Остановив в центре города такси, Кройд долго колесил по разным улицам, прежде чем назвать адрес .своей квартиры в Утренних Холмах. Окна ее были непроницаемо темны. Нагруженный ворохом болеутоляющих, антибиотиков и транк вилизаторов всяческих сортов, с пятифунтовой коробкой шоколадного ассорти под мышкой и прочими мелочами в цветистых обертках, совершенно спокойный и уверенный в собственной безопасности, Кройд бесшумно проник в квартиру. Включив в коридоре свет, скользнул прямиком в спальню.

— Вероника! Ты еще спишь? — нежно шепнул он. Ответа не последовало. Кройд на цыпочках подкрался к кровати, опустился возле на корточки и осторожно тронул одеяло. Но кроме него рука ничего более на постели не нащупала.

— Вероника! — позвал он уже громче.

Ответа не было.

Кройд включил ночник. Кровать опустела, все причиндалы Вероники бесследно исчезли. Он поискал записку — безуспешно. Может, записка в гостиной? Или на кухне? Точно! Если Вероника хотела, чтобы Кройд наверняка ее прочел, то оставила бы на полке холодильника.

Он поднялся и вдруг напряженно застыл. Где-то явственно прозвучали шаги. Сзади, в гостиной?

— Вероника!

И снова никакого ответа. Идиот, оставил дверь нараспашку! — сообразил Кройд и покрылся холодным потом. Но ведь в коридоре вроде как и не было никого…

Вырубив свет, он осторожно пересек комнату, беззвучно распластался на полу и выглянул на мгновение в холл.

Там было пусто. Никого. И больше никаких звуков.

Кройд поднялся и вышел из спальни. И решил на всякий случай проверить гостиную.

Но включить там люстру он уже не успел. В гостиной, в лучах рассеянного света, льющегося из коридора, бил хвостом огромный бенгальский тигр. Великолепный образчик. Нимало не мешкая, он с грозным ревом прыгнул на Кройда.

— О, срань Господня! — сумел лишь выдохнуть Кройд, рассыпая подарки по всему полу и уворачиваясь.

От удара плечом о стену отвалился пласт штукатурки; зато жуткая полосатая лапа, пролетев совсем рядом, лишь чуть задела Кройда. Он успел резко выбросить кулак, но удар пришелся по хребтине животного вскользь и существенного урона тому не нанес. Улепетывая в гостиную, Кройд услыхал сзади недоуменно-обиженный рев — где, мол, мой ужин? Зверь недоумевал недолго — уже через мгновение, выставив перед собой стул, Кройд отбивал в гостиной очередную бешеную атаку.

От удара стулом тигр коротко взвыл; Кройд же, не теряя времени, схватил за ножки тяжелый стол и, прикрываясь им как щитом, перешел в контрнаступление. Зверь, разъяренно отшвырнув стул в сторону, все еще рычал и тряс ушибленной головой. Толчок крышки стола он встретил могучим плечом, заревел и попытался просунуть когтистую лапу снизу. Кройд присел, уперся, еще чуток поднажал…

Тварь с воем опрокинулась на спину и вмиг исчезла из поля зрения. Секунды тишины тянулись, точно одурманенные тараканы.

— Киска, ты где-е-а? — осведомился Кройд.

Тишина.

Чтобы оценить ситуацию, он немного, всего лишь на фут, опустил свой деревянный щит. Этого оказалось вполне достаточно — яростно взревев, тигр прыгнул снова. Кройд вытолкнул стол зверю навстречу — с резкостью и энергией, какие предметам домашней обстановки навряд ли когда-либо доводилось испытывать на себе. Край стола с ужасающим хрустом врезался тигру как раз под самую челюсть — почти человечий крик боли, сопровождал на этот раз падение зверя на спину. Кройд поднапрягся, воздел тяжелый стол над головой и точно гигантской мухобойкой прихлопнул раненое животное. Поднял снова, готовый тут же повторить удар. И застыл в недоумении.

Тигр исчез.

— Киска, ты где? — повторил Кройд. — Кис-кис!

Тишина.

Кройд опустил стол на пол. Отодвинул в сторону. Добрался до выключателя на стене и щелкнул клавишей. Только теперь он заметил, что рубашка на нем изорвана и вся в крови. Три глубокие царапины пересекали весь левый бок — от ключицы почти до пояса.

А на полу белело что-то очень небольшое… Кроил наклонился, поднял предмет с полу и повертел в руках. Он держал одну из этих маленьких складных бумажных фигурок… Оригами! — внезапно всплыло в памяти название, занятное японское развлечение. Фигурка представляла собой миниатюрного бумажного тигра. Кройд содрогнулся и истерически захихикал. Но ведь все случившееся было вполне натуральным, даже чересчур натуральным, Шутки в сторону! Кройд понял, что сражался не с тигром, тем более не с бумажным тигром — в противники на этот раз достался другой туз, и весьма крутой — с даром, не поддающимся обычной классификации. И удовольствия Кройду эта встреча отнюдь не доставила. Как и исчезновение Вероники. Как и неприятный холодок между лопаток — холодок неизвестности, ожидание очередного коварного удара неведомого туза.

Кройд тщательно запер наружную дверь. Затем распечатал одну из подарочных коробок, извлек бутылку перкодана и залпом осушил. В ванной он содрал с себя окровавленные лохмотья, как следует умылся. Затем отправился к холодиль нику за пивом — для контраста с терпкой французской зеленью. Никакой записки в холодильнике не обнаружилось — ни среди молочных пакетов, ни в отсеке для яиц, — и это повергло Кройда в глубокое уныние.

Остановив кровотечение, Кройд перебинтовал раны и накинул свежую рубашку. Он не стал ломать себе голову, почему так вышло. Теперь уже никакой роли не играло, выследили его враги или же подстерегли в заранее подстроенной ловушке — квартиру следовало покинуть, и немедленно. Сейчас лишь отсутствие Вероники всерьез тревожило Кройда — по возвращении она могла попасть в беду. Но никакой альтернативы отступлению Кройд не видел. Знакомое мерзкое чувство — за ним снова шли по пятам.

Сменяя метро на такси и снова ныряя под землю, Кройд несколько часов петлял по городу. Для вящей уверенности, нацепив зеркальные очки, исходил Манхэттен вдоль и поперек еще и пешком — и столь замысловатым узором, что шансов у предполагаемых топтунов, пожалуй, вовсе не осталось. Именно тогда Кройд впервые в жизни увидел свое имя на световых табло Таймс-сквер, набранное колоссальными бегущими буквами.

«Кройд Кренсон, срочно позвоните доктору Т., чрезвычайная необходимость», — гласила надпись, бегущая по фасаду небоскреба.

Кройд стоял как вкопанный, снова и снова перечитывая неожиданное послание. Когда убедился, что зрение не подвело, недоуменно и обиженно пожал плечами. Неужто так трудно понять, что он чем-то занят и заскочит оплатить счет при первой же возможности. Это было дьявольски унизительно — выставить его дохляком перед всем белым светом. Вероятно, теперь они отведут ему даже койку, хотя чулан со швабрами обошелся бы куда дешевле. Что им всем действительно требуется, так это только выжать Кройда досуха, как и всех прочих. Подождут, перебьются.

Ругаясь сквозь зубы, Кройд поспешил к подземке.

Трясясь в вагоне метро по Бродвейской линии к югу, Кройд катал под языком пару сердечек и одну заплутавшую среди них капсулу пирагекса. И немало изумился, обнаружив. что все пассажиры, входящие в вагон на станции Кенал-стрит, — близнецы. Более того. все как один походили на весьма важную личность — сенатора Хартмана. Сперва в глаза бросился только один Хартман

— уже и это странно для вечерней подземки. Но следом в вагон тут же вошел второй, присоединился к первому, и, поглядывая искоса на Кройда, они что-то быстро между собой обсудили. Один из хартманов высунулся за дверь и что— то возбужденно прокричал — в вагон хлынули остальные хартманы. Хартманы всех мастей и видов: хартманы-верзилы, хартманы-коротышки, хартманьи-олстяки и даже один хартман с лишними конечностями — общим числом семеро хартманов. Достаточно потертый жизнью, Кройд вскоре сообразил, что именно может означать нашествие хартманов здесь, вблизи Джокертауна — похоже, оборотни чествовали сегодня сенатора в канун предстоящих выборов.

Когда двери с шипеньем съехались и поезд тронулся, самый высокий из хартманов повернулся и уставился на Кройда:

— Вы Кройд Кренсон?

— Ошиблись. — Кройд отвернулся.

— А я полагаю, нет.

Кройд пренебрежительно повел плечами:

— Полагайте себе что угодно, только где-нибудь подальше, если не хотите потерять мой голос на выборах.

— Вставай!

— Я тебе встану! Высоко встану! Выше тебя! И выше всего прочего.

Верзила хартман лениво потянулся к Кройду рукой; остальные тоже надвинулись, замаячили поблизости.

Кройд дернулся, перехватил протянутую руку и рванул; к своему лицу. Последовал краткий хруст, верзила дико взвыл, отчаянно мотнув головой и падая на колени, а Кройд, выплюнув откушенный палец, неторопливо поднялся на ноги. Подтянув оборотня за искалеченную руку поближе, Кройд воткнул свободную ладонь в живот и вырвал кишечник. Со звуком, подобным щелканью бича, лопнула грудная клетка и обнажились сломанные ребра — во все стороны фонтаном брызнула кровь.

— Ах ты, неслух паршивый! — ласково произнес Кройд. — Чему только мамочка тебя, такого осла, учила? Где Вероника, отвечай!

Изувеченный сенатор ответил кровавым кашлем. Остальных хартманов, впавших было в оцепенение при виде крови, как ветром сдуло. А Кройд снова засунул руку в развороченное нутро, на этот раз ниже и по самый локоть. Весь в крови, он сладострастно подчищал тело врага от остатков внутренностей. Прочие хартманы, наблюдая за экзекуцией из дальнего конца вагона, молча ждали решения собственной участи.

— Это политическая акция! — швыряя им под ноги останки главаря, заорал Кройд. — Акт возмездия. До встречи в ноябре на выборах, говнюки!

Соскочив на Уолл-стрит, он содрал с себя окровавленную сорочку, запихнул в ближайший мусоросборник и, прежде чем покинуть вестибюль станции, ополоснулся у питьевого фонтанчика. Рослому чернокожему, присвистнувшему навстречу от изумления: «Вот это так белый — без балды белый!» — Кройд предложил обмен — полста баксов за рубаху. Линяло-голубая полусинтетическая тряпка с длинными рукавами пришлась впору. Двигаясь по Носсау к югу, Кройд вскоре добрался до центра. В круглосуточной греческой забегаловке совершил первую краткую остановку и купил кофе, сразу две здоровенных пластиковых чашки, по одной в каждую руку — чтобы хлебать на ходу.

Затем, свернув по Кенал-стрит направо, добрался до знакомого кафетерия, где заказал бифштекс, омлет, сок и снова кофе — много кофе. Сидя за столиком у окна и наблюдая за неторопливо оживающим городом, Кройд настороженно встречал рассвет нового дня. Что-то он принесет? Организм потребовал черную пилюлю; от щедрот Кройд накинул ему сверху одну из красных — на всякий пожарный случай.

— Любезный! — обратился он к официанту. — Ты, по-моему, шестой или седьмой, кого я за последний час вижу в марлевой повязке.

— Вирус брошенной карты, — пояснил тот. — Очередная вспышка.

— Да всего лишь отдельные случаи, и те Бог знает где! — удивился Кройд. — Так я слышал, по крайней мере.

— Пойдите послушайте снова, — отозвался официант. — Их уже больше сотни — и то, если нам лапшу на уши не вешают.

Кройд впал в задумчивость.

— Полагаешь, этот клочок марли может чем-то помочь? — спросил он наконец.

— Уж лучше это, чем ничего, — пожал плечами официант. — Еще кофе?..

— Наливай. И заверни мне на дорожку дюжину пончиков, найдешь столько?

— Разумеется.

По Брум-стрит Кройд добрался до Бауэри и свернул вниз, к газетному ларьку Бенсона. Подойдя ближе, убедился, что тот закрыт, а Джуби, хозяина, пока не видно. Чертовски жаль. У Кройда теплилась надежда, что старик — а тот был тертый калач, по молодости носил кличку Морж — снабдит полезной информацией или хотя бы присоветует, как ему быть. Сейчас, когда обе воюющие стороны приостановили разборки и взяли тайм-аут, чтобы поупражняться в стрельбе по Кройду, он чертовски нуждался в подсказке опытного человека. В чем, спрашивается, его, Кройда, вина? В веснушках на лице? В дурном дыхании изо рта? Так оно вскоре может и вовсе сойти на нет — то ли стараниями мафии, добивающейся возврата честно отработанного им гонорара, то ли заботами Сиу Ма, которой Кройд вроде бы ничего такого пока не задолжал — разве что репутацию маленько подмочил.

Покусывая на ходу пончик, Кройд отправился дальше, к своей квартире на Элдридж. Ничего. Пока не горит. Он вернется за советом позже. А сейчас расслабится в шезлонге, задрав повыше натруженные ножки, и прикроет глаза хотя бы на минутку-другую…

— Вот же дерьмо! — ругнулся Кройд, обронив в замусоренную полуподвальную нишу сразу за поворотом к своему дому надкушенный пончик. Неужто он уже засыпает прямо на ходу? Еще этого ему недоставало!

Шагнув на ступеньки последней лестницы, ведущей к углу его дома, и ускорив шаг в предвкушении вожделенной встречи с подушкой, Кройд услыхал сзади, из темной ниши, астматическое придыхание — должно быть, до пончика добралась какая-то дряхлая бродячая псина.

— Вот же сукины дети! — присовокупил он к предыдущему заявлению, как только заметил ровную струйку дыма, нарушающую гладь бетонного парапета у самого подъезда. И тут же притормозил.

Один из соглядатаев сидел в машине, припаркованной в виду парадной. Другой, подпиливая себе ногти, курил прямо на крыльце и держал под контролем подходы к дому со стороны боковой аллеи.

Тихонько матерясь, Кройд услыхал сзади паническое придыхание, уже вовсе не схожее с собачьим. Внимательно вглядевшись в полумрак, понял, кого второпях принял за собаку — в грязи ниши копошилось неопрятное аморфное создание по прозвищу Сопля. Многие считали того самым отвратительным обитателем Джокертауна. Пресмыкаясь в вонючей яме, Сопля жадно чавкал сейчас Кройдовыми объедками.

Каждый дюйм тела этого джокера покрывала постоянно стекающая зеленоватая слизь. В этой же слизи он обычно и отдыхал. На нем едва угадывались остатки одежды, насквозь пропитанной тою же слизью.

— Ради всего святого! — сочувственно сказал Кройд. — — Ведь пончик весь в грязи и к тому же надкусанный. Возьми лучше целый! — Он протянул оцепеневшему Сопле весь пакет. — Все в порядке! — добавил Кройд и, видя, что джокер не решается двинуться с места, опустил пакет на ступеньку. И занялся собственными более важными заботами — повернулся лицом к засаде.

Прикончив подобранный объедок, Сопля еще долго колебался.

— Это что, все мне? — спросил он наконец — голос его, затрудненный заложенным дыханием, дрожал и пресекался.

— Да, конечно, доедай их все! В меня уже больше не лезет, — подтвердил Кройд, хлопнув по животу. — Я и не знал, что ты умеешь говорить.

— Мне не с кем теперь говорить, — глухо выдавил джокер.

— Да, конечно, понимаю. Надеюсь, что это всего лишь недоразумение?

— Люди говорят, что моя наружность отбивает у них всякий аппетит. Ты именно поэтому больше не хочешь?

— Да брось ты! — криво усмехнулся Кройд. — У меня проблемы почище твоих. Я не знаю, что мне делать дальше. Видишь тех двоих? Это значит, что моя квартирка накрылась. И я решаю теперь, то ли разобраться с ними сперва, то ли сразу свалить отсюда. Ты беспокоишь меня Меньше всего — хоть с головой жижей покройся. Самому случалось выглядеть так, а то и похлеще.

— Тебе? Как это?

— Я ведь Кройд Кренсон — тот самый, кого кличут Дремлином. И всегда во сне перевоплощаюсь. Раз на раз не приходится — то получше выходит, то похуже, а то и совсем никуда.

— И я тоже мог бы?

— Что? А, ты имеешь в виду — измениться снова? Со мной случай особый — похоже, что я единственный в своем роде. Такие вот пироги. Я не знаю способа поделиться этим с окружающими. Да тут нечему особенно и завидовать — можешь мне поверить!

— Мне бы и одного раза хватило, — раскрыв пакет и доставая пончик, вздохнул джокер. — А почему ты глотаешь пилюли? Ты что, болен?

— Да нет, просто прочищаю мозги. Меня уже клонит в сон, а я не могу позволить себе расслабляться.

— Почему это не можешь?

— О, это долгая история. Очень долгая.

— Никто не рассказывает мне историй теперь, — опечалился джокер.

— Вот дьявольщина! А впрочем, почему бы и нет? — усмехнулся Кройд.

Когда Сопля вдруг заболел и ему стало совсем невмоготу, Кройд, тщательно заперев за собою входную дверь его обшарпанной двухкомнатной квартирки, по случаю обставленной выброшенными мебельными останками, прошел к больному. Потный джокер, лежа на продранной кушетке, бессильно трясся в жутком ознобе. Кройд отыскал в соседней комнате жестянку, сполоснул под краном и поднес Сопле напиться. Пока хозяин жадно давился мутной влагой, Кройд, смахнув в сторону пыльный ржавый шприц и прочие древние принадлежности наркомана, уселся на жалобно пискнувший табурет.

— Тебе и раньше приходилось болеть? — поинтересовался гость.

— Никогда еще. То есть я всегда чувствую себя как бы замерзшим, но это совсем другое. То, что со мною сейчас, очень напоминает ощущения, с которых все когда-то и начиналось.

Кройд прикрыл джокера обрывком найденной в углу занавески и снова уселся.

— Может, закончишь рассказывать свою историю? — попросил больной после затянувшегося молчания.

— Да, пожалуй.

Подбодрив себя метамфеткой и дексом разом, Кройд продолжил свое бесконечное повествование. Увлекся и прозевал момент, когда хозяин отключился полностью. Кройд все говорил и говорил и вдруг случайно заметил, что больной совершенно затих и у него перестала блестеть кожа — подсохла. Склонившись над телом, Кройд обнаружил, что и черты изменились. И продолжали медленно меняться — прямо у Кройда на глазах. Даже «ускорившись» с приближением фазы сна, он не мог ошибиться в диагнозе — все признаки синдрома брошенной карты здесь налицо. И даже в таком своем состоянии Кройд не мог не ощутить тревожного холодка под лопатками. Сопля уже перенес болезнь однажды, когда стал джокером, а Кройд не слыхал ни разу, чтобы вирус затронул кого-либо вторично — за исключением самого Кройда.

Изумленно покачав головой, Кройд поднялся и вышел на свежий воздух. Наступил полдень, и он снова проголодался. Вычислить новую смену соглядатаев особого труда не составило — Кройд справился с этим за считанные секунды. Но никаких контрмер принимать не стал, махнул на них рукой — пусть себе пока развлекаются. Разумнее сперва поправить желудок, а затем вернуться и проверить состояние больного Сопли. Разобраться со шпиками он успеет и после — перед самым погружением в подземку.

Где-то вдали завыла сирена. Очередной вертолет с красным крестом на борту прошел невысоко над головой, держа курс на верхний город. Память с готовностью подсунула Кройду давние картинки совершенного безумия, творившегося в День брошенной карты, и он тут же стал сомневаться, а стоит ли терять время на еду. Не разумнее ли будет сейчас же поискать новое надежное логово? Кройд знал неподалеку одно местечко, куда можно было прийти прямо с улицы — принимали любого, никаких документов не спрашивали и лишних вопросов не задавали. Следовало срочно сходить и проверить наличие в нем одной свободной койки — обычно там места хватало, но сейчас кто знает…

Вторая сирена откликнулась, точно мартовский кот, на истошные призывы первой — уже с другой стороны. Кройд помахал рукой парню, который висел головой вниз на высоком фонарном столбе, но тот не внял призыву и — то ли обиженно, то ли испуганно — порхнул прочь.

Где-то неподалеку невнятно загрохотал мегафон — Кройд сумел различить лишь собственное имя: Кренсон. Какие очередные гадости сообщал городу механический голос, разобрать не удалось.

Пальцы сами собой вцепились в крыло припаркованного к обочине автомобиля. Жалобно взвизгнул под руками рвущийся металл. Кройд повертел оторванное крыло, яростно скомкал — из порезов на ладонях просочилась густая темная кровь. Он должен найти и уничтожить этот мегафон, где бы тот ни был установлен: на крыше ли полицейского фургона, на стене ли небоскреба — да пусть даже на Луне! Он должен прекратить эти грязные разговоры. Он должен…

Однако они могут ему и помочь, могут отпугнуть от него врагов! — сообразил Кройд в один из редких моментов просветления, — врагов, которыми уже казались подряд все встречные и поперечные. Кроме разве что этого пугливого парня на столбе — очередной жертвы безжалостного вируса, — да ничтожного джокера по прозвищу Сопля, который просто физически не мог больше быть ничьим врагом. Кройд швырнул комок металла через всю улицу, задрал к небу лицо и дико завыл… Все вокруг вдруг снова стало таким сложным, таким непонятным, буквально непостижимым. И омерзительным вдобавок. Но он должен взять себя в руки! Он должен!

Кройд сунул окровавленные пальцы в карман, пошарил там, выудил пригоршню пилюль и проглотил все без разбору. Он должен очухаться и найти себе убежище, а для этого следует прилично выглядеть.

Кройд пригладил непокорные белые вихры, отряхнул на себе одежду и наладился идти нормальным размеренным шагом. Здесь совсем недалеко.

И снова они наступали Кройду на пятки! Кому тогда вообще можно доверять, если нельзя верить даже собственному врачу? Заунывные, пронзительные вопли сирен окружили Кройда сплошной звуковой пеленой.

Он с корнем выдирал бетонные плиты, гнул по пути фонарные столбы и крадучись перебегал от переулка к подъезду. Затем укрылся в чьей-то припаркованной машине. Усталым взглядом провожал пролетающие над крышами вертолеты, почти не слыша за воем сирен чавканья их лопастей. Но, как ни странно, призывам громкоговорителей порой удавалось прорвать завесу воющего безмолвия. Они снова взывали к нему, лгали ему, требовали от него невозможного. Кройд захихикал. Еще настанет его день!

Неужели док Тахи снова во всем виноват? Воображение услуживо подсовывало внутреннему оку картинку из прошлого: беспорядочно мечущийся в полуденном облачном небе на фоне гигантских неуязвимых китов-аэростатов игрушечный самолетик Джетбоя. Назад, к самому началу. Он так до сих пор и не узнал, что же случилось тогда с Джо Сарцанно.

Кройда накрыло волной удушливого дыма. Где-то снова что— то полыхало. Почему неприятности обязательно всегда сопровождаются пожарами? Кройд потер виски и широко зевнул. Машинально пошарил в кармане, где держал пилюли — пусто. Вырвав дверцу из автомата коки перед закрытой автозаправкой, Кройд набил хлынувшими четвертаками уцелевший механизм, получил в каждую руку по бутылке и, посасывая бодрящий напиток, отправился дальше.

Вскоре Кройд обнаружил себя стоящим перед запертой дверью Джокертаунского публичного музея. Рука машинально потеребила дверную ручку. Так, в нерешительности, он провел еще добрых десять секунд, но никак не более. Когда поблизости взвыла сирена — похоже, что прямо за углом, — Кройд вышел из прострации и легонько пихнул дверь плечом. Раздался негромкий треск, и он оказался внутри. Порывшись в карманах, Кройд оставил на конторке входную плату. Поразмыслив, прибавил немного в качестве компенсации за испорченный замок.

Потом он еще долго сидел на скамье, всматриваясь в музейные сумерки. Время от времени вставал, совершал небольшую прогулку по музею и возвращался. Он снова, в который уже раз, с интересом осмотрел золотую бабочку, застывшую в попытке вырваться из кисти золотой обезьянки — обе дело рук давно почившего в бозе туза по кличке Мидас. Он заглянул в шкаф с банками, хранившими заспиртованные зародыши джокеров. Полюбовался металлической дверью с отпечатком чудовищного копыта Дьявола Джона.

Кройд бродил вдоль диорамы «Великие события из истории Брошенной карты», снова и снова нажимал клавишу перед экраном, изображавшим сражение землян с роем пришельцев. И всякий раз попадал — Человек-модуль под руководством Кройда без промаха сражал лазерным лучом инопланетных монстров. А затем Кройд обнаружил в экспозиции чучело знакомого по кличке Ревун…

Он как раз допил последние капли коки, когда в глаза бросилась небольшая человеческая фигура с вроде бы знакомыми чертами лица, выставленная в стеклянной витрине. Кройд подошел, прищурился, затем прочел табличку. Та сообщала, что такой-то и такой-то был найден мертвым в одном из глухих переулков. У Кройда перехватило дыхание.

— Бедный Гимли, — выдохнул он. — Кто сотворил с тобой такое? И где теперь твои потроха? Мой желудок не выдерживает подобного зрелища. Где теперь твои замечательные остроты? Передай, если сможешь, Барнету: пусть остудит, заморозит преисподнюю своими пламенными проповедями. В конечном счете ведь и сам он туда угодит.

Кройд отвернулся и снова неудержимо зевнул. Его конечности как будто налились свинцом. Повернув за угол, он обратил внимание на три стальные оболочки, подвешенные на длинных тросах к потолку. Кройд узнал их немедленно; рассматривая, он на минутку погрузился в воспоминания.

Взобравшись на расположенную рядом двуколку, Кройд подпрыгнул и хлопнул ладонью по ближайшему — корпусу бронированного фургончика-«фольксвагена». Металл отозвался звучным гулом, а корпус слегка покачнулся на своих последних причальных швартовых. Кройд снова подпрыгнул и хлопнул еще разок; потом его одолел очередной приступ зевоты.

— Панцирь есть, ездить может, — пробормотал он. — Внутри — полная безопасность. Эй, черепашка, высунь-ка головку!

И Кройд снова хихикнул. Затем обернулся к следующей, самой памятной ему модели шестидесятых. Эта висела повыше — Кройд даже не сумел разглядеть в подробностях мирный символ на ее борту, но слова знаменитого девиза «Творите любовь, а не войну», вписанные в крупный цветок мандалы, прочел ясно.

— Вот же дерьмо, объясните это тем парням, что ходят за мной следом! — зачем-то вспылил он. Подуспокоившись, объявил: — Всегда мечтал забраться и посмотреть, каково там внутри.

Кройд подпрыгнул, ухватился за край и подтянулся. Тачка накренилась, но человеческий вес выдержала. Уже через минуту Кройд чувствовал себя в ней полным хозяином.

— О, сладостный мед уединения! — вздохнул он с невы разимым облегчением. — Любовь моя — клаустрофобия. Наконец— то…

Кройд сомкнул свои измученные очи и сразу заснул. В музейных сумерках от него начало лучиться слабое сияние.