Глава 29

В ОЖИДАНИИ

Валет Бубен

Туз треф

Двойка треф

…Дама червей

Питер Спивак уставился на появившуюся перед ним червонную даму. Когда карта мелькнула перед ним в первый раз, Питер подумал было, что это еще один валет, идущий к открытому им бубновому валету и валету пик, который он держал закрытым. С тремя валетами кон останется за ним.

Но сейчас выяснилось, что перед ним вероломная дама черв. Плохая карта во всякой игре для Питера, так что увидеть ее было двойным потрясением. Он уставился на ее лицо, сиявшее холодной жеманной улыбкой Моны Лизы.

— Пит, ты собираешься играть? — спросил Митч Норт. — Двадцать за тобой.

— Он по-прежнему волнуется насчет своей девушки, — заметил Эрик Портер, точно прочитав мысли Питера.

— Я… м-м… ну, может быть, немного, — ответил Спивак, надеясь, что смущением сумеет скрыть правду о том, что втайне надеялся на третьего валета.

— Женщины — это боль, — заметил бывалый космоплаватель Митч, — люби и оставляй их на Земле, которой они и принадлежат.

— Пит хочет, чтобы она прилетела к нему на Марс, — объяснил Портер. В кабине Б-9, где четверо мужчин размещались всего на пятнадцати кубометрах пространства, всякий раскрытый в ночной тьме секрет рано или поздно становился известным всем. Но черт побери Эрика за его болтливость.

— Она спросила, можно ли ей приехать, — тихо сказал Спивак.

— До того как ты улетел? — громко осведомился «космический волк».

— Нет, потом. Ей понадобилось время, чтобы привыкнуть к мысли покинуть Землю. Она еще ничего не решила, когда я улетал.

— А как ты узнал об этом?

— Она послала мне пленку с записью через неделю после того, как мы вышли на орбиту Марса… Кто-то напал на нее в Нью-Йорке, и она решила покинуть Землю.

— Ну и что ты ей сказал?

— Естественно, пригласил к себе…

— Ты говорил с ней лично? По двусторонней связи?

— Нет, я не был уверен во временной разнице. Поэтому оператор предложил мне просто послать ночное письмо.

— Весьма интересно, — заметил космолетчик.

— Это было очень энергичное письмо, — пустился в объяснения Питер, — ведь я действительно хотел, чтобы она представила свои работы Фонду как технический иллюстратор — и вылетела со следующим кораблем.

— Но она ничего не ответила, — объяснил Портер, — ни строчки!

— И все это в ту неделю, когда мы достигли орбиты и сошли с нее, — задумчиво произнес Норт. Он постукивал картами по столу, словно о чем-то размышляя. — Это было как раз в то время, когда нас настиг солнечный взрыв, так?

— За день или два до того.

— Правильно, — согласился Норт, хотя было неясно, к чему он клонит, — потом ты связывался с ней?

— Ну… — Питер сделал паузу.

Его глубоко обидело ее молчание. И сейчас он не был уверен, хочет ли, чтобы сотоварищи разбирали по косточкам его интимную жизнь, затрагивая мужскую гордость… Но какая разница! Так или иначе, все дойдет до их ушей.

— Она была не совсем уверена в своих планах, когда отсылала кассету, — выговорил Питер, — поэтому, когда на мое письмо ответа не последовало, Я склонился к мысли, что она опять передумала.

— И ты больше с ней не связывался?

— Нет.

— Даже из радиорубки, просто, чтобы убедиться, что твое письмо получили?

— Почему я должен был это делать? — Хотя Норт задавал вопросы в весьма дружелюбном тоне, от такого допроса Питер медленно приходил в ярость.

— А почему бы и нет? У нас здесь исследовательский космолет, а не гостиница. Порой письма задерживаются в пути или даже… Господи! Тебе же никто ничего не сказал!

— Так скажи мне ты, в чем все-таки дело?! — Питер уже устал от разговора.

— Был сбой связи. Солнечный взрыв вызвал к жизни волну насыщенных энергией статических помех, которые разорвали все линии. Это случилось примерно за день до того, как мы свернули работу, готовясь к магнитному шторму. Так что, если твое ночное письмо транслировалось в этот момент, следов теперь не сыскать.

— Но почему же связист ничего не проверил? — изумился Питер.

— Что? Проверить неофициальный разговор? Да он, наверняка, даже не зарегистрировал письмо при передаче.

— Тогда… она наверняка думает… что я не…

— Месяц — большой срок, парень. Наверное, ты снова ее потерял, — Митч Норт склонился над картами. — Так ты будешь делать ставку, или как?

Кручение

Вращение

Удар!

Удар!

Вилка в руке Шерил Хастингс ходила все быстрее и быстрее, превращая розанчик масла в желтое месиво. Когда оно стало сползать с тарелки, мать Шерил посмотрела на нее.

— Дорогая, ты так все размажешь, — тихо заметила она.

— Извини, мама.

— Надо отдавать себе отчет в том, что ты делаешь.

— Знаю, но не могу думать…

— Шерри, ты и не думала. Ты мечтала. — Джейн Хастингс энергично сдвинула на край стола книгу рецептов и выставила вперед локти. Лекция начиналась:

— Одни мечты уносят нас куда-нибудь, а другие — просто водят по замкнутому кругу.

— Хорошо, Мама. Значит я мечтала.

— Не можешь ли ты назвать мне предмет мечтаний?

— М-м… Мне нужно услышать ответ из Фонда. Либо да, либо нет, но они молчат. И я не могу понять причину. То есть, мои труды не настолько хороши, чтобы понадобилось созывать какой-нибудь всемирный комитет для экспертизы. С другой стороны, они и не настолько плохи, чтобы никто не решился мне позвонить, боясь обидеть. Так почему никакого ответа? Полная неопределенность.

— Может у них слишком много обращений, так что быстро и не решить, — предположила Джейн. — Прошел лишь месяц. К тому же все эти обсуждения в комитетах, судейских группах — бумажная работа отнимает столько времени.

— Но хоть что-то я должна услышать.

— Это все, что тебя волнует?

— Ну… Питер тоже. От него давно должна была прийти весточка.

— Разве я не предупреждала тебя, что не нужно посылать пленку из больницы. Дорогая, ты выглядела не самым лучшим образом.

— Я хотела быть честной с ним.

— Быть честной означает держать лицо подальше от видеокамеры, пока оно не заживет. Нет, мне кажется, что ты хотела быть жестокой — показать Питеру, к чему привел его отъезд… Или надавить на его жалость.

— Нет. Я просто думала, что он может увидеть…

— Ты хотела показать ему, что не умеешь сама о себе позаботиться? Чтобы он подумал, что ему следует сделать это за тебя? И мне кажется, ты показала лишь, какой дурочкой можешь быть.

— Ладно, мама. Пусть будет так.

Джейн Хастингс слегка вздохнула:

— Нет, дорогая. Я не хочу этого «пусть будет так». Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я хочу поехать на Марс. Хочу быть с Питером.

— Тогда хватит мечтать об этом.

— Почему нет?

— В дни моей юности — о которой ты можешь думать, как о временах юбок с разрезом и открытых автомобилей, — женщине вовсе не обязательно было быть столь застенчивой и далекой от жизни. Или столь же глупой.

— Мама!

— Почему бы тебе самой не сделать что-то? Позвонить в Фонд и вежливо спросить, получили ли они твое прошение, или оно затерялось на почте? Свяжись с Питером и спроси его о том же…

— Не знаю. Я полагаю, что боюсь быть отвергнутой. Дважды.

— Когда впереди долгий путь, знать наверняка менее больно, чем просто ждать и надеется.

Бум

Бум

Бум

Бумм!

Связист первого класса Уилбур Фредрикс оторвался от игры, увидев, что к нему приближается Питер Спивак, держась за левый локоть.

— Ударился? — дружелюбно спросил он.

— Неудобное место для поворота, — смутился Питер.

— Да, я сам здесь всегда притормаживаю… Чем могу быть полезен?

— Хочу послать кассету. Нет, лучше двусторонняя связь, если это возможно.

— Почему нет. Куда?

— Как и в прошлый раз, Сэг Харбор, Большой Нью-Йорк.

— Так, а временная разница… неплохо, — заметил Фредрикс. — Мы только что получили почту, и на одном из писем стоит обратный код Сэг Харбора. Интересное совпадение, правда?

— Сообщение вернулось? — лицо молодого человека застыло, словно после удара по голове чем-то тяжелым.

— Да нет же! Кто заплатит, чтобы вернуть испущенные волны. Я имел в виду, что письмо пришло из Сэг Харбора.

— Для меня?

— Сейчас, посмотрим. — Фредрикс отложил в сторону игру, повернулся к пульту и стал прогонять список сообщений. Под номером семнадцатым он отыскал искомое сообщение.

— Ну если ты Питер Спивак, то для тебя.

— Я могу его получить?

— Парень, мне надо все рассортировать. Сначала я отделю документы от частной переписки, затем декодирую и отправлю официальные бумаги, а уж потом займусь письмами. Давай после обеда…

Питер слабо улыбнулся:

— Не мог бы ты один раз нарушить обычный порядок, вытащить письмо под номером семнадцать и просто отдать его мне?

— Придется делать специальный отбор.

— …А это тяжело?

Фредрикс изучал молодого человека.

— Да, работа тяжелая, — важно заметил специалист по связи. — Но вот что я тебе скажу. Для такого друга как ты, разобьюсь в лепешку.

— Ур-ра!

— А однажды скажем, когда мы вернемся на Землю, может быть, ты сделаешь одолжение для меня.

— М-м… конечно. Какое?

— Представь меня этой девушке.

— Почему нет. Я думаю она будет рада тебя видеть.

— Вдруг у нее есть сестра, которая хочет эмигрировать.

Спивак долго смотрел на Фредрикса.

— Извини, у нее нет сестер.

— А близкая подруга?

— Конечно. Шерил знает массу интересных людей на Земле.

— Тогда по рукам, — оператор повернулся к пульту и стал распаковывать сообщения. Вдруг он внезапно повернулся к Питеру:

— А ты собираешься послать свое.

Питер улыбнулся:

— Дам тебе знать через две минуты.

Глава 30

ПРЕСТУПНАЯ ХАЛАТНОСТЬ

Цянг пр ГК2Б 3:2 Д

Морис Био пр УитЦен 2:1 Д

Карлин и др пр ЛунБер 9:4 П

Ааронсон и др пр Вирти 30:1 П

Боже, что это? Кто это? Наверное, просто ошибочная распечатка.

Луи Бингэм по прозвищу «Затычка» подергал мускулом левой щеки, чтобы перегнать линии на экранах. Ну какой дурак поставит на столь незначительные шансы, когда тридцать выступают против одного? Когда курсор подошел к директории «Ааронсон этал», Луи кивком головы вызвал справочные материалы.

Теперь все стало на свои места, и Бингэм подумал, что стареет и теряет былую зоркость. Во-первых, там было имя истца, первое в ряду других, а во-вторых, сокращение «этал» от латинского термина «эталиа», что означало «и другие». Так Луи сделал вывод, что перед ним гражданский иск, рассмотрение которого судом становилось все более ненадежным.

Тем более такого уровня.

«Вирти» представляла собой аббревиатуру компании «Виртуалити», известной как конгломерат, занимавшийся кибер-имитацией информации и развлечений. Причины для иска, на взгляд Луи, были весьма необоснованными. Под названием «Ааронсон и др.» скрывались 2.254.361 истцов, которые либо были сами клиентами компании, либо наследниками и опекунами, действовавшими от их имени. Клиенты, чьи головы пострадали в результате солнечного взрыва двадцать первого марта, предъявляли иски компании на основании якобы имевшей место халатности фирмы во время передачи «сигналов для электроорганического интерфейса» через «цепи, подверженные внеземным воздействиям, включая электромагнитные помехи из всех источников». Иными словами, компании не следовало использовать коммерческие телефонные лучи для связи с клиентами. А если лучи все же использовались, то следовало установить предохранители в оборудование для обычной и конференц-связи за счет компании с целью защиты пользователей от возможных взрывов на Солнце.

— Правильно! — воскликнул Луи Бингэм, который сам знал кое-что о преступной халатности. — Я и сам куплю такой.

При таком повороте дела тридцать к одному выглядели великодушно.

Бингэм знал, что было время, когда гражданские иски являлись сугубо частным делом. Ведущие тяжбу обсуждали дело в зале судебных заседаний, а потом суд присуждал иск той или другой стороне. Лишь в случае, если судившиеся были известными людьми, суд привлекал к себе внимание прессы.

Все это было около ста лет назад, когда существовало понятие гражданского долга. В те годы граждане могли заседать в суде, выслушивать обе стороны и даже выносить порой разумный вердикт.

Однако с 2032 года штат Калифорния, к примеру, не созывал суд при слушании дел гражданского состояния и лишь несколько раз разбирались уголовные дела. К тому времени многие люди не могли стать членами суда в силу судимостей или по другим мотивам. Они даже не регистрировались как избиратели и уклонялись от налогообложения. Некоторое время все дела разбирались в судебной палате, пока список дел на рассмотрение не растянулся аж до грядущего века. А затем «судейский бунт» в 2042 году положил конец рассмотрению всех дел, хотя человеческое желание взыскать убыток с обидчика осталось.

Посему, потворствуя духу игр и развлечений, законодательная палата Калифорнии провело Закон от 2044 года о присуждении дела Актом рефери и референдума. В нем говорилось, что всякий, желающий взыскать ущерб с другого, должен подать петицию (тут же развелась масса профессиональных жалобщиков, готовых за деньги состряпать прошение) и представить ее юридическую комиссию штата. Если комиссия находила прошение обоснованным, тогда оно в купе с еще четырьмя запускалось в один из будущих выпусков лотереи «Лотто». Ну а потом всякий, кому доставался такой билет, мог выступить в роли вершителя правосудия. Все решения суда народного арбитража считались окончательными.

Прошло немного времени, с тех пор как все другие штаты, заваленные разбором дел, приняли похожие законы. Вся суть заключалась в том, что во всяком штате, да и во многих округах и муниципалитетах тоже, имелись свои лотереи. В пожарном порядке федеральный суд установил такой закон для большинства дел, как гражданских, так и уголовных.

А еще через некоторое время компания «Будущее закона» открыла сети пунктов по исчислению шансов и проведению ставок по искам. Честно говоря, она не была ни первой, ни единственной системой тотализатора, образовавшейся вокруг суда народного арбитража. Однако эта компания одна лишь сумела устоять после целой серии скандалов. Теперь она вышла на общенациональный уровень и публиковала «Око закона», реестр, в котором ежедневно для удобства игроков публиковались текущие дела.

Большинство игроков составляли юристы, которые зарабатывали на существование тем, что пытались угадать победителей и состязаться с досужей публикой. К примеру, четырнадцать местных фондов, двадцать шесть зарегистрированных консорциумов и инвестиционных групп, а также порядка тысячи любителей пустить на ветер денежки держали счета в компании «Бингэм и Бингэм». Фирма Луи руководила их действиями и раз в квартал отчитывалась о доходах и тратах.

Вся деятельность юристов свелась фактически к написанию кратеньких, в один абзац, описаний мотивов иска для желающих затеять тяжбу, сбору подписей под петицией и представлению ее в судебную комиссию. За такую деятельность Бингэм мог взять с клиентов не больше пяти сотен долларов. Согласно правилам этики, юрист не мог делать ставки по мотивам, которые сам и излагал, поскольку здесь имело место некое столкновение интересов в силу знания обстоятельств дела, полученного из первых рук. Немногие крупные фирмы занимались гражданскими исками, поскольку на других делах можно было заработать значительно больше.