоть немного, да завел, но нет. У Фаррела были шикарные сотрудники. Энди только стоял, глядел на меня и ничего не говорил. Видимо дивился, как это мне удается жить в этой крысиной норе - в этой единственной комнатушке, где было легче найти свечку, чем электролампочку, а чай никогда не желал завариваться, потому что спиртовка никогда не желала толком гореть. Ссал я в ведро. Зубы чистил куском бинта. Стекла заклеивал скотчем. Равно как и брюки.
      Я придвинул стул и осторожненько забрался на него.
      - Ну ладно, ребята. Так и быть, я напишу для вас следующий том.
      Солнце уже почти зашло, а он все базарил и базарил, только мне и так уже было ясно, что все это дерьмо. У них не было выхода. Так хотел Слайпер. А Фаррел был сбоку-припеку.
      - Знаешь, Энди... Сейчас сюда придет одна такая девушка. Она принесет мне кофе с молоком и пирожные... Еще принесет пару копеек и будет что-то долго говорить мне, и ее голос напомнит мне лучшие времена. Она будет очень милая и теплая, будет слушать мои рассказы, а иногда коснется моей руки, но никогда не распустит своих волос. Она никогда не покажет мне, как выглядит на самом деле. Тебе не кажется, что все это из-за этого чертова горба?
      Энди пожал плечами.
      - Теперь все будет чуточку не так, мистер Босси. Когда вы получите первый чек, изменится все. И женщины тоже. Вы будете богаты.
      - Да.
      Я все так же стоял на стуле, и все-таки был ниже моего гостя.
      Мне хотелось, чтобы он наконец убирался, а Энди все тянул время. Он глянул на меня, потом вновь на машинку, а затем уже прямо в разбитое окно.
      - У меня есть один такой вопрос, мистер Босси...
      - Валяй. Отвечу на все. Могу рассказать даже про свой горб. Или же о том, как я полысел. Так вот, случилось это совершенно неожиданно..
      - Нет. Попробуйте быть серьезным, - засмеялся он, но быстро взял себя в руки. - Все, о чем вы тут говорите, это писанина.
      Энди не был таким уж дурачком, как я представлял. Он был просто слеп.
      А я уже слыхал шаги этой девушки - она спускалась в мой полуподвал.
      - Я пишу. Только бумага мне не нужна. А зачем? - я спрыгнул со стула и подбежал к двери. - Понимаете? Только я и машинка.
      - Господи! А как же вы представите нам копию? Как вы все это представляете? Ведь это же не шутки, Босси. Это деньги!
      Мне хотелось почувствовать ее запах еще до того, как она подойдет к двери, но ко мне приблизился Энди, и в нос мне ударила мужская косметика и его изумление. Я хлопнул гостя по плечу.
      - Я подумал и об этом. Передайте Фаррелу, что ради него я сделаю исключение, и у него все будет на бумаге. Через тридцать два дня. Принесу сам, около полудня. Тогда и рассчитаемся, а теперь уже идите.
      Не говоря ни слова, он вышел.
      Я бросился к машинке и начал писать. Быстро, еще быстрее... Я уже начал догадываться, кем мог быть Слайпер. И откуда он мог меня знать.
      Еще скорее...
      Вошла.
      С того времени, как я совсем ослеп, Тед повесил мне на шею специальные такие часы. Они пищат каждые полчаса, а я уже как-то ориентируюсь, утро это или вечер.
      Я ничего не делаю. Шатаюсь по опустевшим коридорам, болтаю сам с собой или же жду, притаившись, в каком-нибудь уголке, слушая, как свистит ветер.
      Старик Кейси исчез совершенно, и уже никто не обслуживает бар. Я спустился туда позавчера, продвигаясь вдоль стеночки, осторожненько, чтобы не свалиться со ступенек. Когда я наконец толкнул двери, то уже не почувствовал ни запаха людской толпы, не услыхал ни единого голоса. Я начал ощупывать стенки и где-то в полуметре за дверью почувствовал первую выбоину. Потом следующую, еще одну, а потом уже стен вообще не было. Была только пустота.
      - Эй... Эй, есть тут кто? - отшатнулся я испуганно. - Эй?!
      Никто не отвечал, а я вдруг вспомнил Флоренс и всех тех людей, ходящих в густом тумане. Здесь они тоже были. Я чуял их повсюду.
      - Кто вы такие...
      Только шепот.
      - Аааааааааааааааааааааааааааааа....
      - Что вы хотите нам сделать?
      - Ааааааааааааааааааааа...
      - Что?
      - Ааааа...
      - Ничего не понимаю.
      - Ууууууумммммеееееерррррррр. ОООООнннннн уууууммммееееерррр.
      Волосы у меня встали дыбом, и вот тогда впервые я увидал эти броненосцы. Они устроились в синей воде - громадные, железные кораблища, с тонкими, длинными стволами пушек, нацеленными прямо в хмурое небо. Еще я видел людей, прогуливающихся по набережной. И красные знаки на их фуражках.
      Понятия не имею, откуда все это взялось в моей голове. Я никогда не интересовался ни кораблями, ни морем. Не мог я помнить подобной картины. Это было не мое.
      - Ннннннннннннннаааааааааааааашшшшшшшшшшшш Бооооооооогггггг ууууууууумммммммееееееррррр. Иии ммммммыыыыыыыы ззззааааабббллллууууууддддии иииииллииииисссссссссь. Вввввппппппуууууууссстттииии ннннннаааааааассссссссссссссс...
      - Нет! Прочь.
      Я захлопнул дверь и побежал наверх.
      И вот с того времени мне стало совсем уж паршиво. Случается, что я даже не могу вернуться в свою комнату. Тогда я торчу в коридоре, как вот сейчас, и выдумываю, чего бы это так...
      - Виталик, рад тебя видеть, мужик.
      Этот голос я узнал сразу же. Это был наш экспедитор.
      - Нолан? Это и правду ты? Нолан? Нолан... - радовался я как дитя и все время повторял его имя. - Я уже так давно ни с кем не встречался, видел лишь типов в тумане, ну, знаешь, тех, которых видела Флоренс. Опять же Тед о них чего-то рассказывал. Ну а ты, как там у тебя дела? Да и вообще, потому что я уже плохо вижу...
      Я почувствовал, как он подходит поближе, а потом вновь услыхал его голос:
      - Зачем спрашиваешь, браток. Так паршиво еще никогда не было. Только я не обращаю на это внимания. Срать я хотел на Слайпера, потому что и он на меня вечно срал. Вчера я встретил Жопника, и сдохнуть мне на месте, если встречу его завтра. Все время рыгает, а если не рыгает, то срет, - Нолан говорил все быстрее и певучей.
      Я прикоснулся к своим глазам. Они болели.
      - Перестань, - тихо попросил я. - Никогда ты столько не болтал. Что с тобой, Нолан? Чем ты заболел?
      Он сплюнул и прошипел:
      - Ты что уже, бля, не помнишь? Уже забыл?
      - Что... что это я должен помнить. Тебя помню.
      - Помнишь? Ведь я же всегда был болен, Вит. То сифон подхвачу, то чирьи на заднице. Когда подлечилвался, Слайперу вдруг вспоминалась грыжа на яйцах, потом мандавошки, и так оно и шло. Так что мне плевать. Я вечно сдыхаю.
      Я быстро отвернул лицо, чтобы он не заметил моего удивления. Он никогда не болел. Никогда. Нолан был громадным будто горилла индейцем, и не существовало никого, кто бы справился с его жилистыми лапищами.
      - Нолан, но ведь ты...
      - Чего? Ты лучше скажи, братуха, чего это ты весь в кровянке. Кто это тебе так начистил фотографию, Вит?
      - Не знаю... Это наверное еще с позавчера. Я убегал от тех людей, что ходят по нашему бару, и, видимо, во что-то вмазался. Только я уже не помню.
      Часы пискнули. Прошло следующих полчаса, а с ними и полдень. Внезапно до меня дошло, чего, собственно, я здесь торчу. Здесь, под этой дверью. Будто слепой, потерявшийся человечек.
      - То ли нос у тебя сломан, то ли что... У тебя все лицо меняется. Глаза, волосы.... Виталик, что это с тобой происходит? Кровь прямо ручьем течет.
      Все так. Я чувствовал себя не так, как всегда. Что-то росло и в моем теле, и в голове. Опять я видел синюю воду, а в ней отдыхали четыре броненосца, поблескивая металлом в закатном солнце. Еще я видел солдат, марширующих среди бухт толстенных канатов, и было так тихо, что до меня доносился стук их сапог. Стук. Стук, стук. Стук, стук, стук.
      Один солдат глянул в мою сторону, а я подумал, что если бы они шли чуточку побыстрее, то это звучало бы ну совсем как пишущая машинка. Как тот звук, что всегда слышится из-за его двери.
      - Сейчас, - сказал я Нолану. - Сейчас, браток.
      - Ты. Ты же не хочешь этого сделать. Зачем оно тебе, - громко задышал тот.
      Я нащупал дверную ручку.
      - Именно.
      Как-то я открыл гостиничную регистрационную книгу и под номером 107 нашел: - Двойной апартамент. Ванная, кухня. Постоянное оборудование: столик, два стула, кресло. Зеркало - разбитое в правом верхнем углу. Из-за частых аварий отопление выключено. Фамилия проживающего - Адриан Слайпер. Живет один. Номер водительских прав ........ Возраст - неизвестен. профессия - Бог.
      - Мне всегда хотелось постучаться к Богу. Но я войду без стука. Держись, Нолан.
      Не успел он мне что-либо ответить, как я уже повернул ручку.
      Дверь приоткрылась.
      Люди умеют разделять дела на большие и малые. Кое-кто из них наглеет настолько, что даже может решать, какие из них важнее, а какие - нет. Не знаю, кто их научил этому, но если бы спросил у первого встречного, тот ответил бы, что война - это гораздо более серьезная штука, чем то, каким образом ты держишь пивную кружку.
      Поскольку я не обладал такими однозначными возможностями оценки, то часто задаю разные вопросики. Именно тогда меня чаще всего и называют идиотом.
      - Вот погляди, - заговорил я с маленьким, заросшим пьянчужкой, который сидел справа от меня. - Неужели ты и вправду можешь спокойно пить свое пиво, зная, что у тебя короткие, толстые пальцы, искривленные ногти, и что все это выглядит еще хуже, когда ты так вот сжимаешь свою кружку? А? Ты и вправду, как будто ничего не случилось, хлещешь свое пиво? Просто так?
      Он глянул на меня и сказал:
      - Отъебись.
      И даже этот чертов багровый палец у него не дрогнул.
      Крутой парень, нервно подумал я. Знает, что делает.
      - Повтори-ка, - пододвинул я кружку к бармену.
      - Бабки.
      - Сейчас.
      В своих бесчисленных походах по барам я учился писать по-настоящему. Нигде не найдешь таких лиц. Человеческих лиц с глубокими морщинами, переполненных мыслями и жизнью, крикливыми женщинами или же коммивояжерами, убалтывающими тебя купить электростатические презервативы. Если людей и можно разделить, то всего лишь на два вида: мыслителей и комбинаторов. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы отделить постоянных посетителей от старых бродяг. Сидишь у бара и смотришь в поцарапанное зеркало, а в нем уже видишь все, что происходит где-то за тобой. это очень важно. Напрямую этого не видишь и сохраняешь некую дистанцию. И можешь писать.
      - Ну ладно, - обратился я к мрачному бандюге, сидящему слева. - Если предположить, что я человек, то тебя можно причислить к комбинаторам. Одолжи пятерку.
      - Отъебись.
      Этот тоже знал, что и как.
      - Ты когда-нибудь смотрел "Подворотню 403"? - спросил я у бармена, который до сих пор терпеливо ждал денег. - А может книжки читал?
      Тот неуверенно прищурил глаза. У него была лысая, жилистая голова, и он напомнил мне глубоководную рыбу. Особенно, когда открывал рот.
      - Ясное дело, - ответил он медленно. - Каждый смотрит. Даже мой сын.
      Я знал, что его единственный сын был боксером, и что у него уже начинала ехать крыша.
      - Тогда скажи мне еще, какой из персонажей тебе нравится больше всего?
      - Зачем это тебе, Босси? Ты же нас никогда об этом не спрашивал.
      Я наклонился так, чтобы двое, сидящие рядом, тоже слышали.
      - Я дам тебе пятерку и без пива. Только ответь.
      - Это же и так ясно. Виталик Стоун. Он всем нравится больше всех. Даже моему сыну.
      Я сунул руку в карман, делая вид, будто что-то там выискиваю.
      - А что ты знаешь о 107 номере? Кто там живет, что это за тип?
      Жилы набухли сильнее.
      - Что это с тобой? заболел? Тебя же никогда это не интересовало.
      В бар зашла девушка, и хотя я сидел у самых дверей, меня не заметила. У нее было милое личико, переполненное воспоминаниями; простые, добрые мысли, таких не встретишь уже нигде, разве что в дневнике девочки-подростка.
      - Ну скажи мне, Эд, - показал я ему сжатую в кулак руку. Номер 107. Скажи.
      - Никто не знает, кто там живет, Босси. Вроде бы какой-то писатель или же сумасшедший. - Бармен явно раскочегаривался. - Мой сын утверждает, что это тот самый ключик. то есть, что знаешь эту долбаную гостиницу как собственный дом, а жильцов как свою семью. А вот этого не знаешь. Именно этого и не знаешь. А раз не знаешь, что творится в собственном доме, тебя начинает пожирать такая мысль...