— Хорошо, начинай.

— Кто-то из нас знает о Тени больше остальных — что, где, как и почему. У него есть союзники, которых он приобрел где-то далеко. Все это он направил против Эмбера. Идем дальше. По внешнему виду человека не скажешь. что он знает о Тени. Но давай подумаем, где он всему этому научился? Может быть, он просто наткнулся на что-то где-нибудь в Тени? Или он все время учился, пока Дворкин был еще жив и охотно давал уроки?

Я уставился в свой кубок. Очень может быть, что Дворкин и сейчас жив! Он помог мне спастись из подземелий Эмбера — когда это было? Я никому не рассказывал об этом. И не собирался рассказывать. Во-первых, Дворкин был сумасшедший — за это отец и упек его в тюрьму. Во-вторых — властвовал над силами, которых я не понимал, и поэтому мог быть очень опасен. Но с другой стороны, для того, чтобы расположить его к себе, понадобилось лишь немного лести и воспоминаний. Я подозревал, что будь Дворкин здесь, я бы управился с ним. Поэтому я запер все это в своей голове. Кто знает, может и это секретное оружие пригодится? В настоящее время я не видел причин изменять свое решение. К чему это?

— Бранд и вправду все время околачивался возле Дворкина, — я наконец понял, к чему клонит Рэндом. — Его всегда интересовали подобные вещи.

— Вот именно, — откликнулся Рэндом, — совершенно ясно, что он знал больше всех нас, если уж ухитрился связаться со мной без Карты.

— Ты считаешь, что Бранд заключил сделку с врагами, открыл им дорогу, а потом, когда он больше был не нужен, они избавились от него?

— Совсем не обязательно. Хотя вполне возможно. Я думал о другом. Я не скрываю, что он мне нравился. Сдается мне, что он знал достаточно и догадался, что с Картами, Лабиринтом и Тенью вокруг Эмбера творится что-то неладное. А затем он допустил ошибку. Скорее всего он недооценил предателя и решил сойтись с ним один на один, не обращаясь к отцу или Дворкину. Что же дальше? Враг оказался сильнее и заключил его в ту самую башню. Либо он слишком уважал Бранда и не захотел убивать его без надобности, либо рассчитывал позже как-то использовать его в своих целях.

— Звучит вполне правдоподобно, — заявил я, но мне очень хотелось добавить: «И хорошо сочетается с твоим рассказом». И еще полюбоваться на его непроницаемое лицо, но одно воспоминание удерживало меня. Когда я был у Блейза, еще до нашей атаки на Эмбер, я дурачился с Картами и неожиданно, на мгновение, поймал Бранда. Он успел передать, что находится в плену — и контакт прервался. Это действительно хорошо сочеталось с рассказом Рэндома. Поэтому я произнес другое:

— Если он может указать виновного, значит надо возвратить его домой, и пусть показывает.

— Я надеялся, что ты скажешь это, — проронил Рэндом. — Я привык доводить такие дела до конца.

Я встал, взял бутылку, снова наполнил кубки, отхлебнул вина и закурил еще одну сигарету.

— Но перед тем, как мы займемся Брандом, надо решить, как получше сообщить о смерти Каина. Да, кстати, где Флора?

— В городе, наверно. Утром была тут. Я ее разыщу.

— Сделай милость. Насколько я знаю, никто кроме нас и Флоры не видел этих типов, а она познакомилась с ними, когда они вломились в ее вестчестерский дом. Надо, чтобы она была под рукой, на случай, если придется подтвердить, что это за мерзавцы. И мне необходимо кое о чем ее расспросить.

Рэндом допил вино и встал.

— Ладно, сейчас займусь. Куда ее привести?

— Ко мне. Если меня не будет, подождите.

Он кивнул.

Я встал вместе с ним и вышел в зал.

— У тебя есть ключ от этой комнаты? — спросил я.

— Вон, висит на крючке изнутри.

— Возьми-ка его и запри комнату, чтобы никто сюда раньше времени не сунулся.

Рэндом запер дверь и отдал мне ключ. Я проводил его до первой лестничной площадки и направился к себе.

Из своего сейфа я вынул Камень Правосудия — рубиновый кулон, дававший отцу и Эрику власть над погодой вокруг Эмбера. Перед смертью Эрик объяснил мне, как настроить его на себя. Но до сих пор у меня не было времени. Сейчас его тоже не было, но беседуя с Рэндомом я решил, что придется его найти. Я отыскал записки Дворкина под камнем у камина Эрика. Об этом он мне тоже сказал, умирая. Но мне очень хотелось знать, где сам Эрик наткнулся на них, потому что они были неполными. Я вытащил заметки из сейфа и еще раз просмотрел их. Все совпадало со словами Эрика.

Но кроме того, там говорилось, что Камень можно использовать не только в метеорологических целях. Управление погодой было почти случайной, хотя и впечатляющей демонстрацией комплекса принципов, которые лежат в действии Карт, Лабиринта и физической целостности самого Эмбера, не говоря уже о Тени. К сожалению, детали отсутствовали. Но чем больше я напрягал память, тем больше находил намеков на это. Отец очень редко использовал Камень, и хотя утверждал, что он служит для управления погодой, далеко не всегда после появления рубина, она менялась. Он часто брал Камень с собой, отправляясь в свои странствия. Поэтому я вполне готов был поверить, что дело тут не только в погоде. Эрик, видимо, рассуждал также, но он не смог разнюхать, для чего еще служит рубин. Когда мы с Блейзом атаковали Эмбер, он воспользовался лишь известными силами Самоцвета. То же самое сделал он и на прошлой неделе, когда на город напали твари с Черной Дороги. В обоих случаях Камень хорошо послужил Эрику, хотя этого оказалось недостаточно для спасения его жизни. Посему я решил, что пора мне учиться пользоваться Самоцветом, и поскорее. Любое, даже самое незначительное преимущество может оказаться решающим. К тому же, все увидят, что я ношу Самоцвет, а это тоже не помешает. Особенно сейчас.

Я снова спрятал записки в сейф, положил рубин в карман и стал спускаться вниз по лестнице. Я проходил по залам и как всегда у меня возникло такое чувство, будто я никогда не покидал их. Здесь мой дом, то, что я люблю больше всего. Теперь я был его защитником. Я даже не носил корону, но все его проблемы стали моими. Я вернулся домой, чтобы предъявить свои права на корону, вырвать ее из лап Эрика и покрыть себя славой. Чтобы царствовать. И вдруг все пошло через пень-колоду. Вскоре я понял, что Эрик допустил ошибку. Если он и в самом деле расправился с отцом, то не имел права на корону. Если же нет, то он слишком поторопился. В любом случае коронация еще более раздула его и без того непомерное самомнение. Я жаждал власти и знал, что могу захватить ее. Но было бы не менее безответственно сделать это сейчас, когда мои войска расквартированы в Эмбере, когда меня подозревают в убийстве Каина, когда я внезапно распознал признаки фантастического заговора, когда еще оставалась вероятность того, что отец жив. Несколько раз мне казалось, что мы устанавливали контакт, и в одном из таких случаев, много лет назад, он назвал меня своим наследником. Но в ход было пущено столько лжи и обмана, что я получил травму головы и слишком хорошо знал, чего хочу. В мозгу человека творятся престранные вещи. Я даже своему разуму и то не доверял. Может быть, все это мне привиделось. С тех пор много воды утекло. Такова цена жизни в Эмбере, — подумал я, — даже себе не доверяешь. Интересно, что сказал бы по этому поводу Фрейд? Правда, он не мог вылечить мою амнезию, но кое-какие догадки насчет моего отца и наших с ним отношений были очень близки к истине, хотя в то время я этого не понимал. Жаль, что нельзя было еще раз поговорить с ним.

Я прошел через мраморную столовую в темный узкий коридор. Кивнув стражнику, я вернулся к двери, вышел на платформу, пересек ее и начал спуск. Бесконечная винтовая лестница, ведущая в недра Колвира. Ступени. Иногда — огни. За ними — тьма.

Казалось, что на пол-пути все изменилось: я уже действовал не по собственной воле, меня вынуждала двигаться какая-то непонятная сила. Она гнала меня, словно барана. Каждое движение вело к следующему. Когда все это началось? Может быть много лет назад, и лишь сейчас я заметил и осознал это? Может быть все мы жертвы, но никто не может сказать почему и до какой степени? Какая пища для патологических мыслей! Зигмунд, где ты? Я всегда хотел стать королем больше всего на свете. Я и сейчас хочу стать королем. Но чем больше я узнаю, тем больше мне кажется, что я не более чем королевская пешка в шахматной партии Эмбера. До меня дошло, что это чувство возникло у меня давно. Оно росло и все это мне абсолютно не нравилось. Но никому из живущих сейчас и живших до меня не удавалось избежать ошибок, утешал я сам себя. Если моя интуиция не подвела меня, то с каждым звонком мой Павлов, тот, что экспериментировал со мной, все ближе и ближе подходил к моим клыкам. Скоро, теперь уже скоро, я знал, что ждать осталось недолго. Я подпущу его совсем близко. А потом уж мне придется позаботится о том, чтобы ему не удалось уйти или снова возвратиться.

Поворот, еще поворот, ниже и ниже, тут и там огни, мои мысли словно нити в клубке, сматываются и разматываются, я ни в чем не уверен. Где-то внизу металл скрежещет о камень. Ножны стражника. Он встает. Колеблющийся свет поднятого фонаря.

— Лорд Корвин…

— Здравствуй, Джерми.

Спустившись на дно, я взял с полки фонарь, зажег его, повернулся и направился к туннелю, подталкивая перед собой тьму. Шаг за шагом.

Наконец-то туннель. Вверх по нему и считать боковые проходы. Мне нужен седьмой. Эхо, тени. Плесень и пыль.

Ну вот и проход. Повернуть. Теперь уже близко.

Наконец-то огромная, темная, обитая металлическая дверь. Я отпер ее и толкнул изо всех сил. Она скрипела, не поддавалась и наконец распахнулась внутрь.

За дверью справа я поставил на пол фонарь, больше он не был нужен: сам Лабиринт давал достаточно света.

Несколько секунд я разглядывал Лабиринт, сияющую массу кривых линий, проследить за которыми было невозможно. Вот он, огромный, замурованный в блестящий, черный пол. Он дал мне власть над Тенью, он почти полностью восстановил мою память. Он же в один миг уничтожит меня, если я попробую пройти его не так, как надо. Поэтому я испытывал к Лабиринту благодарность с изрядной толикой страха. Это была старая таинственная фамильная реликвия, которая хранилась там, где ей и следовало быть. В подземелье.

Я подошел к углу, где начинался узор, собрал в комок волю, расслабился и ступил левой ногой в Лабиринт. Не останавливаясь, я шагнул вперед и почувствовал, как пошел ток, голубые искры очертили мои сапоги. Еще шаг. Теперь я услышал явственное потрескивание и почувствовал сопротивление, пока еще легкое. Я быстро прошел первый вираж, стараясь как можно быстрее дойти до Первой Вуали. Когда я добрался до нее, мои волосы шевелились, а искры становились все длинней и ярче.

Сопротивление усилилось. Каждый шаг давался трудней, чем предыдущий. Треск становился громче, ток сильнее. Мои волосы стали дыбом, искры так и летели с меня. Не отрываясь, я смотрел на огненную линию и пробивался дальше.

Внезапно давление исчезло. Я пошатнулся, но продолжал путь. Первая Вуаль осталась позади и меня охватило чувство облегчения. Я вспомнил, как в последний раз проходил Лабиринт в подземном городе Ремба. После этого ко мне стала возвращаться память. Да. Я шел дальше, искры снова стали больше, токи возросли, все тело стало пощипывать.

Вторая Вуаль… Углы… здесь требовалось максимальное напряжение сил. Казалось, все твое существо переходило в чистую энергию. Это было неистовое, беспомощное ощущение. В этот момент для меня не существовало ничего, кроме необходимости пройти Лабиринт. Я всегда был здесь, пробиваясь вперед, никогда не покидал его, всегда буду в нем, вечная борьба моей воли против сил Лабиринта. Время исчезло. Осталось лишь напряжение.

Искры дошли мне до пояса. Я вошел в Большой Вираж и с трудом прошел его. На каждом шагу я умирал и вновь возрождался, сгорая в пламени творения, замерзая в холоде конца энтропии.

Вираж кончился. Дальше, дальше. Поворот. Еще три виража, прямая, несколько дуг. Головокружение. Ощущения будто я исчезаю и снова возникаю, вибрируя между небытием и существованием. Поворот… поворот, поворот, еще поворот… короткая, крутая дуга… прямая, ведущая к последней Вуали. К этому времени я должно быть задыхался, с меня лил пот, но потом я ничего не помнил. Я едва передвигал ноги, искры были уже по плечи. Они ослепили меня, и я больше не видел Лабиринта, Шаг, еще шаг… вот она. Я протащил правую ногу вперед. Вот как чувствовал себя Бенедикт, когда черная трава опутала ему ноги! Перед тем, как я трахнул его по затылку. Я чувствовал себя так, будто меня с ног до головы обработали дубинкой. Левая нога, вперед… так медленно, что трудно было понять, движется ли она на самом деле. Мои руки — голубые вспышки, ноги — огненные столбы. Еще шаг, еще, еще.

Я чувствовал себя медленно оживающей статуей, тающим снеговиком, прогибающейся балкой… еще два шага… три… я двигался как обледенелый, но управлял своими движениями. Времени у меня была целая вечность, воля моя была несгибаемой. Она поможет… если что.

Вуаль осталась позади. За ней была короткая дуга. Три шага во тьму и спокойствие. Эти шаги оказались самыми трудными.

Когда я вышел из Лабиринта, первая мысль была: обеденный перерыв у Иосифа! Вторая: опять прошел! И третья: все, это в последний раз!

Я позволил себе несколько раз глубоко вздохнуть и немного встряхнуться. Затем я вытащил из кармана Самоцвет, поднял его за цепочку и поднес к глазам.

Конечно, внутри он красный с дымчатым отливом, сияющий. Казалось, что пока я находился в Лабиринте, Камень впитывал в себя свет и блеск. Я все еще смотрел на него, повторяя про себя команды, сравнивая их с теми, что я уже знал.

Человек, который прошел Лабиринт и добрался до этого места, может перенестись куда угодно. Нужно лишь мысленно представить себе это место. И еще нужно очень хорошо хотеть этого и иметь волю. Если все пройдет нормально… то я все же могу угодить в коварный капкан. На какой-то момент мне стало страшно. Но Эрику это удалось. Не оказался же он в середине Самоцвета где-то в тени. Дворкин, написавший эти заметки, был великим человеком, и я верил ему.

Собравшись с мыслями, я еще внимательнее всмотрелся вглубь Камня. Внутри него было искривленное отражение Лабиринта, окруженное огоньками — мигающими, крохотными язычками пламени, другими виражами и тропинками. Я решился и сосредоточил волю.

Краснота и замедленное движение. Словно я погружался в вязкий океан. Сначала очень медленно. Дрейф… во тьме, все красные огоньки так далеко впереди… скорость медленно нарастала. Далекие, прерывистые вспышки. Кажется, еще быстрее. Ориентироваться не по чему. Я был точкой сознания неизвестных размеров. Я чувствовал движение, видел фигуру, в которой двигался, теперь уже быстрее. Краснота почти исчезла, казалось, меня ничто не окружало. Сопротивление исчезло, я несся все быстрее и быстрее. Все это произошло в одно мгновение, и еще происходило в то же самое мгновение. Я несся к цели с огромной скоростью. Маленький, кривой Лабиринт рос, становился трехмерным отражением нашего Лабиринта. Он увеличивался у меня на глазах, освещенный языками разноцветного пламени, подобно странной галактике буйствующей в вечной ночи и в ореоле сияющей бледным огнем пыли, с протуберанцами из бесчисленных точек. Лабиринт рос или я уменьшался, он приближался ко мне или я к нему, мы были близко, совсем рядом, он заполнил собой все, сверху донизу, справа налево, и моя скорость все возрастала. Сияние захватило, ошеломило меня. Я увидел протуберанец и понял, что это вход. Я был слишком близко к Лабиринту, фактически заблудился в нем и уже не мог различить его общую форму. Но то, что я видел — изгибы, мерцания, переплетения — окружало меня со всех сторон. Мне показалось, что трех измерений не хватит, чтобы объяснить невероятную сложность простирающегося Лабиринта. Я отбросил сравнение с галактикой, мой мозг кинулся в другую крайность. Я думал об субатомном гильбертовском пространстве с бесконечным числом измерений. Но это была метафора, вызванная отчаянием. По правде говоря, я просто ничего не понимал. А кто мог понять? Во мне росло чувство, то ли инстинктивное, то ли возникшее под влиянием нашего Лабиринта, что я должен пройти и через это переплетение, и овладеть той новой властью, которую искал.

Я не ошибся. На той же огромной скорости я влетел в Лабиринт — меня вертело, несло по горящим проходам, я пролетел по нематериальным облакам блеска и света. Я не ощущал сопротивления, как в нашем Лабиринте. Казалось, что первоначального импульса хватит, чтобы пролететь насквозь. Вихревая прогулка по Млечному пути? Утопленник, которого несет по коралловым каньонам? Воробей, страдающий бессонницей, который вечером 4 июля пролетает над парком? Такие смутные мысли пролетают у меня в голове, когда я вспоминаю об этом.

Я влетаю, все, конец, вспышка ярко-красного цвета, и я смотрю на самого себя, стоящего у Лабиринта и держащего в руке кулон с Камнем. Я смотрю на подвеску, Лабиринт внутри нее, внутри меня, я внутри него, краснота отступает, гаснет, исчезает. Потом — только я, подвеска и Лабиринт — и больше ничего. Связи между объективным и субъективным восстановлены, только все на октаву выше, иначе я никак не могу это выразить. Потому что теперь я обладаю какой-то эмпатией! Я словно приобрел еще одно чувство, еще один способ выражения. Странное и приятное ощущение.

Горя желанием проверить себя, я снова собрался и приказал Лабиринту перенести меня в другое место.

Я стоял в круглой комнате на вершине самой высокой башни в Эмбере. Я пересек ее и вышел на крохотный балкончик. Контраст с только что закончившимся путешествием был разителен. Несколько долгих мгновений я стоял, не шевелясь, и смотрел.

Море переливалось разными оттенками, часть неба была затянута тучами. Приближался вечер. В тучах мягкие, яркие тона чередовались с резкими тенями. Ветер дул с берега в море, и я не чувствовал запаха соли. Высоко над водой черными точками парили птицы. Подо мной расстилались дворцовые постройки и террасы города, простирающиеся во всем своем вечном изяществе до подножия Колвира. Крошечные люди толпились на улицах. Их движения были неразличимы. Я почувствовал себя очень одиноким.

Я прикоснулся к Камню и приказал разразиться грозе.