Глава 19

СВЕТОВОЕ ИЗЛУЧЕНИЕ

Бум!

Бум!

Бум!

Бум!

Стук в дверь спального отсека Джины Точман напоминал работавшую на полную мощность электрическую ударную установку, с хорошими дозвуковыми эффектами, но слишком сильным звоном стекловолокон, сводимых вместе с хрупкой полимерной резиной.

— Все в порядке, — сонно сказала Джина, — я встаю.

Девушка опустила ноги на половичок и зашарила в поисках ночнушки. Не найдя, Джина взяла лежащую в углу простынь и завернулась в нее.

Стук продолжался.

— Эй, может быть, хватит? Я сейчас. — С этими словами Джина зашлепала босиком по валявшейся на полу одежде. Открыв замок, девушка распахнула дверь.

На пороге стоял ее начальник, Харри Раджи, и одетая в белое сестра из амбулатории. На ее значке было написано какое-то имя, что-то вроде «Толивера». Раджи стоял, прислонившись к противоположной стене, опустив голову и выдвинув вперед левое плечо, готовый пробить дверь насквозь.

— Стой так, Харри, — улыбнулась Джина, — иначе от столкновения с дверью тебе не поздоровится.

— Джина! Мы не могли разбудить тебя, и я был уверен…

— Вообще-то я просыпаюсь очень быстро, когда в мою дверь начинают молотить подобным образом. В чем дело? Ты что, не мог меня просто вызвать?

— Но мы так и сделали! — Раджи вошел в темную комнатку и склонился над телефоном. На экране виднелся мерцающий красно-белый огонек, который даже в сравнении с огнями в коридоре, был достаточно ярок, чтобы отбрасывать тень. По истечении первых пяти минут, как было известно Джине, к мерцанию добавляется энергичный звон, который она, несомненно, умудрилась проспать.

— Извини, Харри. Вчера, столько всего произошло.

— Сегодня тоже не обошлось без сюрпризов. Тебя ждут в амбулатории.

— Сначала на утреннюю вахту. Моя очередь, — с улыбкой ответила девушка.

— Тебя ждут немедленно, — лицо Харри, как и лицо сестры, было хмурым и серьезным.

— Но почему?

— Похоже, что…

Харри не успел договорить, как медсестра быстро взяла его за руку и предупреждающе покачала головой.

— Доктор должен рассказать ей все сам.

Теперь Джине удалось разглядеть, что на лацкане было написано: «Т.Олива».

— Хорошо, — подчинился указаниям сестры Раджи. — Джина, просто сходи с сестрой. Это очень важно.

— Я могу хотя бы одеться?

— Я подожду вас, — вмешалась сестра.

— Не надо, — ответила девушка, — я и сама знаю дорогу.

— Вы не понимаете, — вмешался в разговор неизвестный Джине мужчина, — это приказание доктора.

К моменту, когда Джина, надев костюм и тапочки, вышла из комнаты, мужчина по-прежнему ждал ее в коридоре, привалившись к стене.

— Пошли, — бросила ему на ходу Джина.

— Вы не хотите даже намекнуть мне, что стряслось? — Спросила через некоторое время Джина, оглядываясь через плечо.

— Мет, мэм, я на службе.

— Ну ладно.

Они прошли одну залу, вторую, прошли по коридору, когда до ушей Джины донеслись взволнованные голоса, напоминавшие текущую меж деревьев бурную реку.

— Что… так поздно… я не… никогда не слышал… какой-то курорт… идиоты… правильно… в такое время.

В конце коридора, там, где находилась амбулатория, рядом с дверью толпились и толкались люди. Подходя, Джина узнала нескольких туристов, а подойдя ближе, поняла, что все эти люди — туристы и никого из обслуживающего персонала с ними нет. Протискиваясь к двери, Джина подумала, что все они вчера были на прогулке.

— Что происходит? — повернулась она к медбрату.

— Доктор Харпер все объяснит вам, — ответил тот, указывая на дверь и делая шаг назад.

— Эй! Вы далеко? — позвала его Джина.

— Мне нужно обойти еще троих, — бросил, не оборачиваясь, незнакомец.

Джина повернулась к туристам, которые угомонились и смотрели на нее со смешанным чувством гнева и страха.

— Прошу прощенья, — девушка аккуратно ввинтилась в толпу.

— Что происходит, мисс Точман? — осведомился у нее потерявшийся на прогулке мистер Карлин. — Какие-то настоящие гестаповцы выволокли меня из кровати.

— Да, и меня тоже, — встряла мисс Гледвейл, женщина с отказавшим фотоаппаратом.

— Сейчас выясню, — заверила взволнованных туристов Джина. — Доктор Харпер не из тех, кто стал бы вытворять такие вещи, не имея серьезных оснований. Дайте мне поговорить с ним, и я уверена, что скоро ситуация прояснится.

Точман прорвалась в небольшую приемную. Там тоже также сидели гости, вернувшиеся с прогулки по Луне. В приемном окошке виднелась головка Джо Хамод, которая была сегодня в дневной смене.

— Все на ногах, — заметила Джина. — Джо, что случилось?

Женщина огляделась вокруг, наклонилась к Джине и шепотом затараторила:

— Около двадцати минут назад Харпер получил сообщение от Администрации, а затем всех поднял на ноги.

— Что-то срочное по медицинской части? Но ведь ни один из этих людей не пострадал от ожогов или кровотечений. Я никак не могу взять в толк…

Хамод повернулась обратно:

— Джина, я не могу ничего сказать тебе. Все, что я знаю, это то, что Харпер очень хочет увидеть тебя первой. Так что давай вперед.

Женщина открыла замок, и дверная панель съехала в сторону. На Джину повеяло острыми запахами нашатыря и пропитанных мазями ватных тампонов.

Доктор Харпер, похожий на некрасивого гнома в своем белом халате, надетом на клетчатую хлопковую рубашку, озабоченно поглядывал из-за стекла. Его и без того непривлекательный вид подчеркивала тяжелая серая щетина на подбородке и щеках. Не вставая, он знаком руки предложил девушка сесть.

— Добрый вечер, или, точнее, уже доброе утро, Джина. Как поживает рука?

Шесть месяцев назад Джина сломала себе предплечье. Ее кар заглох, застряв в небольшой яме неподалеку от комплекса, и ей пришлось самой вытаскивать колесо. Одной из проблем, связанных с работой в условиях гравитации, составлявшей лишь одну шестую от земной, было то, что даже бывалые лунные жители, подобно Джине Точман, забывали порой о разнице между весом и массой. На поверхности Луны Джина могла в принципе поднять стальное колесо: ось, на которой оно крепилось и собственный вес конструкции составляли порядка четырехсот сорока килограммов на поверхности Земли. Семьдесят три килограмма лунного веса, тоже составляли немалую величину, но Джине нужно было только перевалить кар через расселину и пустить его вниз. Как раз здесь природа и сыграла с ней злую шутку, поскольку в одностороннем движении к машине вернулась полная инерция ее почти девятисоткилограммового веса. При боковом движении Джина и сломала себе руку. Девушка поежилась, вспомнив текущий по телу ток, когда Харпер проводил электротерапию.

— Все в порядке, доктор. Однако мне кажется, что вы подняли среди ночи меня и туристов совсем не для того, чтобы поинтересоваться состоянием моей руки, разве не так?

Харпер смотрел Джине прямо в глаза. Ей нравилась в старике его прямота.

— Нет, не для этого… Я хочу, чтобы ты прошла краткое обследование. Ты и все остальные тоже. Мы возьмем немного крови, пробу костного мозга, посчитаем количество эритроцитов и лейкоцитов…

— Лейкоциты? Что, есть подозрения на инфекцию? У нас на курорте появилась болезнь типа чумы? Или респираторные заболевания? Может быть, это связано с воздушными аппаратами туристов или…

— Джина, спокойнее… Черт побери, этого я и боялся! Нет, это не заразно, по крайней мере, хоть на этот счет можно не волноваться. Администрация сообщила подробности радиоинтерференции вчерашней второй половины дня и сегодняшнего утра, в результате которой, кстати, пострадали все наши периферийные системы. Все, что не было надежно укрыто и находилось на поверхности, практически уничтожено. Как бы то ни было, кто-то сверху зачитал доклад с обсерватории Коперника. Похоже, что их большая тарелка также потеряла приемник — он сгорел — и кто-то высказал мнение, что причиной тому может служить волна гамма— или рентгеновских лучей, что, если на то пошло, сопоставимо с ущербом, который понесли мы. Они сообщили также о бомбардировках космических лучей и насыщенных энергией частиц вслед за взрывом радиации. Короче — все это в комплексе привело к тому, что наши умники из Администрации наконец-то задумались над тем, что высокие дозы сильного ультрафиолета не приносят пользы человеческому телу. Вот это все они и забили в партию утренней почты для меня. Вот остолопы! Какое счастье, что я не мог заснуть и болтался здесь, решив разобрать корреспонденцию. Полагаю, ты и твоя группа могли заработать дозу облучения.

Джина почувствовала, как по телу пробежали мурашки.

— И на сколько большую?

— Я не могу сказать, пока мы не сделаем проверку. Обычно первым симптомом являются изменения в химическом составе крови и лимфатической системе. Как я сказал, мы проверим количество лейкоцитов. Если они не начнут уменьшаться в течение семидесяти двух часов, то, возможно, все и обойдется.

— Лучевая болезнь! — вырвалось у Джины.

— Верно, — кивнул Харпер. — Количество лейкоцитов является самым надежным показателем, но я хочу просить тебя сообщить, если начнется озноб, частые позывы к рвоте или на теле появится непонятного происхождения сыпь или ожоги.

— Я кое-что читала об этом. Поражение слизистых оболочек тканей, выпадение волос…

— Это не сразу, сначала лейкоциты… Но я настаиваю, чтобы ты сообщила мне о всех необычных изменениях.

— Что вы собираетесь сказать им? — Джина кивнула головой в сторону приемной.

— Не так много, как тебе. Администрация хочет, чтобы туристы ничего не знали. Мне запрещено даже упоминать слово «радиация». Боссы хотят, чтобы я преподнес это как обычную проверку.

— Поэтому-то вы их и подняли всех на ноги в два часа утра, — улыбнулась девушка.

— Время жизненно важно, Джина, а мне срочно необходимо у всех сделать анализ лейкоцитов.

— Я понимаю.

— И что, интересно, я им могу сказать такого, что не вызовет тревоги и не повлечет за собой вызов в суд? Ты упомянула воздушные канистры, могу я сказать, что мы нашли некую инфекцию в воздухозаборниках? Каких-нибудь мутантов-вирусов или нечто типа болезни легионеров?

— И вы полагаете, доктор, что это не повлечет за собой иска за преступную халатность?

— М-м… пожалуй, ты права.

— Почему бы вам не сказать им правду? — спросила Джина.

— Я не хочу паники. К тому же администрация озабочена тем, какое освещение получает курорт в средствах массовой информации. Ты не хуже меня знаешь, как просачиваются такие слухи. Едва плательщики начнут думать, что космические путешествия и работа вне Земли опасны — я уж не говорю об отпуске на Луне, — как доходы упадут вполовину. Нам это ни к чему.

— Но такая волна энергии возникает далеко не каждый день, — запротестовала девушка. — Это астрономический феномен. Божественное знамение, если хотите, и законники, там, наверху, обязаны это уразуметь. Туристы подписали немало разных страховых полисов, разве не так? Любая юридическая контора сумеет с легкостью защитить корпорацию от любых исков в этой связи. Разве адвокатов не этому учат?

— Естественно, что они знают свое дело. Но это слово «радиация». Какая-то жуткая вещь, радиоактивное заражение и все такое.

— Рассказывайте мне об этом!

— Успокойся, дорогая, ты знаешь, что у тебя есть шанс. Существует вероятность, что твой костюм и термический скафандр сумели укрыть тебя от радиации.

— Доктор, да вы знаете из чего сделаны эти костюмы? — Джина в недоумении воззрилась на врача. — В основном из синтетических волокон. Ну, еще немного силиконовой шерсти да слой алюминированной пленки толщиной в один атом. Пожалуй, я могла бы проходить в нем сканирование на томографе — каждая моя кость и мышца были бы видны. С таким же успехом мы могли бы танцевать там голыми.

— Это очень плохо.

— Что делать, — горько ответила Джина.

Доктор вздернул подбородок:

— Ладно, через семьдесят два часа мы будем знать, что творится внутри. Затем, в зависимости от степени болезни…

— Разве мы не можем сделать что-нибудь до этого?

— То есть?

— М-м, я кое-что читала о световом излучении. Оно поражает чувствительные части тела человека, такие, как костный мозг, кожные покровы и бактерии кишечного тракта. То, что оно не может уничтожить, подвергается заражению за счет того, что органические молекулы под действием радиации превращаются обычно в токсичные соединения. В ряде мест поражается ДНК и могут образовываться опухоли.

— Наверняка не все из вышеперечисленного будет иметь место в твоем случае.

— Пожалуйста, не держите меня за дурочку. Я получила достаточную дозу, чтоб влететь на полную катушку.

— Хорошо, — сказал Харпер, — тогда ответь мне, что у тебя на уме?

— Я полагаю, что поскольку волна излучения прошла сквозь меня вчера, то все эти мертвые и перерожденные молекулы уже вовсю носятся внутри меня. Можно их как-нибудь вымыть и облегчить ношу моих лимфоузлов и почек?

Харпер холодно уставился на нее.

— Я имею в виду, — запнулась Джина, — если я умру… Эти люди там…

— Есть лечение, — медленно начал доктор, — его опробовали в начале столетия. Полное переливание крови и полная пересадка костного мозга. Однако сначала мы должны убедиться, что твой костный мозг полностью поражен, и нам необходимо установить, какую дозу ты получила, то есть еще раз «просветить» тебя, что может оказаться опасным, поскольку мы не знаем сколько ты уже успела «схватить». Имеются и противопоказания, так что, возможно, сначала это и не понадобится. Мы не знаем откуда пришел электромагнитный импульс и насколько ты пострадала. Ты не была в обсерватории, где заметили гамма и альфа-лучи. Даже там их не смогли измерить…

— Доктор, не берите это в голову. Вы сказали, что наше оборудование тоже пострадало. Какой бы не была доза, я была там дольше всех — я и мистер Карлин, если быть точной.

— Хорошо, ты и Карлин, — доктор сделал пометку в блокноте. — Но я все равно не хочу начинать лечение, пока не узнаю, что болезнь и в самом деле есть.

— Я чувствую ее!

— Что за чушь! У тебя просто психосоматическая реакция.

— Доктор, мы сейчас разговариваем не о вашем теле, — упрямо сказала Джина. — Хорошо, вы выжжете и замените мой костный мозг, заодно с кровью, но подождите секунду! Я всегда думала, что для трансплантации костного мозга понадобится найти кого-то из порядка двадцати-тридцати тысяч потенциальных доноров. У нас что, на Луне, так много кандидатов? Или у нас настолько хорошо подобраны данные?

— Один из кандидатов сидит прямо перед тобой. Мы возьмем пробу твоего мозга, проверим, не нанесен ли ущерб ДНК. Изолируем здоровую клетку, осуществим клонирование и введем ее снова, чтобы она начала расти. С кровью проще — нужно только определить группу и подать нужную из хранилища. Затем мы можем заняться тканями с помощью вирусно-инкапсулированного носителя ДНК, сражаясь с поврежденными клетками с помощью твоих же собственных генов.

— Когда мы можем начать? — решительно спросила Джина.

— Джина, не торопись, я еще не все тебе сказал.

— Безусловно, вы еще раз хотите повторить, что это может не понадобиться, и что рентген может дать мне слишком большую дозу излучения. О чем еще говорить?

— Ты будешь слабой как ребенок и болеть несколько недель. Пассивная иммунная система и недостаток лейкоцитов сделают тебя восприимчивой к любой, даже самой незначительной инфекции. Уже только то, что ты выживешь, будет равнозначно огромной удаче, ибо от такого лечения можно запросто помереть.

— Или умереть без него в любом случае.

— Дай мне время, через три дня мы будем знать больше, — заверил ее врач.

— Да, только к этому времени все мое существо будет отравлено, а я сама — наполовину мертва.

— Джина, я твой врач.

— А я свободная женщина, доктор. Дайте мне форму на освобождение от ответственности, и я ее подпишу. Я лучше начну сражаться уже сегодня вечером, чем сидеть и надеяться, что все обойдется.

Харпер выпятил нижнюю губу. Его вид не предвещал ничего хорошего, Но Джина заметила, что он всего навсего прикусил верхнюю губу.

— Хорошо, — вымолвил он наконец. — Ты собираешься пройти через круг мучений, которые могут оказаться ненужными.

— В любом случае, выбор за мной.

— Пройди в соседнюю комнату и разденься. Я буду там через две минуты для предварительного осмотра.

Джина привстала и застыла на месте:

— Доктор, а как насчет остальных? Как на счет Карлина? Что вы собираетесь им сказать?

— Как раз поэтому мне и нужно две минуты — чтобы принять решение.

Глава 20

ПОСТАВИМ НА НОГИ МЕРТВЫХ

Паланкины

Носилки

Спальники

Кресла-качалки

Поток пациентов все шел и шел по коридорам, ведущим к комнате экстренного оказания помощи. Их вялые, порой безжизненные тела лежали на чем попало, что только находилось под рукой, порой просто на полу. Создавалось впечатление чего-то среднего между больницей и полевым госпиталем. Удобные носилки кончились в первые же полчаса после начала кризиса.

Доктор Норман Фильчнер медленно ступал по коридорам, натыкаясь то на вывороченную руку, то на скрюченную ногу. Он изучал белые как мел лица пациентов и улыбался тем, кого администрация госпиталя, презрев все правила, пустила внутрь, чтобы они помогли ухаживать за своими любимыми и близкими. Эти добровольные помощники и помощницы поддерживали головы пациентов, убирали слюни и держали капельницы, поскольку каталки в госпитале тоже кончились.

Фильчнер был поражен случившимся. С полудня в госпиталь стали поступать сотни коматозных пациентов, погруженных в состояние, близкое к ступору. Он сам, врачи, технический персонал переливали кровь, проводили иридодиагностику и расспрашивали друзей и родственников о возможных аллергических реакциях, принимаемых лекарствах и о том, что послужило причиной нервного потрясения.

Мало-помалу стал вырисовываться один и тот же вариант. Каждый из пациентов был каким-то образом подключен к национальной сети электросвязи в тот момент, когда в результате импульса она выключилась. Большинство из тех, кого сейчас видел доктор, были компьютерными игроками, людьми, которые запирались в комнате, надевали шлем и перчатки и пускались на поиски приключений. Трагедия заключалась в том, что после удара их долгое время не могли найти. Фильчнер внутренне содрогнулся, подумав о тысячах, а может быть, и десятках тысяч только в этом городе — они сейчас лежали неподвижно на полу. Прибавьте к этому множество других больших и малых городов, и перед вами окажутся миллионы людей в ужасном состоянии, которым совершенно некому оказать помощь.

Да и сам Фильчнер не мог предложить многого своим пациентам.

Если бы это была простая передозировка наркотиков, тогда он мог бы просто промыть живот, добавить нужную долю противодействующего вещества, будь то стимулятор или депрессант, положить их тихонько спать и надеяться, что они проснутся двенадцатью часами позже. Но в данном случае поступить так было невозможно, поскольку центральная нервная система испытала шок, размеры которого доктор не мог даже предположить. Был ли это электрический удар, чрезмерная стимуляция чувствительности, наведенный психоз — оставалось только гадать.

Что касается диагностики, то, по иронии судьбы, Фильчнер в нормальных условиях и сам надел бы шлем с перчатками и обстоятельно поговорил с коллегами из Центра контроля заболеваний в Атланте. Однако киберы не работали по причине все тех же атмосферных помех, и никто не мог сказать, когда они снова войдут в строй. Так что Фильчнер и его коллеги были сведены к роли медиков, трясущих погремушками над безжизненными телами пациентов. Самое лучшее, что он был в состоянии сделать, это успокоить больных, положить их под гидроокись и ждать результатов.

Доктор остановился позади одного из них, лежащего на прикрытом одеялом матраце. К руке была привязана мини-капельница. Наручный браслет гласил: «Козински Джерри, 17 лет.» Это было практически все, что могли сказать о мальчике его мать, дядя или кто-то еще, кто принес его сюда. Так, а вот и вторая надпись: «Национальный медицинский личный номер КБ702-42659-53427-02».

Фильчнер коснулся пальцем шеи, чтобы проверить пульс. Он был сильным и ровным, в отличие от слабого и нечеткого у многих, доставленных в центр. Возможно, что парню повезло больше, чем другим.

Доктор положил руку на лоб. На ощупь кожа была теплой, но лихорадки не было.

— Ух-х, — вымолвил мальчик и сбросил руку доктора.

Тот потрепал Джерри за плечо.

— Собака, — пробормотал Джерри, его закрытые глаза зажмурились.

— Что насчет собаки? — спросил тихо доктор.

— Она… она ест меня! — Джерри безуспешно пытался смахнуть вставленную в изгиб локтя иглу. — Моя рука! Она пожирает мою руку! — простонал мальчик.

В испуге, что юноша сломает иглу, Фильчнер схватил Джерри за руку, отведя в сторону тянущиеся к игле пальцы. Вторая рука также пошла вверх и доктору пришлось схватить и ее. Стоя на коленях в больничном коридоре, Норман Фильчнер сражался с находящимся в шоке пациентом.

— Пойман… Не могу дышать! — простонал Джерри, по-прежнему не раскрывая глаз.

— Сестра, — громко позвал Фильчнер. В его кармане лежала успокоительная подушечка, но с занятыми руками он не мог прилепить ее к шее Джерри.

Однако, еще до того, как кто-либо успел прийти в врачу на помощь, спазм прошел, и Джерри снова затих. Еще через минуту, он уже мирно покоился на полу.

Фильчнер встал на ноги и осмотрел коридор. А ведь в таком же состоянии находятся миллионы людей по всему североамериканскому континенту.