Хроники Амбера (№2) - Ружья Авалона

Я улыбнулся.

— Праздное любопытство? Или ты готовишься к худшему?

Он ухмыльнулся.

— Хотелось бы знать, на всякий случай.

— Увы, брат мой! Мир не подготовлен к этому знанию. Если б я кому сказал, то только тебе, но ты ничего не выиграешь, а мне оно может пригодиться в будущем.

— Иными словами, ты нашел способ появляться в Эмбере и исчезать из него, когда тебе вздумается. Что ты намерен предпринять, Корвин?

— А ты как думаешь?

— Ответ, естественно, напрашивается сам собой. Не знаю, что и сказать. Я в растерянности.

— Почему?

Он указал в сторону Черной Дороги.

— Она доходит уже до подножья Колвира. Разнообразные твари используют ее для нападения на Эмбер. Мы защищаемся и всегда побеждаем, но они атакуют все чаще, все яростнее. Сейчас не время думать о троне, Корвин.

— Наоборот. Самое время о нем подумать.

— Ты говоришь о себе, а я — о благополучии Эмбера.

— Эрик справляется со своими обязанностями?

— Безусловно. Я же сказал, что мы всегда побеждаем.

— Я не о том. Он пытался выяснить причину возникновения Черной Дороги?

— Я и сам прошел по ней довольно большое расстояние.

— И?…

— Мне не удалось дойти до конца. Ты ведь знаешь, что чем дальше от Эмбера, тем непонятнее становятся отражения?

— Да.

— …А потом ты теряешь над ними контроль и постепенно сходишь с ума?

— Да.

— …За этими отражениями лежит царство хаоса. Я убежден, что дорога ведет туда, Корвин.

— Значит, мои опасения подтверждаются, — сказал я.

— Вот почему, независимо от того, склоняюсь я на твою сторону или нет, мне хочется, чтобы ты отказался от осуществления своих планов. Безопасность государства — прежде всего.

— Понятно. Будем считать, что наш разговор закончен.

— Какое решение ты принял?

— Ты ведь не знал моих планов, поэтому нет смысла говорить, что они остались неизменными. И тем не менее они остались неизменными.

— Я не уверен, что хочу пожелать тебе удачи, но счастья желаю от всей души. Я рад, что ты снова видишь. — Он крепко пожал мне руку. — А теперь пойду к Бенедикту. Я правильно тебя понял? С ним все в порядке?

— Безусловно. Я лишь оглушил его. Не забудь передать то, о чем просил.

— Не забуду.

— И отведи его в Авалон.

— Постараюсь.

— Что ж, до свидания, Жерар.

— До свидания, Корвин.

Он повернулся и пошел по дороге. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, затем положил его карту в колоду, забрался на козлы и вновь поехал по дороге, ведущей в Антверпен.

8

Я стоял на вершине холма, поросшего кустарником, и смотрел на дом. Настроение у меня было скверное.

Я и сам не знал, что ожидал увидеть. Пожарище? Машину у подъезда? Счастливое семейство, отдыхающее на веранде, меблированной красным деревом? Вооруженную охрану?

Крыша дома прохудилась в нескольких местах и требовала срочного ремонта. Лужайка заросла. Странно еще, что в доме было выбито всего одно окно, да и то сзади.

Итак, на первый взгляд, дом выглядел брошенным. Я задумался.

Расстелив на земле куртку, я уселся на ее и закурил. Других домов поблизости не было.

За алмазы я получил около семисот тысяч долларов, и на заключение сделки ушло полторы недели. Из Антверпена мы переехали в Брюссель, и несколько вечеров провели в Rue de Char et Pain, где и встретились с нужным мне человеком.

Выслушав мой заказ, Артур крайне удивился. Бывший офицер ВВС, невысокий, худой, с аккуратно подстриженными усиками, он прервал меня в самом начале разговора и, поминутно качая головой, засыпал вопросами о доставке. Когда речь клиента звучала невразумительно, Артур всегда волновался. Больше всего на свете его беспокоило, что неприятности с оружием могут произойти во время или сразу после доставки. Он почему-то считал, что это подрывает его авторитет, и обычно бывал куда услужливее других, когда речь шла о транспортировке. Мои планы его взволновали по той простой причине, что у меня их вообще не было.

Дело в том, что для соглашений подобного рода требуется сертификат, подтверждающий, что государство «Х» действительно заказало военную технику и имеет право на экспорт из страны-изготовителя. Документ этот придает соглашению официальный характер, даже если всем ясно, что оружие отправится в государство «Y», как только пересечет границу. Так уж повелось, что за определенную плату можно заручиться поддержкой представителя посольства государства «Х» — желательно того, у кого есть родственники или друзья в министерстве обороны, готовые подписать сертификат. Он стоит очень дорого, но я уверен, что Артур в одну секунду назвал бы и сумму, и людей, к которым надо было обратиться.

— И все-таки как вы собираетесь переправить груз? — в который раз задавал он вопрос, звучавший в разных вариантах. — Как вы доставите его к месту назначения?

— Пусть это вас не беспокоит. Я обо всем позабочусь.

Артур опять покачал головой.

— Не мелочитесь, полковник. На этом не следует экономить. — (для него я был полковником — сам не знаю почему — со времени нашей первой встречи, лет двенадцать назад.) — нет, не следует. Сэкономив несколько долларов, вы рискуете потерять все и нажить кучу неприятностей. Послушайте, что я вам скажу: есть у меня на примете молодой представитель африканской республики, который очень недорого берет…

— Нет. Мне нужно только оружие.

Во время нашей беседы Ганелон молча сидел и дул пиво. Рыжая борода и разбойничье выражение на лице моего спутника выглядели впечатляюще. Он ни слова не понимал по-английски, но строго следовал моим инструкциям и изредка обращался ко мне на языке тари. Чистое мальчишество. Бедный старый Артур был прекрасным лингвистом, и ему очень хотелось выяснить, для кого предназначается оружие. Когда я болтал с Ганелоном о всяких пустяках, Артур из кожи лез вон, пытаясь определить, на каком языке мы разговариваем. В конце концов он начал многозначительно кивать, как будто ему это удалось, а затем вытянул шею и сказал:

— Я читаю газеты, полковник. И не сомневаюсь, что эти ребята могут дать вам гарантии. Все же…

— Нет, — перебил я. — Поверьте, когда я получу от вас автоматические ружья, они просто исчезнут с лица земли.

— Вы шутите. Даже я не знаю, где выполнят ваш заказ.

— Это не имеет значения.

— Хорошо, что вы уверены в себе. Но упрямство… — Он пожал плечами.

— впрочем, дело ваше.

Когда я объяснил, какие мне нужны патроны, Артур решил, что я окончательно свихнулся. Он уставился на меня, забыв покачать головой. Прошло минут десять, прежде чем мне удалось уговорить его хотя бы взглянуть на расчеты. За это время он пришел в себя и качал головой изо всех сил, невнятно бормоча о серебряных пулях и невзрывающихся капсюлях.

Наш спор разрешил самый неподкупный судья: наличные. Убедившись, что я непреклонен, Артур обрисовал мне ситуацию. Заказать и получить ружья несложно, купить грузовики — не проблема, но изготовление нужных мне патронов и капсюлей будет стоить бешеных денег. И вообще он не уверен, что военный завод согласится выполнить подобный заказ. Когда я сказал, что готов заплатить любую сумму, он расстроился еще больше. Если я могу позволить себе роскошь экспериментировать с патронами, которые не стреляют, и капсюлями, которые не детонируют, почему бы мне не приобрести сертификат…

Нет, ответил я, и еще раз нет. Кажется, мы уже договорились, напомнил я ему.

Он вздохнул и дернул себя за ус. Затем кивнул. Конечно, конечно. Будет так, как я решил.

Цену он заломил баснословную. Естественно. Если я не сошел с ума — значит, мне подвернулось выгодное дельце. Хоть его и заинтересовал мой заказ, он больше ни о чем не спрашивал, видимо, боясь быть замешанным в какую-нибудь неприглядную историю. Более того, как только ему удалось договориться с военным заводом (как выяснилось, в Швейцарии), он тут же свел меня с его представителем, получил комиссионные и был таков.

Мы с Ганелоном прибыли в Швейцарию по фальшивым паспортам. Он стал немцем, а я — португальцем. Мне, собственно, было наплевать на запись в паспорте, лишь бы фальшивка не подвела, но Ганелону я выбрал национальность с определенной целью. Во-первых, ему легко давался немецкий язык, а во-вторых, в Швейцарии всегда полным-полно немцев-туристов. По моему совету Ганелон говорил, что родился и вырос в Финляндии.

В течение трех недель я следил за тем, как выполняется мой заказ, и остался доволен результатами. Серебро, кончено, стоило очень дорого. Быть может, я перестарался, но что там ни говори, этот металл слишком часто оказывал мне услуги в Эмбере, а деньги никогда не были для меня проблемой. К тому же нет лучше пули — кроме золотой — для короля. И если я убью Эрика, может, кто и крикнет: «Слава павшему величию!» Будьте снисходительны ко мне, братья.

Убедившись, что заказ будет выполнен в срок, я отправил Ганелона путешествовать, благо он пустился во все тяжкие, вжившись в образ финского туриста. Он отбыл в Италию с камерой на шее и отсутствующим выражением на лице, а я сел в самолет и полетел домой, в штаты.

Домой? Да. Я сидел на холме и смотрел на небольшой дом, в котором прожил больше десяти лет. Я возвращался в него, когда попал в ту самую автомобильную катастрофу, после которой начались мои мытарства.

Я затянулся сигаретой. Тогда мое жилище не было столь запущенным. Я всегда тщательно за ним следил; и дом, и участок были полностью оплачены. Шесть комнат, гараж на две машины. Семь акров земли — практически весь склон холма. Большую часть времени я проводил в одиночестве. Мне здесь нравилось. Я любил возиться в мастерской, работать в уютном кабинете. Интересно, висит на его стене гравюра Мори или ее украли? Она называлась «Лицом к лицу», и на ней была изображена смертельная схватка двух воинов. Хорошо бы ее увидеть. Впрочем, насколько я знал закон, то, что не разворовали, должно было пойти с молотка для уплаты налогов штату Нью-Йорк. Странно еще, что дом не продали. Я продолжал смотреть на него, чтобы окончательно в этом убедиться. Спешить было некуда.

С Жераром я связался сразу же по прибытии в Бельгию, а с Бенедиктом — не рискнул. Я боялся, что он тут же нападет на меня, а мне не хотелось ни сражаться с ним на шпагах, ни мериться силой воли.

Жерар оглядел меня с головы до ног.

— Корвин? Да…

— Что с Бенедиктом?

— Я нашел его там, где ты сказал. Он кинулся было тебя преследовать, но мне удалось убедить его, что это бессмысленно. Пользуясь тем, что Бенедикт долго был без сознания, я сказал, что ты уехал давным-давно. Затем мы отправились в Авалон. Я остался на похороны, а сейчас иду в Эмбер.

— Какие похороны?

— Ты действительно не знаешь?

— Если б я знал, черт тебя побери, я бы не спрашивал!

— Слуг Бенедикта убили. Он говорит, это сделал ты.

— Нет. Чушь какая-то. Зачем мне убивать его слуг?

— Когда Бенедикт вернулся, в доме никого не было. Он отправился на поиски и обнаружил три трупа, а тебя и след простыл.

— Понятно… Где он их нашел?

— В небольшой рощице за садовым участком. Могила была совсем неглубокой.

Все верно… Лучше не говорить, что я видел эту могилу.

— Но с чего он взял, что их убил именно я?

— Бенедикт в недоумении, Корвин. Он никак не может понять, почему ты не прикончил его, когда тебе представилась такая возможность. И он поражен, что ты позвал меня на помощь.

— Бенедикт несколько раз назвал меня убийцей, но… Ты передал ему то, о чем я просил?

— Да. Сначала он отмахнулся от меня, как от мухи, заявив, что ты лжешь. Я сказал, что ты говорил искренне и настаивал на своей невиновности. Это его сильно обеспокоило. Он спросил, верю я тебе или нет.

— А ты мне веришь?

— Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или не верить? Мы так давно не виделись, и вдруг ты… — он запнулся и, прищурившись, посмотрел мне в глаза. — Тут что-то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у тебя была полная колода.

— Ты шутишь?

— Я требую ответа на свой вопрос.

— Хорошо. Ты — единственный, кому я доверяю.

— И это все.

— Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне доподлинно известно, что только вы с Джулианом были в курсе его дел. Я не люблю Джулиана и не верю ему. С тебя довольно?

— Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте?

— Потому что вы жили в его доме после того, как Черная Дорога изрядно вас потрепала. Я слышал об этом от Дары.

— Да кто такая эта Дара, в конце концов?

— Осиротевшая дочь старого слуги Бенедикта, которую он взял на воспитание. Она гостила у него одновременно с вами.

— И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к Бенедикту.

— Да, конечно. А в чем, собственно, дело?

— Ни в чем. Я ее не помню. Скажи, почему ты так внезапно уехал? Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен.

— Я и был виновен… Но не в убийстве. Как ты считаешь, зачем я приехал в Авалон? Ведь ты видел в фургоне коробки. Я действительно не хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы, что это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил бы за собой груженый фургон!

— Что было в коробках?

— Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту, не скажу и тебе. Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное, что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там особой ценности, но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом?

— Да. По крайней мере в нем есть смысл.

— Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил?

— Нет. Я тебе верю.

— А Бенедикт?

— Он не нападет на тебя, пока вы не объяснитесь. У него возникли сомнения, в этом я уверен.

— И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора.

Я поднял руку.

— Подожди, Корвин! Подожди!

— В чем дело?

— Как тебе удалось пересечь Черную Дорогу? Ты уничтожил огромный ее участок в том месте, где проехал. Каким образом?

— Лабиринт, — сказал я. — Если когда-нибудь ты попадешь на Черной Дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь знаешь, как иногда приходится держать его перед мысленным взором, когда отражения начинают разбегаться в стороны и выходят из-под контроля?

— Да. Но я пытался это сделать, и у меня ничего не вышло. Только голова разболелась. Черная дорога не является отражением.

— Ты прав и не прав. Я знаю, что она из себя представляет. А ты слишком рано сдался. Я концентрировался на Лабиринте до тех пор, пока голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял сознания, и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было из приятных, но результат налицо.

— Я запомню, — сказал он. Ты собираешься объясниться с Бенедиктом?

— Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного остыл, так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется рисковать. Поединок с Бенедиктом не входит в мои планы. И я воспротивлюсь всякой попытке войти со мной в контакт.

— Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером?

Я опустил глаза.

— Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет ни одного шанса помешать мне.

— Корвин… Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас на Эмбер. Государство в опасности.

— Мне очень жаль, Жерар. За последние пять лет я думал об этом больше, чем вы все вместе взятые.

— Что ж, тогда мне тоже жаль.

— Извини, мне пора.

Он кивнул.

— До свидания, Корвин.

— До свидания, Жерар.

Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я встал, отряхнул куртку, надел ее, потушил окурок и выкинул пустую сигаретную пачку. Дом по-прежнему не подавал признаков жизни — пыльные стекла не загорелись светом, выбитое окно осталось выбитым. Я медленно пошел вниз по склону холма.

Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У нее больше не было причин оставаться на отражении земля. Она успешно справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь жила в Эмбере.

Меня раздражала мысль о том, что флора все время находилась рядом со мной, а я об этом не знал.

Я долго колебался, обдумывая, не поговорить ли мне с Рэндомом, и пришел к выводу, что это бессмысленно. Я, конечно, с удовольствием выслушал бы последние новости, но они никак не могли повлиять на ход событий. Я был уверен, что могу доверять Рэндому, ведь он здорово мне помог, и хотя его трудно было назвать альтруистом, он сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Сейчас Рэндом женился, и в Эмбере его не любили, но терпели. Скорее всего он с радостью примет любое мое предложение; но, взвесив все «За» и «Против», я решил поговорить с ним при встрече.

Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня оставили в покое. Захотелось поживиться моими мыслями, дорогие братики? Слуга покорный!

Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом. Я вел наблюдение с холма вот уже третий день, и мне казалось невероятным, что здесь кто-нибудь живет. Все же…

Я заглянул внутрь.

Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся.

Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я вытер его о куртку, открыл дверь и вошел в дом.

Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из-под кофе, ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку.

Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и убедился, что она забит изнутри. На стене в прихожей было написано неприличное слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на полу. На линолеуме остались глубокие царапины, свидетельствующие, что холодильник и электробатарею тащили волоком.

Я попятился, вышел из кухни и направился в мастерскую. Пусто. Проходя по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла.

В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда почти ничего не вынесли, и письменный стол, как всегда, был завален всякой всячиной. Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли на полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а…

Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти вплотную к стене, боясь ошибиться.

Прекрасная гравюра Йошитоши Мори висела на прежнем месте — опрятная, элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это — одна из самых дорогих вещей…

Опрятная?

Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.

Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни пыли, ни грязи.

Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на которой она висела, был пыльным и грязным.

Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать, и он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте и порядке — за что я был ему крайне признателен, — а затем, совсем недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.

Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего несколько лет.

Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не ловушка. Что тогда?

Сообщение. Важное сообщение.

Какое? Где? И главное, кто?

Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф. Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель, набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу старой тростью, валявшейся на полу.

Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.

В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги, расписки.

И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.

На конверте было написано мое имя.

— Брат Корвин, — прочитал я на листке бумаги, — если ты читаешь это письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори — насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит в наших с тобой отношениях. Твое послание «Я вернусь» лежит сейчас на моем письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира, Корвин, — не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось, чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты признал меня законным монархом, — Согласись только, что я буду командовать в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты, конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное слово, что все сказанное мною — правда.

Эрик, повелитель Эмбера.

Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не имеют силы?

Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей стороны — Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь не сомневаться, потому что все мы — люди чести), — но встреча наша произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера, то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.

Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил сигарету в грязной пепельнице на столе. Затем снял с кровати в спальной чистую простыню и завернул в нее моих воинов. Придется им подождать меня в каком-нибудь безопасном месте.

Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я вспомнил людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно, справлялись ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.

Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер за собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.

Стоя на его вершине, я оглянулся и посмотрел на дом, пустой и одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге, на которой оставил машину. Зря я оглянулся.

9

Мы с Ганелоном отбыли из Швейцарии на двух грузовиках. В Бельгии я загрузил в них автоматические винтовки. Одно ружье весило всего десять фунтов, значит, триста — полторы тонны, так что у нас осталось место для канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой, нам пришлось срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям, которые стоят на границе с единственной целью — создавать автомобильные пробки.

Мы отправились в путь (я возглавил нашу скромную колонну). В маленьких деревнях, раскиданных среди бурых холмов, навстречу нам попадались лишь запряженные в телеги кони. Небо стало лимонно-желтым, повсюду летали птицы без оперения. Мы ехали долго и несколько раз натыкались на Черную Дорогу. Небо часто меняло цвет, местность была то равнинной, то холмистой. Грузовики трясло на проселочных дорогах и заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с земли поднимались густые туманы.

Я потратил почти весь день на поиски отражения (или отражения отражения — в данном случае это не играло роли), в котором они жили.

Да, да, те самые мохнатые существа невысокого роста с клыками и когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо таки созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же бедняги меня боготворили и радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов не спрашивают. Их любят, чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав, что мне нужно всего несколько сот солдат. Я отказал тысячам и тысячам добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В конце концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за погибших товарищей и доказать, что гибель их была не напрасна. Естественно, я так не думал, но мне всегда нравилось упражняться в софистике. А может, мне следовало смотреть на них как на наемников, которые получают плату в виде духовных ценностей. Одни сражаются за деньги, другие — за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем и другим.

Впрочем, моим солдатам почти ничего не грозило — они были единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их отражении капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на Эмбер. К сожалению, в соответствии с законом, которому подчиняются все отражения, оно находилось в непосредственной близости от Эмбера, и я нервничал всякий раз, когда моя маленькая армия отправлялась на стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда забредет один из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.

Через три недели я решил, что мохнатые существа достаточно хорошо подготовлены, и отдал приказ к выступлению. Прохладным солнечным утром мы снялись с лагеря и пошли по отражениям: колонны солдат маршировали за грузовиками. Моторы их начали работать с перебоями, но, слава богу, пока не отказали.

На этот раз я решил атаковать Колвир не с юга, а с севера. Я разбил отряд на батальоны, и каждый солдат знал, что ему делать и какую позицию занять, когда мы подойдем к вечному городу.

Мы сделали привал, плотно позавтракали и продолжали идти вперед, а голубое небо потемнело, совсем как в Эмбере. Каменистая равнина закончилась; на черной плодородной земле росла зеленая трава, цвели кусты, покачивали ветвями деревья. Воздух был свеж и прозрачен.

К вечеру мы дошли до Арденского леса и разбили лагерь у деревьев-великанов, выставив тройные караулы. Ганелон, вырядившийся в костюм цвета хаки и нацепивший берет, долго сидел со мной рядом, изучая карты местности, которые я ему чертил.

До Колвира оставалось около сорока миль.

Грузовики подверглись нескольким трансформациям и в конце концов перестали заводиться. Мы столкнули их в овраг, прикрыли ветками и, распределив патроны и продовольствие между солдатами, продолжали путь.

Я решил идти через лес, который знал как свои пять пальцев. Дорога, естественно, становилась длиннее, но безопаснее. За весь день мы не увидели никого, кроме лис, оленей, зайцев и белок. Вдыхая упоительные ароматы, глядя на изумрудно-зеленые с вкраплениями золота стволы деревьев, я вспоминал более счастливые времена. Перед восходом солнца я забрался на один из лесных великанов и посмотрел в сторону Колвира. Над некоторыми его пиками бушевала гроза, над другими — висел густой туман.

На следующее утро мы столкнулись с одним из патрульных отрядов, и было непонятно, кто кого застал врасплох. Пальба началась сразу же. Я сорвал голос, крича, чтобы прекратили стрелять без толку, но каждому не терпелось опробовать оружие на живой мишени. В патруле было человек двадцать, и никто не ушел живым. С нашей стороны потерь не было, лишь один солдат по ошибке ранил другого, а может, он сам себя ранил — я так и не разобрался в этом инциденте. Шуму мы наделали много, и я приказал двигаться как можно быстрее, так как боялся, что поблизости могут быть другие патрульные отряды.

К вечеру мы покрыли довольно большое расстояние и сквозь просвет деревьев увидели горы. Над их пиками все еще висели грозовые облака. Мохнатые существа были опьянены первой победой и долго не могли угомониться.

Весь следующий день мы шли, не останавливаясь, успешно избежали столкновений с двумя отрядами и разбили лагерь на высоте в полмили над уровнем моря. Стоял туман, облака сгустились, предвещая штормовую погоду. В эту ночь я спал плохо. Мне снились Лорен и горящая голова кошки.

Мы продолжали двигаться так же быстро, как накануне, и дорога все время шла в гору. Вдалеке гремел гром, воздух был насыщен электричеством.

Проходя узким извилистым перевалом, я неожиданно услышал сзади какие-то крики, а затем оружейные залпы. Подбежав к последней колонне, я увидел столпившихся солдат, среди которых был Ганелон. Они смотрели на землю и возбужденно переговаривались.