Мистер Гордон дружески кивнул слуге, тот расплылся в улыбке и покатил шикарную коляску со старухой, которая, видимо, «стоила» также немалых денег.

«Старая плантаторша. Такую узнаешь в тысячной толпе. В ее взгляде веками воспитанное презрение к черному рабу», — подумал мистер Гордон без тени обиды, просто констатируя факт, он даже почувствовал к ней что-то похожее на жалость, презрительную жалость.

В собачьем «люксе» он застал Гарри Уилхема, беседующего с отцом Патриком. Увидев мистера Гордона, миссионер развел руками и, улыбаясь, двинулся к нему навстречу.

— Дорогой брат, как я рад вас видеть! Хотя мы совсем недавно расстались. Я зашел сюда навестить Сигму. Синьор Антиноми занят и попросил меня узнать о здоровье его любимой собаки. И господь наградил меня знакомством с хорошим человеком — мистером Уилхемом. Присядьте с нами, мистер Гордон. Мистер Уилхем — великолепный рассказчик. Правда, он, как и большинство нашей молодежи, подвержен сомнениям в вере.

Гарри Уилхем водворил Кинга в его клетку и подошел к ним с ехидной улыбкой на красном от загара лице.

— Садись, дорогой Гарри, и я думаю, мистер Гордон не будет в претензии, если я доскажу историю своих скитаний, в которых проявлялся указующий перст и милость всевышнего. И ты, наверное, не будешь против, если я в нескольких словах введу мистера Гордона в русло нашей беседы?

— Валяйте, отец, вас слушаешь, будто холодное пиво пьешь.

— Пример, я бы сказал, не особенно удачный, зато образный. Так вот, мистер Гордон, я тут говорил о своей многотрудной жизни, своих скитаниях в лесах и тлетворных болотах на Филиппинах, Борнео, Новой Гвинее, когда, уповая на господа, я сохранял жизнь и здоровье и нес слово божье язычникам. Не так ли, Гарри?

— Истинный крест так, святой отец! Прямо диву даешься, как вы вывертывались из всех переделок. И какие вы слышали голоса и видели знамения.

— Имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит, Гарри. И ты в свою жизнь не раз ощущал руку божью, отводящую тебя от зла и даже гибели, да не вдумывался в происходившее, объясняя все случаем и везением. Так было и со мной, пока не произошел один из таких случаев. Вам не скучно, мистер Гордон?

— Нет, что вы, отец Патрик! Область чудесного меня всегда интересовала.

— Произошло это со мной еще до принятия монашеского сана. Случай, о котором я расскажу сейчас, и побудил меня посвятить остаток жизни проповеди слова божьего. А тогда я был не то что безбожником, просто, как и ты, Гарри, не вникал в тайну господней благодати. Был я золотоискателем, торговцем — словом, человеком, погрязшим в суете мирской. Был у меня друг

— Курт Бекер. С ним мы и пытали счастье, вернее, подвергались неслыханным мучениям, упокой господи его душу. Происходило это на Новой Гвинее. Углубились мы с ним миль на двести от берега в горы, и надо сказать, что нашли золото, и немалое — кварцевую жилу и в ней золотые прослойки вроде паутины. Забыв обо всем, с утра до вечера долбили мы кварц, выбирали из него золотые самородки…

— Видно, подходяще наковыряли? — спросил Гарри Уилхем, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность.

— Много, сын мой, и не унести, а мы все долбим и долбим. В двух рюкзаках до половины набралось этого дьявольского металла.

— Надо было сматывать удочки.

— Жадность обуяла, Гарри. — Отец Патрик с укоризной посмотрел на Гарри Уилхема. — Господь тогда показал нам, что не за тем золотом гонимся. Показал тщетность богатства и ценности вечные. Кончились у нас продукты. Курт возроптал, и к вечеру его ужалила змея — через час бедняга отошел. Остался я один…

— С двумя рюкзаками? Сколько же там было?

— Килограммов пятьдесят в каждом, а то и побольше.

— Надо же! Повезло вам, святой отец. Ну и как же?

— Трудную ночь провел я, сын мой. Утром собрался уходить. Отсыпал килограммов десять, остальное стал было закапывать, как из-за скал высыпали дикие папуасы и схватили меня, грешного.

— А золото?

— Вытряхнули на землю, как ненужный песок. И правильно сделали.

— Не сказал бы, — заметил Гарри Уилхем.

— Не спеши, друг, с заключением. Повели меня папуасы невесть куда, и тут впервые обратил я взор к небу, понял тщету богатства и вечную ценность истины. Дикари были раскрашены белой глиной, несли щиты с копьями. Как я понял впоследствии, совершали они набег на соседнее племя, и неудачно…

— И тут вы им подвернулись?

— Так, сын мои. На мое несчастье.

— Крепко влипли!

— Ты слушай внимательно и вникай в самую суть, сын мой.

— Тем и занимаюсь, отец. Валяйте дальше!

— Силы я потерял и от голода, и от жары, и, что греха таить, от страха. Они несли меня, связав по рукам и ногам, продев палку в петли.

— Как кабана? — с восторгом заметил Гарри Уилхем, смешливо поглядывая на мистера Гордона, невозмутимо слушавшего эту увлекательную историю.

— Принесли меня в деревню. Жалкие хижины. Даже свиней не видно — основного богатства этих дикарей. Бросили меня на землю в центре деревни. Сбежались жители. В их глазах и на размалеванных лицах я прочитал что-то похожее на жалость и возблагодарил господа. Надежда наполнила мою душу. Меня начали ощупывать и сокрушенно качать головами. Тут я понял, что они сожалеют, что я слишком худ и не смогу насытить всю голодную деревню. Появился папуас, похожий на дьявола, с каменным топором в руке, все расступились. Матери вытолкнули детей вперед, чтобы те полюбовались редким зрелищем. Я же продолжал уповать на господа. Такая у меня появилась сила и уверенность, что я освободил руки от пут, и когда папуас — а он был вождем племени — замахнулся топором, чтобы размозжить мне голову, я воздел руки к небу, и тут, о чудо! Ударил гром, вождь рухнул на землю, а вершина пальмы вспыхнула ярким пламенем. Папуасы попадали ниц. Я пробыл у них более месяца, проповедуя слово божье. Выучил их бедный язык. С тех пор, оставив все помыслы о богатстве, я стремлюсь с библией в руках проникнуть в самые глухие места и нести туда истину. Вот, друзья мои, одна из многих историй, в коих виден указующий перст всевышнего.

— А золото? — спросил Гарри Уилхем. — Подобрали на обратном пути?

— Ах, Гарри, Гарри! — с укоризной сказал отец Патрик. — Разве можно сравнить с каким-то металлом благодать, осенившую меня?

— Да, отец, я вас понимаю, но на одной благодати далеко не уедешь. За свой-то люкс вы платили, думаю, не благодатью.

— Червь неверия и сомнений глубоко запал тебе в душу, сын мой, но придет время, и скоро, когда ты вспомнишь мои слова. Что же касается того жалкого жилища, в которое поместили меня братья из миссии, то я не вижу в нем ничего, кроме стен и крыши. Я могу ехать и на палубе, и в трюме с одинаковой благодарностью к руке дающей. — После этого отец Патрик сказал мистеру Гордону: — До вечерней трапезы, друг мой, — и торжественно удалился.

Гарри Уилхем спросил:

— За кого он нас принимает, как вы думаете?

Мистер Гордон пожал плечами:

— Возможно, за людей, которых можно вернуть в лоно католической церкви.

— Такими детскими хохмами? Нет, мистер Гордон, по-моему, старик просто придуривается. Напускает на себя. Что в его словах верно, по-моему, так это то, что был он бродягой и жуликом. Не кокнул ли он своего напарника возле золотой жилы и вот теперь, обрядившись в сутану, совершает круизы? Что в нем подозрительно, так это ханжеская елейность. Хотя у попов это сплошь и рядом. Да ну его ко всем святым, мистер Гордон! Скоро будет закат, видите, солнышко вот-вот плюхнется в воду. Закаты в этих широтах прямо загляденье! Жарьте на верхнюю палубу, оттуда самый вид, а я ужин начну разносить своей лохматой братии. Меня, кажется, навечно закрепили здесь, и я не ропщу, а, как сказал бы отец Патрик, возношу хвалу всевышнему за то, что он надоумил администратора третьего сектора поступить так, а не иначе. — Гарри Уилхем состроил постную физиономию и, вздохнув, сказал совсем другим тоном: — Заходите почаще, мистер Гордон, и приводите своего друга.

— Придем, Гарри. Кингу не давайте много овсянки, а то у него появилась одышка.

— Есть, мистер Гордон. Опять вы слишком щедры со мной…

Как только мистер Гордон оставил свою каюту, раздался телефонный звонок. Томас Кейри поспешно схватил трубку, думая услышать Джейн, но звонил Лоджо:

— Извините, мистер Кейри. Есть важные новости. Я могу увидеть вас через пять минут?

— Где?

— Можно воспользоваться отсутствием мистера Гордона?

— Не совсем удобно… Хорошо, приходите.

Лейтенант Лоджо явился ровно через пять минут. Взглядом детектива оглядел каюту, для чего-то зашел в ванную комнату, открыл там краны и сказал, снизив голос до шепота:

— Профессиональная предосторожность. Сегодня шеф спрашивал меня, отчего я так обхаживаю вас. Кто-то ему доносит о наших деловых встречах. Вы понимаете, что он не заинтересован в освещении истинного положения дел на судне? Только фиктивные служащие дают его компании более ста тысяч в год. Но я не за этим. Вы должны знать, что только что в каюте 701 найден труп некоего Герберта Барреры, младшего сына Джозефа Барреры, известного торговца наркотиками. Эта семья вот уже в течение десяти лет снабжает героином Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Чикаго и еще множество других городов помельче. Доходы до восьми миллионов долларов в год. Ехал, по всей видимости, за товаром. Убит за игрой в карты. Ограблен.

— Чем убит?

— Из бесшумного пистолета, двумя выстрелами. Сейчас лежит в морге при лазарете.

— Он имеет какое-нибудь отношение… к нашему делу?

— Думаю да. Его пришили или представители конкурирующей фирмы, или гангстеры, оказавшиеся на судне по другому поводу. Игра шла на крупные суммы. За диваном найдены смятые банкноты на сумму восемьсот тридцать семь долларов. На ковре — бумажник убитого, в нем два отверстия диаметром по три миллиметра. Также одна бумажка в сто долларов с пулевыми отверстиями.

— На кого падает подозрение?

— Пока веду следствие. Все это надо делать крайне осторожно, чтобы не узнали пассажиры. Может возникнуть паническое бегство на берег, в Гонолулу. Мне пока стало известно, что Барреру незадолго до убийства видели с неким синьором Антиноми.

— Антиноми?!

— Вы его знаете?

— Мельком. Меня познакомил с ним отец Патрик.

Глазки лейтенанта Лоджо сверкнули:

— Патрик, говорите? Кольцо сужается! Вот видите, что значит работать в тесном контакте с коллегой! Я не удивлюсь, если окажется, что от убийц Барреры ниточка потянется к Паулине Браун. Сегодня нам надо быть в казино. Если Антиноми игрок, то он обязательно застрянет там. Так, часов около одиннадцати, когда начинают накаляться страсти. Не беспокойтесь, я вас найду. Развлекайтесь. Я же буду начеку. Какая уйма дел наваливается! Ну, бегу. — Он дружески потряс руку Томасу Кейри.

Томас Кейри и Джейн любовались пышным тропическим закатом. После ужина много танцевали. Томас не отрывал глаз от своей невесты: она была необыкновенно хороша в светло-лиловом платье, к которому очень шли гранатовые ожерелье и серьги. Томас забыл на время о нависшей над ними беде, танцуя с Джейн, слушая ее милый голос. Лейтенант Лоджо появился неожиданно, развеяв очарование вечера, музыки, танцев.

— Пора! — сказал он, таинственно улыбаясь девушке.

Узнав, что лейтенант приглашает в казино, Джейн сказала:

— Нам необходимо выиграть уйму денег. Том истратил все, что у него было.

— Ну не совсем. У меня остались счастливые двадцать долларов, — улыбнулся Кейри.

— Вот мы их и поставим на «красное».

Казино занимало обширное помещение на пятой палубе. В самом большом игорном зале находилась рулетка, в трех смежных каютах играли в азартные карточные игры. Стоял приглушенный гул возбужденных голосов. К столу рулетки протолкались с трудом.

Джейн выиграла шесть раз подряд, ставя на «красное», затем поставила весь выигрыш — шестьсот сорок долларов — на «чет» и проиграла.

— Вот и отлично, — сказала она с сожалением, — я думала, что мы сорвем банк. Но отложим эту операцию до другого раза. Теперь попробуем счастья в карты. У меня тоже есть что-то в сумке.

Лейтенант Лоджо сказал:

— У вас столько счастья, Джейн, что стоит ли его разменивать в игре?

Она восторженно поглядела на него:

— Синьор Лоджо! Как вы хорошо сказали! Никаких карт! Идемте еще танцевать и пить шампанское!

— Одну минутку, — сказал лейтенант Лоджо. — Заглянем все же к картежникам. Только на минуту.

Джейн вопросительно посмотрела на Тома, и тот кивнул:

— На минуту так на минуту, раз просит лейтенант.

За большим круглым столом у окна Том сразу увидел синьора Антиноми и отца Патрика. Антиноми метал банк. Играли в «двадцать одно». Посреди стола возвышалась груда бумажных долларов. Антиноми выигрывал. Карты, как живые, вылетали из-под его тонких пальцев, и ложились на стол перед партнерами. За столом сидело шесть игроков. Отец Патрик выиграл двести долларов, остальные четверо проиграли. Один из них — человек с энергичным лицом и широкими плечами, — медленно подвинув на середину стола несколько пачек по пятьсот долларов, стал рыться в карманах, и на столе оказалась еще изрядная сумма. Он поставил на карту все — и опять проиграл.

Легко поднялся, сказал, улыбаясь:

— Сегодня твоя взяла. Ничего не скажешь — чисто мечешь. Посмотрим, хватит ли у тебя пороха на завтра.

— Всегда к твоим услугам, Банни, — ответил банкомет, сдавая карту очередному партнеру.

Банни направился из комнаты о видом победителя. Видно было, как под пиджаком из дорогой серой материи напрягались бугорчатые мышцы его спины и рук.

Лейтенант Лоджо, нервно стиснув руку Томаса Кейри, шепнул:

— Это он. Извините, Джейн. — И кинулся следом за Банни.

Джейн спросила, когда они вышли из казино:

— Что это все значит, Том? Почему лейтенанта так заинтересовал человек в сером?

— Видишь ли, Лоджо — местный детектив, он кого-то разыскивает, и, видно, этот человек показался ему подозрительным.

— Ой, Томас, когда-нибудь ты мне все, все расскажешь! Ты меня все время от чего-то охраняешь, вернее, отстраняешь. Может, ты делаешь правильно. Зачем мне эти игроки и нелепый синьор Лоджо? Я знаю, тебе они нужны для книги. Идем, милый, на палубу. Посмотрим, как мерцает океан при лунном свете.

В третьем часу ночи лейтенант Лоджо долго стучался в каюту Бетти, пока та не проснулась.

— Вы с ума сошли, Никколо! — сказала она через двери, дрожа от страха.

— А вдруг вас кто-то увидит?

— Тихо, Бетти, — сказал лейтенант, входя в каюту. — Я не мог не поделиться с тобой успехом. Понимаешь, я нашел убийцу…

— Неужели? Как вам это удалось?

— За игорным столом. Я заметил сто долларов с дырявым углом, точь-в-точь что остались в бумажнике Барреры. Этот малютка Банни вытащил банкнот из бокового кармана и еще секунду-другую замялся: ставить — не ставить, потом швырнул в кучу и все просадил Собачьему Хвосту.

— Какому хвосту?

— Антиноми. Тому, что едет с овчаркой. Они все одна шайка-лейка. Я все мигом прикинул и пошел за Малюткой Банни.

— Погодите, Никколо! Так этот Малютка — убийца Барреры, а не Паулины Браун?

— Пока мне ясно только это и то, что Малютка — мокрушник. А раз так, то и бедная Паулина могла стать его жертвой. Я кое-что вытянул из него. Мы часа два таскались с ним по барам. Потом он пригласил меня к себе. И там нахлестались.

— Как он не выкинул вас в окно! Ну-ка повернитесь к свету. О боже! Что с вашим левым глазом?

— Это когда я прижал его к стенке. И знаешь, что он мне сказал, прежде чем я вышел от него? Он заявил, что купил билет на эту лохань — так и сказал: «лохань», — чтобы отдохнуть, как вся прочая сволочь. Завтра, то есть уже, наверное, сегодня, я им займусь вплотную. Ты меня знаешь. Если я за что взялся…

— Вы умница, милый Лоджо! Подождите, я сейчас принесу из аптечки свинцовой примочки.

Лейтенант Лоджо не дождался Бетти; растянувшись на диване, он в тот же миг уснул.