Глава 24

ШТОПОР

504 км/ч

506 км/ч

509 км/ч

513 км/ч

По мере того, как «Одинокая звезда» набирала скорость на залитых рекой Бразос равнинах между Остином и Хьюстоном, единственными звуками, доносившимися до инженера Говарда Сейджа были ровный гул ветра да жужжание трансформаторов. И никакого тебе стука колес по стальным рельсам и дробного вздрагивания на перегонах.

Под его поездом не было ни колес, ни рельсов.

Секретом ускорения и постоянного движения поезда являлась магнитная левитация. Состав из двадцати одного вагона, который было принято называть ныне «плывущим», что очень нравилось самому Сейджу, скользил по дорожке чередующихся северных и южных электромагнитов, которые сообщали поступательное движение. Другие магниты, установленные по краям, предохраняли вагоны от шатанья из стороны в сторону. Когда система полностью наполнялась энергией, движением состава занимались лишь контактные полозья каждого из вагонов, которые, двигаясь вдоль электроцепи, забирали ток высокого напряжения для левитационных полозьев, контрольных цепей, света, систем кондиционирования, холодильников для бара и вагона-ресторана и прочих аксессуаров.

За счет череды полярностей установленных на дорожке магнитов, система вызывала движение полозьев от одного магнита к другому, подобно тому, как скручиваются полюса электромотора, за исключением того, что здесь шла непрерывная линия. Вагоны в буквальном смысле слова переступали с одного магнита на другой. Вот только «переступали» — не слишком удачное слово, ведь при частой смене полярностей можно развить очень высокую скорость. Сейдж полагал, что скорость его состава ограничивают лишь сопротивление ветра, да нагревание поддонов от трения.

Суть контрольных протоколов заключалась в том, что помимо простых механизмов ускоренного изменения полярности для развития максимальной скорости поезда, система характеризовалась отсутствием кибернетической зависимости. Отсутствовали дополнительные петли для повышения гаусса магнитного поля с целью компенсации веса пассажиров и багажа. Система просто воспринимала постоянную нагрузку и в соответствии с ней двигалась по магнитному полю. На пути поезда отсутствовали датчики, считывавшие показатели скорости поезда и ускорявшие боковые магниты с целью компенсации крена. Поля просто отталкивали все, вступавшее в их зону действия, с такой силой, что ее хватало бы на то, чтобы отбросить артиллерийский снаряд к месту ведения огня.

Уверенность и независимость — такими были идеалы конструкторов, напоминавшие тем, что существовали на заре железных дорог в США. И слава богу, сказал бы Говард Сейдж. Хватит этого точно сбалансированного, манерного и крепкого искусственным интеллектом века, когда все находится на грани между приятным и пустым, начиная от телефонного аппарата и заканчивая чесночной колбасой. Здесь же была сила, и, возможно, именно такая философия создателей поезда спасла жизнь Говарда Сейджа, и жизни более двух тысяч пассажиров, направлявшихся под его попечением в Хьюстон.

Когда головной вагон «провалился в дыру» — именно так описывал позднее Сейдж свои ощущения от разрушенного магнитного поля — он привел в действие систему торможения. Таким образом по бокам дорожки должен был включится пульсирующий механизм скоростного замедления вращения магнитов. Затем изменение магнитного поля локомотива с севера на юг и опять на север растягивало магнитное поле самого состава и приводило к прекращению движения. «Увеличение снижения скорости» как назвали бы этот процесс конструкторы.

Когда располагавшееся в трехстах метрах впереди второе магнитное поле также отказало, головной вагон просто свалился на дорожку. Бомм! Говард Сейдж хотел было сделать общее объявление для пассажиров, нечто вроде: «Говорит капитан. Ребята, у нас небольшая хреновина, но волноваться не из-за чего», но такого он сказать не мог. Поезда на магнитной подушке никогда не вели себя подобным образом, и руки инженера были слишком заняты и без микрофона.

Невидимые магнитные подушки под составом неожиданно пропали, подобно выщербленным от времени камням на мощеных римских дорогах. Несущие полозья вагонов, эти узенькие, сделанные из углеродистой стали небольшие призмы, предназначенные лишь для того, чтобы поддерживать поезд на стоянках, с лязгом и грохотом бились по бетону дорожки. Грохот стал напоминать удары молота по наковальне.

Сейдж напряженно работал с выключателями. Как только щелчок на дисплее показывал, что внутренние двери свободны, он поочередно отстегивал магнитные буферы между вагонами. Это шло вразрез с общепринятой в компании практикой, но Говард Сейдж знал, что делает.

Когда магнитный поток распадается подобным образом, создавая мертвые зоны в полях, поддерживающих состав, некоторые из вагонов неизбежно будут двигаться быстрее остальных. В уме Сейдж представлял себе результат: часть вагонов столкнется и упадет на равнину, стаскивая с дорожки и увлекая за собой остальной состав. Чтобы избежать этого, Сейдж пытался разбить состав на отдельные модули. Тогда некоторые из них могут сойти с пути, но того эффекта, когда весь состав сходит с рельсов, можно будет избежать.

Дисплей высвечивал для Сейджа результат операции. В составе образовались дыры. Вагоны, движущиеся более медленно, теряли скорость, а столкновений было немного, что было уже хорошо, поскольку замыкающие вагоны теряли скорость с каждым ударом по дорожке. Головные вагоны быстро отделялись друг от друга.

Теперь Сейджу оставалось лишь наблюдать за изменениями на экране, отсчитывать скорость и молиться, чтобы больше ничего не произошло.

Пятьсот километров в час, четыреста, триста… двести…

Километровые знаки мелькали все реже и реже. Стук по дорожке раздавался не с той частотой, хотя порой и громче. Говарда трясло как в лихорадке, а вагон продолжало бить. Сейджу пришло в голову, что после этой поездки ребятам из компании «Мощь и путь» придется заменить пару километров бетона.

Сто пятьдесят… сто тридцать пять, сто пятнадцать… сто.

Скорость начала падать быстрее, когда сила инерции, то есть вес поезда, помноженный на скорость, пришла в сравнительное соответствие с тормозящим воздействием магнитных полей дорожки.

Семьдесят пять, пятьдесят, двадцать, десять.

Первый вагон, в котором находился Сейдж, уже двигался на предельно малой скорости. Если на большой скорости днище и полозья вагона бились о бетон, то теперь движение превратилось в тряску. В последнем усилии сначала на дорожку окончательно опустился хвост вагона, а затем его передняя часть. Проехав еще пару метров, вагон остановился подрагивая.

Через секунду в хвост ударил второй вагон. Возможно, его больше не удастся восстановить, подумал Сейдж. Дисплей мигнул и померк.

Сейдж знал, что на линии наверняка имеются пассажиры с разорванными рубашками, пробитыми головами, разбитыми коленями и локтями, с поврежденными легкими. Возможно даже, один или два человека скончались от сердечного приступа. Но все могло быть гораздо хуже, сказал себе Сейдж, если бы разбитые вагоны с людьми покатились по равнине. Ведь то же самое случается, когда на такой скорости падает летящий на малой высоте самолет, а разве поезд на магнитной подушке на него не похож?

Сегодня утром бог смилостивился над ними.

Удар

Вращение

Установка

Запирание

На глубине пять тысяч метров в гранитной толще гор Сьерра-Невады продолжался обычный процесс загрузки, покрытия и запуска керамических снарядов с грузами из зала сборки. В это же время наверху, находясь в своем кабинете и наблюдая за разворачивающимся действием, руководитель полетов Наоми Рао, управляющая пусковым комплексом космодрома Уитни-центр, отчитывала одного из операторов ночной смены.

— Так что насчет «небольшой нестабильности»? — спросила она, показывая оператору план запусков на утро.

— Да то и есть, — не отводя глаз, спокойно ответил Стивен Гилед, — видеокамерой на высотах пять и шесть километров зафиксировано дрожание груза при прохождении. Это случилось, вообще говоря, дважды. Первый раз во время запуска в семь шестнадцать, и второй раз в семь сорок два.

— Сдвиг груза?

— Нет, это было больше похоже на однократный тяжелый удар внутри корпуса, по мере сообщения ускорения. Напоминает сдвиги в плазменном конверте. Вы можете посмотреть ответы…

— Давай посмотрим, — кивнула Рао. Она повернулась к одному из терминалов и извлекла архивные файлы по запускам. Правовой кибер центра сохранял файлы в течение трех дней, а потом, если грузы достигали стабильной орбиты и никто не жаловался на разбитые вещи, выбрасывал их из памяти.

— Кто заказчик? — спросила Наоми. Компьютер мог, конечно, выдать ей все данные, но она предпочитала получать их устно от персонала.

— Компания «Мориссей биодизайнс», груз для их последней платформы на высоту в тысячу двести километров. Канистры на экране идентичны, груз и метод загрузки стандартные.

— Ладно.

Изображение на широком экране ожило, когда из катапульты вырвался первый керамический снаряд Извергнув фиолетовое пламя, электрические дуги перебросили покрытие из алюминиевой крошки в проводящую плазму. Через мгновение горящее яйцо исчезло в черной дыре пустой трубы.

Сменяющиеся картинки показывали прохождение снаряда по туннелю. С каждым новым кадром плазменное облако становилось длиннее, Ярче, но одновременно и тоньше, напоминая огонек свечи, вытянувшийся по направлению к богатому кислородом воздуху. По мере истончения плазмы, Наоми казалось, что она видит, как просвечивает нос ракеты.

На пятом снимке облако дернулось. И на шестом, как-будто огонек свечи встретил другое направление воздуха. Однако в трубе катапульты Наоми Рао прежде ничего подобного не видела.

Все прочие картинки отображали постоянное пламя, так, как оно и должно было быть, когда ракета приближается к скорости в двадцать семь тысяч километров в час.

— Это и есть то, что ты отметил в журнале как «небольшую нестабильность?» — спросила Наоми.

— Именно так, — ответил Гилед.

— Но если это не сдвиг груза, тогда что?

— Ну… вы слышали о предупреждении НАСА вчера вечером?

— Правда? — Наоми только как полчаса вышла на смену. — И где же оно?

— Возможно, что ваша копия в ящике для электронной почты. Мы разослали копии всем операторам, как только получили ее…

— И в чем суть?

— Они ожидают нечто электромагнитной интерференции, которая произойдет в течение тридцати часов, начиная со вчерашнего вечера. Это имеет отношение к солнечному взрыву и ионной буре на Солнце. НАСА хочет, чтобы все, кто связан с энергетикой, прекратили свои операции на это время, то есть на субботу и воскресение.

— К черту.

— Да, мы так и подумали, что вы это скажете, а потому стали продолжать пуски.

— И правильно сделали, — согласилась Наоми. — Мы и так потеряли тридцать часов, и никогда не войдем в график снова.

— Единственно, я думаю, что сдвиг в конверте как раз и объясняется этой «магнитной интерференцией».

Наоми снова повернулась к экрану. Конечно, все, что она смогла увидеть, так это последний кадр, застывший в момент, когда верхние ворота шахты закрывали за собой красноватую петлю охлаждающейся плазмы. Она решила не просматривать файл снова.

— Наши системы заметили какие-либо вспышки?

— Мы ничего не замеряли. Я имею в виду, что ионизирующая дуга достигла нужной температуры, и линейные конденсаторы сработали во время. Однако если в какой-нибудь из индукционных катушек окажется лишний гаусс, то мы никогда об этом не узнаем.

— Я думаю также.

— Вы хотите, чтобы мы продолжали пуски?

— Естественно! Подумаешь, вспышка в плазменном конверте. На такой скорости грузам ничто не может повредить. А если начнется нестабильность, то мы можем всегда отложить запуск.

— Да, мэм.

— Думаю, мне стоит сказать дневной смене, чтобы они не придавали особого значения предупреждению НАСА.

— Уже сделано.

— Молодцы! Ничто не может прервать МОЕ расписание.

— Именно так, мэм!

20 000 км/ч

21 500 км/ч

22 900 км/ч

23 400 км/ч

Керамическое яйцо летело вперед под действием ускорения более чем в пятьсот гравитационных чисел. Сила инерции вдавила груз — стены и внутренние переборки для новой платформы компании «Мориссей Биодизайнс» — глубоко в пену, обрамлявшую внутреннее пространство корабля. Под действием ускорения пена сжималась, разрушая частично составляющие ее элементы и воздушные пустоты. Однако вещество равномерно распределяло давление на корпус, внутреннее обтекаемое устройство которого было предназначено для поддержки мощной кинетической энергии, используемой при запуске.

Туннель с четырех сторон обрамлялся индукционными катушками. Встроенные в суперструктуры магниты порождали обратно направленные поля, которые поднимали вверх подушку из ионизированных алюминиевых паров, на которой покоилась ракета, стабилизировали ее положение между полярными направлениями и протягивали ее вперед по мере плавно нарастающего ускорения. Ракета шла легко, поскольку труба была приспособлена к отсутствию в ней обычного атмосферного давления. С одной стороны, ее запирал воздушный замок, с другой — быстродействующие воротца, установленные возле вершины горы Уитни, и защищенные от действия плотного воздуха высотой пика, достигавшей более четырех тысяч метров над уровнем моря.

Туннель диаметром в сто пятьдесят метров был значительно шире, чем это требовалось для запуска ракет подобного класса, едва достигавших десяти метров в поперечнике. Внизу, где катапульта забирала наибольшее количество энергии, индукционные катушки вдавливались, почти касаясь керамической поверхности. Наверху же они выбрасывали ввысь пучки света…

Причина этого неожиданного свечения заключалась в принципах механики при выведении корабля на орбиту. Космодрому приходилось запускать корабли на различные орбиты по оси восток-запад. Некоторые грузы устремлялись далеко на юг, пересекая под тупым углом экватор и выходя на орбиту, почти соответствующей полюсной. Другие из ворот вылетали прямо в направлении восток-юго-восток едва захватывая южное полушарие и повисая почти над экватором. Некоторые летели прямо вверх, чтобы затем, не выходя на орбиту, уйти снова в плотные слои атмосферы. Все прочие по пологой траектории направлялись к горизонту и исчезали где-то за пределами земной планетарной системы.

Индукционные катушки светили из трубы, поскольку космодром запускал ракеты как шарообразной, так и конусообразной формы прямо от контрольной отметки платформы.

В точке где катушки выходили на свою десятиметровую дистанцию, установленным в них магнитам приходилось создавать соответственно все более сильные поля, чтобы удержать под контролем грузы. Поля превращались в огромные взаимосвязанные пузыри, пересекаемыми магнитными силовыми линиями. Задавая курс между этих полей так, чтобы каждая керамическая ракета могла выйти на нужную ей орбиту, киберы космодрома достигли кульминации технического творчества.

По мере того как груженая блоками для стен ракета скользнула к последнему этапу своего нахождения в туннеле, северный полюс в движущейся впереди катушке вздрогнул и подался во внутрь. Облако плазмы рванулось вверх, прокладывая новый курс, но уже без соответствующей поддержки от катушки внизу. Даже при скорости более двадцати тысяч километров в час и при огромных внутренних энергиях, порожденных ускорением, ракета слегка изменила направление полета, следуя за полем.

Следующее поле над пресловутой верхней катушкой неожиданно рухнуло. Корабль, движимый вперед порожденным нижней катушкой противоположным полем и лишившийся теперь поддержки сверху, устремился в дыру, тем самым поднявшись на полметра выше заданного курса.

Третий магнитный полюс верхней катушки работал в полную силу. Войдя в его поле под неисчисленным углом, но очевидно, слишком высоким, ракета самортизировала, и нос корабля задрался еще больше.

Окружавшее четвертый магнит поле выросло само без всякой причины, что еще больше увеличило разрыв между истинным и действительным полетными курсами.

Сквозь пятый, шестой и седьмой магниты корабль корабль летел на своем плазменном облаке уже неуправляемым. Однако вероятность того, что корабль будет двигаться с грубым приближением к истинному курсу и благополучно вылетит из трубы, все-таки сохранялось. Столкновение с плотным воздухом повредит ракете, но такова была цена за запуск с магнитной катапульты в самый разгар ионного шторма.

Ожидания не оправдались. Космодрому Уитни не повезло.

Неконтролируемое вращение ракеты замедлилось достаточно, чтобы разрушить синхронизованную работу кибера, открывавшего и запиравшего выпускные воротца. Запрограммированный до того, как начались странные воздействия, механизм распахнул воротца в открытое небо на десятую долю секунды раньше и, соответственно, раньше и захлопнул. Полторы тонны керамики, пены и тяжелых металлоконструкций, летящие на скорости двадцать четыре километров в час, врезались со всего маху в сомкнувшиеся стальные двери.

Если бы ракета летела всего на несколько тысяч километров быстрее или если бы ворота были изготовлены из менее стойких современных материалов, то тогда корабль мог бы просто прорваться сквозь них без особых затруднений.

Вместо этого стальные перегородки выдерживали удар достаточно долго для того, чтобы кинетическая энергия, толкавшая корабль, превратила его в пар. Стальные лепестки поглотили удар и срикошетили в густой воздух. Как результат, акустический взрыв снес вершину горы.

В какую-то долю секунды драгоценное расписание полетов Наоми Рао превратилось в фикцию. Хуже того, главный космодром, то чьих регулярный запусков так зависели люди работавшие на низких орбитах, нуждавшиеся в продуктах, лекарствах, сырье, сжатых атмосферных газах, а главное, в питьевой воде, отныне был закрыт без всякой надежды на быстрое восстановление.

Глава 25

Вдох-выдох

Вдох-выдох

Вдох-выдох

Вдох-выдох

Какая подлость!

Киффер Первый, Великий князь Сиртиса Мейджора и наследный лорд Фобоса стоял перед входом в королевскую цитадель, лязгая от ярости зубами. Давление доносило до лорда странные звуки: стук его собственного сердца, мерное завывание регуляторов воздуха, стук ботинок по каменистой почве. Такие странные звуки и страшные мысли приходили в голову многим именитым властителям, когда те обнаруживали двуличие и измену самых преданных министров, когда счастливое бытие короля в замке рушилось перед лицом возглавляемой книжником крестьянской армии.

Дверь была заперта.

Киффер Первый снова нажал на контрольную панель. Кнопки легко ушли внутрь, но никакие огоньки не зажглись, не заработали насосы, замки не раскрылись. Дверь просто издевалась над ним.

Естественно имелись и другие входы. Ни один уважающий себя властелин не мог не иметь запасные двери, секретные проходы и выходы в подвалы. Однако наверняка и они закрыты.

Что случилось? Разве ветер подул в другую сторону? Почему машины владений Киффера Первого объединились против него в заговоре? Почему эта дверь преградила путь своему сюзерену? Киффер Первый изо всех сил напряг свой мыслительный аппарат, пытаясь ухватиться за какую-нибудь логическую нить, высечь хотя бы искру здравой мысли…

Конечно же! Восстание организовано силами из дальнего мира. Как он и предполагал, наверняка во главе заговора стоят книжники и бюрократы! Миньоны его главного врага, Национальной администрации аэронавтики и исследования космоса, состряпали басню об огромной катастрофе на Солнце. Наверняка эта ложь, поскольку никаких предвещаемых волн атмосферных помех, мешавших связи на Фобосе, не обнаружено.

Точнее, за всю свою жизнь Киффер Первый не мог припомнить ничего подобного. Он находился вне цитадели, осматривая одно из своих владений, когда прозвучало это предупреждение НАСА. Лорд помнил это хорошо, поскольку его дел находился полностью в тени Марса и представлял собой очень величественное зрелище.

Теперь ему было ясно, что информация насквозь фальшива. Никакой катастрофы не было, была лишь провокация, устроенная, чтобы напугать его подданных и заставить их перешагнуть черту неповиновения. И сейчас его помощники заперлись в крепости.

Киффер Первый пошел в обход стены, направляясь к машинному залу, где хранились скутеры. Когда он подошел к воздушному замку, выяснилось, что и тот предал хозяина и отказывается повиноваться. На панели мигала надпись: ОТКАЗ СИСТЕМЫ.

Проклятая электроника!

Киффер Первый напряженно соображал, как можно вмешаться в ход событий. В комплекте инструментов имелся автоген. Алюминиевые панели двери не такие уж толстые, их можно будет прорезать как ножом масло… Разве что автоген хранился вместе со всем комплектом инструментов, а комплект лежал в гараже, по другую сторону замка.

Черт побери! Заговор против него разрастался.

Однако, поразмыслив немного, лорд пришел к выводу, что все не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Дверь не была цельнометаллической, а состояла из алюминиевых полос, проложенных полиэстером, — не слишком-то прочная конструкция. Так что можно обойтись и без автогена, подумал Киффер Первый, достаточно найти что-либо острое и прорезать алюминиевую ткань. Если сделать надрез и просунуть голову, он сумеет попасть внутрь. Для этой цели как раз подойдет карманный нож, который он всегда носил с собой.

…Под скафандром.

Киффер Первый ударил рукой по двери гаража. Он почувствовал как удар эхом отразился внутри.

Компьютер станции наверняка снюхался с НАСА. Иного объяснения не было. Ученые с Земли совратили его единственного друга и компаньона, вечного партнера по шахматной доске и рулетке, его мажордома, его первого министра, Первого лорда Канальных путей. Именно так. Это был конец.

Арти пошел против Киффера Первого.

Арти запер изнутри цитадель.

Наконец он добился того, чего всегда так страстно желал: взять всю власть в свои руки.

Прекрасно подготовленный закулисный заговор поразил Киффера в самое сердце. Вдох-выдох. А вдохновитель заговора никогда не отступится от задуманного, ведь Арти в своих действиях был прямолинеен, как и подобает киберу.

В отчаянии Киффер Первый побрел от гаража прочь через каменистые равнины Фобоса. Гораздо быстрее, чем предполагал, преданный всеми лорд очутился на гребне одного из самых красивых созданий природы на спутнике Марса — кратере Холла.

Там внизу, в затуманенных глубинах, куда он никогда не отваживался ступать, в бездонной дыре вечной ночи он найдет себе союзников.

На дне, до которого, как уверяла его лживая электроника, всего двенадцать метров глубины, неподвластной солнечному свету, но, как чувствовал он сам, значительно больше, ждут неразгаданные тайны… Там он найдет себе лучших спутников.

Человеческие духи из поэзии и мифов сильнее, чем зависящий от схем и проводов электронный интеллект. Он призовет Сатану, Люцифера, Одина и Яхве, затаившихся там, внизу. Наводящие ужас помогут ему расправиться с засевшими в цитадели заговорщиками. Киффер Первый выключил радио, чтобы Арти не мог подслушать, и попытался набрать полную грудь воздуха, выкликая духов. Вдох получился коротким. Раскрыв рот шире и подавшись вперед, лорд повторил попытку. Воздух больше не поступал в регулятор, не было слышно и привычного шума.

Он попытался в третий раз глотнуть воздуха, сжав губы и буквально всасывая неподвижную массу, однако Киффер услышал только небольшой хлопок чуть ниже шейного кольца.

Киффер Первый задержал дыхание, зная, что следующий выдох через регулятор уйдет прямо в вакуум. Однако уже через минуту легкие не могли больше выносить напряжение, перед глазами заплясали черные и белые точки, мешаясь с сиявшими над кратером звездами. Лорд попытался сделать вдох снова, но ничего не получилось. Внутри шлема царил вакуум, прижавший его нос к иллюминатору шлема. Даже костюм и тот оказался причастным к заговору против Наследного лорда Фобоса.

Надо что-то делать. Надо что-то немедленно делать. Он попытался направиться к королевской крепости, намереваясь, если надо, прошибить дверь кулаком, когда нога соскользнула с обрыва кратера.

На Фобосе гравитация невелика, и Киффер Первый падал медленно. Так медленно, что еще дышал в момент, когда разбил пластиковый иллюминатор об острый выступ скалы.

Со странным хлопком остатки воздуха вырвались из скафандра, и Киффер Первый соскользнул в темноту, присоединившись к призрачным силам хаоса и вечной тьмы.

Глава 26

НЕВЕДОМЫЕ ЗАВОЕВАТЕЛИ

Зеленый…

Желтый…

Красный…

Фиолетовый…

Абигайль Каррутерс заметила приведение, когда пошла на кухню за стаканом молока.

В комнате было темно, но Абигайль не стала включать верхний свет, чтобы не жечь электроэнергию зря. Сегодня на рассвете энергетики отключили большую часть города, и она хотела сэкономить хоть немного поступающего электричества. К тому же, холодильник большую часть дня тоже не работал, и Абигайль решила, что вполне может выпить молоко в темноте, чтобы тот подольше оставался холодным.

Идя по коридору, Абигайль Каррутерс обнаружила, что на кухне вовсе не так уж темно. Вообще говоря, огоньки горели достаточно ярко.

Окно кухни выходило на восток, и порой, когда стояла ясная погода, Абигайль видела, как в ночной дымке сияют огни Миннеаполиса-Сент-Пола. Наверное, это они и светят, подумала женщина, но тем не менее подошла к окну посмотреть.

Небо было чистым. Ярко сияли звезды, как это бывает холодной, морозной ночью, когда от реки не поднимается туман.

И все-таки, это непонятное свечение… Абигайль Каррутерс подошла еще ближе, прижавшись лбом к стеклу.

Свечение шло с севера. Желтые и зеленые огоньки мерцали подобно просоленному бревну, которое кладут в камин в особых случаях. Свет был столь же ярок, как и огонь, хотя более рассеян. Он не исходил из одной точки, подобно очагу лесного пожара, не был он и похож на болотный газ, чьи огоньки танцуют порой на болотах, лежащих в округе Айткин.

Да, он был слишком далек, если только метан не воспламенил весь округ.

Абигайль никогда не приходилось наблюдать такую картину: желтые и зеленые огоньки, обрамленные красным и фиолетовым, танцевали сейчас в ее окне.

Абигайль приближалась к восьмидесяти пяти летнему юбилею. Порой глаза могли сыграть с ней злую шутку. Так это было, когда она увидела, как с яблони спрыгнул Харви Гейтс. Она помахала ему рукой и собралась было выйти на крыльцо и спросить, как поживает его мама, как вдруг вспомнила, что Харви сорок лет назад погиб в Тунисе, а его мать, тетя София, умерла двадцатью годами позже. Однако, не смотря на это, маленький племянник минут пять раскачивался на ветке, смеясь ветру в такт, пока сам вместе с качелями и зеленой яблоней не растворился в холодно октябрьском дне.

Порой Абигайль посещали такие видения, и она знала, что это миражи, просто в ее мозговых клетках некоторые нейроны или часть молекул РНК направились не в ту сторону. Именно так представлял ситуацию доктор Уиггинс. А может быть, память просто возвращала события минувших лет, ведь когда Абигайль наблюдала видения, они были столь ОЩУТИМЫ.

Подобно этим всплескам зеленого пламени.

Да это и не пламя, поскольку Абигайль не видела ничего горящего. Свет в небе напоминал скорее тонкие полосы прозрачного шелка или нейлона, колеблемые нежным ветерком и подсвеченные иллюминацией, а может быть, стоящей где-то под ними гигантской рождественской елкой. Словно небесные шторки на божьем окошке.

Нет, все-таки не совсем это.

Они… как ангельские крылья. Абигайль четко видела их на фоне неба. Перья на крыльях были прямыми и узкими, слегка завивающимися как кроющие и маховые перья на крыльях беркута. Трепещущие перышки обрамляли горизонт.

Абигайль всмотрелась пристальнее, пытаясь заметить тело ангела. Она увидела желто-белые одежды, развевающиеся над зелеными крыльями. Однако вместо сияющих ликов и нимбов виднелась зияющая чернота, где не светили даже звезды.