СМЕРТЬ СИГМЫ

— Лейтенант Лоджо, вас требует капитан! — раздался испуганный голос из-за перегородки в вестибюле занятом административной службой «Глории».

Лоджо, объяснявший даме в огромной соломенной шляпе туристский маршрут по Японии, вскочил, как подброшенный пружиной. За всю его службу на лайнере он всего раза два удостаивался такой чести. Он, пожалуй, удивился бы меньше, если бы такое приглашение получил от японского императора или далай-ламы. Капитан был недосягаем для простого смертного.

— Извините, мадам! Я должен срочно явиться к капитану. Видимо, совещание. Вами займется Хеммер. Билл Хеммер — знаток Японии и Филиппин. — И он выскочил в коридор. Все же, пробегая мимо административной рубки, не утерпел и, приоткрыв дверь, просунул туда голову. Увидав его испуганно-удивленную физиономию, мисс Бетти выронила из рук кипу рекламных брошюр.

— Никколо! Что случилось? — пролепетала она.

— Бегу к капитану. Потом, Бетти, потом! — Он послал воздушный поцелуй и захлопнул двери.

— Немедленно, как только… — услышал он отрывок приказания, устремляясь к лифту.

В холле капитанской каюты слуга-китаец чистил ковер; увидав опрометью влетевшего лейтенанта Лоджо, он сказал:

— Капитана верху. На рубка. Тибе туда ходи.

В ходовой рубке находился только матрос-рулевой — широкоплечий веснушчатый малый, он стоял за пультом управления и рассеянно поглядывал то на приборы, то на полукружие горизонта. Океан плавился на жарком солнце.

Рулевой лениво покосился на Лоджо.

Тот же, подавленный тишиной и торжественностью, царившей в рубке, прошептал:

— Капитан! Меня вызвал капитан.

Рулевой указал взглядом на двери, ведущие на крыло ходового мостика.

Капитан Смит смотрел в бинокль, возле него стоял вахтенный штурман — худощавый малый лет тридцати — и так же сосредоточенно глядел вдаль. Лоджо тихо подошел и тоже стал смотреть на океан.

Капитан, отдавая бинокль штурману, сказал:

— Благодарю, Джонни. Это, несомненно, японец. Танкер тысяч на двести. Ах это вы, лейтенант Лоджо? Идемте ко мне.

Капитан провел Лоджо в кабинет, сел за стол, на котором лежал только один синеватый листок с наклеенным текстом радиограммы. Лейтенант Лоджо остановился перед столом, силясь разобрать текст.

Капитан улыбнулся, глядя на его напряженное лицо:

— Не портите зрение, лейтенант. Я сам вам прочту. Тут по вашей части. Прислали из Штатов. Некий майор Кнобель предлагает снять с борта несколько гангстеров, которых мы с вами катаем по океанам и морям. Не без юмора этот майор: что, теперь нам снова возвращаться на острова? — Он протянул листок.

Компьютер сыскного отдела города Сан-Франциско отвечал на письмо и магнитофонную запись, посланные инспектором китайского района Гонолулу, и предупреждал капитана «Глории» о гангстерах на судне.

— Вам знакомы эти ребята? — спросил капитан.

— Да, сэр. Обоих задержала полиция при нашем участии.

— Так их уже нет на борту?

— Да, сэр. Остались еще два подозреваемых лица, один из них тоже указан в телеграмме.

— Кто?

— Эдуардо Альварес Антиноми — карточный шулер и соучастник, по всей видимости, покушения, о котором здесь говорится.

— Почему же его не сняли вместе с теми?

— Не было улик. Убедительных улик. Он занимает каюту люкс. Очень респектабелен с виду. Везет породистую собаку.

— Зачем гангстеру собака, да еще на судне?

— Пока, сэр, и мне не ясно. Возможно — сердечная привязанность. Гитлер также любил собак.

— Гитлер?

— Да, сэр, и тоже овчарок.

— Скажите! Не знал. Может быть, ваш майор… Как его?

— Майор Кнобель, сэр.

— Может, ваш Кнобель ошибся?

— Вероятность мала, но не исключено, что вы правы. Я установил наблюдение за указанными лицами.

— Наблюдайте, лейтенант, и в случае необходимости принимайте решительные меры.

— Есть, сэр.

— Скажите, лейтенант, большую помощь оказывает вам Кейри?

— Сравнительно да. У него есть кое-какой опыт, правда, не хватает знаний, и недостаточно развита интуиция. Кейри долго не мог раскусить фальшивого патера, в то время как было ясно, что он за священнослужитель. Пришлось вмешаться.

— Вам не удалось установить причин покушения?

— Если бы «Глория» задержалась в Гонолулу хотя бы еще на сутки, то я бы нашел способ добиться признания у арестованных.

— Вы уверены?

Лейтенант Лоджо скромно улыбнулся:

— В каждой профессии, сэр, есть свои приемы, методы, секреты.

— Отлично, лейтенант. Мне приятно было поговорить с вами.

— Благодарю, сэр.

— На судне не препятствуют вашей работе криминалиста?

— Я хорошо законспирирован, сэр.

— Прошу докладывать мне о ваших… изысканиях.

— Есть, сэр.

— Можете идти, лейтенант. Я учту ваши заслуги.

— Благодарю, сэр.

Нетерпение Бетти достигло предела, когда перед ней снова появился Лоджо и, плюхнувшись в кресло, бессильно уронил руки, выражая тем крайнюю степень усталости, хотя его сияющее лицо, бегающие по сторонам глазки говорили о чрезвычайно нервном подъеме и довольстве собой.

Бетти покорно ждала с полминуты, затем робко произнесла:

— Что же случилось, Никколо?

— Ах, Бетти! Если бы ты видела, как меня принял капитан! Коньяк! Сигара! Он в восторге от моих успехов. Вот читай! — Он протянул ей радиограмму, которую умышленно забыл вернуть капитану. — Это все наша деятельность! Я нацелил полицию Гонолулу, но эти олухи схватили только двоих. Мне даны чрезвычайные полномочия. Я могу… если найду нужным, любого схватить, обыскать, арестовать! Нет, Бетти, ты только подумай, как бездарно работает береговая полиция! Они не осмелились схватить Антиноми! Оставили самое горячее дело мне! Я должен на свой страх и риск распутывать все нити преступления! Схватить убийц Паулины!

Бетти пришла в себя во время этого монолога, прикинув со свойственной ей сообразительностью, где лейтенант Лоджо заливает, а где говорит правду.

— Неужто капитан встретил вас как родного брата?..

— Пожалуй, лучше. Обещал повысить в должности, — важно напыжился Лоджо.

— Что вам даст повышение? Вот если бы нам раскрыть преступление! Вы ведь послали донесение о убийцах Паулины?

— Конечно, Бетти. Только исключил Банни.

— Того самого, что выиграл сотенную с дыркой?

— Именно, Бетти. Если наши материалы подтвердятся, то…

— Ах, Никколо! Как мне хочется верить в вашу удачу! Тогда я буду вас так любить, так любить…

Тесно прижавшись друг к другу в одном кресле, они стали (в который раз!) обсуждать свое будущее после того, как заполучат награду за поимку убийц Паулины Браун.

— У нас с вами, Ник, будет трое ребят, — зардевшись, шепнула Бетти.

— Сколько угодно! Я же с твоего согласия, моя радость, открою контору частного сыска и буду специализироваться по раскрытию преступлений века — убийств, крупных хищений, утайке боссами федеральных налогов…

— Но тогда мы так редко будем видеться!

— Напротив, Бетти, напротив!

Эдуардо Антиноми тяжело переживал неудачу. Никогда еще в его блестящей карьере организатора «несчастий» не случалось таких провалов. Он расхаживал по своей каюте, запахнувшись в голубой шелковый халат, с хорошо выбритыми щеками, благоухающий одеколоном, его угольно-черные волосы лоснились от изрядной дозы бриллиантина. Антиноми всегда тщательно следил за своей внешностью, стараясь походить на портрет Великого инквизитора — полотно побывало в его руках еще в молодые годы, когда он сплавлял в Америку предметы искусства, так плохо охраняемые в церквах и музеях Италии.

На среднем пальце правой руки Антиноми сиял перстень с изумрудом в пять каратов.

Поглядывая на успокаивающие блики света в камне, он мысленно снова проигрывал всю операцию. С его стороны, как всегда, были учтены все мелочи, все случайности, тщательно подготовлена катастрофа — и в ней гибнет не жертва, а лучший его помощник.

Все это могло случиться только из-за головотяпства Клема.

«Проклятый святоша, опять нагрязнил! Ни словом не обмолвился о собаке негра и погубил Дика-Мадонну. Потом сам влип по маковку».

Антиноми нисколько не беспокоила судьба неудачливых сообщников, они могли совсем исчезнуть с лица земли, но прежде обязаны были закончить порученную им работу, а этого они не сделали, теперь он сам должен искать пути для выполнения контракта. О том, что дело можно отложить, он и не смел думать. Сегодня утром ему принесли телеграмму. Прочтя, он с ожесточением скомкал ее в кармане халата.

«Сообщи здоровье. Токио прибудет брат Энрико. Целую. Мэри». Это значило, что если не будет выполнен контракт, то прилетит Пауль со своими ассистентами, а с ними шутки плохи. Они разделаются с клиентами, а заодно и с самим Антиноми. Он отправил ответ с уверением, «чтобы не беспокоились о здоровье и что он не сможет встретить брата». До прихода в Иокогаму все должно быть закончено.

«Но у меня нет людей! Нет больше бомб. Из каюты Фрэнка и Дика-Мадонны полиция унесла целый чемодан этих адских зарядов…»

Лицо Эдуардо Антиноми потемнело, он действительно стал похож на тот древний портрет Великого инквизитора, отягощенного непосильной борьбой с еретиками.

Без звонка вошел Малютка Банни в новом костюме песочного цвета, лицо его сияло от довольства собой и всем светом, во рту дымила длинная «манила».

— Добрый день, Эдуардо! Вижу по твоей физии, что оплакиваешь безвременную потерю святого отца? Не горюй. Этот прохвост в два счета догонит нас на самолете.

— Ты думаешь?

— Что здесь особенно голову ломать? Мне сказал мой приятель — третий помощник, что его схватили пьяного по подозрению в покушении на убийство. Но у вашего Минотти ловкие адвокаты, живо выцарапают кого хочешь. Еще поднимут дело против негра и его белого дружка за нанесение слуге божьему морального ущерба. А также возбудят процесс из-за увечья Мадонны. Видел я эту собаку. Не пожалел бы за нее и полтыщи долларов, с таким сторожем не страшно оставлять машину.

— Меня радуют твои слова, Банни. Все-таки жалко терять истинных друзей. Да ты садись. Выпьем за упокой души моего парня Фрэнка. Вздумал прогуляться по склону вулкана и угодил в пропасть.

Банни уже сел без приглашения и вытянул ноги на середину салона.

— Выпить всегда неплохо, а по такой причине просто грешно не выпить. Говоришь, несчастный случай?

— Да, Банни.

— Я слыхал, что его спустили туда мальчики Барреры.

— Все-то ты знаешь, Банни. Может, ты и прав.

— Рассчитались со старыми долгами. Лихо работают!

— Ты, Банни, тоже едешь неспроста?

— Я отдыхаю, Эдуардо. Впервые в жизни сел в шикарную лохань и плыву неизвестно куда.

— Все известно, Банни, у нас жесткое расписание. Через три дня будем в Японии, потом зарулим на Филиппины, после — в Сингапур, в Индонезию, в Австралию…

— Мне все эти дальние страны, Эдуардо, до фонаря, хоть бы их совсем не было. Мне интересно вот так спокойно посидеть, ну поглазеть на морскую пустыню, а главное — зайти на берегу в неизвестный салун, с ненашенскими девчонками перемигнуться. Все это как-то оживляет, Эдуардо. Начинаешь понимать, что и тебя не обошла судьба. Ну так за удачу! — Выпив, продолжил: — Мне здорово фартило в последний год. Выигрывал я и на скачках, и на собачьих бегах…

— Ломанул сейф в одном из банков?

— Не пойманный — не вор, Эдуардо. Словом, я оказался при деньгах, и пришла мне мысль бросить все и зажить по-людски. Решил я, Эдуардо, выкупить отцовскую ферму. Больше двухсот лет владел этой фермой, землей, конечно, скотом всяким, наш род. Думаю — выкуплю, отстрою. Приехал. Посмотрел. Послушал, как шуршит на ветру кукуруза. И так у меня заныло сердце! Веришь ли, Эдуардо, слеза навернулась. Вспомнил мать и отца. Как бегал на танцульки за восемь миль и к рассвету возвращался домой. Только родных уже никого не осталось. Младшая сестра Кэт умерла прошлой зимой. Понял я, что не смогу жить один среди могил, среди воспоминаний… Вернулся с тоской за пазухой во Фриско, и первое, что мне бросилось в глаза, — реклама — приглашение прокатиться вокруг шарика на этой самой посудине. И вот еду. Не раскаиваюсь. О тебе не спрашиваю, Эдуардо. Плесни-ка еще… Достаточно… Ты, как всегда, на работе?

— Приходится, Банни. Надо отрабатывать свой хлеб.

— Хлеб твой, Эдуардо, больно пакостный. Отдохнул бы. А лучше бы совсем завязал. Сколько можно? Денег у тебя навалом. Отдохни, Эдуардо. Давай выпьем за будущую голубую жизнь.

Малютка Банни выпил до дна, Эдуардо чуть пригубил, что не укрылось от проницательного гостя.

«Что-то ему от меня надо», — подумал Малютка Банни и продолжал:

— Главное, чтобы никаких забот не осталось. Никто в тебя не стреляет, и ты ни в кого не должен стрелять, потому начинаешь ценить и свою и чужую жизнь, Эдуардо.

— Слякотня, Банни. Пустая философия. Все люди — потенциальные мишени для стрельбы.

— Плохо, Эдуардо, так думать. С такими мыслями и сам становишься мишенью. Вот так рассуждал твой Фрэнк и сам загремел с вулкана. Нет, Эдуардо, выкинь из головы, что только тебе все дозволено. У всех на земле равные шансы. Так что забрось все, кроме карт. Здесь ты — факир. Как ты ловко передергиваешь, не то что святой отец! — Он захохотал, вспомнив последнюю игру с Клемом.

Антиноми ответил вкрадчивым тоном:

— В чем-то ты прав, Банни. Всякому хочется пожить без тревог, в свое удовольствие. Только не получается…

— Нынче у тебя контракт на переселение в другой мир негра с собакой и его приятелей?

— От кого ты узнал?

— Слепым надо быть, чтобы не догадаться. Пройдоха Клем все время возле них вился. Прямо духовный отец. А он у тебя вроде ангела смерти.

— Грязно работал, оставлял следы?

— Ну не скажи. Может, где-то переигрывал, а так, на доверчивый глаз, не отличишь от монаха. Ну, потом и по тебе можно определить, на кого вы нацелены. Я давно сообразил.

— Ты пей, Банни, дружище.

— Повременю. Выкладывай, Эдуардо! Ты что, и меня хочешь втянуть в свои пакостные дела?

— Зато денежные, Банни. Теперь я остался один, сам понимаешь, нужен ассистент. Сработать надо чисто — никаких следов не должно остаться, и говорю тебе как другу, что есть у меня средство: легкий щелчок — и кранты.

— Ампуломет?

— Как приятно иметь дело с умным и догадливым человеком! Он, Банни. Я сам ни разу не пользовался, но отзывы имею прекрасные. Значит, по рукам?

Малютка Банни покачал головой:

— Оставь ты это дело, Эдуардо. Откажись. Я пригляделся ко всем четырем. Понравились мне они: и длинный парень, и две ладные девчонки, и негр с собакой. Как она ловко оттяпала руку твоему Мадонне! Читал в газете и снимок видел. Отличный пес!

— Собаку возьмешь как трофей.

— Не сговоримся, Эдуардо.

— Вот что, Банни, плачу по пять тысяч с головы!

— Да подавись ты ими!

— Отдаю кольцо. Стоит десять тысяч! — прохрипел Антиноми. Он считал унизительным для себя упрашивать такого второразрядного гангстера, заискивать перед ним. — Соглашайся, или… — В голосе его слышалась угроза. — Ну?

— Эх, Эдуардо! — Малютка Банни застенчиво улыбнулся. — Пойми, что я отдыхаю первый раз в жизни.

— Смотри, чтобы не последний. Знаешь, как здесь хоронят?

— На судне?

— Да, на судне. Сунут в мешок, чугунный колосник к ногам — и за борт.

— Похороны не хуже других, Эдуардо. Только помни, что не я один могу загреметь на дно с колосником.

— Семь тысяч! — рявкнул Антиноми. — Всего двадцать восемь! Согласен?

Малютка Банни устало махнул рукой, подвинув при этом кобуру в более удобное положение и следя за нервными руками Антиноми.

— Ты что, разучился понимать по-английски, Эдуардо? Пойми, что все твое предприятие не по мне. Ты не обижайся. Завязал я. Не моя это работа.

Выходил Малютка Банни из каюты спиной к двери, расстегнув пиджак, чтобы легче было выхватить пистолет.

Антиноми поборол бушевавшую в нем ярость, сообразив, что неудавшийся союзник может легко превратиться во врага.

— Банни! Забудем об этом разговоре. Понял?

— Как уж тут не понять, Эдуардо, — усмехнулся тот.

Антиноми повернул ключ в дверном замке. Вытащил из шкафа узкий кожаный чемодан черного цвета, раскрыл его. Сверху, в сувенирной коробке во всю длину и ширину чемодана, были уложены яркие галстуки, стопки носовых платков, сорочки. Вытащил коробку со всем содержимым, открыл ключом второе дно. На красном бархате в гнездах рядком лежали три пистолета вороненой стали и несколько обойм с ампулами. Дизайнер придал инструментам смерти изящные формы антикварных безделушек.

Все четверо действующих лиц противной стороны собрались в каюте мистера Гордона. Мисс Брук и Кинг прилегли на ковре, молодожены остановились у поднятого окна, профессор удобно расположился в кресле.

Мисс Брук спросила с иронической улыбкой:

— Вы считаете, Стэн, что наши дела идут прекрасно?

— Непременно, Лиз! Пока мы все живы, здоровы, избавились от довольно серьезной опасности и с надеждой глядим в будущее. Словом, второй акт нашей пьесы закончился, как говорят, под бурные аплодисменты зрителей. Но это я иносказательно. Поставьте все это в кино, и публика с восторгом встретила бы крах поползновений мафии.

— Если бы не Кинг… — Мисс Брук ласково погладила бульдога.

— В лице Кинга мы стали свидетелями явления, которое принято называть перстом судьбы, волей всевышнего, хотя если внимательно проследить цепь событий, то вырисовывается явный просчет наших врагов.

— Заметен и наш просчет, — сказал Томас Кейри. — Нельзя было в такой ситуации брать машину напрокат.

— Совершенно верно, Том. Мы это учли и на следующий день вызывали такси. Таким ходом мы избавлялись от роковых случайностей.

— Стэн! — сказала Джейн. — Неужели нас и теперь не оставят в покое?

Мистер Гордон вздохнул и развел руками:

— Могут, Джейн. Но сейчас мы лучше осведомлены, а следовательно, и вооружены. Мы знаем, кого и почему нам надо опасаться.

Джейн сказала с несвойственной ей решительностью:

— Тогда надо не ждать, когда они, учтя свои промахи, наконец покончат с нами!

— Теперь это почти исключено, Джейн. Мы найдем способ обезвредить новые козни. На это время ни вам, ни Лиз не следует выходить из каюты. Прошу вас. Предоставьте нам с Томом большую свободу действий. Только помните — дверь держать на замке и никому не открывать. О своем приходе мы предварительно будем сообщать по телефону. Затем звонить в двери: три коротких и один длинный сигнал.

Джейн кивнула:

— Мы будем делать все, как вы скажете.

А мисс Брук улыбнулась:

— «Раз надо, так надо», — сказал петух, подставляя повару шею.

— Зачем такие мрачные шутки, Лиз? — сказал Томас Кейри. — Я думаю, в заключении вы пробудете не более суток.

— Хоть сколько! — сказала Джейн. — Лишь бы все кончилось благополучно.

— Она спросила профессора: — Стэн, вы отчего так помрачнели? Считаете, что дело слишком серьезно? Хотите, я поговорю с капитаном? В конце концов он обязан оградить нас от бандитов!

— Я только что виделся с капитаном, — сказал мистер Гордон. — Он запросил разрешение на арест Антиноми и обещал снять его с судна в Иокогаме. Но мы должны раньше развязать себе руки. Антиноми, лжеотец Патрик и другие — только первый эшелон наших врагов. За ними стоят, как выражаются военные, главные силы. В борьбе с ними мы будем также одиноки…

— А лейтенант Лоджо? А капитан Смит?! — воскликнула мисс Брук.

— Лейтенант Лоджо пока еще не знает наших целей. Он уверен, что Том — агент ФБР или Интерпола, разыскивает убийц Паулины Браун. Не будем пока его разубеждать. Что касается капитана, то он все еще относится ко всему происходящему с изрядной долей скептицизма: его в каждом рейсе предупреждали о готовящихся покушениях на судно. Он думает, что и на этот раз «Глория» вернется в Сан-Франциско.

Эдуардо Антиноми наконец принял решение. И, как всегда в таких случаях, обрел душевное спокойствие и уверенность в себе. Одеваясь, он стал напевать мягким баритоном неаполитанскую песенку: «Красавиц много, а я один». Кобуру с тяжелым кольтом — всегдашним своим спутником — он надевать не стал, а сунул в оба задних кармана брюк по ампульному пистолету; почувствовав приятную их тяжесть, улыбнулся, подумав, что надо было сразу пустить в ход эту новинку, да заказчику обязательно понадобился «несчастный случай».

В инструкции к ампульным пистолетам говорилось, что смерть наступает через три минуты со всеми явными симптомами инфаркта миокарда.

— «Нет, нет, не соблазнят меня твои глаза…» — пропел Антиноми, направляясь к дверям. Гангстер шел по коридору, галантно уступая дорогу дамам, улыбаясь. Он направлялся в собачий «люкс» испытывать ампульный пистолет. Стрелял он с «легким щелкающим звуком», говорилось в инструкции. Выбрав удобную минуту, Антиноми решил разделаться с Кингом, заставившим его пережить столько тяжелых часов.

«Пойдешь в рай впереди хозяина, покажешь ему туда дорогу», — подумал он и нашел эту мысль очень остроумной.

На собачьей площадке никого не было. Большинство клеток пустовало. В заточении сидели только сенбернар по кличке Тот и Сигма.

Из небольшой каюты вышел заспанный Гарри Уилхем.

— Приветствую вас, милорд, — сказал он, зевая. — Что-то с вашей сукой делается. Сегодня вдруг перед утром завыла и этого оболтуса заставила подпевать в дуэте. Славно получалось. Не слышали?

— Где остальные собаки, где этот… бульдог?

— Хозяева разобрали по каютам, милорд. Только ваша да этот Тот радуют меня своим присутствием. Никак и вы хотите взять свою? Хорошее дело. Прихватили бы еще Тота.

— Живо — поводок!

Когда Гарри Уилхем вышел с поводком из гардеробной — так он называл свою каюту — и открыл клетку Сигмы, та со слабым визгом упала на палубу. От взора матроса не укрылось, что Антиноми что-то быстро спрятал в задний карман брюк.

— Что с ней? Ты ее отравил? — холодно, без тени волнения спросил Антиноми.

— Была здорова. Сами видели. — Гарри Уилхем покосился на задний карман брюк Антиноми и опустился на корточки возле головы овчарки. — Так и есть, отрава. Пена изо рта. Кто бы это мог? — Гарри Уилхем встал и уставился на Антиноми.

Гангстер, улыбаясь, вытащил бумажник:

— Возьми, на ее похороны. Наверное, от жары, а может быть… Я ни в чем тебя не обвиняю. Спиши суку за борт — и дело с концом. Понял?

— Как не понять! Все предельно ясно, как сказал мой друг Сэнди Диббс, застав свою жену с приятелем.

— Твой друг был догадлив.

— О да, милорд, что не помешало ему свалиться за борт в Бенгальском заливе, где в ту пору резвились акулы.

— Судьба!

— Скорее — скользкая палуба, милорд.

— Спрячь эту падаль!

— Сейчас, милорд, не то заглянет одна из старух с болонкой и брякнется в обморок. Подумает, что появилась собачья чума. Начнется ветеринарная экспертиза и прочая канитель.

— На еще пять долларов! Скорее в мешок — и чтоб ни гугу!

— Понятно, милорд. Мы похороним ее, как отставного адмирала, без особого шума.

— Не люблю, когда слишком много болтают. — Антиноми прожег Гарри Уилхема взглядом, решив убрать матроса сразу после тех четырех. Он любил работать чисто, не оставляя следов.

Лейтенант Лоджо, покосившись на Бетти и Малютку Банни, набрал номер телефона:

— Профессор? Вы один? Вот и прекрасно! Прошу вас вместе с мистером Кейри немедленно зайти ко мне в административную рубку. Да, четвертая палуба слева, если идти к корме, каюта 540. Жду, Не медлите, это в ваших интересах!

Малютка Банни застенчиво улыбнулся, сидя в узком для него кресле.

— Правильно, лейтенант. Надо действовать. Ампуломет — дело нешуточное. Он может уложить всех нас в десять секунд. Надо взять Эдуардо тихо, чтобы слух о наших действиях не разошелся к вечеру по всему судну. Простите, мэм, но раз о чем-то знает хоть одна женщина, надо ожидать, что очень скоро секрет будет знать вся Америка.

Бетти возмущенно приподняла плечи, бросила уничтожающий взгляд на Малютку Банни и вопросительно посмотрела на лейтенанта Лоджо. Тот сказал:

— Банни, вы совсем не знаете мисс Бетти.

— Конечно, Ник. Я на всякий случай. В нашем деле, мэм, нельзя допустить промашки. Так что не сердитесь. Я как только посмотрел на собаку, нашел пятнышко крови у нее на груди, то понял, в чем тут дело. Я и раньше видел последствия этой штуки. Новинка, мэм. Можно спокойно кокнуть соседа за обеденным столом под звон упавшего ножа. Эдуардо, конечно, выберет другое место.

— Какое? — еле слышно спросила Бетти.

— Пока трудно сказать. Думаю, что, если мы будем сидеть здесь развесив уши, он спрячется вон за той портьерой…

Бетти вскрикнула, метнулась к лейтенанту Лоджо, с ужасом глядя на портьеру.

Малютка Банни засмеялся:

— Ну, ну, мэм! Если бы он забрался туда, то мы бы уже не сидели, а лежали рядком на палубе.

Бетти вырвалась из объятий лейтенанта Лоджо.

— Банни! А я-то тут при чем? Неужели он хочет убить и меня?

— Не знаю, мэм. Думаю, ваша очередь не первая. Ему неймется убрать вначале дочку хозяина с ее мужем и дружками. Ну, потом меня. Есть у него зуб и на Ника. Так что вы — последняя в его списке. Только не пугайтесь, мэм. Мы весь этот список перечеркнем, а на обороте напишем его имя. Так что будьте в хорошем настроении и не высовывайте носа из каюты.

— Ой, Ник! Банни! Теперь я припоминаю, где я видела его.

— Ну, ну, мэм, шевелите мозгами!

— Бетти! — театрально воскликнул лейтенант Лоджо. — И ты молчала!

— Не придала значения, Ник. Только теперь поняла, почему он так посмотрел нам вслед. Боже! Какой у него ужасный взгляд!