«МОРЕ ДЬЯВОЛА»

Шторм разразился под утро, когда мистер Гордон совершал свою обычную прогулку по судну. Он шел в зеленоватом сумраке по коридору, ощущая свинцовую тяжесть в ногах, когда нос судна поднимался на волне. О шторме еще напоминал отдаленный гул волн и шуршащие удары дождевых струй по палубным надстройкам. Всю мощь разбушевавшихся стихий он осознал, только с трудом отворив дверь: ветер навалился на нее снаружи, порыв ветра с дождем ударил его в грудь — все же ему удалось выбраться на балкон. Ветер крепко прижимал его к переборке. В пяти шагах за бортом бушевала непроглядная темень. Палуба накренилась, и ноги заскользили к борту. Ухватившись за мокрый планшир, он, пересилив страх, глянул за борт. Там на гребне волны, вспыхивали багровые отблески ходового огня. Повеяло жутким одиночеством. Страх защемил сердце.

Выбравшись с открытого балкона в пустой зал с редкими столиками, он сел за один из них, несколько минут просидел, улыбаясь пережитым страхам и чувствуя себя настоящим моряком, встретившим грудью разбушевавшийся океан.

Верхняя палуба поразила его пустотой, заброшенностью. Куда-то исчезли шезлонги, только одно плетеное кресло как бы в раздумье двигалось в разные стороны, не зная, куда податься. Вспомнилась встреча с обувным королем. «Как он себя чувствует в шторм?» — подумал мистер Гордон, проникнувшись вдруг к поэту неожиданной симпатией. К «растерявшемуся» плетеному креслу подошел матрос в мокрой робе и уволок в темноту. Ощущение охватившего было одиночества исчезло. Судно было полно жизни, энергии, усилий. В эти минуты сотни людей спокойно, уверенно работали на нем, не обращая внимания на непогоду. Когда он проходил мимо одного из камбузов, оттуда пахнуло необыкновенно вкусными запахами жаркого, слышался стук ножей, кто-то из поваров напевал.

В ходовой рубке царила атмосфера торжественного покоя, хотя переборки ее вздрагивали, по ветровым стеклам бежали потоки дождевых струй.

В рубку вошел капитан Смит. Он был бледен. Устало улыбнулся.

— Стэн! Вы, как всегда, совершаете утреннюю прогулку? Я же в это время еще сплю, да шторм сегодня поднял и меня. Вы частенько стали заглядывать сюда?

— Да, мне все тут нравится. Чувствуется покой и уверенность.

— Как верно вы определили здешнюю атмосферу!

— Я совершенно иначе представлял себе управление судном.

— Наверное, думали, что и до сих пор двое дюжих матросов крутят штурвал?

— Признаться, что-то в этом роде…

— В принципе управление осталось прежним, только необыкновенно усложнилось. Вместо древнего колеса — кнопки да манипуляторы. От прежнего остался магнитный компас, и то почти как рудимент, идем же мы по гирокомпасу, он управляет и авторулевым — целая сложнейшая система, напичканная электроникой. Экраны, как, вероятно, догадываетесь, показывают суда по соседству. Вот на левом экране видно, что в десяти милях идет сухогруз параллельным курсом. Замечаете, как мы его обгоняем? Наша «Глория» — необыкновенное судно. — В голосе капитана послышались грустные нотки.

С крыла мостика в рубку вошел вахтенный офицер. Капитан представил:

— Мой второй помощник Томсен. Мой друг — Стэн Гордон.

Профессору сразу не понравилось лицо Томсена, и не потому, что его назвал Лопес как человека Минотти. Неприятное впечатление производили бегающий взгляд, безвольный рот, виноватая улыбка — и это при высокой, статной фигуре. Создавалось впечатление, что этому человеку каким-то чудом заменили голову.

Томсен пожал руку мистеру Гордону. Рука у него была мягкой, потной.

— Рад, — сказал он, — весьма рад, — и обратился к капитану: — Сэр, барометр поднимается.

— Вижу, Вилли.

— К полудню стихнет, сэр.

— И я надеюсь, Вилли.

Голос у Томсена оказался певучим, нежным для такой атлетической фигуры.

Капитан провел мистера Гордона в штурманскую рубку — смежную большую каюту со шкафами для карт и приборов, залитую ярким светом.

— Здесь наша святая святых, — сказал капитан, — мозговой центр судна. — Подвел к столу с приколотой к нему картой. — Видите эту тонкую линию, нанесенную карандашом?

— Путь судна?

— Отлично, Стэн! Именно путь. По этой линии мы идем. Цифры — глубины.

— Более десяти километров?

— Да, Стэн, глубины изрядные. Японская впадина. Здесь проходит граница излома земной коры, потому часты океанотрясения, когда возникают цунами — волны в несколько десятков метров высотой, и само собой — землетрясения. И вообще, Стэн, этот участок Тихого океана пользуется у японцев дурной славой, опасная зона для кораблей и самолетов. Вот сейчас у нас что-то барахлит магнитный компас. Бывает, что этот инструмент вообще здесь выходит из строя. Множество современных судов исчезло в этих местах, не подав о себе вестей. Воды между юго-восточными берегами Японии и островами Бонин называют «морем дьявола». Название в духе времен флибустьеров. Все эти страхи, дорогой Стэн, не для «Глории» с ее мореходностью и техническим вооружением.

— Впереди какие-то острова? — спросил мистер Гордон.

— Цепь островов и рифов, мы их будем проходить к вечеру, они остаются вправо от нас. Вершины горного хребта, потухшие или действующие вулканы. Ветер и течение поджимают нас к островам, мы же уходим в сторону от опасного барьера. Слыхали, как я приказал Томсену изменить курс?

— Нет, Дэв.

— Ах, это было до вашего прихода! Сказывается бессонная ночь и, конечно, склероз. Идемте, Стэн. Не будем мешать Вилли нести его вахту. Вот вы и получили морское крещение. Хотя на таком огромном судне море слишком отгорожено от человека. Чтобы ощутить океан, надо поплавать на паруснике или на скорлупке в тысячи две-три тонн. Я начинал с парусника, Стэн. Как-нибудь я расскажу вам о той незабываемой поре. Вы окончили свою прогулку?

— Еще загляну к Кингу.

— Ну счастливо. Я пойду в каюту. Отстоял подряд две вахты… Как вам понравился Томсен? — неожиданно спросил капитан.

— По правде говоря, не понравился.

— Чем?

— Он какой-то странный, несоразмерный.

— Вам не кажется, что он составлен из перепутанных деталей? Не правда ли, Стэн? В то же время дельный офицер, но сентиментален, как все немцы, и, кажется, втайне пишет стихи.

— Скажите, Дэв, он пришел на судно не по протекции Минотти?

— Постойте! Действительно, через контору найма Рафаэля Минотти. Раньше плавал на пассажирских линиях между Штатами и Европой. — Он с улыбкой сожаления посмотрел на собеседника. — Вы все еще не расстались с мыслью о диверсиях?

— К сожалению, не могу, и все события последней недели подтверждают мои опасения.

— Я думаю, тут какая-то ошибка. Хотя на всякий случай я приказал охранять вас, и, может быть, это возымело свое действие, и вас оставили в покое.

— Может быть, потому, что нас опекает лейтенант Лоджо?

— И не только он. Поверьте, Стэн, у меня на судне довольно серьезные полицейские силы. Заходите ко мне обедать. Последние дни мне так не хватало вашего общества…

Мистер Гордон был окончательно покорен любезностью капитана Смита. Они не виделись после последней неприятной встречи, но вечером капитан позвонил ему и пригласил к себе, а также предложил не стесняясь продолжать изучение судна. Причем заметил, что давно не видел его в ходовой рубке. Это и побудило мистера Гордона зайти туда сегодня.

Шторм придал плаванию, ставшему несколько монотонным, остроту близкой опасности. В опустевшем ресторане за завтраком мисс Брук сказала:

— Никогда не думала, что буря в океане так величественно прекрасна. Вы говорите, Стэн, что такое состояние воды и ветра называется жестоким штормом?

— Совершенно верно, Лиз. Скорость ветра достигает десятков метров в секунду.

Джейн набросила на плечи шерстяную шаль.

— Мне что-то боязно, — призналась она. — Какая-то тревога обволокла и не отпускает, как только я узнала, что под нами глубина десять километров. Ужас какой колодец!

Мужчины и мисс Брук засмеялись, невольно посмотрев себе под ноги.

После завтрака на балконы и верхнюю палубу высыпало много пассажиров, как и в солнечную тихую погоду, но одетых по-штормовому. Ветер периодически то стихал, то снова набирал ураганную силу. Шторм щекотал нервы, создавая лишь ощущение опасности, как в кинотеатре, до того у людей сильна была вера в непоколебимую надежность «Глории».

Иногда, к общему восторгу, появлялись буревестники, один или два, они без видимых усилий держались вровень с судном, потом вдруг обгоняли его, распластавшись над водой.

К полудню ветер стих. Судно шло в сизой мгле. Это был необычный туман: не чувствовалось сырости, наоборот, воздух был сухим, горячим. Мощная сирена через каждые три минуты издавала жуткий вой. На судне везде горело электричество, хотя не было еще и семнадцати часов.

Мистер Гордон, извинившись перед друзьями, отправился обедать к капитану. В салоне возле накрытого стола Чен вытаскивал пробки из бутылок. Он улыбнулся на приветствие мистера Гордона.

— Капитана велел обождать. Тебе, док, садись. Сейчас его придет.

— Благодарю, Чен. — Мистер Гордон заметил, что у слуги дрожат руки. Ставя бутылку на стол, он уронил бокал на край блюда и разбил. Испуганно посмотрев на двери, быстро собрал осколки. Достал другой бокал. Сказал:

— Пожалуйста, док, не надо говори капитана!

— Ну что вы, Чен! Не расстраивайтесь из-за пустяка.

— Не пустяк, док, — многозначительно ответил Чен. — Шибко не пустяк. Плавать здесь тоже не пустяк. Капитана тоже не пустяк.

Мистер Гордон попытался выяснить, что скрывается за этими словами, но Чен только улыбался и повторял:

— Ничего, док. Очень ничего.

Вошел капитан. Извинился, спросил:

— Вы давно ждете, Стэн?

— Только что вошел, Дэв.

— Я спускался в машину, там все отлично. Что мне не нравится, так это состояние атмосферы. Обратили внимание на «сухой туман»?

— Возможно, в воздухе вулканический пепел или лессовая пыль? — спросил мистер Гордон. — Я читал, что они разносятся ветром на тысячи километров.

— В том-то и дело, Стэн, что пыли нет и в помине. Какое-то странное, не объясненное пока атмосферное явление. Отнесем его к одному из сюрпризов «моря дьявола». Такая погода хуже любого шторма. Но скоро мы выйдем отсюда. Как вы себя чувствуете, Стэн?

— Хорошо, Дэв. Только что-то давит виски.

— Вот-вот. У меня еще и затылок побаливает. Подскочило давление. Надо выпить коньяку для расширения сосудов.

За третьим блюдом капитан вызвал вахтенного штурмана. Вошел Томсен, недавно вступивший на вторую четырехчасовую вахту. Поражали вялая бледность его лица и та же виноватая улыбка.

— Как обстановка, Вилли?

— Плохая, сэр.

— А подробнее?

— Видимость нулевая. Радиосвязь, как я вам докладывал, иногда прерывается.

— Здесь это бывает, Вилли. Идите.

— Извините, сэр…

— Что еще?

— В штурманском столе кем-то оставлен револьвер.

— Этого еще недоставало! Выбросьте в море.

— Есть, сэр.

— Идите, Вилли.

— Есть, сэр.

— Будьте предельно внимательны. Я скоро поднимусь к вам.

Чен подал кофе. Капитан выпил рюмку коньяку. Мистер Гордон пить не стал.

— Вы чем-то расстроены? — спросил капитан. — Плохо ели, не пьете. В чем дело, Стэн?

— По правде говоря, я разделяю вашу тревогу. Сегодня все на судне возбуждены. Вначале было приподнятое настроение, это во время шторма, затем, когда ветер стих и настала серая ночь, настроение людей резко изменилось.

— Естественно, Стэн, раз в атмосфере происходят такие непонятные явления.

— Помимо всего, Дэв, меня сильно заинтересовал ваш второй штурман.

— Чем же? — настороженно спросил капитан. — Несколько странноватый малый, но моряк хороший, я вам уже говорил.

— Я уверен, что он займет какое-то важное, очень важное место в нашей судьбе. На его лице видна трагическая безысходность.

— Ну его к дьяволу, этого слюнтяя! — вспылил капитан. — Мне навязали его, как и еще многих. Все протекция, протекция! Я бы выгнал половину команды, особенно офицеров, начиная со старшего помощника, не будь поставлен в такие дурацкие условия! Ну да ладно. — Он устало махнул рукой.

— Скоро я избавлюсь от всего этого безобразия. Заканчиваю свой последний рейс. А там думаю заняться чем-нибудь другим, Стэн. Давайте, дружище, выпьем, и больше ни слова ни о драмах, ни о трагедиях. Мы, моряки, народ суеверный. Если думать день и ночь о несчастье, оно обязательно случится. Есть много тому примеров. Ну, за возвращение в Сан-Франциско, и я, с вашего разрешения, поднимусь на мостик. На душе становится спокойнее, когда в такие моменты все берешь на себя…

Он недоговорил. Казалось, судно остановилось, налетев на какое-то препятствие. Все, что было на скатерти, с грохотом посыпалось на палубу. Мистер Гордон вылетел из кресла и, лежа на ковре, ощущал всем телом, как судорожно дрожит судно. Капитана только сильно притиснуло к спинке кресла. Побелев, как скатерть, он поднялся и, держась рукой за сердце, перешагнув через мистера Гордона, выбежал из каюты.

Когда ошеломленный мистер Гордон поднялся на ноги, то увидел Чена, стоявшего с салфеткой в руке в дверях спальни. Мистера Гордона поразило его лицо — такое же бесстрастно-спокойное. Прислушиваясь к дрожи судна, Чен неожиданно сказал на чистейшем английском языке:

— Вероятно, судно село на рифы. Мы стоим. Так мы сможем продержаться довольно долго, если опять не налетит шторм. У нас достаточно спасательных средств. Все будет хорошо, если не начнется паника. Советую, док, не спешить покидать судно. В такие минуты самые респектабельные люди теряют человеческий облик. Прощайте, профессор. Идите к своим друзьям. Вы оказались правы. Я слышал ваш самый первый разговор с капитаном. Следил за развитием событий. Прощайте!

Мистер Гордон пожал руку этому загадочному человеку. Ему хотелось расспросить Чена, но судно сильно вздрогнуло, казалось, оно стало медленно погружаться.

— Плотнее сели на риф. Это хорошо в нашем положении, — сказал Чен.

Когда мистер Гордон вышел из каюты капитана, свет на судне внезапно погас.

Мимо бежали люди. Сталкивались. Слышались стоны, проклятия. Пронесся пронзительный женский вопль:

— Ральф! Где ты, Ральф? Мы тонем!..

Где-то далеко тоже кого-то звали, умоляли, проклинали. Слышался низкий гул толпы, топот. Зазвенело разбитое стекло. Над ухом мистера Гордона загрохотал голос из репродуктора:

— Леди и джентльмены! Говорит капитан судна Дэвид Смит. Прошу соблюдать полное спокойствие. Никакой паники. Опасности для вас пока нет. Находитесь в своих каютах и местах общего пользования. Сейчас дадут свет. Беспрекословно выполняйте все указания членов команды. Я буду вас информировать о всех необходимых мерах. Еще раз призываю к спокойствию, мужеству, организованности.

Мистер Гордон не узнал голос капитана: он звучал глухо, надтреснуто.

Топот и низкий гул приближались. Мистер Гордон стал ощупью шарить по переборке, ища двери какой-нибудь каюты. Казалось, все двери исчезли, осталась бесконечная гладкая стена. Его отбросили от нее, и, толкая, дыша в лицо, толпа повлекла за собой.

«Только бы не упасть, не упасть. Затопчут», — думал мистер Гордон. Уже кого-то сбили, топтали ногами. Человек с плачем умолял остановиться, помочь ему встать, но скоро затих. Мистер Гордон тоже запнулся за ступеньку трапа, но ему не дали упасть, стиснув со всех сторон. Повлекли наверх. Он думал лишь об одном — только бы не оступиться.

Неожиданно вспыхнул свет. Не обычный, яркий, радостный, а тусклый, желтоватый, но и он вначале ослепил толпу. Обезумевшие люди остановились. Сверху, с площадки перед входом в рубку, послышался негромкий голос:

— Назад! Буду стрелять!

Люди, пятясь, стали спускаться по трапу, не отводя глаз от матроса в полотняной робе. В руке у того был большой пистолет, и он направил его на толпу.

«И будет прав. Такой закон. Нельзя допускать паники на гибнущем судне»,

— думал мистер Гордон, не спуская глаз с тупого зрачка пистолета. Объятые ужасом, люди хлынули вниз по трапу, покатились клубком. Вскакивали, бежали разыскивать близких, собирать вещи, ценности. Спасаться!

— Думал — сомнут, — сказал мистеру Гордону матрос со вздохом облегчения. — А у меня ведь игрушечный «вальтер». Купил в Токио. Он совсем как натуральный, только не стреляет. Ну а вы что, док? Идите к себе, пока аварийка еще работает. Если будет команда «В шлюпки», то идите к трапу по указателям. Они светятся в любой темноте. Люминесценция, — пояснил матрос.

Свет стал медленно гаснуть, как в кинозале.

— Вы еще здесь, док? — спросил матрос из темноты.

— Да, да. Теперь мне, пожалуй, не найти своей каюты и друзей.

— Стойте пока. Скоро матросы разнесут фонари по палубам. Ничего, док, мы сидим крепко. — Голос матроса дрожал. Ему самому было страшно в темноте. Он боялся, что его случайный собеседник уйдет и он снова останется один против новой толпы озверевших людей. — Знаете, кто во всем виноват? — начал опять матрос. — Во всем виноват второй. Второй штурман. Я только что сдал штурвал Тони Янгу. Тони не простоял и десяти минут, как мы врезались. Чиркнули по рифу левой половиной днища. Надо было, наверное, на скорости сходить с рифа, а второй дал сначала стоп, потом полный назад. Тут мы уже сели по-настоящему и продолжаем садиться все прочнее. Такие дела, док. Вы где?

— Здесь я, молодой человек. Скажите, как вел себя после всего Томсен? Что он говорил, что предпринял еще?

— Что говорил? Только застонал. Схватился за голову. Ушел в штурманскую. Слышим — бах! Выстрел. В висок. Там и лежит сейчас. Упал на стол с картой, все проклятое море кровью залил… Вот и фонари появились.

Внизу, у трапа, по дорожке ползло пятно света.

Когда произошла катастрофа, Томас Кейри, Джейн, мисс Брук и Малютка Банни находились в баре «Тритон и наяда». После оцепенения, которое продолжалось несколько секунд, публика, заполнявшая бар, бросилась к выходам. Томас Кейри также вскочил и подал руку обессилевшей от страха Джейн.

Малютка Банни остановил:

— Подожди, Том, и вы, Джейн и Лиз, садитесь на место. Сейчас там такое начнется. Помню, как загорелись трибуны на ипподроме во время бегов, там насмерть затоптали десятка три. Скоро объяснят, в чем дело. Ого, и свет погас! И это ничего. Сейчас дадут аварийный. Ну чего ты так дрожишь, Лиз? Ведь мы ждали этого. Вот оно и случилось. Хотя, может, налетели на что-нибудь и случайно. Я думаю, что такое судно вообще не может потонуть. У него всякие переборки, отсеки, двойные и тройные днища. Давайте выпьем в темноте.

— Где же Стэн? — спросила мисс Брук. — Он обедал у капитана.

— Вот как загорится электричество, — сказал Малютка Банни, — мы пойдем в каюту Джейн и там его дождемся. Док что-нибудь да знает из первых рук.

— Ах, Банни, — прошептала мисс Брук, нащупав в темноте его ладонь.

Бармен-негр зажег электрический фонарь и, сверкая в улыбке зубами, сказал рокочущим басом:

— Вы правильно поступили, леди и джентльмены: зачем давить друг друга, когда можно посидеть с комфортом, выпить, даже потанцевать? — Он поставил грустную мелодию из «Истории любви». Малютка Банни пригласил мисс Брук, и они стали кружиться между покинутыми столиками, то появляясь в луче света, то уходя в темноту. Под ногами похрустывали осколки разбитых бокалов.

— Прекрасно! — прошептал Томас Кейри. — Танец на гибнущем корабле. Как жаль, что этого не видит Стэн. Он и не ожидал такой мизансцены. Пойдем и мы, Джейн.

— Боюсь, не подчинятся ноги. Я вся как ватная. Но идем. Банни удивительный человек. Я рада за Элизабет. Нет, ноги ничего, расходятся, и судно перестает дрожать. Том!

— Что, Джейн?

— Выходит, все случилось, как ты предполагал?

— Если не совпадение.

— Нет, Том, так не бывает. Кто-то все-таки это сделал. Мы же, Том, ничем не смогли помешать тому человеку. Или ты все же считаешь это совпадением?

— Не знаю. Может, непредвиденный несчастный случай. Хотя…

— Том! Дай мне руку.

— Успокойся, Джейн.

— Мне уже совсем не страшно. Я даже чувствую какое-то облегчение, будто камень свалился с моего сердца. Почему это?

— То же происходит и со мной. Реакция после напряжения последних недель. Мы ждали, что что-то должно случиться.

— Да, Том. Для нас это не явилось неожиданностью. Слышишь, там кто-то опять кричит? Надо помочь, Том!

— Да, Джейн. Сейчас мы с Банни посмотрим.

— Нет, нет, не оставляйте нас! Уже замолчали.

Бармен предложил:

— Леди и джентльмены, есть смысл выпить на мой счет или, если хотите, на счет морского царя. У меня есть старый добрый мартини…

Утренние прогулки помогли мистеру Гордону прилично изучить судно, теперь он шел по коридорам почти в полной темноте, натыкаясь на чемоданы, стоявшие у дверей кают, — пассажиры готовились покинуть судно и старались ничего не забыть. По радио еще не объявляли, что можно каждому брать с собой. Паника заглохла.