Я — приманщик.
Но приманщиком не рождаются. Исключение составляют герои одного из французских романов, где все герои — приманщики (и я уверен, что отсюда и его название).
Думаю, что стоит рассказать о том, как я стал им. Это не имеет ничего общего с нео-эксами. А относится к дням владычества животных. Они, безусловно, заслуживают внимания. Вот о них я и расскажу.
Долины Венеры простираются от Большого Пальца до Указательного того континента, который называется Кистью. Когда ты нарушаешь пространство Аллеи Облаков, в тебя без принуждения летит ее серебристо-черный шар, словно кегли. Ты влетаешь в эту фигуру кегли с огненным хвостом. Они вымотают тебя в нем, но ремни предохранят тебя от глупости. Потом, как правило, ты посмеешься над своим страхом. Но это будет потом, сначала ты влетаешь в шар.
Затем ты примешься за изучение Кисти, которая начнет раскрывать перед тобой свои секреты. Тогда два Средних Пальца превратятся в дюжину архипелагов, разбросанных зелено-серых полуостровков. Большой Палец Кисти окажется слишком коротким. Он загибается словно эмбриональный хвост Мыса Рога.
Ты всасываешь чистый кислород, глубоко вдыхаешь и начинаешь длинное падение со вращениями в долины.
Здесь, подобно приусадебной мухе, тебя ловит спасательный мир посадочного района, названный таким образом из-за близости к огромной дельте в Восточном заливе, расположенном между первым полуостровом и Большим Пальцем. С минуту кажется, что ты промчишься мимо леера, запутаешься там, как консервированный рак. Потом, отметая метафоры, ты спускаешься на раскаленный бетон и представляешь разрешения, размером с телефонный справочник средних размеров, маленькому толстому человеку в серой кепке. Бумаги удостоверяют, что ты не подвержен таинственным внутренним разложениям или тому подобное. Он возвращает документы, сопровождая это мимолетной невзрачной улыбкой толстых губ, и указывает на автобус, который доставит тебя в Приемный район. Там ты проводишь три дня, действительно доказывая, что ты не подвержен таинственным внутренним разложениям или чему-либо в этом роде.
Скука, однако, разложение другого типа. Когда три дня проходят, ты обычно сильно ударяешь спасительный леер, и он словно по рефлексу возвращает тебе твой удар. Что касается эффекта от алкоголя, то ценителями уже написаны об этом целые тома. Поэтому я ограничу свои замечания только тем, что хорошая попойка стоит недели жизни или часто является гарантом изучения жизни.
Я был исключительно многообещающим студентом-старшекурсником. Но проучился только два года, когда Священные Воды низверглись с нашего мраморного потолка и смыли всех людей в город.
Пауза. Из Мирового альманаха Спасательного леера «Город на Восточном берегу Кисти. Штат Агентства по Внеземным Исследованиям (АВИ) включает восемьдесят пять процентов его стотысячного населения. (Перепись 2010 года). Его другие жители являются, в основном, персоналом нескольких промышленных корпораций, занимающихся фундаментальными научными исследованиями. Независимые морские биологи, преуспевающие рыболовы-энтузиасты, интерпринеры портового района составляют остаток его населения.
Я повернул голову к Майку Дейбису, интерпринеру, и сделал несколько замечаний по поводу безобразного состояния дел в фундаментальных научных исследованиях.
— Не так уж плохи, если скрытая правда не вылезет наружу.
Он помолчал, сидя за стаканом, прежде, чем продолжить медленный глотательный процесс, рассчитанный на привлечение моего внимания, потом продолжил.
— Карл, — наконец, сказал он, теребя что-то в руках. — Они восстанавливают Тенскуаэр.
Я мог ударить его. Я мог бы наполнить его стакан серной кислотой и с радостью смотреть, как чернеют и трескают его губы. Вместо этого я ответил уклончиво:
— Где найти такого дурака, который раскошелится на пятьдесят тысяч долларов в день? АВИ?
Он покачал головой.
— Джин Лухарич, — сказал он, — девушка с фиалковыми контактными линзами и пятьюдесятью или шестьюдесятью великолепными зубами. Я полагаю, что естественный цвет ее глаз карий.
— Разве она уже не занимается косметическим бизнесом?
Он пожал плечами.
— Известность помогает раскрутить колесо фортуны. Вложения Лухарич подскочили в шестнадцать раз, когда она взяла Трофей Солнца. Ты когда-нибудь играл в гольф на Меркурии?
Я играл, но не стал отвлекаться от темы.
— Значит, она приезжает сегодня с пустым чеком и рыболовным крючком.
— Священные Воды сегодня, — подтвердил он. — Уже вот-вот начнется. Масса кинокамер. Она хочет ИККИ, страстно хочет.
— Хм, — сказал я. — Как сильно?
— Контракт на шестьдесят дней, Тенскуаэр. Пункт о пролонгации. Задаток полтора миллиона, — продолжал он.
— Ты, кажется, знаешь все подробности.
— Я вербовщик персонала. Она обратилась ко мне в прошлом месяце. Это помогает мне выпивать в нужных местах. Или приобретать их в собственность,
— ухмыльнулся он.
Я отвернулся от него, продолжая потягивать пиво маленькими глотками. Потом поинтересовался, о чем его спросят, как он полагал. Этим самым я сделал себя добровольным слушателем лекции о его месячной умеренности.
— Они велели мне попытаться заполучить тебя, — сказал он. — Ты когда в последний раз плавал?
— Полтора месяца назад на корнинге.
— Ерунда, — фыркнул он. — Когда ты плавал самостоятельно?
— Уже прошло порядочно времени.
— Больше года, не так ли? В тот раз, когда тебе срезали зарплату на Дельфине.
Я повернулся к нему.
— Я был в реке на той неделе у Ангелфорда, где сильное течение. Я все еще в состоянии плавать.
— Трезвым, — добавил он.
— Таким и останусь, — сказал я. — И на той же работе.
Он с сомнением покачал головой.
— Выплата из профсоюзных фондов. Тройное время за чрезвычайные условия работы, — продолжал он. — Будь у шестнадцатого ангара со своим снаряжением в пятницу утром. Отправляемся в субботу на рассвете.
— И ты тоже?
— И я.
— Что это с тобой?
— Деньги.
— ИККИ гуано.
— Бар не столь прибыльный, и бэби нужны новые шубки.
— Я повторяю…
— …А я хочу отвязаться от бэби, возобновить старые контакты, свежий воздух, упражнения, деньги.
— Ладно, извини, что спросил.
Я налил ему выпить, делая упор на H2SO4, но кислота не подействовала. Наконец, я напоил его и вышел поздно ночью пройтись прогуляться и обдумать все еще раз.
За последние пять лет было предпринято более дюжины серьезных попыток вытащить на берег Ихтиоформу Левиозарус Левиантус, сокращенно ИККИ. Когда впервые увидели ИККИ, то попытались использовать китобойное оборудование. В этом случае оно оказалось и бесполезным, и даже опасным. Пришлось прибегнуть к другому методу. Был построен «Тенскуаэр». Огромную роль в этом проекте сыграл Михаель Джандт, преуспевающий спортсмен.
Через год он возвратился с Восточного Океана, чтобы услышать объявление о своем банкротстве. Карлтон Дейвитс, энтузиаст-гоморыболов, был следующим, кто купил этот корабль-плот и отправился по следам ИККИ, в места, где она откладывает икру. На девятнадцатый день произошло столкновение, в результате которого он потерял как ИККИ, так и неиспользованное снаряжение на сумму в сто пятьдесят казначейских билетов. Двенадцать дней спустя, используя тройной заслон, он зацепил начиненное наркотиками гигантское животное и начал поднимать его на борт. Оно проснулось, разрушило блок управления, убило шесть человек, превратило в ад пять квадратных блоков «Тенскуаэра». Карлтон остался банкротом с частичной гемиплегией. Он растворился в водной части атмосферы. «Тенскуаэр» менял хозяина еще четыре раза с менее эффектными, но столь же дорогостоящими результатами.
Наконец, огромный плот, построенный только с одной целью, был куплен АВИ на аукционе для морских исследований. Ллойд ни за что не застрахует его. Единственное морское исследование, которое видело это судно — это случайная аренда за пятьдесят казначейских билетов в день людьми, которые жаждали рассказать ИККИ рыболовные истории. Я был приманщиком в трех таких путешествиях. В двух случаях из трех я был настолько близко от него, что мог сосчитать клыки ИККИ. Я хочу показать один из них своим внукам по личным мотивам.
Я направился к посадочной полосе и принял окончательное решение.
— Тебе нужно мое фото на обложку местного журнала, девчонка. Я буду выглядеть отлично на сенсационной странице. Но запомни. Если кто-то и добудет тебе ИККИ, то это буду только я. Я клянусь.
Я стоял на пустой площади. Туманные башни спасательного (линии обитания) леера отбрасывали неясный свет.
Береговая линия пару эр назад. Западный склон выше Линии Обитания простирается более, чем на сорок миль вглубь острова. Угол его подъема не очень значителен. Но он достигает нескольких тысяч футов, прежде чем соединяется с горным хребтом, отделяющим нас от Высокогорья. Большая часть наземных взлетных полос и личных ангаров располагается на расстоянии четырех миль вглубь и пятисот футов выше, чем Линия Обитания. Ангар шестнадцать вмещает контрактную кабину управления Кэла, службу перелета, пирс для кораблей. Я не люблю Кэла, но его не было по близости, когда я сошел с автобуса и помахал рукой механику.
Два хоппера нетерпеливо буксировали на асфальте.
Тот, на котором работал Стив, заворчал гулко где-то в районе карбюратора и спазматически вздрогнул.
— Боли в животе, — спросил я.
— Да, газы в животе и жжение в сердце, — ответил он.
Он завинтил гайки и повернулся ко мне.
— Ты едешь?
Я кивнул.
Тенскуаэр. Косметика. Монстры. Прочая чепуха.
Он заглянул в бакен, потер переносицу. Было около двадцати градусов. Два больших пятна над головой служили вентилятором и обогревателем.
— Лухарич, — прошептал он. — Тогда ты один из них. Там хотят видеть тебя.
— По какому поводу?
— Камеры, микрофоны. Что-то в этом роде.
— Я лучше пойду уберу свое снаряжение. Какой из них мой?
Он показал отверткой на хоппер.
— Этот. Тебя, между прочим, сейчас снимают на видеопленку. Они хотели запечатлеть твой приезд. Он повернулся к ангару, потом обратно. — Улыбнись. Они снимут тебя крупным планом.
Я не улыбнулся, а выругался. Должно быть, они применяли телелинзы и смогли прочитать по губам, так как этот кусок пленки никогда не показывали.
Я бросил свои вещи сзади, сел на место пассажира и зажег сигарету. Пять минут спустя Кэл явился собственной персоной. Он выглядел бесстрастным. Он подошел близко и постучал по борту хоппера. Затем указал большим пальцем в сторону ангара и сказал, приставив руки ко рту рупором.
— Тебя просили зайти туда для интервью.
— Концерт окончен, — заорал я. — Либо пусть отстанут, либо нанимают другого приманщика.
Его карие, словно ржавчина, глаза стали щелочками под светлыми ресницами. Он вздрогнул и медленно пошел, предварительно окинув меня ледяным взглядом. Мне было интересно, сколько они платили ему за то, что он целыми днями сидит на корточках и посасывает сок из своего генератора.
Достаточно о Кэле. Он мне никогда не нравился.
Венера ночью представляет собой бескрайние мрачные воды. На берегу невозможно сказать, где кончается море и начинается небо. Рассветает на планете так, словно молоко вливается в колодец с чернилами. Сначала появляются быстро меняющиеся разводы, затем превращаются в длинные белые полосы. Встряхните бутылку с серой смесью и наблюдайте, как, отстаиваясь, она белеет. Вдруг наступает день. Затем начинайте резко нагревать состав.
Мне пришлось снять куртку, когда мы проносились над заливом. Сзади горизонт уже, возможно, был водой, настолько он был волнообразным и покрытым рябью в эту жару. Хоппер вмещает четырех человек (ну, пятерых, если вы пренебрегаете правилами и недооцениваете вес) или трех людей, если на борту есть снаряжение, которым пользуется приманщик. Я был единственным пассажиром. Пилот был словно машина. Он напевал что-то себе под нос и не производил никаких лишних движений. Линия Обитания совершила прыжок сальто и исчезла в заднем зеркале. В это же время «Тенскуаэр» появился перед нами. Пилот прекратил петь и покачал головой.
Я наклонился вперед. Чувства захлестнули меня. Мне был знаком каждый чертов дюйм огромного судна. Но чувства исчезают или меняются, когда источник, их вызывающий, остается для тебя вне досягаемости. По-правде говоря, я сильно сомневался, что когда-либо еще ступлю на борт этой громадины. Но теперь, теперь я был почти уверен в том, что это было неминуемо. И вот это предзнаменование сбывалось!
Корабль величиной с футбольное поле в десять квадратных метров. Начинен ядерным оружием. Он был плоский, словно блин. Посередине располагалась противоминная наделка, а спереди и на корме, с левого и правого борта — две «ладьи». Они названы так из-за того, что расположены по бокам. Любая из пар может быть использована для поднятия грузов. Они снабжены графллами, используемыми в качестве дреков, для поднятия сверхтяжелых грузов почти до уровня воды. Наличие слайдера помогает обеспечить поднятие груза от шести до восьми футов, затем графллы толкают, а не тащат поднимаемый груз.
В принципе, слайдер представляет из себя передвижную огромную коробку, перемещающуюся в любые расположенные крест-на-крест рифли на «Тенскуаэре» и управляющую якорем с помощью электромагнитного крепления. Чтобы иметь представление о прочности крепления, скажу, что его лебедки способны поднять военный корабль, и скорее судно опрокинется, чем открепится слайдер. Он имеет участок управляемого индикатора, представляющий из себя самый изощренный руль, когда-либо созданный человеком. Радиосигналы поступают с генератора, расположенного рядом с центральной противоминной наделкой и связан с помощью электронной аппаратуры с гидролокатором. Там ведется запись передвижения преследуемого животного. Сигналы передаются рыболову, сидящему перед пультом управления.
Рыбак может часами, даже целыми днями следить за экраном. И только тогда, когда животное схвачено графллом, выдвижной механизм, расположенный на двенадцать футов ниже ватерлинии, выдвинут, и лебедка приведена в движение, рыболов видит свою жертву, предстающую перед ним, словно падший Серафим. Тогда, как выяснил Дейвитс, ты заглядываешь в саму пучину и должен быстро действовать. Он не нашел в себе силы действовать. И туша в сотни метров и невообразимой тяжести под действием наркотиков и боли от ран разорвала крепления лебедки, проглотила графлл и совершила полуминутную прогулку по «Тенскуаэру».
Мы кружили, пока механический флажок не заметил нас и не позволил нам спуститься. Я сбросил свое снаряжение и спрыгнул на палубу.
— Желаю удачи, — крикнул летчик перед тем, как дверь закрылась. Потом он взметнул в небо.
Я подобрал рюкзак и спустился вниз. Поздоровавшись с капитаном Малверном, я выяснил, что остальные прибудут почти на восемь часов позже. Я им нужен был один в конторе Кэла, чтобы скопировать отснятый материал двадцатого века.
Съемка: Посадочная полоса. Темно. Какой-то механик прощупывает слабые места в хоппере. Останавливающийся автобус крупным планом. Тяжело снаряженный приманщик выходит, оглядывается, пересекает поле.
Крупный план: Он усмехается. К нему обращаются:
— Вы надеетесь на успех? На этот раз он будет пойман?
Замешательство, молчание, пожатие плечами. Какой-нибудь дубляж.
— Понимаю. А почему вы думаете, что мисс Лухарич повезет больше, чем другим? Потому, что она снаряжена лучше других? note 1 Потому что сейчас больше известно о существе, чем было раньше? Или из-за ее воли к победе, из-за желания быть победительницей? Что вы считаете верным? А может все вместе?
Ответ:
— Да, все вместе.
— Вот почему вы подписали контракт с ней? Потому что ваше предчувствие подсказывает вам, что экспедиции будет сопутствовать удача?
Ответ:
— Она платит из профсоюзных фондов. Сам бы я не смог арендовать судно. А я хочу принять участие в этой экспедиции.
Стирание. Еще какой-то дубляж. Направляется к кораблю, исчезает и так далее.
Я изобразил подобие улыбки и отправился к «Тенскуаэру». Я тщательно проверил сам всю аппаратуру, включая и подводные глаза. Потом поднялся по основному лифту.
Малверн не возражал против проверки аппаратуры мною. Он даже поддерживал это. Мы уже плавали вместе раньше и часто подменивали друг друга. Итак, я не был удивлен, когда увидел, что он поджидает меня. Еще в течение десяти минут мы проверяли аппаратуру вместе в большой комнате в молчании.
Наконец, он ударил по стене.
— Ну, будем заполнять?
Я покачал головой.
— Хотелось бы верить в успех. Но я очень сомневаюсь, что кому-то повезет. Девица очень тщеславна. Ей захочется управлять слайдером самой, а она не сможет.
— Ты когда-либо встречал ее?
— Да.
— Давно?
— Четыре, пять лет назад.
— Она еще была ребенком. Откуда ты знаешь, что она может сейчас?
— Знаю. Можно выучить все кнопки и знать теорию на зубок. Но помнишь, как тогда ИККИ вырос из воды?
— Разве такое забывается?
— Ну вот.
Он почесал колючий подбородок.
— Может она сможет, Карл. Она участвовала в гонках на факельных кораблях и возвращалась домой по неблагоприятным водам. Она, должно быть, достаточно бесстрашна, пережить такой кошмар, не отступая ни на шаг. Открыть счет у Джона Хопкинса и занять под мероприятие семизначную цифру. А ведь это огромные деньги, даже для нее, — добавил он.
Я нырнул в люк.
— Может, ты и прав, но, когда я знал ее, она была чертовски богата.
— И не была одинокой, — добавил я с намеком.
Он зевнул.
— Давай поищем что-нибудь на завтрак.
И мы позавтракали.
Когда я был молодым, я думал, что самый лучший подарок, который может преподнести судьба — это родиться морским существом. Я рос на Тихоокеанском побережье и проводил летние каникулы либо у Залива, либо на Средиземном море. Я жил, месяцами торгуя кораллами, фотографируя, играя с дельфинами. Я ловил рыбу повсюду, где она водилась. Я пренебрегал тем обстоятельством, что рыба может плыть там, где я не могу.
Когда я стал старше, я стал мечтать об огромной рыбе. И не было на свете рыбы больше, чем ИККИ.
Я кинул еще пару булочек в бумажный пакет и наполнил термос кофе. Извинившись, я ушел с камбуза и отправился в отсек слайдера. Я помню все до мельчайших подробностей. Включив коротковолновый приемник, я услышал:
— Это ты, Карл?
— Да, Майк. Позволь и мне подышать здесь внизу, ты, хитроумный хорек.
Он промолчал. Потом я почувствовал вибрацию, вызванную включением генераторов.
— И почему же я на этот раз стал хитроумным хорьком? — послышался его голос.
— Ты же знал об операторах у шестнадцатого ангара?
— Ну и что?
— Вот поэтому ты и хорек. Ты же понимаешь, что меньше всего на свете мне нужна реклама. Могу себе представить: тот, кто столько раз проигрывал, пытается сделать еще одну попытку!
— Ты ошибаешься. Кинопрожектор вмещает только одного человека, а она гораздо привлекательнее тебя.
— Покажи мне экран.
Он светился. Я настроил изображение и увидел очертания дна.
— О'кей.
Я поставил стрелку в положение «один», Майк подстроился. Лампочка зажглась. Лебедка открылась. Я прицелился, вытянул руку и стрельнул.
— Здорово, — сказал Майк.
Приманщик начинает с того, что делает крючок привлекательным для рыбы. Это не совсем удочка. Пустые трубки крепятся с помощью кабеля. Они содержат достаточно наркотического вещества для целой армии наркоманов. ИККИ заглатывает приманку, приводимую в движение с помощью дистанционного управления, и рыбак таранит крючок.
Мои руки производили необходимую настройку. Я проверил танкер с наркотиком. Еще пустой. Хорошо. Еще не заполнен. Я нажал пальцем на кнопку «Укол».
— В глотку, — прошептал Майк.
Я освободил якорную цепь и начал охотиться за воображаемым животным. С помощью лебедки я позволил ему перемещаться свободно и плавно.
Кондиционер был включен. Рубаху я снял. Тем не менее меня угнетала жара, которая давала понять, что солнце уже перевалило за полдень. Я едва замечал, как приезжали и уезжали хопперы. Кто-то из членов экипажа сидел в дверях, следя за моей работой. Я не заметил, как приехала Джин. Я бы прекратил свое занятие. Она нарушила мою сосредоточенность таким стуком двери, что задрожали крепления слайдера.
— Потрудись объяснить, кто позволил тебе выдвинуть сюда слайдер?
— Никто, — ответил я. — Я передвину его вниз.
— Не надо. Просто отодвинь в сторону.
Я сделал, как она велела. Она села на мое место. На ней были коричневые слаксы и свободная рубашка. Волосы были собраны сзади. Щеки ее были румяны, но, возможно, не от жары. Она набросилась на пульт с таким рвением, что мне показалось это странным.
— Положение два, — резко сказала она. Она сломала свой ярко фиолетовый ноготь о клевант.
Я подавил зевок и медленно стал застегивать рубашку. Она посмотрела на меня искоса. И стрельнула. Я проследил за траекторией на экране. Она секунду смотрела на меня.
— Положение один, — сказала она спокойно.
Я кивнул в знак согласия.
Она отвела лебедку в сторону, чтобы продемонстрировать, что она знала, что делала. Я не сомневался в том, что она знала это. Она не сомневалась в том, что я не сомневался.
— Если тебя интересует такая информация, то ты не будешь даже находиться у слайдера. Ты нанят приманщиком, а не оператором слайдера. Твои обязанности заключаются в том, чтобы выплыть и накрыть стол для нашего друга монстра. Это, безусловно, опасно, но тебе хорошо платят за это. Ты все понял?
Она нажала на кнопку «Укол». Я прочистил горло.
— Нет, — улыбнулся я. Я считаю, что достаточно квалифицирован, чтобы управлять этой штукой. Если я вам понадоблюсь как оператор, вы можете нанять меня на условиях выплаты из профсоюзных фондов.
— Мистер Дейвитс, — сказала она. — Я не хочу, чтобы слайдером управлял проигравший.
— Мисс Лухарич, в этой игре еще не было выигравших.
Она стала наматывать якорную цепь. Слайдер здорово качнуло. Мы подались назад. Не спеша, она выравняла его на рифлах и остановила под правильным углом.
— И на будущее, мистер Дейвитс. Не входите в слайдер, пока вам не прикажут, — сказала она.
— Не беспокойтесь, мисс Лухарич. Я не сделаю ни одного шага туда, даже если мне прикажут, — ответил я. — По контракту я — приманщик. Помните? Если я буду вам нужен здесь, вам придется меня попросить.
— Поживем — увидим, — улыбнулась она.
Я согласился, и двери слайдера закрылись.
Мы не стали больше говорить на эту тему и разошлись в разные стороны. Она все-таки пожелала мне удачного дня в ответ на мою усмешку. Это было доказательством как хорошего воспитания, так и решительного характера.
Поздно вечером Майк и я курили трубки в кабине Малверна.
Ветры усиливали волны. Монотонные капли дождя и града превратили палубу в жестяную крышу.
— Отвратительно, — сказал Малверн.
Я кивнул.
После двух стаканов бурбона комната превратилась в знакомую хижину с обстановкой из красного дерева (которую я перевез с Земли давным-давно по своей прихоти). Настольная лампа освещала закаленное лицо Малверна, удивленное лицо Делтбис, вырисовавшееся между двумя большими теневыми пятнами от стульев.
— Я рад, что я здесь, — сказал я.
— А как в такую ночь под водой? Я затянулся, представив свет, проникающий внутрь черного драгоценного камня. Внезапно освещенная, подобно метеориту, рыба, покачивая гротескно-огромными плавниками-папоротниками, то зелеными, то вдруг исчезавшими, словно тень, на какое-то мгновение появилась в моем мозгу. Мне кажется, что она чувствовала так, как чувствовал бы себя космический корабль, если бы он мог чувствовать, проходя между мирами, спокойно, величественно, притворно спокойно и мирно, как сон.
— Темно, — сказал я.
— Мы отправляемся через восемь часов, — заметил Майк.
— Через десять, двенадцать дней мы будем там, — сказал Малверн.
— Как ты думаешь, что сейчас делает ИККИ?
— Если у него есть хоть несколько грамм мозга, спит с миссис ИККИ на дне.
— У него нет ни грамма мозга. Я видел экстраполяцию из костей, которые вынесло.
— Разве ни у кого нет?
— …Живой он достигает сотни метров. Правда, Карл?
Я кивнул.
— Не слишком много места для мозга для такой громадины.
— Но достаточно, чтобы избежать нашей удочки.
Усмехаемся, потому что сейчас существует только эта комната. Мир снаружи — это только мокрая палуба, по которой барабанит дождь. Мы откидываемся на спинки стульев и пускаем облака дыма.
— Леди-босс не одобряет самовольную охоту на рыб?
— Пусть катится на все четыре стороны.
— Что она тебе сказала там?
— Она сказала, что в этих маневрах мое место на дне.
— Ты не будешь управлять слайдером?
— Я буду приманивать.
— Посмотрим.
— Я и пальцем не пошевелю. Если я понадоблюсь в качестве оператора слайдера, им придется меня очень попросить.
— Ты думаешь, такая необходимость будет?
— Им придется это сделать.
— А если она попросит, ты справишься?
— Отличный вопрос, — я затянулся. — Но ответить на него не могу.
Я бы отдал сорок процентов денег, которые заработаю. Отдал бы пару лет жизни. Только бы знать ответ. Но его не знает никто.
Предположим, мы будем там, и нам будет сопутствовать удача. Найдем ли мы ИККИ? Предположим, мы сможем приманить его и поймаем его на крючок. Что тогда? Даже если нам удастся вытащить его на борт. Выдержит ли судно? А что, если Лухарич упорнее и ей удастся доставить его на берег. Как буду я выглядеть рядом?
Это случилось тогда, когда я вздернул его на восемь футов и зачарованно наблюдал за его телом, проплывающим мимо меня и возвышающимся, как огромная зеленая горная гряда.
…А потом эта голова. Маленькая для такого тела, но все же замечательная. Толстая, огромная как скала. Еще задолго до того, как мои праотцы решили покорять Новый Континент, эти переливающиеся из черного в красный глаза без век сверлили бархатную мглу океана. Рыба плыла плавно, величественно.
Наркотанкеры были наполнены. Нужен был только выстрел, быстрый и точный. Но я был парализован.
Он произвел звук, подобный богу, играющему на органе.
И посмотрел на меня!
Я не уверен, что его глаза видят также, как наши. Я в этом очень сомневаюсь. Возможно, я был для него просто серым пятнышком за камнем. Но он уставился на меня. Весьма вероятно, что не змеиный взгляд парализует кролика, а кролики сами, по своей сути, трусы. Потом он начал борьбу, а я еще был зачарован.
Я был восхищен до такой степени этой мощью, этими глазами, что меня обнаружили пятнадцать минут спустя. У меня были немного поцарапаны плечи и голова. Кнопка «Укол» не была нажата.
Я до сих пор нахожусь под гипнозом этих глаз. Я хочу взглянуть в них еще раз, даже если поиск их займет вечность. Я хочу знать, есть ли во мне что-нибудь, что отличает меня от кролика.
Мои руки тряслись. Я взглянул на других и убедился, что они не смотрят.
Я все допил и докурил свою трубку. Было уже поздно. Певчие птицы уже не пели.
Я сидел и вырезал по дереву. Мои ноги свешивались за край кормы, а стружки падали в гребень волны. Уже три дня как мы на месте. Никаких действий.
— Ты!
— Я?
— Ты.
Ее волосы — многоцветье радуги, глаза несравнимы ни с чем в природе, зубы великолепны.
— Привет.
— Ты знаешь, что правила безопасности запрещают сидеть таким образом?
— Да, знаю. Именно это и беспокоило меня все утро.
Мой нож совершил великолепный кувырок и опустился за нами. Он попал в самую пену и был поглощен волной. Я следил за ее отражением в лезвии и получил наслаждение от того искажения, которое видел в нем.
— Ты что, приманиваешь меня? — наконец спросила она.
Я услышал ее смех и понял, что это было преднамеренно.
— Что, я?
— Я могла бы спокойно спихнуть тебя отсюда.
— Я бы ответил.
— Значит в одну из темных ночей ты можешь сбросить меня за борт.
— Ночи все темные, мисс Лухарич. Но я не буду этого делать. Я лучше подарю вам то, что вырезал.
Тогда она села рядом со мной. Я не мог отвести глаза от ямочек на ее коленях. На ней были белые шорты. Ее загорелая кожа была чрезвычайно привлекательна. Я почти почувствовал мимолетное раскаяние, что замыслил подобную шутку. Моя правая рука все еще загораживала от нее деревянное животное.
— Ладно. Я клюну. Что у тебя есть для меня?
— Минуту. Я заканчиваю.
Торжественно я протянул ей деревянного болвана, которого вырезал. Я был немного пристыжен, и сам чувствовал себя болваном. Но отступать было некуда. Я никогда не отступаю. Мой рот был растянут в ослиной усмешке. Уши торчали.
Она ни нахмурилась, ни улыбнулась. Она просто внимательно посмотрела на мою работу.
— Очень неплохо, — сказала она. — Как и любая работа, которую ты делаешь. — И, возможно, кстати.
— Верни ее мне, — сказал я и протянул руку.
Она вернула ее мне, и я швырнул ее в воду. Она перелетела пену и дергалась в воде в течение минуты, словно морской конек.
— Почему ты сделал это? — спросил она.
— Это была глупая шутка. Извини.
— Может ты прав. Возможно, в этот раз я заглотила многовато.
Я фыркнул.
— Почему бы не устроить что-нибудь более безопасное. Ну, например, гонки.
Она тряхнула волосами цвета радуги.
— Нет, гнаться надо за ИККИ.
— Почему?
— Зачем тебе так нужен ИККИ, что ты поставил на карту все свое состояние.
— Мужская логика, — ответил я. Однажды один экстрасенс сказал мне:
— Мистер Дейвитс, вам нужно закрепить имидж мужественности, поймав по одной рыбе каждого вида. Рыба — это древний символ мужественности, если вы знаете. Поэтому я принялся за это дело. Непойманным остался только один вид рыбы. А почему тебе так важно закрепить имидж мужественности?
— Совсем неважно. Я не хочу укреплять ничего, кроме своих предприятий. Мой главный статист сказал однажды: