12

Было полно дыма, гигантских червяк и много вспышек разноцветных огней. Каждый звук рождался в виде образа, разгорался до максимума и мерк, слабел. Эти, подобные молниям, уколы действительности, вызываемые из Отражений и возвращаемые туда же. Червяк растягивался до бесконечности. Собакоголовые цветы норовили цапнуть меня, но потом виляли листьями. Столб дыма остановился перед зависшим в небе светофором. Червяк, нет, это была гусеница, улыбнулась. Начинался медленный слепящий дождь, и все проплывающие капли были фасеточными…

Что-то не так в этом пейзаже, засомневался я.

Наконец я сдался, не в силах определить что именно мне мешает. Хотя у меня оставалось смутное ощущение, что этот редкостный ландшафт не должен быть таким, какой он есть.

— О, черт! Мерль!

— Чего еще надо Люку? Почему он не отцепится от меня? Вечно какие-нибудь проблемы!

— Посмотри на это, а?

Я посмотрел, как несколько ярких прыгающих мячиков, или, может быть, комет, ткали гобелен из света. Он падал на лес из зонтиков.

— Люк, — начал было я, но один из собакоголовых цветов укусил меня за руку, про которую я забыл, и все поблизости пошло трещинами, словно нарисованное на стекле, сквозь которое только что сделали выстрел. За ним виднелась радуга.

— Мерль! Мерль!

Это Дроппа тряс меня за плечо, о чем свидетельствовали внезапно открывшиеся мои собственные глаза. А на подушке, где только что покоилась моя голова, осталось влажное пятно.

Я приподнялся на локте. Протер глаза.

— Дроппа… Что?..

— Не знаю, — ответил он мне.

— Чего ты не знаешь? Я хочу сказать… Черт! Что случилось?

— Я сидел вон в том кресле, — показал он, — дожидаясь, когда ты проснешься. Мартин сказал мне, что ты здесь. Я просто собирался передать, что Рэндом хотел увидеться с тобой, когда ты проснешься.

Я кивнул, и тут же заметил, что из моей руки сочится кровь, куда меня укусил цветок.

— Сколько я проспал?

— Минут, наверное, двадцать.

Я скинул ноги на пол, сел.

— Так почему же ты разбудил меня?

— Ты козырялся, — ответил он.

— Козырялся? Во сне? Так не бывает. Ты уверен?..

— В данный момент, к несчастью, трезв, — пожаловался он. — У тебя появилось радужное свечение, и ты начинал смазываться по краям и таять. Я сразу же подумал, что мне лучше разбудить тебя и спросить, хочешь ли ты этого на самом деле? Что ты пил, растворитель для красок?

— Нет.

— Я попробовал его раз на своей собаке…

— Сны, — пробурчал я, массируя виски так, что в них застучало. — Вот и все. Сны.

— Из тех, что могут видеть и другие люди? Вроде путешествия в мир грез под действием наркотика?

— Я имел в виду не это.

— Нам лучше поторопиться к Рэндому, — и он стал разворачиваться к дверям.

Я покачал головой.

— Еще нет. Я намерен просто посидеть здесь и собраться с силами. Что-то тут не так.

Когда я взглянул на него, то увидел, что его глаза вытаращены, и он пялится на что-то позади меня. Я обернулся.

Стена у меня за спиной, казалось, будто отлитая из воска и поставленная слишком близко к огню.

— Похоже, настало время тревог и экскурсий, — заметил Дроппа. — На помощь!

И он с воплями выбежал из комнаты в коридор.

Тремя секундами позже стена снова сделалась нормальной во всех отношениях, но я дрожал. Что за чертовщина тут происходит? Не сумел ли Маска наложить на меня заклятие, прежде чем я оторвался? Если так, то на что оно направлено?

Я поднялся на ноги и медленно пошел вокруг. Все теперь казалось на своих местах. Я понимал, что все это неспроста, это отнюдь не порожденная моими недавними страхами галлюцинация, поскольку Дроппа тоже видел ее. значит, я не рехнулся. Это что-то иное, и чем бы оно ни было, я чувствовал, что оно все еще таится поблизости. В воздухе теперь стояла ощутимая неестественная ясность, и все предметы в ней казались необычайно четкими.

Я быстро обошел комнату, не зная, что именно ищу. И поэтому неудивительно, что не нашел искомого. Тогда я вышел в коридор. В чем бы не заключалась проблема, не могла ли она заключаться в чем-то, что я притащил с собой? Может, Ясра, негнувшаяся и раскрашенная, была Троянским Конем?

Я направился в главный холл. Не успел я сделать дюжины шагов, как передо мной появилась косая решетка света. Я заставил себя идти дальше, и она отступала по мере моего продвижения, меняя при этом форму.

— Мерль, пошли! — раздался голос Люка. А самого Люка не было нигде видно.

— Куда? — отозвался я, не замедляя шага.

Никакого ответа, но решетка разделилась посередине, две ее половинки распахнулись передо мной, словно ставни. Они открыли ослепительный свет, и мне подумалось, что в нем я мельком увидел кролика. Затем внезапно видение исчезло, и единственное, что не позволяло мне поверить, будто все снова стало нереальным — это всего несколько мгновений звучащий смех Люка, не имеющий никакого видимого источника.

Я побежал. Может, на самом деле, враг — это Люк, о чем меня неоднократно предупреждали? Может, посредством всего того, что происходило последнее время, мною каким-то образом ловко манипулировали, и всего лишь с целью освободить его мать из Замка Четырех Миров? И теперь, когда она находилась в безопасности, не набрался ли он безрассудной смелости вторгнуться в сам Эмбер и вызвать меня на колдовскую дуэль, условий которой я даже не понимая?

Нет, я не мог в это поверить. Я был убежден, что он не обладает соответствующей мощью. Но даже если бы и обладал, то не посмел бы пойти на такой шаг — ведь заложницей мне служила Ясра.

Мчась по коридору, я снова услышал его голос, отовсюду, ниоткуда. На этот раз он пел. У него оказался мощный баритон, а песню он выбрал шотландскую: «В стародавние времена». Может быть, это что-то означало?

Я ворвался в холл. Мартин с Борсом ушли. Неподалеку от того места, где они стояли, я увидел на буфете пустые стаканы. А около другой двери?.. Да, около другой двери осталась Ясра, все такая же прямая, без изменений, так же держала мой плащ.

— Ладно, Люк! Давай играть в открытую! — крикнул я. — Кончай эту ерунду, и давай уладим дело.

— А?

Пение внезапно прервалось.

Я медленно подошел к Ясре, изучая ее на ходу. Совершенно не изменилась, если не считать шляпы, повешенной кем-то н другую руку. Я услышал раздавшийся где-то во дворце крик. Возможно, это Дроппа все еще поднимал тревогу.

— Люк, где бы ты ни был, — обратился я. — Если ты слышишь меня, то взгляни сюда и послушай внимательно: она у меня здесь. Видишь? Что бы ты ни замышлял, не забывай об этом.

По комнате прошла сильная рябь, словно я стоял посреди картины без рамы, которую кто-то только что решил тряхнуть, изогнуть, а потом натянуть потуже.

— Ну?

Ничего.

А затем смешок.

— Мать-вешалка… Ну-ну. Эй, спасибо, дружище. Здорово. Не мог достать тебя раньше. Не думал, что ты доберешься туда. Они разгромили нас наголову. Взял несколько наемников дельтапланах, оседлали восходящие потоки. Однако, они оказались готовыми. Раздолбали нас. Потом точно не помню… Больно!

— Ты пел?

Донеслось что-то вроде стона, как раз тогда, когда в холл вошел Рэндом и Дроппа, а за ними виднелась долговязая фигура безмолвного, словно смерть Бенедикта.

— Мерль! — окликнул меня Рэндом. — Что происходит?

— Не знаю, — покачал головой я.

— Разумеется, я поставлю тебе рюмочку, — донесся очень тихо голос Люка.

По центру холла пронеслась огненная буря. Она продолжалась всего мгновение, а затем на ее месте появился большой прямоугольник.

— Ты же колдун! — возмутился Рэндом. — Так сделай что-нибудь!

— Я не знаю, что это за чертовщина, — огрызнулся я. — Никогда не видел ничего подобного. Это похоже на магию, понесшуюся вскачь закусив удила, черт знает куда.

В прямоугольнике стал появляться силуэт с человеческими очертаниями. Форма его определилась, появились черты, одежда.

…Это был Козырь, гигантский Козырь, висящий в воздухе, обретающий осязаемость. Это был…

Я. Я смотрел на собственное лицо, и оно глядело на меня. Я заметил, что я улыбался.

— Пошли, Мерль, присоединяйся к компании, — услышал я слева Люка, и Козырь стал медленно вращаться вокруг вертикальной оси.

Холл наполнился звоном, словно от стеклянных колокольчиков. Огромная Карта поворачивалась, пока я не увидел ее с ребра — черная прорезь. Затем темная линия расширилась, заколыхавшись, словно раздвигающийся занавес, и я увидел скользящие за ней разноцветные клочья интенсивного свечения. А также увидел гусеницу, курившую кальян, толстые зонтики и яркие сверкающие перила…

Из щели протянулась рука.

— Прямо сюда.

Я услышал, как у Рэндома перехватило дыхание.

Меч Бенедикта внезапно нацелился на открывшуюся сцену. Но Рэндом положил ладонь ему на плечо и сказал:

— Нет.

В воздухе опять повисла странная бессвязная музыка; она почему-то казалась вполне уместной.

— Пойдем, Мерль.

— Ты являешься или исчезаешь? — спросил я.

— И то, и другое.

— Ты дал мне обещание, Люк — сведения в обмен на спасение твоей матери, — напомнил я. — Она у меня здесь. В чем заключаются сведения?

— Что-то, жизненно важное для твоего благополучия? — медленно переспросил он.

— Ты говорил, жизненно важное для безопасности Эмбера.

— Ах, тот секрет.

— Я был бы рад услышать и другой тоже.

— Сожалею. Я продаю только один секрет. Какой ты выбираешь?

— Безопасность Эмбера, — ответил я.

— Далт, — уведомил он.

— Что насчет него?

— Его матерью была Дила Осквернительница…

— Это я уже знаю.

— …А она попала в плен к Оберону за девять месяцев до его рождения. Оберон изнасиловал ее. Вот поэтому-то Далт так и взъелся на вас, ребята.

— Дерьмо собачье, — охарактеризовал я.

— Именно так я ему и сказал, когда услышал эту историю черт знает в который раз. А потом взял и подначил его пройти Лабиринт на небе.

— И?

— Он прошел.

— О!

— Я только недавно узнал эту историю, — вмешался Рэндом, — от посланного мною в Кашеру эмиссара. Хотя и не знал про то, что он прошел Лабиринт.

— Если вам известно, то я все еще остаюсь должником, — медленно, почти опечаленно отозвался Люк. — Ладно, вот еще: после этого Далт навестил меня на Отражении-Земля. Именно он-то и организовал налет на склад, мой склад — украл весь запас оружия и специальных боеприпасов. А потом поджог дом, чтобы скрыть ограбление. Но я нашел свидетелей. Он заявится в любое время. Кто знает, когда?

— Еще один родственник катит в гости, — пожаловался Рэндом. — Ну почему я не мог родиться единственным ребенком?

— Делайте с этим, что хотите, — добавил Люк. — Теперь мы квиты. Дай мне руку.

— Ты проходишь?

Он засмеялся, и весь холл, казалось, накренился. В воздухе передо мной открылось отверстие, и рука, появившаяся из него, схватила мою. Чувствовалось, что тут что-то не так.

Я попробовал было перетащить его к себе, но вместо этого почувствовал, что меня самого утаскивают к нему. Присутствовала безумная сила, с которой я не мог справиться, и вселенная, казалось, перекрутилась, когда она овладела мной, и я опять увидел яркие перила. На них покоилась обутая в сапоги нога Люка.

Откуда-то сзади послышался голос Рэндома, выкрикнувший:

— Б-двадцать! Б-двенадцать! И вон!

А потом я никак не мог вспомнить, в чем же состояла проблема. Место оказалось просто чудесным. Хотя и глупо, что я сразу не распознал в зонтиках грибы…

Я закинул на перила собственную ногу, когда Болванщик наполнил мне кружку и долил Люку. Люк кивнул головой налево, и Мартовскому Зайцу тоже налили по новой. Шалтай — молодчина, балансировал, как всегда на краю. Труляля и Траляля, Додо и Лягушонок не давали музыке смолкнуть. А Гусеница просто продолжала курить кальян.

Люк хлопнул меня по плечу, и мне хотелось все что-то вспомнить, но воспоминание продолжало ускользать.

— Теперь все о`кей, — сказал Люк. — Все о`кей.

— Нет, что-то есть такое… Не могу вспомнить…

Он поднял кружку, громко чокнулся со мной.

— Наслаждайся! — пригласил он. — Жизнь — это кабаре, старина!

А Кот на табуретке рядом просто продолжал улыбаться.